Текст книги "Саркофаг"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Тихомиров тоже невольно поежился:

– Вот, значит, как…

– Они беременели, а я вот – нет. Уже коситься стали… саму хотели тварям скормить. Да и скормили бы рано или поздно. Но я ведь не полная дура – за всеми следила, все пыталась как-нибудь выбраться… вот, с тобой повезло. Слушай… налей-ка еще… Спасибо…

Девушка уже отрубалась, и Максим, накрыв ее одеялом, задремал и сам. Проснулся он рано утром от сильного запаха кофе. Евгения Петровна уже возилась на кухне, и появление гостя ее явно обрадовало: как раз собеседника ей сейчас и не хватало.

– Встали уже? Вот и славно. Подождите, сейчас угощу вас кофе. А Леночка, поди, спит еще?

– Да, спит. Что вы так смотрите, Евгения Петровна?

– Знаете, Максим… – Женщина улыбнулась. – Вы мне кого-то очень сильно напоминаете. Я ведь на память, слава богу, не жалуюсь. Извиняюсь, родители ваши здесь живут?

– Нет. – Тихомиров покачал головой. – К Уралу ближе. Не знаю даже, что сейчас с ними.

– Еще раз извините, что спросила, просто… Батюшка ваш, случайно, в Ленинграде не учился?

– Учился, в Лесотехническом. В начале семидесятых закончил. Потом иногда сюда в командировки ездил. А что, вы его знали?

– Да вот, думаю, что да… Не то чтобы знала – видела. Он к нам в институт в середине семидесятых заходил, за направлением, по пионерской работе – я как раз тогда в комитете комсомола работала, за пионерлагерь ведомственный наш отвечала. Ну, с вами – совершенно одно лицо, я еще вчера заметила. И бородка такая же – мушкетерская, как у Арамиса.

– Что ж. – Максим натянуто улыбнулся. – Бывает.

Он соврал вообще-то – ни в какие командировки его отец не ездил и не в Ленинграде учился – в Свердловске.

Зачем соврал? А черт его знает – такие сейчас времена наступили, никому нельзя было верить.

Глава 6
КОРПОРАЦИЯ «ЛИГОВО»

И к облакам проклятья их летят

Ватагой злобною и шумной.

Шарль Бодлер.

Сплин

Корпорация «Лигово» – так именовала себя та банда, что контролировала юго-западное направление пригородных железнодорожных перевозок. Именно туда Тихомиров и устроился работать, устроился с большим трудом, по протекции Евгении Петровны – она знала там одного машиниста, Михал Михалыча, простого рабочего мужичка, еще крепенького подвижного пенсионера с седоватым венчиком волос, круглым добродушным лицом и вечно красноватым носом. Что уж говорить, приложиться к бутылочке «дядя Миша» любил, а поскольку специалист он был отменный, можно даже сказать – штучный, то и прощалось ему многое. Всеми – и на прежней работе, в депо «Сортировочная», и вот сейчас – литовской братвой.

Макса дядя Миша представил классически – как своего двоюродного племянника, тоже «деповского». Правда, принимающий «на работу» «бригадир» – узколицый молодой человек с явными признаками интеллекта – поначалу сомневался, смотрел недоверчиво:

– Что, ты и в самом деле можешь с паровым котлом управляться?

– Могу, а чего ж нет-то? – Тихомиров отвечал, как учил тот же Михалыч. – На маневровых работал, а паровоз ничуть не сложнее – локомотив, он локомотив и есть.

– Ладно. – «Бригадир» махнул рукой. – С этого дня ты, Макс, считай, что зачислен в штат. К работе приступишь сегодня же, ну, а если пойдет что не так… – Бандит нехорошо улыбнулся. – То уж извини… уволим, так сказать, без выходного пособия. Проще говоря – закопаем. Усек?

– Чего ж тут непонятного?

Вообще же Максиму очень повезло с этой работой, сейчас в городе все выживали, как могли. Кто-то за счет дач, кто-то – используя прежние свои запасы, часть – благодаря своим профессиональным умениям и знаниям. В большой чести были кровельщики, плотники, каменщики – многие люди, как могли, укрепляли свои жилища, справедливо опасаясь криминального беспредела. Милиция, прокуратура, суды не работали, вся прежняя административная система оказалась сломанной, новой же еще не было, вернее, она только начинала выстраиваться… если можно считать чем-то вроде администрирования деятельность полууголовных банд типа вот «литовских».

