Текст книги "Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина"
Автор книги: Андрей Сердюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
6
Пройдя в гостиную, Виктор – блин, вот оно, началось! – застигнул собаку в момент совершения циничного по своей природе преступления: Дюк, вероятно, не выдержав долгого, по его звериному разумению, одиночества, стащил со стола первую попавшуюся книгу и, примостившись на диване, приготовился плотным образом ею заняться.
Виктор сразу, с первого взгляда, узнал это – дорогое его сердцу издание. И с отчаянным криком: «А ну-ка верни, мерзкий пёс!» подбежал к бандиту, шмякнул его по морде мокрым полотенцем и попытался вытащить из клыкастой пасти украденный том. Дюк только глаза удивлённо скосил, – ты что, мол, дурак? – но челюсти не разжал. Он, наверное, тоже питал нездоровую любовь к редким фолиантам. И кердык бы книжице пришёл, когда бы не строгая команда вбежавшей на крики Йоо. Её «фу» заставило зверя отказаться от потрошительных намерений и всё же раскрыть свои кусачки. Раскрыл. Куда ж деваться. Раскрыл. Правда, не без некоторого сожаления и не слишком спеша. За что и получил от хозяйки шлепок по загривку.
Виктор сразу стал протирать краем полотенца обложку спасённой книги. От покрывшей её тягучей собачьей слюны. Затем внимательно осмотрел раритетную вещь. Глубоко вздохнул-выдохнул, увидев вмятины от зубов. Но, впрочем, ничего вслух не сказал, – что толку теперь-то психовать? И безо всяких дежурных упрёков положил книгу на место.
Тут только сообразил, что стоит совершенно голый. Совершенный, но голый. Накинул быстро, – благо тут же на диване лежал – домашний свой халат. Выспавшиеся за день драконы приняли свои привычно-угрожающие позы.
А Йоо, не обращая никакого внимания на его запоздалое смущение, взяла ещё слегка влажную книгу со стола и принялась её туда-сюда листать, интересно ей, видимо, стало, из-за чего весь этот сыр-бор приключился.
Книга её, похоже, чем-то зацепила, раз спросила она удивлённо:
– Послушай, Пелевин, а что это за книга такая странная?
– Почему странная? Просто очень древняя книга. Трактат о сущности Дао. Как Дао дэ Цзин. Только более продвинутый
– Но тут же вообще ничего не написано? – здесь же все листы чистые. Пожёванные, но чистые. – Йоо ещё раз пролистнула книгу. – Пусто, как в новой записной книжке. Старой, но новой. Что это за фигня такая? А? Что за недотыкомка? Молоком что ли написано? Да?
– Не тараторь. Я же говорю, что эта книга о Дао. Если и возможно написать книгу об истинном Дао, то она должна быть именно такой. Ведь Дао, которое можно выразить словами, не есть истинное Дао.
– Вот как! Честно? Итц кул… Пожалуй, тогда и Йоо смогла бы написать такую книгу. Запросто! За один вечер, и не напрягаясь.
– Вот это вряд ли, – Виктор покачал мокрой головой. – По молодости лет, ты вряд ли бы нашла нужные слова.
– Какие слова? О чём ты, Пелевин? Смотри, тут же ни одного слова вообще нет. Ни словечка!
– Почему же нет? Слова как раз есть. Только они не написаны… Понимаешь, тут основная фишка вот в чём, – чтобы вот так вот не написать ни единого слова, надо для начала их познать. И только тогда, познав все слова и ни одного из них не обронив на бумагу, возможно написать великую Книгу. И раскрыть в ней чудесную тайну Дао.
– Не поняла. Какая разница-то? Ну познал ты эти слова или не познал, результат-то ведь один и тот же. Пустые жёлтые листы.
– Ну не скажи. И то, и то – да, пустота, но это разная пустота. Ты говоришь об Уцзи, о беспредельности…
– Я говорю?
– Ну имеешь в виду… Подразумеваешь… Беспредельность Уцзи тождественна санскритскому понятию Шуньята – «пустота», но чтобы написать Книгу, надо осуществить переход от Уцзи к другой пустоте, к Пустоте с большой буквы, к Тайцзи, к Великому Пределу. Лишь достигнув Великого Предела, пустота обретает некое содержание – интенцию к действию… Понимаешь?
– Смутно.
