Текст книги "Эмигрант «первой волны». Часть первая. «Пепел империи»"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 2

«Бегство»

14 ноября 1920 г., Севастополь.

Основной поток эмигрантов, как нам известно, приходится на годы гражданской войны. Один вёл в Турцию, другой путь движения белой эмиграции проходил через Польшу. Отсюда эмигранты направлялись в Германию, Францию, Бельгию. В самой Польше они, как правило, долго не задерживались, хотя на какое-то время здесь собирались их большие массы. Которые вскоре «распылялись» по всей Европе…

Собственно, ноябрьские события 1920 года стали продолжением «белой» эмиграции. Начальный этап связан с эвакуацией Вооружённых сил Юга России под командованием Генерального штаба генерал-лейтенанта Деникина из Новороссийска в феврале 1920-го года. Гражданская война завершалась, и исход её был предельно ясен… «Пионеры» белой эмиграции уже пытались освоиться за рубежом. Теперь наступала очередь других борцов за возрождение России, но, как они предполагали, уже без большевиков.

Еще в дни штурма Перекопа, когда с пугающей очевидностью стало ясно, что Крым удержать не удастся, барон Врангель распорядился срочно подготовить суда в Севастополе, Феодосии, Ялте, Керчи, Евпатории. Изначально предполагалось эвакуировать около 70 – 75 тысяч человек.

В ночь с 9-го на 10-ое ноября Главнокомандующий находился в Джанкое, где проводил продолжительное совещание с генералом Кутеповым. Вернувшись в Севастополь, Врангель распорядился занять войсками административные учреждения, почтамт, телеграф, выставить караулы на пристанях и железнодорожном вокзале. Кроме того, он дал указание разработать порядок погрузки тыловых военных и гражданских учреждений, больных, раненых, особо ценного имущества, запасов продовольствия и воды. Вечером 13 ноября 1920 года состоялось последнее заседание правительства Юга России. И уже ранним утром следующего дня началась плановая погрузка на корабли гражданских и военных учреждений.

Эвакуация проходила организованно и относительно спокойно. Порядок поддерживался специально организованными командами, состоящими, главным образом, из юнкеров и казаков. Для эвакуации были задействованы все имеющиеся в распоряжении Врангеля суда, способные пересечь море. Часть людей грузилась также на иностранные корабли – французские, английские, американские. ( Поэтому картины панического бегства белогвардейцев из Крыма, в частности, из Севастополя, показанные советским кинематографом, и так тщательно смакуемые советскими же историками, имеют мало общего с реальностью.)

Генералу Врангелю удалось эвакуировать с полуострова почти 146 тысяч человек (из них около 5000 раненых и больных).

Эти цифры как раз убедительно свидетельствуют о планомерной эвакуации белой армии. О какой безумной панике вообще шла речь??? Попробуйте спокойно посадить на суда такое количество отъезжающих!!! Причем, гражданских отъезжающих, еще и с немалым количеством личного имущества. Я уж не говорю о военных. И всего только за световой день!!! Ибо поздним вечером, в Севастополь уже стремительно вкатилась Красная армия…

Ротмистр Кулинич стоял возле трапа крейсера «Генерал Корнилов», внимательно глядя в сторону гор. Пока шла погрузка людей, ему была доверена охрана отъезжающих. К тому же, именно на этом борту отбывало всё руководство «Русской армии» во главе с бароном Врангелем, Главкомом Юга России.

