Текст книги "Эпоха возрождения-1 (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)

– Огонь! Отсекайте пехоту!

Ствол автоматического гранатомета АГС-17 "Пламя" развернулся в сторону бегущих по улице японских пехотинцев, выплюнув несколько гранат. Сплошная стена взрывов разделила противников, и в этот момент с пусковой сорвалась дымной стрелой противотанковая ракета. Выстрел был хорош. ПТУР воткнулась под башню, прожигая тонкую броню. Потерявший управление танк, экипаж которого умер мгновенно, продолжая движение, снес забор, врезавшись в стену стоявшего за ним дома.

Снова затрещали японские штурмовые винтовки, и наводчик ПТУР, вскрикнув, повалился на утоптанную землю, а через секунду скоростная малокалиберная пуля, выпущенная в упор из автомата "Тип-89", впилась в бедро полковника Басова. Зарычав от боли сквозь зубы, тот упал, успевая сорвать с плеча АКС-74 и открывая огонь по приближавшимся вражеским солдатам. Автомат харкнул свинцом и умолк. Ругаясь от досады и боли, Басов потянулся за снаряженным магазином, уже слыша раздавшийся за домами, за его спиной, рев моторов.

– Японцы! – Холодея, полковник обернулся к гранатометчикам, как раз перезаряжавшим свое оружие. – Уходите! "Косые" в тылу!

Ближайший забор разлетелся в щепки, пропуская темно-зеленую громаду танка. Алексей Басов с удивлением увидел знакомый до последнего болтика Т-72Б, бодро промчавшийся по селу. А следом за ним, покачиваясь на узких гусеницах, катилась самоходка "Нона-С". Ее короткий толстый ствол запрокинулся к небу, выбросив струю огня, и через пару секунд на проселок упал первый стадвадцатимилиметровый снаряд. Еще несколько показавшихся из-за домов самоходных орудий в движении открыли беглый огонь, выпуская снаряд за снарядом, а затем лента дороги потонула в пламени, когда две реактивные установки "Град", как от сердца оторванные адмиралом Гареевым, дали полный залп. Выпущенные ими реактивные снаряды с ревом пролетали над селом, разворачиваясь уже на земле огненными цветками, в которых сгорали заживо еще остававшиеся живыми к той секунде японские солдаты.

Рядом с беспомощно растянувшимся посреди улицы полковником затормозил, лязгнув гусеничными траками, МТ-ЛБ, густо облепленный бойцами во "флоре" и сбитых на затылок черных беретах. Сразу трое соскочили с брони, подбежав к раненому офицеру. Несколько крепких рук ухватили Басова, оторвали его от земли. В бедро прямо сквозь намокшую от крови штанину вонзилась тонкая игла, и через секунду боль, заглушенная щедрой дозой эфедрина, отступила. Кто-то склонился над Басовым, которого охватило странное оцепенение, заглянул в лицо полковнику, ободряюще прокричав сквозь грохот выстрелов:

– Рана ерундовая, братан! Держись! Сейчас отнесем подальше в тыл и все заштопаем! Сделаем, как было!

Навстречу ехала техника, бежали солдаты, а звуки взрывов становились все тише, все реже ухали орудия, перемалывая землю, по которой только что ступала нога чужаков. Обещанная помощь пришла вовремя, и Алексей Басов с чувством выполненного долга потерял сознание.

Глава 5

Москва, Россия – Баренцево море, арктические владения России

16 июня

Изображение на большом экране, занимавшем половину стены кабинета, чуть подрагивало, и очертания полуострова Камчатка казались слега расплывчатыми. Рассеянный взгляд воспаленных глаз Валерия Лыкова скользил вдоль давно знакомой береговой черты, изрезанной множеством мелких бухт, вдавленной внутрь крупными заливами, или, напротив, выдававшейся в стороны похожими на клинки языками мысов. Красный пунктир, рассекавший полуостров по диагонали, резал взгляд, заставляя главу правительства России болезненно морщиться. Линия начиналась чуть севернее поселка Ичинский, затем, немного не доходя Козыревска, круто забирала на север, но, наткнувшись на берега реки Еловка, начинала тянуться на восток, и, обогнув подножье Ключевской сопки, утыкалась в побережье Берингова моря несколькими верстами южнее мыса Сивучий.

