Текст книги "Как привыкнуть к Рождеству"

Автор книги: Андрей Шахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Наконец вернулись сестры. Елена Антоновна чувствовала себя явно неловко – пряча глаза, глуповато улыбалась и без конца поправляла прическу. Потом вдруг дергано взмахнула рукой и громко предложила выпить еще раз.

Юрий Антонович пристально посмотрел на нее.

– Почему бы и нет? – налил себе и сестре. – Кому еще?

Кроме Павла, желающих больше не нашлось. Натянутость сохранялась. Елена Антоновна подняла рюмку, осмотрела родню, немного задержала взгляд на насупленном лице Илги Дайнисовны.

– Вы уж простите меня, родственнички мои дорогие! Все от нервов... А что касается голосования – не думала я, что слушать меня станете.

– Зачем тогда разорялась? – поинтересовалась Регина.

Елена Антоновна напряженно сглотнула.

– Успокойся, – сказал Юрий Антонович. – Не голосовали мы не из-за твоих слов. Слава Богу, свои головы на плечах имеем.

– Вот и хорошо, – с облегчением выдохнула сестра. – Так давайте жить дружно!

Все переглянулись. Кто кивнул, кто пожал плечами, но прямых возражений не возникло. Павел и Юрий Антонович выпили, принялись торопливо закусывать. Вслед за ними опустошила рюмку и Елена Антоновна. Хлебнув лимонада, одной рукой она обняла дочь, другой – Илгу Дайнисовну, уже хмелея, произнесла:

– Регина, ты не думай... Я очень хочу, чтоб ты счастливой была.

– Угу.

– И ты, Илга, на слова мои не обижайся. Бывает, срывается... – она заметила, как задумчиво смотрит Илга Дайнисовна на нож в своей тарелке, и вдруг предложила: – Ну, хочешь, когда Артура посадят, я ему тоже передачи носить буду носить?

Наверное, случилось бы убийство, не прозвучи в воцарившейся гробовой тиши дверной звонок. Илга Дайнисовна мгновенно позабыла обо всем на свете и с облегчением выдохнула:

– Вот и Артур!

– Больше некому, – едва слышно согласился супруг, о чем-то размышляя.

Зинаида Антоновна встретила гостя и быстро вернулась. Тут же, не сняв даже дорогую куртку на меху, в комнату заглянул Артур. Пахнуло кожей и морозцем.

– Кого хороним? – Артур с насмешливым удивлением окинул близоруким взглядом невеселую родню.

– Ешую... – отрешенно произнес отец, тут же спохватился: – То есть... наоборот...

– Рожаем, значит, – хмыкнул Артур. – Дело хорошее, – его и без того длинноватое, немного девичье лицо слегка вытянулось, взгляд пал на Павла. Пошли, братан, побазарим.

Как только братья ушли, Елена Антоновна залпом осушила стакан лимонада и, утирая пригоршней губы, покосилась на дочь. Когда зазвучал звонок, она сообразила, что в очередной раз брякнула нечто очень неудачное и, как вошел Артур, со страхом ожидала, что Регина ее выдаст. Но та промолчала. Пожалела?

Илга Дайнисовна, глядя сыну вслед, снова посуровела.

– Мог бы для начала хоть минуту за столом посидеть.

– Еще насидится, – махнула Зинаида Антоновна, вставая. – Кофе никто не желает?

Юрий Антонович, выходя из задумчивого оцепенения, чуть дрогнул, потер подбородок и предложил:

– Делай на всех.

– Я вам помогу, – вызвалась Регина и пошла вслед за хозяйкой на кухню.

Павел усадил брата на диван, сам сел за письменный стол, включил радиоприемник магнитолы: "Не ходи к нему на встречу, не ходи! У него гранитный камушек в груди!" Артур бросил короткий взгляд на единственный в комнате брата мало-мальски ценный предмет – недавно купленный кульман у окна.

– У меня всегда по черчению "тройбан" был, – сказал безразлично, вскользь.

Павел пожал плечами: "каждому свое", нетерпеливо поинтересовался:

– Ну, говорил ты со своим барыгой?

– Думай, че говоришь, – брови на лице Артура взмыли вверх. – Он не барыга, он – человек.

– Если он человек, то кто ж такие барыги? – спросил удивленный Павел.