Главком организовал эвакуацию довольно быстро и грамотно. Но, не доверяя убеждениям своих высших офицеров о готовности к плановому отходу, Врангель лично, на миноносце объехал все указанные выше города, и проверил транспорты, предназначенные для перевозки всех, кто не желал оставаться под властью большевиков. Суда не задерживались возле причалов. Только заканчивалась погрузка, как пароход немедленно отваливал в открытое море. На его место тут же швартовался следующий транспорт. А потом следующий, следующий, следующий…

Кулинич лишь краем глаза наблюдал за погрузкой. Недавно прошла информация, что головные отряды армии Блюхера вскоре могут оказаться в Севастополе, очень близко находилась и армия Фрунзе. Поэтому, так внимательно ротмистр и наблюдал за въездами в порт. Дорога к нему шла из города, и еще одна тропа вела со стороны гор. В любой момент предстояло прекратить погрузку, и немедленно уходить в море. По счастью, крейсер «Генерал Корнилов» грузился последним. Уже поднялись на борт и сам барон, и вся его свита. Кулинич бросил последний взгляд на въезд в порт и, не увидев ничего подозрительного, почти бегом взлетел по трапу. Мгновенно скинули с чугунных тумб швартовы, и крейсер стал медленно отходить от причала. Полоса свободной воды между причалом и бортом неумолимо росла. На судне воцарилась тишина. Все понимали, что навсегда покидают Отчизну, свой дом. И никто не знает, а вернутся ли они когда-нибудь обратно. Муторно и тошно было в сердцах и душах отплывающих. Вокруг тоже была тишина, нарушаемая лишь ровным гулом судового дизеля. Когда суда, наполненные до отказа отступившими войсками и невероятным количеством беженцев и войск «Русской армии», были уже в море, среди покидавших своё Отечество едва ли нашелся хоть кто-нибудь, чье сердце не дрогнуло бы при виде удалявшихся причалов. Все молча смотрели на удаляющийся берег… Родной берег.

И лишь когда до причала было уже более сотни метров, оттуда вдруг долетело эхо одиночного выстрела. И матрос, только-только сбросивший швартов с тумбы, помогая судну избавиться «от оков» причала, схватился за грудь, и ничком свалился в ледяную воду… И тут же в сторону крейсера загремели выстрелы. Вокруг Кулинича стали падать люди. Началась паника. Народ в ужасе забегал по палубе, пытаясь спастись от этого смертельного шквала. А на враждебный теперь причал выскочила толпа бойцов «красных» и, практически не целясь, принялась осыпать отплывающих свинцовым градом… Внезапно с берега затараторил пулемёт. И еще больше потерь понесли эмигранты…

– Кулинич, мать вашу! Что вы стоите? Утихомирьте этих иродов! Немедленно!

Голос принадлежал штабс-капитану Громову, из свиты барона Врангеля.

Кулинич обернулся, и тут кто-то услужливо вложил ему в руки карабин. Ротмистр чуть сдвинулся в сторону палубной надстройки, положил оружие на край борта, и медленно, пристально глядя в прицел, повел стволом справа налево. А когда увидел пулемет, и самого пулеметчика, то изумлённо хмыкнул – в разрез над прицельной планкой пулемета на него явственно, несмотря на падающую темноту, глянуло почти юное девичье лицо. Кулинич растерянно обернулся назад.

– В чем дело, ротмистр? Немедленно стреляйте! Вы что, не видите, как возле вас люди гибнут?

– Там женщина, штабс-капитан!

– Где женщина? Какая женщина?

– Ну там, возле пулемета.

– И что, ротмистр? Бросайте сантименты, черт возьми!!! Враг она! Стреляйте же!!!

Выстрела никто не услышал, слишком уж громыхало вокруг, но пулемет замолчал. Кулинич повел стволом левее. Нашел человека в «кубанке» с красным околышем, и нажал на спусковой крючок. И тот сразу уткнулся лицом в землю. Такая же участь ожидала и очередного бойца «красных», метнувшегося к пулемету… Теперь большой опасности попасть под пулю уже не было. Разве что, лишь под шальную… Тем более что практически все успели укрыться за постройками на судне. Кулинич не отводил ствола от пулемета на берегу, методично отстреливая всех, кто только ни приближался к смертоносному оружию. А когда опасность миновала, кто-то из офицеров, разглядывая берег в полевой бинокль, вдруг сдавленно вскрикнул:

– Они расстреливают!

– Кого расстреливают?

– Всех, кто на берегу остался. Бог мой! Что же они делают? Изверги!!! Господа, это не люди, это изверги!!!