Всякий раз, видя на карте эту черту, Лыков нервно сжимал кулаки, рыча от бессильной злобы. По одну ее сторону земля еще оставалась русской, а по другую уже хозяйничал враг, решивший в крайне удачный момент перекроить границы в свою пользу. Премьер-министру было проще сейчас, несмотря на годы, нырнуть под толстую броню Т-62, знакомого до последнего винтика еще с проведенной в горах Афганистана юности, да даже просто повесить на спину автомат и отправиться как можно скорее туда, на край земли, на восток, в окопы. Но вместо этого он оставался здесь, в тиши кремлевского кабинета, и одного его слова было достаточно, чтобы в тех окопах, перепахавших сопки Камчатки, умирали десятками, сотнями простые русские парни, те, для кого слова "родина", "долг", "честь" не были пустым звуком.

В довольно просторном кабинете, ярко освещенном и отлично вентилируемом, царила тишина. Слышалось лишь мерное дыхание людей, не смевших первыми нарушить молчание. Те несколько минут, пока Валерий Лыков рассматривал выученное уже до последней черточки изображение далекой Камчатки, несколько мужчин в военной форме или цивильных костюмах выжидающе глядели на главу правительства, порой переглядываясь с соседями. Но в тот момент, когда Ринат Сейфулин деликатным покашливанием решил напомнить Лыкову, что тот находится вовсе не в одиночестве, дверь кабинета распахнулась.

– Товарищ маршал! – На пороге возник адъютант, на плечах которого блеснули золотом майорские звезды. – Товарищ маршал, на связи командующий объединенной группировкой на Камчатке!

Лыков, подскочив в своем кресле, отрывисто приказал:

– В мой кабинет на громкую связь!

– Есть!

В динамиках, установленных на роскошном полированном столе красного дерева, что-то щелкнуло, пискнуло, и сквозь треск атмосферных помех прозвучал почти неузнаваемый голос вице-адмирала Гареева:

– Товарищ верховный главнокомандующий, докладываю. Японские войска внезапной атакой взломали линию обороны на восточном участке фронта, частью оттеснив, а частью окружив наши войска. Самый сильный удар пришелся на десантно-штурмовую бригаду полковника Басова. Потери ее батальонов в личном составе достигают сорока-пятидесяти процентов. На его участок обороны противник, судя по всему, стянул большую часть имеющей артиллерии и бронетехники. На разных участках японцы продвинулись на пятнадцать-двадцать километров. Избегая окружения, полковник Басов отвел оставшиеся подразделения к Козыревску, где смог организовать оборону.

Неожиданно доклад отделенного тысячами километров Гареева, каждое слово которого, прежде чем прозвучать под сводами Кремля, преодолевало сложный путь по всей территории страны, от одного ретранслятора к другому, прервал министр экономики и промышленности. Ринат Сейфуллин буквально взорвался, срываясь на крик:

– Какого черта этот полковник посмел отступить?! Перед кем, перед япошками, которые семьдесят лет уже ни с кем не воюют?! А тут вдруг гоняют наших в хвост и в гриву! Да у них весь боевой опыт – вторая война в Ираке, и то они там за спинами америкнацев отсиживались! Пусть этот Басов соберет в кулак своих бойцов и собственные сопли и контратакует! Где это видано, уступать врагу русскую землю?! Он должен был стоять насмерть!

