Текст книги "Между жизнью и смертью"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Андрей Воронин
Между жизнью и смертью

Часть первая
Волки

I

– Эй, слышь, курить есть?

– Не курю.

Все произошло по предельно простой, слишком узнаваемой схеме. Но именно хрестоматийность ситуации чуть не стоила Банде жизни. И Сарны запросто могли стать его последним пристанищем, утратив репутацию тихого райцентра и пополнив еще одним неопознанным трупом – результатом ночной поножовщины – список нераскрытых преступлений.

Их было трое. По виду – типичные местные алкаши, не так давно вернувшиеся из армии и за год-другой успевшие спиться от постоянного безделья. В спортивных штанах, футболках и кроссовках самого дешевого пошиба, заросшие, нечесанные, и в стельку пьяные, эти трое казались воплощением наиболее типичных черт местной "золотой" молодежи. Не хватало, пожалуй, только папиного "Москвича" со зверски задранным кверху задом за счет установки нештатной рессоры, безжалостно залепленного наклейками, со множеством "прибамбасов" в виде дополнительных зеркал, люка и спойлеров. На такой обалденной "тачке", часто со специально сорванным глушителем, очень престижно прибывать на дискотеку к районному Дому культуры, а потом полночи гарцевать по соседним деревням, выискивая свадьбы и танцы, и приводить в неописуемый восторг работниц животноводческого комплекса в возрасте от шестнадцати лет и старше.

Впрочем, все это лирика. А в ту секунду Банда не успел, да и не желал, заниматься анализом местных типажей. Просто, зная о последнем писке моды среди "красавчиков" этого городка – "наширяться" или обкуриться всякой гадостью перед выходом из дома на ночные приключения, Банда ускорил шаг.

Он нес бутылку итальянского шампанского, купленную специально для Алины в единственном на весь городок "ночнике", и теперь проклинал себя за то, что дернул его черт переться через парк, всего на какой-то километр сокращая дорогу домой.

Связываться с этими придурками он не имел ни малейшего желания, да и шампанского, ради которого он и проделал весь путь, было жаль.

– Не курю, – соврал он на ходу и в ту же секунду вдруг с ужасом обнаружил, что подносит ко рту зажженную сигарету, а тонкая ткань нагрудного кармана рубашки слишком уж заметно обтягивает "Мальборо" в твердой пачке.

Все. Теперь "приключений" не избежать.

– Не куришь, значит?

Один из троицы, самый маленький и щупленький, но, видимо, самый "заводной", встал со скамейки и, пьяно покачиваясь, неверными шагами стал приближаться к Банде, распаляя себя и своих дружков.

– Значит, не куришь, да? Ты, козел! Ты чо, нас не уважаешь? Ах ты, падла! Сейчас узнаешь, кто в этом городе хозяин...

Внезапно Банда заметил, как пристально и зорко следят за ним двое других. Слишком уж трезвый взгляд. Страшный взгляд. Хищный взгляд.

– Так что, сука, не куришь?

Ни одного слова, ни одного мягкого звука украинского говора. Ни одного из местного жаргонного выражения. Слишком уж "по-рязански" наезжал на него мнимый алкаш.

И Банда вдруг все понял. Но было поздно. Резкий удар ногой по почкам острой болью пронзил тело Банды, тут же разлившись тягучей, прерывающей дыхание волной, от которой слабеют руки и вдруг подкашиваются ноги.

"Эх, пропустил!" – мелькнуло у Банды в голове.

Профессиональный был удар.

Но тут же последовал еще один, на этот раз в лицо. Непослушные руки, инстинктивно дернувшиеся поставить блок, чуть-чуть не успели, и краем сознания, как будто со стороны, Банда отметил, что падает, слетая с узкой асфальтовой дорожки и проваливаясь в черную пропасть классического нокаута.

Последнее, что он успел заметить перед падением, – как дружно и резко вскочили те двое с лавки, на ходу выдергивая выкидные ножи. Это его и спасло.

Близость смерти, ее холодное дуновение всегда действовало на Банду возбуждающе. Откуда брались у него в критические моменты резервные силы, он и сам не знал. Наверное, организм просто умел мгновенно вырабатывать и выбрасывать в кровь большое количество адреналина.