Очень много стало бандитов неорганизованных, «шалых», так сказать – конъюнктурных. В основном «шалила» молодежь, выросшая в эпоху полнейшего индивидуализма («вы этого достойны!») и напрочь лишенная даже намеков на какую-то там совесть или мораль. Такие обычно действовали «на хапок» – врывались в квартиры, убивали, насиловали, грабили. Раньше, когда все еще только началось, охотились на одиноких прохожих и автомобилистов… однако с течением времени все жители стали гораздо умнее, а глупые просто не выжили.

Также с течением времени повсеместно возникали некие неофеодальные очаги – те люди, у которых была организация и сила (опять же «литовские» и т. п.), брали под свое покровительство какой-нибудь район… или просто граждан, правда, отнюдь не всех желающих, а только тех, кто мог быть чем-то полезен, на худой конец – красивых молодых женщин или просто рабочую силу. Новые крепостные строили хозяевам жизни дома-замки, возделывали возникшие прямо в городе огороды, к зиме восстановили котельные и ТЭЦ. На ту зиму запасов угля и мазута хватило, да и отапливали далеко не все дома, что же касается зимы следующей, вот-вот готовой уже навалиться, то тут определенно имелись большие проблемы. Печки-буржуйки повсеместно продавались – точнее, обменивались – на рынках, однако дело было не в них, а в топливе. На топливе, на дровах, можно было приподняться. Давно превратившиеся в простые бумажки деньги – даже доллары и евро – никого не интересовали, по привычке еще брали брилианты, золото, картины и антиквариат… по привычке, все еще на что-то надеясь – а вдруг? А вдруг да туман рассеется, растает кокон и все станет, как прежде… И уж тогда заживем – с золотишком, с антиквариатом, с брилиантами…

Но время шло, и таких оптимистов становилось все меньше. Уже и за драгоценности можно было купить далеко не все, всеобщим эквивалентом становился подневольный труд – возрождалось рабство. Кто мог обеспечить пищу, тепло, защиту, тот и мог распоряжаться практически неограниченным числом работников, которым просто некуда было деваться.

Неофеодальные кланы, быстро возникшие на основе многих коммерческих групп, строили свое могущество на том, что им принадлежало: нефть и мазут, уголь, железнодорожная ветка, станция метро (там можно было хотя бы погреться), ТЭЦ… Вокруг каждого такого клана складывался некий конгломерат, обраставший вассальными обязательствами.

Санкт-Петербург – город большой, многое оставалось еще со старых добрых времен – те же консервы, вино и водка, парфюмерия. Однако появлялось все больше и новых товаров, на глазах расцветал рынок торговли людьми, каждый, кто имел хоть какой-то эквивалент для обмена, мог прикупить себе красивых молодых рабынь… или рабов и делать с ними все, что захочется. А почему бы и нет? Вы этого достойны!

Правда, надо сказать, и приобретенные рабы частенько вели себя вовсе не по-рабски – грабили новых хозяев и убегали, насладиться полным повиновением невольников могли позволить себе немногие.

У разрушенных церквей – неведомая сила уничтожила их вместе с администрациями и отделами МВД – собирались нищие, мелкие воришки, калеки и прочий люд, кое-кто из священников пытался восстанавливать храмы… такие обычно долго не жили. Кто-то не давал возрождать веру, управление, законность… кому-то выгоден был возникший криминальный беспредел, едва сдерживаемый возникающими в некоторых районах зачатками феодализма.

Кому-то выгодно… Трехглазым? Нет, они были для этого слишком тупы, да и вообще использовались истинными хозяевами в качестве цепных псов.

Истинными хозяевами, которых никто и никогда не видел. Но их зловещее присутствие определенно чувствовалось. Очень даже определенно! Даже на примере все тех же банд – как только одна из «корпораций» становилась сильнее прочих, тут же с нею что-то случалось – взрывались средства производства, поднимали локальные бунты рабы, словно бы сговорившись, со всех сторон наваливались конкуренты.

Непрестанно анализируя ситуацию, Тихомиров уже хорошо представлял все положение дел, во многом со слов того же Михал Михалыча, весьма любившего почесать языком, особенно под выпивку. Говорил «дядя Миша» много, а вот выводов делать не умел – не хватало умения обобщать.

