Текст книги "Вслед за Бурей. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Рымин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава восемнадцатая.

От злополучного поселка Орлов до рода Медведей по прямой было ближе, чем до селения Змей, куда отправился Трой, но более выносливый Тигр достиг своей цели часа на три раньше совершавшего частые привалы, тяжеловесного Гамая. Знаменитый силач, но, как выяснилось, никудышный бегун вошел в родное селение посреди четвертой с начала пути, темной ночи и, миновав свою хижину, где, наверное, уже давно спали мать, младший брат и сестра, отправился прямо к землянке старейшины.

Притормозив на пороге, не решаясь сразу отдернуть закрывавшую дверной проем шкуру, измученный великан оперся одной рукой на ближайшую стену, а другой слегка отодвинул край полога в сторону и закричал в темноту:

– Старейшина! Беда! Просыпайтесь!

Царивший внутри хижины мрак встрепенулся, наполнился удивленными сонными голосами. Из под найденного кем-то кресала посыпались искры. Не успел огонек в очаге разгореться, а чьи-то легкие шаги уже заспешили в сторону выхода. Полог распахнулся, и молодая девчушка, бывшая внучкой старейшины Марка, заспанными глазами уставилась на нежданного гостя.

Мирта сразу узнала пришедшего и, обернувшись, бросила себе за спину:

– Деда, это Гамай, – и, обратив свой удивленный взгляд обратно к охотнику, добавила тише, – Ты что тут делаешь? До утра подождать не мог?

– Мог бы, так не ломился бы, – и, отодвинув девчонку в сторону, Гамай, крикнул шагая в землянку, – Я захожу.

Внутри уже посветлело. Костерок в очаге разгорался, и отблески пламени плясали на лицах присутствующих. Помимо самого Марка, в просторной, по меркам Племени, комнате находились еще пара женщин, полдюжины отпрысков разного пола и старая вредная Берта, которая, будучи супругой старейшины, держала слабую половину поселка в колючих ежовых рукавицах. Она-то и начала, вместо приветствия, сыпать на застывшего у порога охотника обвинениями, оскорблениями и вопросами:

– Тебе чего надо, дубина! Нормальные люди, поди, спят давно, а этого олуха к нам принесло. Какого Зарбага вломился? Тебя еще внутрь не приглашали!

– Так беда же, – великан от такого приема слегка растерялся, но, вспомнив зубастые морды пришельцев, воспрянул и, ощущая сою правоту, продолжил на два тона выше: – Хоть бранитесь, хоть бейте, а ждать я не мог! Враги уже у Орлов, и мы станем следующими, если промедлим!

Тут уже оживился молчавший до этого Марк:

– Как у Орлов? А мы их здесь ждем со дня на день. – седовласый сутулый старик слегка шепелявил, в отсутствии многих зубов, и от волнения разбрызгивал в разные стороны слюни, – Про тварей мы уже слышали. Посланцы Мудрейшего два дня как забрали охотников, принеся эти страшные вести. Вот горе-то! Бедные родичи! Ты видел своими глазами?

– Нет, сам я не видел, но…

– Так, может, Эльм все-таки смог своих увести! – не сумевшая промолчать, Берта оборвала парня на полу-слове.

– Да нет же! Куда бы он их увел, как не к нам. А по пути сюда я ни самих Орлов, ни следов их так и не встретил. Да и с чего бы Кабазу врать перед смертью было бы?

Дальше парню пришлось спешно вернуться в прошлое и наскоро поведать присутствующим о событиях последнего дня, проведенного в компании Кабана и Тигра. Выслушав историю молодого охотника, Марк переглянулся с супругой, без одобрения которой серьезных решений не принимал, и задал показавшийся ему самым важным вопрос:

– Так получается, чудовища тебя не видели и в погоню не кинулись?

– Так-то оно так, но тропа ведь нахоженная…

– И чего же ты о меня хочешь?

– Как чего? Уходить, конечно! Немедленно всех поднимать и бежать отсюда!

