Текст книги "На другом берегу осени (СИ)"

Автор книги: Андрей Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 22

Незамеченным в отделение проскользнуть не удалось.

– Ты где был? – Марина Валентиновна, дежурившая за старшую, бдила. Выспалась в ординаторской, насколько это возможно за сорок минут, и теперь срывала злость от недосыпа на окружающих.

Артур пожал плечами и спокойно прошел мимо.

– А ну стой, – хирург подскочила сзади, схватила за плечо, развернула к себе. – Ты что тут о себе возомнил? Можешь шляться где хочешь? Что это такое?

– Документы по вчерашней девушке. Заходил в морг, забрал.

– А, ну ладно, – Марина схватила документы, пробежала глазами. Вроде все нормально, умерла от естественных причин. А то вдруг врачебная ошибка, с родственников станется заявление написать. А ей еще за ипотеку платить.

Блин, вот только забыла, и опять вспомнила, Марина от злости аж зашипела. И еще от того, что этот мелкий мерзавец стоит, лыбится, а должен давно уже покалеченный лежать. Покалеченный. Марине пришла в голову мысль.

– Слушай, – она подошла к Артуру поближе, ухватила его за край халата, потянула к себе, прошептала на ухо, – а ты себя тоже можешь лечить?

– Еще как, – подтвердил Артур. Показал на глаз, – представляешь, недели две назад какие-то хулиганы пытались меня избить, еле сбежал от них. Такой фингал был под глазом, на пол лица. Так за час его свел, правда, потом голова целый день болела…

– Ах ты мой умничка, – Марина погладила его пальцем по щеке. Она уже знала, как все обьяснит Максиму, и попробует тот что-то насчет долга сказать. Правда, придется способности парня раскрыть, а этот козырь она пока придерживала. Но все равно, правда вскроется, вон Машка – на работу выйдет, только слепой не увидит, как у нее быстро все зажило. Тут же вспомнила, что уже намекнула Вовчику на предстоящее мероприятие, надо будет что-то придумать, может быть в шутку перевести.

Артур высвободился из цепких пальцев хирурга.

– Что-то еще, Марина Валентиновна? Мне еще гипсовать двоих.

– Нет, иди.

Посмотрела вслед. Точно парень где-то спал, такой бодрый и веселый в пять утра, когда все как сонные мухи ползают на остатках кофейного топлива.

Таким же бодрым Артур был, когда выезжал с парковки на мотоцикле. Рванул по просыпающейся Москве, по еще пустынным улицам, с появившимися трамваями и троллебусами, уже полными маршрутками. Мимо газонов, покрытых сверкающим в свете фонарей инеем, светящихся окон домов. Утро четверга – отличное время. Предпоследний рабочий день, вроде бы и не последний, но почти. А потом выходные, правда, не для всех.

Домой он приехал вовремя – чтобы увидеть, как хлопает дверь на его лестничной площадке, и из Пашкиной квартиры выскакивает Маша, злая, невыспавшаяся, с большой клетчатой сумкой, пиная ее ногами.

– Пошел в жопу, козел, – заорала девушка в полуоткрытую входную дверь, захлопнула ее, от удара дверь снова распахнулась, в проеме показался Павел – в майке и семейниках.

– Маш, погоди.

– Что еще?

– Вот, – он протянул ей зубную щетку. – Ты забыла.

Девушка аж задохнулась от злости.

– Засунь ее себе знаешь куда, – заорала она. – Урод, гандон сушеный. Чтоб ты сдох!

Паша помахал Артуру рукой, аккуратно прикрыл дверь.

– Маша, – позвал девушку парень.

– Тебе что еще надо, – красная как помидор брюнетка изо всех сил ткнула пальцем в кнопку лифта, посмотрела на палец, села у стены и заплакала.

– Ноготь сломала, – пожаловалась она Артуру.

– Знаешь что, мать, пойдем-ка ко мне, – тот ухватил девушку за руку, поднял ее, – кофейку попьем, о делах наших скорбных покалякаем. А ты спать иди, – крикнул он в сторону Пашиной двери, чуть приоткрытой. Послышался вздох и щелчок замка.

