Текст книги "Кокон"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Эй, парень, куда бежишь? – В джипе открылась дверь.

– В Калиновку… Не подбросите?

– Нет… не по пути нам. Слышь, ты здесь, в лесу, мужиков с «Уралом» не видел?

Максим недоверчиво хлопнул глазами – неужели это… Ну точно – лесовозы, джип…

– Вам Эдик Кузькин сказал, да?

– Ну да, Эдик. – Сидевший в джипе молодой человек казался ненамного старше Макса… Вполне респектабельный, в черном костюме, с приличной дрогой стрижкой… Но глаза… это были усталые глаза много чего повидавшего старика!

– Вы – Алексей? Алексей Трушин?

– Допустим.

– Так это же мы… мы с вами договаривались! Насчет леса в ТЭЦ!

– А, ну садись тогда. – Без лишних проволочек Трушин махнул рукой. – Садись, садись… показывай дорогу – едем!

– Там это… осложнения могут быть.

– Осложнений не боись – уладим.

* * *

Они явились вовремя – яростно отстреливающегося Петровича уже взяли в кольцо.

– Не жалей, братцы, дроби! – целясь, орал староста Микол. – А лесовоз потом к нам отгоним.

– Я вам отгоню…

Взяв с заднего сиденья «калашников», Трушин передернул затвор и пальнул короткой очередью…

– Лежать, твари!

Услышав автоматную очередь и углядев вышедших из джипа решительных молодых людей в черном, «твари» опрометью бросились врассыпную. Кому повезло – тот убежал. А леса для ТЭЦ привезли. Три лесовоза.

Глава 5
Гришка Гнус и Валька Лошадь

 
Надежда хрупкая, кого я призывал,
Опять ко мне летит…
 

Поль Верлен

– Ты?! – Девушка округлила заплаканные глаза и едва не захлопнула дверь.

Максим тоже остановился на пороге в недоумении – вот уж кого не ждал встретить! Потом улыбнулся:

– Может, пустишь? Ты не думай, я не по своей воле… Вот мандат!

Порывшись в карманах, нежданный визитер вытащил сложенный вчетверо листок бумаги, развернул, протянул…

– Тихомиров Максим Андреевич… Полномочный представитель Комитета управления. Надо же, еще и печать! – усмехнувшись, Олеся кивнула. – Ну, проходи, чего встал?

Да, это была именно она, Олеся, бывшая подружка Макса, с которой он расстался с полгода назад по… по разным причинам.

В коротком, красном с золотыми драконами халатике, она и сейчас, с осунувшимся от свалившихся несчастий лицом, выглядела на все сто – волнистые темно-каштановые волосы, карие выразительные глаза, фигура, грудь – не большая и не маленькая, в самый раз…

Олеся… Наверное, Максим зря с ней порвал, впрочем, тут, скорей, было обоюдное: Тихомиров любил свободу, а Олеся хотела от их отношений большего. На том и расстались, и Макс спутался с Никой – уж той совершенно ничего от него не было нужно, разумеется, кроме секса и денег. Или – сначала денег, а уж потом – секса. Сука! Не Олеся – Ника.

– Не думал, что это ты… – Сняв обувь, Максим прошел в комнату и уселся на мягкий, обитый зеленым велюром диван, очень-очень знакомый, волнующий, так и хотелось спросить: а помнишь?

– Кофе будешь?

– А у тебя есть? Ой… ничего, что на «ты»?

– Да ладно, не заедайся. Нам в школе недавно по пачке выдали. Растворимый, конечно, но…

– Ну надо же, – покачал головой гость. – Олеся Иванова… Я про тебя и не… Что, выходит, ты в школу пошла?

– А куда больше? Садов-огородов-дач у меня, как ты знаешь, нет, родителей тоже, любовника не завела – так что кормить некому. – Девушка включила чайник. – Увидела объявление – да и пошла физику преподавать, я ж в политехе, если помнишь, учусь… училась.

– Да, помню. – Максим улыбнулся и, почувствовав некоторые угрызения совести, спросил: – На жизнь-то хватает?

Олеся пожала плечами:

– Более-менее. С голоду пока не умираю – и ладно. Наоборот – вон какая фигура!

Девушка натянула халатик… Да-а, фигура у нее всегда была что надо!

– Что ты, что ты, – замахав руками, воскликнул гость. – Ты это… поосторожней, а то ведь сейчас ка-ак брошусь!