Зато это умение в избытке имелось у Макса! А материала для выводов и обобщений было предостаточно. Вот хотя бы взять «литовских»…

– Завтра смотри не опаздывай, – поставив на ящик опустевший стакан, предупредил машинист.

– Когда я опаздывал-то? – обиженно протянул Максим. – Ну ты и скажешь же, дядя Миша!

– Да это я так. – Михал Михалыч примиряюще махнул рукой. – К слову. Просто завтра у нас с тобой рейс больно уж важный.

– А что такое?

– За дровами поедем. Туда, к Стрельне. А то Сосновую Поляну людишки уже всю давным-давно выпилили, лесочек у Володарского – тоже. Хорошо, Степаныч вовремя сообразил у Стрельны охрану выставить. А то ведь уже… на лесовозах с фишками приезжали, просекли тему, сволочи! Зима не за горами, дрова сейчас самый выгодный бизнес.

– И что с теми, с лесовозами? – лениво поинтересовался Максим.

– Что-что… что надо! У наших там пулемет был припрятан. А и нечего на чужой каравай рот разевать!

– Это верно. – Молодой человек задумчиво кивнул и вздрогнул. – Подожди, дрова – это ведь, вроде как Евсея вотчина?

– Ну, Евсея, – неохотно согласился Михалыч. – Так Евсей… у него все дрова, в общем. А у нас-то – свои! JIec-то стрельнинский – наш, не Евсея.

– Все равно. – Тихомиров покачал головой. – Обидеться Евсей может. А у него контора сильная, пожалуй, посильней нашей будет.

– Все равно! Лес-то наш! Не по понятиям отбирать будет.

– Плевать Евсею на все понятия.

– Ну, вообще-то да… – Поднявшись на ноги, машинист покачнулся и смачно высморкался в пожухлую осеннюю травку, уже основательно прихваченную морозцем.

Ноябрь нынче выдался теплый, морозило лишь иногда, по ночам, а так все стояла слякоть. Надо сказать, дядя Миша жил поблизости от Ульянки, в Дачном, в собственном – небольшом, но с кирпичной печкой – домике, там же, у платформы, обычно «ночевал» и паровоз, к которому Максим добирался с утра по шпалам – самый безопасный был путь, да и недалеко вообще-то.

Молодой человек вот уже две недели жил у Евгении Петровны, в маленькой комнатке, вместе со впавшей в какую-то фрустрацию Леночкой. Девчонка никуда не выходила, целыми днями валялась на койке, иногда плакала, а большей частью читала какие-то дурацкие женские романы, которые брала у соседки сверху. Евгения Петровна подобного чтива не признавала и постоянно перечитывала что-то из классики – Чехов, Толстой, Достоевский. Обожала Диккенса, а из «легкого чтения» – Конан Дойля.

Даже к сексу Леночка вдруг остыла, хотя, казалось бы, какое-то время только одним этим и жила. Максим не настаивал и даже все чаще и чаще ночевал у Михалыча в избушке, старик и рад был, тем более помощник машиниста, как гордо именовалась новая должность Макса, с пустыми руками никогда не являлся, приносил с собой спиртное – водку, вино, что дадут. Халтурил на паровозе, брал, кому что передать – не за так, конечно. К этой халтурке сам же дядя Миша помощничка и приохотил, а уж тот развернулся, уже дошло дело и до стройматериалов – их грузили под дрова, в тендер, правда, приходилось делиться кое с кем из охранников.

Тихомиров уже и подумывал насовсем переехать к Михалычу, поскольку свои сомнительные отношения с Леночкой продолжать больше не собирался – стыдно было. Нет, Леночка – девчонка вполне себе симпатичная, сказать нечего, все при всем… вот только любил-то молодой человек вовсе не ее, а Олесю, сгинувшую вместе с самолетом и летчиком. Олеся, Олеся… Где же тебя искать-то?

– Так ты, Максим, у меня сегодня ночуешь?

– Не, дядя Миша, в Ульянку пойду. Евгении Петровне обещал новую дверь поставить.

– А, ту, что мы третьего дня везли!

– Ее…

– Хорошая дверь. Ну иди, раз надо.

Оба один за другим выбрались из паровозной кабины, спрыгнули наземь, помахали бдительному охраннику.

– Слышь, Михалыч, – обернулся Максим. – Петровне и дровишки бы на зиму не помешали… хоть немного. А она б нам наливочки, а?