– Как бы тебе… Вот представь, что ты целишься в птицу из незаряженного ружья…
– В какую птицу?
– Не важно. Ну в чайку, например. Вот ты целишься в чайку из незаряженного ружья, но не стреляешь. И чайка улетает. Представила?
– Ну.
– А теперь представь, что твоё ружьё заряжено, ты целишься в чайку, но не стреляешь. И она улетает… Чувствуешь разницу? Чувствуешь, что, когда ты не выстрелила в этот второй раз, в основах мирозданья, в отличие от первого раза, произошли какие-то незаметные, может быть, едва уловимые, но всё же изменения?
Честная Йоо честно задумалась. И почти честно ответила:
– Вообще-то, да. Чувствую.
– Ну, и прекрасно. Эта вот разница и есть…
– Дао?
– Нет, что ты, это возможно только холодок от его невидимой тени, которая лишь слегка коснулась своим лёгким краем твоего юного сердца.
– Ясно.
– Да ничего тебе не ясно. Брось врать-то… – Виктор махнул рукой, о чём-то задумался, а затем спросил: – Ты слышала когда-нибудь такое выражение: «читать между строк»?
– Да. Не в Москве же родилась.
– Я вот сейчас подумал, что, наверное, именно там, в пустоте междустрочия и надо всегда искать истинную бесконечность переходящую в бесконечную истину… Боже мой, какая же там, чёрт возьми, бездна… И не надо никаких слов… Ведь мысль, как известно, в процессе высказывания всегда успевает стать ложью… Именно. Эх, как бы так, в самом деле, взять, да и суметь истребить в себе это наивное представление о языке, как о чём-то, что даёт привилегированный доступ к онтологической сути, в силу того, что оно, мол, – неотъемлемая часть этой самой сути. Ведь всё равно нельзя ничего истинного описать правильными словами… Но впрочем… Но впрочем, высказанная мысль о том, что высказанная мысль есть ложь, тоже ложь… Стало быть высказанная мысль всё же может быть истинной. Наверное, может. Если она конечно изначально не ложь… Здесь надежда. В Парадоксе о Городе Лжецов. На кривых и узких улицах этого города все они и висят, бесконечные зеркала, которые только тем и заняты день и ночь, что беспрестанно и без всякого спросу множат проносящиеся мимо сущности… – пожонглировал немного вслух, пугая девицу, такими вот шаловливыми обрывками Виктор, но, неожиданно сменив тему, совершая тем самым резкий поворот от высокого к низкому, спросил вдруг у неё с ноткой отеческой заботы в голосе: – Ты, подруга, есть-то хочешь?
– Хочешь, – кивнула Йоо.
– На кухне пакеты разбери. Я чуть позже подойду.
– Ладно, – согласилась наладить быт Йоо, но прежде: – Только знаешь, что?
– Что?
– Я хотела сказать… Если уж на сцену вынесли ружьё, оно обязательно должно бабахнуть. Даже и незаряженное. Хотя бы раз в год. А если это так, то я бы не хотела быть той чайкой.
И Йоо, оставив Виктора размышлять над этими своими последним официальным заявлением, шмыгнула на кухню. Дюк, как истинный немец, быстро изжив в себе комплекс исторический вины, как не в чём не бывало, рванул следом. На предмет чем-нибудь тоже поживиться. Тварь ненасытная.
А Виктор, глядя им вслед, подумал про себя, что девушка не так проста, как на первый погляд кажется. Насчёт ружья вон что-то себе кумекает. И вообще… Хотя с ружьём не всё так просто. Ну да, считается, что выстрелить должно. Общее место. Но так ли всё предопределено? Вот Виктор, например, знавал чувака, который знал чувака, которому один чувак дал телефон Бога. Так вот тот чувак по этому номеру так никогда и не позвонил.
Подумать обо всём об этом решил как-нибудь попозже и отправился в кабинет. Нужно было почту проверить.
Но в ящике случился нынче только спам и Виктор, обругав все двадцать два лично ему известных недостатка мировой сети, тоже отправился ужинать.
Стол был завален раскрытыми коробочками с китайской едой. Под столом хрустел кормом Дюк, умело добывая его прямо из фирменного пакета. А Йоо тихо сидела, положив буйну голову на свои по-школярски сложенные руки. И ждала своего Пелевина.
– Чего ждёшь? – удивился Виктор. – Давай, приступай.