– Остыньте, Ринат Шарипович, – буркнул сидевший у края стола Сергей Буров. Герой обороны Нижнеуральска, сражение за который стало переломным моментом всей оккупации, мрачно уставился на Сейфуллина, физически ощутившего тяжелый взгляд генерала. – Полковника Басова я знаю еще по Чечне. Это грамотный командир, и если он приказал отступать, значит, иных вариантов попросту не было. Японцы имеют на Камчатке одну пехотную дивизию, чуть меньше десяти тысяч солдат. Формально у нас полуторакратный перевес в живой силе, но подготовка бойцов, что сейчас держат оборону не идет ни в какое сравнение с выучкой противника. Верно, бойцов с серьезным опытом у японцев практически нет, но и у девяти из десяти наших людей весь "опыт" – гарнизонная служба. Треть защитников полуострова – это добровольцы, солдаты и офицеры запаса или даже отставники, не бравшие в руки оружие по десять-двадцать лет. Их вооружили за счет арсеналов расквартированной ранее на Камчатке Сороковой отдельной бригады морской пехоты, распущенной приказом министра Самойлова о всеобщей демобилизации. Еще треть – моряки Камчатской флотилии, несколько месяцев назад сошедшие на берег со своих сторожевиков и ракетных катеров. Возможно, они могут единственной ракетой "Москит" потопить атомный авианосец и огнем артиллерийской установки АК-176 на максимальной дистанции распилят какой-нибудь "Арли Берк" хоть вдоль, хоть поперек, но они ни черта не соображают в тактике общевойскового боя. Да большинство из них автомат-то держали в руках только в день присяги. Фронт, по сути, держится на бойцах Басова. Но при таких потерях бригада атаковать не может, а посылать в бой сводные отряды моряков – значит играть на противника.

Лыков с благодарностью кивнул Бурову, а Ринат Сейфуллин, выдержав презрительный взгляд генерала, с некоторой осторожностью спросил:

– Выходит, следующий удар японцев отражать будет практически некому?

– Что вы думаете по этому поводу, товарищ вице-адмирал? – Лыков обратился к черному квадрату динамика селекторной системы.

– Понесенные нами потери нужно восполнить как можно быстрее, но и потери японцев велики. По донесениям командиров рот и батальонов, на поле боя противник оставил не менее сорока танков уничтоженными и поврежденными, не считая легкой бронетехники. Это почти половина его танкового парка, имеющегося здесь, на полуострове. Потери в боевых вертолетах мы оцениваем в десять единиц, а это треть развернутой на ТВД армейской авиации. ПВО наша сработала на "отлично". Так что их наступательный потенциал сейчас низок. Не думаю, что стоит ждать нового удара в ближайшие недели. Но ресурсы, и людские и материальные, нам нужны уже сейчас.

Голос Гареева умолк, но, едва Лыков открыл рот, чтобы что-то сказать, вице-адмирал произнес:

– Мои командиры, те, кто выжил после атаки японцев, в один голос отмечают крайне высокую точность орудийного огня. Будто их артиллеристы заранее знали координаты всех без исключения огневых точек, батарей, штабов с точностью до метра, а это возможно при условии ведения спутниковой разведки. Но ведь всем известно, что разведывательных спутников у Японии еще нет.

Валерий Лыков помотал головой, затем потер лицо ладонью, и, взглянув на сидевшего за два кресла от него бывшего офицера ФСБ Ивана Слюсаренко, спросил:

– Возможно ли, чтобы данные японцы получали от американских военных?

– Все возможно в нашем мире, – развел руками "чекист", с недавних пор возглавивший вновь созданную внешнюю разведку России. – Проверить это сложно. Наша агентура в Штатах в основном недоступна, возможности инструментальной разведки крайне ограничены. Сами мы не имеем сейчас ни одного разведывательного спутника на орбите. Спутников связи тоже нет. Слишком мы привыкли к чудесам техники, что кое-кто уже разучился работать без них.

– Спутники будут, – вмешался Ринат Сейфулин. – Восстановительные работы на космодроме Плесецк завершены, и вскоре оттуда планируется запуск ракеты с разведывательным спутником нового поколения. Со связью хуже. Тяжелые спутники на высокие орбиты мы раньше выводили только с Байконура, но казахи что-то мутят, тормозят процесс изо всех сил.

