Текст книги "Лачплесис"

Автор книги: Андрей Пумпур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Два благородные сердца, полные славных достоинств,

Сладко слились, как два редко встающих над миром светила.

Волны шумели над кровлями древнего Буртниексов замка.

Месяц мерцал сквозь высокую воду. Лёгкие тени

Роем скользили по горницам замка и улыбались

Радостно, видя влюблённых чету. Но не замечали

Те ничего, ничего не слыхали, – чистым, огромным

Полные счастьем. Раз только в юности, первой любовью

Счастье такое даруется людям в обманчивой жизни.

О быстрокрылое, краткое счастье! Зачем ты так рано

Прочь улетаешь? Ты рай на земле созидаешь мгновенно

И в то ж мгновенье из рая избранников прочь изгоняешь.

Но неужели мгновение счастья не перевесит

Века трудов и мучений? Да! Перевесит. Мгновенье

Яркого счастья любви и долгие годы страданий

И, наконец, – всезабвение смерти, когда безразлично,

Счастлив ты был, человек, иль несчастен за век свой короткий.

Тою порой, пока витязь и Лаймдота переживали

Счастье небесное, злоба поблизости их не дремала.

В тёмное замка окно глядела змея водяная,

Яростью взгляд пламенел, словно Спидалы чёрные очи.

Лаймдота первой очнулась, молвила, что уже поздно,

Близится полночь и надо наверх уходить поскорее.

Лачплесис твёрдо решил в замке на ночь остаться.

Видя, что все уговоры напрасны, Лаймдота скрылась.

Полночь настала. Так вдруг морозно сделалось в замке,

Что не вытерпел Лачплесис. В нише валялись обломки,

Ларь там был полуистлевший – витязь зажёг их и, греясь

Возле костра, принялся ожидать, что дальше случится.

Вихрь закружился по замковым залам. Озёрные воды

Забушевали за окнами. С грохотом дверь распахнулась.

Семь эфиопов в залу втащили огромный раскрытый

Гроб. В нём лежало чудовище с синею мордой, с клыками,

Словно кирки, и с ногтями, как сабли. Вначале казалось

Мёртвым страшилище это, потом начало оно вскоре

Ёрзать в гробу, раскрыло глазища и завопило:

"Ой, как мне холодно! Ой, как я зябну!" Дрожь поневоле

Лачплесиса охватила. Таких неистовых воплей

Вынести был он не в силах. Разжёг свой костёр он пожарче,

Сгрёб он верзилу, из гроба выволок мигом,

Близко к огню посадил и сказал ему: "Грейся, негодный,

Но не ори так противно!" А тот вопил ещё громче

И норовил ухватить зубами косматые уши

Витязя. Видно, он знал, что сила в ушах у героя.

Юноша, сопротивляясь ему, рассердился и прямо

В пламя пихнул его. Шерсть на боках запылала верзилы.

Заскрежетал он, завыл, моля, чтоб пустил его витязь.

Не отпустил его витязь, сказав: "Не пущу тебя, прежде

Чем этот замок со дна наверх не поднимется, к свету!"

С грохотом дверь распахнулась, и с дьявольским визгом вбежали

Спидала-ведьма и прежние с нею семь эфиопов.

Были у всех в руках докрасна раскалённые вилы,

И налетели на витязя все, заколоть угрожая,

Спидала яростней всех нападала, сверкая глазами.

Трудно стало герою нечисти сопротивляться.

Зеркальце Стабрадзе, вытащив из-за пазухи мигом,

Выставил перед врагами. Отчаянный вой прокатился

Гулко по замку. Чудовища в страхе попадали на пол,

И мгновенно вскочили и, пыль подымая, удрали.

И всё утихло. Пыль улеглась. Дуновением свежим

Влажного ветра очистился воздух. Свет показался

В дальней палате, и вышел оттуда старец почтенный.

Лачплесиса он приветствовал: "Витязь мой! Счастья желаю

Я и тебе и народу латышскому! Выгнал ты нечисть,

Освободил из-под дьявольской власти Буртниекский замок.

Завтра, чуть свет, он к свету дневному подымется снова.

Свет принесёт он народу в духовных сокровищах предков.

Есть среди них и законы, данные некогда мною.

Мною полученные от бессмертных зиждителей мира.

Видевудс я! От меня народ происходит латышский47.

Будь же счастлив, мой сын! Усни сегодня спокойно!

Дочки мои до утра тебя песнями будут баюкать".