– А ложка у тебя есть? – с надеждой спросила Йоо.
– Ложки нет, – почесав затылок, сознался Виктор.
– Хм… Ты, Пелевин, как тот маленький китаёза из «Матрицы»… Что, теперь в нашем мире ложек действительно нет?
– Вообще-то, есть.
– А чего ж тогда он сказал, что нет?
– Ну как… Просто в дзэне для того, чтобы постичь, что ложка есть, надо сначала постичь, что её нет, – объяснил Виктор. – Знамо дело.
– Значит, всё-таки ложка есть?
– Есть, конечно. А чтобы он тогда, этот юный Ури Геллер, сгибал бы, демонстрируя свои сверхъестественные способности?
– Ну, если ложка есть, тогда дай мне её.
– А вот у меня как раз ложек-то и нет. Видишь ли, с известных пор я всё ем палочками, – пояснил Виктор, открывая один из ящиков. Достал две упаковки с бамбуковыми спицами. Одну протянул Йоо: – На, держи.
– Я не умею, – покачала головой Йоо, – Я тогда лучше руками буду.
И действительно стала быстро с аппетитом поедать фунчозу руками. Ловко вылавливая пальцами кусочки зажаренного мяса. Как молодая обезьяна мякоть из кокоса.
– Как знаешь, – пожал плечами Виктор, кинул лишние хаси на стол и выбрал для себя коробочку с рисом.
– Пелевин, а что такое дзен? – через время, необходимое на то, чтобы это время прошло, спросила вдруг Йоо. Не переставая при этом жевать.
Виктор чуть не подавился. Но прокашлялся, посмотрел на неё с упрёком, и ничего не стал объяснять, а только стих прочитал, словно трижды кистью взмахнул, прежде в чёрную тушь её обмакнув:
пустое ведро
в него заглянул, а там
холод колодца
Йоо вежливо помолчала. Лоб поморщила. Но ничего ей этот стих не открыл. В чём он и призналась честно:
– Пелевин, я… Я не поняла.
– Это не страшно, что ты Я не поняла, – ответил ей Виктор. – Поняла ты Я или не поняла, – всё это так, ерундец. Тлен это всё. Белый шум. Ветошка… Тебе Я не понять надо, а потерять. Потеряешь, вот тогда, как великомудрые говорят, и случится счастье. В потере Я суть дзэна.
– Да-а-а?! Выходит, когда я Я своё потеряю, тогда мне счастье будет, да?
– Нет.
– Нет?
– Да.
– Что нет? Что да? Кончай меня запутывать!
– Я не запутываю. Если ты свое Я потеряешь, то ты это уже ведь совсем не ты будешь. Не ты, выходит, счастье испытаешь.
– А кто тогда?
– Я.
– Ты?
– Да нет, не я, а Я. То Я, которое ты потеряешь.
– А-а-а. А мне, что за это будет?
– Буддой станешь.
– Буддой? Буддой… А будда – это, вообще-то, кто? А? А то кругом только и слышно про этого будду. Будда то, будда сё. Кто это?
– Будда? – Виктор озадачился, но нашёлся: – Будда – это человек, каким он нам явится через двести лет.
– Будто Пушкин?
– Будда – Пушкин. Только без сорокатысячного долга…
– Ясно.
– Кстати, по-старокитайски Будда обозначается словом-иероглифом «фу».
– Фу? Ну надо же! Это что получается, когда я Дюку…
– Вот именно. «Фу» – Будда, «цзяо» – учение, «фуцзяо» – буддизм.
– Ясно. Когда я пса поколачиваю и фукаю на него, это я его, значит, в буддизму обращаю. Нормально. Слушай, Пелевин, а буддой быть хорошо?
– В том весь и кайф, что Буддой быть никак. Тебе что, твой сенсей совсем ничего рассказывал?
– Рассказывал. Только я тогда молодой была и глупой.
– А сейчас – старая и умная.
– Нет, – взрослая и толковая. Пелевин, скажи, а в какое это мы путешествие отправимся? В свадебное?
– Ещё чего! Скажешь… Остынь. Путешествие – это всего лишь боевая операция по заданию Совета Командоров. Это рейд по глубоким тылам. Рейд, в который время от времени отправляют Воинов Света. Для выполнения особых заданий.
– Круто! – обрадовалась Йоо.
– Не полого, – согласился Виктор.
– А ты, стало быть, Воин Света.
