Текст книги "Блокпост-47д. КНИГА - I . «СЛУЖБА НАРЯДОВ»"

Автор книги: Андрей Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

ШЛАГ-БАУМ!

По причине большого объёма

эпиграф-анекдот вставлен в текст.

(Граница с Грузией. Джейрахское ущелье)

По оперативной необходимости половину личного состава сводного отряда на несколько недель перебросили в Джейрахское ущелье, понизу которого протекает бурная, кипящая ледяным холодом река Армхи. Ущелье вдавливается непосредственно в территорию Грузии. По этой причине на древнем грузинском шёлковом пути стоит современная пограничная застава. На всём протяжении старинной дороги стоят построенные древними грузинскими монахами сторожевые башни. Обычно у основания пять на пять метров, они достигают в высоту двадцати-двадцати пяти метров. С башен стражники в былые времена наблюдали за обстановкой вокруг и в случае появления врага – монголо-татар, любой тюркской породы – сообщали по цепочке монахам в храме.

Вездесущие милиционеры, полазив по горам и профессионально обследовав несколько таких строений, попутно задержав парочку «бородатых», пришли к выводу, что башни до сих пор вполне функциональны. И судя по следам от костров, продуктов обмена веществ, разбросанных повсюду одноразовых шприцев и, по виду, многоразовых презервативов приносят немалую пользу экстремистам. В некоторых из них были обнаружены навострённые растяжки, установленные неизвестно кем и против кого. Ну, да это только красивая присказка байки. Сама же военно-ментовская байка впереди.

В Джейрахской группировке все войсковые знают славяно-тюркскую породу милиционеров. Бывали здесь неоднократно. В любое подразделение, к беловоротничковым миномётчикам там, или к сытым альпинистам-разведчикам, как к себе домой заходили, без церемоний. Так же, без лишней напыженности, заходили к ментам и все армейцы. Вот только к засекреченным погранцам, как обычно, вход закрыт. Да и выход, собственно, тоже.

А "вызвали милицию", надо полагать, по той причине, что участились случаи мелких обстрелов. Поедет, к примеру, армейская водовозка на речку воды набрать, на обратном пути "мирное население" с гор обязательно её в нескольких местах продырявит. Или солдаты на шишиге по своим героическим делам куда отправятся, так неизбежно, самое малое, двигатель крупным калибром повредят.

Ещё в Таргиме майор Птицевский принимает решение провести в горах проверку паспортного режима. Но как это будет выглядеть на практике – никому непонятно. Несмотря на то, что богатый опыт по зачисткам уже имелся, вполне возможно, что по ошибке можно начать проверять и грузинские документы.

И вот подъезжает бэха, с намазанными по поверхности якутскими бойцами, к группировке. И тут сверху, со скалы, из соснового лесочка раздаётся крупнокалиберный «Пук-пук-пук!» По броне застучало «Тюк-тюк-тюк!» И сразу же со змеиным шипением мимо них пролетает НУРС, который разрывается на противоположном склоне.

Якудза ртутью стекли с машины и в доли секунды, вспомнив все пункты Закона о милиции, а заодно и всю таблицу умножения, укрываясь за бронёй транспорта, в пределах необходимой обороны, открывают мощный ответный огонь из гранатомётов, пулемётов и прокопчённых автоматов в сторону пука. Напуганные мазутные солдатики из БМП, под шумок, добавляют страстей из пушечки. Три сосенки в рощице на скале превращаются в труху.

Минуты через три-четыре все угомонились, начинают лихорадочно, трясущимися руками, доставать из разгрузок гранаты для подствольников и патроны россыпью с целью набить опустошённые магазины. Пушечка, видя, что никто не стреляет, тоже прекратила огонь. Наступила, как пишут в таких случаях военные романисты, тягучая звенящая тишина. Во всех ушах зазвенело на всё ущелье.

Наиболее опытные, низко пригибаясь, забились под большие камни, подальше от бэхи. Кто-то из бойцов крикнул:

– Эй! Козлы!

Горное эхо повторило:

– Злы… Злы… Злы-ы…!

На этом война в Джейрахе закончилась надолго. Вышел не театр военных действий ожидаемый всеми, а некая оперетка. "Мирное население" трансформировалось в совершенно мирное. По крайней мере, на время присутствия якутян, это уж точно.