Видевудс смолк и, как облако белое, мягко растаял.

Тихо вошли три прекрасные девы. В руках у них были

Простыни и покрывала и травяная подушка.

Девы постель постелили и, пожелав доброй ночи,

Тоже как будто растаяли. Сильную чуя усталость,

Лачплесис лёг... Издалёка прекрасные песни звучали.

Грудь подымалась легко, невольно веки смыкались,

Снилось ему, что постель его кверху легко подымалась

Вместе с ларями и свитками и вместе с замком высоким...

И поутру удивлялись чуду окрестные люди,

Видя на озере, там, где вчера ещё волны катились,

На островке горделиво стоящий замок старинный.

Лаймдота всё рассказала отцу: как витязь остался

На ночь вчера в заколдованном замке; и, радостный, понял

Буртниекс, что снова свободен древний отеческий замок.

В лодку он с дочерью сел, в нетерпеньи направился к замку.

Витязя спящим ещё нашли они в светлой палате.

Лаймдота, тихо окликнув, его разбудила. Открыл он

Веки и видит, что в окнах узорчатых солнце сверкает.

Быстро поднялся Лачплесис с ложа, Лаймдоту обнял

И, целуя её, говорил ей: "Моя ты отныне!

Ныне разбиты преграды, которые нам не давали

Соединиться!" И Буртниекс сказал: "Отныне тебе лишь

Лаймдота принадлежит. Прими моё благословенье

Отческое! Да сольются навеки два славные рода,

Коим дано просвещать и хранить народ наш латышский!"

С этой поры каждый день посещали замок старинный

Витязь и Лаймдота и сокровенные свитки читали,

И с удивленьем немалым герой наш узнал, как глубоко

Лаймдота вникла в премудрость, скрытую в свитках старинных,

Как хорошо рассказать умела она о высоких

Судьбах богов, и о нравах людских, и о древнем величьи.

Вечером как-то, когда они вместе в замке сидели,

Лаймдота, свиток один развернув, сказала: "Сегодня

Я прочитаю тебе о нашем давно затонувшем

И из пучины тобою снова поднятом замке

"Так началось: на востоке48, из-за семи отдаленных

Царств семи королей, с края света, где солнце восходит,

Облако белое в небе, как белый конь, появилось

Перконс сидел на облаке, как на коне, и огромным

Щёлкал бичом и молнии сыпал кругом, так что скалы

В щебень раскалывались, и долины и горы дрожали

С облака Перконс воззвал, потрясая просторы земные

"Кто пожелает за мною последовать и подчиниться

Мне, тех на запад с собой поведу я, на новую землю!"

Люди молчали внизу, испугавшись грозного бога

Буртниексов род отозвался один, род могучих и храбрых

Воинов и мудрецов, говоря "Мы пойдем за тобою,

Перконс великий, и будем служить тебе, слушаться будем

Голоса мы твоего. Веди нас на новую землю!"

Перконс поплыл впереди на облаке, Буртниексы следом

Шли по земле По дороге немало врагов им встречалось

Оборотни, людоеды, и змеи, и всякая нечисть

Злобно на них нападали; Перконс разил их громами,

Буртниексы били мечами, покамест над западным морем

Перконс не остановился; и стали там люди на отдых

Там их никто не тревожил в ту пору "Янтарным"49 назвали

Море они Посреди той страны плодородные земли

Вскоре открыли они и навеки там обосновались

Крепкий построили замок в долине, леса корчевали,

Сеяли лён и ячмень Перконс во-время дождик давал им,

Солнышко им наливало колосья, а Усинь50 под осень

Медом одаривал. Дети богов научили их делать

Хмельную брагу и пенное пиво Буртниексы пили

И веселились. Юноши их выбирали прекрасных

Девушек в жёны. Разросся народ на балтийских просторах.

Зиедонс в цвету к ним сходил, крылатая Лиго слетала.

Песни веселья беспечно звенели в лесах и долинах.

Светлые то времена, золотые для Буртниексов были.

Иодсу, завистнику Перконса, это пришлось не по нраву.

Вихорь послал он в Янтарное море, и вихрю велел он

Смерч водяной исполинский скрутить и, поднявши на воздух

Целое бурное озеро вод бросить в долину

Буртниексов, чтоб утопить их. Увидели люди,– огромный

Смерч водяной, шумя и крутясь, к ним от моря несётся,

И, налетев, над землей завертелся и остановился.

Некий старик, видя это, решил со смерчем сразиться.