– Родственные обязанности – самые тягостные, – пожаловался Маше парень, забрасывая ее сумку в прихожую и закрывая дверь. – Вроде бы друзья, дарованные природой, а толку от этой дружбы никакой, только беспокойства. Тебе капучино, латте?

Маша воткнула взгляд в кофеварку, подошла, молча поколдовала над ней и сделала две чашки отличного эспрессо.

– Слушай, у тебя талант, – попробовав кофе, признал Артур. – Я когда делаю, вот те же кнопки нажимаю, а не получается так. Почему?

Ответ на этот вопрос он выслушивал минут пять. За это время Артур успел выпить свой кофе, кофе Маши, приготовить два тоста с камамбером и сушеной вишней, достать пачку эклеров – только они смогли заткнуть на время фонтан красноречия.

Суть ответа была проста – Паша не хотел жениться.

Мария, вживаясь в роль будущей хранительницы домашнего очага, готовила, стирала и убирала, предоставив потенциальному мужу возможность смотреть на все это счастливыми глазами. Она создавала маленькие кулинарные шедевры, островки чистоты и уюта, а после этого по ночам, и не только, доказывала, что другие женщины ему, Павлу, нужны не будут от слова совсем. И даже уже наметила дату бракосочетания – на март.

А оказалось, что этот подлец просто пользовался бедной наивной девушкой, жрал в три горла, трахал ее, засирал раковину и бачок для грязного белья и ссал мимо унитаза, совершенно не собираясь ставить штамп в паспорте.

– Да, ситуация, – глубокомысленно сказал Артур в ответ, наблюдая, как Маша поглощает эклер за эклером. – Ты не поправишься?

– Нет, – решительно ответила девушка. – И это все, что ты хочешь сказать?

Артур выдержал паузу, наклонился к Маше поближе. Внимательно пригляделся.

– Думаю, он просто не хочет оставлять тебя вдовой.

– Что? – девушка аж подавилась.

– Ну ты знаешь про его опухоль.

– Аарон Иваныч сказал…

– Год. Максимум.

Маша сникла. Артуру она верила. После того, что он сотворил с ее лицом и вообще с телом, она считала его чуть ли не волшебником уровня Северуса Снегга.

– А почему он не сказал?

– А что он должен был сказать? – парировал Артур.– Маша, я скоро умру, но люблю только тебя?

– Ну да, – неуверенно ответила девушка.

– Ты думаешь, почему он так держится? Чтобы тебя не расстраивать. Ты же ему дорога, вот он и беспокоится. О тебе.

Маша вздохнула. Как и любая девочка, она готова была поверить в любую мало-мальски правдоподобную чушь, лишь бы эта чушь совпадала с ее чувствами. К тому же тембр голоса Артура, цепляющий не то что за душу – прямо за подсознание, не оставлял места для сомнений.

– Так значит, он меня любит?

– Ну конечно, – кивнул Артур. – Я тебе больше скажу, есть шанс, что его вылечат. В ближайшие месяцы мы летим в одну южноамериканскую страну, там есть люди, которые ему могут помочь. Так что вот ты сейчас наорала на него, а он там сидит один, плачет, а опухоль-то растет от этого еще быстрее.

На Машу было больно смотреть. Только сейчас она поняла, как была неправа, обвиняя Павла, этого прекрасного, любящего человека, способного разрушить свою личную жизнь, только бы ей, Маше, было хорошо. Теперь поведение Павла казалось ей вполне логичным – он делал все, чтобы она ушла, но недостаточно усердно, потому что было видно, что ему нравится, как она готовит, убирается и хранит домашний очаг.

– Может, мне вернуться к нему? – сквозь слезы спросила она.

– Ни за что, – отрезал Артур. – Чтобы он страдал? Он еще на работе на тебя насмотрится, представь, что творится в его душе.

Маша представила и ужаснулась.

– Но что же делать?

– Я бы поселил тебя здесь, – Артур покачал головой, – но чем дальше ты будешь от Павла, тем лучше. Домой вернуться не вариант?

Маша замотала головой.

– Ладно, – Артур залез в карман, достал тонкую пачку денег. – Здесь тысяч сто, наверное. На первое время должно хватить. Заселись в какой-нибудь СПА-отель, отдохни, расслабься, походи на процедуры, если будут проблемы – звони, решим.