На палубу медленно вышел Врангель… Суровым взглядом обведя всех, в том числе, и погибших, которых уже стали укладывать поближе к борту судна, он задержался на Кулиниче.

– Кто такой?

– Ротмистр Кулинич, ваше высокопревосходительство!

– Значит, это именно вам, ротмистр, мы обязаны своим спокойствием?

Врангелю подали бинокль, и он долго всматривался в темную полоску портового причала. Потом обернулся назад… Состояние тоски и полной безнадежности так и сквозило в его взгляде, вовсю гуляли желваки. Барон тряхнул головой.

– Ротмистр, я повторяю свой вопрос!

Всеволод молчал. «Черный» барон удовлетворенно кивнул головой. Скромность молодого офицера ему понравилась. Но как вести себя с ним дальше? Пожать руку какому-то ротмистру? Собственно, это было бы нарушением всех мыслимых и немыслимых правил субординации. Да и за что благодарить? Ротмистр просто исполнял свой долг! Однако честь старшего офицера обязывала… И Врангель едва прикоснулся к руке Кулинича.

– Пройдёмте, господа, в кают-компанию! И вас, ротмистр, я приглашаю лично!

Кулинич обмер.

– Ваше высокопревосходительство, может…

Барон ухмыльнулся.

– Это приказ, ротмистр! Следуйте за нами…

И уже не оглядываясь, Врангель двинулся с палубы в надстройку.

А самого Кулинича аккуратно подтолкнули в спину, двигай, мол… В довольно просторной кают-компании было накурено – синевато-сизый дым стелился в неподвижном воздухе. Керосиновые лампы не в силах были перебороть эту синеву. Поэтому, и освещения практически не было. Лишь стол Врангеля, стоявший по центру помещения, был ярко освещён. Барон кивнул адъютанту, и тут же в кают-компанию внесли несколько бутылок шампанского. Главком молча наблюдал, как разливают пенящийся напиток по чудом сохранившимся хрустальным бокалам. Потом медленно поднял свой.

– Особой радости сейчас нет, господа! Однако прошу понять, что мы не бежим, а лишь временно отступаем! И недалёк тот час, когда мы с триумфом вернёмся сюда, и выпьем из этих же бокалов! Но только уже за нашу победу! Я верю в это! Но для этого нам нужно ещё больше сплотить наши ряды! Виват, Россия!

Раздался робкий перезвон бокалов. Все молчали, не посмев даже поприветствовать своего командира. Да, Врангель говорил правильные слова, но… Да, они непременно сюда вернутся, и горе всем этим «краснопузым»! Но в данную минуту любое выражение восторгов было просто нелепым, учитывая груду убитых возле бортов судна. Также молча пригубили шампанского. Именно в эту секунду Кулинич поставил свой бокал на стол, и попятился назад, к дверям… Но Врангель заметил движение…

– Ротмистр, я никого не отпускал!

Всеволод остановился, вокруг него моментально расступились. Офицеры знали крутой нрав барона. Некоторые неоднократно присутствовали на его совещаниях, и были в курсе его привычек. Никто не имел права покинуть помещение, не испросив на это разрешение Главкома. Ротмистр же не относился к свите, и об этом попросту не знал. Кулинич стоял в центре образовавшегося круга, и с тревогой ждал продолжения… Барон поманил его…

– Вернитесь, ротмистр! Подойдите ко мне! Ближе, ближе! Не бойтесь!

Всеволод приблизился… И тут… Врангель вдруг с силой пожал его правую руку. – Вот вам, господа, пример беззаветной преданности Отечеству! С такими офицерами мы вернём Россию, сломим хребет этой большевистской мрази! У меня теперь нет никаких сомнений!!! Оставайтесь с нами, ротмистр! С этой минуты у меня от вас не будет никаких секретов!

Барон, не глядя, отдал бокал назад, и придвинулся к столу.

– Прошу вас, господа!