– Фирмачи всякие, – пренебрежительно произнес брат.

– Ладно, – кивнул Павел. – Говорил ты со своим человеком?

– Говорил, – Артур наконец-то снял куртку. – Проектом вашим он доволен – все, говорит, в кайф. Для полной классухи хочет, чтоб пару моментов изменили... Ну, он сам тебе покажет.

– А насчет строительства?

– Согласен. Как весна начнется, тащи своих парней – и впрягайтесь.

– По поводу цен возражений не было?

– Нет. Только не забывай, – Артур погрозил брату длинным пальцем, – со всех ваших мне причитается три процента.

Павел развел руками.

– Как и договаривались.

Артур собрался было встать, но тут же передумал и хлопнул ладонью по дивану.

– Эх, если бы не козлы эти!..

– Ты о ком?

– Об эстохах, – протянул Артур, отворачиваясь. – О ком же еще?

– А что тебе эстонцы?

Артур немного помолчал, криво усмехнулся.

– То же, что и тебе, – житья не дают!

– Не выпендривайся, – скривился уже Павел. – Гражданство купил?

Артур кивнул.

– "Бабок" на житье имеешь предостаточно, – добавил Павел. – Чего еще?

– Не могу я здесь, – почти прошептал Артур, с усталым вздохом уткнулся в ладони. – "Французов" этих ненавижу – перестрелял бы всех!

– Интересная мысль, – поразился Павел. – Что ж, можешь начинать.

– Че? – Артур туповато глянул на брата.

– Приставь пистолет к виску и пали.

Артур зло прищурился.

– Ты на че намякиваешь?

– У тебя мать кто?

– Не эстонка – это точно!

– Но латышка, – Павел был невозмутим. – А "французами", к твоему сведению, в нашей некогда единой и неделимой тепло величали всех прибалтов и латышей в том числе. Следовательно, "француз" и ты, хоть и с поганой для них русской примесью, – он с ухмылкой посмотрел на брата. – Чего ж так пыжиться?

Артур замялся, опустил лицо. Ему было что сказать, но...

– Тебя это не касается, – он резко встал, с прежней ухмылкой глянул на брата. – Твоя задача сейчас – не разочаровать человека и построить ему клевый дом.

– И заработать тебе немного "бабок", – кивнул Павел. – Ладно, иди уж.

Артур ушел. А Павел вдруг впервые подумал, что, в общем-то, понятия не имеет о жизни и проблемах двоюродного брата. Да, слыхал краем уха про какую-то мафию, но не особенно в это верил. Однако деньги у Артура водились немалые. Отлично обставленная двухкомнатная квартира в Мустамяэ и пятилетний "Фольксваген-Пассат" тоже наводили на кое-какие размышления. Артур ведь хоть и не был глуп, в представлении Павла с образом бизнесмена никак не вязался. Да и сам особой любовью фирмачей не жаловал. Так что...

– Если бы не поднялся тогда ураган... – давясь от распирающего его хохота, почти кричал Юрий Антонович. – Никто, наверное, и не узнал бы... что Галка носит "семейники"!

Илга Дайнисовна, краснея, с кислой улыбкой посмотрела на Елену Антоновну. Та в ответ небрежно махнула ладонью – к этим рассказам брата она привыкла еще с детства.

В комнату вошел Артур, сел рядом с отцом и торопливо наполнил тарелку самой разнообразной снедью.

– Че вы тут смотрите? – глянув на экран телевизора, брезгливо поморщился, с помощью пульта прошелся по каналам. – Вот это вещь!

Юрий Антонович с минуту тускло смотрел идущий по кабельному каналу круто "запеченный" боевик, пожал плечами.

– Как только может нравиться такая гадость? – вздохнув, скрестил руки на груди. – Не понимаю я этих американцев. Не умеют снимать, хоть ты тресни! Ума хватает только на пальбу и ругательства. Да и актеры у них слабоватые.

Артур, быстро жуя, с ухмылкой мотнул головой, но промолчал.

– Вот кино французское, итальянское там или старое советское, продолжал Юрий Антонович, – совсем другое дело! Особенно комедии или что-нибудь про любовь; все жизненно, узнаваемо...

– Чем же твоя любимая "Эммануэль" так похожа на твою жизнь? – не выдержал Артур и хмуро посмотрел на отца.

