Текст книги "Око Баала (СИ)"

Автор книги: Андрей Шитик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

Очнулся я через двенадцать часов оттого, что замерз. Во рту было сухо, форма пропиталась холодным липким потом. Кажется, у меня была температура. Первым делом я проглотил таблетку аспирина и напился – сразу полегчало. Скинув куртку и футболку, осмотрел тело. Да уж, как будто в камнедробилке побывал – весь фиолетово-зеленый. Правое плечо, об которое вчера испытали гранатомет на излом болело, шевелить левой рукой было больно из-за дробин засевших в левом плече. Место укуса на правой руке воспалилось, из ранки сочился гной. Я со вздохом отправил в рот таблетку антибиотика – лекарства убывали со страшной скоростью.

Скривившись, я накинул на плечи куртку, взял автомат и прошелся по подвалу, заглядывая в низкие маленькие оконца. В мертвой Дохе царил день. Никого и ничего я не увидел, поэтому рискнул выглянуть наружу. На улице было без изменений, стоял сгоревший и остывший за ночь пикап, отлично вписавшийся в постапокалиптический пейзаж, ветер лениво гонял песок по раздолбанному асфальту, посвистывал в пустых оконных проемах. Ну, здравствуй, Доха. А ты, Шорох, не здравствуй, чтоб тебе пусто было! Впрочем, моя личная шизофрения, лениво бубнящая в моей голове, на мои проклятья чхать хотела. Усилием воли отгородившись от этого бубнилы, я выбрался из подвала и забрался на самый верх многоэтажки, ставшей мне временным прибежищем.

А хорошее место крысы выбрали для своей базы! Обзор с последнего, пятого этажа был отличный – все улицы просматривались на километр во все стороны. Так они нас и приметили – здесь наверху дежурил часовой, я даже лежку его нашел с сидением от офисного кресла и брошенным впопыхах театральным биноклем, у которого оказался разбит один окуляр. Наш бинокль сгорел вместе с остальным добром, так что я не побрезговал воспользоваться оптическим прибором крыс.

На севере и востоке стояли страшные, черные руины делового квартала. Не знаю, чем гвоздили город, но разрушен он был основательно, а потом еще и горел не один день. Какой там сейф хотели отыскать коронные? В этих руинах даже камень от жара потек! На юге я даже без бинокля отлично видел воронку ядерного взрыва. Привет-привет радиоактивные нуклиды! А у меня даже респиратора нет! Ебаный Мейсон, жаль ты так мало мучился, я бы тебя сейчас прямо в эту воронку бросил! На глаза опять опустился кровавый туман, пальцы сжались в кулаки, Шорох обрадовано захрипел в ухо свои проклятья, и меня бросило в пот – нельзя психовать, нельзя! Вдох-выдох, вдох-выдох, я спокоен, я глыба льда, у меня в голове звукоизолированная стена! Фуф, отпустило. Ну, сука, за что мне это наказание? Как научиться самоконтролю в полевых условиях за короткий срок? Подсадите себе в голову демона, который будет провоцировать разбить себе башку арматурой! Ебаный Шорох, ебаный Ближний Восток, ебаный Кван! Так, я опять начинаю заводиться – я спокоен, я холоден, вдох-выдох.

Надо отвлечься. Что у нас на северо-западе? А там у нас промзона: склады, цеха, все порушено само собой. И где-то там километрах в сорока от меня – Аль-Шахания, где сгинул Ын Джи Пак. Туда мне и надо. И не потому, что я так рвусь выполнить задание Квана, вовсе нет. Там, где погибла экспедиция, должен остаться транспорт! Там должны быть продукты, вода, лекарства! Судя по карте, которая благополучно сгорела вместе со всем остальным, до Аль-Шахании нам оставалось что-то около сорока километров. Плевое расстояние для автомобиля и дневной переход для хорошего ходока в идеальных условиях. Автомобиля у меня больше нет, условия далеки от идеальных, но за пару дней, надеюсь, доберусь. Если, конечно, опять на крыс не нарвусь. А пойду-ка я лучше ночью! Днем здесь жарко как на сковородке, ночью по холодку и топать приятнее. Опять же крысы ведут дневной образ жизни, уж не знаю почему. Решено – день отдыхаю, вечером выхожу!