Вилы он взял, обошёл вкруг смерча, шепча заклинанья,

И размахнулся, прицелясь вилами в смерчево сердце.

Рядом стоящий сказал: "Подожди! Я сейчас водяное

Слово шепну. Мне сдаётся, что целое озеро, вихрем

Поднятое, ищет места себе, чтоб наземь пролиться".

Но не послушался старый! Вилы метнул. И мгновенно

Вихрь утих. И озеро с шумом ужасным упало

На землю и затопило долину и Буртниексов замок.

Буртниексы все бы погибли, если бы Лиго случайно

Не оказалась вблизи. Петь и играть на кокле51

Лиго на озерном дне принялась, да так сладко, что камни

Мягкими стали, скала расступилась, и Буртниексы вскоре

Из затонувшего замка пещерой и ходом подземным,

Здравые и невредимые, вышли к солнцу, на волю".

А другой раз ему Лаймдота снова читала

"Не было ничего вначале. Лишь в беспредельных

Далях витал изначальный свет, из которого после

Всё появилось. И был этот свет без конца и начала.

Мира душа, прародитель духов, старый, предвечный

Бог. А с ним рядом жил чорт. Он ещё был послушен

Богу в то время, ещё не отпал по злобе от бога,

Хоть и тогда уж терзали его корыстные думы.

Мир сотворить, наконец, надумал бог, и сказал он

Чорту: "Поди отыщи на дне болотной трясины

Твердо слежавшийся ил, горсть его загреби и проворно

Мне притащи!" Чорт нырнул в болото и, чёрного ила

Горсть ухватив, подумал: "Зачем он надобен богу?

Ну-ка и я прихвачу, чтобы мне в дураках не остаться!"

И запихнул себе за щеку первую горсть, а вторую

Богу наверх притащил. А бог, эту горсть разбросавши,

Молвил: "Да будет земля!" – и в просторах земля появилась,

Ровная. Стал разрастаться спрятанный в пасти у чорта

Ил. Не выдержал чорт и его выплёвывать начал

И наплевал на гладкую землю высокие горы.

Бог захватил своего сияния горсть и, рассеяв,

Молвил: "Да будет солнце! Да будет луна!" – и над миром

Солнце взошло золотое, а следом серебряный месяц.

Солнце в те дни и земля были девушками, и настолько

Были прекрасны, что бог полюбил их и жёнами сделал.

В те времена родились дети бога и дочери солнца.

Солнцеву старшую дочку месяц взял себе в жёны.

Тысячи звёздочек ясных от брака родились.

Боги-сыны были дивно сильны, и сами богами

Стали они. Мирозданье они меж собой поделили.

Первым был Перконс средь них, с пятью сыновьями своими

Свод над землёй он воздвиг – обиталище духов бессмертных.

Солнышку дали коней золотых, чтоб легко ему было

За день успеть всё небо объехать и запылённых

Жарких коней своих выкупать в море. Море же Антримпс

Взял во владычество. Вечером Антримпс солнце встречает

И перевозит его через море в ладье золочёной

Вместе с конями к восточному берегу, к месту восхода.

Патримпс землю избрал. Её он с Зиедонсом вместе

Шёлком зелёным, парчей золотой, серебром одевает.

Паколс дорогу мостит от земли до высокого неба.

Всё ж из-за чорта многое стало другим, чем вначале.

Много напортил он. Камни вначале мягкими были.

Черту наказывал бог, чтоб тот не топтал их, покамест

Сами не станут они рассыпчатой, мягкой землёю.

Но любопытствовал чорт: что же будет, если он камни

Станет ногами топтать? И много камней навалил он

И наступил на них. Сразу все камни твёрдыми стали.

Есть над Даугавою камень один, на котором доныне

Виден ступни отпечаток; зовут его "Чортовым камнем".

Не было в те времена у деревьев ветвей и развилин.

Чорт косою владел и сам сенокосничал ею,

Бог же имел долото, что ковали Перконса дети.

Раз, когда чорт задремал, взял бог его косу, и ею

Много себе накосил травы. Чорт проснулся и очень

Был удивлён: как бог накосил долотом столько сена?

Сено косить долотом он решил испробовать тоже.

Бросил в траву долото, а оно ненароком вонзилось

В дерево. И с той поры пошли на деревьях развилья,

Ветви и сучья. В ту пору водились у чорта коровы

С нераздвоённым копытом, комолые, с синею шерстью.

Бог же настроил хлевов. Чорт спросил: "Какую скотину

В эти хлева ты загонишь? Ведь ты коров не имеешь".

