Текст книги "Отель «У призрака»"
Автор книги: Андрей Белянин
Соавторы: Галина Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Я обещал вам не проводить открытое расследование, – сказал я, обращаясь к нашедшей деньги троице. – Чтобы не выдавать вас вашим коллегам по клубу. Поэтому теперь вы должны сами всё рассказать комиссару.
– Что именно рассказать? – простонал со стульев Моро, пытаясь повернуть голову.
– Кто из вас присвоил эти деньги?
Мадам Фурье вскрикнула, картинно откинулась на спинку стула и зарыдала. Эльвира тут же подскочила к ней, обняла и стала утешать, возмущённо бросив мне, что между нами всё кончено.
Комиссар мгновенно подхватил игру и пронизывающим взглядом уставился на троицу, хотя и понятия не имел, кто виновен. Главное, что он обеспечивал вес и солидность всему допросу.
– Ну что ж, господа, сержант Брадзинский всё сказал за меня. Мы ждём. Отпираться бесполезно, мы знаем, что это кто-то из вас.
– Как вы смеете обвинять мою маму?! – взвыла Эльвира.
– Мы не брали! – простонала её мать, на миг прекратив реветь.
– Я тоже не брал, – пожал плечами толстый вампир.
– А я взял!
– Что-о?! – Мы все повернулись к Паганому Нелю.
Честно говоря, я не очень верил, что кто-то признается, просто это стандартная следственная процедура – дать преступнику шанс на чистосердечное признание. Хотя пользуются им, как правило, лишь самые законопослушные преступники…
– Да, это я, – гордо заявил старый чёрт, с довольным видом выступая вперёд. – Можете меня арестовать. Но я требую громкого процесса! Хотите узнать подробности, соберите мне пресс-конференцию, чтобы на ней присутствовали представители всех главных изданий страны.
– Не несите чепухи! – рявкнул шеф. – Лучше скажите, где деньги? А если окажется, что вы придуриваетесь, то обещаю посадить вас за решётку как полного идиота!
– Нет, это действительно я, – выпятил впалую грудь Паганый Нель. – Да, я хотел славы! Когда мы нашли сумку, я сразу вспомнил о том преступлении, это было громкое дело, ведь деньги так и не нашли. Десятки доморощенных детективов занялись собственным расследованием, то и дело заявляя, что знают, где находится сумка инкассатора. Но все врали. Все!
Комиссар вновь пытался наехать на старикашку, но тот пел не затыкаясь:
– А когда они приходили на указанное место с журналистами и фотокамерами, оказывалось, что никаких денег там нет! Но я-то сразу понял, что мы нашли. Я подумал: «Вот он, мой единственный шанс стать знаменитым поэтом!» В нашей стране, к сожалению, у гения нет другой возможности заставить себя читать. А так, пока идёт шумный процесс, громко освещаемый, на чём я настаиваю (иначе вы от меня больше ничего не узнаете, особенно где я спрятал деньги!), у меня появятся сотни, а может, и тысячи читателей. Я наконец-то стану известным! Быть может, мои стихи даже включат в учебники внеклассного чтения!
– Как вам не стыдно бегать за дешёвой славой?! – упрекнул его Моро со слезами на глазах.
Видимо, ему действительно было очень больно. Но «скорая» нам могла сейчас помешать. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и я найду настоящего преступника. Нет, Паганый Нель им не был. По глазам видно, что этот старый хмырь всё врёт. Возможно, он кого-то покрывает? Но…
– Да, месье Нель, я тоже не верю, что вы могли это сделать, – словно озвучивая мои мысли, подала голос мама Эльвиры. – И вообще, никто из нас не мог. Мы же все честные и порядочные черти… и вампиры. Это явно кто-то чужой. Может, кто-то подслушал нас под окном, когда мы обнаружили эти деньги?
– Так бывает только в детективах, – простонав, возразил Моро.
– Ой! Мне же нужно забрать моих мальчиков из садика, – хлопнула себя по лбу мадам Фурье и просительно уставилась на задумавшегося комиссара.