Старый машинист облизнулся:

– Да уж, наливочка у нее классная. Только вот насчет дров. Завтра вряд ли выйдет… Лучше чуть попозжей… А завтра ты бы того… у платформы где-нибудь пару кубов припрятал.

– Да уж постараюсь. – Максим хмыкнул и, не оглядываясь, быстро зашагал по шпалам.

Пару кубов… Угу! Что он, трактор что ли? Ну, сколько получится, конечно, припрятать можно, Евгения Петровна – женщина хорошая, а без дров ей зиму никак не прожить. Правда, пока можно было потопить и мебелью…

«Домой» – Тихомиров пока так и называл квартиру Евгении Петровны – молодой человек добрался быстро и сразу же занялся дверью: снял старую, фанерную, аккуратно прислонил к стеночке – на дрова – и уже принялся навешивать новую, как вдруг с улицы вбежала в подъезд Леночка.

Довольная, разрумянившаяся:

– Дверь ставишь? Вот молодец. Давай подержу… ну, давай же! Нет, нет, тетя Женя, вы лучше на кухню идите, простудитесь еще. Мы тут и вдвоем сладим… Верно?

– Точно, сладим, – охотно подтвердил Максим. – Лена, ты бы принесла свечку.

Вообще-то свечки давно уже были страшным дефицитом, как и зажигалки, и спички, но ради такого дела можно было и чуть-чуть посветить. А что делать? Домой-то Максим возвращался лишь с наступлением темноты, а утром, едва начинало светать, уходил. Без всяких выходных, разумеется.

Навесив дверь, тут же и обмыли, так, по чуть-чуть, да пораньше завалились спать… Как и все – весь Петербург теперь ложился рано и вставал по солнышку. Экономили свечки, керосин, батарейки для фонарей – у кого что еще оставалось.

Макс уже начал было похрапывать – он спал последнее время отдельно, на раздвижном кресле, полностью предоставив Леночке кровать, однако почти сразу же был разбужен: девушка перебралась к нему, прилегла, приникла, что-то ласковое прошептала на ухо…

– Лена, Лена, – спросонья бурчал Тихомиров. – Я ж женат, в конце-то концов… Или – почти женат…

О, Леночка ничего не хотела слушать, вновь, как и пару недель назад, завелась с полоборота, да и Максим… Максим тоже не был сделан из стали, и голенькая теплая девушка быстро прогнала сон.

Она все сделала сама, и нельзя сказать, чтоб это было неприятно партнеру… Горячая волна наслаждения окатила обоих, словно бы опрокинув в бездну, довольная Леночка безмятежно откинулась, потом улеглась рядом, натянув одеяло… Неудобно было вот так, на кресле-то, и девушка, кивнув на кровать, тихо позвала:

– Пойдем…

И снова не дала спать, все болтала, болтала, болтала, даже потихоньку смеялась, и Тихомиров был сейчас даже рад за нее – отошла наконец…

Вот прижалась щекою к щеке, прошептала:

– Завтра чего так рано? За дровами едете?

– Едем… Постой! А ты откуда знаешь?

– Знаю… Тете Жене привезешь?

– Постараюсь.

– Вы в Сосновую Поляну?

– Дальше, куда-то к Стрельне. В Сосновой Поляне, говорят, выпилено уже все давно.

– К Стрельне, значит… Про тетушку не забудешь?

– Да уж не забуду. Но чуть позже привезу, не сразу завтра… там небольшие проблемки есть, слава богу, решаемые.

– Хорошо. – Леночка снова засмеялась. – Будет тетушке чем зимой топить.

Она говорила про тетушку, не про себя, говорила таким тоном, будто сама и вовсе не собиралась коротать в этой квартире зиму, будто бы у нее имелся какой-то другой вариант, куда лучший…

Впрочем, в тот момент Максим не придал значения этим Леночкиным фразам… хотя мог бы и насторожиться, вполне.

Как бы то ни было, а утром он встал рано, как штык, быстренько глотнул холодного, оставшегося еще с вечера киселя, заботливо оставленного на столе Евгенией Петровной, надел теплую куртку – ту самую, что прихватил на Московском, у гопников, – и, выйдя из дому, быстро зашагал к платформе, где и стал ждать. Сегодня по пути было, Михал Михалыч обещал замедлить у самой платформы ход, подхватить.