Бог отвечал ему: "Были б хлева, а коровы найдутся!"

И только ночь наступила, из чертовых стойл перегнал он

Чертовых синих коров к себе, рога им приделал,

Синюю шерсть их раскрасил пёстро, раздвоил им копыта.

Чорт проснулся с зарёй, чтоб коров на пастбище выгнать.

Видит он: стойла его пустые стоят, а у бога

Много коров, но совсем незнакомой, новой породы.

Все – с кривыми рогами на лбу, с раздвоённым копытом,

Все – разномастные, дымчатые, бурёнки, пеструхи,

Чёрные, рыжие. И не признал свою он скотину.

Вскорости бог завести собаку решил. И сказал он

Чорту: "Возьми посошок, выйди в поле и сделай из глины

Четвероногого зверя с двумя глазами, с ушами,

С шерстью, с хвостом; а потом посошком ударь его трижды,

Молвив: "Бог тебя сотворил!" – и станет живой он.

Чорт слепил из глины собаку, ударил клюкою

Трижды, сказав: "Бог тебя сотворил!" Собака вскочила

И побежала за богом, виляя хвостом. Захотелось

Чорту и для себя завести собаку. Слепил он

Нового зверя, но телом крупнее и шерстью пышнее.

Выдрав пучок из бровей своих, сделал зверю он брови.

Трижды ударил клюкою и молвил: "Чорт тебя создал!"

Но не вставало животное. Нечего делать. И чорту

Трижды пришлось повторить: "Бог тебя сотворил!" – мигом ожил

Зверь и кинулся чорту на грудь с оскаленной пастью.

Чорт закричал: "Ишь – ты волк!" – зверь отпрянул и в поле умчался.

Бог, наконец, человека решил сотворить. Из чистейшей

Глины слепил он его; две руки, две ноги ему сделал,

Но один только глаз и ухо одно, и промолвил:

"Доброе только должен ты видеть, доброе слышать,

Доброе делать вдвойне и путями добра неуклонно

Прямо – ходить!" – И одну ноздрю в носу человека

Бог просверлил и дунул в ноздрю и молвил: "Ты будешь

Вечным богам подобен, рождённый из глины и духа!"

Начал дышать человек. Ещё спал он первым спокойным

Сном. "Спи пока до утра! – бог сказал. – А солнышко утром,

Встав над землёю, тебя к счастливой жизни разбудит!"

Только что бог на ночлег удалился, чорт появился.

Сделал он ухо второе и глаз второй человеку,

Молвил: "Зло да увидишь, зло да услышишь, да будешь

Делать и зло, и добро!" – и вторую ноздрю человеку

Чорт просверлил и дунул в неё. А поутру солнце,

Встав, разбудило самое дивное в мире созданье,

Вольным божественным духом полно – и дерзанием смелым,

К дивной цели – к добру – стремится оно и к Познанью,

Жизнь отдаёт свою самоотверженно, неустрашимо,

Только б достичь совершенства! Даны ему от природы

Ум величавый и воля железная; в мире подлунном

Нет сильней никого – ему сами боги покорны!..

Может однако оно страшным стать: дыша вероломством,

Смерть и гибель нести добру и красе во всём мире.

Бог, увидав, что работа его испорчена чортом,

Вечным проклятием проклял черта и вверг его в пекло.

Чорт наплодил там несметное множество нечисти всякой.

Вверх затем поднялся и войну против бога затеял.

Боги и дети богов – все пошли воевать. Грохотала

Буря, земля колебалась, качалась. Высокие горы

В бездну проваливались, а море, вздымаясь к небу,

Материки затопляло... Но вот вся нечисть обратно

Загнана в пекло была, где она предаётся доныне

Мерзостям всяким и, на землю ночью тайком выползая,

Ткёт свои гнусные сети и слабых людей соблазняет;

Перконс же, адскую нечисть заметив, гонит обратно".

Вечером как-то затем некий свиток старинный

Лаймдота развернула и молвила: "Лачплес, послушай,

Буду читать я премудрого Видевудса наставленья,

Писанные лишь для тех, кто их может понять и исполнить:

"Время приходит, время уходит, но не иссякает;

Время безбрежное – вечность, и вне его вечного круга

Вечность иную искать, неразумное будет стремленье.

Солнцу, земле и богам на вечную жизнь его хватит;

Лишь человеку его нехватает, и за короткий

Миг бытия лишь каплю от вечности он испивает.