– Я не возьму, – попыталась протестовать Маша.

– Бери, у меня еще есть, – Артур ободряюще кивнул. – От матери наследство осталось. Мы же не чужие люди, всегда помогаем друг другу.

Он вызвал такси, проводил Машу до подьезда, усадил, кинул в багажник сумку с вещами и помахал вслед рукой. Настоящий второй пилот.

Второй пилот вздохнул, глядя на уезжающую желтую машину. Ухмыльнулся. Интересно, что скажет Павел, если узнает. Хотя нет, узнать он не должен.

Павел встретил Артура на лестничной площадке – все в той же майке, труселях и тапках с мордой зайца. Словно подкарауливал.

– Ушла? Куда? Что сказала? Что ты ей сказал?

– Да. В гостиницу. Что ты мудак. Я согласился, – коротко и по пунктам ответил Артур. Поглядел на пригорюнившегося Павла. – Даже не хочу знать подробности. Ты все сделал правильно.

– Точно? – тот с надеждой посмотрел на парня.

– Ага. Сначала ты должен с собой разобраться, а уже потом девкам головы морочить. Давай, собирайся на работу, больные ждать не будут. Если нужен сеанс психотерапии – это к Елене, сексотерапии – Марина поможет, что-то она мрачная в последнее время, от недоеба, наверное. А у меня было ночное дежурство, – Артур картинно зевнул, – режим труда и отдыха нарушать нельзя. Хочешь, после работы заходи, поплачешься.

– Да нет, – Павел пожал плечами, – ушла и ушла. Ты прав, мне сейчас лишние привязанности не нужны.

– Вот и дальше себя в том же духе убеждай, – посоветовал Артур, закрывая дверь.

Как раз в это время Петрович, спустившийся в прозекторскую, чтобы проверить, все ли убрано, и обнаруживший труп Славика, послал сообщение Лейбмахеру. Потом взвалил труп на каталку и отвез его в старый гараж, положил около верстака. Огляделся – вроде все выглядело натурально. В гараж можно в обед послать рабочих, они тело и обнаружат. А там полиция, вскрытие, сбор денег на похороны, насколько Петрович знал – Славик был одинок и нелюдим, так что хоронить придется коллективу. Соломоныч скажет речь, девочки поплачут, вспомнят, какой замечательный Слава был человек, мужики вздохнут и согласятся. Главное, что молчаливый. На кислое лицо Петровича с трудом налезла улыбка – теперь копаться в остатках от расчлененок предстояло его напарнику.

Напарник, прибывший следом, предстоящего счастья не оценил.

– Ты как хочешь, – заявил он Петровичу, – а я уборщиком работать не нанимался. Надо тебе, бери тряпку и вперед, с песней, значит. А я – ну нахрен такое, и так по головке не погладят, если узнают, чем мы тут занимаемся, а вообще я долг Соломонычу выплатил почти, еще пара жмуриков, и уеду.

– Ну-ну, – Петрович сделал обычное кислое лицо, нащупал в кармане телефон.

– Не нукай мне тут, тоже нашел лошадь. – Живчик сплюнул, затер ботинком желтовато-студенистый комок, подгреб пыли. – Что за ебаныврот.

Хуже обычного дурака только инициативный.

Петрович дураком не был, он работал в больнице санитаром вот уже двадцать лет, повидал тут всякого, благодаря Лейбмахеру и его мясной лавке дети Петровича были пристроены и уже как год оба учились за границей. Хоть и не в Америках, всего лишь в Чехии, но вырастут приличными людьми, может быть. А то, что он на краже наркоты попался, забылось давно. Милицией забылось, а вот Петровичем – нет, главное, что Соломоныч тогда его за просто так отмазал, ничего за это не взял. И Петрович это не забыл, отрабатывал не за деньги, а за самим не понятое чувство благодарности. До сих пор никто за руку их не поймал, но чуял Петрович – долго это не протянется. И так года три уже по два-три набора в месяц отправляют, ну год еще, два, а потом свернется все. Так что можно и вдвоем поработать, Сева не сломается тряпкой лишний раз махнуть.