Офицеры молча поставили хрусталь на другие столы, и приблизились к Главкому.

Врангель обвёл всех долгим испытующим взглядом.

– Еще раз повторяю, господа! Мы временно отступаем. Прошу всех вас понять это! А теперь – к делу! По прибытию в Константинополь нам первым делом предстоит вот что…

И барон начал говорить о возможности возобновления вооруженной борьбы. Он обещал, что при помощи союзников семидесятитысячная армия будет сохранена. Бывший Главком говорил долго и вдохновенно… Хотя, почему, собственно, бывший? Никто ведь не лишал его этого звания! Да, в данную минуту Крым оккупируется «красными», и что? Временная мера! И плывут они, офицеры, отсюда лишь для того, чтобы вскоре вернуться. Барон продолжал свою речь… Из его слов следовало, что ничего опасного и страшного на чужой земле их не ждёт. Будто бы турки буквально с распростёртыми объятиями ждут будущих героев освобождённой России! Да и не только турки, но и многие европейские страны!!! И уж тем более Антанта!!! Знал бы Врангель, как жестоко он ошибался в своих прогнозах и столь оптимистичных мечтах… Не пройдёт и суток, и решимость борцов «белого» движения начнёт потихоньку улетучиваться…

Сейчас же абсолютно все офицеры почти благоговейно внимали, и верили каждому слову барона. Кулинич, стоявший в полуметре от Врангеля, вдруг покраснел.

– Ну-ну, ротмистр, не надо краснеть! Вы исполняли свой долг! Потому и удостоились благодарности! – Говоря эти слова, барон отвёл руку назад, а, когда адъютант вложил в эту руку пачку банкнот, то немедленно вручил их вконец растерявшемуся Кулиничу. Врангель по-своему расценил смущение ротмистра. Но тот внезапно спросил:

– Ваше высокопревосходительство, но мы ведь на крейсере! Почему же молчала судовая артиллерия? Почему другие офицеры не стали стрелять?

В кают-компании воцарилась поистине мёртвая тишина. Барон вновь задвигал желваками, с ненавистью, и одновременно с интересом, глядя на ротмистра.… Нужно было отвечать этому выскочке. И быстро отвечать… А что? Врангель прекрасно понимал, насколько справедлив этот вопрос. Ведь и вправду, всё молчало!!! А что стоило расчехлить хотя бы одно орудие, и дать ответный залп в сторону берега? Что мешало тем же офицерам, сейчас пристыжено опустившим голову, хотя бы для приличия стрелять в сторону «красных»? И этого не было… А этот мальчишка, этот сопливый ротмистр, смеет пенять ему! Да как он посмел??? Врангель хотел было ответить, но со стороны палубы раздался выстрел, послышался чей-то вскрик… Это и спасло ротмистра от гнева Главкома. Офицеры, не дожидаясь разрешения барона, толпой вылетели наружу, выпихнув туда и Кулинича. Ротмистр тут же поспешил скрыться в районе кормы…

А произошло вот что… Два офицера не поделили место на палубной скамье. Перепалка быстро закончилась выстрелом… Убийцу сразу же схватили… Но так как посадить его куда-нибудь до суда (а какой, к чёрту на крейсере суд, да ещё в такой ситуации?) возможности не было, то офицера по-быстрому пристрелили, а труп его вышвырнули за борт. Даже не стесняясь присутствия Главкома. Врангель досадливо поморщился… И молча вернулся в кают-компанию. Туда уже никого не приглашали…

Вынужденные временные переселенцы даже представить себе не могли, что творилось в освобождённом «красными» Крыму и, в частности, Севастополе!!!После завершения эвакуации в Крыму оставались около семи с половиной тысяч офицеров и солдат Русской армии. Кроме того, в госпиталях полуострова находились ещё около 15 тысяч раненых и больных. По разным причинам страну не пожелали оставить более 200 тысяч гражданских и военных чиновников, журналистов, актеров, врачей…

Понятно, что столь высокая концентрация на территории полуострова «представителей эксплуататорских классов» никак не устраивала большевистское руководство. Невзирая на свои декларативные заявления об объявлении широкой амнистии, «красные» по-прежнему видели Крым оплотом контрреволюции. Для ликвидации потенциального очага сопротивления режиму властями была создана «особая тройка», в состав которой вошли: член РВС Южного фронта Красной Армии, председатель Крымского военно-революционного комитета Бела Кун, секретарь обкома партии Розалия Залкинд (в истории страны более известная как Землячка), а также нарком НКВД Крыма Александр Михельсон.