Но человечеству в мире дано безграничное время.

Кто сосчитает минувшие годы с тех пор, когда первый

В мире – открыл глаза человек? Кто сегодня предскажет

День, когда смертный последний навеки закроет зеницы.

И человек умирает, и могут народы исчезнуть,

Лишь человеческий род будет жить, пока мир существует.

Ради великого, ради бессмертного рода людского

Жить, и трудиться, и совершенствоваться неустанно,

И умереть за него – вот достойные в жизни задачи

Каждого, кто человека высокое звание носит.

И человек, и целый народ благородством высоких

Нравов и мудростью может подняться вровень с богами.

Но с той поры человек в богов своих старых не верит,

Низкими старые боги мнятся ему, создаёт он

Новых высоких богов, прекрасную новую веру;

Первая же, одряхлев, становится уж суеверьем.

Поприще здесь для работы друзьям народов открыто:

Освобождать народы от лживой веры, чьё иго

Дух свободы теснит – на пользу известным сословьям.

Воля народов – воля богов. Народ полновластен

Сам для себя избирать правителей правдолюбивых.

Если же волю народа избранник народа нарушит,

Ради корысти своей, и сословие некое станет

Свой же народ угнетать, – народ тогда полновластен,

Как негодяя-слугу, правителя выгнать за двери.

Поприще здесь открывается новое свободолюбцам:

Дать народу закон, который, как щит, охранял бы

Каждому – право, свободу, жизнь его и достоянье

Мудрый, великий закон, – неизменный закон во вселенной.

И вот, когда все народы богам уподобятся в мире,

Ненависть, горе, вражда и нужда без следа расточатся.

Таины, миров раскрывая, себе покоряя природу,

Мглистый незнанья покров с седого былого срывая,

Люди, поняв своё прошлое, смогут без горьких блужданий

Правильный путь в настоящем найти и согласно устроить

Будущее золотое, прекрасное, полное счастья.

Каждый, трудясь для высокой всечеловеческой цели,

У своего народа и у всего человечества

Добрую славу заслужит и благодарность потомков,

Дух же его будет жить средь богов, в обители света".

Лаймдота чтенье закончила, свиток свернула, связала

И, убирая в ларец его, молвила: "Здесь ещё много

Повестей и наставлений хранится в ларцах заповедных,

Чтобы их все прочитать, нужны будут многие годы.

В будущие времена, быть может, народа сыны их

Вынесут к солнцу, пыль отряхнут с них и пред народом

Скрытые в них возгласят поученья, преданья и знанья".

Велей пора наступила52. Лаймдота хлопотала,

Для долгожданных гостей угощенье готовя. Сам Буртниекс

Спать не хотел в эту ночь, чтобы встретить достойно, с почётом,

Души людей дорогих, могилою с ним разлучённых.

Лачплес и Кокнес работали оба. В риге просторной

Сдвинули плотно шесты, вымели метлами чисто

Пол земляной и белым песком и нарубленной мелко

Елью посыпали, листьями дуба украсили стены.

Рига всегда была местом любимым всяких домашних

Духов. В яме у каменки гномы гнездились. За печкой

Жил домовой. А у злых и скупых соседей под крышей

Прятался огненный пукис. Зимой, как овсы обмолотят,

В ригах пустых привиденья являлись и черти гуляли.

Ночью же велей все духи и черти бросаются в бегство,

Место они отдают почитаемым душам усопших.

Лачплесис с другом, убрав и украсив внутри помещенье,

В ригу столы принесли и вокруг них расставили стулья,

Лаймдота тут же столы скатертями льняными накрыла,

И на столах разложила мёд, молоко и лепёшки,

Блюда поставила с мясом и с ячменём разваренным.

Буртниекс раздвинул на окнах щиты, прислонив лубяные

Скаты, чтоб вели могли легко, как на санках, скатиться.

Все домочадцы сошлись уже в риге. И Лаймдота вместе

С девушками под столами расставила с шерстью корзины,

Тонко расчёсанный лён положила. И девушки пели:

Аугшлеците, землеците!53

Закатись в корзиночку,

Отдохни в корзинке с шерстью,

В камышовом креслице!

Белей мать, лети, родная,

Прямо в ригу батюшки,

Чтоб следочков не осталось

На песке серебряном.

Просим мы тебя, отведай

Наше угощеньице,

Наших кушаний попробуй,

Для тебя состряпанных!

Береги меня, чтоб вечно

Я была красоткою,

Чтобы весь свой век со мною

Счастлив был мой суженый.

