Текст книги "Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ)"

Автор книги: Андрей Рейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Какая я одичалая! – засмеялась Энна, поглаживая плечи меховой накидки, увешанной перьями различных лесных птиц, сушеными ягодами дикой черемухи и волчьей ягоды, ушами рыси и другими трофейными украшениями.

– Куда ты теперь подашься? – спросил Йорвин.

– Туда же. Куда еще податься в этой мерзкой людской деревне? Думаю, за часть твоих денег Желудь меня простит и поселит обратно. А почему ты интересуешься?

– Как только уладим все проблемы здесь, мы отправимся в Суаран. А в стране колдунов без хорошего волшебника нам будет туго.

– Нет, Назулданчик, извини, – завертела носом Энна. – Мне с вами не по пути. Не любительница я длительных авантюр.

– Даже за деньги?

– Даже. Мне нет дела до амбиций людских колдунов, как нет резона срываться с насиженного места и тащиться через пол-мира. Тем более,  для такого мероприятия серебряниками ты не отделаешься. Откуда у тебя деньги-то возьмутся?

– Стало быть, ты так и собираешься всю бесконечность существовать, от случая к случаю зарабатывая крохотные деньги, а затем просаживать их на дурманящие порошки? Набираться до беспамятства, а когда дурман сойдет, и ты окажешься одна в пустой комнате среди мусора и собственных испражнений, искать новые способы добыть заветный наркотик и повторить все снова, а потом снова и так до бесконечности. До тех пор, пока дурман не заменит тебе хлеб, а удовольствие от этой дряни не растворится как лед в кипятке, оставив после себя только пустоту и боль. И тогда ты будешь ползать на коленях, умоляя, чтобы кто-нибудь прекратил твою агонию и прервал твою жалкую загубленную жизнь. – Несколько минут побледневшая Энна смотрела Йорвину в глаза, не в силах сказать ни слова.

– А тебе-то что? – спросила она наконец дрожащим и слабым голосом.

– А то, что я не желаю тебе такой судьбы.

– Прощай, Назулдан. И берегись зла, – бросила она, а затем ушла прочь, громко хлопнув дверью. Несколько минут Йорвин простоял у двери в раздумьях, а затем поднялся наверх, где сидели морферимы.

– Она ушла? – спросил Юрки. Йорвин кивнул и сунул руки в карманы.  – О чем вы с ней там шептались?

– Да так... – отмахнулся Йорвин. – Опытом делились. Она меня предупредила, что заказанное нам задание может оказаться опаснее, чем мы предполагаем. Что там может быть что-то пострашнее людей.

– Это я пострашнее людей, – ответил Юрки. – Я и Эйнари страшнее десятерых голодных человеков. А если и Зу сможет пойти с нами, то враги сами будут бежать, поджав хвосты. Мне только нужно оружие.

– Оружие будет, – кивнул Йорвин. – Это я тебе обещаю.

[1] Тьма, забери эту бестолочь (эльф. упр)

[2] Святые кости Налиджи! (эльф. упр.)

* Калроман – старинный танец  жителей Норлима, позже ставший популярным в Мидшните, а затем и в Империи.

Глава XVI

Остатки эля из второй по счету пинтовой чарки Кейн вылил в рот и вытер рукавом усы. Рвущаяся на волю отрыжка не заставила себя долго ждать. В пепельнице дымилась скуренная наполовину сигара, которую Кейн сунул в зубы и задумчиво затянулся. Помещение трактира «Дубок-шептунок» было почти пустым, и было так тихо, что Кейн, сидя за столом у окна, слышал, как шелестит тряпкой Желудь, протирающий свежевымытые кубки. Полная женщина-разносчица средних лет, заметив, что один из клиентов допил свой эль и скучает, поспешила к столику.

– Еще принеси, – велел ей Кейн.

– А не хватит ли тебе? – подбоченилась разносчица. –  Две кружки уже выпил. Окосел уже вон. Компот есть вчерашний, бродить начал...

– Я сказал, еще одну принеси, женщина! – жахнул по столу кулаком Кейн, глядя в одну точку перед собой.

– Ой, Илтрис, помилуй! – охнула женщина. Она собрала со стола опустевшую посуду и удалилась к стойке.