– Без связи, без разведки войну не выиграть, – назидательно произнес Лыков. – А сейчас идет война, это каждый обязан понять. И пока мне не кажется, что мы добились заметных успехов в ней. Вечно сидеть в обороне нельзя, это азбука военного искусства, а наступать вслепую, без координации действий – самоубийство. – И, снова обернувшись к совмещенному с микрофоном динамику, премьер-министр поинтересовался у далекого сейчас Гареева: – Какова была цель японского наступления, по-вашему?

– Я полагаю, целью наступления был захват Усть-Камчатска, поскольку на других участках фронта противник предпринимал только сковывающие действия, – прозвучало в ответ. Несмотря на нараставший шелест помех, каждое слово, прозвучавшее в стенах кабинета Лыкова, было услышано и воспринято так, как нужно. – В настоящее время снабжение экспедиционных сил японцы осуществляют с помощью десантных кораблей, на их борту, кстати, перебрасывают и вертолеты. Применение транспортной авиации затруднено, поскольку все аэродромы, способные принимать тяжелые самолеты, остаются за нами. В распоряжении противника есть только ВПП в поселке Палана, но на нее могут садиться лишь легкие машины типа нашего Ан-26, а на них танк не привезти. Усть-Камчатск – крупный транспортный узел, важность которого переоценить в местных условиях невозможно. Если японцы захватят аэродром и оборудованный порт, то смогут перебрасывать людей и технику не только специальными десантными кораблями, которых немного, но и гражданскими судами – ролкерами, лихтеровозами, также задействовав весь потенциал своей военно-транспортной авиации, основу которой составляют пятнадцать С-130 "Геркулес" американского производства, способные за один вылет доставить до трехсот тонн амуниции и снаряжения – или свыше тысячи солдат, целый пехотный полк. Поток грузов, поступающих на Камчатку, возрастет на порядки, и наше сопротивление будет подавлено за считанные дни, если не за часы.

– Товарищ вице-адмирал, я понимаю, что вам не просто, и обещаю прислать подкрепления, пока же прошу только об одном – держитесь. Вы уже сделали для страны невозможное, но этого оказалось мало. Укрепляйте оборону, но если будет шанс атаковать – идите вперед, держите противника в напряжении, не давайте спокойно копить силы!

– Товарищ командующий, каждый мой солдат будет стоять насмерть, но без снабжения нам не продержаться долго. Блокада душит нас. Одиночные самолеты с "большой земли" доставляют нам некоторое вооружение и боеприпасы, но это происходит все реже. Прорываться сквозь позиции японского флота, сквозь завесу воздушных патрулей, непрерывно барражирующих над восточной частью Охотского моря, становится сродни самоубийству, и наши пилоты все чаще гибнут, не добираясь до цели.

– Ждите! Помощь будет!

Глава правительства ткнул, не глядя кнопку на панели. Прерывая связь. Взглянув на Сейфуллина, Лыков мрачно спросил:

– Как долго мы будем терпеть господство японского флота в наших водах? Ты докладывал, что строительство кораблей на всех верфях идет ударными темпами. Так, где же эти корабли?

– Люди на заводах делают все, что могут, – пожал плечами министр. – Уже сейчас в строю достаточно малых противолодочных кораблей и ракетных катеров разных типов, чтобы отразить высадку десанта в любом месте, от Балтики до Приморья. Но тяжелые корабли для действий в открытом море быстро не строятся. Все что можно достроить – достраиваем, что можно восстановить – восстанавливаем, заодно проводя модернизацию. Но и в лучшие времена на Тихом океане японцы нашим восьми эсминцам и БПК и единственному ракетному крейсеру могли противопоставить свыше сорока боевых единиц аналогичного класса. Соотношение подводных лодок, без учета стратегических ракетоносцев, конечно, было примерно равным, но сейчас добрая половина наших субмарин стоит у достроечных стенок судостроительных заводов, рабочие которых делают все, чтобы лодки хотя бы когда-нибудь смогли снова выйти в море. Добиться количественного паритета просто невозможно в ближайшие годы. Не хватает производственных мощностей, не хватает рук, а на одном энтузиазме новый флот не создать.