– Вроде того…
– Круто! Это игра такая?
– Хм, я как-то… Впрочем, можно и так сказать. В конце концов, – что наша жизнь?
– Как круто! Значит и я с тобою в рейд?
– Да. Куда ж я тебя теперь дену? Уплачено. Пойдёшь со мной. Так что, не расслабляйся. Готовься морально. Концентрируйся. Ну, и всё такое. Миссия будет сопряжена с опасностями.
– Круто! А куда мы?
– Куда, пока не знаю. Может быть, на соседнюю улицу, может в Гваделупу, а может на Тибет. Не знаю куда. Знаю за чем. За Золотой Пулей.
– За золотой! За пулей! – завизжала Йоо. – Это круто!
– Ты кроме «круто» ещё какие-нибудь слова знаешь?
– Знаю. Анальный лубрикатор.
– Тогда лучше – «круто».
– Ка-ра-шо. А эта золотая пуля…. Вот про золотой укол я слышала, а про золотую пулю нет. Она для чего?
– Ну… Командоры полагают, что с её помощью можно будет уничтожить Чёрную Жабу, – ответил Виктор так, как оно на самом деле всё и обстояло.
– А кто такие командоры? А что это за чёрная жаба такая? – сразу начала пытать его Йоо, – ухватился котёнок за кончик ниточки, решил весь клубок размотать.
– Не гони. Много будешь знать, состаришься скоропостижно, посоветовал ей Виктор. – Впрочем… О Чёрной Жабе, пожалуй, расскажу, коль ты о ней действительно ничего…
– Ничего-ничегошеньки! – замотала головой Йоо.
– Должна же ты знать, наверное, ну, хотя бы в каких-то общих чертах, ради чего мы завтра… в омут…
– Да, должна!
– Должна-должна… В общем, так детка…
– Я не детка!
– Ладно, подруга, не злись, не кочевряжься, а записывай давай потихоньку в оперативную свою память информацию прикладного характера. Готова?
– Готова.
– Ну-ну… пионэрка… Короче, дело к ночи… Поехали. Слухай. Чёрная Жаба – это такая, понимаешь ли, малоизученная, но вполне реальная сущность, которая с самого начала времён, из самых их, что ни наесть, темнейших глубин, занимается исключительно тем, что генерирует поле особого рода. И это её поле имеет одно очень нехорошее свойство. Подавляет оно почём зря критичность человеческого ума. Человек, рождаемый на белый свет, в общем-то, человеком, в результате постоянного и непрерывного воздействия этого поля, постепенно перестаёт адекватно оценивать окружающий мир, а что самое страшное – самого себя. И превращается в неведому зверушку.
В лучах, испускаемых Чёрной Жабой, причина таких человеческих уродств и излишеств нехороших, как то: жадность, зависть, лень, чревоугодие, похоть, уныние, гордыня и ещё семью на семь и семь в седьмой. Практически все грехи в чистом виде и их сочетания, в которые способен совершить и повсеместно совершает падение человек, порождены полем Чёрной Жабы. Почти все. Может быть, только графомания стоит особняком. Этот грех имеет иную природу, о которой сейчас умолчу. Все остальные, как доказано Лабораторией Касперского, порождаются Жабой. Просто как головастики какие-то.
– Да ты что! Правда?
– Правда.
– Вот же какая сука!
– Да. И пока мы не её уничтожим, победить Глобальный Пафос невозможно.
– Упс! А это что ещё за фигня? Что это за пафос такой?
– Ты и об этом ничего не слышала?
– Не-а! Я же девственница.
– Ну это сложней объяснить, не знаю, смогу ли…
– А ты, Пелевин, попробуй. Я все правила игры хочу знать.
– Все правила и я не знаю… Ну, хорошо, попробую. Попытка – не пытка.
– Побелка – не белка.
– Только если чего-то не поймёшь, я не виноват.
– Да не боись ты, Пелевин, разберусь. У меня ай-кю сто двадцать пять.