Юрий Антонович покосился на жену, проведя рукой по лысине, досадливо крякнул.

– Или "Семнадцать мгновений весны" напоминают о подвигах героической молодости? – добавил Артур.

– А я фантастику ненавижу, – призналась Илга Дайнисовна, не обратив внимания на раздражение сына. – Там одно вранье. Помню, показали однажды по телевизору американский фильм с каким-то дурацким козлиным названием...

– "Козерог-один", что ли? – опешил Артур и, когда мать кивнула, прыснул. – Ну, ты даешь!..

– И о чем тот фильм был? – зевая, поинтересовалась Елена Антоновна.

– Космонавты должны были лететь на Марс, – стала припоминать Илга Дайнисовна. – Но в ракете что-то отказало, полет отменили, космонавтов отвезли в какой-то секретный железный сарай...

– Ангар, – с усмешкой уточнил Артур.

– Какая разница? – махнула мать. – И вот из этого... ангара показывали их по телевизору будто с Марса, – скрестила руки на груди. – После этого фильма я и поняла, как нас с космосом дурачат.

– Тоже мне правдолюбица! – подивился Артур. – Можно подумать, в твоих любимых ужасах про вампиров и прочую нечисть есть хоть капля истины.

– И истина! – Илга Дайнисовна слегка повысила голос. – Чем незнанием похваляться, почитал бы "Скандалы".

Артур хмыкнул, пожал плечами и снова уткнулся в тарелку.

– И все-таки я горжусь Региной! – заявила вдруг Елена Антоновна.

Юрий Антонович и Илга Дайнисовна с недоумением уставились на нее. Елена Антоновна охотно пояснила:

– Другие дуры годами за иностранцами охотятся, а моя враз подцепила. И какого!

– А какой он? – поинтересовалась Илга Дайнисовна.

Елена Антоновна чуть смутилась.

– Как выглядит, не знаю – Регина даже фотку не показывает. Но, урода и не выбрала б! – она немного понизила голос. – Знаю зато в точности: голландец этот не из голодранцев – столько деньжищ ей дает! Она с тех денег не только кормится и одевается, а еще и квартиру в центре снимает.

– А чем ее голландец занимается? – спросил Юрий Антонович, косо глянув на безучастного к разговору сына.

– Наркотики продает! – Елена Антоновна не без удовольствия увидела на лицах брата и его жены тень секундного испуга и хохотнула. – Шучу! Машинами торгует... – на миг призадумалась, махнула. – Да и какая разница, чем он занимается? Главное, девка за ним не пропадет!

Илга Дайнисовна обменялась скептическим взглядом с мужем и продолжила дознание:

– А чего она к голландцу своему в Голландию не едет?

– Потом что гордячка эдакая! – воскликнула Елена Антоновна, играя зажатой между пальцев вилкой. – Она ж самостоятельная, не хочет от богатого мужа зависеть. Собирается выучиться на секретаря-референта. Только после этого замуж пойдет.

– На кой черт ей это ре... фере?.. – изумилась Илга Дайнисовна.

Елена Антоновна, вскинув брови, снисходительно улыбнулась.

– За такую работу прилично платят, дорогуша.

"Знаю я эту работу, – подумала Илга Дайнисовна. – Платят за то, что ноги перед хозяином раздвигают!"

Вернулась Зинаида Антоновна.

– Кофе скоро будет готов, – она с теплотой посмотрела на аппетитно жующего Артура. – Может, рыбки?

– Спасибо, тетя Зина! – Артур сцепил руки над головой. – Я и так уже почти под завязку... – глаза пали на недопитую бутылку. – Надо же! Пришел целую вечность назад, а во рту еще не было ни капли! – взял бутылку. – Батя?

Юрий Антонович прикрыл рюмку ладонью и качнул головой.

– Как знаешь, – Артур посмотрел по сторонам. – Никто не будет?

Желающих не нашлось. Ничуть не огорчившись, Артур пожал плечами, до краев наполнил рюмку, с выражением произнес: "Во имя мира на всей Земле!" и залпом выпил. Морщась, несколько секунд он смотрел на бутылку, словно размышляя: а не принять ли еще грамм пятьдесят? Потом шумно вздохнул и взялся за недоконченное мясо. Затем откинулся на спинку стула и блаженно протянул:

– Хорошо-о... – глядя, как закуривает отец, задумчиво добавил: – А вот если бы курил, наверное, могло бы стать еще лучше.