Кейн уронил голову на локоть. Мысль о том, что его лучший друг умер, не укладывалась у него в голове. Даже сам факт похорон и его участие в них сейчас казались сюрреалистичными, словно то был дурной сон. Но это не был сон. Это был знак. Знак того, что его застоявшийся образ жизни подошел к концу, а ему, Кейну, осталось лишь подготовить  своей жизни достойный эпилог. Все эти мысли вперемешку с воспоминаниями бурлили и пузырились у него в голове, и даже две пинты отменного эля нисколько не притупили жжения в душе. Тем временем, разносчица принесла Кейну еще одну кружку с пенящимся напитком.

– Водки еще принеси, – сдавленным голосом пробурчал он.

– Какая тебе водка? Ты еле сидишь, – снова подбоченилась служанка.

– Что-то не припомню я, чтобы жену заказывал. Принеси водку, баба! – разносчица надула и без того пухлые щеки и ушла за водкой. В этот момент дверь в кабак открылась и вошла крошечная девушка с черно-белыми волосами. Девушка приковывала к себе взгляд не только своими черно-белыми волосами, не только своими острыми ушами и кожей цвета красной смородины. Взгляд Кейна она приковала тем, что была облачена в пеструю меховую накидку, резко контрастирующую с традиционной одеждой местных. Кейн даже мог поклясться, что видел ее на ком-то еще, но пьяная голова отказывалась вспоминать. Эльфийка же прошла по кабаку как по своей прихожей, подошла к корчмарю Желудю, который при виде ее побагровел аки помидор, и дала ему несколько монет. После чего багровизна с лица Желудя сошла, и он нехотя кивнул лысой головой. Девушка все той же веселой походкой удалилась на второй этаж, где находились гостевые комнаты. Кейн проводил ее взглядом, а затем прильнул к третьему кубку эля  и осушил его наполовину.

В трактир вошла шумная троица. Мужики были уже поддаты, что-то мололи меж собой и громко смеялись. У того, кто смеялся громче всех, была длинная козлиная борода. Остальные были без бород, но лохматые как черти. Они уселись за один из столов, достали кости и принялись шумно играть. Когда к ним подошла разносчица, один из них заказал «самый лучший обед, какой может сварганить эта тошниловка», а затем шлепнул женщину по ягодице. Для скорости, видимо. Разносчица, однако, не отреагировала на вольность его рук никоим образом, кроме косого презрительного взгляда и ушла на кухню. Кейн же снова присосался к элю. Некоторое время спустя служанка принесла клиентам по тарелке грибного супа. Кейн даже вынул изо рта сигару потому, что аромат грибов и вареной картошки был бесподобен. Шумная компашка немного поутихла, принявшись за еду. С чмоканьем и чавканьем они очень скоро справились с супом и тот, что был пьянее всех, засвистел, приказывая подать второе. Второе никак не несли, и он засвистел снова. Затем ему вторили остальные два, и какафония из свистов заполнила все помещение. Даже посуда задрожала на столах. Кейн терпел, но предел его терпения иссяк потому, что вытерпеть такой гвалт, создаваемый всего тремя пьяницами, был способен разве что самый флегматичный табоист, либо человек, начисто лишенный слуха.

– А ну, позатыкались все на хрен, головожопы! – взревел он, бахнув по столу кулаком, отчего тот подпрыгнул, но выдержал.

– Чу? – обернулась троица. – Это он нам, че-ль?

– Вам, вам, – брызнул слюной Кейн. – И я настоятельно призываю вас заткнуть хайла к едреной матери! – Троица несколько минут смотрела на Кейна, обомлев от такой смелости или безмозглой наглости.

– Да ты шизанулся, пердун, – наконец заговорил один. –  Грешно над убогими смеяться, так что мы притворимся, что ниче не слышали.

Принесли второе. По всему трактиру разлетелся запах овощного рагу и жареного мяса. Служанка едва успела донести еду до стола, посетители чуть не вырвали поднос прямо у нее из рук. Увлекшись едой, про Кейна они благополучно забыли, и тот сел обратно. Покончив с едой, они вновь стали галдеть. Еще громче, чем прежде. Вернулась служанка, чтобы забрать грязную посуду. Один из этой троицы, как бы невзначай, схватил ее за мягкое место и попытался залезть под юбку, но тут же получил кулаком в челюсть от... самой служанки. Вся троица, рассвирепев, вскочила на ноги, опрокинув стулья. В нетрезвых глазах разгорелся яростный огонь и желание ломать и крушить. Кейн тоже вскочил, готовясь защищать женщину, но пока он вставал и вылезал из-за стола, разносчица раскроила нос деревянным кубком первому, ткнула ребром подноса в гортань второму, и замахнулась на третьего но тот заскулил, сам рухнул на пол, закрывая пах и голову,  скуля как побитый пес.