– И не побрезгуешь?

Олеся неожиданно отвернулась, а потом и вообще убежала в ванную. Наверное, плакать… Правда, быстро вернулась – поставила на столик две чашки кофе и сухо кивнула:

– Ну, спрашивайте, Максим Андреевич. Раз уж вы не так просто пришли… раз уж вы теперь при мандате… Кофе-то пейте. Вот только сахара, извините, нет.

– Спасибо… Олеся… ммм… отчество запамятовал…

– Еще бы! Ивановна я. Иванова Олеся Ивановна. Хочешь спросить, как все было?

Девушка заметно нервничала, снова перейдя на «ты», что и понятно…

Уселась напротив визитера в кресло, обхватила себя руками за плечи, поежилась, набрала в грудь воздуха, словно перед прыжком в холодную воду:

– В общем, началось все, как всегда, с тех двоих новеньких. Восьмой класс у нас небольшой, всего-то семь человек, но эти, как пришли, сразу стали мутить воду по всей школе.

– Постой, постой, – перебил Макс. – Что значит – мутить?

– Ну, как тебе сказать? Себя в школе вспомни. Только прибавь злобу и полную уверенность в собственной безнаказанности. В общем, злые шутки шутили – они ведь переростки, деревенские, в восьмом классе детям сейчас по тринадцать, а этим – пятнадцать, если не больше… ну, десятый не потянули, их и сунули в восьмой. Родители – куркули, заплатили щедро – две телеги картошки привезли, еще и морковь, и свекла. В общем, взяли этих…

– Так что они делали-то?

– Срывали уроки, задирали всех, били – в общем, многие родители даже своих детей отказались в школу водить.

– Ну, и выгнали бы придурков. В чем проблема-то?

– Ага, выгнали… А продукты? Директор их уже все раздал да еще кровельщикам заплатил – за ремонт крыши. Хоть как-то подлатали. В общем, взяла эта парочка под контроль всю школы, банду свою сколотили и… ты знаешь, вдруг как-то стали меньше выпендриваться, словно подсказал им кто или, наоборот, приказал. Даже вести себя стали более-менее прилично, но это, конечно, на людях…

– Ну, хоть так, – отхлебнув из чашки, кивнул гость.

– Вот и мы тоже так вот решили: пусть хоть так. Думали даже, исправились… И вот вчера…

Олеся закашлялась, потом вдруг резко тряхнула головой, словно отгоняла какой-то морок:

– У тебя закурить нет?

– Увы. – Максим с сожалением развел руками. – Уж третий месяц как бросил.

– Смотри-ка… А мне тебя никак не уговорить было. Это кто ж так подействовал?

– Сам! Не веришь?

Олеся усмехнулась – за время разговора она так и не притронулась к кофе.

– В общем, они – ну, те двое – ко мне очень хорошо относились… ну, по сравнению с другими. Уроки не срывали, особо не шумели, даже домашние задания делали… скорее всего, списывали, конечно. А вот вчера… Подожди, на кухню схожу… может, завалялась где сигаретка?

По всему видно было, что разговор давался девушке нелегко… еще бы. Хорошо хоть она вообще сейчас разговаривала, держала себя в руках.

– Ты представляешь – нашла! – Усевшись обратно в кресло, Олеся щелкнула зажигалкой – этого добра еще продавалось много, – закурила. – А вчера ко мне подошла одна девочка из восьмого… Пожаловалась, мол, боится она домой идти – пристают. Я и предложила ее проводить, да там вообще – по Советской – днем людно. Ну вот, проводила девочку, пошла к себе… иду, иду, как вдруг… – Девушка стряхнула пепел в блюдце. – Я даже не поняла сперва, откуда они и взялись. Выскочили из-за угла, схватили, затащили в подвал, а там… Господи, какие у них руки липкие! Мне даже не страшно было – противно. Нож к горлу приставили, привязали к каким-то батареям, блузку расстегнули, лифчик… начали лапать, ржать… потом один стал джинсы стаскивать. Кричать я не могла – ножа боялась, но тут… В общем, заорала так, что, кажется, остатки стекол из окон повылетали. И, знаешь, тут вдруг каким-то смрадом повеяло, чьи-то шаги раздались, осторожные такие, тяжелые… Эти оба сразу вскочили, побежали – туда, где шаги… А в подвал как раз заглянул кто-то… прохожие… молодые парни… развязали, успокоили… мне стыдно было, мерзко. До сих пор в себя прийти не могу…

Олеся замолкла, нервно докуривая сигарету. И тут в дверь позвонили. Настойчиво так, требовательно.