– Что ты? – испугалась мать. – Одна радость – и той лишить хочешь?

– Значит, в остальном я – сплошные горести? – Артур напрягся.

– Нет, ну что ты...

– Тогда почему радость только в том, что не курю?

– Отвяжись, – велел отец. – Ты ведь знаешь, как любит тебя мать.

Артур угрюмо глянул на него, неожиданно поморщился, помассировал пальцем висок. Опять начала болеть голова. В последнее время она болела слишком часто и нередко очень сильно. Сбить мигрень в какой-то степени помогала водка. Уже не ища компаньонов, Артур торопливо наполнил рюмку и тут же выпил.

Родители тревожно переглянулись...

Регина долго сидела без движения, смотрела в одну точку прямо перед собой. Так хотелось разреветься и закричать: "Люди! Убейте, но не мучайте я больше не могу!" На самом деле плач получился какой-то жалкий, сиплый. Закрыв лицо ладонями, минуты две она вздрагивала, хлюпала носом и прислушивалась, не идет ли кто? Немного успокоившись, прерывисто вздохнула и принялась старательно вытирать лицо. Вроде полегчало.

Кофе давно был готов. Регина высморкалась в небесно-голубой платок и взяла посудину из кофеварки.

В дверях она столкнулась с сияющим Павлом.

– Очи у тебя на мокроватом месте, – обронил он походя.

– Да? – всхлипнув, Регина вяло улыбнулась. – А я и не заметила.

Павел, забыв о существовании сестры, отыскал в одном из шкафчиков большой бокал, потянулся к дверце рядом и только в этот момент заметил, что Регина все еще здесь.

– Че?

– Сияешь ты, как новехонький франк, – не без зависти сказала сестра.

– Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!

– Завидный оптимизм.

– А чего мне? – Павел пожал плечами. – Ты вот выглядишь неважно. Стряслось чего?

Регина закусила губу.

– С голландцем своим не в ладах? – предположил Павел.

И Регина не выдержала:

– Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери.

Павел озадаченно почесал затылок.

– К кому же ты в Амстердам-то ездила?

Дважды за невероятно длинную минуту молчания Регина порывалась рассказать брату обо всем от начала и до конца. Но так и не решилась. Даже не заплакала, когда поняла, что не может, потому что, несмотря на отчаяние, все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!

– Дурак ты, Пашка, – она горько усмехнулась. – Да и я не лучше.

Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Ведь брат ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать – вон какой счастливый!

– Ладно, – она взболтнула кофе. – Понесу кофеин в народ. Заждались, небось.

Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.

Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку "Чинзано", наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах Артура. Голову никогда не посещала мысль, что у сестры могут быть проблемы она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно уверенной в себе, цветущей девушки. А тут: слезы, недомолвки...

Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.

А Артур снова наполнил рюмку.

– Ой, сынок, – встревожилась Илга Дайнисовна, – ты уже третью наливаешь.

– Наверстываю упущенное.

– Лучше тебе попридержаться, – строго посоветовал Юрий Антонович.

Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур напомнил:

– Батя, праздник ведь.

– Но святой! – Илга Дайнисовна посуровела. – В такой день...

– Блин, как бесит меня это слово! – Артур занервничал, снова потер висок. – Святой день, святое дело, святое чувство... Задолбали! Нахавались! – он чиркнул пальцем по горлу. – Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли люто ненавидеть, – прищурив глаз, он уставился на мать. – Как это называется?

– Я всегда была с Богом, – не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.

– Только так, как нынче, никогда этого не выпячивала, – кисло протянул Артур. – И четко следила за тем, чтобы я – упаси твой Бог! – не пропустил ни одной демонстрации.

– Чего привязался? – вступилась вдруг за Илгу Дайнисовну Елена Антоновна. – Будто не знаешь, что так надо было.

– А называется это!.. – сделав паузу, Артур глянул исподлобья на тетку, и она принялась поправлять прическу. – Про-сти-туция.

Елена Антоновна против всех ожиданий усмехнулась и даже явно расслабилась.

– Ой, укорил! Да сейчас это почти официально процветает в каждом квартале. Так что, – она развела ладонями, – уже не грех!