Едва коснувшись спиной травы, Банда почувствовал себя в полном порядке: болевой шок уже прошел, голова прояснилась и снова обрела способность быстро и четко воспринимать реальность, а тело – действовать автоматически, инстинктивно выполняя то, что являлось наиболее рациональным.

Упав, Банда не успел еще и сообразить, как ему защититься, а тело уже перекатилось в сторону.

Банда увидел, как именно на то место, где он только что лежал, обеими ногами приземлился его противник. Если бы там оказалась спина Банды – перелом позвоночника был бы обеспечен.

Но теперь инициатива принадлежала ему, и Банда нанес ответный удар ногой под колени, сбивая "алкаша" с ног, и, вскочив, тут же "отключил" парня мощным ударом по шее.

Теперь нападавших оставалось двое. Но сейчас это были совсем не те спившиеся местные, за которых он принял их несколько минут назад. Совершенно трезвые, тренированные, с ножами в руках, с безжалостным блеском в глазах – это были профессиональные убийцы. В вечерних сумерках Банда только сейчас смог присмотреться к ним повнимательнее и в одном из нападавших без труда узнал участника памятной "теплой" встречи в заброшенной бухте под Севастополем. Сомнений быть не могло – ФСБ вычислило его даже здесь.

"Ты, парень, оказался в этой игре лишним..." – так, кажется, ему было сказано тогда.

Он сумел доказать им, что лишним не будет, в какую бы игру его ни вынуждали играть...

* * *

Они неслись по ночному шоссе – от моря, подальше от Севастополя, от той страшной бухты.

Подальше от всех своих бед и приключений.

Банда, притормозив, пытался остановить кровотечение, накладывая жгут чуть повыше раны.

– Давай помогу! – попыталась дотянуться до его левой руки Алина. – Черт, не достаю...

– Ничего, я сам.

– А куда мы едем, Саша?

– Куда? – он улыбнулся одними глазами, зубами потуже затягивая жгут. – Домой, Алинушка. Домой!..

– Домой?!

– Конечно!

– А разве эти люди были не из КГБ? – Алина всматривалась в Банду с нескрываемым изумлением, испугом и полным непониманием того, что с ними происходит. – Разве они здесь не для того, чтобы отвезти нас домой?

– Не из КГБ, допустим, а из ФСБ скорее всего...

– Да хоть от черта лысого!.. Саша, что происходит? Почему, за что они хотели тебя убить? Что ты им сделал, ты можешь мне сказать?

– Алинушка, ты, главное, не волнуйся. Меня убить не так просто, многие об этом мечтали. – Банда постарался как можно более ласково и ободряюще улыбнуться девушке. – Это очень запутанная история, в которой я и сам еще толком не разобрался...

Он слегка запнулся, будто собираясь с мыслями, но на самом деле... с тревогой прислушался к своим ощущениям – пуля "федерала" вроде бы прошла через мягкие ткани, но крови он успел потерять немало, и теперь, слегка пошевелив пальцами раненой руки, Банда явственно почувствовал характерное онемение, вызванное туго наложенным жгутом, и с горечью отметил про себя, что его "внутренних резервов" хватит, пожалуй, на полчасика, не больше. А потом, хочешь не хочешь, – придется искать врача. К тому же сильно кружилась голова, и шоссе, слава Богу, ночью пустое, иногда "таяло", пропадало куда-то, скрываясь за затягивавшей глаза пеленой.

Если бы они ехали по равнинному автобану, это было бы еще полбеды, но извилистая горная узкая дорога этой части Крыма требовала огромной сосредоточенности даже от совершенно здорового водителя. И теперь испуганный Банда часто моргал, пытаясь таким способом согнать с глаз туманное марево.

Мельком он взглянул на Алину.

Она сидела вполоборота к нему, напряженно всматриваясь в его слегка освещенное подсветкой приборной доски лицо, и явно ожидала объяснений.

Он понял, что девушка пока не подозревает, насколько он ослаб, и попытался разговором отвлечь ее внимание, торопливо продолжив прерванный рассказ:

– Понимаешь, когда мы с Олежкой Востряковым бросились за конвоем грузовиков, в кузове одного из которых арабы увозили из России тебя...