Я поскреб заросший щетиной подбродок и вздохнул. План есть, осталось подготовиться. Я спустился в свой подвал и поморщился – запах в нем стоял своеобразный.

– Мейсон, ублюдок, ты что-ли воздух испортил? – хмыкнул я, – Что за манеры, даже после смерти ухитряешься мне жизнь усложнять!

В подвале и правда пованивало. От трупа надо было срочно избавляться. Я безо всякого пиетета охлопал карманы сержанта. Вещей нашлось немного – золоченая зажигалка, связка ключей, армейский коммуникатор с треснувшим экраном, фотография светловолосой женщины с кудрявой девочкой на руках. Лаура с Даниэль? Никаких подписей, но догадаться было не трудно. Мне стало неловко, и я сунул фотку обратно в нагрудный карман мертвеца. Морщась от боли в ранах взвалил окоченевшее тело на плечо и потащил наружу. Перед тем как выйти из подвала, я минут пять стоял у выхода, наблюдая за окружающей обстановкой. Никого и ничего, все как вымерли, ха-ха.

В моей голове радостно забубнил Шорох, как будто радующийся моей шутке. Ах ты ж сука, вали в свою будку! Вдох-выдох, я спокоен… Спасибо тебе Бао за науку – век благодарен буду, если встретимся когда-нибудь гадом буду – отдарюсь! Ох и здоров был этот лось! Ну, ничего, недалеко нам с тобой топать, до соседнего дома.

Тяжело дыша, я сбросил труп на край разлома. Ну, все, сержант Мейсон Рэд, долгие проводы – лишние слезы, прощаться настроения нет, отправляйся в компанию к остальным своим дружкам.

Уже собравшись скинуть тело я чуть было лоб себе не разбил – совсем забыл! Достал из кармана мультитул от Марка, отщелкнул основное лезвие и не без труда отрезал большой палец правой руки трупа. Попробовал разблокировать им коммуникатор сержанта – экран послушно засветился. Все стандартно, ничего лишнего: адресная книга, почти полтысячи контактов, в папке photo лежит архив с названием porn – все, как и говорил Мейсон. Какой там пароль? Не помню, блин. Трафальгарская битва какая-то. Связи нет, как и ожидалось – ни одной работающей соты в Дохе, надо жалобу в сервис накатать, хех. Палец и коммуникатор отправились в нагрудный карман, тело сержанта тяжело соскользнуло по наклонной плите и отправилось в подвал, откуда несло мертвечиной. В подвале отчетливо кто-то запищал. Совсем хорошо, крыса к крысам.

Вернувшись в подвал, я поморщился – почему все еще воняет? Я принялся шарить по помещению с лампой в руках и нашел-таки источник запаха – в углу небрежно прикрытый тряпкой валялся разделанный труп. Ягодицы и бедра были срезаны, часть руки тоже. Я даже не удивился – сил не осталось. Вот откуда взялись эти полоски мяса, подвешенные под потолком на веревки сушиться – человечина. Крысы промышляют каннибализмом – да и черт бы с ними, я и раньше это мясо жрать не собирался. А между тем мне еще одно тело наружу тащить, и когда это уже кончится?

В очередной раз вернувшись с улицы я вздохнул и покосился на левое плечо, в котором засел дроб от крысиного самопала. Раны выглядели получше, чем место укуса, но тоже воспалились. Придется извлекать, оставлять внутри дробинки плохая идея. А у меня из инструментов только мультитул. Там как раз есть пассатижи с тонкими губками.

Обеззараживать инструмент пришлось на огне лампы. Дробинки засели неглубоко, извлек их быстро. Подсохшие было ранки опять начали кровоточить, я перемотал их бинтом. Надеюсь, что не занес в рану никакой заразы. А впрочем, у меня на руке рваная рана от укуса бомжа-каннибала – все, что могло попасть в меня в этом месте, уже попало, поздновато начинать беспокоиться. Меня опять начинало знобить, руку ощутимо дергало – пришлось проглотить еще таблетку антибиотика и таблетку противовоспалительного. Мне нужна медицинская помощь, нужны лекарства – надо срочно идти искать потеряшек!