На улице было прохладно, морозило, и молодой человек время от времени растирал покрасневшие уши, подпрыгивал, колотил ногой об ногу – в резиновых-то сапогах было явно не комильфо. Ничего, днем потеплеет, да и сейчас, по большому-то счету, не холодно, так, потряхивает со сна.

Вскоре со стороны Дачного послышался резкий гудок, а затем донесся быстро приближающийся шум локомотива и перестук колес. И вот уже из желтых клубов тумана показалась черная, с красной аляповатой звездой, паровозная морда, Михалыч тут же дал свисток, выпустив пар, высунулся из будки, махая рукой – мол, быстрее.

Пробежав метра три, Тихомиров ловко вскочил на замедливший ход локомотив… тут же снова набравший скорость.

– Спасибо, Михалыч!

– В стакане не булькает! Давай, давай, работай, что встал! Вон дровишки – кидай.

Максим скинул куртку, повесил на какой-то рычаг, с удовольствием швыряя в жаркую топку паровоза дрова – обломки садовых скамеек и прочую хрень.

Двигались быстро, в Лигове тормознули – взяли в вагон братков и снова полетели в Стрельну…

– Хорошо идем! – искоса поглядывая на манометр, довольно улыбнулся Михалыч. – Эко прем-то! Почти как на угле… – Машинист вдруг замолчал, задумался о чем-то и – уже гораздо тише – продолжил: – Слышь, Максим. Мне иногда хочется попробовать… ну, вот так разогнаться и на полном ходу – в Стрельну… Неужто этот поганый туман не пробьем?

– Не пробьем, дядя Миша, – молодой человек со вздохом разочаровал напарника. – Многие пытались… Если только на самолете…

– Ха, на самолете! – Михал Михалыч неожиданно засмеялся, закашлялся. – Скажешь тоже! Не помнишь, что в Пулкове было?

– А что в Пулкове было? – быстро переспросил Тихомиров. – Я сам не видел, по слухам все…

– Ты-то не видел, а мне вот довелось. Ох, не приведи господи. – Машинист мелко перекрестился. – Взлететь-то они взлетели… «Боинги» всякие, «эйрбасы», «тушки»… Пассажиров набрали и… И потом ка-ак посыпались вниз! Бедное Пулково!

– Как это – посыпались? Я вот в Шушарах на полях ни одного обломка не видел.

– Плохо смотрел! Да и не долетели они до Шушар… все тут, на взлетно-посадочных полосах, и завалились… да не сами по себе – точно бы завалил кто. Я на заправщике тогда работал, точно могу сказать: стабилизаторы хвостовые, крылья будто кто ножницами посрезал, этак аккуратненько, ровненько… Ох и горело же все! А взрывов было – на целую войну хватит.

– Да-а, – протянул Макс. – Однако…

Однако Ан-2 ведь смог вылететь… и долететь.

И никто его не сбивал… Слишком уж маленький? А может, просто не ждали уже никого?

И все же – куда же он тогда делся-то?

У молодого человека вдруг возникло ощущение, что все то, что он в последнее время делал, – побег, квартира, работа эта – делалось абсолютно впустую. Ни для чего! Ну да, бежать надо было обязательно, ну, с жильем вопрос решить, с пищей, обустроить хоть как-то жизнь. Ну, обустроил – а дальше?

Самолет нужно искать, Олесю, а не нежиться по ночам с Леночкой… Тьфу… стыд-то какой. Вот сейчас – совестно, а ночью – как-то не очень. И что же мужики, блин, за народ такой, до тела женского жадный? Хотя, с другой стороны, если б по-другому – так и мужиками тогда не были.

И все же нужно было действовать, не тратить время бесцельно. Максим чувствовал, догадывался, что исчезновение «аннушки» как-то связано со всем тем, что здесь, в городе, происходит, с теми, кто четко и упорно ведет свою линию, свернув пространство в непроницаемый кокон.

Тихомиров вдруг вспомнил себя, Олесю, мальчишку-летчика… Как они тогда смогли! Ведь прорвались же, взлетели, ушли! Как радовались пронзительно-голубому небу, сахарно-белым облакам, солнышку… Наивные идиоты.

Что ж, надо во всем этом разобраться, составить хоть какую-то картину мира, плохо, когда вообще ничего не понятно. Странно все… цветочки, цветики-семицветики эти… переходы… мир-морок – почему-то образца семидесятых… почему именно та эпоха? Может быть, именно в ней и таится хоть какая-то разгадка?