Нет, подожди. Лучше начну с начала. Когда тебя похитили, за дело, как обычно, взялось местное отделение милиции. Они, впрочем, не слишком торопились начинать расследование, ты, наверное, знаешь, что должно пройти как минимум дня три, чтобы они зашевелились, но во время нападения на тебя сильно пострадал Анатолий, мой напарник.

– Что с ним?

– Плеснули в лицо кислотой, очень сильной. Тяжелые ожоги... Короче, делом им пришлось заняться сразу же. Следователь попался, как мне показалось, неплохой, вполне способный паренек, и какие-то действия по горячим следам могли принести результаты, но... Ты представляешь, буквально через несколько часов после похищения дело забрала в свои руки ФСБ.

– Это из-за отца?

– Да. Ведь все и заварилось, с одной стороны, из-за его нежелания уезжать в Тегеран, а с другой – несогласия переходить в конкурирующее военное ведомство внутри страны. В итоге ФСБ, мягко говоря, предложило отцу помощь в твоем спасении в обмен на обещание перевестись в нужное ведомство.

– Как они все узнали?

Банда снова часто заморгал, чувствуя, что выхватываемая из темноты фарами дорога снова "уплывает", и, поборов слабость, с облегчением вздохнул:

– Слушай, Алинушка, а поищи-ка ты в этой "тачке", – может, тут какая-нибудь бутылка воды найдется? Пить хочется – сил нет...

– Да, да. Сейчас... – Алина торопливо открыла "бардачок" и, ничего не найдя, перегнулась через спинку сиденья назад в надежде отыскать что-нибудь там. – Сашенька, нет питья. Тебе плохо?

– Ну что ты! – поспешил успокоить ее Банда, принимая как можно более веселый вид. Кажется, в темноте ему это неплохо удалось. – Просто пить охота... Ладно, слушай дальше.

– Да. Рассказывай.

– Короче, пока тебя держали еще в Москве, ребята из безопасности сильно лопухнулись. И самый важный, можно сказать, единственный свидетель, или "язык", назови как хочешь, попался в мои руки. От него я и узнал про конвой, про планы арабов в отношении тебя и твоего отца и все такое прочее.

– И ты...

– Помог мой шеф из "Валекса", а главное, конечно, очень помог Олег. Без него... Как жаль его, Алинушка! Такой мировой мужик был! Мы же с ним Афган вместе... Я его как-то выручил однажды.

Так я живой. А он со мной жизнью расплатился.

– Саш, но ведь ты не виноват! – девушка, пытаясь утешить, нежно погладила его по щеке и положила руку на плечо. – Ты же не мог в конце концов...

– Мог! Я мог успеть! Еще бы чуть-чуть... Сволочи! Я вам покажу "Аллах акбар"! "Духи" чертовы...

Но тут Банда осознал, что мысли его начинают путаться и несет он черт-те ведь что. Он быстро взглянул на Алину и, показалось, успел заметить огонек тревоги, блеснувший в ее глазах.

"Э-э, парень, держи себя в руках! Не хватало только ее напугать до смерти! А ну, успокойся!" – приказал он себе, стараясь сосредоточиться.

– Ты извини, Алинушка. Просто забыть не могу, как этот бородач Олежку...

– Я все понимаю, Саша. Успокойся! – нотки беспокойства явственно звучали в голосе Алины, и Банда из последних сил постарался взбодриться, лишь бы развеять ее тревогу.

– Так на чем это я остановился?.. А, вспомнил! Словом, полетели мы за вами и тебя все-таки освободили. Мы, а не ФСБ. Вот им и обидно стало. Мне тот начальник-гэбист на пирсе в Севастополе прямо сказал – я лишний. Я теперь не нужен. Им было бы очень и очень приятно лично отдать тебя прямо в руки Владимиру Александровичу. А потом шантажировать его как только им заблагорассудится.

– Господи, но я же свидетель! Я бы все рассказала, как было на самом деле!