Макс поднял глаза:

– Ты кого-то ждешь?

– Да нет… Открыть?

– Открой. Может, по делу. Не бойся, если что – я рядом!

Молодой человек затаился за углом. Слышно было, как девушка подошла к двери, постояла, открыла…

– Да тут нет никого! Ой… Господи!

Максим рывком выскочил в коридор, едва не споткнувшись об аккуратно поставленные у порога мешки.

Олеся с удивлением обернулась:

– Интересно, что это?

– Мне самому интересно. Ого, тут записка… – Тихомиров наклонился к мешку. – Уважаемая Олеся Ивановна… Тебе!

– Ну-ка дай…

Девушка быстро прочла послание и, возмущенно хмыкнув, протянула листок Максиму:

– Нет, ну каковы нахалы?!

– «Уважаемая Олеся Ивановна, – вслух прочитал гость. – Извиняемся за наших оболтусов, вот компенсация, ее вам хватит надолго. В школу мы их больше не отправим, работайте спокойно и постарайтесь забыть это недоразумение…»

– Недоразумение – ну и подберут же словечко! А если б не те парни, прохожие?

– Так это, похоже, компенсация… Ага, «будем поддерживать вас и дальше, только постарайтесь все забыть и не вспоминать никогда!» Хм, последняя фраза подчеркнута – «забыть и не вспоминать никогда».

– Да пошли они – нужна мне их помощь!

– А вот тут ты не права, ма шери, – приложив палец к губам, Максим перешел на шепот. – Ну-ка подвинься…

– Что ты делаешь! Не надо мне никакой их помощи!

Не обращая внимания на крики, Тихомиров быстро затащил мешки в прихожую и, захлопнув дверь, принялся деловито рассматривать неожиданный подарок.

– Тут – свекла… тут – картошечка… десять банок тушенки… а здесь – ого! – сало! Ты богатая женщина!

– Брось! И вообще…

– Тсс!!! – Максим взял Олесю за плечи. – Я, конечно, понимаю, ты у нас девушка гордая, но… кроме всего прочего, тебя не настораживает последняя фраза? Забыть и не вспоминать никогда. А если ты не забудешь?

– Обойдусь без этих подачек!

– Нет, милая, боюсь, здесь не о подачках речь – дело куда хуже! Они – те люди, кто стоит за твоим двумя гоблинами, – явно всполошились. И мне, честно говоря, не очень понятно, почему они тебя вообще не убили?

Олеся хлопнула ресницами:

– Убили? Что ты такое несешь, Макс?!

– Наверное, потому, что тогда уж явно начали бы разбираться… директор или наш Комитет… – усевшись в кресло, Тихомиров рассуждал вслух. – Значит, они не хотят никаких разбирательств. Даже гоблинов своих из школы убрали – все условия создали Олесе Ивановне. Зачем? А чтоб не заговорила, не вспомнила… Вряд ли они догадались, что Комитет уже послал к тебе человека – меня. Слишком уж быстро! А если бы они тебя убили или ты пропала бы – тогда, скорее всего, стали бы искать, разбираться… есть кому – и они об этом прекрасно знают.

– Да кто они-то? – упав в кресло, с возмущением воскликнула девушка.

Макс заложил руки за голову и потянулся:

– Если б я знал, ма шери, если б я знал… Подвал! Конечно же – подвал! Вероятно, они что-то там прячут… ты говорила про какой-то запах?

– Ну да. Сильный такой смрад. Но его поначалу не было… или я просто внимания не обратила.

* * *

Директор школы – дебелая женщина лет пятидесяти – ничего нового к тому, что уже узнал Макс, не добавила. Да, приняла в октябре двоих деревенских… Вели себя не очень? Так они все не очень. Родители, кстати, их забрали… нет, не сами – приезжал тут один человек, сказал, что староста из их деревни. Лютово называется… или как-то так.

– Староста? А как он выглядел?

– Да никак. Обычный такой мужичок, седоватый, крепенький. А взгляд такой… неприятный. Словно бы нечеловеческий… да.