Сева, его двоюродный брат, простой деревенский парень, полгода назад попавший под крылышко Петровича с подачи дорогих родственников, как раз особыми способностями не обладал. Как говорится, в тридцать лет ума нет – и не будет. А тут сороковник, без вариантов. Да еще советская, а потом все та же, но уже российская власть систематически отбивала у деревенских желание трудиться. Если у их общей с Петровичем бабы Мани была корова, утки и куры, то уже у родителей – самогон, ворованная солярка и песок с ближайшей стройки, а у самого Севы – набеги на появившихся фермеров и мелкий разбой. А поскольку в новом государстве такое времяпрепровождение называлось бизнесом, то и Сева ощущал себя хоть и не очень крутым, но бизнесменом. Выдаваемых Петровичем денег хватало на девок, бухло и семилетнюю бэху, по меркам деревни Сева был крут, очень крут. Даже копил немного, на будущее, чтобы кирпичный дворец в начале улицы построить, там, где грязи поменьше и колея на дороге не такая глубокая. Но вот пахать за двоих он был категорически не согласен.

– У Маринки, хиругички из травмы, хахаль появился, – он важно посмотрел на Петровича, мол, смотри как надо проблему решать, – давай его привлечем, пусть тряпкой машет. Давай, поговорю с ним, денег дадим немножко, он и будет тут елозить мочалками. А трупаки, официальные они или нет, кто разберет. Не этот же дебил перекачаный. Я, кстати, слышал, что хирургичке этой бабки нужны, вот пусть ебарь ее и постарается.

Петрович сожрал очередной лимон.

– Не лезь, – строго сказал он, – пока Лейба не скажет, что делать, никакой самодеятельности. Понял?

– Ага, – Сева поднял руки вверх, – как не понять, не дурак, чай. Ты тоже прикинь, Слава-то убирался и там, и тут, а нового санитара просто так не запряжешь.

Петрович прикинул и в этот раз вынужден был с Севой согласиться. Бывает что и дурак что-то умное скажет.

– Я спрошу, – подвел он черту под обсуждением. – А до этого не дергайся.

Сева кивнул. Он давно считал, что в их тандеме мозг – он, а не Петрович. А Лейбмахер – ссыкло, такой собственной тени боится. Если все правильно обставить, то уборщик со стороны даже и не спросит, что это за филиал морга в больнице. Особенно если правильно разговор поставить. Не сейчас, недельку он выждет, свежие трупаки так часто не появляются, а потом, если Петрович забудет, вот он – спаситель бизнеса, приведет человечка. Тем более что Вовчик этот на голову ушибленный, на лбу три класса церковно-приходской написано, на старой тачке ездит, сам Сева в такую бы даже срать не сел. Денег дать немного, так чтобы хватило ему с Маринкой поделиться, и все, будет шабашить за милую душу. А кто решил вопрос? Сева решил вопрос. Значит, он в их команде главный, а не Петрович. И когда Соломоныч это поймет, то возможно подумает, что долю Петровича неплохо бы Севе отдать, а там наверное куда больше его трехи. Раз в двадцать, судя по тем расценкам, которые главврач озвучил.

Петрович не забыл. Отправил Лейбмахеру сообщение, даже написал, что идея не его – напарника. Так что если с новеньким какой косяк будет, это уже между Лейбой и братцем двоюродным, а он, Петрович, только до сведения довел. Его дело маленькое, режь, пили, да получай по десятке с каждого супового набора. Сколько этот набор стоит, он знал, но также знал, сколько накладных расходов там, и по поводу своей доли от этого мероприятия не комплексовал. А вот то, что Сева услышал про расценки, это плохо. Но не Петрович ему сказал, а сам главврач, так что и тут он как бы не при делах.

Володя тоже был в сомнениях. С одной стороны, Марина была его ключиком к больнице, все-таки лоб ему натурально разбили, и еще раз подвергаться такому физическому воздействию, чтобы заявиться в травмпункт, он не хотел. А именно из травмы больных чаще всего везли в реанимацию или морг.