Регина залилась вдруг громким, судорожным хохотом. Тыча пальцем в сторону матери, она силилась что-то сказать, но с трудом выдавливала из себя какие-то нечленораздельные, захлебывающиеся звуки.

Все ошарашено уставились на нее – даже Артур был удивлен.

– Ты что? – пролепетала Елена Антоновна.

– Это я так... – Регина, наконец, совладала с собой, прерывисто вздохнула. – Праздничное настроение выплеснулось наружу.

Елена Антоновна с сомнением еще раз глянула на дочь, но предпочла все же поверить. Артур чему-то хмыкнул, покачал головой и, с хрустом потянувшись, уставился в окно.

Возникла неловкая пауза.

– Зин, – заговорил, наконец, Юрий Антонович. – А чего Пашка не сдает экзамен на гражданство? Он же неплохо знает эстонский.

Зинаида Антоновна обреченно махнула ладонью.

– Не хочет. Не буду, говорит, унижаться, я здесь родился и вырос и становиться в один ряд с какими-то иммигрантами не собираюсь. Да и вообще недавно заявил, что через пару лет уедет: может, в Канаду, а может, и в Россию...

– А как за эстонцев радел, – с ехидцей напомнила Елена Антоновна. – Как радовался, когда они из Союза слиняли!

– Молчала бы! – процедила Регина.

– Чего это мне молчать? – Елена Антоновна возмущенно посмотрела на дочь. – Я же предупреждала, что эстонцы покажут себя. Вот они и пинают теперь таких, как Пашка! Им только голоса нужны были...

– Никто его не пинает, – буркнула Регина.

– Не пинает, это верно, – согласился Юрий Антонович. – Но родившимся здесь гражданство дать должны были. И разговоры про какую-то историческую родину – это чепуха!

– Для тебя, – угрюмо уточнил Артур, поймал на себе четыре вопрошающих взгляда и пояснил: – Как-то раз сидели мы с Витьком в одном баре. К нам подсел эстоха – давний Витькин приятель. Малость побазарили, ничего парнишка оказался – даже с юмором. Ну, по пьяному делу разоткровенничался я, стал на законы да на правительство жаловаться. Эстоха тот кивает, во всем со мной соглашается. Но когда я заговорил о видах на жительство, о гражданстве, круто насупился и заявил, что они – эстохи – русских сюда не звали, а раз уж они добились независимости (хотя добиваются только чеченцы, а эти на халяву получили), то остальные должны считаться с требованиями коренной нации. Я по первости взбеленился, хотел ему врезать, но потом решил уделать культурно на словах. Спрашиваю: а делали с вами, чмошниками толопонскими, что-нибудь такое при советской власти? Он про лагеря песню завел, так я на это моментально отвечаю, что у самого дед не один год отсидел, говори про то время, в которое сам жил. Ему сказать-то и нечего – затарабанил, как автомат, что чужаки по-любому обязаны подчиняться местным законам. Объясняю тогда, что родился здесь так же, как и он. Так этот йоннакас, знай себе, твердит: не нравится – чеши на свою историческую родину! Спрашиваю: на какую именно? В Россию, говорит, твою лапотную – куда же еще? После чего я образец терпимости – объясняю, что отец мой родился на Украине, а мать вообще из Латвии. Толопоша похлопал зенками и зарядил, что мне, мол, даже лучше, чем другим, так как имею офигенную возможность выбора между Россией, Латвией и Украиной, и что я здесь делаю, ему совершенно непонятно! – Артур окинул родню вопрошающим взглядом. – Есть ли толк говорить с ними о чем бы то ни было? Наверное, прав был тот, кто сказал: "Хороший индеец – это мертвый индеец".

– Типун тебе на язык! – ужаснулась Илга Дайнисовна. – Разве можно говорить такое?

– А им можно? – глаза Артура зло сверкнули. – Страдальцы поганые! Выставляют напоказ свои лакейские синячки, возмущаются: "Какой грубый был у нас хозяин!" Рожа с трудом в дверь протискивается, на каждом сарделистом пальце по перстню, выглядывая из своего "Мерседеса", плачет сальными слезками: "Как нас в советское время притесняли! Житья не было от этих оккупантов! Мы и теперь бедные, несчастные". А у самого в дальнем углу холодильника на всякий случай партбилет припрятан... – он ткнул пальцем в сторону отца. – Ты, старый оккупант, хоть что-то заимел от своей Империи Зла?