– Погодите, они ведь в садике для особо опасных детей? – Шеф уже не церемонился. – Там же можно оставлять круглосуточно? Не бойтесь, колючая проволока их защитит, да и нас от них заодно. Позвоните надзирателю и предупредите, что задержитесь. Я никого не отпущу, пока мы не найдём вора!
– Хорошо, я понимаю. – Она отошла в сторону и достала сотовый.
Эльвира продолжала строчить в блокноте, записывая сенсационное признание Паганого Неля, и избегала встречаться со мной взглядом.
– Почему вы не надеваете на меня наручники? – возмущённо поинтересовался старый поэт, обращаясь ко мне.
Я многозначительно промолчал, указывая взглядом на комиссара Базиликуса. Не объяснять же, что наручники закончились. К тому же надевать их нужно было не на него. Но на кого?
– Вам всем светит срок за сокрытие факта обнаружения государственных денег. И если вы сейчас же не скажете, где они, то вас всех этапируют в столицу этой же ночью. Так что День тринадцатого снега будете отмечать там, в следственном изоляторе, среди закоренелых уголовников! – грозно приподнялся комиссар Базиликус, казалось одной своей фигурой заполняя весь каминный зал. – Так что если вы этого не хотите, то сейчас же возвращаете деньги, и мы оформим всё это как добровольное содействие полиции. Больше такого шанса у вас не будет!
– А что будет? – простонал толстый вампир.
– Что будет? Десять секунд, и вы все сядете в камеру с двумя уголовниками. Да, да, теми самыми! Уж они-то быстро узнают, где их деньги. И нам даже напрягаться не придётся. Зачем мне нераскрытое дело к новому году? Ну?!
– Я спустил их в унитаз! – быстро выкрикнул Паганый Нель. – Я сделал это ради славы! Говорю вам уже в который раз. Мне они были не нужны. Деньги – это тлен. Они губят поэта! К тому же я просто не знал, что с ними делать…
– Вы же казначей. И не знали, что делать с деньгами? – усмехнулся комиссар, скептично поднимая бровь.
– В чём-то вы правы, – согласился Нель. – Я умею считать деньги. Но их у меня никогда не было, личных денег. К тому же мне не дали времени обдумать, что с ними можно сделать. Эти двое хотели сдать их сегодня в полицию…
– Вот видите. Я вас не обманывала! – воскликнула мадам Фурье, трясущимися руками закидывая в рот какие-то таблетки.
Мне сразу вспомнилась розовая таблетка в сейфе. Но это уже не было уликой, ведь она могла пользоваться сейфом, когда захочет. Так что увы…
– Поэтому я решил: либо сейчас, либо никогда, – закончил свою мысль старичок. – И сделал то, что сделал!
– Вы знали код к сейфу?
– Естественно! Мы же вместе его придумали! Я переписал код себе на ладонь, пока эти двое укладывали сумку в сейф.
– Какой ужас! Я не ожидала такого от вас, месье Паганый! – высоко вздёрнув подбородок, оскорбилась мама Эльвиры. – Хоть бы сказали по секрету, я все эти годы думала, что мы друзья.
– А с друзьями положено делиться. – Моро с выражением вселенской муки на лице попытался повернуться на бок. – Ой-ой! Теперь могу признаться: я тоже хотел взять эти деньги. Но не успел…
– Вы тоже записали код?
– Нет, но я знал, в какой книге она его прячет.
У мадам Фурье отвисла челюсть.
– Может, всё-таки вызвать «скорую»? – сочувственно спросила у неё Эльвира, прожигая нас с Базиликусом возмущённым взглядом. – У мамы слабое сердце, а месье Моро тяжело ранен…
– Нет-нет, мы останемся тут! – дружно заявили оба члена жюри. Вампир даже сел, показывая, что ему ни капельки не больно.
Шеф кивнул и вновь вернулся к допросу старого чёрта.
– И что, вам удалось спустить их вместе с сумкой?
– Конечно. Сумка, правда, сразу забила туалет. Не верите – посмотрите, он не работает.