До вечера я успел полежать на вонючей лежанке, немного прийти в себя. Подумав, устроил в соседнем доме тайник – закинул в нишу в полу все лишнее оружие, ящик с консервами, три из четырех пятилитровок с водой. Навалил сверху обломков бетона и камней – совсем хорошо получилось, если не знаешь, фиг догадаешься что здесь схрон. Вряд ли я сюда вернусь, но бросать добро на поживу крысам тоже не хочется.

Темнело здесь рано – часам к шести солнце начало красить закатным красным светом руины, когда я вышел из своего убежища. Перед этим я битый час проторчал на наблюдательном посту, изучая предполагаемую трассу движения на северо-запад и как минимум пару километров мог шагать по намеченному маршруту. Заодно я убедился, что мои предположения о наличии других стай крыс в городе были верны – я видел пару жидких дымов поднимавшихся с северо-востока. Там кто-то жег огонь, и был достаточно силен или нагл, чтоб делать это при свете дня. Случайные встречи мне были не нужны – крыс я не боялся, но сдохнуть, чтоб стать кормом банды помойных бомжей-каннибалов мне претило – меня ждала смерть в расцвете славы под прицелом нескольких телекамер в самом рейтинговом шоу мира, не для вас, чертей помойных, цветочек рос, хе-хе!

Шорох опять забухтел что-то издевательски-одобрительно, и я мельком подумал, что моя личная шизофрения стала проявлять еще больше эмоций и реагировать на мои действия, и все это не к добру. Наверное, именно так сходят с ума, сначала в голове появляется голос, потом вы начинаете с ним беседовать, и он дает вам советы…

Справедливости ради иногда Шорох бывал полезен – именно от него я узнавал о приближении песчаных бурь, но по большей части от него был один только вред – мои заскоки и психи были четко связаны с этим шуршанием, и в последнем бою большую часть ран я получил именно потому, что изображал из себя обожравшегося мухоморов берсерка и бросился в рукопашную, вместо того, чтоб пострелять крыс из пистолета или зажарить разрядом.

А еще я не мог понять, как я прозевал последнюю бурю, которая налетела сразу после выстрела из гранатомета по нашему пикапу – налетела в ту же секунду и закончилась строго после боя. Шорох тогда до последнего мига не давал мне знака, что намечается шторм. А кстати, та буря во время атаки дезертиров началась примерно так же – в момент атаки и закончилась сразу после боя. Или местные бомжи научились управлять погодой, или у меня бзик на почве конспирологии. Еще одна монетка в копилочку местных странностей.

Блядь, как же дергает руку! Все-таки заражение начинается, мне срочно нужны лекарства! Антибиотиков осталось четыре таблетки – буду принимать по половинке утром и вечером, надеюсь, организм справится, и я не свалюсь на половине дороги.

Я шел по намеченной трассе от одного укрытия к другому. Выйдя из «своего» подвала я за полчаса добрался до руин топливной заправки, где укрылся минут на пять осматриваясь вокруг и намечая путь до следующего ориентира, намеченного ранее – развалин небольшого торгового центра с уцелевшей вывеской на которой что-то было написано арабской вязью. В половинке театрального бинокля темный город был тих и молчалив, но в нем совершенно точно царила своя жизнь – пару раз я слышал неподалеку рычание неведомого зверя, один раз ветер донес хлопок далекого выстрела. Люди и животные продолжали копошиться в радиоактивных руинах мертвого города, подобно опарышам в догнивающей туше давно дохлого гиппопотама.

Око Баала на горизонте жило своей жизнью. Когда стемнело, я переключился в режим сканера и на пару минут залип, наблюдая за той феерией электромагнитных полей, которые излучало Око. В голове возбудился и забухтел Шорох и я с некоторым трудом оторвался от невероятного зрелища. Ну тебя к черту, здесь и без тебя поганых загадок хватает.