– Но прорвать блокаду нужно, иначе лишимся сперва Камчатки, а затем и всего Дальнего Востока, Сибири, всей страны. Пора российскому флагу возвращаться в океан!

– И мы вернемся, – со злой уверенностью воскликнул Ринат Сейфуллин. – Скоро весь мир увидит, что русский флот все так же стоит на страже наших границ! Увидит – и устрашится!

В эти же самые минуты, пока под сводами Кремля шло спешно созванное совещание, по пустынным в предрассветный час улицам Североморска, продуваемым всеми ветрами, бодро ехал потертый УАЗ с черно-белыми военными номерами. Миновав посты ГАИ на въезде в город, где несли вахту экипированные будто для боя милиционеры, облачившиеся в каски и бронежилеты, автомобиль проехал по городу, остановившись возле здания штаба Северного флота. Сидевший сзади капитан первого ранга Владимир Шаров, распахивая дверцу, коротко приказал мичману-шоферу:

– Жди!

Покинув машину, двигатель которой продолжал работать вхолостую, офицер уверенно двинулся к главному входу. Увидев его, двое моряков, стоявшие у припаркованной поодаль черной "Волги", вытянулись по стойке смирно. Их ладони разом взметнулись к лакированным козырькам черных фуражек. Несмотря на обязательную секретность, мало кто из морских офицеров в чине начиная от капитан-лейтенанта не знал хотя бы по имени, а то и в лицо командира одного из двух находящихся в строю стратегических подводных ракетоносцев. Шаров, поравнявшись с моряками, лица которых были ему, несомненно, знакомы, а вот прямо сейчас вспомнить фамилии стало бы затруднительно, тоже отдал честь, ощутив на себе заинтересованные взгляды.

Часовой на входе в штаб, конечно, тоже знал далеко не впервые появлявшегося здесь Шарова в лицо, но все равно потребовал пропуск. А навстречу капитану уже спешил адъютант командующего флотом, из дальнего конца длинного и пустого сейчас коридора закричав:

– Товарищ капитан, контр-адмирал вас ожидает! Прошу за мной!

Юрий Колгуев встретил гостя в своем кабинете. Войдя и по-уставному поприветствовав командующего Северным флотом, Шаров окинул взглядом помещение, обстановка в котором с предыдущего визита не изменилась совершенно. На одной стене по-прежнему висела карта Арктики, на второй – карта России. Светился голубым экран ноутбука на столе, а рядом с электронным устройством стояла кружка с дымящимся чаем.

Адмирал, выйдя из-за стола, протянул руку Шарову, стиснув его ладонь со всей силы, затем указав на стоявшее у стены кресло. Когда подводник уселся, Колгуев, сев напротив, взглянул ему в глаза, и, несколько мгновений помолчав, произнес:

– Пришло время проверки на прочность, товарищ капитан. Для вас лично, для вашей команды, для меня и для всего флота. "Александру Невскому" приказано выйти в море в течение шести часов, и, заняв позицию близ побережья Новой Земли, произвести пуск учебной баллистической ракеты по полигону в Астраханской области.

– Раньше, помнится, цели находились на Камчатке, – хмыкнул Шаров.

– Полигон Кура занят японцами, как и многие сотни гектаров прилегающей территории. Я бы сам с радостью шарахнул по самураям "Булавой" в боевом снаряжении, сбросив на их узкоглазые головы сотню-другую килотонн. Но такие решения принимать не нам, капитан. зато мы должны эти решения исполнять. Приказ ясен?

– Так точно, товарищ контр-адмирал!

– Подлодка готова к походу?

– Так точно, – повторил Шаров, довольно улыбнувшись: – Мы все этого ждем с нетерпением! Пришло уже время показать, на что способен наш "Борей"!

– Учти, эти учения легкими не будут. Возможности ведения разведки существенно ограничены, но есть данные, к сожалению, косвенные, о том, что в Норвежском и Баренцевом морях действуют американские АПЛ типа "Лос-Анджелес".