Во время пребывания в Джейрахской войсковой группировке дети алаасов снова познали много нового и полезного. Упомянутый выше солдатик, за которого, как правило, двух небитых дают, именуемый в просторечии Ёбжик, вечно бдительно охранявший ящики с разнокалиберными миномётными снарядами, от нечего делать показал бойцам принцип работы осветительной восьмидесятидвухмиллиметровой мины, «мадонны», которая, лопаясь на большой высоте, висела на парашютике и долго горела, ярко освещая местность.

В результате мастер-класса Ёбжика, одна такая мина, белый парашютик которой в качестве носового платочка культурно использовал Герасимыч, долго полыхая, чуть не сожгла отрядную палатку. Причём, в этой мине есть пружинка, которая идеально подошла к авторучке Владика Богомольцева, где-то потерявшего эту самую, полезную, дэталь. Кроме того, есть на мадонне предохранительный колпачок, как раз под объём семидесяти пяти граммов любой жидкости. После использования мины по прямому назначению все солдаты, проявляя смекалку, использовали этот бокальчик также по прямому назначению. Но и это ещё не всё. Нижняя, хвостовая часть, идеально подходит под разлив шампанского. А в сборе обезоруженная мадонна представляет собой сервизный контейнер для хранения бокальчиков на семь персон.

Командиры, борясь с негативным воздействием зелёного змия на неокрепшие юные организмы, заставили ратников похоронить на трёхметровой глубине огромное количество этой посуды. Тем не менее, коварная тара в великих численностях, независимо от желаний командиров, всё-таки в природе появлялась.

Командиры тоже не лыком шиты, изощрились и на этот раз. Заставили снять с водовозки водяной насос и штрафники стали заполнять на речке двухтонную цистерну, нет, не колпачками – простыми вёдрами. Всё-таки, несмотря на бардак в войсках, что-то человечное и доброе в командирах сохранилось.

По истечении недели после описанных событий, всё офицерство захлопотало и засуетилось по поводу предстоящего дня рождения любимого командира группировки.

В нескольких километрах от Джейраха, ближе к Осетинской границе, находится посёлок Чми. По данным войсковой разведки там продаются вполне приличные напитки Владикавказского розлива. Решено было купить два ящика хорошей водки.

Предварительно обстреляв из миномётов и саушек ближние, а заодно и дальние горы, с важной и ответственной миссией снаряжается шишига, как обычно с неисправными тормозами, пулевыми отверстиями в корпусе и разлохмаченным тентом. Комплектуется команда, состоящая из десяти разведчиков-костоломов, молодого лейтенантика и, на всякий случай, двух надёжных милиционеров – неиссякаемый генератор чужих проблем Серёжа Васюков и уже семь лет не пьющий Владик Богомольцев.

Высокогорная дорога опасна крутыми склонами и подъёмами. Машина едет на пониженной. Лейтенантик с водителем в кабине потеют, остальные в кузове замерзают. Серёжа, по курсу движения, смахивая сосульки соплей, постреливает из винтовки по подозрительным предметам.

Разведчики – люди, привычные к таким делам, на огромных подъёмах, пока машина еле ползёт, выпрыгивают из кузова и держась за борта, делают вид что бегут. Таким образом неплохо согреваясь. На спусках же, когда шишига начинает набирать скорость, они запрыгивают обратно.

Чтобы побыстрее и легче взять очередную высоту, транспорту на спуске нужно хорошо разогнаться. По этой причине водитель тормозами никогда не пользуется. Да они, собственно, и отсутствуют.

Но вот впереди, в ложбине между спуском и подъёмом, замаячил пограничный шлагбаум с солдатами в огромных ушастых касках. Водитель, высунувшись в окно, кричит:

– Подымай! Итить твою ити! Тормозов нету! – При этом энергично машет левой рукой. Лейтенантик помогает правой.