– Кому? Отцу? Рассказала бы, конечно. Но уже после того, как тебе дали бы с ним увидеться. А до этого момента, уж поверь мне, они бы добились от генерала Большакова всего, чего хотели.

– Подонки!

– Не то слово... Поэтому сейчас нам надо держаться от них подальше. И слава Богу, что мы на территории Украины.

– И куда мы едем?

– Я уже сказал – домой. Только не к тебе и не ко мне. Мы едем в Сарны, к матери Олежки. Я должен рассказать ей, как все произошло. Я должен повиниться перед Галиной Пилиповной. Ее сын из-за меня погиб...

– Да. Я понимаю.

Алина скорбно замолчала, склонив голову. Молчал и Банда, задумавшись о том, как непросто будет встретиться с матерью Олежки Вострякова.

После очередного поворота перед ними вдруг открылся город, залитый огнями. Дорожный указатель, сверкнувший надписью "Симферополь", подействовал на Банду парадоксальным образом, – почувствовав приближение долгожданной медицинской помощи, он мгновенно ослаб, остатки сил быстро покидали его, и парень не на шутку испугался, что не сможет добраться даже до ближайшей больницы.

– Алинушка, – почти прошептал он, слизывая с верхней губы капли пота и судорожно сжимая руль "Волги", – ты, пожалуйста, к знакам присматривайся, вдруг больницу какую увидишь, ладно?

– Конечно. Ты как?

– Нормально... – он запнулся, но, собравшись с силами, продолжил твердо и спокойно. Нужно было, чтобы Алина четко выполнила его указания на случай, если она растеряется, увидев его беспомощность и слабость. – Послушай, если со мной случится легкий обморок или что-то в этом роде... То есть, если я на время вдруг "отключусь"...

– Тебе плохо? Совсем плохо, да? – она напряженно вглядывалась в его лицо, стараясь понять, как он себя чувствует на самом деле.

– Нет, послушай... Это я так, на всякий пожарный случай... Мы ведь отъехали от наших друзей из ФСБ всего лишь километров на сто, и оставаться здесь, в этой "тачке", нам долго нельзя. В общем, если что – у меня в правом кармане есть еще "баксы". Плати врачам, медсестрам, денег не жалей. Главное – пусть обработают мне рану, перевяжут и вколют чего-нибудь подбадривающего. Надо сделать все для того, чтобы я был в порядке. Ни при каких обстоятельствах нельзя оставаться здесь. И ни в коем случае нельзя привлекать внимание милиции. Наври что угодно, плати, как я сказал, но чтобы моя фамилия нигде не прозвучала. Ты поняла?

– Конечно, но ты уверен...

– Алинушка, ты же хочешь добра себе и отцу, и мне еще не надоела жизнь. Нам кровь из носу надо успеть хотя бы к полудню быть в Херсоне. Там мы наконец сможем бросить эту машину. Иначе нас засекут и сцапают, как котят.

– Хорошо, я все поняла. Я все сделаю... Но ты держись, Сашенька. Хорошо? Сейчас приедем...

* * *

Низкие серые тучи, казалось, зацепились за крыши домов, нависая над самыми улицами. Мелкий противный дождь шел с самого утра не переставая, затянув Москву грязной тяжелой пеленой.

Площадь с опустевшим постаментом, на котором несколько лет назад грозно возвышался "железный Феликс", и без того достаточно унылая, в этой пелене выглядела еще более мрачной. Котлярову в какой-то момент даже показалось, что площадь, как некий живой организм, генерирует и источает волны безысходной тоски.

Сопротивляться этим волнам не хватало сил, и полковнику Котлярову трудно было поверить, что в этот день в Москве есть люди, способные смеяться и чему-то радоваться.

Он вздрогнул, поймав себя на этой мысли, еще раз суеверно покосился на подножие бывшего памятника и, задернув тяжелые шторы, прошел к столу, сел, включил настольную лампу и в который раз тупо уставился в расшифровку секретного доклада, присланного несколько часов назад из Севастополя.