– Что, прямо сейчас? И куда? К Лисам? К Змеям? А если Орда туда двинулась? Может, к Тиграм сразу? – на самом деле, старик был очень напуган, и чтобы скрыть свой постыдный страх, делано кипятился. – К нам только вчера от Оленей народ подошел. У них сил на еще один переход нет, еле-еле сюда добрались. Вот утром родичи встанут, на соборе все и решим. – сделав паузу, старейшина нашел глазами расторопную внучку и, махнув в сторону выхода рукой, озвучил задание: – Мирта, беги будить Даная и Ручика, пускай сюда идут. – девчонка кинулась в ночь, а Марк продолжал: – Вот сейчас пару охотников в дозор вышлю, пущай на несколько миль отойдут и встречают гостей. Коли появятся, будем тикать. А пока, ждем и не дергаемся. Все, паникер, дуй домой. Мамку обрадуй, она по тебе уже два дня слезы льет, – и, сопровождая свои слова жестами, Марк замахал руками в сторону закрывавшей дверной проем шкуры, задавая юноше направление.

В сердце Гамая вскипела обида. Не для того он так торопился, бежал, выбиваясь из сил, стирал ноги в кровь, чтобы сейчас его, словно мальчишку, гнали вон, не прислушавшись и не вняв его доводам. Но он уже не бесправный юнец, он охотник и видел чудовищ своими глазами. Эльм, похоже, поступил точно так же, не послушав посланцев Мудрейшего и, промедлив, не увел своих вовремя. И чем все это закончилось… Но здесь, в сотне ярдов, не зная о нависшей угрозе, спали родные Гамая, и подвергать такому риску собственную семью, парень позволить не мог. Поэтому, распаляясь все больше и больше, силач, в нарушение прямого приказа старейшины, не то что остался внутри, не покинув землянки, а даже, сжав кулаки, сделал несколько быстрых шагов к Марку на встречу, по пути начиная атаку:

– Да вы не понимаете! Это не звери и не Безродные. Это хуже лесного пожара. Во сто раз хуже! Они сама смерть! Совсем мозги на старости лет растеряли?!

– Ах ты, поганец! А ну пошел вон! – подскочившая удивительно шустро для своего возраста Берта схватила Гамая за локоть и попыталась остановить обнаглевшего парня. Но великан, хоть и весьма утомленный дорогой, оказался старухе не по зубам, и, не обращая внимания на эту помеху, вперев свой разгневанный взгляд прямо в Марка, охотник неглядя слегка отмахнулся и продолжал приближаться к старейшине.

Именно в этот момент судьба молодого охотника, сыграв злую шутку, навсегда изменилась. Жизненный путь безвозвратно и бесповоротно сменил направление, а всевозможные дальнейшие планы растаяли в пелене неизвестности. Случилось страшное…

Старая Берта, отлетев от нерасчитавшего свои силы Гамая, завалилась, споткнувшись, назад и с размаху треснулась седовласым затылком прямо о край очага. Прочные глиняные кирпичи выдержали сильный удар, а вот кости старого черепа оказались ненастолько крепки. В стандартные звуки упавшего тела вплелся противный трагический хруст, и землянка мгновенно наполнилась криками. Перепуганные дети визжали, женщины, с блестящими от моментально выступивших слез глазами, подбежали к упавшей и принялись ее тормошить, пытаясь привести в чувства. Ковылявший к телу супруги старейшина сыпал проклятиями, и только виновник произошедшего глупо хлопал глазами и оцепенело молчал, застыв на месте, словно приросший. Несчастная Берта безвольной сломанной куклой болталась в трясущих ее руках, не подавая ни малейших признаков жизни, а алый тоненький ручеек, стекавший на шею старухи, подтверждал очевидное – женщина умерла…

Продолжая рыдать, родственники обступили погибшую. Упал на колени завывающий Марк. Запустив внутрь немного ночного прохладного воздуха, примчались Мирта и двое мужчин. На громкие звуки сбегались все новые и новые люди. Вскоре землянка набилась народом, как улей пчелами, и все непрерывно галдели.