Солдаты-погранцы решительно отказываются понимать родной русский язык и молча, но твёрдо продолжают стоять на рубежах Отечества. Их сержантик плакатно изображает позу "стоять!" Всё же, наблюдая, как огромная армейская машина категорически не желает останавливаться, начинают суетиться, то бестолково подбегают к механизму, то, подлые, стращают автоматами, один даже ухватился за конец специального ежа. В итоге шлагбаум разлетается на мелкие цветные щепки. Боевой ГАЗ-66 с рычанием израненного зверя, берёт очередную высоту. Пограничники, вслед, вслух и громко начинают вспоминать родную речь. Эхо разносит по ущелью:

– Злы… злы… злы!..

Разведчики невозмутимо выскакивают из машины и начинают согреваться.

Владик, от пронизывающего холода уже не имеющий моченьки править свой большой нож, берёт пример с гвардейских пластунов и тоже бежит. Серёжа в кузове, проявляя незаурядные силу воли и характер, терпеливо заканчивает свою фляжку. К слову сказать, после этого случая, по причине указанной ниже, никто больше не видел, чтобы Влад когда-нибудь точил свой резак.

В тесном поселковом магазинчике, куда добрались за три часа, вся братва девять минут отогревается. Закинули два ящика в кузов и с матами попи… поехали обратно.

Минут через двадцать Серёжа, элегантно, кончиками пальцев, оттопырив мизинец и попыхивая сигареточкой, достаёт из ящика красивый цветастый флакон и демонстративно начинает продувать минный защитный колпачок. Солдаты без суеты вскрывают сухпайки и тут же, как по команде, начинается коллективная продувка металлической тары.

Чуть больше полутора бутылок ушло за первый заход для сугрева, каждому вышло по бокальчику. На подъёме бежит за машиной только упрямый Владик.

После ещё одной дозы «полторы», солдаты, сочувственно глядя на Владика, вспоминают древний анекдот про ментов с одной извилиной. Серёжа, с серьёзной миной разливая третью «полторы», закусывая бутербродом со свинским паштетом, то есть с палец толщиной, вспоминает ответный, про военных. Рассказанный в своё время бывшим армейским офицером майором Вихрем:

– Ну, дык вот. Напились как-то военный с милиционэром. Ну, прям, до не могу. Утром у мента, ну, у того, который с одной извилиной, башка раскалывается, болит, изнутра мутит. Ну, да вам этого не понять. А военному – хоть бы хны! Румяненький, такой, бодренький! Зарядочку, там, подъём переворотом, солнышко на турничке крутит. Ну, мент военного и спрашивает, мол, как так, у тебя что, башка не болит что ли? А тот стучит себя по лбу – а чему там болеть то? Там же кость!

Владик бегать устал. Запрыгивает в кузов, садится на сидушку, молча забирает у Серёженьки бокал и незабытым, точным движением руки, начинает скатываться в пучину алкоголизма.

Впереди, внизу, опять замаячил шлагбаум. Да когда ж они успели его заменить то, изверги? Теперь-то из-за них уже точно зиндан грозит! Уже вся потеплевшая и розовощёкая команда, высунувшись в разорванный тент, на полном серьёзе беспокойно вопит, перекрывая рёв двигателя:

– Подымай! Шлагбаум подымай! Мать твою ити! Тормозов нету!

На кордоне погранцы дружно изобразили картину Репина "Не ждали"! Солдатики не знают что делать – разматывать ежа, стрелять или все же поднять шлагбаум. В итоге, вся стража Родины разбегается в стороны, одновременно с треском разлетающегося государственного инвентаря. Ущелье, уже вполне привычно, на чисто русском, кричит:

– Ма-ать!.. Злы… злы… злы-ы!!!…Тво-ою-у!!!

В отрядной палатке гость – солдатик-земляк, не то из Ленска, не то из Мирного. По имени Афоня. Бойцы заботливо окормляют земляка, чем Бог послал, и духовной пищей. Вместе сетуют на суровую армейскую жисть, великодушно дают дельные советы. Афоня, в знак своей симпатии и благодарности, довольно ловко помогает растапливать печку сырыми дровишками.

Неожиданно в палатку вваливается агрегат в виде костолома-разведчика, на широких плечах которого покоится бездыханное, долговязое тело Владика Богомольцева с неприсущим для него цветом лица. Гвардеец баском спрашивает:

– Здоров, мужуки! Чё? Куда ложить то?