Вечером стало прохладнее, ветер понес холодок из пустыни, но нагревшиеся за день камни и асфальт продолжали излучать тепло. Я брел намеченным маршрутом, переставляя ноги как робот – меня опять морозило, руку дергало все сильнее, мысли путались. Странно, но подающий слабые признаки жизни днем город с наступлением темноты как будто вымер окончательно. Тишина стояла мертвая, только ветер посвистывал в пустых окнах и дверных проемах. Нигде не было видно ни огонька ни лампочки, но совсем темно не стало, ничуть – Око на севере мерцало мертвым, фосфоресцирующим светом, время от времени рассыпаясь россыпями искр. Шорох в моих ушах шуршал в такт этому мерцанию, я мерно переставлял ноги под это бормотание, ориентируясь на мертвенный свет Ока.

Не знаю, сколько я шел так в полной тишине, чувство времени отказало, лоб пылал, руку дергало, но я упорно топал на север.

Встреча произошла уже под утро, когда я уже плохо понимал происходящее и абсолютно механически переставлял ноги, слабо соображая, куда я иду и зачем. Темнота вдруг шевельнулась, обретая вполне себе человеческие черты – метрах в тридцати от себя я увидел крысу, замотанного по их обыкновению в тряпье с ног до макушки, которая копошилась на земле вприсядку, занимаясь своими крысиными делами.

– Хорошая крыса – дохлая крыса! – хрипло прокаркал мой голос, – Иди сюда грязнуля, дядя тебя не больно убьет!

Про автомат, висящий на плече я даже и не вспомнил, приготовившись зажарить каннибала разрядом.

Крыса обернулся на звук моего голоса, и я обомлел – его глаза светились тем же самым мертвенно голубым светом, каким мерцало Око на горизонте.

Этот демон что-то недовольно прошипел-пробулькал, после чего опустился на четвереньки и скрылся в темноте с такой скоростью, что я не успел ни приласкать его разрядом, ни выстрелить из автомата. Что это было, блядь? У меня уже начались галлюцинации или эта крыса сейчас разговаривала со мной на том же булькающем, шипящем языке, на котором бормотал Шорох?!

Вспомнив, наконец, про автомат, я снял его с предохранителя и направился к тому месту, где застал крысу.

Ну что же, теперь я знаю, кто собирает головы, чтоб устраивать из них икебаны. Передо мной на обломках пластиковых труб торчали три головы. Причем башки были местные, ну в смысле крысиные – предельно истощенные и с впалыми щеками, разрез глаз самый что ни на есть семитский. Клянусь, я увидел животный ужас, застывший в мертвых глазах одной из крыс. Оно, впрочем, и неудивительно – этот демон в человеческом обличии со светящимися глазами способен до усрачки испугать хоть кого, особенно если выскочит неожиданно. Вот теперь я понял, почему по ночам здесь так тихо и все забиваются по норам – с такими ночными жителями это совсем неудивительно.

Идти дальше вслепую я не рискнул, да и демон пустыни вполне возможно бродил где-то рядом, намереваясь пополнить свою коллекцию голов еще одной, так что я забился в первый попавшийся более-менее уцелевший дом выбрал в нем закуток и закидал все подходы камнями, пластиковыми банками и прочим мусором. Вряд ли это поможет с той тварью, что я видел этой ночью – двигалась она нечеловечески быстро и ловко, но это не значило что в этом проклятом городе нет других опасностей.

Устроившись в углу спиной к стене, я выщелкнул из блистеров таблетки антибиотика, жаропонижающего и противоспалительного и закинул в рот, запил таблетки, подсоленной водой, что была налита во фляжку Марка. Меня немедленно пробило холодным липким потом и зазнобило. Я с вздохом устроился поудобнее и погрузился в тревожную полудрему, вскидывая автомат на каждый шорох.

В таком режиме я провел остаток ночи и только с наступлением утра расстелил в своем углу спальник и упал на него, положив рядом автомат. Что-то мне подсказывало, что ночной демон с рассветом забился в свою нору и можно попробовать вздремнуть. С рассветом правда должны были активизироваться обычные крысы, но перспектива попасть в желудок к местным асоциалам-каннибалам уже не казалась такой ужасной, по сравнению с перспективой угодить в лапы к потусторонней твари со светящимися глазами.