На полуострове был введен режим чрезвычайного положения. Все дороги, ведущие из Крыма, сразу заблокировались, и люди не могли покинуть полуостров, поскольку все пропуска подписывал непосредственно Бела Кун.

17 ноября 1920 года был издан приказ Крымревкома, согласно которому все служившие в белой армии лица должны были в трёхдневный срок явиться для регистрации. Многие из оставшихся офицеров и солдат Русской армии истолковали это как амнистию, и прибыли на регистрационные пункты. Поначалу людей, действительно регистрировали, и распускали по домам. У многих появилась надежда, что большевики выполнят свои обещания о помиловании и рыцарском отношении к побежденным, данные накануне взятия полуострова. Но вскоре вышел новый приказ о повторной регистрации, и все пришедшие на нее теперь были арестованы и вскоре расстреляны. Массовые расстрелы происходили одновременно во всех городах Крыма под руководством особого отдела 4-й армии и продолжались вплоть до 1 мая 1921 года, после чего волна террора медленно начала идти на убыль. Точное число замученных большевиками в Крыму установить и сейчас сложно. Исследователями называются разные цифры, однако даже по самым скромным подсчетам, количество убиенных исчисляется десятками тысяч. Отличительной чертой красного террора в Крыму в 1920-е годы являлось то, что его жертвами в большинстве своем были именно горожане. Сельские жители составляли лишь малую часть от общего числа арестованных. В основном, это были те, кто служил в белой армии.

15 ноября в город вошли уже основные части 51-й стрелковой дивизии под командованием Блюхера и Первой Конной армии Буденного.

Понятно, что гражданские, как, впрочем, и военные люди побаивались эту разношёрстную публику Красной армии, сочтя её предзнаменованием грядущих несчастий. При этом, однако, никто не мог даже представить, что реальность окажется во сто крат страшнее и ужаснее всяких предчувствий…

За первую неделю пребывания красных в городе были убиты более 8000 человек, общее же число казненных составляет около 29 тысяч человек. Опять же, приблизительно, и только по отчётам большевиков. Иностранцы, вырвавшиеся из Крыма во время разгула красного террора, в ужасе давали потрясающие картины зверств большевиков: Исторический бульвар, Нахимовский проспект, Приморский бульвар, Большая Морская и Екатерининская улицы были буквально увешаны качающимися в воздухе трупами. Вешали везде: на фонарях, столбах, на деревьях и даже на памятниках. Если жертвой оказывался офицер, то его обязательно вешали в форме и при погонах. Невоенных вешали раздетыми. Так, в самом Севастополе казнили около 500 портовых рабочих, и только за то, что они обеспечивали погрузку на корабли врангелевских войск.

Уже с первых дней занятия Севастополя особый отдел 51-й дивизии начал регистрировать оставшихся в городе белых. Ему на смену вскоре пришел особый отдел 46-й дивизии. Понятно, что послабления режима не наступило…

По городу были расклеены объявления, в которых сообщалось, что такого-то числа в городском цирке состоится общее собрание всех зарегистрировавшихся «бывших», а также все тех, кто по каким-то причинам до сих пор не прошел регистрацию. В назначенный день цирк и вся площадь были в буквальном смысле слова забиты законопослушными «бывшими». Во второй половине дня все примыкающие к площади улицы были блокированы войсками. Всех, кто находился на площади, начали медленно оттеснять в сторону особого отдела дивизии.