Староста… Не тот ли это староста… не старый ли знакомый? Как теперь узнать? Парни-то в школе вряд ли еще покажутся. А может, они с кем-то общались, дружили?

– Общались – да, – сухо кивнула директор. – А вот насчет дружбы – так это вряд ли. Но вообще поспрашивайте у учителей.

Тихомиров так и сделал, пользуясь предоставленной ему властью, только начал не с учителей – с ребят. Случайно углядел бежавшего по коридору мальчишку – в темном пиджачке, аккуратно стриженного, в очочках, этакого Знайку.

– Бонжур, Денис. Не пробегай мимо!

– Бонжур… Ой, здрасьте, дядя Максим. Давно вас не видел!

– И я тебя…

Эх, были когда-то благословенные времена, захаживал Макс в русско-французское общество, на курсы. И Денис Лезнов тоже там обретался. Было, было когда-то такое время. И не так уж давно.

– Побазарим?

Денис улыбнулся:

– Легко!

– Где бы нам присесть?

– А пойдемте на третий этаж – там никто не учится, а в коридоре парты составлены.

* * *

Денис тоже не рассказал ничего существенного, разве что добавил, что оба гоблина обожали пугать малышей.

– Страсти какие-то рассказывали… Про трехглазых монстров.

– Про трехглазых?

Макс тут же вспомнил цветики-семицветики, странную деревню с частоколом, вой и ужасную трехглазую морду!

– А что конкретно рассказывали-то?

– Да ничего конкретного, – отмахнулся мальчишка. – Так, пугали… Мол, не будешь приносить каждый день дань – отдадим тебя монстрам.

* * *

Трехглазые монстры…

Выйдя из школы, молодой человек взглянул на часы и в задумчивости отправился в библиотеку – члены Комитета договорились по возможности собираться каждый день, докладывать о выполнении поручений, делиться мнением, планировать.

– Привет, Максим Андреевич! Что такой задумчивый?

Верхом на шикарном велосипеде, сверкающем никелем и лаком, Тихомирова обогнал Леха Трушин – местный «авторитетный бизнесмен», тоже с недавних пор входивший в Комитет управления. Мотивировал свое желание тем, что «достал уже весь этот бардак!».

По поручению Комитета Трушин теперь организовывал народную дружину – патрулировали школы, людные места, рынки.

– Хочу кое-чем поделиться. – Леха слез с велосипеда и зашагал рядом с Максом, придерживая белый пластиковый пакет с каким-то длинным свертком. – На одном рыночке, у Дома культуры, мясом начали торговать, между прочим – свежим. Но не целиком – тушами, – а всякими там обрезками, ребрами… Я бы даже сказал, объедками.

– Ну, коров да свиней многие держат.

– Так-то оно так… – Трушин недоверчиво покачал головой. – Я, конечно, не специалист, но… Ты не знаешь, кто у нас в Комитете в анатомии разбирается?

– Не знаю… впрочем, постой! Так Агриппина же врач!

– Это та, что с косой? – уточнил Леха.

– Ну да.

– А не знаешь, будет она сегодня?

– Должна бы быть… А что?

– Так… Хочу ей показать кое-что, как специалисту.

* * *

Агриппина оказалась на месте – сидела за столом, весело о чем-то болтая с «мышонком» Галей и Глафирой Матвеевной, заведующей.

– Нам бы с ней уединиться, – обернувшись, шепнул Трушин. – Не хочется зря пугать…

– Сейчас…

Макс, на правах доброго знакомого, чмокнул в щеки всех женщин, Агриппине же шепнул:

– Отойдем во-он за тот стеллажик.

– Ой, ой, – с улыбкой покачала головой Глафира Матвеевна. – Вечно у вас какие-то секреты…

– Ну? – Поправив косу, женщина насмешливо взглянула на обоих. – Чего вам?

Трушин достал из пакета сверток, развернул. Пахнуло запахом несвежего мяса…

– Как вы думаете, что это?

– А тут и думать нечего, – напряженно усмехнулась Агриппина. – Берцовая человеческая кость!

* * *

Макс с Трушиным выследили продавца – неприметного мужичонку в старом прохудившееся ватнике и кирзовых сапогах, этакого бомжарика. Трушин предложил сразу его прижать, но Максим настоял на своем – аккуратненько проследить, откуда он это мясо берет.