Короткий сон не принес мне облегчения – наоборот стало хуже. После пробуждения слабость была такая, что я не смог с первого раза подняться с лежанки. Во рту было сухо как в пустыне, распухший язык едва помещался во рту. Я приник к фляге, допив воду. Господи, как мне погано! Осторожно развернув бинт, которым замотал прокушенную руку, я поморщился: место укуса опухло так, что я едва мог шевелить пальцами. Из ранок сочилась какая-то неприятного вида зеленая сукровица. Стрелять этой рукой у меня не получится точно. Да и какая может быть стрельба, когда от не слишком резкого движения начинает кружиться голова?

Я выпил еще одну половинку таблетки антибиотика и по стеночке вышел из занимаемого помещения. На улице было светло и жарко. За ночь я прилично отшагал от точки старта – знакомых ориентиров поблизости не наблюдалось. Разрушенные небоскребы Дохи по-прежнему торчали по правую руку, а значит с пути я не сбился и ночью брел в нужном направлении. Теперь надо было решить – продолжать мне ночные переходы или рискнуть выйти при свете дня? Судя по прошедшей ночи, темное время суток здесь не менее опасно, чем светлое. Зато днем на открытом пространстве здесь становится очень жарко – есть риск поймать солнечный удар. Ладно, пойду потихоньку днем, если расхожусь, то продолжу путь ночью.

Когда я постанывая от боли в руке навьючил на себя рюкзак и винтовку, меня качнуло. Я вздохнул, уселся на пол и принялся сортировать вещи. Первым в кучу ненужного барахла улетел бронежилет Марка – мало того, что весит килограмм восемь, так еще и пованивает от запекшейся крови коротышки. Следом отправился нож крысы, которым я знатно повоевал в последний раз – ножик был хорош, но уж больно здоров и тяжел, а у меня еще мультитул Марка есть на крайний случай. Так же выкинул все пустые магазины из разгрузки Мейсона, надо было это раньше сделать. Подумав, отправил в кучу барахла еще и половину консервов – все равно жрать не могу, только пить все время хочется. Эх, воды мало осталось – литра три всего! Но пить надо, иначе загнусь. Если в Аль-Шахании я не найду воды, мне пиздец.

Навьючив на себя полегчавший вдвое рюкзак, я побрел по улице. Промзона сменилась малоэтажной застройкой, но все дома лежали в руинах, большинство со следами пожара – то-ли в следствие боевых действий, то ли после ядерного удара. Подумав о том, сколько Греев облучения я получил за последние дни, я только рукой махнул – раньше сдохну от заражения крови, чем у меня проявятся первые признаки лучевой болезни.

Через пару часов я наткнулся на уцелевший дорожный знак, который на английском сообщил мне, что до Аль-Шахании осталось всего шестнадцать километров и порекомендовал мне заглянуть там на верблюжий ипподром. Я даже рассмеялся от такого привета двадцатилетней давности и с удвоенными силами поковылял в указанном направлении.

Вряд ли я делал больше трех километров в час – часто останавливался в тени домов отдохнуть и охладиться от палящего южного солнца. Мысли путались, меня опять начало знобить, несмотря на удушливую жару. Картинка в глазах двоилось, но я упорно шел по шоссе, загибающееся на запад. Если бы мне попались по дороге крысы, то сопротивления им оказать я просто не смог – силы оставались только на то, чтоб переставлять ноги раз за разом.

Последние часы своего путешествия я помню плохо – дома кончились, пришлось идти по шоссе под палящими лучами южного солнца. Укрыться от него было негде. От температуры меня началось бредовое состояние, кажется, я пытался разговаривать с Шорохом и бормотал проклятья в адрес сбежавшего лейтенанта Грабовски.