– Так-таки не пробить, думаешь? – Михалыч уже потихоньку гасил скорость. Вот дал длинный свисток…

– Не, не пробить. Подбросить еще дровишек?

– Хватит пока… Ты говоришь – не пробить. Согласен… Я-то не пробовал, а вот Санек – он до тебя работал, потом, собака, запил-запропал… Так он, когда все началось, видал, как две электрички столкнулись… одна в туман этот чертов ушла… так ее оттуда выкинуло, закрутило как-то, и – лоб в лоб в той, что следом шла! Вот ужас-то!

– Да уж, – согласился Максим. – Действительно ужас. Так а я что говорю? Не пробьем мы туман – все равно обратно выкинет.

– Оно понятно, выкинет. Хотя «Лебедь» – машина хорошая.

– «Лебедь»?

– Ну, паровоз наш так называется, серия Л, ворошиловградской постройки – ЛВ, значит. В свое время, в пятидесятые-шестидесятые, одним из лучших считался. Две шестьсот лошадок! Мощь! Не какой-нибудь там маневровый ТЭМ-18! Хотя по массе-то они схожи… ну и мощность – дрова все-таки… Да-а… – Посмотрев в окошко, машинист взялся за рычаги. – Приехали, похоже…

Состав плавно затормозил где-то в лесу – по обеим сторонам железнодорожного полотна дрожали на ветру давно потерявшие листву березки и липы, чуть подальше угрюмо покачивали черно-зелеными лапами ели, кое-где на полянках расставили руки-коряги узловатые сосны, чем-то напоминавшие хозяйственных кряжистых мужиков.

– Выходим, строимся! – спрыгнув на шпалы, громко заорал один из братков с автоматом Калашникова наперевес, похоже, он и был здесь за старшего… хотя нет, не он, вот он, главный, – Егор, тот самый, с вытянутым интеллигентным лицом и недоверчивым взглядом. Поплотней запахнув длинный реглан мягкой черной кожи, Егор махнул рукой. Парень с «Калашниковым», послушно кивнув, продолжал командовать, деятельно распоряжаясь рабочей силой – тремя десятками мужичков самого потрепанного вида с двуручными пилами и топорами. Мужички расчищали лес от валежника, который тоже мог пригодиться в качестве дров, по крайней мере для тетушки Евгении Петровны – уж точно!

Максим как раз вовремя вспомнил про свое обещание, обернулся, подмигнул Михалычу, напомнил.

Тот ухмыльнулся, кивнул, подошел к старшему:

– Слышь, Егорий Иваныч, нам бы немного дровишек тоже б не помешало. Что-то в тендер бы закинули, а что останется – во-он, у тех кустиков.

– Хорошо, – коротко отозвался старший, бригадир, если по-бандитски. – Только управляйтесь своим силами. Рабочая сила у нас задействована вся.

– Ну конечно, своими. – Машинист обрадованно улыбнулся и махнул рукой Максу: – Пошли.

Тихомиров тотчас же спрыгнул, вслед за напарником шагнул через шпалы… И тут же услышал какой-то грохот и истошные крики:

– Ложись!

Кричал бригадир Егор, он уже вытащил из-за пазухи пистолет и, укрывшись за насыпью, палил куда-то…

А из лесу слышались крики и звонкие автоматные очереди! Какие-то люди прицельно выбили почти всю охрану и теперь четко выцеливали остальных, похоже, не собираясь оставлять в живых никого.

Максим осторожно приподнял голову…

Ба-ба-бах!!!

– Зря не высовывайтесь! – сменяя обойму, тут же предупредил бригадир. – Из леса идут, суки… там не уйдем. Давайте все к паровозу… Где машинист? Черт!

– Михалыч! – Максим обернулся… и сразу осекся, замолк… – Эх…

Старый машинист, нелепо раскинув руки, лежал навзничь, полчерепа ему снесло, а в остатках противно белели мозги…

– Михалыч, Михалыч… суки!

И снова – прямо над головой – очередь!

Пригнувшись, Максим рванулся вперед, к тому парню, что начинал здесь командовать, да вот не закончил, упал мертвее мертвого…

Свистнули пули…

Тихомиров с ходу бросился наземь, в пожухлую, побитую морозом траву, вытянул руку, схватил валявшийся рядом с трупами автомат, развернулся, дал по кустам очередь…

– Молодец! – крикнул Егор. – Давай влево бей! И ползи сюда – я прикрою.