– Ну, если ты такая шибко умная, тогда значит так, – слушай и уж как-нибудь врубайся. Тут одним словом не обойдёшься. Потому как мутно здесь… В общем, подруга, Глобальный Пафос – это такой образ жизни человечества, которой и порождается некритичностью человеческого ума и порождает ещё большую его некритичность. Одно к другому… Глобальный Пафос – это ничто иное, как первая производная от Чёрной Жабы… Такая это всё, понимаешь ли, бесконечно самовоспроизводящаяся тупость. Тупость, энергией которой Чёрная Жаба, кстати, питается… Или подпитывается. Вот так вот. Замкнутая выходит-получается система… Безотходная… Мы говорим Чёрная Жаба, подразумеваем – Глобальный Пафос. Мы говорим – Глобальный Пафос, подразумеваем – Чёрная Жаба.
– И что?
– А то, что эта тупость вскоре окончательно покроет всё. Включая политическую организацию человечества… И установит Новейший Мировой Порядок. Установит Новейший, разрушив Новый. Невелика, конечно, потеря. Но и такое приобретение – говно полнейшее. Причём, не просто говно, а говно попавшее на вентилятор. Если Новый Мировой Порядок – это, как говорится, the dark side of the New Economy, обратная сторона Новой Экономики, то Новейший – это её изнанка. И тут такое дело. Война между американским государством-системой и европейским сетевым государством ещё идёт и до чьей-либо победы пока далеко, а тонкая самонастройка Глобального Пафоса уже осуществляется. И не только на бытовом уровне, но и в самых высоких политических, то есть – системообразующих, сферах. И знаешь, почему это происходит? – Йоо пожала плечами. – А потому что, какая бы сторона не победила, без Глобального Пафоса ей уже будет не обойтись. Глобальный Пафос покроет глобального победителя. И это объективная штука. Демократия в существующем её виде в уже наступившем будущем работать не может. Наш мир изменяется сейчас со скоростью, которая равна скорости увеличения производительности микропроцессора. Так? Так. Мир перестал быть материальным, он стал текучим, как информационный поток. В таком убегающем от нас мире использование политической системы с обратной связью, – которой, по сути, и является, традиционная демократическая система, – похоже на попытку дважды войти в одну и ту же реку. Демократия – это процедура. На процедуру сейчас нет времени. Бесконечный многоактовый спектакль с передачей власти от народа к представителям отныне не катит. Подобная система сегодня обречена на пробуксовку. Даже и в идеале. Не говоря уже о нынешней её лицемерной, коррумпированной, пропиаренной, годной лишь на примитивное освоение финансовых потоков – ипостаси. Это старая и гнилая система выставляет себя на посмешище везде и всюду тем, что героически отрабатывает управленческие решения по проблемам, которые к моменту принятия решения перестают существовать. Понимаешь? – Йоо хотела ответить, но не успела. Поэтому естественно возникает необходимость в новом, более технологичном формате управления, способном быстро подстраивать сознание масс и манипулировать ими. Вот так, собственно… В этом суть. И я представления не имею, как и во что эта штуковина будет конкретно оформлена, только знаю, что так оно, в конечном счете, всё и будет… Всего-то и делов: создать замкнутую идеологическую систему, установив мировую монополию на легитимные информационные потоки. Вопрос времени и денег… Да, ну и чтобы эта система работала надёжно, без сбоев, нужно, конечно, чтобы человечество окончательно превратилось в легко управляемую массу с лояльным сознанием – в некую послушную биомассу. Поэтому Глобальный Пафос это, по сути, – совокупность усилий, направленных на приведение сознания людей в такое вот скотское состояние. Чёрная Жаба естественно этому процессу весьма способствует, поскольку некритичный ум является основой лояльности. И такая вот работа идёт уже во всю и полным ходом.
– А кто её ведёт? Мистер Зло? Или доктор Но? – спросила Йоо, ошеломлённая открывшимися нехорошими перспективами.