Рядом вырисовывается бодренький Серёжа Васюков и хлопотливо так, тенорочком:

– Вот сюда! Вот сюда, миленький!

В брезентовой палатке возникла классическая «ревизорская» немая сцена. К печному дымку примешался запах трагедии. У Герасимыча глаза повылезали из-под каски, как у того рака, который увидел, как кит прижал камбалу:

– Да вы чё? Опупели? – Одевая бушлат и хватая автомат, – Его же в санбат срочно!

Серьёзный Владик, свесив руки до земли, уже лежит на оружейных ящиках и, блеснув голубизной левого глаза, произносит мудрёную фразу на древней латыни:

– Дасёныр-ма-альна-ымжыке!

Серёжа, демонстрируя, что тоже не лаптем щи хлебает, решает блеснуть глубокими познаниями и скороговорочкой переводит:

– Да всё нормально, мужуки! – И разведчику, – Благодарствую, Ромуальдик! Экстраординарно помог! Ступай милок, ступай уже, голубчик.

Ромуальд, со словами:

– Честь имею, господа! – Щёлкает шпорами (для непонятливых – обувные альпинисткие зубья) и чинно удаляется в зиндан.

Правда это, или нет, но трудный ребёнок Серёжа сообщил, что довезли всего-навсего две красивые, дорогие бутылки.

Разведчики некоторое время выходили из зиндана, чтобы только отдышаться, пока везут воду на водовозке. Лейтенантик стал горько скорбеть по поводу задержки с очередным званием. С пронырливых ментов, вся эта эпопея, стекла, как с гуся вода.

Земляк, солдат по имени Афоня, по слухам, через полгода пропал в тех краях без вести.

Служебная информация:

МВД РОССИИ

МО МВД РФ в РД

«27» января _____ г. г. Хасавюрт

БОЕВОЙ ЛИСТОК N5

«Служа Отчизне, служу народу!»

С наступлением зимних холодов остатки бандформирований пытаются проникнуть в сопредельные с Чеченской Республики районы. Особо опасными, оказались не только районы административной границы Республики Дагестан, но и Республики Ингушетия и государственной границы Российской Федерации с Грузией. На участке стыка административных границ Ингушетии с Чечнёй и государственной границы с Грузией, вблизи н.п. Торгим, по сведениям армейской разведки, организованы горные переходы боевиков, по которым они мелкими группами проникают, как на территорию Республика Ингушетия, так и на территорию Грузии для пополнения запасов пищи, вооружения и боеприпасов, лечения раненых. В соответствии с приказом ГУ ВОГО и П СОМ МВД Республики Саха (Якутия) был направлен в н.п. Торгим Республики Ингушетия, для проведения оперативно-поисковых мероприятий в составе оперативной группировки «Торгим».

Личному составу отряда пришлось адаптироваться к суровым условиям проживания в горной местности. Первая трудность это передвижение по заснеженным горным тропам в полном снаряжении, пригодилась домашняя подготовка в Якутии. Более тысячи километров, в общем, пройдено бойцами СОМ по горным тропам и лесам.

Вторая трудность оказалась вполне прозаическая, поиски дров для отопления палаток. Нередко, на краю пропасти, приходилось доставать дрова и хворост. Однако, основные трудности – это поиск и обезвреживание боевиков и их место нахождений. Сутками сотрудники СОМ находились в секретах и дозорах. Организовывались зачистки местности. В результате проводимых совместно с военными мероприятий найдено большое количество лежанок снайперов, задержано три активных члена бандформирований.

Сотрудники СОМ МВД Республики Саха (Якутия) с честью выполнили поставленные перед ними Командованием ОП «Торгим» задачи. Главное, что отряд прибыл без потерь, в полном составе и готовым к выполнению новых задач в Республике Дагестан. Пожелаем ребятам новых успехов в служебно-боевой деятельности в оставшийся срок командировки.

Группа по работе с кадрами

и воспитательной работы

МО МВД России в ЧР.

КАВКАЗСКИЙ ТОСТ

Анекдоты рождаются в народе самой жизнью.

(Всем известная мысль).

(Северная Осетия)

Прошли годы.