В сознание я вернулся рывком – осознал, что под ногами что-то потрескивает, волосы на руках и голове встали дыбом. Не без труда переключившись в режим сканера я ахнул – я стоял прямо в «электрогриле» – электрической аномалии, точно такой же которая поджарила Чипа. Вокруг меня, насколько хватало глаз этих аномалий было пруд-пруди. Ну что же, как оказалось аномальное электричество мне ничуть не опаснее обычного, но я «гусиным шагом» постарался сойти с ловушки и дальше двинулся в обход всех этих аномалий, тщательно выбирая место, куда ставить ноги.

Примерно в полукилометре от меня возвышалась очередная средневековая крепость, сложенная из желтого песчаника, рядом было что-то вроде стадиона с трибунами – тот самый верблюжий ипподром, который мне предлагали посетить. Все целенькое и неповрежденное, как будто вчера брошенное.

Аль-Шахания, все-таки я до тебя добрался.

Глава 20

И все-таки я их нашел. Выполнил так сказать задание, честно отработал свой наемничий хлеб. Пропавшая экспедиция обнаружилась в крепости, неполным составом правда и за исключением охраны. Жаль только, что никто об этом не узнает.

Уж не знаю, что за исследования проводили здесь эти ребята, и зачем полезли так глубоко, но сгубило их команду точно та же проблема что и наш недружный отряд – внутренний конфликт. Троих членов экспедиции я нашел небрежно брошенными в углу маленького дворика. Люди были связаны по рукам и ногам и зарезаны как жертвенные бараны – им всем просто перерезали глотки. После чего их убийца аккуратно вынул у своих жертв глаза и унес с собой.

Вы спросите, отчего я решил, что убийца был челном экспедиции? А я его нашел. В угловой башне, в который потеряшки использовали как жилье и склад на грязном земляном полу лежал навзничь крупный рыжий мужик с пистолетом в руках. Насколько я помнил досье, это был руководитель экспедиции. И он не пустил себе пулю в висок, как я сначала подумал, нет-нет. Он разбил себе голову об стену! Не знаю, сколько раз этот массовик-затейник бился головой в стену, чтоб добиться своего – побеленная штукатурка в башне представляла собой одно большое кровавое пятно, ныне высохшее и побуревшее.

Глаза своих жертв этот псих прибил над низкой деревянной дверью в башню, уж не знаю с какой целью. Еще один труп я обнаружил под лестницей в донжон – его просто и без затей пристрелили. Судя по окровавленным одежде и топору в руках перед смертью этот мулат порешил кого-то из членов экспедиции. Этот покойник был водителем и техником партии – его я помнил хорошо, единственный темнокожий среди потеряшек. Трагедия месячной давности разворачивалась передо мной шаг за шагом. Но мне было так плохо, что я с трудом воспринимал окружающую действительность. Главное, что меня интересовало, стояло во дворе крепости.

Дверь большого, бронированного вездехода я открыл с натугой, но свободно – машина оказалась не заперта. Усевшись на кресло водителя, я с замиранием сердца повернул ручку пуска стартера – в военной технике не было ключа доступа. Машина ответила мне гробовым молчанием. Не загудел стартер, не загорелись значки приборной доски. Я нервно сглотнул. Господи, пусть это будет севший аккумулятор! Минут десять я разбирался, как открыть капот этого бронированного бегемота и еще пять – как поднять капот.

Машина была мертва, я понял это сразу, как только поднял капот. Черная, обгоревшая проводка с оплавившейся от жара изоляцией говорила об этом прямо и недвусмысленно. Блок предохранителей выгорел в труху. Это был пиздец. Последняя моя надежда разлетелась вдребезги. У меня закружилась голова, и подкосились ноги. Усевшись на вымощенный все тем же песчаником двор крепости я с полчаса просидел, тупо глядя в стремительно темнеющее небо. На севере угрожающе отсвечивало Око, в ушах шуршал неумолкающий шепот Шороха. Сейчас, будучи еще ближе к Оку я уже различал, что мерцание создают разряды молний. Сотни, тысячи молний, что били в землю каждую секунду там, на севере. Представляю, какой грохот стоял рядом с этим чудовищным вихрем, человеческие уши такого выдержать не смогут.

С большим трудом поднявшись на подкашивающиеся ноги, я забрался обратно в кабину вездехода, упал на задний диван и потерял сознание.