– Девять нециев за обед на троих, – с тяжелой одышкой сказала разносчица тому, который уцелел, ведь его друзья еле шевелились на полу, хрипя и следя кровью. Трясущейся рукой он залез в карман и высыпал горсть монет, затем вскочил, кое-как поднял с пола своих друзей, и вся троица шаткой походкой покинула трактир.

– Бой-баба! – со смехом хлопнул в ладоши Кейн. – Одна! Против троих! Хо! Держи-ка серебришка. На радость за храбрость, – сказал он и дал служанке несколько серебряных монет.

– Благодарствую, – с реверансом ответила она, принмая деньги. Затем засучила рукав и поиграла бицепсом. Мягкая плоть превратилась во внушительных размеров холмик и Кейн про себя подивился, как, однако, пышные формы могут скрывать крепкую мускулатуру. – Мы в семье с детства неслабые.

– Поздравляю, – улыбнулся гробовщик. – Так скажи мне воительница, где моя водка?

– Сейчас будет.

С кухни вернулся Желудь. В руке у него был здоровый деревянный брус. Судя по царапинам и красным пятнам, уже не раз пускавшийся в ход.

– Опять буйные? Ты цела, Флацила?

– Да. В этот раз трое всего.

– Фух, слава Илтрису, – вытер со лба пот трактирщик и спрятал брусок под стойкой. Трое на одну в «Дубке-шептунке», похоже, считается вполне честной схваткой, – Что за народ, ексель-моксель? То погромы, то драки затевают. Ни дня спокойно поработать не дадут. У нас приличное заведение, ни то, что этот нужник «У Мунгуса».

Какое-то время спустя, Флацила принесла Кейну бутыль водки и рюмку. Позаботилась также и о закуске. Рядом с бутылкой на подносе стояла корзинка с ржаными сухариками. Кейн опрокинул рюмку, закусил затем вторую, третью, и мир вокруг стал краше и веселее. Горбун собрался было налить еще, но рука промахнулась мимо бутылки, а голова налилась свинцом и в глазах померкло. Когда разум вновь вернулся к Кейну, он обнаружил, что лежит лицом в опрокинутой наполовину корзинке. Отлепив сухари от бороды, он огляделся. Народу в корчме поприбавилось, хотя на улице темнее не стало. В общем гуле то тут, то там выкрикивались либо обрывки песен: «Придет весна и некрофилы достанут заступы и вилы...», либо обвинения в шельмовстве и жульничестве азартных завсегдатаев: «Это я-то мухлюю? Ах ты, барбос немытый! Вон, у самого из рукава тузак торчить». Сигара потухла, и Кейн полез в карман за лучинами и кресалом. Разносчица Флацила едва успевала бегать из угла в угол, разнося еду с выпивкой, и унося грязную посуду.

Вдруг в таверну вошел Дилио. Он источал сногсшибательный аромат выгребной ямы, поэтому моментально оказался в центре внимания. Кейн, как увидел его, едва сдержал хохот. Так смешно было наблюдать, как народ шарахается от Дилио, как от бродяги, больного чумой, сифилисом и кариесом одновременно. Чего ему тут надо? Наверняка  пришел денег обратно поклянчить?

– Вот ты где, – сказал он, подсаживаясь напротив Кейна, – Тебя нетрудно  было найти.

– Так а я никуда и не прячусь, – давясь хохотом ответил Кейн. – Разве что под стол пьяный свалюсь, но до этого еще далеко. Чего надо-то? Сдается мне, что ты сюда не пировать пришел. Денег у тебя кот нассал.

– Ха! А не ты ли меня ограбил, горбун? – сжал кулаки Дилио.

– Ограбил? Я-то? Нет. Я вернул себе то, что причитается мне. А то, что ты жить честно не умеешь, так это не моя вина. Денег ты от меня никаких не получишь. Живи в дерьме, мне на тебя начхать и вытереться. А теперь пшел вон!