Герасимыч с дружками собрался на осеннюю охоту. Собрал ружьё, набил патронташ, приготовил разный, необходимый серьёзному промысловику, бутор. Даже папаху прихватил.

Стоит у окошка, ждёт машину с друзьями, покуривает. От нечего делать помойку на болоте во дворе разглядывает:

– Да-а, погорячились эти с названием-то… как их?… «Комфорт» что-ли?

– Папаху напялил, думает красавчик. – Пытается сострить супруга Пелагея Трофимовна, звеня на кухне посудой. – Птичку хоть какуюнить привези, охотничек. Ты ещё каску не забудь.

– Да, кстати, не забыть бы… – Рассеяно бормочет Герасимыч, стряхивая пепел.

Трофимовна, почуяв неладное, мгновенно посерьёзнела:

– Чего не забыть-то?

– Каску.

– Куд… куд… куда-а?

– В Осетию.

– Когда-а?

– Дней через пять.

– Да ты что это… совсем что-ли?.. – Запричитала-закудахтала, – А как мы то, с этой… как её?..

– С «Комфортом»…

– С проблемой, идиёт…

Сводный отряд базировался в одной из крупных гостиниц во Владикавказе. Время пришло более-менее спокойное. Крупномасштабных боевых действий не происходило, но отель был превращён в крепость. На шикарном столе вестибюле стоял пулемёт, ствол которого был направлен на входную дверь.

Шла какая-то непонятная партизанская война. Якутский ОМОН изредка воюет рядом, в Моздоке, с сепаратистами, которых стараются шлёпнуть на месте. В Ингушетии, в Назрани, бандиты тоже каждый день отстреливают по два-три силовика. Судя по ориентировкам, отстрел производится из автомобилей разных пород, но почему-то именно серебристого цвета, коих по Северному Кавказу – пруд пруди. Иногда боевики открыто и нагло обстреливают блокпосты, находящиеся по периметру Владикавказа.

СОМ сменил калмыков, которые месяц назад при обстреле служебного автобуса потеряли одного бойца и двое были ранены. В зоне осетино-ингушского конфликта – пять смешанных блокпостов, находящихся ближе к границе с Ингушетией. Три поста – якуты с осетинами, на одном – осетины с якутами и ингушами и в одном поселке, разделенном речкой на две, осетинскую и ингушскую, части, на ингушской половине – якутяне с ингушами.

Что характерно, весёлые и симпатичные христиане-осетины очень любили побаловаться водочкой и любимое выражение для связки слов у них было – "Да я твою маму…"!

А вот ингуши, как и осетины – все ветераны боевых действий, в отличие от своих высокогорных Джейрахских собратьев совершенно не пили, не выражались, регулярно посещали мечеть, стоящую прямо за постом и в определенные часы совершали намаз. За исключением одного их тридцатилетнего соплеменника по имени Эльгам. Кстати, в переводе это имя означает – молитва.

Эльгам прожил некоторую часть своей жизни в Тюмени, считал себя закоренелым сибиряком и чуть ли не земляком якутам. В Тюмени он окончательно и испортился, общаясь с тамошним народом. И совершенно свободно, без акцента, владел, во всех тонкостях, к великому стыду своих земляков, «великим» русским.

Штаб мобильного отряда находился чуть ли не через дорогу от гостиницы. Начальство проживало в гостинице. Так что, дисциплина в отрядах, проживающих на ПВД, поддерживалась на необычайно высоком уровне. Тем не менее, все любители выпивать все-таки умудрялись, как говорится, в той или иной обстановке втихушку «усугубить».

Как-то, на въезде во Владикавказ сработала мина, оставленная неизвестным в пакете в междугородном микроавтобусе, прибывшем из Кабардино-Балкарии. Трагически погибли все находившиеся там десять человек.

Об этом узнали, во-первых, из новостей по телевидению и, во-вторых, на утреннем разводе. И на разводе же начальники, со словами: "Где твой жетон, негодяй?" – выцепили из строя нерюнгринского бойца Пашу Котельникова, разоружили и отправили под конвоем в неизвестном направлении.