Вот и вечер пришёл. Зажгли светильни, лучины.

Все оставались до полночи в сборе. А в полночь поднялся

Буртниекс и молвил: "Дети, идите и спите спокойно!

Я здесь останусь один дожидаться милых умерших".

Все разошлись, чтоб молчание ночи святой не нарушить.

Поутру Буртниекс и Лачплесис вместе Лаймдоту ждали.

Кушанье велей она должна была утром из риги

В дом принести, чтобы все освящённую пищу вкусили.

Буртниекс, в глубоком раздумьи сидевший, витязю молвил:

"Сын мой! Минувшею ночью явились мне вещие знаки.

Нам и стране испытаний тяжёлых сулящие много.

Дочке они и тебе обещают нелёгкие судьбы.

Только бы Перконс и боги к добру это всё обернули!

Где же замешкалась Лаймдота наша? Взгляни-ка, быть может,

Всё ещё спит она?" Витязь пошёл и видит: закрыта

Лаймдоты дверь. На зов и на стук не услышав ответа,

Он воротился, сказал, что, видимо, Лаймдота вышла.

Всех домочадцев и слуг спросить они в замке велели,

Но никто в это утро девушку дома не видел.

Дверь её горницы Буртниекс и Лачплесис быстро взломали.

Постланное, как вчера, там несмятое ложе стояло.

Лаймдота, значит, и спать не ложилась. Страх обуял их.

Все обитатели замка встревожились. Мигом окрестность

Замка обрыскали. Тщетно. И Кокнес исчез в это утро.

Кокнес и Лаймдота оба пропали, куда – неизвестно.

Горем убитый Буртниекс вернулся домой после долгих

Поисков. "Сын мой! – сказал он Лачплесису, – угодно

Стало богам тяжело испытать нас. Но сокрушаться

Нынче не время. Я думаю, дочь оказалась во власти

Вражьего умысла. Быстро поэтому действовать надо!

Всех моих воинов ты созови и, не медля ни часу,

Вслед злодеям скачи. Может быть, ты их и догонишь".

Лачплесис молвил: "Нет, мой отец! Твои ратные люди

Сами пусть ищут, особо: меня они только задержат.

Я же отправлюсь один и свято тебе обещаю

Или вернуться обратно с Лаймдотой в Буртниекский замок,

Или же вы меня никогда не увидите больше!"

Быстро он вооружился, с Буртниексом старым простился

И покинул места, где так много счастья изведал.

В Турайдском замке, в, зале большом, за беседой сидели

Кангарс и Дитрих и замка хозяин Каупо-куниг.

Немец пронырливый Дитрих быстро сумел, незаметно,

Властно-горячего Каупо сетью своею опутать.

Много рассказывал кунигу Дитрих о землях немецких,

О городах, о науках, о славе князей иноземных

И о единственно праведной вере, которая в жизни

Святость даёт, а по смерти – бессмертье и вечную радость.

Дальше рассказывал Дитрих о римском великом владыке,

Как он с общиною рыцарей верных решил всем народам,

Мир населяющим, преподнести свою правую веру.

Дитриху Кангарс поддакивал, а, простодушный, их слушал

Каупо и сомневался он в силе богов своих древних:

Дитрих ему рассказал, что прибыл корабль из немецких

Стран, что заморские люди хотели бы обосноваться

Здесь – при слиянии Ридзини с Даугавой город построить.

И говорил, что большая была бы для Балтии польза,

Если бы город построить куниг позволил пришельцам.

Дальше читал ему Дитрих послание римского папы,

Тот, мол, приветствует Каупо, шлёт ему благословенье

И приглашает его погостить в прославленном Риме.

Дитрих ещё говорил, что Каупо сам тогда сможет

Видеть воочию дальних земель чудеса и навеки

Дружба святого отца в честь ему будет и в славу.

Каупо подумал: "Не худо б немецкие земли увидеть".

Так посланье святого отца его сердцу польстило,

Что обещал разрешить иноземцам он город построить.

Сам же на их корабле плыть решил он в заморские земли.

Дитрих ему обещал сопутствовать всюду и в Риме

К папе его отвести самолично. Они после ночи

Велей решили, не мешкая, сразу же в путь отправляться.

Минула велей ночь, и наутро у Ридзини устья

Много народу в большом оживленьи шумно толпилось.

Грузный немецкий корабль у причала качался на пенных

Даугавы волнах. Купцы отплывавшие спешно меняли

Разный немецкий товар на мёд, на меха дорогие.