С другой же стороны, эти намеки на мелкого медбрата-колдуна, который просто приложил руку ко лбу, и рана прошла, были настолько легко читаемы, что оставалось только понять, чем же он так насолил врачу. То, что между ними ничего не было, в этом его Марина заверила. И старшая медсестра подтвердила, а уж она-то все про всех в отделении знает. Правда, сказала еще, чтобы с Артуром этим не связывался, мол, чуть ли не темный маг. И хотя это обьяснение было за гранью реального мира, Володя ей поверил. Не в том смысле, что реально маг, а в том, что лучше не связываться. Тем более что Артур в разработке, и переходит в другую службу, к смежникам, а те предпочли бы получить его живым и здоровым. В крайнем случае – живым.

Глава 23

В пятницу вечером поток машин из Москвы напоминает полноводную реку. Неторопливую, полноводную, с разливами возле шлюзов и плотин, разделяющуюся на такие же полноводные отводки. Но это летом. А вот поздней осенью он превращается в небольшой горный ручеек, стремительный, с гулом обходящий мелкие препятствия в виде заторов, аварий, дорожных работ, ям и снятого дорожного полотна.

Те, кто живет за МКАДом, а работает в городе, уносятся этим ручейком каждый вечер, в пятницу он становится полноводнее лишь чуть, за счет тех, кто сделал у себя в загородном доме постоянное отопление и выезжает туда отдохнуть на выходные. С каждым годом таких становится все меньше и меньше, содержать два жилья накладно, да и особого смысла нет, если только вот семья живет за городом, а отец семейства работает в Москве чуть ли не круглые сутки.

Красный лансер десятка, внешне отличающийся от обычной версии воздухозаборником на капоте, антикрылом и низкопрофильными шинами, двигался навстречу основному потоку. Он не стремился покинуть Москву, как раз наоборот – желал туда попасть. Женщина за рулем уверенно вела машину в левом ряду, изредка подмаргивая дальним светом какому-нибудь неторопливому водителю, решившему обогнать грузовик, да так и оставшемуся на крайней полосе. Она не торопилась, ждала, пока тот на скорости под сто сьедет на вторую слева, потом втапливала педаль и уносилась дальше, до следующего долбоеба. Хоть женщине и было не так много лет, но вот эти препятствия она сносила терпеливо и не возмущалась. Хотя машина могла разогнаться и до двухсот сорока, максимум, что она себе позволяла – это сто пятьдесят. Камеры фиксировали превышение скорости, но дальше центра обработки эти данные все равно не пойдут, номера на лансере определялись системой как включенные в особый список. Не для штрафов.

Недалеко от Москвы лансер обогнал порш, не меньше чем на ста восьмидесяти он пронесся мимо, подмигивая фарами и перестроившись на соседнюю полосу, благо машин было мало и дорожная обстановка позволяла. Женщина улыбнулась, моргнула фарами вслед.

На вьезде в Москву пришлось притормозить, светофор за МКАДом жил своей жизнью, удобной работникам ГИБДД, а не водителям. Лансер пристроился за грузовиком с ролями бумаги, хоть обзор и был перекрыт высоким кузовом, женщине за рулем был нужен именно правый ряд.

Артур столкнулся с Павлом на лестничной площадке – тот, зевая, стоял у лифта, вращая на пальце брелок от машины. Лифт только распахнул створки, и тут сосед, он же родственник.

– Далеко? – из вежливости поинтересовался иномирянин. Сам он собирался в клуб, просто так – оттянуться и склеить кого-нибудь, а то в субботу на работу, пятница-развратница и все такое. Тем более что первое, чему обучают псионов – это раздвоение сознания. И пока одна часть веселится, бухает, курит, глотает дурь и трахается, вторая все время начеку, чтобы вовремя нейтрализовать вредные вещества, поставить защиту или сжечь все вокруг.

– Вызвали. – Паша нажал в кабине кнопку, блокируя закрытие створок. – Тут такое дело, знакомая в аварию попала. Я, кстати, звонил тебе, только телефон выключен.

– Надеюсь, не Маша, – Артур подмигнул, – а то два раза снаряд в одну воронку.

– Нет, – помотал головой Павел, – дочка Уфимцева, ну это шишка ментовская из регионов. Мой отец с ним был знаком, авария какая-то, в больницу ближайшую привезли. Мне Леха позвонил, попросил, чтобы я тоже поучаствовал. Хотя, что я сделать могу.

– Погоди. Дочка Уфимцева – это Катя, что-ли?