Целые сутки на блокпостах выдвигались различные предположения и версии о связи Паши с экстремистами. Но все бойцы были крайне удивлены, когда на следующее утро, прибыв на ПВД, обнаружили Пашу с совершенно здоровым цветом лица, но с грустными глазами, пребывающим в наряде по столовой.

Из первых уст выясняется, как это ни прискорбно, циничная правда жизни.

Службу в отряде тащили через сутки. На следующий день, если были силы, а у молодых бойцов силы были всегда, можно было до ужина, переодевшись в гражданскую одежду, сходить в столицу Северной Осетии для культурного времяпрепровождения.

Паша – парень видный, бывший армейский офицер, с месяц назад знакомится с весьма красивой кабардиночкой из Прохладного. Заговаривая зубы, он оказывается с ней в одной из многочисленных саун, где, часто провозглашая тост: "Ну, за любовь!", – неоднократно окунается с ней в пучину страсти.

Уже поздний вечер. Время поджимает. Паша щелкает каблуками, грациозно расшаркивается, галантно целует ручку и щёчку, обменивается с любимой номерами сотовых телефонов. Делая изящные реверансы, растворяется в недрах столицы, второпях забывая свой офицерский жетон.

Кавказская пленница любви с первого взгляда жетон обнаруживает, навешивает на свою лебединую шейку и отправляется вечерним автобусом домой в Прохладный.

Через какое-то время, повинуясь зову любви и Пашиному звонку, с пакетиком лично приготовленных кабардинских пирогов, красавица выезжает на автобусе во Владик. Автобус взрывают. Она трагически гибнет.

Дальнейшие события развиваются стремительно. На месте подрыва прибывшие группы ФСБ, ГРУ и МВД из всех трупов не могут идентифицировать только личность этой молодой девушки. Она ехала без документов, но с офицерским жетоном на шее. Все три серьёзных ведомства, отрабатывая версию связи террористов с "оборотнями в погонах", посылают, каждый по своей линии, по цепочке Владикавказ-Москва-Якутск-Владикавказ запросы по поводу идентификации жетона. Заодно проверяют содержимое сотового телефона. Буквально через полчаса черные стрелки следствия сходятся над Пашиной светлой головой. Через полтора часа Паша, убитый горем, но с чистой совестью, заступает в наряд по кухне. При этом командир отряда, отличный парень и прекрасный оперативник "мистер Икс" от начальства в штабе получает массивным оргвыводом по голове. В результате чего Паша приобретает статус вечного повара.

Впоследствии выяснилось, что за две остановки до Владика из автобуса сошёл неприметный гражданин, который и оставил в салоне под задним сиденьем взрывное устройство в пакете.

С этого момента на каждом построении, у всех отрядов на ПВД командиры проверяли жетоны. А руководство мобильника каждый день смаковало Пашино имя всуе и на все лады. Это происходило до тех пор, пока не наступало время смаковать имена других залетчиков.

К счастью для Паши, через некоторое время у местного штабного водителя-осетина неизвестные средь бела дня спёрли из УАЗика, стоявшего при входе в гостиницу, табельный пистолет. Началось служебное расследование и соответственно смакование на разводах заковыристого местного имени. Автоматически якутский отряд попадает в разряд положительных.

Северный Кавказ претерпел много горя и бедствий. Проживают впритык друг к другу великое множество разных народностей. Бывает, на противоположных склонах одной скалы живут кланы, разговаривающие на совершенно разных языках. Основные вероисповедания Ислам и Христианство. С древнейших времён люди научились жить в мире и согласии. Но, как часто бывает в перенаселённой коммунальной квартире, если начался скандал, корень склоки уже никто и не помнит. Но бурление страстей продолжается годами. Именно это и приходит на ум в описании нижеследующего.

Как ни странно в отношении «усугубить» потомки древних скифов, аланы-осетины, оказались куда бесшабашнее якутян. Но в «стельку» – такого не было.

Заступив на службу, они первым делом опохмелялись. Опохмелившись, продолжали что-то праздновать. Как это обычно происходило:

– Ну, что Руха, скажи что-нибудь!

– А, давайте выпьем!

– Вай! Маладэц, Руслан! Хорощё сказал! – И закусывая физонагом, кстати, приготовленным якутянами, – Я твою маму!.. – Все выпивают.