Бывает же так! Встаешь утром: настроение – у тебя отличное, жена – красавица, дети – умницы. И даже дождя не замечаешь, выбегая из дома и плюхаясь на мягкое сиденье служебной черной "Волги". И в кабинет заходишь веселый, бодрый, быстро просматриваешь утренние бумаги. И с секретаршей мило шутишь, когда она приносит кофе. И даже вид "осиротевшей" площади за окном не угнетает. В общем, "все о'кей!" – как говорят американцы.

А потом ты сидишь в ожидании рапорта и мысленно уже составляешь доклад начальству об успешно проведенной операции. И вот уже почти физически ощущаешь, как благодарно жмет тебе руку генерал, скупо бросая: "В тебе, Степан Петрович, я не ошибся", и обласканный доверием начальства, оправдавший его надежды, ты переселяешься уже в другой кабинет, "покруче", в котором и надлежит сидеть заместителю начальника управления такого уважаемого ведомства, как ФСБ.

Как вдруг приходит шифровка, и ее содержание вмиг переворачивает все с ног на голову. И вот уже площадь – мерзкая, жена – идиотка, вечно надоедающая своими звонками, дети – оболтусы, а ты, полковник Котляров, – бездарь, не способный руководить даже отделом. Какой там заместитель начальника управления, если простейшую операцию завалить сумел!

Котляров аж заскрежетал зубами от ярости.

Да, упустили они похитителей дочки Большакова, позволили им вместе с жертвой выбраться из страны. Виноваты, конечно, непростительно виноваты. Но затем все произошло, как в сказке! Какой-то там безумно влюбленный в эту девчонку бывший спецназовец сделал за них всю работу и сам вместе с девушкой явился в наше консульство в Болгарии.

Ну вот же он! Бери! Пока тепленький...

А этот "тепленький" запросто раскидывает троих лучших оперативников и... исчезает. На служебной "Волге"! Господи! Остается только ждать, когда он с этой барышней появится в Москве, передаст ее на руки папаше, а этот чокнутый ученый, используя свои связи, поднимет такой скандал, что мало никому не покажется. Ладно генерал, – его спровадят на пенсию. А вот полковнику Котлярову такими темпами можно и до пенсии не дотянуть...

Проклятье!

Хуже всего то, что после разговора с генералом от его крика и ругани в голове Котлярова воцарилась такая сумятица, такая мешанина, что ни одна мало-мальски толковая мысль не могла даже зародиться. Степан Петрович с ужасом осознавал, что его подвела и тончайшая интуиция – не подсказала выхода из дурацкой ситуации.

Более того, он вдруг понял, что единственное чувство, которое еще вызывало в нем это пропащее дело, – это чувство... восхищения этим парнем! Как там его? Бондарович. Банда... Эх, если такого "опера" иметь у себя в отделе – горы свернуть можно было бы!

Резкая трель аппарата внутренней связи окончательно сбила размышления Котлярова, и он обреченно снял трубку:

– Слушаю, товарищ генерал-лейтенант!

– Зайди ко мне!

– Есть! – в уже молчавшую трубку ответил полковник...

* * *

– Ну вот, пожалуй, все. Что мог, я сделал, – молодой бородатый врач вытащил шприц из вены Банды и, положив на ранку от иглы смоченную в спирте ватку, старательно заклеил ее пластырем. – Этот препарат должен вас взбодрить, поддержать силы. Но честно говоря...

– Что, доктор, это серьезно? – испуг в голосе Алины был настолько очевиден, что не только Банда, но и врач неловко поежился, избегая тревожного взгляда девушки.

– Перестань, Алина... – начал было Банда, но, слава Богу, бородач поспешил ему на помощь:

– Нет, я этого не сказал. Рана – тьфу, тьфу! – мне нравится. То есть, я хотел сказать, осложнений бояться не стоит, я ее как следует обработал, и если соблюдать элементарные правила...

– Я хорошо знаю, как обходиться с огнестрельными ранениями, – перебил его Банда.

– ...Тем лучше. Словом, через две-три недели он будет в полном порядке. Я просто хотел сказать, что большая потеря крови здорово ослабила организм...

– Ну это уж я как-нибудь переживу!.. – снова встрял Банда, но Алина грозно сверкнула в его сторону глазами, заставляя замолчать, и снова обратилась к врачу:

– Продолжайте, пожалуйста.