Наконец, осознав кончину супруги и придя немного в себя, Марк, в котором грусть и печаль начали отступать под натиском гнева, оторвался от тела, поднялся с колен и, заглядывая поверх голов столпившихся родичей, стал глазами обшаривать комнату в поисках фигуры Гамая. Такой здоровенной громадине спрятаться было негде и, отыскавший парня старейшина, с перекошенным от ненависти лицом, прожег глазами Гамая и заголосил во все горло:

– Убийца! Тварь поганая! Зарбагов выкормыш! – слюни летели в собравшихся, а злые слова впивались Гамаю в самое сердце, – Что ты наделал?! Что наделал, гадина… Отвечай! Я тебя спрашиваю!

Обреченный силач стоял ни жив, ни мертв. Обрывочные мысли путались в голове, но хоть в какую-нибудь законченную картину никак не складывались. Язык прилип к небу, да и сказать было нечего. Парень стоял, опустив глаза, и молчал.

Родичи расступились, образовав вокруг совершившего страшное юноши небольшое пустое пространство. Никому не хотелось стоять рядом с убийцей. А трясущийся в гневе старейшина продолжал:

– Мочишь, гаденыш? Так я тебе сам скажу! Ты убил Берту! Убил мою жену, мать моих детей, старого немощного человека! Ты на родича своего руку поднял! – Марк сделал паузу, отдышался, и следующие его слова зазвучали уже значительно тише: – Свидетелей твоего черного дела достаточно. Ты знаешь закон. Убирайся! Ты изгнан!

***

Зачинался рассвет. Откуда-то из-за леса начинали робко пробиваться первые солнечные лучи. Природа вокруг просыпалась, оживала и наполнялась радостью в предвкушении нового дня. А вот на душе у бездумно бредущего парня было отнюдь не весело. Неодолимая печаль, пронизанная безысходностью, царила на сердце у изгнанного из Племени Гамая. Тяжкий груз воспоминаний о содеянном давил на юношу похлеще, чем четверо суток тяжелого пути, который так до сих пор и не кончился, неожиданно перейдя в свою новую фазу, и ложился под неторопливо шагавшие ноги, несущие незадачливого силача куда-то на запад.

Преступления в Племени были крайне редки и обычно не выходили за рамки мелких бытовых краж. Но изредка случалось и худшее. Наказания в своем большинстве сводились к работам и откупу, а крайняя мера – изгнание – применялась лишь только к убийцам. Таких даже на памяти древнего Яра не набиралось и дюжины. Редкая драка могла привести к смерти родича. Бывало, любовь или ненависть, развившись до крайности, покинув пороги разумного, толкали выжившего из ума бедолагу к сведению счетов с соперником. А иногда человек мог погибнуть случайно, по глупой нелепости, без чьего бы то ни было умысла, и тогда провинившийся не считался убийцей и не осуждался так строго. И хотя приключившаяся с Гамаем беда явилась следствием произвола старейшины, вынесшего неоправданно суровый приговор, бредущий по лесу великан не ощущал обиды на Марка и во всем винил только себя.

Не простившись с родными (хорошо хоть мать не видела этого позора), раздевшись, оставив огниво и нож, Гамай, под молчаливыми взглядами немногих собравшихся, покинул родное селение и до самого рассвета медленно шагал в неизвестное будущее строго на запад.

Поднявшееся солнце на какое-то время смогло разогнать стаи черных мыслей молодого охотника, и безмерно уставшего парня наконец разморило. Совершенно нагой человек, ибо изгнанным запрещалось с собой уносить даже одежду, не говоря уже об оружии, или запасах чего бы то ни было, опустился на землю и, свернувшись калачиком, погрузился в спасительный сон, спрятавшись в мире грез, хоть на время, от мучительных угрызений терзавшейся совести.

В крайне тяжелое для Племени время, могучему, но не самому смекалистому охотнику выпала очень нелегкая доля. Эти "крайне" и "очень", усиляя друг друга, сводили шансы Гамая дожить до весны почти что к нулю, но отверженный спал и во сне видел лица родных. Расплывчатый образ ласково улыбавшейся матери тихо, певуче шептал: "Держись, сынок…Не сдавайся…", и крепкие пальцы витавшего в грезах охотника медленно сползлись в кулаки. Сдаваться в планах Гамая не значилось.