– Зря ты так. Как бы не пожалел потом.

– Ого! – кашлянул Кейн, – Он мне угрожает.

– Это не угроза, а, скорее, дружеский совет. У  меня есть сведения, которые были бы тебе очень полезны. Это касается тебя, того долговязого, который с тобой тогда был, и остальных твоих... протеже. Но раз тебе не надо, тогда я...

– Стоять, – поднял руку Кейн. – Не торопись-ка. Присядь. Давай поговорим. Ценные сведения, значит?

– Да, только я тебе их не скажу, пока не отдашь мне МОИ деньги.

– К моему величайшему сожалению, прямо сейчас я не могу тебе помочь, – с притворной горечью сказал Кейн. – Но мы можем обсудить условия нашей сделки на сытый желудок. Думаю, так лучше будет нам обоим. Сытая голова варит лучше. Ужин за мой счет, разумеется.

– Ну, раз ты предлагаешь... – проурчал пустым желудком Дилио. Он уже не помнил, когда ел в последний раз. Желудок думал за него.

– Трактирщик! – крикнул Кейн. – Две порции цимрейского плова с пламеницей. – Желудь кивнул головой и исчез на кухне.

– Итак, для чего тебе эти деньги? – спросил Кейн, хотя ответ его не волновал, он просто оттягивал время. Он знал Дилио, поэтому ожидал, что ответ будет развернутым.

– Времена суровые, – начал Дилио, бегая глазами по трактиру. – Деньги нужны всем, и мне тем более. Жизнь так сложилась, что... ну... Повздорили мы со старыми подельниками, так что надо сматывать неводы. Тем более, что такая ситуация в стране обострилась... Мирные дни подходят к концу. В Штирии, на границах с Браннландом началась грызня за территорию. Графья разобщены, авторитет нашего короля угасает. Один неверный шаг, и он будет подорван окончательно. Его власть ослабнет, а то и вовсе свергнут его к черту, и тогда браннладская конница с их мушкетными самострелами порвет Штирию как ссаную тряпку, прокатится по нашим землям и не оставит тут камня на камне. Все к тому и идет. Это лишь вопрос времени.

– И куда же ты двинешь? – спросил Кейн, выдыхая кольцами дым.

– В Браннланд, конечно. Куда же еще? Это ведь... Стихийно развивающаяся страна. Там сейчас все. Может и не стану я там богатеем, но всяко там лучше, чем тута на шишах сидеть, да цзанги считать.

– То есть ты хочешь слинять из страны, пока не припекло, – безучастно констатировал Кейн.

– Да. Хочу. И чем быстрее, тем лучше.

– М-да, – медленно протянул Кейн. – Бывал я там когда-то. В Браннланде то бишь. Лет эдак тридцать назад.

– И как там было? – спросил Дилио.

– Впечатляюще, – покивал головой Кейн. – Дома там сплошь каменные, все многоэтажные – по шесть, а то и по восемь этажей. Слыхал я тогда еще, что в Тартаве есть и дома в десять-двенадцать этажей, хотя я с трудом себе такое представляю. Улицы там широкие, чистые, и всюду гномы. Куда ни кинь – везде эти карлы бегают. Снуют взад-вперед как муравьи. В гости туда приехать – это мило дело, но жить там... Слева камень, справа камень, над головой и под ногами – тоже камень. Умывальня возле сральни, а сральня возле спальни... Бр-р-р... Нет уж, увольте.

Флацила, одной рукой зажимая нос, принесла заказанный плов. Две  тарелки вкусно пахнущего горячего плова с грибами, морковью, каким-то перцем и кусками свинины просили себя съесть.

– Приятного тебе, так сказать, аппетита, – сказал Кейн, сверкнув на миг дьявольской заговорщицкой ухмылкой. Дилио накинулся на плов, как будто неделю еды не видел. Кейн же едва подцепил ложкой пару рисин и нехотя сунул в рот.

– Вкуфно, – пробубнил Дилио, роняя еду изо рта. – Надо будет как-нибудь это... Пофтой... Какое-то оно... Кхах!.. Это фто за пер..? Бху-гха-кха-кхах... Офтрый, сука... Кха!