Начинается промывание косточек «отрицательным» калмыкам, которых сменили «положительные» якуты. Вот калмыки – такие-сякие, во всех тонкостях перечисляются их недостатки и прочая, и прочая. И вообще – "Я его маму видал"!

– Ну, что Руха, скажи что-нибудь, как ты умеешь!

– А, давайте выпьем!

– Вай, маладэц! Вот это по нащему! Тваю маму! – Выпивают-закусывают. Если отсутствует Эльгам, начинается промывание косточек ингушскому народу. Вот они такие-сякие, ваххабиты, негодяи-сволочи. Да вы посмотрите только на этого Эльгама, я его маму…! И снова прочая и прочая. В присутствии пьющего с ними Эльгама, ингушский народ тактично не упоминается. А берется к растерзанию, например, «неправильный» народ Южной Осетии. Вот они такие-сякие, не умеют даже разговаривать-то по человечески, слова коверкают, вот мы, сэвэрные, говорим на правильном асэтынском. И опять прочая, и прочая. Сам Эльгам, в отсутствие осетин, обычно поминает во всех плоскостях нехорошими словами братский чеченский народ и этих самых осетин, чьих мам, в свою очередь, он… Но с которыми он впрочем, не отказывался выпивать.

– Ну. Что, Руслан, я твою маму!.. Скажи тост!

Но Руслану приспичило в туалет. Уходит. Разговоры, какое то время по инерции продолжаются. Смакуются на предмет охаивания чеченцы.

Кто-то вспоминает, что пора бы и выпить. Но без тоста как-то неприлично:

– Эй! Арслан! Я твою маму!.. Скажи что-нибудь!

Арслан! встает, откашливается. Торжественно и не спеша, с кавказским достоинством, поднимает эмалированный нуазан:

– В этот прекрасный и радостный день, когда вся природа, окружающая нас, буквально поёт. Когда наши сердца преисполнены радостью жизни, – театрально поднимает руку, – наши достижения и национальные потери, историческая претензия нации, подлежащая реализации, мировоззрение, ориентирующее на достойное и мирное существование среди других народов и на выживание в мире, обильном потрясениями, – всё это, спрессованное в…

– Э, Арслан! Погоди, да? Я твою маму!.. Руха уже идёт.

Арслан обиженно поджимает губы, садится и по инерции всё равно продолжает бормотать что-то про обычаи:

– Ирон агъдауттаэ кокомаэ аразт сты адаэмы зэрдатаэм…

В случае залёта при проверках из мобильника, гордых аланов заменяли. Но они вроде бы особо и не переживали. Вот ингуши за свой пост держались крепко. В Назрани каждый день кого-нибудь из силовиков отстреливают. Никакого желания у ингушских милиционеров служить в родной столице нет. Уж лучше находиться в осетинском поселке на половине ингушских беженцев. Порядок якутянами вроде бы поддерживается. Все более-менее спокойно.

Как-то вечером Герасимыч, пытаясь направить Эльгама на путь истинный, откашлявшись и взяв правильную тональность проповедника, втолковывает:

– Ну, дык вот. Мирадж или аль-исра-ва-ль-мирадж (арабск.) это чудесное путешествие Мухаммеда в Иерусалим и его вознесение на небеса. Согласно преданию, когда Мухаммед спал однажды около Каабы, к нему явился Джабраил. – С мечети донеслось протяжное "У-а-алла-а-ах Уаккибар!" – Совершенно правильно… Эльгам, не спи! Вот, к примеру, взять наших, якутских…

Но тут к ингушскому блоку подъезжает на «жюльке» отдыхавший после смены и проживающий в этом же поселке серьезный взрослый милиционер Муса:

– Герасимыч, там, на речке, у осетин, твои пьяные валяются. Поселковые уже к оружию присматриваются. Если хочешь – привезу. Но я один не поеду, давай своего одного.