***

Кругом была только вода. Охотник плыл, не зная куда, стараясь добраться до берега. Но разглядеть край реки мешали небольшие частые волны, которые, набегая одна за одной, постоянно били в лицо. Река…? В голове что-то крутится, связанное с этим словом… За рекой… Из-за реки… Безродные! Кабаз очнулся и сразу закашлялся под напором льющейся на лицо воды.

Он лежал в той же укромной ложбинке, у своего же костра, только связанный по рукам и ногам и не в самой приятной компании. В поле зрения парня попадали с десяток мужчин, но Кабаз мог видеть только одну половину пространства, а значит, Безродных вокруг было значительно больше. То, что схватившие юношу люди явились из-за великой Реки, было понятно сразу по ряду причин: во-первых, одежда, оружие и другие всякие мелочи хотя и немного, но все-таки отличались от изготавливаемых в Племени; во-вторых, лица этих людей окружала густая растительность, встопорщенная словно грива животного, что их разительно отличало от родичей, собиравших волосы в хвост на затылке, обрезавших как можно короче длинные бороды и перестающих следить за прической только в седой дряхлой старости, закончив ходить на охоту; а в-третьих, Кабаз не узнавал никого из пришельцев, и это являлось главным доказательством заречных корней этой группы охотников, ибо Племя, будучи достаточно многолюдным, чтобы не знать всех мужчин по имени, все-таки было большим не настолько, чтобы не запомнить всех лиц.

Ближний к Кабазу Безродный, который и лил воду ему не лицо, заметив, что парень очнулся, широко улыбнулся, показав свои кривые желтые зубы, и обратился к своим:

– Глядите, мальчонка проснулся! – и, не меняя игривого тона спросил уже у Кабаза, – Что, мамочка снилась? Или сестричка? Или коза? Ты так стонал – точно кого-то трахал во сне. – и пришлый охотник заржал, на секунду опередив остальных, подхвативших веселье.

Кабаз попытался плюнуть в противную морду, но во рту пересохло. Пришлось отвечать на словах:

– Я тебе, урод, не мальчонка. А снилось мне, как тебя имели твои же товарищи.

Дерзость парня породила новый взрыв хохота, а сам остряк схлопотал несильный удар по лицу. Безродные громко ржали, не боясь быть услышанными, уже убедившись, что пойманный парень один, и в ближайших окрестностях пусто. Отсмеявшись со всеми, ударивший Кабаза охотник убрал улыбку с лица и уже совершенно серьезно обратился к плененному парню с вопросами:

– Ладно. Пошутили и хватит. Давай рассказывай, какого хрена ты здесь делаешь? Почему без оружия, и кто тебя так отделал? И учти, твои ответы должны меня радовать. Будешь врать – буду бить.

Глаза чужака подтверждали серьезность намерений, и Кабаз, хотя и не числился в трусах, решил рассказать все по-честному, не видя в выдаче такой информации даже малого ущерба для Племени. Понимая, насколько глупо для непосвященных сейчас прозвучит его рассказ, парень заранее приготовился к боли и начал издалека:

– Я победил на турнире этого года и, как лучший среди Кабанов, ходил к сыну Ярада, – при этих словах безродные встрепенулись. Было видно, что тема им интересна. Кабаз продолжал, не совсем понимая, в чем кроется причина подобной реакции, и терялся в догадках – не сболтнул ли он лишнего: – После той страшной недели, когда тряслись горы, на нас напало чудовище. Огромное, ростом с иные деревья, зубастое – хуже тигра. – последовал быстрый удар в живот, и рассказчик затих, стиснув зубы от боли.

– Я же просил не врать. Какие чудовища? Ты нам собрался сказки сказывать? Прибереги для своих детишек и больше не ври, если хочешь дожить до их появления. – Безродный хмурился, а Кабаз, не обладавший смекалкой того же Арила, судорожно пытался придумать, что и как ему рассказывать дальше. Так ничего убедительного и не выдумав, юноша решил все же и впредь, опираясь на истину, несмотря на последствия, продолжать настаивать на своем:

– Это чистая правда! Клянусь Ярадом, всеми богами, жизнью матери и своим добрым именем!