– Понимаешь, Алексей, мы просто… ну, словно бы гуляем, разговариваем, за ним потихоньку пойдем, так вот, незаметненько.

– Ага, незаметненько – да меня в этом городке каждая собака знает!

– Тем более! Этому бомжу и в голову не придет, что такой человек, как ты, за ним следить станет!

– Может, ребят на всякий случай вызвать?

– Да не стоит. – Тихомиров махнул рукой. – Что мы, вдвоем с ним не справимся что ли?

Так и пошли, вроде бы по своим делам.

Бомжарик, закончив торговать, прикупил здесь же, на лотках, три фуфырика одеколона «Саша» и, довольный, зашагал куда-то в район старого города. Тускло – вполнакала, через один – горели фонари, электроэнергию экономили, львиная ее часть уходила на функционирование водозабора. День выдался хороший, и вечер тоже – тихий, спокойный, без давно надоевшего дождя и ветра.

– Знаешь, я много над этим думал, – на ходу делился своими мыслями Трушин. – Ну, над всем, что произошло. Уж обсуждали… и с женой, и с дочками, с сыном приемным – он у меня умница. Ленка, жена, между прочим, тоже не дура – кандидат технических наук, а сын Денис – круглый отличник, между прочим, еще и по-французски говорит, как я по-русски…

Тихомиров удивленно вскинул глаза:

– Денис Лезнов – твой пасынок что ли?!

– Ну да. А ты его откуда знаешь?

– Вместе в одном обществе состоим.

– А… Так вот, мы поговорили и пришли к выводу: все это с адронным коллайдером как-то связано. Вот сам вспомни тот день, когда все навернулось! О чем тогда все говорили? Что в Интернете писали? Вспомни страшилки-то!

– Ну да. – Максим кивнул. – Только Григорий Петрович говорит: ерунда все это.

– Да Петрович старый просто, и что такое коллайдер – толком не понимает.

– А ты понимаешь?

– Конечно! Я ж на физмате учился… правда, только три курса закончил, но все-таки. В нем, в нем все дело, понимаешь, элементарные частицы ускорились больше, чем нужно, – вот и пожалуйста, вот и все!

– А что же это у нас-то только? Именно в нашем городе! Где мы, а где коллайдер?

Трушин резко замедлил шаг и, посмотрев собеседнику прямо в глаза, тихо сказал:

– А откуда ты знаешь, что это – только у нас? Может, нам, наоборот, еще повезло.

– Ну ты и скажешь… – Максим рассеянно остановился. – Это ж значит, что же… навсегда что ли?

– Может быть… А может, и нет, никто ведь ничего толком не знает. Но, считаю, всегда нужно готовиться к худшему – весной произвести земельный кадастр, запланировать, что где посеять, фермы открыть – тушенка-то скоро закончится, да и вообще – всех продуктовых запасов вряд ли до весны хватит… Черт! Упустим ведь сейчас упыря этого! Ты беги, а я поехал!

Прыгнув в седло, Трушин закрутил педали, тормознув где-то на повороте, у старой вербы.

Тихомиров еле догнал, сердце так и стучало и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

– Исчез, гад, – тихо сообщил «лесовик». – Во-он в тех домишках скрылся.

Домишки, на которые он указывал, представляли собой скопище самого гнусного вида трущоб, в большинстве своем деревянных, но были и кирпичные – одноэтажные бараки на две-четыре семьи. В оконце одного из бараков вдруг вспыхнул свет… свеча или керосиновая лампа – электричество там было отключено за неуплату еще в спокойные времена, которые теперь, наверное, следовало бы именовать доисторическими.

Переглянувшись, напарники спрятали велосипед у забора и, стараясь не шуметь, вошли во двор через распахнутую настежь калитку. Дрожащий оранжевый свет, падающий из окна барака, выхватывал из быстро сгустившейся тьмы брошенные на землю доски, картофельные ящики, какие-то полусгнившие корзинки, ведра – следовало сильно постараться, чтобы не зацепить весь этот хлам.

Не зацепили, прошли, поднялись по широкому крыльцу в темные сени. В сенях пахло каким-то варевом… Мясной похлебкой!

– Их там двое всего – я в окно видел, – негромко сказал в темноту Трушин. – Ну что… будем брать?