Владимир Шаров понимающе кивнул:

– Кто бы сомневался! Они и раньше ходили к нашим берегам, как к себе домой, и странно, если не объявятся теперь!

– Между нами и американцами сейчас войны нет, да ее вроде как и не было. Балы операция по "поддержанию мира и недопущению захвата террористами оружия массового поражения". Но какова цена этим словам, сам знаешь, каперанг. Я лично уверен, что американские субмарины в наших водах есть. Они попытаются тебя обнаружить, будут мешать, сядут на хвост. Будь готов ко всему, вплоть до применения оружия, и, если возникнет угроза, стреляй без колебаний. Времена, когда мы боялись вести себя, как хозяева, даже у себя дома, прошли. Ценность твоего ракетоносца огромная, сам факт наличия его в море, с ракетами на борту, является гарантией мира. Так что для янки вывести его из строя – дело самое важное. Разумеется, одного тебя не оставим. Выход будут прикрывать все силы флота. Правда, немного тех сил у нас и осталось, – с печальным вздохом добавил контр-адмирал.

Владимира Шарова передернуло, когда он увидел, как Колгуев разом постарел, превратившись из командующего флотом, державшего в своих руках ниточки управления эскадрами боевых кораблей, авиационными полками, дивизиями подводных лодок, в изможденного, выжатого досуха старика. Глаза погасли, плечи безвольно поникли, будто не выдержав давившего на них груза ответственности.

– Я пришел на Северный флот в конце восьмидесятых, – негромко произнес адмирал, в голове которого ощущалась почти физическая усталость. – Советскому Союзу оставалось существовать пару лет, но никто тогда об этом и думать не мог. Наш флот был на пике могущества, став по-настоящему океанским. Авианесущий крейсер "Киев" уже успел избороздить половину Мирового океана. Только что вступил в строй "Баку", его брат-близнец, а где-то на Черном море уже сошел со стапелей первый настоящий авианосец – "Тбилиси", переименованный позже в "Адмирала Кузнецова". Русский флот наконец-то получил крылья. А попугать американские АУГ регулярно выходили в океан атомные ракетоносцы "Киров", "Калинин", "Юрий Андропов", сопровождаемые десятками эсминцев, противолодочных кораблей, сторожевиков. И где-то в морских глубинах ворочались стадами кашалотов атомные подлодки "Тайфун" и "Дельфин", способные залпами своих баллистических ракет прямо от пирса превратить в радиоактивный ад половину Америки. Каждый год спускали на воду новые корабли, более надежные, более вооруженные, более скоростные. Мы были сильны, и нас боялась половина мира, но мы никому не угрожали. Впервые ступив на борт подводного атомного крейсера К-206, я, как и десятки таких же молодых сопливых лейтенантов, знал, что защищаю родину. Но те, кто ею правил, давно предали свой народ, и их предательство привело нас к тому, что имеем теперь. Построили десантный катер – разговоров на неделю, спустили на воду сторожевик – праздник на всю страну. А "Адмирал Кузнецов" навсегда замер у берега, и крылья свои наш флот потерял, кажется, уже навсегда.

– Были времена и похуже, – пожал плечами Шаров. – Когда я начинал службу в девяностые, команды жили на борту своих субмарин, потому что в казармах электричество и отопление давно уже отключили за долги, а на подлодках энергия была. Денежное довольствие задерживали, нечего было есть, но при этом все равно выходили на боевое дежурство, сохранив навыки. Может, и теперь дела наладятся. Возвращаются в строй поврежденные американцами подлодки и корабли, достраиваются те, что стояли на стапелях в момент их нападения. Вон, атомный крейсер "Адмирал Нахимов" уж несколько месяцев, как стоит в доке "Севмаша".

– Может и наладятся. – Юрий Колгуев мотнул головой, словно отгоняя нахлынувшие некстати невеселые воспоминания, и, совсем другим тоном, деловым, сосредоточенным, уверенным, произнес: – Малые противолодочные корабли типа "Альбатрос" прочесывают прибрежные воды, они прикроют ваш выход из базы. На дальних рубежах уже развернуты "Варшавянки", и всю акваторию от побережья до самой Новой Земли патрулируют самолеты базовой авиации. Все, что может держаться на плаву, выходит в море, а все, что способно летать – уже в воздухе. А в непосредственное сопровождение тебе придается многоцелевая АПЛ "Нижний Новгород".