– Ну да. Ох, я и забыл, вы же знакомы. Она в Москву ехала вечером по каким-то делам, и вот попала.

– Лехе-то что за дело?

– Так она с ним с детства знакома, в школе одной учились. Так, слушай, давай потом поговорим, я сьезжу, вроде как обещал уже, хотя толку от этого явно никакого не будет. Что я там сделать-то смогу. Обычный травматолог из государственной больницы, там точно такие же, Уфимцев еще Перельмана вызвонил, так что для мебели постою.

– Да понял я, – Артур вздохнул. Вечер пятницы накрывался медным тазом. – Поехали. Только ты за рулем.

В больнице усталый человек в белом халате вытирал салфеткой влажный лоб. Напротив него средних лет мужчина, показавшийся Артуру знакомым, что-то ему втолковывал. Спокойно, уверенно и очень настойчиво.

– Да поймите наконец, – врач опустил салфетку, досадливо поморщился, – не могу я дать разрешение на перевозку. Она без сознания. Что с ней, понять не можем, наружных повреждений почти нет, небольшой ушиб головы. Ни травм, ни переломов. На МРТ отек, существенных функциональных изменений нет. И в то же время никаких реакций, состояние тяжелое. Ждем специалиста.

– И что, будем ждать пока она умрет? – поинтересовался его собеседник.

– Делаем все, что можем, – развел руками врач. – Если наш или ваш специалист даст добро на перевозку, пожалуйста, все что от нас потребуется, мы сделаем. Извините, я отойду, через десять минут будет Сергей Павлович, наш нейрофизиолог, он решит, что делать.

– Хорошо, я подожду. В палату можно пройти?

– Как пожелаете. Только вот халат, бахилы у медсестры возьмите, – врач вздохнул.

Собеседник его повернулся, увидел Павла. Тот подошел, таща за собой Артура, как на буксире.

– Это про тебя Милославский звонил? – мужчина недовольно скривился. – Он вроде говорил, будет какой-то Аарон Иванович.

– Перельман, – Паша кивнул головой. – Нейрохирург. Аарон Иванович – отличный врач.

– А ты кто? Лицо знакомое.

– Я – Павел Громов, Юрий Григорьевич.

– Громов… Анатолий Громов вроде твой отец, да? Точно, Пашка, еще мальцом тебя помню, извини, совсем с этим всем голова не работает. Ты как тут? Милославский и тебе позвонил? Ты же вроде тоже врач?

– Травматолог, – кивнул Павел.

– Ну да, помню. Отец твой, когда ты медицинский окончил, пьянку такую закатил. Вот ведь, а, – пожаловался собеседник, – дочь при смерти лежит, а я о чем. А это кто с тобой?

– Брат мой, сводный.

– Ну точно, Катя говорила что-то такое. И твое лицо знакомое, где-то мы точно встречались, недавно совсем.

Артур улыбнулся.

– У отца Никодима. Он старый друг нашей семьи.

– Точно, да, у храма тебя видел, когда сына крестили. Ладно, пойду, посмотрю, как там Катя. Честно говоря, вот стою, разговариваю из-за того, что войти боюсь и своими глазами все увидеть. Эй, ты куда? Без халата нельзя.

Артур только махнул рукой, исчезая за дверью.

У кровати медсестра меняла капельницу, одновременно следя за аппаратом искусственной вентиляции легких.

– Сюда нельзя, – грозно сказала она, и рухнула на стул рядом с пациенткой.

– Мне можно, – посетитель погрозил обездвиженной медсестре пальцем, та пыталась встать, что-то сказать, но тело ее не слушалось.

Работа в реанимации мало чего оставляет в человеческой душе, когда видишь, как люди умирают, начинаешь относиться к смерти по-иному. Чувства огрубляются, эмоции стираются, перегорает все. Особенно когда наблюдаешь такое много лет. Но вот только сегодня Нина Ильинична Перепевцева почувствовала, каково это – быть парализованной, практически мертвой. Прочувствовала и испугалась. Она все видела и слышала, но не могла пошевелить не то что пальцем – вообще ничем, только глаза двигались, наблюдая за незванным гостем.