Юрий Антонович понуро махнул и отвернулся.

– А они... – Артур скривился, взялся за виски и заговорил чуть тише: Весь Пирита застроен частными домами, и большинство хозяев там еще с советским стажем. Среди них только одна десятая – наш брат, притеснитель, а остальные – самые что ни на есть коренные. Лихо же мы их притесняли!

– Да они всегда на нашей шее сидели! – закивала Елена Антоновна.

– На твою не больно-то сядешь, – урезонил сестру Юрий Антонович, с надеждой посмотрел на сына. – И все-таки жизнь потихоньку налаживается. Так ведь?

Артур ответил ему кислой, ироничной улыбкой, потом завертел головой.

– Куда это Пашка подевался?

– И в самом деле, – забеспокоилась Зинаида Антоновна. – Пойду разыщу.

Юрий Антонович сделал залихватский мах рукой.

– Эххх!.. Что-то мы раскисли. Расскажу-ка я для поднятия настроения один очень жизненный анекдот. Трахнул мужик королевну и говорит...

Павел по-прежнему сидел на кухне, любовался в полумраке огоньком сигареты и смаковал второй бокал "Чинзано".

– Ты чего? – удивилась мать.

Павел сделал пару затяжек, стряхнул пепел в используемое в качестве пепельницы блюдце.

– Боюсь, достанет меня сегодня дядька Юра. Как я ненавижу эти тупые сальные истории про виденные им сиськи-письки!

– Тебе-то что? – вздохнула Зинаида Антоновна.

– Стыдно. Он же дядька мне!

Зинаида Антоновна покачала головой.

– Все равно надо идти. Не будешь же ты сидеть здесь до конца.

Павел молчал.

– Ну что еще? – насторожилась мать.

– Помнишь, как мы в последний раз были в Хворостовке?

– Это когда Ванька на второе утро приполз с фингалом под обоими глазами?

– Угу! – усмехнулся Павел.

– Всего три года прошло, а кажется – целая вечность, – с грустинкой сказала Зинаида Антоновна.

Павел одним глотком допил "Чинзано", со вкусом затянулся.

– Как-то раз я, Артур и Регинка до утра отрывались на дискотеке в клубе. Регинка была в ударе – вытанцовывала так, что все вокруг глазели на нее, как на столичную звезду.

– Ну, она ведь четыре года на бальные танцы ходила.

– После дискотеки, по пути домой я сказал Артуру, что из Регинки наверняка могла бы получиться классная балерина, – Павел чуть помолчал. – А он глянул на нее и говорит: "Больно сиськастая для балерины".

Зинаида Антоновна рассмеялась, легонько шлепнула сына по спине.

– Ладно, пошли. Перед гостями неудобно.

– Пошли, – Павел потушил сигарету и, идя за матерью, едва слышно запел: – Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые...

– Дождь был лютый!.. – одиноко хохочущий Юрий Антонович сладко поежился. – Платье у Катьки к груди прилипло... А соски-то!..

– Вот и Паша! – почти крикнула пунцовая Илга Дайнисовна. – От кого прячешься?

Павел и Зинаида Антоновна с грустной усмешкой глянули на все еще посмеивающегося в кулак Юрия Антоновича, переглянулись.

– От него не спрячешься, – хмыкнул Павел, садясь.

– Сейчас ни от кого не спрячешься, – сказал Артур, взял новую бутылку. – Давай, братан, дябнем за нас, – он наполнил обе рюмки, косо глянул на отца. – Будешь, батя?

Юрий Антонович кивнул.

– Половину.

– О'кей! – посветлел Артур. – Может, еще кому?

Женщины отказались.

– И правильно, – кивнул Артур. – Путь эта рюмка будет чисто мужской. Вздрогнули?

После этой порции стало заметно, что Артур, в отличие от отца и брата, немного захмелел. Мало того, словно стремясь быстрее опьянеть, он и закусывать не стал.

– Интересно, – Елена Антоновна призадумалась. – А что эстонцы пьют на Рождество?

– Пиво хлещут, – Артур поморщился. – А закусывают квашеной капустой и кровяной колбасой.