Максим так и сделал – высунулся, дал короткую очередь, откатился, пополз…

– Паровоз под парами? – негромко спросил бригадир.

Макс пожал плечами:

– Ну да, не успел еще остыть-то.

– Тогда давай туда. Сначала ты, а я следом…

– А остальные?

– Да нет там уже никого… почти. Ну! Быстрее!

Закинув автомат за спину, Тихомиров ползком рванул к паровозу, добрался уже почти до самых колес…

Дзынь! – об рельс противно звякнула пуля. Черт! А кто-то ведь говорил, что прикроет…

Хотя…

Вот позади – рядом – загрохотал автомат: старший бандит, видать, тоже подобрал чье-то оружие и теперь выполнял свое обещание.

Выстрелы неожиданно смолкли… вот загрохотали снова…

Молодой человек резко вскочил, рванул за поручни, прыгнул в кабину… Бросив взгляд на приборы, передвинул рычаг вперед, высунулся в окошко, сразу же дав очередь…

– Трогай!!! Полный назад! – Держась за левую руку, в будку ввалился Егор.

– Есть полный назад! – Тихомиров взялся за реверс, обернулся. – Смотрю, зацепило.

– Да, зацепило. – Бандит побледнел и сжал губы. – Там, позади, тепловоз. Небольшой, маневровый. Мы его сможем назад вытолкнуть?

– Тепловоз?! Нет. Просто не хватит разгона…

– Тогда все, – неожиданно улыбнулся Егор. – Как говорится, пишите письма. Ну, патроны еще есть, постреляем.

– Постреляем… – Максим высунулся было в окно, но сразу убрался, едва не словив пулю. Доложил: – Котел, сволочуги, пробили… Но до Ленинского бы добрались запросто, хватило бы пару…

– Если б не тепловоз.

– Если б разгон… Хотя! – Тихомиров вдруг улыбнулся и подмигнул. – Есть одна идея. Сейчас, поддам парку… А ты пока стреляй, стреляй… Не хватало нам еще тут обузы!

– Есть стрелять, – негромко отозвался Егор. – И все ж таки интересно знать, что ты такое задумал.

– Увидишь! – Распахнув топку, Максим азартно шуровал ломиком… бросил взгляд на манометр, ухмыльнулся. – Ну, хватит еще пару! С избытком даже! Ну вот… – Поплевав на ладони, он ухватился за рычаг реверса. – А теперь – полный вперед! Держитесь, господа, держитесь!

Локомотив запыхтел, словно выброшенный на берег кит, громыхнул колесами, тронулся и, быстро ускоряя ход, покатил в сторону скрывшейся в густом желтом тумане Стрельны.

– Не кочегары мы, не плотники, – подкидывая в топку дрова, напевал Максим. – Но сожалений горьких нет…

Манометр уже зашкаливало, скорость увеличилась до восьмидесяти… Девяносто! Сто! Сто десять!

– Хорошо идем! – обернувшись, радостно оскалил зубы Макс.

– Хорошо-то хорошо, – через силу отозвался бледный как полотно бригадир. – Только вот куда, очень хотелось бы знать!

– А увидим… Куда вынесет!

Их вынесло в туман, желтый, непроницаемо густой, он окутал все вокруг плотным холодным коконом, так что не видно было рельс… Нет, вот стали видны… Вот даже колеса снова застучали, точнее, их стук стал вдруг снова слышен…

– Господи, что это?

Впереди, словно из морока, вынырнула тупая сине-зеленая морда маневрового тепловоза.

– А ну, держись крепче!

Тихомиров чуть придержал разогнавшуюся махину тормозом… резко отпустил… Удар! Грохот!.. И окутанный черными клубами дыма локомотив, словно бы не заметив маневруху, потащил «инсталлированное устройство» вперед, к Лигову, Ульянке и дальше.

– Если они не дураки, так скоро явятся в гости, – оглянувшись, усмехнулся Максим.

– Понял, не дурак. – Бригадир высунул в окошко «Калашников» и подмигнул. – Встретим! Как ты там пел? Мы красные кавалеристы, и про нас…

– Немного не то… но это тоже хорошая песня.