– Если бы, дет… подруга, всё было бы так просто… Видишь ли, заговор против человечества действительно существует, но дело обстоит так, что в этом заговоре участвует всё взрослое население Земли. Как материя во Вселенной стремиться принять форму шара, так и человечество в своей массовой бессознательности и бессознательной массовости стремиться устроить себе шаровую жизнь. Оно спешит по максимуму устраниться от принятия каких-либо решений и страстно желает скинуть с себя груз ответственности за свою дальнейшую убогую судьбу. Достаточно оглянуться по сторонам, дабы узреть, что люди в массе своей настроены со страшной силой и способны лишь на растительную жизнь. Тихо-смирно жрать воздушную кукурузу и подогретых собак, тащиться от своих бесконечных сериалов и прочих тупых бейсболов, лечить перхоть и этот… как его?… кариес, выращивать кактусы на подоконнике и ни во что не лезть, – вот базовый список их притязаний! Ну и предел мечтаний, чтобы та химера, которая называется совестью, скорей издохла. Вот, собственно, и всё, чего хотят все люди на этой планете. Правда, некоторые ещё как-то пытаются себя блюсти, но таких мало. Слишком мало… Основная масса творчески переработала десять божьих заповедей и трактует их теперь так: покупай, потребляй, смотри тиви, живи в кредит, приспосабливайся, никогда не возмущайся, не мечтай о высоком, верь властям, не задумывайся, не просыпайся. Главное – не просыпайся. Вот так they live. Ну, а двигателем этого безумия является распущенное коллективное бессознательное, подстёгиваемое тлетворным дыханием Жабы… Так, – я, кажется, уже повторяюсь… Ладно. Ну, ты, подруга, успеваешь за мной? – вспомнил Виктор о девушке, и Йоо как-то уж слишком уверено кивнула ему в ответ. – Вот так вот, – вздохнул Виктор, как бы вздохом подведя черту под своим разоблачительным спичем, но не удержался, и понесло его по течению дальше: Нет, конечно, если спрос на Глобальный Пафос есть, есть и те, кто обеспечивает предложение. Тут то же свой бизнес. И выдвигаются персоналии, которые берутся эту операцию на мозге человечества проводить. Ловцы тенденций, желающие приватизировать процедуру. Такой вот бизнес… Страшноватый, правда. Ведь эти шустрики тоже находятся внутри процесса изменения человеческого сознания. Ужас! Представь, каких действий можно ждать от нейрохирурга, который руководит операцией на мозге, в то время, когда ему самому проводят точно такую же операцию. Но выдвигаются… А если есть бизнес, появляются и те, кто его крышует.
– Антидоты? – догадалась Йоо.
– И антидоты. И «Всемирная инквизиция». И другие мухобойки. И всякие мелкотравчатые на них пародии… «Снующие всюду», например…
– А ты, Пелевин, значит, против всего этого?
– Я? Ну что ты! Я нет, глобально я не против. Мне по барабану, точнее по бубну. Это Бодрийяр против, его сводный брат Кудеяр, который сгинул в Подвале, был против, другие… А я нет. В конце концов, Лао-Цзы и учил, что, управляя страной, совершенномудрый должен делать сердца подданных пустыми, а желудки – полными, чтобы у народа не было знаний и страстей. Я же говорю, это объективный процесс. И его не остановить. Как несущейся без остановок локомотив.
– А этот твой Бодиарт…
– Бодрийар?
– Ну да, Биллиард… Он что считает, что можно остановить эту штуковину?
– Видимо, считает. Он в своём праве.
– А ты думаешь, значит, что не возможно?
– Нет, конечно. Не возможно. И поэтому мне всё по бубну… А потом, если подобно Бодрийару, относится к Глобальному Пафосу чересчур серьёзно, то рано или поздно, к доктору не ходи, сам станешь его, Глобального Пафоса, неотъемлемой частью. И оно мне надо?
– Стоп, я что-то не всосала, – если тебе всё по бубну, зачем тогда ты… за пулей за этой?
– Зачем, говоришь? Ну… Да, тут, конечно, на лицо некоторое мотивационное противоречие, но… Понимаешь, мне, в общем-то, действительно по бубну, какую там парадигму развития выбирает для себя съехавшее с глузду человечество, один хер Солнце когда-нибудь потухнет и вся эта чертовщина закончиться, – так что плевал я в свете этого грядущего события на все эти смешные идеологические заморочки… Да… Но поскольку Солнце ещё коптит, а мне какое-то время придётся с этим мириться, я считаю себя в праве противодействовать грубым наездам на меня лично. На меня, как на носителя личностного суверенитета. Понимаешь? Пусть, за ради бога, делается народ сытым и тупым, превращаясь в быдло, но ко мне с этими делами, пожалуйста, не надо… Я не народ. Я – Пелевин.
– А я – Йоо!
– Молодец! Правильно… И я тебе так скажу, – trouble till trouble troubles you.
– Что?
– Когда вошь укусит, тогда и чешись. Пословица.
– Пословица?
– Да, английская. Знаешь, я ведь никого не трогал до тех пор, пока Глобальный Пафос не стал посягать на мой собственный, честно заработанный бутерброд.