А остававшиеся иноземцы уже нанимали

Ливов и латышей строить город у Ридзини устья.

Вскоре подъехал старейшина Каупо. Сопровождаем

Дитрихом, сел на корабль он под громкие крики приветствий.

Став на высокой корме, обратился Каупо к народу:

"Братья мои дорогие! Дошли ко мне дивные слухи

О несказанно богатых, прославленных землях немецких.

С немцами дружбу поэтому я заключить предлагаю

И разрешить им на нашей земле свой город построить,

Чтобы отныне торговые здесь пролегали дороги,

Чтобы цвела наша родина, множилось наше богатство!

Дабы проверить чудесные слухи о Западе, сам я

Еду в Неметчину и обо всём расскажу вам, вернувшись,

Что я там видел и что нам потребно для нашего блага.

Ждите меня терпеливо и с немцами дружно живите!"

"Славный да здравствует Каупо! Пускай живут иноземцы,

Коли с намереньем добрым они нашей дружбы желают!"

Так, восклицая, народ отвечал старейшине Каупо.

Поднял якорь корабль, подгоняемый ветром попутным,

Двинулся. Вслед ему шапками с берега люди махали.

Кангарс-святоша остался на суше. Он-то всех лучше

Знал, что за дружба с балтийским народом надобна немцам.

Кангарс и Спидала – Спидала тоже корабль провожала,

Оба с коварной усмешкой глядели вслед уплывавшим:

Всё ж был один человек, что зловредный их замысл проведал...

"Калапуйса победитель – Лачплесис тут!" – в народе

Слышались возгласы. Дружно толпа раздалась, пропуская

Витязя. Он осадил скакуна, покрытого пеной,

На землю спрыгнув, направился к Кангарсу он и угрюмо,

Грозно спросил его: "Старый злодей! Отвечай мне немедля:

Где моя Лаймдота, Буртниекса дочь? Или череп

Я раздроблю тебе; знаю я хорошо, кто виновен

В исчезновеньи её!" Не успел ещё Кангарс придумать,

Что бы ответить, как Спидала, вдаль указавши рукою

На уплывающий быстро корабль, ехидно сказала:

"Там она! Вместе с парнями немецкими за море едет!"

Юноша гневно воскликнул: "Злодеи! Убийцы народа!

Люди, не слушайте этих обманщиков! – Я-то их знаю!

Кангарс бесчестный и Спидала адовой нечисти служат,

Ради корысти своей продают и народ свой и веру!

Также не верьте и этим пришельцам, немцам коварным,

Если вам дорога свобода и прадедов вера!"

Но пока обвинение страшное это в безмолвии

Слушали люди, Кангарс с духом собрался и быстро

В этот опасный решительный миг (ибо мог потерять он

Мигом всю добрую славу свою, что нажил годами)

Заговорил: "Юный витязь мой! Будь в твоём обвиненьи

Истины сотая доля, пускай меня Перконс раздавит

Здесь же на месте. Но ведомо мне, что тебя обманули.

Верь мне: за благополучье сородичей наших ответит

Каупо, который и сам плывёт с ними в дальние страны,

Чтоб самолично рассказы людей чужеземных проверить.

Слушай, и сам ты своё обвиненье признаешь напрасным:

Лаймдоту не похищал никто. Сама захотела

С Кокнесисом, – его она втайне и раньше любила,

Сесть на этот корабль. А тот ведь давно уж проведал,

Что собирается Каупо ехать в немецкую землю

И из дружины своей взять юношей самых толковых,

Чтобы премудростям всяким заморским они обучились.

Кокнесис очень хотел с ними за море ехать учиться.

Прошлою ночью обоим им с Лаймдотой выпал удачный

Час, чтобы, старого Буртниекса дом незаметно покинув,

С Каупо вместе уплыть в немецкие дальние земли.

Но успокойся, мой витязь! Теперь не терзайся напрасно!

Правду узнай: никогда тебя она не любила,

Лишь уважала она твои подвиги и не хотела

Горе тебе причинять, на любовь отвечая отказом.

Сердце же требует прав своих тоже! И Лаймдота нынче

Счастлива, соединясь со своим настоящим любимым!"