– Плов, как плов за исключением одного ингредиента, – наслаждаясь реакцией Дилио, произнес Кейн. –  Перец заргыр огрол. Пламеница по-нашему.

– Ай! Жгет! – срываясь на фальцет, завопил Дилио.

– На-ка, запей, – Кейн протянул Дилио бутылку с водкой. Тот, видимо, подумал, что это вода, и залпом осушил бутылку наполовину. Только когда до него дошла правда, он завопил еще громче, чем привлек внимание всего трактира, ведь от водки ему стало еще хуже.

– Кейн, ты гад! Что ты мне дал?

– Слишком остро для тебя? – цинично спросил Кейн. – Трактирщик, чем сбить огонь?

– Молоком, – ответил Желудь. – Но оно кончилось, а коров теперь только в десять надоим.

– Тогда неси все, что есть. Будем искать новые способы.

Трактирщик пожал плечами и полез в подпол. Дилио отведал верндальского вина, гунгорнского лагера, гесторийской медовухи и ламмайского коньяка, но окончательно снять с языка жгучий перец не удалось. Зато он порядочно набрался, и его качало, даже когда он сидел.

– Кейн, – вяло промямлил Дилио. – Старая шмотька. Чтоб я еще с тобой хоть раз...

– Но это же не я полез ко мне со своими сведениями, – выгнул брови тоже нетрезвый Кейн.

– Так это все из-за них, будь оны неладны! Хорошо. Вот тебе твои сведения, получи и подавись: Густаф Уолдер – потомок древнего дворянского рода, лишенного земель и титулов за дезертирство во время колонизации Суарана. Измена у него в крови. Он не собирался заключать с вами никаких сделок. В старом форте медвежьих глаз живет вампир. Уолдер знал это и отправил вас на убой.

– Зачем?

– Ну ты и тупица! Вы в розыске, чугунная твоя башка. Вас там всех поубивают, а человек Уолдера, которого он отправит вам в помощь, отрежет головы у ваших трупов. А затем Уолдер отдаст их властям и получит награду.

– Брешешь, пес, – подумав, сказал Кейн.

– Но это еще пол-беды. Из Митриума приехал глава Митриумской Судебной Префектуры. В Центре узнали о резне в Двулесье. Я говорил, что монарх не может позволить, чтобы его репутация подорвалась, а бушующие на задворках нелюди очень подрывают его авторитет. Кто защитит народ, как не их король? В одиннадцать часов они с графом устроят собеседование, где разработают тактику вашего отлова, – Кейн вздохнул и задумался. – Но да это не так важно.

– Чего?

– Я получу с тебя свои деньги, хочешь ты того или нет. Я видел, как патруль черных прошел мимо трактира пару минут назад. Думаю, они будут рады узнать, что чуть не прошли мимо опасного преступника.

– Дилио, предупреждаю! – строго пригрозил Кейн, но Дилио не слушал. Вскочив из-за стола, он покачиваясь, побежал к выходу. Кейн бросился вдогонку, но догнать Дилио он не смог бы и трезвым. Оба выбежали на улицу, Дилио завопил и замахал руками. Рука Кейна сама нащупала рукоять молота и сама же сделала все остальное. Огромный тяжеленный молот догнал Дилио вместо Кейна и беспощадно раскроил ему затылок. Бывший информатор умер, не успев упасть на землю. Кейн подошел к трупу и поднял лежащий рядом молот. Глаза Дилио быстро стекленели, а на губах замер вопль. Густая кровь из проломленного черепа медленно растекалась по грязной и заснеженной улице. Прохожие, волей судьбы проходившие по этой улице в эту минуту, разворачивались и шли в обратную сторону.

Всего лишь одним человеком меньше, одним трупом больше. Ничего необычного.