Сжавшись в ожидании очередного пинка, Кабаз даже на секунду зажмурился. Но удар не последовал. Все тот же лохматый охотник, являвшийся, видимо главным в этом отряде разведчиков (в том, что это разведчики, парень не сомневался, ввиду слишком малого для вторжения количества чужаков), секунд пять помолчав, принял решение и, вроде бы обращаясь к своим, на самом деле давал пленнику разрешение продолжать:

– Ну ладно. На хорошую сказку у нас время есть. Что, братья, послушаем болтуна? – ответа не требовалось, да и главарь уже повернулся обратно к пленнику и уставился на него в ожидании продолжения.

У Кабаза на сердце слегка отлегло, и, понимая, что от его красноречия сейчас зависит абсолютно все, например продолжение жизни, парень пустился в подробный рассказ о зубастом гиганте, Орде, ее черных хозяевах, захваченном роде Орлов, трещине, скоротечной схватке с хвостатым чудовищем и чудесном спасении. Раскрывая Безродным так много, высыпая ценные знания, как из ведра, юный охотник преследовал сразу две цели: во-первых, если удастся чужаков убедить, что все это правда, возможно, его не убьют прямо здесь и сейчас, а на время оставят в живых, как источник полезных сведений, и тогда, хоть и слабая, забрезжит надежда сбежать, выбрав нужный момент; во-вторых, и на это дальновидный Кабаз делал главную ставку, он старался заставить Безродных задуматься о нависшей над всеми, не только над Племенем, страшной глобальной угрозе, о возможном приходе которой за реку тоже стоило помнить и отбросить, хотя бы на время, все взаимные распри и непонимания, сплотившись перед общим врагом.

Закончив рассказ, парень так и не понял, смогло ли его красочное послание достигнуть хотя бы одной из поставленных целей. Время шло. Бородатые люди молчали, а Кабаз в страхе дожидался вердикта. Задумчивое лицо главаря несильно отражало ход его мыслей, и когда командир чужаков, видимо, приняв решение, открыл рот, собираясь огласить приговор, юноша приготовился к худшему. Но, как оказалось, зря.

– А знаете что? Я ему верю. Выдумать такую историю не по зубам даже нашим шаманам. А если все это правда, дела у Боголюбов поганы, и наша задача начинает терять всякий смысл. Зачем нам мучиться в попытках убить бессмертного демона, если твари, которых он сам и призвал, сделают за нас всю работу.

В оскале Безродного, всплывшем на его бородатом лице, смешались сразу и страх перед новой угрозой, и радость от упрощения стоящей перед отрядом задачи. А напряженный Кабаз все ждал решения по своей дальнейшей судьбе и дождался – главарь продолжал:

– Несмотря ни на что, мы должны убедиться, что проклятый колдун отправился на корм червям, или еще кому-нибудь. Без этого нам домой дорога заказана. Мальчишку, пожалуй, потащим с собой. Он много знает, может, в чем пригодится. Все, на сегодня отбой. Встаем на ночевку. Барган, Чирак, дежурите первыми. Поросенка не трогать, он мой. Не доем – поделюсь.

Безродные принялись разбивать временный лагерь, главарь смачно чавкал, поедая зажаренного поросенка, а голодный Кабаз, позабыв о позывах желудка, думал лишь об одном: "Они хотят убить Яра!"

Глава девятнадцатая.

«Сколько же еще придется бежать?» – Этот вопрос крутился в голове у Валая на протяжении всего последнего часа пути. Причем непонятно, спрашивал парень об этом сам у себя, или у неизвестно где находившегося в этот момент Яра, или у несправедливой судьбы, или у молчаливых гор, проплывавших по правую руку. Да и количество остававшихся до местоположения Мудрейшего миль не являлось искомым ответом. Скорее всего вопрос, будучи чисто риторическим, начал давить на, измученного не только физически, но и морально, охотника, под воздействием постоянного стресса, как бы намекая на то, что за последний месяц Валаю пришлось побегать на грани своих возможностей, пожалуй, больше, чем за всю предыдущую жизнь. То, как ужаленный, удираешь от разбушевавшейся стихии, то улепетываешь от чудовищного гиганта, то спешишь, отправленный Яром по следу пришельцев, аж за самые горы, то, подгоняемый важностью полученных знаний, торопишься по каньону обратно.

