Текст книги "Балканская республика (СИ)"
Автор книги: Андрей Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Неформал поднялся, без спешки водрузил на плечо рюкзак-торбу, застегнул косуху. Ему больше не было дела ни до кого в вагоне. И лишь когда двери захлопнулись, а неказистая фигура еврея скрылась в ночи, Юсуфу стало чуть-чуть получше.
Глава 2
Ави смотрел вслед поезду, с грохотом уносящемуся прочь. Свет его окон отдалился, и на перроне осталась почти сплошная темнота – из всех фонарей горело лишь два или три. Это не помпезные станции в центре Црвениграда, похожие на дворцы… Те-то не хуже московских, насколько Ави мог судить по фотографиям.
Он думал о случившемся. Привычный конфликт разума с совестью.
Ави понимал, что мог вмешаться. Он легко разобрался бы с теми муслимами. Ну ладно, пускай не «легко» – попозже пришлось бы хреново, но в итоге всё равно накатывало. Так что разницы нет. Сердце неистово билось, грудь наполнил жар. Юноша знал, что это ненадолго – скоро его бросит в холодный пот. Силы выходили из-под контроля, когда он злился.
А в вагоне он злился. Из-за того, что увидел, но ещё больше – сам на себя.
Ави нащупал кнопку плеера, прокручивавшего любимый mp3-диск: голос Джима Моррисона сменился риффом Джимми Пейджа. А в голове тем временем крутились воображаемые картины всего, что не было сделано.
Однако если скверная жизнь чему-то и научила Ави за неполных девятнадцать лет, то лишь двум вещами: не вмешивайся и не высовывайся.
– Это не твоё дело. Забей. Успокойся. Ох, бля…
Он вспоминал парочку из вагона и надеялся, что ощутит какое-то сочувствие. Но нет. Чем та дура отличается от Златы, холодной бессовестной суки с факультета? Для неё Ави сделал многое, а чего получил в ответ? Юноша не рассчитывал, конечно, что Злата переспит с ним из благодарности – хотя и мечтал об этом, чего греха таить. Ещё как мечтал…
Но чёрт возьми – могла хоть сделать вид, будто ей не всё равно! Наверное, Ави прочитал бы настоящие мысли девушки, однако это уже что-то. Немного тепла, он на большее не претендовал, но…
…но Злата предпочла упорхнуть с таким же мудаком, какого трое муслимов раскатывали по полу. Все участники этой жестокой сцены для Ави мало чем различались. И то говно, и это говно.
Юноша вспомнил выкрашенные блевотно-жёлтым стены учреждения, которое покинул год назад. Ненавистное место, где было так много людей – однако ни один никогда ничем не помог. Никто никому ничего не должен. Да будет так.
Это говорил разум, но совесть слабо сопротивлялась. Родиться с совестью – такой себе дар. Ещё сомнительнее, чем силы.
– Ох…
Ави прислонился к стене. Жар спал, и теперь ощущалось: футболка промокла насквозь, её хоть выжимай. Становилось холодно, охренительно холодно – на дворе ноябрь, причём неожиданно суровый. А холод всегда вызывал одни и те же воспоминания из детства. Воспоминания, которые тоже тянули за собой злобу и обиду, заставляя Ави терять контроль и в очередной раз мучительно за это расплачиваться. Горная дорога, зимний ветер, две разбитые машины. Смерть.
Череп будто наполнился расплавленным свинцом: голова одновременно потяжелела и страшно заболела. Колени дрогнул, Ави чудом не упал. Фонарь рядом моргнул, засветил на миг сильнее прежнего, а потом лампочка звонко взорвалась.
Обычно было проще. Обычно Ави более-менее себя сдерживал. Но не сейчас, не сегодня.
Его всё бесило – и только что случившееся, и прочие события дня, и недавние обиды, и боль из прошлого. Из-за злости кругом начинало твориться то, что Ави так не любил показывать: от греха подальше, ни к чему хорошему слава героев фантастики не приведёт. Это снова раздражало, как и мерзкие ощущения неотвратимой «обратки». А злость, в свою очередь… Проклятый замкнутый круг.