По знаку шефа идти и смотреть пришлось мне. Я приподнял крышку и заглянул внутрь. В унитазе плескалась грязная вода с крошками и мусором. Получается, что старый дурень не врёт? Но зачем? Пятьсот тысяч – это же целое состояние! Мог бы перепрятать, унести домой, подарить детскому исправительному садику, красиво сжечь, в конце концов! Впрочем, судить о логике психа бесполезно.
Выходя, я чуть не сбил плечом поджидавшую меня уборщицу с тряпкой в руке. Гарпия, застенчиво улыбаясь, робко сообщила:
– Сержант, месье Паганый Нель наговаривает на себя. Он не крал денег. Туалет забился только сегодня. Видимо, он не знал, что придумать, и ляпнул первое пришедшее в голову.
– Вы уверены? – Во мне забрезжила надежда.
– Думаю, никто из членов жюри не знает, почему он сломался. Они ведь все живут возвышенными материями. А я знаю! Это месье Пердигон курил там тайком, выдувая дым в унитаз, и у него туда галстук засосало.
– Спасибо, мадам! – поблагодарил её я. – Вы очень помогли следствию. Но как вы узнали, о чём мы там говорим?
– Здание старое, здесь отличное эхо. А вы все так кричите…
Вновь щербато улыбнувшись, она вернулась к уборке.
Я направился в каминный зал, но по пути вдруг резко обернулся и посмотрел на неё. Уборщица как ни в чём не бывало старательно протирала ручку двери. Что-то в её словах мне показалось неправильным. Но вот ещё бы понять, что именно? Вернувшись, я оставил дверь открытой.
– Да, шеф, туалет забит, – подтвердил я.
– Вот видите! – злорадно хихикнул старый поэт.
– Но это сделали не вы. На самом деле он забился по другой причине.
– Глупости! Откуда вы можете это знать? – засуетился он. – А-а, дурочка Падагра сказала? И вы поверите какой-то уборщице, а не мне, поэту, уважаемому гражданину, члену жюри?!
– Если вы вор, то, значит, никак не уважаемый гражданин, – строго поправил комиссар. – Итак, мы снова возвращаемся к прежнему вопросу: где деньги?
И всё пошло по второму кругу. Паганый Нель начал возмущаться и настаивать, что это какая-то ошибка, туалет работал и он всё туда спустил! Ещё ногой пропихивал и чуть ботинок не утопил! Моро и мадам Фурье в два голоса орали, что он врёт, но более всего были возмущены, что тот угробил и их доли. Я не вмешивался.
Эльвира записывала всё подряд, и по её лицу нельзя было понять, о чём она думает. Статья выйдет в любом случае, даже если виновной окажется её же мама. Профессиональное журналистское качество, ему она не изменяет никогда! На меня она просто не смотрела.
Комиссар Жерар одёргивал то одного, то другого, было видно, что терпение у него скоро иссякнет, он прикажет арестовать всех и тупо уйдёт спать. Хотя было только восемь вечера, но я знал, что комиссар старается покидать участок даже в самых экстренных случаях не позже девяти. Когда ему приходится торчать на службе дольше, он становится раздражительным. А раздражённый комиссар полиции – хуже чёрта! Простите за каламбур…
Я прошёл к окну, темнело рано, но ещё можно было увидеть, как идёт снег, пушистым слоем покрывая деревья, дома и землю. Дети, наверное, вот так же смотрят за окошко и счастливы, предвкушая завтрашнее веселье. У них начинаются каникулы, количество правонарушений с участием первоклашек резко возрастёт, но кто на них способен всерьёз сердиться…
А сам праздник тринадцатого снега, видимо, назначат на послезавтра. Потому что нужное количество снега уже выпало и все ждут.
Для меня этот праздник, скорее всего, выльется в выяснение отношений и расставание с любимой девушкой. После того как она убедила себя, что я хочу посадить в тюрьму её мать, говорить о моей службе, долге и обязанностях офицера полиции бессмысленно.