Геркон отдает одного бойца. Привозят двоих нерюнгринцев – плотненького, некогда контуженного в Грозном Коленьку «Борисыча» и молоденького Серёженьку. Оба – никакие. Автоматы, пистолеты на месте. Их заволокли, приставили к стенке. Шатаются от сквозняка. Это они так на патруль по поселку ходили, ну, и обессилели. Сереженька в этих местах проходил срочную службу, все ходы-выходы знает. Пытается объяснить ситуацию:

– Герасимыч… Ик… Ты это… Ик… мы культурно, на природе… Ик… С тостами…

Геркон молча шлепает Сереженьку в челюсть. Сереженька, как мокрая тряпка, шмякается об стенку: "Ик!" – и сладко засыпает. Растёт наверное.

Гаврила поворачивается к Борисычу:

– Ну, а ты чевой товой-то?

– А я то че-чевой? Я ниче-чевой! Я т-т-товой-то. – Сокрушённо машет рукой и мирно отправляется спать на кроваточку, – Ч-чевой-то т– тихо тут у вас.

Через некоторое время понадобилась рация, которую носили в патруль. Рации нигде нет. Возникает нехорошее чувство. Если пьянку скрыть от руководства можно, то утерю радиостанции, – никак. Соответственно, и попойка вылезет, а это ЧП. Бойцы звонят Мусе:

– Муса, посмотри, пожалуйста, там, в машине рации нет?

– Нет! Если хочешь, съезжу на речку, посмотрю. – И опять повторяет, – Но я один на осетинскую сторону не поеду, давай одного.

Слава Богу, рация на речке нашлась.

В общем, потрепали нервы Гавриле хорошо, качественно. Надо бы и ответить тем же. Ставит Герасимыч будильник на своем сотовом, на полдевятого утра. Вытаскивает у Сереженьки из разгрузки черный пистолет и прячет его.

Где-то после семи, просыпаются Сереженька с Борисычем, ну прям, как огурчики. По традиции готовят завтрак. Все: "Ля-ля-тополя", – будто ничего и не случилось. Позавтракали. Все лоснятся. Ждут смену. У Герасимыча громко звонит будильник, вытаскивает, выключает, подносит к уху:

– У аппарата. Да… Здравствуйте… Не по… Ствол? – театрально хлопает, как бы непроизвольно, себя по бедру, по кобуре, будто проверяет наличие оружия, поворачивается к бойцам, – Никто пистолет не терял? Сейчас, подождите. – Возникает суета, беготня, проверка оружия, хлопанье по кобурам и по разгрузкам. У Серёженьки, у которого цвет на лице, после смены всех цветов радуги, останавливается на бледно-белом, отвисает челюсть:

– У меня нету!

Герасимыч, уничтожающе глядя на Сереженьку, говорит в трубку:

– Номер, какой? – И уже окончательно высверлив взглядом между глаз Сереженьки большую дырку, повторяет "ответ", – БЦ, один, два, три, четыре? – Серёжа крупно вибрирует: "Ыгы… Ыгы…".

Некоторое время Гаврила, якобы, внимательно что-то слушает. Затем:

– Скока? – Поворачивается к сотрудникам, – У кого есть три тыщи? – Весь интернационал отрицательно мотает головами. – Ладно, у меня есть… Хорошо… За мечетью… Ыгы… Понял, не дурак… Угу… Один… Ыгы… Белая жулька… Всё, иду.

Когда всё утряслось, Серёженька несколько успокоился. Но вопросы то волнуют. Вопросы волнуют всех. И ингушей тоже. Как так, да почему, да откуда номер сотика кто-то из левых знает?

А байка то у пожилого, убогого, немощного и обрюзгшего Герасимыча уже наготове:

– Ну, дык, есть у меня во Владике осетиночка, Жанночка зовут. Врать не стану, лет ей за тридцать. Месяца полтора с ней носки шерстяные вяжем. – Молодёжь восхищённо поцокала языками, – А у неё брат, Бесланом звать. Один раз я его у неё видел. Здесь он живёт, на осетинской стороне. Мент он. В ПОМе вроде как, дежурный. Ну, естественно, кто другой был бы, ствол не отдал бы. А тут я от вас беды, понимаешь, терплю. Беслан звонит Жанночке, ещё раз убеждается, что Гаврильчик, как вы знаете, мужик золотой, стоящий и всё такое прочее. И он, как добрый христианин, рискуя своей жизнью, пробирается к мечети. Вот, собственно и всё, господа. Ну, а ты, Серёженька, застенчивый ты мой…