Надо сказать, что красные основательно подготовились к приему столь большой партии «бывших». В концлагерь чекистами был превращен целый квартал. Именно сюда заключили несколько тысяч «буржуев», поверивших, что их не станут преследовать и позволят работать на благо Отчизны. Первую ночь несчастные люди стояли во дворах и загонах, согнанные туда, будто скот, потом «в течение двух дней их… не стало, и проволочную изгородь сняли».

В особом отделе работали несколько троек, опрашивавших арестованных и тут же решавших их дальнейшую судьбу. Часть арестованных группировали в маршевые роты и пешком отправляли на север. Другую часть арестованных, подавляющее их большинство, вывозили на автомашинах за город, и там под покровом ночи казнили. Помимо того, расстрелы проходили на английском, французском и городском кладбищах, а также на территории современного Херсонесского заповедника, неподалеку от башни Зенона.

Страшная резня офицеров в Крыму заставила содрогнуться многих. Творившиеся на полуострове зверства вызывали возмущение у целого ряда партийных работников. В ответ на это Кун и Залкинд обвиняли выступавших против террора в «мягкотелости» и «мелкобуржуазности», требуя удалить их из Крыма.

Тем не менее, массовые убийства получили такой широкий резонанс, что ВЦИК вынужден был направить в Крым специальную комиссию по расследованию. Даже глава ВЧК Дзержинский в итоге признал, что им и другими руководителями его ведомства была «совершена большая ошибка. Крым был основным гнездом белогвардейщины, и, чтобы разорить это гнездо, мы послали туда товарищей с абсолютно чрезвычайными полномочиями. Но мы никак не могли подумать, что они ТАК используют эти полномочия».

Впрочем, виновники крымской трагедии не понесли никакого, пусть даже самого незначительного, чисто формального наказания. Ограничились только тем, что отозвали Бела Куна и Землячку из Крыма, когда они уже фактически сделали свое черное дело, и необходимость в их услугах отпала. «Мавр сделал своё дело…».

Быстро стемнело… Крейсер «Генерал Корнилов» двигался к Турции, отсвечивая несколькими лампами по бортам, на носу, и корме. В темноте моря были едва заметны сполохи огня. То тут, то там… Флагман обгонял менее быстроходные судёнышки. Целая армада самых разных судов – от дредноута до баркасов и парусников, все, что врангелевцам удалось мобилизовать в крымских портах, увозила к турецким берегам остатки разбитого войска. Поздней ночью, уже тайно, захоронили погибших при последнем обстреле с берега. Просто замотали в простыни, одеяла, привязали к ногам груз, и тихо спустили в тёмную воду моря… Для них эвакуация завершилась, едва начавшись. Оставлять их на палубе было верхом безрассудства. Кто знает, когда закончится этот переход. Опять же было неясно, разрешат ли турецкие власти захоронение погибших на их территории…