На душе стало тоскливо и одиноко. А чувствовать себя одиноким в праздник тринадцатого снега просто ужасно. Надо будет в этом году обязательно съездить к родителям…
За этими мыслями я не заметил, как задел ногой корзину для мусора. И кто только додумался поставить её под окном. В общем, содержимое опрокинулось на пол, и мне пришлось собирать всё обратно. Подняв пару-тройку смятых листов, я невольно прочёл первые строчки и дальше уже не мог оторваться. Это были стихи, а не то, что сегодня читалось…
В послесловии к свечам
Вздохов или многоточий
Разметало по ночам
Флот моих беспечных строчек.
И растянутая мгла
Подбирала под окошком
Рифмы чёрного щегла,
Колкие, как будто крошки…
Не поленившись, пролистал ещё несколько страниц, а ведь хорошо! Ну, по крайней мере, на мой скромный вкус. Я, конечно, не специалист в поэзии, но эти стихи действительно были очень неплохи. Тогда почему их выбросили?
– Что это за автор? – Я поставил урну на место, но положить туда обратно листы со стихами у меня не поднялась рука.
Мадам Фурье вопросительно обернулась, но, когда увидела, что у меня в руках, губы её скривились от раздражения.
– Ах это… Право, не знаю. Какая-то бездарность шлёт и шлёт. – Моро и даже Паганый Нель поддержали её согласным киванием. – Мы уже устали выбрасывать. Зачем вы это вытащили? Мы уже давно не читаем эту белиберду.
– Ну почему же белиберду, мне понравилось.
И я невольно прочитал четыре строчки, которые мне даже показались сейчас к месту:
Ты можешь верить и не верить,
Смиряя сердца гулкий бег,
Когда сквозь запертые двери
Вернётся к нам прощальный снег…
Читая вслух, я вдруг заметил стоящую в коридоре Падагру. Она с какой-то внутренней печальной гордостью произносила одними губами эти строчки за мной. Я прочёл ещё, просто чтобы убедиться. Да, она знала этого поэта.
– Ну, хватит уже, пожалейте наши уши. – Паганый Нель подошёл и, вырвав у меня из рук лист, резким движением скомкал его и бросил обратно в урну.
Я не сопротивлялся, мне было важно увидеть реакцию старой гарпии. Мадам Падагра резко выпрямилась, будто её ударили по щеке.
Теперь стало совершенно ясно – это её стихи. Конечно, «бездарностью» мог быть и просто кто-то из её близких, но я не сомневался, я видел её глаза. Стихи её!
И в этот момент у меня вдруг стрельнуло в голове, ведь Падагра сказала: «Он не крал денег». Откуда она могла это знать? Не смыл в туалете, да. Это она, допустим, слышала. Но «не крал»?!
А ведь сказала она это твёрдо, так, как будто знала точно. Вот что мне тогда показалось неправильным в её словах.
– Сержант Брадзинский, везите всех в участок, – скомандовал потерявший терпение шеф, но я отвёл его в сторону и прошептал несколько слов на ухо. – Так, прошу всех оставаться на своих местах, мы сейчас вернёмся!
Загалдевшие от испуга и возмущения руководители клуба уставились на нас с тревожным любопытством. Даже Эльвира, забывшись, подняла на меня вопросительный взгляд. Но когда я ей чуть заметно подмигнул: «Не волнуйся, я всё объясню позже», она отвернулась, задрав нос. Ну прямо как школьница-отличница, к которой за парту посадили второгодника…
Мы с шефом закрыли за собой дверь. После чего нашли Падагру и попросили пройти с нами в библиотеку.
– Прошу вас, садитесь. Давно вы здесь работаете?
– Уже шесть лет, месье комиссар, – сказала гарпия, присев на самый краешек кресла.
По её погрустневшему взгляду было видно – она сразу поняла, что нам всё известно, но держалась очень достойно.
– И как давно вы пишете стихи? Кстати, месье Брадзинский высоко их оценил. А у него есть вкус. Он у нас, знаете ли, тоже немного писатель, – усмехнулся Базиликус, подразумевая мои записки о наших расследованиях.