– С таким эскортом едва ли есть, чего бояться, товарищ контр-адмирал. Да мы и сами тоже зубастые, любого "лося" схарчим.

– Но-но, – Колгуев погрозил пальцем. – Не рискуй, на рожон не лезь. Субмарину ты обязан сохранить любой ценой, капитан! Пока твои ракеты нацелены на американские города, там никто и чихнуть в нашу сторону не посмеет. А иначе нас сомнут в один миг!

Командующий флотом встал, при этом вскочил и Владимир Шаров. Колгуев, обернувшись к столу, взял с него конверт из плотной бумаги, на котором места живого не было от сургучных печатей. Протянув пакет капитану, адмирал пояснил:

– Координаты учебной цели. Это будут испытания для всей морской составляющей наших стратегических ядерных сил – и для носителей, и для ракет, и, самое главное, для системы связи и управления. И пусть все видят, на что мы способны – и боятся!

Обратный путь Владимир Шаров проделал быстро, неосознанно спеша вернуться на базу, оказаться вновь в центральному посту своего атомного ракетоносца. Флот сделал все, чтобы драгоценный, буквально на вес золота, корабль оставался в безопасности. Внешне его база едва ли могла привлечь внимание вражеской разведки. Обычный гарнизон, склад материального обеспечения или что-то вроде этого. Скопление казарм, складов, кирпичная коробка КПП возле глухих ворот с потускневшими от времени жестяными звездами на широких створках, где несли службу два матроса под руководством мичмана-контрактника. Опоясывавший военную базу забор, по гребню которого вилась ржавая спираль колючей проволоки, являлся, скорее, чисто символическим препятствием на пути незваных гостей, чем реальной преградой. Вообще всем своим видом это место кричало о запустении и разгильдяйстве. Но все это было лишь ширмой.

Миновав несколько постов, капитан первого ранга Шаров спустился по крутой лестнице вниз, на десятки метров вглубь скальной породы, туда, где в огромной пещере, озаренной ровным светом прожекторов, неподвижно застыла у причальной стенки лоснящаяся черная "туша" атомной подводной лодки "Александр Невский". Когда-то в доисторические времена морская вода выгрызла в гранитном монолите глубокий грот. Она трудилась тысячи лет, подтачивая скалу, а затем пришли люди, и над водами Кольского залива загремели взрывы. Прочный камень уступил, и теперь глубоко в скале укрылось самое мощное оружие встававшей с колен страны.

Пройдя по причалу, Шаров не без гордости посмотрел на субмарину, корпус которой до середины был скрыт водой, черной, почти неподвижной, бликующей в свете ярких ламп и оттого похожей больше на разлившуюся нефть. Гордиться было чем. Семнадцать тысяч тонн подводного водоизмещения, шестнадцать ракет с разделяющимися боеголовками и четыре торпедные трубы для самообороны. При этом огромный атомоход мог передвигаться почти бесшумно за счет сменившего традиционный гребной винт водомета, а гидроакустический комплекс позволял обнаруживать надводные и подводные цели на огромных дальностях. Он был практически неуязвим, находясь в морских глубинах, той стихии, для которой и создавался напряженным трудом целой страны, но и сейчас, притянутый швартовыми к причалу, нес боевое дежурство. Баллистические ракеты "Булава" на борту субмарины были готовы к запуску в любое мгновение, и теперь Владимиру Шарову предстояло впервые проверить его в деле.

– Приготовиться к выходу в море, – приказал капитан своему старшему помощнику, встречавшему командира ракетоносца в центральном посту. – Приказано провести испытания ракетного комплекса.

– Наконец-то! – Капитан-лейтенант Морозов улыбнулся, как ребенок, получивший долгожданный подарок на новый год. – У нас все готово, товарищ командир! Хоть сейчас можем поднимать якоря!