Выход из него был, разумеется.
Как раз ради этого «выхода» Ави и попёрся в такую даль на ночь глядя. Он видел тёмные силуэты многоэтажек за деревьями: там жил нужный человек, давний знакомый. У него всегда всё есть.
Достаточно дунуть травки, и злость исчезнет. Боль, жар, судороги – тоже. Всё дерьмо уйдёт. Но тогда начнётся другая дичь.
Если к плюсам и минусам сил Ави привык с детства, то творившееся в последнее время пугало непонятностью. Не имелось даже идей, что происходит, когда мозг Ави наконец расслабляется. Несколько лет назад приходили совсем неясные видения: обрывки, словно двадцать пятый кадр в кино… в университете стало куда страшнее.
Но прямо сейчас никакие глюки и прорехи в ткани реальности Ави не могли напугать. Ему стало слишком плохо. Наверное, так себя ощущают наркоманы-опиатщики во время ломки? Хотя состояние юноши от ломки мало чем отличалось. И давно пора было признаться себе в одном…
– Да, я наркоман. А что делать?..
Наркотики делали жизнь немного лучше, хоть для здоровья это вовсе не полезно. Ави даже подумывал, что пора пойти дальше травы и рецептурных седативных средств. Но пока не решался.
Еле-еле, ползком по стеночке, Ави добрался до скамейки. Да, нужно сесть… Сегодня случилось столько дерьма, что силы просто не могли не разгуляться. А чем больше их сдерживаешь – тем мощнее «прорыв» потом. И тем поганее в итоге.
Ави нащупал в кармане косухи обёрнутую фольгой таблетку. Не хотелось принимать сейчас, но он не был уверен, что иначе доберётся до проклятых многоэтажек, чёрными тенями нависающих над лесопарком. В таком состоянии Ави и вовсе мог дел натворить ненароком… Прецеденты были.
– Бля… выбора нет. Надо.
Во горле ужасно пересохло: проглотить таблетку оказалось непросто. Она кое-как скользнула по пищеводу, но казалось, будто намертво застряла. Неприятно, хотя ерунда по сравнению с тем, как Ави колотило и как разболелись разом все суставы. Он полулежал на скамейке, глядя в холодное осеннее небо, и тяжело дышал. Ничего-ничего, всё не так страшно. Нужно успокоиться. Немного успокоиться…
Поезда выныривали из мрака, останавливались напротив Ави и уезжали в ночь, однако на перрон никто не выходил. Да и вряд ли валявшийся на скамейке нефор, похожий на передознувшегося, мог вызвать у случайного прохожего интерес. Никто бы не побеспокоился: что это с ним, нужна ли помощь... Окраины Црвениграда полны наркоманов. Ничего необычного.
Интересно: как скоро хватятся в университете, если Ави сдохнет на пустой полутёмной станции в бедном районе? Или наконец наберётся духу шагнуть с перрона перед поездом? По-прежнему манящая, хотя и пугающая идея…
Очередной порыв суицидальных мыслей прошёл, как только полегчало. Голова пришла в норму, мысли упорядочились, а вслед за этим отступили мучительные физические ощущения. Ави даже мог сказать, что ему стало хорошо.
Но тут неожиданно прервалась мелодия, звучавшая в наушниках. Посредине малоизвестной песни Led Zeppelin прозвучали первые аккорды совсем другой композиции – Ави сразу её узнал.
«If you don't hear me, how can I tell you? If you don't listen, why should I speak?»
Это была песня The Who, и играли определённо они же – но пела женщина. Ави нажал на кнопку stop – никакого эффекта. Нажал ещё раз, и ещё, однако песня продолжалась.
«If you're indifferent, how can I reach you?»
Он судорожно, толком не слушавшимися пальцами откинул крышку плеера и вытащил диск. Это, конечно, совсем не помешало музыке литься из наушников в голову.
«Just 'cos you're angry don't assume you're weak !»
Певица прочти проглотила последнее «'re», чтобы попасть в размер – ведь текст песни немного менялся. У неё был красивый низкий голос, но Ави не мог этим насладиться. Только не в ситуации, когда опять начинается чертовщина.