– Спасибо, месье Брадзинский. Вы первый, кому они понравились. Но я всегда в глубине души знала, что они хорошие, и это заставляло меня работать дальше. А стихи я пишу с самого детства, уже лет девяносто.
Мы переглянулись: гарпии действительно живут дольше всех. Получается, мадам Падагра была старше нашего комиссара и вообще всех здесь присутствующих.
– Я подумала, где ещё меня поймут, как не в литературном клубе, и устроилась сюда работать уборщицей, чтобы проводить больше времени с настоящими поэтами. Но моё творчество здесь никому не угодило. Хотя я не осмелилась признаться, что тоже пишу, и просто присылала стихи по почте.
Мне стало жаль бедную женщину. Она столько пожила на свете, но так и не поняла, какие нравы царят в писательских джунглях. Как можно быть столь наивной, чтобы надеяться на искренность прожжённых литераторов…
– Моро, Эдита и Нель так и не поняли, кто это им пишет. Хотя я часто пыталась узнать их мнение различными способами, но оно всегда было негативным. Ни разу ни одно моё стихотворение не получило права даже поучаствовать в конкурсе. О том, чтобы получить какой-то приз, пусть бы даже шутливый, я и не мечтала. Мне просто хотелось, чтобы меня заметили.
– Они отказывали вам из чистой зависти, – благодушно похлопал её по плечу комиссар. – Ведь вы были здесь, когда они нашли деньги, а они даже не предложили вам поделиться.
Падагра напряглась, но только на секунду.
– Да, они заперлись в этой комнате, обсуждая, что делать с этим богатством. Конечно, они не хотели делить их на четверых. Признаюсь, что я подслушала, стоя за дверью, но ведь дело было серьёзное. Это были чужие деньги, а они хотели оставить их себе и обсуждали, как их потратить.
– Так, так…
– Они никогда меня не замечали, считая пустым местом, поэтому спорили довольно громко и так же громко придумывали новый код. Я услышала и запомнила цифры.
– Что же было дальше? – спросил я, отчаянно надеясь, что деньги будут возвращены и нам не придётся сажать в тюрьму такую замечательную поэтессу. Увы, всё оказалось не так просто…
На следующее утро, улучив момент, когда осталась одна в библиотеке, гарпия быстро вытащила сумку и во время обеденного перерыва сходила на почту, отправив её в маленький магазин, адрес которого она узнала по справочнику.
– Отправили обычной бандеролью? – встревожился шеф.
– Ценной бандеролью, – уверенно поправила мадам Падагра.
– Но почему же не в банк? Ведь это была сумка «НаКойБес-Банка», а значит, деньги принадлежат им.
– Я хорошо помню тот процесс. – Она упрямо покачала головой. – Суд вынес беспрецедентное решение, что в смерти инкассатора и краже из мегамаркета виноваты работники магазинчика вегетарианского мяса. Их отдел был ближе всех к выходу, а значит, они должны были вмешаться и помешать вооружённым грабителям.
– Что за бред?! – невольно поёжился я, но комиссар промолчал.
– Им присудили выплатить всю потерянную сумму плюс ещё и компенсацию банку. Для этого хозяину пришлось взять кредит на сорок пять лет у того же «НаКойБес-Банка». А много ли заработает в нашем мире магазин вегетарианского мяса? Скорее всего, всё это время они были вынуждены работать исключительно на этот проклятый банк.
– Такое возможно?
– Увы, да, сержант. Того судью уволили и отправили на повышение в Парижск, оказалось, что он многие годы брал взятки, – хлопнул себя по колену комиссар Базиликус. – Но решение суда, пусть даже в корне несправедливое, осталось в силе.
– Вы меня арестуете? – покорно опустила голову скромная уборщица.
– Это моя обязанность. Но если деньги дойдут до адресата, то вам дадут лишь условный срок. Со своей стороны, я обещаю вам полное содействие в суде!