А тот подошел к опутанной трубками девушке, с посеревшей кожей, запавшими щеками, плотно закрытыми глазами, и просто положил руку на лоб. И включил дополнительную подсветку.

Медсестра с ужасом увидела, как румянец возвращается на кожу. Как расправляется грудь и тело, почти мертвое, делает самостоятельный вдох. Как мышцы лица обретают упругость. Как открываются глаза.

– Артур, это ты? – прошептала девушка.

– Ага, – Артур кивнул. – знаешь, тебе наверное надо немного поспать. Как вы считаете?

Он повернулся к медсестре, помахал рукой.

– Можете не отвечать.

В дверь меж тем долбились, кто-то звал слесаря.

Движение ладони, девушка закрыла глаза, ровно задышала. Маска ИВЛ валялась рядом с ней. Артур перекрыл капельницу, равнодушно посмотрел на этикетку.

– И как только хоть кто-то тут выживает? Ладно, теперь с тобой. – Он наклонился к самому лицу медсестры. – Ты ведь все видела, да? Но никому не расскажешь, девушка сама пришла в себя, что-то сказала и уснула. Поняла? Моргни.

Медсестра послушно моргнула.

– Молодец. Не делай резких движений, я это не люблю.

Он махнул рукой, и Нина Ильинична почувствовала, как к телу возвращается подвижность. Она пошевелила рукой, ногой, качнула головой. И поняла, что точно никому ничего не расскажет. А лучше даже уволится отсюда, подальше от таких посетителей, уедет из Москвы в родной городок. Поганый город, так и не смогла к нему привыкнуть, а теперь такое здесь появилось.

Артур меж тем увлеченно дергал за ручку, переговариваясь с теми, кто остался на другой стороне. Наконец дверь поддалась, и в палату ввалились отец Кати, Павел, давешний врач и еще двое – пожилой, с кудрявыми седыми волосами, и помоложе, с русыми.

– Что тут происходит! – Уфимцев бросился к кровати дочери, все остальные за ним.

Катя открыла глаза, посмотрела вокруг.

– Папа…

И снова отключилась.

– Так, – больничный врач проверил зрачки, пульс – хотя на экране все было видно, – видимо, кратковременная потеря сознания. Нина Ильинична, позвоните в отделение МРТ, пусть еще раз подготовят аппарат.

Медсестра испуганно посмотрела на Артура, дождалась едва заметного кивка и бросилась прочь из палаты.

Артур потянул Павла за рукав.

– Пошли, тут без нас обойдутся.

За их спинами светила нейрофизиологии осматривали практически здоровую пациентку.

– Ну ты монстр, – Павел уселся в машину, завел двигатель. – Я понимаю, это не твое дело, но столько больных вокруг, кому ты мог бы помочь. Почему?

– Сам подумай. Силы мои ограничены. Так что смогу помочь трем, ну четырем. Потом этим заинтересуются те, у кого власть. И дальше я буду помогать только им – сводить их женам морщины и отращивать сиськи, продлевать дряхлеющим старцам жизнь, ну ты представь, к чему меня еще могут припахать. У тех, кто правит этим миром, есть все, кроме возможности жить вечно. Стоит им только показать, что они могут к этой возможности приблизиться, они пойдут на все. Как вариант, конечно, я могу их всех убить, но стоит ли? Простые люди будут мне благодарны, уверен. Но на место старых бояр придут новые. И тоже захотят быть здоровыми и красивыми долгожителями. Любые добрые дела почему-то заканчиваются не очень хорошо, пусть лучше то, что я делаю, будет выглядеть незначительно. К тому же, вот освоишь целительство, возвращайся сюда, и лечи, сколько хочешь. Ты все время забываешь, что потенциально такой же псион, как и я, ничуть не хуже, только опыта и знаний меньше.

– А Маша, ты же ей помог?

– Люди увидят только косметические изменения. Поговорят, ну стукнут кому надо. Я переживу как-нибудь. Это не безнадежного по вашим меркам больного вытащить, ничего такого, что другие не могут сделать, просто дольше и болезненнее, я не показал.

– Ты прав, – Павел обьехал очередного любителя парковаться в неположенном месте. – Но я обязательно вернусь. И буду лечить.

Артур усмехнулся. Незаметно, про себя.