Плавание продолжалось для всех по-разному… От четырёх до шести суток. Кто-то вообще не смог добраться до спасительного берега, навсегда сгинув в пучинах Чёрного моря… И этому было жуткое объяснение… Если сама погрузка была спланирована и проведена почти идеально, то о плавании этого уже не скажешь. Как выяснилось позже, запасы продовольствия и воды закончились почти сразу… Ну, или почти заканчивались… Это становилось нерешаемой проблемой… На многих судах, рассчитанных на определённое количество человек, находилось в три, а то и в пять-шесть раз большее количество пассажиров. Все палубы, каюты, трюмы, командирские мостики, спасательные лодки были битком набиты народом. Весь морской переход многие должны были провести стоя, едва имея возможность присесть. Задыхались от тесноты в полутёмных помещениях. Замерзали от холода. Кто-то, не выдержав, сходил с ума. И всё это уместилось в крохотные временные рамки столь краткого и кошмарного, смертельно опасного плавания. Разве уместна была в тот момент статистика? Потому-то и число людей, покончивших с собой во время эвакуации самоубийством, просто сброшенных и бросившихся в море от безысходности и отчаяния не поддается учету. Относительный порядок сохранялся лишь на крейсере, да и то по одной лишь причине… Здесь следовал на чужбину сам Врангель… На других же судах… Обезумевшие офицеры, да их подчинённые отбирали силой всё… И еду, и питьё, потом в ход пошла тёплая одежда. О ценностях пока молчали… Однако ночью, кое-кто обладавший ими, отправлялся на корм рыбам. Днём грабить и стрелять побаивались. Всё же недалеко находился Главком. Поэтому в светлое время суток за «счастливцем» просто наблюдали. А уж ночью… Грабили быстро и тихо. Не стреляли, боясь справедливого гнева. Только откуда ему было взяться у насмерть перепуганных, голодных и замёрзших людей? Нет, просто тихо окружали, лишая всякой возможности защищаться. Если же строптивец отказывался добровольно отдавать своё добро, то его незамедлительно «сажали» на нож. Да и не только его. Как правило, эмигрировали семьями. Вот и их ждала совсем уж незавидная судьба. Удар «финкой», и за борт… А утром, когда крейсер притормаживал свой ход, давая возможность другим тихоходным посудинам подтянуться, всё выглядело весьма мирно и пристойно. На всех палубах царила тишина… Правда, изредка её нарушали ничего не понимавшие дети. Что с них взять? А остальные люди как же? Неужели не видели произвола? Видели… Но никто не смел жаловаться. Да и правды толком никто не знал. Был человек, была его семья, и вдруг все пропали… Никто и не думал почему… Хотя, чего греха таить, догадывались. Но молчали, опасаясь за свою жизнь, и жизни близких. Так и следовали дальше в прямой видимости с «Генерала Корнилова». Наблюдая друг за другом, и со страхом ожидая наступления темноты… Старшие офицеры практически не вмешивались, и не останавливали грабёж и убийства. Им перепадало от награбленного… На чужбине пригодится, этого никто и не скрывал… Так что о «светлых» чувствах к Отчизне, и о чести офицерской можно было забыть… А уж об идеалах «белого» движения не стоило вообще думать. Не то время… Каждый думал теперь только о себе… К тому же о возвращении в Россию мало кто мечтал. Свободно туда не попасть, лишь в составе освободительной армии. Но когда это произойдёт, и произойдёт ли вообще, никто не знал. Хотя генералитет упорно отстаивал свои идеи, вынашивая порой безумные планы освобождения России от большевизма. Забегая вперёд, мы знаем, чем закончились все эти «крестовые» походы против страны Советов. Пока же, скорбная армада судов неуклонно двигалась в неизвестность… Пока что, к берегам Турции… Что будет дальше? Вопросы, вопросы… Ответов не было…

Глава 3

«На чужбине»

Морозным днём 18 ноября 1920 года на фоне причудливой панорамы Константинополя вырисовывались силуэты многих судов, на которых теснились толпы людей. Здесь, в проливе Босфор, историей подводился своеобразный и бесславный итог трехлетней гражданской войны.

Первым, как и планировалось, пришвартовался «Генерал Корнилов». Врангель с частью высших офицеров своего штаба быстро пересел в поджидавший автомобиль, и отправился куда-то в город. Остальные же суда остановились на почтительном расстоянии от причалов и, прогремев спускаемыми на грунт якорями, приготовились к терпеливому ожиданию. Команды разгружаться не было, а без неё выходить на турецкий берег никто не рисковал. И без того не слабый ветер усилился, нагоняя волны холода на вконец измученных эмигрантов. Но теперь берег был близко, а, значит, можно было и потерпеть… Люди жались друг к другу, пытаясь сохранить хоть остатки тепла… Время шло, но причал был безмолвен… Лишь ближе к ночи по радио прозвучало долгожданное разрешение, и капитаны судов, стараясь не потопить собратьев по несчастью, стали организованно становиться под разгрузку. Не обращая внимания на истошные вопли своих пассажиров, и требования немедленно идти к причалам. Панике тут не было места… Военные выстраивались в колонны, и пешим строем отправлялись к местам вынужденной дислокации. Частью, оставаясь при штабе барона, в самом Константинополе, но большей частью направляясь на острова Галлиполли, Чалтаджа и Лемнос. Военные суда были отведены в порт Бизерта, на территорию Туниса. Остатки Русской Армии были размещены в Турции, где генерал Врангель, его штаб и старшие начальники получили возможность восстановить её как боевую силу. Ключевой задачей командования стало, во-первых, добиться от союзников по Антанте материальной помощи в необходимых размерах, во-вторых, парировать все их попытки разоружить и распустить армию и, в-третьих, дезорганизованные и деморализованные поражениями и эвакуацией части в кратчайший срок реорганизовать и привести в порядок, восстановив дисциплину и боевой дух.