– На какой бутерброд?
– С маслом и колбасой – такой вот бутерброд… И, заметь, не выданный в качестве пайки, а, подчёркиваю, – заработанный. За-ра-бо-тан-ный! Видишь ли, по жизни моим ремеслом всегда было мирное строительство параллельных реальностей, – конечно, по мере их необходимости. Вот… Необходимость в строительстве всякой новой реальности появлялась, когда в старой для меня кончались все бутерброды. И процесс шёл, и всё было нормально, – во всяком случае, бутербродов мне хватало. И продолжалось это до тех пор, пока Глобальный Пафос однажды не решил, что вся литература должна стать такой, чтобы она, цитирую, «не омрачала снов, не грузила размышлениями и не препятствовала выработке желудочного сока». Конец цитаты… Прямо таки Лао-Цзы. Но, понимаешь, даже этот великий трактат, возведённый в абсолют и употреблённый в неразбавленном виде, неминуемо превращается во Внутренний Устав гестапо. Это всё равно, что пытаться дышать воздухом, состоящим из чистого кислорода. Невозможно. Лёгкие без углекислого газа дадут сбой и, в конце концов, остановятся. Это я всё к тому, что Дао действительно невозможно выразить словами… А тем более со слов понять. Понимаешь о чём я?.. Фу, сам себе, не сходя с места. противоречу.
– Да я понимаю, – отозвалась Йоо. – Понимаю.
– Я сбивчиво, наверное… Больше себе пытаюсь объяснить, чем тебе. Но невозможно же выразить словами. Ладно, всё это дедушкина антропология… Тебе вряд ли интересно.
– Ну почему, интересно, – наверное, соврала Йоо, а может быть, и нет.
– Ну, тогда я о себе любимом продолжу… Давно хотел кому-нибудь… Хотя как раз в себе-то самом мне и самому не очень всё ясно. Даже очень многое не ясно. Не понимаю я себя порой. Вот спроси меня, как я попал в Сопротивление?
– Как?
– Чёрт его, то есть меня, знает! Да, согласен, не хотел я быть объектом управления, но ведь и субъектом его быть тоже не хотел. А хотел быть просто чжуцзоцзоланом.
– Кем?
– Летописцем.
– А-а-а.
– Да, летописцем. И поначалу так всё и было. Я никого не трогал. Сидел в своей Башне и поплёвывал с её высоты косточками от вишен. Был, короче, правоверным даосом. Но вот однажды наступило такое время, когда мои книги попали в этот долбанный Index Librarum Prohibitorum, в издательствах стали со мной расплачиваться от старого осла ушами, и пошли какие-то левые наезды. Расчухали, что в книжонках моих помимо попсы голимой, есть ещё что-то такое… Ну, такое… Короче, – подрывное. С точки зрения Глобального Пафоса. Вот они мне кислород и начали перекрывать. Достаточно сравнить, например, тиражи мои двухлетней давности с нынешними. Слёзы остались. Слёзы…Вот так вот… Мне бы тогда отвалить, на дно залечь, а я зачем-то огрызнулся. И тогда появились антидоты. В общем, как говориться, я стал болезнью, они – лекарством. Я – яд, взбадривающий тухлое сознание, они… антидоты. А антидоты, они и есть антидоты. Тогда мне ничего больше и не осталось, как податься в Сопротивление… Видишь ли, когда по тебе пытаются пройтись гусеницами танка и сделать не очень живым, хочешь ты этого или нет, но твоя терпимость куда-то вдруг испаряется, и в какой-то момент ты вдруг перестаёшь снобистски ковыряться в носу, сидя в щели между формой и содержанием, перестаёшь «шлифовать» пресловутое «зеркало», а начинаешь лихорадочно заливать в бутылку из-под Хенесси дремучую гремучую горючую смесь. Так вот. Для того чтобы придерживаться принципа «увэй», то есть «быть недеятельным», надо, прежде всего, закрепить за собой право «быть». Для начала – просто быть. Якши?
– Якши.
– Короче, я начал отбиваться. И не давал себя в обиду. И мне это удавалось. Ну, а потом закрутилось-замутилось: меня нашли люди Совета, я узнал о Чёрной Жабе, прошёл подготовку в спецлагере, стал Воином Света, и отправился третьим номером в своё первое Путешествие. За Хорошей Миной. А потом вторым номером за Хазарской Стрелой. Теперь пойду фронт-мэном за Золотой Пулей. Ясно?