В подземном укрытии еще шли приготовления к походу, а на поверхности базы флота, раскиданные по всему Кольскому полуострову, охватила нервная суета. Неожиданный приказ привел в движение сложный механизм, объединявший в одно целое тысячи людей в военной форме. Одним из этих людей был командир эскадрильи противолодочного авиаполка Северного флота подполковник Максим Найденов. Когда автобус остановился возле короткого ряда самолетов, выстроившихся крыло к крылу вдоль бетонного полотна взлетной полосы, полковник, первым встав с продавленного сидения, громко скомандовал, заставив умолкнуть все разговоры в салоне:

– Выходи строиться!

Грохоча ботинками, пилоты, уже облаченные в летные комбинезоны, образовали короткую шеренгу у борта тихо скрежетавшего изношенным мотором "пазика". За их спинами суетились техники, облепившие огромные самолеты подобно трудолюбивым муравьям. Несколько летчиков проводили понимающими взглядами проехавшую мимо тележку, на которую были уложены округлые "тела" противолодочных торпед.

– Эскадрилья, внимание! – Став по центру шеренги, Найденов взглянул на своих подчиненных. – Наша задача – осуществлять противолодочное патрулирование вдоль тридцать пятого меридиана. Работает весь полк. К востоку от этого рубежа действуют наши подлодки, к западу, вероятно, находятся американские субмарины. Ни одна из них не должна войти в наши воды. В случае установления контакта наводите на "гостей" противолодочные корабли.

– Разрешение на применение оружия?

Взглянув на задавшего вопрос командира экипажа, Найденов ответил:

– Мы поднимаемся в воздух не для того, чтобы начать новую войну. Но если чужак будет представлять угрозу – атаковать без колебаний! Это наше море, мы сюда никого не зовем! Все, мужики, по машинам!

Поднявшись по трапу, подполковник Найденов протиснулся в кабину патрульного Ил-38Н, занимая свое кресло. Рядом возился с привязными ремнями второй пилот, позади расположились остальные члены экипажа, обменивавшиеся короткими односложными фразами. Семь человек готовились подняться в небо, чтобы встать на защиту водных рубежей страны. Найденов знал каждого из них, как самого себя, доверяя им даже больше, чем себе. Предстояла привычная работа, то, к чему они готовились годами, то, ради чего пришли в морскую авиацию, хотя командир эскадрильи едва ли мог припомнить, когда в воздух сразу поднимались десятки крылатых машин. Видимо, командование флота задумало что-то по-настоящему грандиозное.

– Запуск! – скомандовал Найденов, обхватывая обеими ладонями рычаги штурвала.

По очереди включились четыре турбовинтовых двигателя АИ-20М, лопасти винтов врубились в воздух, набирая обороты и превращаясь в полупрозрачные окружности. Наконец тяга достигла максимума, и самолет весом шестьдесят три тонны, разбежавшись, оторвался от взлетной полосы аэродрома "Североморск-1", опираясь широкими крыльями о пустоту.

– Лечь на курс тридцать, – спокойно, будничным голосом произнес Максим Найденов. – Скорость шестьсот. Штурман, подлетное время до района патрулирования?

– Будем в заданном квадрате через два с половиной часа, командир!

– Значит, можно расслабиться, – усмехнулся подполковник. – Учтите, мужики, американцы или их прихвостни могут появиться в воздухе в любой момент. Нас прикроют истребители, но пока они до нас доберутся, всякое может получиться, так что проявляем осторожность!

Качнув плоскостями крыльев, Ил-38Н плавно развернулся над авиабазой, направляясь в сторону моря. Внешне он ничем не отличался от такой же машины, впервые оторвавшейся от земли в далеко 1961 году, с тех пор исправно неся службу по охране границ своей страны. Но внутри этого самолета от прототипа осталось немногое, о чем свидетельствовал хотя бы широкоформатный жидкокристаллический монитор на приборной панели на месте первого пилота, заставивший потесниться старые круговые индикаторы.