Ого, такое обещание я в первый раз слышал от своего сурового шефа.
– Конечно, по закону вы должны были сообщить о находке в полицию, а не «восстанавливать справедливость» своими силами. Но наш прокурор не так строг к подобного рода «преступлениям», ведь в конечном счёте вы ничего плохого не сделали. А щёлкнуть по носу разрекламированный «НаКойБес-Банк» приятно любому…
Старина Жерар не переставал меня удивлять. Обычно он не страдает лояльностью к преступникам независимо от тяжести нарушения закона. Может быть, это из-за грядущего праздника его накрыло приливом доброты? Ведь Тринадцатиснежная неделя – время примирения, прощения и закрывания глаз на всякого рода мелкие недоразумения. Это уже традиция!
Гарпия перевела просиявший взгляд с меня на комиссара, я кивнул, подтверждая его слова, она облегчённо выдохнула и заплакала. Нервы, понимаем…
– Однако, следуя порядку, я должен вас попросить проехать с нами в участок. – Успокаивая мадам Падагру, шеф снова похлопал её по плечу и протянул носовой платок. – Нам нужно будет записать ваши показания. И вам придётся провести там ночь, а завтра утром мы позвоним на почту узнать, дошли ли деньги до адресата.
– Хорошо. Я только переоденусь и возьму сумочку, – привстала она.
– Я сам подвезу вас в отделение. Сами понимаете, это наш долг служителей закона. Поспите на диванчике в приёмной. В камеру с преступниками вас, конечно, никто не посадит. Брадзинский?
– Да, шеф?
– Разберитесь с этой троицей. Выдвигать против них обвинения мы не будем, это глупо. Но припугните как следует!
О, поверьте, я отвёл душу….
Забегая вперёд, могу сказать, чем в конце концов закончилось это дело.
Оба преступника, Том и Джерри, получили новый срок. При всей снисходительности нашего суда в праздничные дни лет пять-шесть эта парочка будет валить лес и шить палатки для экстремального туризма.
Мадам Падагра мгновенно завоевала популярность, её стихи наперебой публиковали все столичные газеты. Пресса подняла жуткий шум, требуя свободы для «непризнанного гения и жертвы обстоятельств». Комиссар сдержал своё слово, через два дня гарпия вышла под домашний арест, а через месяц была полностью оправдана. Свою роль сыграл и тот факт, что наш прокурор до сих пор выплачивал ипотеку тому же «НаКойБес-Банку»…
Магазинчик вегетарианского мяса получил бандероль и, расплатившись по долгам за двадцать семь лет вперёд, тоже послал банк лесом! На остаток от пятисот тысяч хозяин издал роскошный сборник стихов мадам Падагры и заворачивал свою продукцию в пакеты с её портретом. Рекламный ход оказался удачным: глядя на щербатую улыбку гарпии, многие черти нашего города резко захотели стать вегетарианцами.
Но самое поразительное, что в тот вечер, когда я наконец выпустил запуганную троицу жюри из дома поэтов, меня осторожно тронул за рукав Паганый Нель.
– Я хотел бы объясниться, сержант. Мои слова… ну, про кражу денег… Я сделал это ради вас.
– Что? Мне послышалось, будто вы сказали…
– Я не слепой, месье Брадзинский, – по-отечески улыбнулся он. – Вы ухаживаете за дочкой мадам Фурье, и Эльвира отвечает вам взаимностью. Что она должна была думать, когда вы были готовы обвинить её маму? Я подумал, что в мои годы мне уже нечего терять, и сделал это глупое признание…
– То есть вы хотели, чтобы я арестовал вас, и тогда Эльвира простила бы меня?!
– Да, именно так. Вы ещё очень молоды и плохо знаете женщин. Девочке было необходимо, чтобы вы срочно нашли другого подозреваемого, кого-то совсем непохожего на её маму, а вы упёрлись как баран.
– Но… – Я не нашёл слов и просто пожал ему руку.
– Завтра вы непременно помиритесь. – Паганый Нель подмигнул мне. – И простите старика…