– Ага… Понятно, чего ж тут не понять, – ты, Пелевин, из каких-то личных обид поддерживаешь абсолютно безнадёжное дело.
– Можно и так сказать. Правда ещё одна у меня причина есть. Потаённая.
– Какая?
– Такая. Только тебе… И чтоб – молчок!
– Чтоб я в Бритни Спирс превратилась!
– Дело в том, что Командоры искренне считают, будто можно отстоять Сознание Масс в Последней Битве. Они, видишь ли, безоглядно верят в Окончательную Победу Сознания. А я верю лишь в кратковременную промежуточную победу, результатом которой можно воспользоваться, чтобы утопить уверившее в собственную победу Сознание в Пустоте. Я очень надеюсь, что возможно наступит такое время между прошлым и будущим, когда одна Жаба будет уже мертва, а другая ещё не родиться…Вот это и будет моё время. Наше время. Но чтобы Сознание за этот краткий миг опустошить, то есть сделать постоянным, его, конечно, нужно сначала отстоять. Невозможно швырнуть в Пустоту то, чего нет. Вот, главным образом, почему я в строю…
– Ты загонишь сознание людей в пустоту, как Владимир Русь в Днепр, да? Так?
– Постараюсь… Если не я, то кто? Ведь если Сознание не растворить однажды в Абсолюте, война за него будет продолжаться очень долго. И не факт, что победа достанется Бодрийарду и компании. Но если у меня получиться задуманное, если сподоблюсь, вот тогда Глобальный Пафос и останется с носом. Он такой – раз, а нас уже нету!
– Он такой – раз, а мы уже в домике! – экзальтированно поддержала его Йоо и тут же стала уточнять: – Я давно хотела спросить, а Чёрная Жаба – это, вообще, что? Устройство какое-то? Передатчик, да?
– Нет. Чёрная Жаба – это большая бородавчатая жаба. Обыкновенная жаба. Только необыкновенная.
– Понятно. А где она сидит? В болоте?
– Нет, в Подвале белого дома.
– Белый Дом – это, где наше Правительство или где их Президент?
– Белый дом – это дом, который выкрашен в белую фасадную краску.
– Ясно. Значит, Чёрную Жабу обязательно нужно убить?
– Иначе человечество не встряхнуть. Не будет Чёрной Жабы, у Воинов Света появиться хоть какая-то надежда, выиграть грядущую Битву. А лично у меня появится надежда исполнить то, что я задумал. Ну, а пока сознание широких и не о чём не подозревающих масс, подавленное Жабой и размягчённое пепси-колой, продолжает заплывать жиром… Ещё немного и будет поздно. Надо спешить-поспешать.
– А пепси-то тут причём? – отловила фильтром знакомое слово Йоо.
– А-а-а, это… Понимаешь, Лабораторией Касперского, доказано, что в секретную формулу пепси-колы входят ингредиенты, негативно воздействующие на критичность ума. Чёрная Жаба давит на нас снаружи, пепси-кола гнобит изнутри. Поле Чёрной Жабы, конечно, мощней, но зато пепси воздействует на глубинном уровне. Уже несколько поколений людей были рождены матерями-пепсиманками генетически модифицированными. Врачи, работающие на Совет, называют этот феномен «Поколение-П».
– Слава богу, что я пью коку, – обрадовалась было Йоо.
– Боюсь, огорчить тебя, дет… подруга, – тут же на корню прервал её наивную радость Пелевин. – Как заметил в «Перезагрузке» эстетствующий циник Меровингиан: «Выбор – это иллюзия, созданная теми, у кого есть власть, для тех, у кого её нет». Всё дело в том, что пепси-кола и кока-кола это, к сожалению, один и тот же напиток. Якобы разные брэнды созданы для поддержания иллюзии выбора, который людям почему-то физиологически ещё пока нужен. Но, впрочем, именно, что – пока. И, надо заметить, всё меньше и меньше. Кстати, эти торговые марки коварно учитывают национальную специфику. Истым американцам вменяется кока, выдающим себя за европейцев – пепси, для разных составляющих исламского мира – мекка-кола, замзам-кола и кибла-кола. Но всё это, – по формуле, – поверь, один и тот же напиток. Может лишь заменителя сахара где-то побольше. А где-то пузырьки позабористей. Ну и красители там…