Вот и сейчас, не обращая внимания на постоянно усиливавшуюся пульсацию крови в висках и возрастающий в голове с каждой минутой гул, разведчику приходилось усиленно перебирать ногами, будто за ним гналась сама смерть. Впрочем, так оно на самом деле и было.

Два дня назад, когда охотник еще скрывался в зарослях напротив устья каньона, ведущего в загадочное загорье, ожидая начало вторжения, Валай и представить себе не мог, насколько многочисленной будет вторая волна пришельцев. Периодически поглядывая на юг, удобно расположившись на большой охапке травы, предусмотрительно натасканной Валаем в свой импровизированный наблюдательный пункт, устроенный в самой гуще, образовавшегося на краю пустоши бурелома, охотник чуть не подпрыгнул от удивления, когда до него наконец-то дошло, что темнеющая на краю горизонта узкая пока полоса, разливаясь на всю трехмильную ширину разлома, постепенно растет. Через какое-то время стало возможным разглядеть, из чего состоит эта приближающаяся к Долине волна, и тогда Валай окончательно убедился, что к неизвестным природным явлениям данное зрелище отношения не имеет.

По недавно возникшему, на горе всему миру людей, каньону, закрывая его поверхность своими массивными телами, шагали полчища разнообразных чудовищ. Разглядеть отдельные особи расстояние пока не позволяло, но неоднородность движущейся толпы уже бросалась в глаза. По мере приближения плавно текущей по всему проходу живой реки, зоркий Валай выхватывал все новые и новые подробности жуткой картины. А когда одно из серо-зеленых пятен, которое ранее представлялось охотнику стаей однотипных созданий, обретя очертания, превратилось в единственное, неимоверных размеров, колоссальное существо, парень не выдержал и, решив, что увидел достаточно, похватал оружие и заранее подготовленные припасы, выбрался из своего укрытия и припустил прочь.

Незваные гости явились даже раньше, чем предполагал дожидавшийся их разведчик. Всего неделю после расставания с Миной просидел Валай на своем посту. Двое суток парень, уже не скрываясь, мчался по пустоши вдоль гор на восток. Еще пара дней, и в поселке Орлов первыми узнают о надвигающейся беде. Беде небывалой и, по личному мнению думавшего над этим на протяжении всего своего пути Валая, абсолютно непосильной для Племени. Идущих в долину чудовищ было настолько много, наверное, целые тысячи, что победить их силой оружия можно было и не мечтать. Что родичам делать дальше, разведчик не знал и надеялся только на мудрого Яра. Уж он-то должен найти решение. Просто обязан. Иначе…

***

– Валай, подожди! – Из искореженного леса, вдоль края которого пролегал путь разведчика, сначала прилетел оклик, а затем начали выбираться охотники. В кричавшем остановившийся парень распознал одного из своих. Этого Волка звали Малаком, он был на пару лет старше Валая и знаменит на весь род своей небывалой выносливостью. За ним виднелся еще один знакомец Валая, других же охотников по именам разведчик не знал, но раньше, конечно, же видел. Отряд приблизился, и Малак, приобняв Валая за плечи в приветствии, принялся объяснять причины своего здесь присутствия:

– Яр послал нас к тебе. Мы знаем, что вы с Миной смогли отыскать проход. Будем гостей вместе встречать. Если чудовища объявятся, побежим по родам разносить эту весть.

– Так можете начинать, – запыхавшийся Валай уперся руками в колени и пользовался непредвиденной передышкой, чтобы успокоить дыхание.

– Что начинать? – Малак, не сообразив, что к чему, удивился, но остальные охотники, видимо, были догадливей, судя по тому, как изменились их лица.

– Начинать разносить эту сраную весть. Твари уже здесь. Присмотритесь-ка повнимательнее. – Валай указал рукой себе за спину, где вдалеке, у самой линии горизонта, слегка колыхалась живая река, медленно, но неотвратимо ползущей на восток орды.