– Будем! – Решившись наконец на активные действия, Максим дернул за дверную ручку…

Дверь распахнулась, явив напарникам скудное обиталище бомжей – грязный, заплеванный пол, потолок, черный от копоти, покрытые старыми газетами стол и плиту в самом углу. На плите стоял котелок, в котором булькало какое-то варево. Рядом копошилось какое-то создание в лохмотьях и с давно не чесанными, сбившимися в колтун волосами. Похоже, что женщина.

Сам бомжарик сидел тут же, за столом, и, нетерпеливо поглядывая на плиту, разбавлял разлитый по двум жестяным кружкам одеколон водицей, наливая ее из небольшого пластикового ведерка с веревочной ручкой.

– Ну, хлеб-соль, хозяева! – опершись на дверной косяк, громко произнес Трушин. – Что, человечинку жрете?

Сидевший за столом бомж выронил ведерко и с испугу принялся громко икать. Его подруга – или кто там она ему была? – обернулась… Максим попятился: такой Бабы-яги ему еще никогда не приходилось лицезреть вот так вот – нос к носу. Страшное морщинистое лицо – скорее даже, рожа – было покрыто каким-то гнойными волдырями и струпьями, левый глаз заплыл от синяка и, похоже, ни черта уже не видел, правый же, не мигая, смотрел на незваных гостей.

– Чаво пришли? – грубо поинтересовалось страшилище. – Чаво надо?

– Человечинку, говорю, варишь? – подойдя ближе, с угрозой спросил «лесовик».

– Ну и варю. Тебе-то что? – Баба-яга, казалось, ничуть не удивилась. – Мяско-то всякий любит.

– Откуда взяла, тварь?!

Трушин, видать, хотел схватить бабищу за шиворот, но побрезговал, и рука его повисла в воздухе.

– Он принес. – Ягуша тотчас же показала на бомжа. – Второю неделю уже таскает.

Максим сплюнул:

– Каннибалы вы гребаные! А ну, гнус, говори, откуда человечину взял? Говори, иначе башку отвинтим! Ну!

Нырнувший было под стол бомжарик неохотно вылез обратно и, подслеповато щурясь, уставился на гостей:

– Там, в подвале, много его, мяса-то… Я и не знал, что оно человечье… Вижу – обрезки… вот и взял.

– На рынке еще торговал, черт! Брали у тебя мяско-то?

– А как же!

– Ну все. – Словно задыхаясь от нехватки воздуха, Трушин рванул воротник рубахи. – Если не покажешь подвал, тут тебе и конец, понял?

– Как не понять… Покажу, покажу, а как же! Счас, вот только один глоточек…

– Я тебе покажу глоточек! – «Лесовик» могучим пинком сбил бомжа с лавки. – А ну давай, гнус, веди!

– Идемте, идемте… – заканючил бомжарик. – Тут недалеко, рядом…

* * *

Рядом-то рядом – но шагать пришлось два квартала. Миновали микрорайон, старую кочегарку, заброшенное здание военкомата, подошли к двухэтажной новостройке – будущей почте.

– Здесь, – показал рукой бомжик. – Вон он, подвал. Проводить али сами дойдете?

– Нет уж, иди. Да не вздумай бежать – достанем! – Трушин погрозил кулаком.

Подвал как подвал, в меру захламленный, в меру грязный, с расписанными разными непристойностями стенами. По всему, летом, в теплые времена, здесь тусовались девиантные подростки, но сейчас для них уже было холодновато. Лучи двух карманных фонариков не могли сразу обшарить все обширное помещение.

– И где тут мясо? – тихо поинтересовался Макс.

– А вон тут, у стеночки, завсегда появляется, – охотно пояснил бомж. – В бумажных мешках… ну, есть такие большие.

Лучи фонарей скрестились в указанном направлении, и Максим невольно поежился, рассмотрев бурое, неопределенной конфигурации пятно. Скорее всего – не врал бомжарик. Да и с чего бы ему врать?

– И когда ты за ним обычно приходишь? – негромко поинтересовался Трушин.

– Обычно к утру. Ну, как рассветет – вот так и иду. И сразу на рынок.

– Молоде-е-ец. – «Лесовик» возмущенно свистнул.

– Хорошо вы свистите, – тут же подольстился бомж. – Душевно! Я тоже так вот умею… вот…

Он тоже свистнул, несколько раз подряд, и похвалился:

– Ишь, не хуже, чем у вас получается.