В себя я приходил тяжело. Все тело было как ватное, во рту как будто десяток кошек срали, перед глазами плавали стеклянные червячки. На улице уже стоял день и машина ощутимо нагрелась на солнце. Я пролежал в отключке целую ночь. Жутко хотелось пить и в туалет. Я нашарил рукой свой рюкзак, достал баклажку, залпом выпил остаток воды, после чего кряхтя спустился с подножки автомобиля, развернулся и замер.

Полукругом перед машиной стоял частокол из пяти кольев. Колья не были деревянными, это были какие-то кривые алюминиевые трубки, часть каркаса большой палатки. И на каждом импровизированном колу висела голова одного из членов пропавшей экспедиции. Пока я лежал в отключке, кто-то обезглавил трупы, подобрал подходящие колья, забил их в щели между брусчаткой и насадил головы с тем расчетом, чтоб они смотрели точно на автомобиль, в котором лежал я. Хотя какой это кто-то? Я отлично осознавал, что это был тот самый демон со светящимися глазами, что встретился мне позапрошлой ночью. И по всему получалось, что он шел за мной все это время, а когда я вырубился ночью, влез в крепость и подготовил мне утренний сюрприз.

У меня мороз пошел по коже, когда я понял что эта тварь, скорее всего, находится где-то в крепости, забилась в какой-то угол с приходом солнца.

– Суука! – просипел мой слабый голос, – Ты мне угрожать вздумал, тварь? Выходи, уродец, я тебя урою! Я тебя живьем зажарю, понял?! Ты у меня долго подыхать будешь!

Кровавый туман ярости накрыл мой рассудок, и я принялся метаться по маленькой крепости в поисках этого ночного монстра под насмешливое бормотание Шороха. Силы оставили меня очень быстро – эта вспышка ярости выпила меня до дна и я просто упал на мостовую, тяжело дыша. Перед глазами все плыло, сердце в груди бухало так, что, казалось, сейчас выскочит из груди.

– Тебе бы только убивать, – услышал я знакомый насмешливый голос, – Знаешь, в чем твоя проблема, Андрей? Ты реагируешь на любой вызов, абсолютно одинаково – агрессией. Ну и куда этот путь тебя привел?

– Мейсон, – просипел я, пытаясь встать на корточки, – Ты же сдох, ублюдок! Я тебя своими руками сбросил в подвал…

– А ты посмотри на себя, – насмешливо осклабилась голова сержанта, торчащая на колу, – Ты сам уже одной ногой в могиле. Совсем скоро ты ко мне присоединишься, парень, если продолжишь действовать так же тупо и неадекватно!

– Да хуй тебе, – устало выдохнул я, усаживаясь на задницу, – Не дождешься, урод!

– Тебе нужно срочно уходить отсюда, – вступила в разговор вторая, смутно знакомая голова, – Это было предупреждение, следующей ночью Охотник придет за тобой!

– Ты же Ын Джи, верно? – устало спросил я, – Выходит, ты тоже мертв?

– Да, гений, я Ын Джи, и мое тело ты вчера видел лежащим в углу дворика со связанными руками! – с сарказмом ответила мне голова корейца, – Можешь передать моему дяде, что я погиб, а в доказательство принеси браслет с левой руки – он его узнает.

– Забирай браслет, возьми лекарства, они лежат в черном армированном чемодане в углу башни с рыжим психом, – сухо скомандовал Мейсон, – Воду найдешь в кузове машины. Ее там мало, но на обратный путь хватит.

– И не задерживайся здесь ни одной лишней секунды, – добавила голова корейца, – С закатом солнца Охотник снова выйдет на промысел!

– Да я просто зажарю эту тварь… – фыркнул я, вставая на ноги, – Подумаешь, у урода глаза в темноте светятся, у кошек они тоже светятся…

– Андрей, ты прямолинейный дуболом, – вздохнула голова Мейсона, – Дело даже не в этой существе, о котором ты не имеешь ни малейшего понятия. Поверь, Аль-Шахания это очень плохое место даже на фоне Дохи, здесь ты рискуешь потерять уже не просто свою жизнь. А кстати, тебя не смущает то, что ты беседуешь с головой своего погибшего товарища?