В клуб он все-таки успел.

На следующий день, в субботу, большинство людей отдыхало. А отдых дело такое, требующее помощи, и поэтому оставшиеся в меньшинстве помогали отдыхать этому самому большинству. Продавцы, водители троллейбусов, пожарные, дикторы на телевидении и массажисты в фитнес-центрах – все они стремились к тому, чтобы суббота прошла как можно быстрее. Без скандалов, склок, жалоб и вызовов полиции, которая, кстати, тоже частично входила в это меньшинство.

Артур припарковался возле фитнеса, послал воздушный поцелуй незнакомой девушке за стойкой и не обращая внимания на ее оклик, прошел в служебный коридор. Постучал в дверь директора, дождался недовольного окрика и вошел. Следом за ним влетела та самая незнакомка.

– Отлично, Света, и ты тут, – Геннадий Павлович махнул Артуру рукой, мол, садись, – это наш новый массажист, Артур Громов. Бейдж он свой наверняка посеял где-то, или вообще не получал. Бумаги на него лежат в третьем ящике, там расписание и приказы все. Что еще?

– Ой, – девушка покраснела. – А это он Веронике прыщ свел?

– Он, – кивнул директор. – Как свел, так и новый сделает. Если кое-кто не пойдет на рабочее место свое. Брысь!

Света ойкнула и исчезла.

– Началось, – Геннадий Павлович поморщился, – ты, Артур, местная знаменитость теперь. Каждая сотрудница вне зависимости от возраста и веса хочет с тобой познакомиться, а мужская часть коллектива уже тихо ненавидит. Вот как так, всего один раз появился?

– Так может я пойду?

– Сидеть! У тебя две клиентки сегодня. Черемисина, она ни о ком кроме тебя слышать не хочет, и хозяйка клуба – Тимур тебя разрекламировал, вот хочет попробовать, что за новый массажист у нас. Запомни основные правила. С клиентками – не спать. С сотрудницами – не спать. С хозяйкой клуба – тут тебе решать, только посоветовать могу все то же самое. Ну и на работе вообще не спать. Ясно?

– Понял, чего там, – Артур улыбнулся. – Не спать. Дело привычное, это как ночное дежурство, только длиной в субботу.

– Философ, – директор поднял лист бумаги со стола, – смотри, процедура твоя стоит семь тысяч. Эти деньги идут в кассу, с них мы платим аренду, официальную зарплату и так далее. Чаевые делишь пополам, я уже говорил. Отдаешь половину в бухгалтерию, половина – только твоя. Если кто-то из наших сотрудников на процедуры приходит, он отдает деньги только тебе, и только четверть от официальной стоимости. Будут какие-то особо опытные сотрудники разводить на первый день на работе, проставиться и так далее, на твое усмотрение. Но лично я – не советую.

– Хорошо.

– Работаешь до восьми вечера. Это значит – нет клиентов, сидишь, ждешь. До восьми на рабочем месте. Потом сауна, бассейн, тренажерка – что хочешь, а до конца рабочего дня ни-ни. Клиент может в любой момент подойти, искать тебя никто не обязан, нет на месте больше пяти минут – уволен. Ясно?

– Куда уж яснее.

– Ну и хорошо. Иди, Тимур должен сейчас освободиться, он тебя с младшим персоналом познакомит, получишь все что надо, в час – первый сеанс.

Тимур встретил нового массажиста не то чтобы с распростертыми объятьями, но приветливо. Познакомил с дежурной сестрой-хозяйкой, которая поставила Артура на вещевое довольствие, с напарниками – массажистом Димой и мануальщиком Сергеем Сергеевичем. Новые клиентки Артура в клубе еще не появлялись, так что дорогу он никому не перешел. Соответственно и знакомство вышло никаким.

С Ангелиной прошло все штатно – женщина пыталась шутить, правда, осторожно и не переходя на совсем уж интимные темы, послушно легла на стол, закрыла глаза и отключилась. Через сорок пять минут проснулась, уверенная, что с ее телом сотворили очередное волшебство, чмокнула парня в щеку, сунула несколько бумажек по пять тысяч и упорхнула. Даже комплимент сказала на ресепшне охреневшей от этого Свете.