– Сиди уж… Ну, что? – Тихомиров обернулся к напарнику. – Будем ждать… или к утру нагрянем?

– Да уж, подождем, коли пришли. – «Лесовик» пожал плечами…

И тут вдруг откуда-то снизу послышался какой-то шум, совершенно необъяснимый и ни на что не похожий… даже и не сказать…

– Что там такое, Макс?!

Лучи фонариков скрестились, как шпаги…

И тотчас же пахнуло смрадом, точно разрыли могильник!

– Ма-а-акс!!!

Что-то жуткое вырвалось вдруг из темноты и утробно завыло! Огромная, больше двух метров, фигура, покрытая шерстью, когтистые лапы, оскаленная зубастая пасть… И три красных, пылающих лютой злобой глаза!

Вву-ухх!!! Чудовище махнуло лапой, словно песчинку, отбрасывая рванувшегося было к выходу «лесовика»… Макс подобрал какую-то палку, тут же переломившуюся под исполинской силы ударом.

Максим отпрыгнул к стене – чудовище зорко наблюдало за ним своими яростно пылающими глазами и, кажется, ухмылялось…

Потом вдруг подпрыгнуло ближе и, ухватив Макса за горло, подняло в воздух, раскрыв ужасную смердящую пасть…

И тут грянул выстрел. Потом – сразу – еще один. И еще, еще, еще…

Гнусный монстр взвыл, дернулся…

Тихомиров почувствовал, как ослабла хватка, и вот уже полетел на пол… А мерзкое трехглазое чудище, завывая, скрылось во тьме!

– Ма-акс… ты жив? – Трушин подобрал упавший фонарик.

Максим передернул плечами и застонал:

– Да вроде бы…

– Сейчас! Помогу подняться… Та-ак… Да! Шею он тебе поцара-а-апал!

– Хорошо – голову не откусил! – Тихомиров устало уселся на пол. – Пойдем-ка скорее отсюда, а?

– Пойдем, конечно, пойдем… вот, обопрись на руку… Говорил же – пацанов надо было взять!

– Ага… толку тут от них, хотя… Выстрелил ты вовремя, спасибо!

Трушин немного помолчал и признался:

– Представляешь, как эту страхолюдь увидел, поначалу совсем про волыну забыл! Что это было, а?

– А черт его… Но, похоже, их деревню я уже видел…

– Да ты что?

– Подожди… потом в подробностях расскажу.

Выйдя на улицу, оба долго не могли отдышаться, а когда пришли наконец в себя, медленно зашагали к горящим огонькам микрорайона.

– Слышь… А наш друг, бомжарик-то, где? – вдруг поинтересовался Трушин. – Чудище, что ли, сожрало? Или сбежал?

– Скорее второе. – Максим хохотнул и сразу осекся. – Леша!!! Так ведь это он чудище-то и позвал!

– Кто? – недоуменно вытаращился «лесовик». – Бомж этот?

– Именно! Помнишь, он свистел зачем-то? Я вот теперь и понял – зачем. Кстати, ты первый свистеть начал… забыл хорошую пословицу про свист и деньги.

– Нет, не может быть, хотя… – Трушин задумчиво почесал голову. – В общем, надо нам с этим бомжиком еще повидаться!

– Ага, так он и будет нас ждать.

– Ничего, зашлю бойцов к той ягуше…

Тускло светили фонари, уютно горел свет в окнах панельных девятиэтажек, озабоченные матери звали с балконов детей.

– Мишка! Давай домой, оболтус!

– Ну мама, ну еще чуть-чуть…

– Я сказала домой, живо!

– Са-ша! Домо-о-й!

Все напоминало те самые времена, которые уже, наверное, пристало называть «старыми добрыми». Времена до того, как…

* * *

Трушин, конечно, послал своих «бойцов», но, как те ни били ягушу, ничего толкового не добились – бомжик как в воду канул. Правда, имя его удалось узнать, вполне подходящее такое погоняло – Гришка Гнус. Но где его теперь искать? А очень похоже – это и был кончик. Кончик одной весьма интересной и жутковатой ниточки, которая еще неизвестно куда могла привести.

* * *

– Артем! – это имя Тихомиров внезапно вспомнил ночью. Сидоров Артем Иваныч, опер, тот самый, с кем познакомились как-то на АЗС. Артем теперь возглавлял один из отрядов ДНД, у Трушина… И Максим встретился с ним уже днем.