– Короче, я бы советовал пару деньков отлежаться, поднакопить сил. Неплохо было бы капельницу...

– Ладно, спасибо вам большое, – Банда уже просунул раненую руку в рукав куртки и решительно встал. – Алина, иди к машине, я сейчас.

Когда девушка вышла из приемного покоя, Бондарович, положив руку врачу на плечо, заглянул ему прямо в глаза:

– Слушай, доктор. Я ведь не зря просил тебя не регистрировать меня и никуда не звонить. Я не могу ничего тебе рассказать, но поверь, что это не криминальные разборки. По очень важным причинам я не могу долго оставаться в этом городе, не могу объяснить местной милиции обстоятельства получения ранения. И спасибо тебе за то, что ты все понял.

Банда извлек из кармана две стодолларовые купюры и чуть ли не насильно вложил бородачу в руку:

– Держи. Не отказывайся. Я представляю, какую ты получаешь зарплату в ваших этих "хохлобаксах"... Я не хочу тебя обидеть, просто спасибо тебе за то, что ты все понял, – поспешил добавить Банда, заметив, что доктор, сообразив, что у него в руках, собирается запротестовать.

– Ну тебя... – молодой врач был явно смущен, но, прочитав в глазах Банды искреннее чувство благодарности, быстро оглянулся на дверь и сунул деньги в карман халата. – Я твоей девушке дал несколько батончиков "Гематогена". Туфта, конечно, но ты все-таки пожуй их. Не помешает.

– Спасибо. Пока.

– Давай-давай.

Банда вышел в коридор и направился к дежурной медсестре, сидевшей с книжкой за столиком у выхода. Наклонившись к ней и приобняв за плечи, он шепнул:

– Сестричка, ты просто прелесть.

– Да ну вас... – засмущалась та, пытаясь отстраниться, но Банда только покрепче сжал ее плечи. – Перестаньте, а то позову вашу девушку!

– Эх, не было бы со мной невесты!.. Я бы тебе доказал, что ты мне очень понравилась. Могу я сделать хоть что-то приятное девушке, которая пришлась мне по душе?

– Можете, и запросто, – лукаво улыбнулась девушка. – Убирайтесь отсюда, пока я вас официально не оформила.

– А вот, чтобы ты этого не делала, – Банда снова залез в карман и вытащил пятидесятидолларовую купюру, – и чтобы твои глазки сверкали всегда так же ясно и весело... Короче, спасибо тебе, милая. Ты мне очень помогла, – закончил он уже совершенно серьезно, кладя перед ней на раскрытую книгу деньги.

– Ой, да что вы!

– А чем я еще тебя могу отблагодарить? – помахал он ей на прощание, исчезая в ночной темноте.

* * *

– И что дальше?

Алина, справившись с волнением, сидела теперь рядом с ним на переднем сиденье совершенно спокойная и строгая. Банда даже подивился про себя силе ее характера. Впрочем, обольщаться не стоит – прошло все же слишком мало времени с момента ее спасения. Он насмотрелся на это еще в Афгане – после операции по "очистке" очередного перевала или кишлака часто бывало так, что его пацаны целые сутки могли ходить бодрыми и бравыми, и только потом то у одного, то у другого вдруг сдавали нервы, и парни срывались в жуткую истерику. Алина могла все еще находиться в шоке, в трансе и только много позже, когда все останется позади, выплеснуть накопившееся в душе напряжение.

– Дальше? – переспросил Банда, выруливая, следуя дорожным указателям, на загородное шоссе. – Дальше мы понесемся что есть мочи на Джанкой. Нам надо быть там как можно скорее, пока ребята из ФСБ не контролируют ситуацию. А потом мы рванем на Херсон и Николаев. Надеюсь, что ждать они нас будут в другой стороне, у Мелитополя, по дороге на Москву. А мы двинем на Сарны...

– А потом?

Вопрос был задан настолько серьезным тоном, что Банда с тревогой взглянул на девушку.

Крепко сжав губы, она смотрела прямо перед собой, на яркое пятно света фар на набегающей навстречу дороге, и Банде вдруг показалось, что стена холодного отчуждения выросла за последние часы между ними и развела по разные стороны баррикад.