Глава XVII

Патруль летел за беглецом, как бурный поток, сшибая все, что оказывалось на пути. Начальник патруля королевской полиции буквально осатанел, разглядев вдали черты лица, которое смотрело со всех городских листовок, не узнать которое было невозможно. Однако, бывалый солдат отдавал ему должное. Согбенный старик с неестественно огромными кулаками улепетывал так, будто его преследовала сама смерть. Впрочем, начальник патруля, взбешенный, что рецидивист совершил еще одно убийство, да не просто, а буквально у них под носом, брать живым мерзавца не собирался. «Стой, ублюдок! Именем его королевского...» – Рычал он, захлебываясь пóтом. Как-никак бежать в полном обмундировании и снаряжении было нелегко, невзирая на подготовку, и беглец потихоньку отдалялся. Вот он, схватившись рукой за фонарный столб, помог себе свернуть, не сбавляя скорости, и нырнул в подворотню. Переулок был длинным и извилистым, но узким и ужасно захламленным. И Кейн и его преследователи потратили уйму времени, перелезая через гниющий хлам и отходы. «Не уйдешь, паскуда!» – рычал королевский полицай, – «Я тебя на ломти порежу, гад!» Выбравшись на улицу, Кейн в ответ запустил в преследователей огромную клетку с курами и рванул дальше. Преследователи на секунду опешили, но начальник с бешеным рыком разрубил квохчущий снаряд на лету. Во все стороны полетели перья, щепки и куски мяса. Солдаты королевской полиции вперемешку с выжившими курами кое-как выкатились на улицу, но беглеца и след простыл.

– Рассредоточиться и прочесать все направления! – гаркнул начальник патруля, со злобой загоняя меч в черные ножны. Вновь горбатый ренегат оставил его с носом.

– Да шо же вы творитя? Мои куры! – завопил старый крестьянин, схватив начальника патруля за полу плаща. Но тут же получив латной перчаткой по зубам, упал наземь.

Кейн ввалился в дверь своего дома, еле дыша и едва не падая. Свист его легких не стихал до тех пор, пока он окончательно не отдышался. Тогда он зачерпнул в бочонке полную кружку воды и залпом осушил ее. Затем бросился к маленькому невзрачному сундучку, стоявшему в углу. Сундучок был накрыт подстилкой и заперт на замок. С секунду Кейн вспоминал, где хранится ключ от этого замка. Вспомнив, он достал с книжной полки книгу под названием «Ключ к веселой жизни» какого-то малоизвестного автора. Посередине книги действительно был заложен ключ.

Встречать Кейна медленно спустилась Зуали, держась за брата одной рукой.

– Кейн, ты вернулся...

– Где Йорвин? – грубо перебил ее Кейн.

– Еще утром ушел в кузницу. С тех пор не появлялся. – Ответил ему Юрки.

– Херово, – пробубнил Кейн. Он отпер ключом замок сундука. Пыльная подстилка, укрывавшая сундук полетела на пол, а из сундука Кейн достал запылившееся и слегка поржавевшее, но самое настоящее оружие. Оно же – самое странное оружие, какое только можно встретить.

– Идите ближе, – ухмыльнулся гробовщик. – Думаю, вам, как прирожденным воинам, будет интересно взглянуть.

– Что это? – В один голос вопросили брат с сестрой.

– Это, ребятки мои, зверятки, то, чем убивают эльфов. Прославленное оружие гномов. Люди такое создавать пока не умеют. Вот это, – Кейн взял в руки миниатюрный арбалет со странным цилиндрическим барабаном. – Скоростной шестизарядный самострел. Заряжаешь барабан шестью болтами, взводишь тетиву вот этим курком и пиф! Смерть догонит свою цель прежде, чем она успеет подумать, «Мамочка, так вот, как она, костлявая, выглядит!» Почему скоростной? Потому, что приноровившись взводить курок, научишься стрелять очень быстро.

Зуали, отпустив брата подошла к сундуку и достала оттуда еще что-то. Звериный инстинкт тут же потребовал обнюхать неизвестный продолговатый предмет.

– А это называется двуствольное ружье. – Пояснил Кейн, вежливо изымая оружие из рук Зуали. – Изначально ствол был вдвое длиннее, но я его укоротил для удобства. Точность стрельбы пострадала, но принцип не изменился. В дуло, сперва, засыпается специальный черный порошок, который тоже только у гномов купить можно, затем заряжается картечью, которую ни у кого, кроме гномов, не достать.

– Что такое картечь? – спросила Зуали со свойственным ей неподдельным любопытством. Юрки же почти безучастно смотрел на эти «игрушки», явно не намереваясь ими когда-либо пользоваться.

– Картечь – это вот эта малютка, – сказал Кейн, доставая из сумки крошечный мешочек размером с фалангу большого пальца обычного человека. – Внутри много-много железных шариков, которые при выстреле летят тебе в рожу и разносят ее к едрени – матери.