Если бы Перконс ударил над ним среди ясного неба,

Лачплесис не был бы так потрясён, как он потрясён был

Словом злодея. Бледен, убит, уронил он бессильно

Руку с мечом, что занес над злодеем. Боль терзала

Невыносимая душу его; лезвия исступлённой

Муки изрезали сердце. "Что ж это? Кокнесис, первый

Друг его, так обманул?.. А Лаймдота, ради которой

Отдал бы он сто жизней, лгала ему? Да неужели

Всё это правда?" Хотя в глубине души не поверил

Витязь обманщику, всё ж не нашёл иных объяснений

Исчезновенью невесты и друга. Такие же мысли

Прежде его обступали, но он от себя отгонял их,

Думая: нет, подожду, пока не воротится Каупо

Или другой чей-нибудь корабль мне вестей не доставит.

И берегитесь тогда вы, лукавые, если налгали!"

И уж не слушая их и не глядя на них, на коня он

Сел и уехал прочь горделиво вдоль Даугавы синей.

Полная радости злобной Спидала вслед поглядела,

Думалось ей, что она вожделенной цели достигла.

Витязя участь была в самом деле гибели горше...

В скорби глубокой приехал он в Лиелварде, в замок отцовский.

Радостно старый отец приветствовал милого сына.

С первого взгляда заметил старик, что витязь несчастен.

Спрашивать стал осторожно. И все ему витязь поведал.

Молвил старик: "Не отчаивайся прежде времени, сын мой!

Дивны дороги судьбы! Не теряй же надежды! Хоть с виду

Всё против Лаймдоты, но, я уверен, она не виновна,

Любит тебя одного и верной тебе остаётся!"

Лачплесис, выслушав слово отца, стал немного спокойней.

Старому Буртниексу весть он послал обо всём, что разведал

Он по дороге. А сам он решил на некое время

В доме отцовском остаться, раздумать в тиши о дальнейшем.

Но нестерпимою мукой витязя сердце томилось.

Целые дни по крутым берегам он бродил одиноко,

Даугавы волнам вспененным горе своё поверяя.

Вместе с волнами седыми хотел он отправиться в море,

С северным ветром поспорить, на Севера дочь подивиться,

Может быть, Севера дочь, владычица бурь и сполохов,

Рану души уврачует, остудит горящее сердце.

Так протомился он несколько дней. И внезапно не стало

Юноши в замке. Никто не видел, когда он уехал.

Также не ведал никто, куда он путь свой направил.

ЛАЧПЛЕСИС. СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

В Риме старом, вечном Риме,

Где святой отец54 живёт,

Войско рыцарей сзывали

Для похода в Балтию.

Балтию Марии-деве55

Посвятил отец святой,

Кровопийцам и убийцам

Дал он отпущение

Всех грехов: чтоб к правой вере

Обратить могли они

Балтии народ несчастный,

Гибнущий в язычестве.

Им на новые убийства

Дал благословение,

Строить каменные замки

Он велел им в Балтии.

Много всяческого сброду

На призыв откликнулось,

Много нищей, безземельной,

Хищной рвани рыцарской,

Всюду ужас наводящей,

По дорогам грабящей.

Сам святой отец сегодня

Принял войско рыцарей,

Главарей он им назначил

Из своих епископов.

Под конец отцу святому

Двух людей представили.

Это Дитрих был и Каупо,

Выходец из Балтии.

К целованью туфли папа

Допустил паломников,

Через толмачей любезно

С Каупо он беседовал.

Спрашивал его о землях

И о людях в Балтии,

Захотят ли христианства

Благодать принять они.

"Люди нашей веры – братья

Меж собой! – он сказывал.

Так и новообращённым

Братьям предоставлено

Будет, наравне со всеми,

Пользованье благами

И щедротами земными,

Что увидел в Риме он

И в других местах великой

Западной империи.

Но все эти блага мира

Прах, пустяк, ничтожество

Пред блаженством, после смерти

Верных ожидающим!.."

Каупо и на самом деле

Ослеплён был сказочным

Блеском и великолепьем,

В Риме им увиденным.

Слабыми ему казаться

Стали боги прадедов

Пред могучим, щедро льющим

Миру счастье господом.

И душой пред чуждым блеском

Слабый лив не выстоял.

С племенем своим креститься

Дал он обещание.

И святой отец за это

Щедро одарил его

И к себе его приблизил

В круг князей и рыцарей.

Стал с тех пор его слугою

Обольщённый Каупо.

Наконец отца святого

Выслушав напутствие,

Рыцарское ополченье

В край балтийский двинулось.

Юношей, что в Рим с собою

Вывез куниг Каупо,

По монастырям монахам

В обученье отдали,

В их числе, гласит преданье,

Был латышский Индрикис56