Чтобы отогнать от себя тревожные мысли, он перевел разговор на другую тему:

– Алина, а не позвонить ли нам твоему отцу? Он, я думаю, заждался уже от меня весточки.

– От тебя? Почему от тебя? – недоуменно спросила она Банду. – Неужели?..

– Да, – кивнул Банда, не без удовольствия представив, какой эффект произведут его слова. – Он все знает, он единственный, кто знал, что по следам террористов пошел я. Мы с ним, если хочешь знать, несколько раз встречались после твоего похищения...

– ...Он же видеть тебя не мог! Он же нам с мамой даже запретил упоминать в доме твое имя!

– Даже такие умные люди, как Владимир Александрович, могут иногда ошибаться. Знаешь, мне понравилось, что он умеет признавать свои ошибки. Мой тесть – мировой мужик!

– Твой тесть?! – изумлению Алины не было предела. – Ну ты даешь!

– А что, разве ты передумала выходить за меня замуж? – подмигнул ей Банда. – Ты что, разлюбила меня, пока по Европе путешествовала?

– Банда!..

– Смотри, ты рискуешь, так меня называя. Скоро и у тебя будет такая же фамилия. Не век же тебе Большаковой ходить. Будешь госпожой Бондарович, иначе говоря – Бандой...

– Сашка, как я тебя люблю! – девушка внезапно порывисто обняла его, страстно целуя в щеку, ухо, шею.

Александр чуть не выпустил руль от неожиданности.

– Ну-ну, Алинушка! Перестань целоваться, а то я сейчас остановлюсь – и пусть ФСБ берет нас тепленькими. Прямо здесь, на дороге, – он и впрямь испытывал жуткое желание ударить по тормозам и обнять родное, милое существо, зацеловать его, заласкать, изливая всю свою нежность и любовь, и лишь неимоверным усилием воли заставил себя не бросить руль.

– Милый, я тебя никому не отдам!

– А я не отдамся...

Наконец она отодвинулась от него и снова строго нахмурила брови.

– Так что, вы с папой нашли общий язык?

– Я же тебе пытаюсь рассказать, а ты не слушаешь, – пошутил Банда, мягко улыбнувшись.

– Говори, я слушаю. Еще как слушаю!

– Короче, рассказывать-то особо и нечего. Сначала мы с ним здорово поругались, и он меня выгнал из своего кабинета. Потом я снова пришел к нему, поговорил начистоту. Я сыграл ва-банк, выложил Владимиру Александровичу все, что знал про него и про ФСБ... Точнее, в то время я еще ничего не знал, а лишь догадывался. В конце концов он понял, что от меня может быть какая-то польза...

– Еще бы! – удовлетворенно вставила Алина.

– Да и терять ему было нечего, – продолжал Банда. – После того, как ты исчезла, ему, как мне показалось, стали абсолютно безразличны все игры вокруг генерал-лейтенанта Большакова, великого специалиста по части ракетных двигателей. Все эти иранцы, гэбисты, спецслужбы... И мы поговорили откровенно, как мужчины... Нет, даже не как мужчины, а как отец и жених, как два человека, у которых нет на свете дороже существа, чем ты... В общем, он поверил, что я тебя найду и спасу. И я это сделал.

– Сашенька! Я... – Алина не находила слов от переполнявших ее чувств.

– И теперь я думаю... "Ты толко нэ абыжайся, но я тэбэ адын умный вэщ скажу!" – процитировал он фразу из любимого "Мимино". – Если он после всего этого не отдаст тебя за меня – я тебя сам в заложницы возьму. Пока не согласится.

– Согласится! Конечно, согласится! – она радостно захлопала в ладоши. – Мы с мамой его обязательно уломаем!

– Надеюсь.

– А я уверена!

– Алина, – он на секунду оторвался от дороги и взглянул на девушку, – ты знаешь... Я, по-моему, уже очень давно не говорил тебе этого...

– Что?

– Я тебя очень-очень люблю!

– Саша, и я тебя!

...Черная "Волга", отвоеванная у незадачливых "киллеров" из ФСБ, на огромной скорости неслась к Джанкою...