– Чудо! – сверкнула глазами Зуали. – Можно, я разок стрельну?

– Зу, лисичка моя, – замяллся Кейн. – Я сказал, что достать заряды негде. Гномов выдворили из графства вместе с последними лавками чудес. Так что не можно. Зато, если хочешь, можешь попробовать пострелять из самострела.

– Не надо,– Разочарованно отвернулась Зуали. – С этими штуками я уже познакомилась. Достаточно близко.

Кейн не стал спорить, лишь пожал плечами. Снова открыл сундук и достал оттуда охапку ветоши, ершевидную щетку и бутыль масла. Он аккуратно разобрал до винтика сперва самострел, смазал маслом каждую деталь, затем разобрал и смазал ружье, прочистил дуло щеткой, отскреб со ствола ржавые пятна и собрал все обратно.

– Вот, так, друг мой косматый, – задумчиво выдохнул гробовщик. – Жизнь – борьба. Приходится все время размахивать мечом и следить, чтоб по тебе не попали. Тот сильней, кто первым его достанет из ножен, и худо тому, кто не успеет в нужный момент. Посему никогда нельзя оставлять зависящие от тебя вещи на волю случая. Надо брать быка за рога и оторвать ему их к мохнатой бабушке вместе с мясом, пока он тебя на эти рога не поднял. Смекаешь?

– Ты говоришь очень мудрые и серьезные вещи, хотя я не понял, о какой мохнатой бабушке ты упомянул, и что ты этим хотел сказать. Какого быка ты собираешься оставить без рогов?

– Вон того, надутого и самодовольного, – сказал Кейн, показывая пальцем на светящееся окно в графском донжоне, мерцающее поверх крыши дома напротив. – Не хочешь поучаствовать?

Йорвин натужно выдохнул. Никогда прежде он не работал в такой спешке и с такой отдачей. Клинки для Юрки были готовы. Йорвин работал весь день, ни на миг не останавливаясь, не вдаваясь в филигранность, в угоду практичности и простоте. Результат, однако, превзошел даже его ожидания. Он изготовил два полуизогнутых близнеца – ятагана с зазубринами на концах лезвий. Они выглядели точь в точь, как их каменные прототипы, но в отличие от них, они были смертоносным и грозным оружием, достойным принца лесного царства.

Йорвин зашел в дом вдовы Селиверста, Данели, сказать еще раз спасибо и попрощаться, но Данель не отпустила его, настояв, чтобы он остался на чай. Йорвин согласился, хотя и торопился вернуться, ибо его не было уже довольно давно и за это время могло случиться все, что угодно.

Данель поставила на стол небольшой серебряный самоварчик. Это была одна из таких вещей, которыми в семье дорожат пуще всего и передают по наследству от отца к сыну, но пользуются только по большим праздникам или торжественным случаям. Вдова достала две чашки, разукрашенные разноцветными узорами, и налила гостю, а затем и себе горячего ароматного напитка.

– М-м-м, вкусно пахнет, –  улыбнулся Йорвин, сдувая невесомые клубы пара. Чай был такой горячий и пар от него был так тяжел, что опускался на поверхность кипятка обратно, тем не менее, не касаясь его, и слетал от малейшего поветрия.

– Вы выглядите иначе, – заметила Данель, тоже подув на горячий чай.

– Правда?

– Да. Вы распустили волосы и одеты по-другому. Вы же вроде как из монахов – табоистов, хотя не похожи на кедонейца.

– Это верно, и я не кедонеец, – ответил Йорвин.

– Я слышала, Табо не одобряет, когда его адепты простоволосы.

– Совершенно верно, но Табо точно не жил в нашем мире. Во всяком случае, с реалиями западных королевств его философия несовместима.

– Очень странно слышать от вас подобные слова, – поправила платье Данель.