– У меня бред? – неуверенно предположил я, – Бредовые галлюцинации из-за заражения и высокой температуры?

– Да-да, так и есть, – оскалил зубы Мейсон.

– Уходи в Доху, там у тебя есть шансы выжить, – сказал Ын Джи, – Здесь без вариантов найдешь только смерть. Или участь похуже, чем просто смерть. Пусть судьба моей экспедиции будет для тебя примером.

Я вздохнул, представил себе путь обратно и содрогнулся:

– Я не дойду обратно в таком состоянии…

– Ты должен дойти, – мягко но твердо прервал меня Мейсон, – В том черном чемодане найдешь упаковку шприц-тюбиков с желтой маркировкой. Вколи себе целый шприц, когда станет совсем плохо. Это стимулятор – мёртвого на ноги поднимет.

– Но что я там буду делать в руинах Дохи? – безнадежно спросил я, – Жрать человечину и загибаться от радиации?

– Там ты будешь ждать, – ухмыльнулся мне сержант, – Грабовски уже вернулся в Маскат и отчитался о провале экспедиции. Как ты думаешь, что будет дальше?

– Они соберут новую партию, и отправят ее за деньгами, – задумчиво сказал я, – И приедут они ровно туда, где погиб наш пикап!

– Все-таки у тебя есть мозги, хоть ты и не любишь ими пользоваться, – довольно ощерилась голова Мейсона, – Твоя задача выжить до этого момента. А дальше… ты сам знаешь, что нужно будет сделать.

– Да, знаю-знаю, – оскалился в кровожадной улыбке я, – Спасибо за советы, я пошел собираться! А ведь я уже совсем было себя похоронил!

– Беги, Форрест, беги! – хохотнул мне вслед голова Мейсона, – И не забывай про Даниэль, черная душа!

– Забудешь про твою Даниэль как же, – фыркнул я себе под нос, входя в угловую башню, – Ты тогда и мертвый за мной приползешь!

Лекарства оказались точно там, где мне сказала говорящая голова – в небольшом черном армированном чемодане, валяющемся в куче барахла. Я вывалил все блистеры и баночки в свой рюкзак без разбора, в этом месте лекарства были дороже золота. Выудил из общей кучи баночку с аспирином и блистер антибиотика и сразу же закинулся и тем и другим. Шприц-тюбик с желтой маркировкой я трогать пока не стал – хватит с меня наркотиков, вколю, если только совсем не смогу идти.

Когда я забрал из кузова семилитровую канистру воды, обратил внимание на головы – башка, которая разговаривала голосом Мейсона превратилась в голову мулата и вела себя так как и полагается приличной мёртвой голове – не болтала, не кусалась а тихо и мирно висела на колу, закатив глаза. Аналогично себя вела голова Ын Джи. Все-таки это был бред. Ну и чудненько, мне за глаза хватает Шороха самовольно поселившегося в моей башке, говорящие головы явный перебор.

Махнув рукой на все странности этого проклятого местечка я сходил в угол дворика и снял с левой руки корейца браслет. Подобные браслеты делают дети – из ниток, бусинок и прочих фенечек. Зачем этот браслет носил взрослый мужик мне было непонятно, но не слишком интересно.

Солнце начало клониться к закату, когда я вышел из ворот древней крепости. Я брел обратно по своим следам, оставшимся на песке, поминутно оглядываясь. Если этот чертов Охотник снова решит пойти за мной следом, я не пожалею последних патронов и начиню тварь свинцом!

Когда я в очередной раз обернулся, то обомлел – чуть позади и справа от меня беззвучно следовала крупный, под два метра и широкоплечий мужик. Хорошо знакомый мужик…

– Серега? – неуверенно спросил я, – Что ты здесь делаешь? Ты же мертв!

– Здесь, в этом проклятом месте ткань реальности натянута до предела, истончена и позволяет мертвым приходить к живым, – пожал плечами мой детский друг, избавившийся после смерти от заикания, – Ну или я очередная твоя бредовая галлюцинация – сам выбирай.