– Гришка Гнус? – Опер ностальгически улыбнулся. – Как же, знаю. И сожительницу его, Вальку Лошадь, тоже знал. Впрочем, она многим сожительница.

– Ну ты и скажешь – Лошадь, – пошутил Максим. – Скорее уж – Баба-яга.

– Раньше-то она в теле была, это сейчас сдулась. Мясо, говоришь, человечье едят? Так они и раньше… Я вот еще когда участковым был – случай помню. Эта Валька Лошадь как раз у меня на учете стояла и квартирка ее – притон – на Советской, в бараке. Так вот, как-то раз эта Валька забеременела, неизвестно уж, от кого, да и родила. Ребенок ей, естественно, на фиг не нужен был – тогда за детей не платили, несколько раз она его подкидывала – то к гороно, то к больнице – оба раза неудачно, возвращали… Вроде бы и смирилась и вдруг… Соседи у нее бдительные были, соколицы сталинские – через какое-то время сигнализировали: у Вальки, мол, ребенок рожен, а тихо – ни крику никакого, ни писку. Проверьте-ка, мол, дорогой товарищ участковый милиционер, я то есть. Ну, что делать? Взял ребят на опорнике, пошли проверять – там, у Вальки-то, очередной шалман… Ну, мы вошли, всех аккуратно построили… смотрю: мать честная! А на столе-то – холодец!

Лошадь всю жизнь побиралась – откуда мясо? Знаешь, а незадолго до того поросят кто-то покрал у фермеров, вот мы и обрадовались: сейчас вот-вот кражу поднимем, в сводке отметимся, как раз к десятому ноября дело шло – тут бы и премию… Короче, давай к Вальке: куда, тварюга такая, краденых поросят дела?

А один сержантик наш, он потом в ЭКО перевелся, холодильничек углядел в углу… старенький такой. Взглядом показал – вот, мол, где поросята… Открываем дверцу, а там… да, голова на тарелочке… Только не поросячья, вполне человеческая такая голова, младенческая…

– Господи! – Тихомиров перекрестился. – Да не может такого быть!

– Может, Макс, может. Вот было же! Короче, Валька Лошадь сынка своего родного на холодец пустила. Двойная выгода – и ребенок спать не мешает, и есть чем собутыльников угостить. То-то они там и гуляли… правда, потом, узнав, Вальке морду набили.

– Да уж. – Максим качнул головой. – История…

– Так я к чему ее рассказал-то? Там, среди гостей Валькиных, и Гришка Гнус был. Не один, с марухой своей тогдашней – Ленкой Аптекаршей. Я вот и думаю: может, он и сейчас у нее залег? Адрес я знаю…

* * *

На это раз не рисковали, в дом ворвались втроем – Макс, опер и Трушин. Да еще дээндэшников прихватили, но те на улице ждали.

Гришка Гнус там и оказался – у марухи своей. Маруха где-то шлялась, а Гришка сидел себе преспокойно на скрипучем диванчике да попивал чаек…

Чашка так в угол и покатилась!

Нет, его не били… Даже не пугали. Просто сели у столика и значительно так посмотрели… Гришка все и рассказал. Дескать, как-то ночевал в том подвале с одним знакомым, и вот так же задрожало все, чудище трехглазое появилось, приятеля завалило, а Гришку в живых оставило, мало того – браслетик золотой подарило и сказало, чтоб еще приводил людишек… лучше всего тех, кого искать не будут. Вот он и приводил…

– Не своей волей, господа хорошие, боялся я его очень!

– Сказало? – удивленно переспросил Трушин. – Оно что же, чудище это, по-русски говорить умеет?

– Не совсем чисто, так… Но понять можно…

Гришка вдруг захрипел и, схватившись за грудь, повалился на пол.

– Полундра-а-а! – почему-то на флотский манер заорал «лесовик».

И было отчего орать – в Гришкиной груди, пронзив бедолагу насквозь, торчала длинная увесистая стрела.

– Через форточку подстрелили, – осторожно выглядывая в окно, произнес Макс. – Во-он с той крыши…

Оп!

Висевшая под потолком тусклая лампочка вдруг замигала и погасла. А где-то неподалеку вдруг прогремел гулкий взрыв…

– Станцию рванули… – тихо произнес Трушин. – Теперь все. Амба!