– Жуть какая!

Глянув на брезгливо скривившихся теток, Павел развеселился.

– Кровопийцы – что с них взять?

В это время Юрий Антонович осмотрел стол и зафиксировал взгляд на коробке с пирожными.

– Шоколадные?

– Они самые, – кивнула хозяйка, приподнялась. – Чайку?

Юрий Антонович протестующе помахал рукой, надкусил пирожное и, традиционно чавкая, пояснил:

– Шоколад с чаем не сочетается. А кофе я больше не хочу.

Артур в очередной раз потянулся к бутылке.

– Хватит, Артур! – крикнула Илга Дайнисовна.

– Отвали.

– Ты как с матерью разговариваешь? – грозно проговорил Юрий Антонович, но с вымазанным ртом выглядело это довольно комично.

Артур брезгливо посмотрел на него, наполнил рюмку и тут же выпил.

– Чтоб им всем!..

Родители ошарашенно уставились на быстро пьянеющего сына.

– Ну, че вылупились? – протянул Артур. – Дайте хоть вмазать спокойно!

– Всему есть предел...

– Да знаю я свои пределы! – раздраженно оборвал Артур отца. – Ты за собой следи – извраще...

– Хватит вам, – встревожилась Зинаида Антоновна. – Рождество ведь!

Артур победоносно глянул на отца.

– Слыхал?

Юрий Антонович побледнел от напряжения, но удержал эмоции в себе.

– А ты, Артур, не пей больше, – сказала Зинаида Антоновна. – Я тебя очень прошу!

Племянник посмотрел на нее мутноватыми глазами, посопел и нетвердой походкой удалился из гостиной.

– Куда ты? – забеспокоилась Илга Дайнисовна.

– В сортир! – рявкнул сын уже из прихожей.

– Во бешеный! – поразилась Елена Антоновна, скрестила руки на груди. Упиться, видите ли, не дали.

– Что с ним, Юра? – спросила Зинаида Антоновна.

Юрий Антонович провел пятерней по макушке, облокотился на колени и, глядя в стол, тихо произнес:

– Не знаю. Но таким он бывает все чаще...

– Чего тут думать? – воскликнула Елена Антоновна. – С жиру бесится!

– Не лезь! – процедила Регина.

– Ты что, не видишь, как этот бандюга со своими родителями?..

– Да заткнись же ты! – Регина страдальчески закатила глаза. – Хоть в праздничный день побудь человеком.

Елена Антоновна изумленно посмотрела на дочь и заговорила вдруг тише:

– Тоже мне праздник. Раньше были праздники – с парадами, демонстрациями. Юмористы по телевидению выступали...

– Дефицит выбрасывали, – с сарказмом добавил Павел.

– Вот именно, – кивнула тетка. – Создавали праздничную атмосферу. А сейчас? Товаров море, да позволить себе люди ничего не могут. Сидят все по квартирам, друг на друга глазеют...

– Опять в толпу охота? – с усмешкой поинтересовался Павел.

Елена Антоновна от него лениво отмахнулась, зевнула и глянула в окно.

– Салют-то хоть будет?

– Ты что? – Илга Дайнисовна едва не выронила чашку. – Рождество не Новый год!

– Я и говорю: скукотень.

Артур возвращаться в гостиную не спешил. Он сидел в темноте за кухонным столом с увесистым "ТТ" в руке, покачиваясь, отхлебывал из дорогой фляжки молдавский коньяк и изображал стрельбу по неведомой мишени за окном. Пистолет обошелся в три с половиной тысячи, он прикупил к нему кучу патронов, но не сделал еще ни одного выстрела. Раз пять уже порывался выбраться в тир и отвести душу, но никак не получалось.

В дверном проеме возникла Регина. Сидя к ней спиной, Артур сестру не заметил и не услышал и продолжал пхыкать. Лицо его при этом было откровенно скучающее, но в глазах тлел недобрый огонек. Поначалу Регина смотрела на него с едва сдерживаемой усмешкой. Но когда он поднес вдруг дуло к виску, не на шутку испугалась.

– Перестань!

Артур замер, потом все же пхыкнул и обронил руку с пистолетом на стол.

– Шутю. Сам с собой.

Регина села напротив брата, заглянула ему в глаза.