– Ярад всемогущий! – вырвалось у одного из охотников, – И что же они все сюда прут, твари.

– Может, сюда и не все свернули. Больно их много. Но и тех, что за мной идут, вполне предостаточно. – Валай уже немного привык к такой жуткой картине позади себя и говорил достаточно спокойно. – Давайте продолжим наш разговор уже по дороге, а то стоять как-то не очень приятно. Вы не находите?

Возражений не прозвучало, и группа охотников тронулась с места. Четверо человек сразу свернули на северо-восток, устремившись к поселкам Медведей и Лис напрямую, остальные, включая Валая, преодолев еще несколько миль вдоль по пустоши, тоже сунулись в лес, направляясь к роду Орлов.

Малак, понимая, что разведчик измотан больше других, тактично спросил:

– Валай, а ты как? Не сильно быстро бежим? Потянешь? Ночью спал вообще?

– А ты бы смог спать, когда за спиной эти? Хоть и в десятке миль. То-то же. – Валай укоризненно взглянул на товарища, которого, несмотря на обратную разницу в возрасте почему-то воспринимал как младшего. – Не бойся. Копыта не протяну.

***

Когда, еще через день, охотники достигли поселка Орлов, большинство участвовавших в недавней битве людей уже разошлось по своим родам, готовиться к предсказанному Яром исходу. Подоспевшие к месту событий на третий день после кровавого боя отряды Тигров, Кабанов и Волков, нагрузившись по полной различными грузами, тоже покинули разоренный поселок и отправились по домам, проложив свой маршрут через селение Змей, где надлежало оставить поклажу. С ними же ушли и недавние пленники, кроме пары десятков женщин, оставшихся ухаживать за ранеными.

Яр пока находился на месте. Дожидаясь известий о возможном появлении тварей, и продолжая руководить процессами сборов, Мудрейший помогал ставить раненых на ноги, являясь лучшим в племени лекарем. Также в поселке остались, помимо местных охотников во главе с Морланом, вызвавшиеся к сыну Ярада в посыльные Мина с Арилом.

Лис по-мужски пообщался с отцом, вышедшим невредимым из жестокого боя и, получив одобрительное напутствие на любые полезные для Племени действия, пообещав понапрасну не рисковать, распрощался с отправившимся собирать семейные пожитки родителем. У Мины же отец погиб на охоте больше десяти лет назад, так что дозволения остаться девушке полагалось испрашивать у Нардага, как старшего среди Оленей. Но своенравная охотница не удосужилась сделать и этого. Яр, уже успевший привыкнуть к молодым чемпионам этого года, был совершенно не против и даже призвал к ним в помощь, оправившегося от своих синяков и ушибов, Ралата. Так что когда перед Мудрейшим наконец-то предстал, полуживой после нескольких дней практически непрерывного бега, Валай, рядом с Яром стояли, готовясь услышать недобрые вести одними из первых, два юных лучника и любимая девушка Волка.

Разведчик, спеша, поминая Зарбага, глотая из-за нехватки воздуха в легких окончания фраз, рассказывал об увиденном, а закончив, не приминул высказать свое личное мнение о сложившейся ситуации:

– Короче, дело наше дрянь. Драться с ними нам не по силам, а бежать некуда. Назавтра уже будут здесь. Кто может – спасайтесь. Бросайте все, и на север. А я свое отбегался – ноги уже не держат. Хоть помирать и не хочется, но, похоже, пришло мое время. Последний шанс – залезу на высокое дерево. Авось не заметят, пройдут мимо.

Яр, который во время рассказа Валая хмурился все больше и больше, покачал головой и резонно заметил:

– На всех деревьев не хватит. У нас здесь десятки раненых, им тоже убежать не под силу. Тебя одного бы оставил, уж не обижайся, а вот вместе со всеми остальными, сильно жирная жертва выходит. На такое и я не пойду. Не хотел я такого творить…, но, похоже, выбора нет. Да простят меня ваши потомки, только выиграть время для нас сейчас жизненно необходимо. – Яр сделал паузу, видно, в последний раз обдумывая свое решение, затем, с самим собой соглашаясь, покивал головой и скомандовал:

– Всех сюда! Живо! Найдите Морлана, пусть срочно собирает охотников. Мы выступаем навстречу Орде!