– Видите ли, у меня в последние дни возникли сложности в понимании божественного промысла. Согласно нашему учению, адепт должен постоянно пребывать в состоянии равновесия со Вселенной, и его не должны тревожить никакие жизненные обстоятельства. Пока ты живешь в храме, этому следовать не трудно, но в миру действуют совсем иные законы, и со своим монастырским уставом ты тут выглядишь... в лучшем случае реликтом. – Данель понятливо кивнула. – Тем более, что у меня в миру остались враги, которые не намерены мириться с моим существованием, и пытаться с ними договориться – бесполезно. А увязать веру со своими личными проблемами я никак не могу. Будущее мое туманно, а сама вера подкошена. Не понимаю, как другие странствующие монахи выносят Путь до последних дней жизни. Может, дело в том, что их этому обучали с малых лет. Я-то был уже в достаточно зрелом возрасте, когда меня забрали в монастырь, мне было двадцать лет. Может, дело в этом, может, в чем-то другом. Не знаю.

– Сколько, говорите, вам лет? – прищурилась хозяйка.

– Пятьдесят пять, – ответил Йорвин и отхлебнул глоток чая.

– Серьезно? – воскликнула Данель и хлопнула в ладоши. – Чудно выглядите! В чем ваш секрет?

– Монастырская диета, горный воздух, ну и гены родительские, конечно. –  вымолвил Йорвин привычную легенду.  – Мама у меня тоже моложавая.

– У Селиверста тоже случился кризис веры, когда погиб наш старший сын.

– У вас был и сын? Я не знал.

– Да. Мы про это редко говорим, но Ивар был нашим первенцем и отец в нем души не чаял. Он пытался обучить его своему ремеслу, но он ушел в шорники. Зарабатывать ему там получалось больше, чем отцу, поэтому Селиверст не возражал. Через несколько лет он связался с дурной компанией, которая то и дело устраивала какие-нибудь безумные затеи, граничащие с законом. Однажды они снарядили поход к Северной Гряде, дескать, высоко в горах есть пещера, где протекает магический источник, испив из которого, человек увеличивает срок своей жизни вдвое, а то и втрое. Здравомыслящий человек, конечно, поймет, что это байки нетрезвых путешественников и ничего более, а мой сын с этой шайкой поверили. Так поверили, что удержать их было невозможно. До горных отрогов дошли без происшествий, а как забрались на высоту, у Ивара случилось горное безумие. Поначалу он страшно хандрил, дрожал и еле мог идти, затем вдруг выздоровел, начал танцевать и громко петь песни. Потом его настроение резко изменилось, и он стал рыдать и проклинать всех и вся на чем свет стоит. Ночью его застали с кошельком одного из его компаньонов. Ивар доставал из кошелька монеты и глотал их. Просто брал и глотал. А когда у него отняли кошелек, он завопил и сбросился со скалы в пропасть.

– Ужасно, – произнес Йорвин. – Я, конечно, слышал о горной болезни, но таких случаев...

– С тех пор Селиверст потерял веру. Для него этот удар был нестерпим.

– А вы?

– Нет, я не потеряла. Всевышний посылает нам испытания, чтобы мы не забывали о Его существовании и что Он благ и милостив, несмотря ни на что. Все люди умирают, но никто не умирает напрасно. Глупо сетовать на божью несправедливость, не видя всей картины божественного замысла. Не надо забывать, что Всевышний послал нас на эту землю не ради удовольствий, а чтобы мы заработали для своей души лучшей участи, чем та, что постигнет тело. Рано или поздно.

Йорвин допил чай, но долго не мог вымолвить ни слова, глубоко уйдя в раздумья.

– Мне бы вашу веру, – наконец выдавил он, нервно потрясая сплетенными в запок руками. – Большое спасибо за чай, Данель, но мне пора идти. Было очень приятно пообщаться.

– И мне, – поднялась вдова. – Я желаю вам снова найти общий язык с вашим богом. Без веры жить страшно.

– Прощайте, госпожа Данель, – сказал Йорвин, закутываясь в накидку. – Да пребудет с вами Его милость.

На Гвантан спустилась ночь. Настолько темная и холодная, что казалось, будто открытый космос рассеял всю земную атмосферу и замер прямо над головой. Стоит только руку поднять, как окажешься в пустом межзвездном пространстве, где нет ничего, кроме мрака и стужи. Дым печей и каминов в такую погоду поднимался вверх густым и тягучим столпом, потому как сам воздух настолько застыл, что не было ветра, дабы его хоть немного поколебать. Мороз был такой силы, что то тут, то там раздавался треск промерзших деревянных срубов. Именно поэтому такие морозы издавна назывались трескучими.