– Зачем ты напиваешься?

– Душа требует, – Артур пожал плечами.

– Пистолет таскаешь с собой тоже для души?

– Ага, – Артур прижал оружие к груди, нежно погладил.

– Дурак ты! – вспыхнула Регина.

– Не гневи меня, – протянул брат. – Не то палить начну.

– Напугал, господи. Ты и кошки в жизни не обидел.

– А кто говорит о кошках? – обиделся Артур и приставил пистолет к виску.

Регина вскинулась, с большим трудом, налегая всем телом, опустила его руку на стол.

– Придурок! Комплексы замучали?

– Я бандит, – хмыкнул Артур и безвольно сник. – Какие тут комплексы?

– Ты пьяный дурак! Строишь из себя черт-те что, таскаешь повсюду эту идиотскую железяку... Почему тебе так охота бандюгу из себя изображать?

Артур посопел, пожал плечами.

– Легенда творит человека.

– Наклюкался, – поморщилась Регина. – Что, стыдно быть котом?

– И ты, сестренка, меня не понимаешь. Я тебя понимаю, а ты меня – нет, – Артур подпер голову ладонью. – А Галка понимает.

– Что за Галка?

– Проститутка, как и ты...

Регина наотмашь врезала Артуру по щеке, голова его бессильно сникла.

– Ладно, – тихо смеясь, он поднял голову, пощупал пылающую щеку. – Она – проститутка, ты – гетера, гейша... Кто там еще?

Регина закусила губу и отвернулась.

– Галка и впрямь дешевка, – продолжал Артур. – Я беру ее на сутки за половину обычной ночной ставки. Но она меня понимает... – Тут его осенило: Ты, небось, клиентов своих тоже понимаешь?

– Придурок, – холодно произнесла сестра, уходя.

– За умного у нас Пашка, – сказал Артур, глотнул из фляжки, едва не выронив, спешно вернул ее на стол и схватился за виски. – Ух ты, мамочки!..

Полгода назад, где-то в апреле, на Артура наехал Трей – из новых крутых. Потребовал "десятину" и почему-то не заикнулся ни о какой "крыше" взамен. Артур платил Иванову вдвое больше, но, предпочитая иметь хомут, пусть и тяжкий, зато давно знакомый и проверенный, решил не ерзать и от Трея отмахнуться.

Однако Иванов сказал:

– Плати и ему.

– Как так? – обалдел Артур. – За какую такую, на хрен, радость?

– За счастье быть живым и даже здоровым.

Артур начал понимать, что он чего-то не понимает, и решил прояснить положение.

– Значит, тебе я должен будут по-прежнему отстегивать двадцать процентов из кровно заработанных, но уже не за "крышу", а за твои красивые... Что у тебя красивое-то? Хрен с ним, ухи! А ему "десятину" за сладко звучащую фамилию? Завтра явится какой-нибудь Хачикян, скажет: "Вишь, дарагой, какой у меня нос бальшой? И гони за это тридцать процентов". Я и ему должен будут "максовать"?

Иванов досадливо сплюнул, подтянул Артура за воротник к себе поближе. Громилы за его спиной насторожились.

– Слушай сюда и знай: я презираю таких ублюдков, как ты, но дело сейчас совсем не в этом. Трей – большая сила. За ним полиция и важные фигуры. Платят ему не за "крышу", а за радость жить и грести "капусту"...

– Но это значит, что мне придется...

– Будешь побольше драть со своих коз, – Иванов увидел в глазах Артура растущую злость и рассвирепел. – Будешь платить – и точка! Кем ты мнишь себя, урод? Да ты гнида! Ты же из пизды кормишься, котяра!

– Я и тебя кормлю оттуда.

Иванов на какое-то время онемел. Потом щелкнул своим бугаям.

– Сделайте ему профилактику.

Артура били недолго и не в полную силу – "дойную корову" убивают только после того, как она перестает доиться. Но все равно сломали ребро и два пальца. Изрядно досталось голове; с той поры она и начала болеть...

– До самой смерти не забуду, – прижимая ладонь к груди, Зинаида Антоновна боролась с одолевающим ее смехом, – как ты, Юра, лет так в десять сшил из школьных транспарантов парашют и полдня спускал на нем с водонапорной башни кошек и собак! Помнишь?