Посыльные прыснули в разные стороны, а опешивший, удивленно захлопавший глазами Валай обреченно уселся на землю и впился мозгами в единственную разумную мысль, хоть как-то объясняющую услышанное: "Мудрейший осознал безысходность попыток сбежать и предпочел, напрасным мучениям – достойную храбрую смерть в неравном бою".

***

Утром, свернув наскоро лагерь, отряд заречных лазутчиков двинулся на запад, где по соображениям главаря, которого, как Кабаз уже выяснил, звали Иржагом, вероятность встретиться с Яром была наиболее высока. Выслушав вчера рассказ пленника, Иржаг сделал сомнительный логический вывод, что нестареющий демон, как Безродные величали Мудрейшего, не бросит захваченных в поселке людей и приведет своих боголюбов на выручку. Получится ли у Яра отбить у засевших в селении тварей плененных людей, или нет, Иржагу было без разницы, но если колдун переживет сражение, ему нужно будет помочь успокоиться раз и навсегда.

План был, конечно, так себе, но других у главаря не имелось, а остальные Безродные до дрожи боялись своего командира и перечить ему не смели. Поэтому небольшая группа бородатых охотников, в количестве двадцати семи человек, включая Кабаза, осторожно пробиралась по лесу, растянувшись в длинную вереницу.

Пленника вели в середине отряда, отсекая ненужные мысли о возможном побеге. Руки Кабаза были стянуты ремнем за спиной, а во рту, затрудняя дыхание и не давая вырваться наружу ни единому звуку, кроме глухого мычания, торчал грубый, воняющий грязью и потом, сделанный из куска чьей-то шкуры, разводящий челюсти в разные стороны кляп. Раненая нога побаливала, но идти мешала не сильно, благо темп был щадящий – Безродные не особо спешили, не желая столкнуться с пришлыми чудищами до того, как случится сражение.

Непредсказуемая в своих поворотах судьба пока что была благосклонна к лазутчикам. Ведущий своих воинов Иржаг, не зная наверняка, верны ли его догадки на счет планов ненавистного демона, и собираясь, не доходя до поселка нескольких миль, выслать вперед пару-тройку разведчиков, засев с остальными в каком-нибудь укрытии, даже не представлял, насколько близко от истины текли его мысли. Именно в этот момент, под лучами стоящего в самом зените летнего жаркого солнца, охотники Племени, сжимая напряженными руками оружие, готовились к предстоящему бою.

Только что вокруг стояла относительная, наполненная обычными для летнего леса звуками тишина, и вдруг откуда-то с запада, приглушенный большим расстоянием, неожиданно раздался протяжный, пугающий своим внезапным рождением, немного дрожащий в потоках прогретого воздуха, призывный зов рога. Вся группа неспешно шагавших до этого момента Безродных резко остановилась. Главарь поднял руку, прося тишины и дослушав растянувшийся на несколько долгих секунд звук сигнала, повернулся к своим и, довольно оскалившись, изрек очевидное:

– Началось. Все-таки я был прав – Боголюбы пришли за своими. Теперь подождем… – Иржаг, уперев свое копье в землю, помолчал, пока остальные постепенно собрались вокруг своего главаря и, взглянув на Кабаза прищуренным глазом, обратился к плененному юноше:

– Ну что, Кабанчик, сейчас твоих родичей начнут убивать. Небось, хотел бы помочь своим? Да вот, к сожалению, я слишком добрый и тебя никуда не пущу. Так что пока поживешь. А вот за друзей твоих не поручусь. Если насчет размера чудовищ ты не приврал, ума не приложу, как Боголюбы таких громадин валить собираются. – полюбовавшись, как краснеют глаза закипавшего в гневе пленника, Иржаг глубоко вздохнул и озвучил главное свое пожелание: – Надеюсь, колдун не доживет до сегодняшнего заката, и мы с чистой совестью вернемся обратно домой.