Кроме того, следовало учесть, что в эмиграции уже была какая-то часть бывших военнопленных Первой мировой войны. Они то, как раз, вовсе не желали распять Россию на штыках белой армии, и всячески пытались вернуться в страну. Однако были сведения о неоднократных попытках враждебных Советской России сил помешать возвращению на родину русских военнопленных, находившихся в Германии. В 1919 году среди них велась усиленная вербовка в белогвардейские армии. Правительства стран Антанты пытались использовать русских военнопленных в Германии в качестве резерва для пополнения антисоветских сил на фронтах гражданской войны. Такая вербовка проводилась и во Франции, причем французские власти подвергали русских солдат жестоким преследованиям за отказ участвовать в «агрессии против народных масс России». Судьба бывших военнопленных, направленных в белые армии, складывалась по-разному. Как выяснилось, часть этих людей потом снова возвращалась, и во Францию, и в Германию, и другие страны, но уже в качестве белоэмигрантов. Были сейчас они и здесь, в Константинополе…

Убедившись, что военные расквартированы, барон успокоился. Но и о судьбе гражданских лиц не забывал, как тогда казалось. На первое время разместив их в многочисленных крошечных гостиницах и домишках… Сам же вернулся к проливу Босфор, и поселился на яхте «Лукулл».Туда же переправили и его семейство, а также войсковой архив и казну. До 1 мая 1921 года битый генерал рассчитывал снова высадиться в одном из пунктов Черноморского побережья России. А пока в качестве платы за расходы по содержанию врангелевцев французским властям в Константинополе были переданы русские корабли. Странное решение, прямо скажем… Собирался вернуться в Россию, а на чём?

Появилось время для передышки, если так можно выразиться. Однако гражданский люд вовсе не желал находиться здесь. Средства существования у многих были уже на исходе. Жилья, кроме вышеупомянутых гостиниц, не предвиделось. Иного выхода, как занимать их, просто не было. Да и одежду, еду приходилось или покупать, или выменивать. К тому же, было очень похоже, что Врангель охладел к чаяниям гражданских, упорно делая ставку лишь на свою армию. И что прикажете делать? Ждать голодной смерти? Ну нет!!! И потянулись людские «ручейки» в Европу. Правдами-неправдами эмигранты добирались до Франции, Польши, Германии. Кто-то остановился раньше, не имея ни сил, ни возможности двигаться дальше. Сотни и тысячи русских могил усеяли этот скорбный путь…

Между тем Врангель принимал все меры к тому, чтобы укрепить пошатнувшуюся дисциплину в своих войсках. «Дисциплина в армии должна быть поставлена на ту высоту, которая требуется воинскими уставами, и залогом поддержания ее на этой высоте должно быть быстрое и правильное отправление правосудия».

«Неблагонадежных» подвергали разным репрессиям. Из них в Галлиполи сформировали специальный «беженский» батальон. Командир батальона должен был насаждать строжайший порядок и выбить из головы «беженцев» всякую мысль о возвращении в Советскую Россию. В глазах «начальства» попавшие в батальон люди были чуть ли не большевиками. Они посылались «на самые тяжелые, грязные работы, их арестовывали при малейшей оплошности…».