Может быть, он сходит с ума?
«Who will walk through the blood-red door?»
– Какая ещё дверь, мать твою… – простонал Ави, наконец догадавшись избавиться от наушников.
Он швырнул плеер прочь, но по-прежнему слышал музыку из темноты.
«Who will walk through the blood-red door? WHO WILL WALK THROUGH THE BLOOD-RED DOOR?»
И теперь юноша действительно видел красную дверь: она вела в техническое помещение или что-то вроде того. Точно такая же есть на каждой станции метро. Просто сейчас дверь нечему было освещать – Ави сам ненароком разбил фонарь, но… свет всё-таки откуда-то взялся. Красная дверь ярко выделялась в полумраке, словно под прожектором. Красивый, сочный оттенок красного.
Песня прекратилась. Из тьмы послышался другой звук: каблуки, стучащие по бетонному перрону. Цок, цок, цок. Размеренная женская походка – но Ави понимал, что никакой женщины там быть сейчас не должно.
Возможно, стоило поговорить с ней. Но вместо этого Ави усилием воли рассеял наваждение – иногда это удавалось сделать. Затем быстро отыскал под урной плеер и поковылял прочь.
***
Малик ввалился в комнату под номером 237 – с давно свойственной ему решимостью.
Примерно так же он, уроженец крохотного мусульманского городка на самой границе с Турцией, подал документы в лучший университет Балканской Республики. Так же легко собрал пожитки и уехал в манящий, будоражащий воображение Црвениград, даже не оглядываясь. Так же уверенно отказался от любезного предложения брата, давно обосновавшегося в столице. Нет, Малик будет жить в общежитии! Он сделает всё сам.
До сих пор-то получалось отлично.
Малик уже успел понять: таких, как он, в Балканском национальном университете очень мало. Во всех смыслах «таких».
– Привет! Меня зовут Малик! Я твой новый сосед! А ты мой первый, выходит… Я сам вот только поступил! Я из… а, ты это место не знаешь, наверное. В общем, из-под Кирчали. Это в Булгарии. Далеко, да! На юге. Ну, ты знаешь. Я…
Малик мог тараторить ещё долго, но понял, что патлатый парень за рабочим столом не обращает на него внимания. Юноша счёл это намёком на недостаточную учтивость.
– Ой, извини, что я болтаю, ну да я вообще много болтаю, да! В общем, меня зовут Малик. А как тебя?
Темноволосый парнишка обернулся. Малик сразу понял, что это тоже не сербихрват: типичный еврей. Сочетание самой стереотипной семитской внешности с рокерскими шмотками показалось забавным.
– Можем и не знакомиться. Всё равно ты скоро свалишь.
– Почему это?
Рокер вздохнул и отложил книгу.
– Ты же нищий мусульманин из деревни. Чудом поступивший… думаешь, тебе могли предложить что-то кроме худшей комнаты? Никто со мной жить не хочет. Валят, как только получается.
Малик на мгновение опешил, задумавшись о принципах распределения комнат в кампусе, но тут же отбросил эти невесёлые размышления. Он никогда не акцентировался на плохом.
– Ты слишком негативный! Не надо так. Не важно. Забей. Как тебя зовут-то, ну?
– Ави.
– Славно! Будем знакомы! Так, а место моё где? А, ну это явно твоя кровать… значит, я тут!
Он бросил потёртый рюкзак на койку: немного при себе имелось вещей. Ави вернулся к чтению. Только теперь Малик толком осмотрел комнату.
Что и говорить: скромная обстановка. Потрёпанная мебель из прессованной стружки, старый линолеум, лишившаяся плафона трёхглавая люстра. Но ничего: Малик был не из прихотливых. Зато окно предоставляло отличный вид на парк, где жёлто-красная листва ещё не облетела окончательно. Яркие кроны шевелились на фоне серого црвениградского неба.
А ещё…
– Ух! Вот это коллекция! Можно?
– «Можно» что?
– Посмотреть!
– Валяй.
Малик бросился к полкам над кроватью Ави, забыв обо всём. Его родители, конечно, рок-музыку не одобряли: возможностей послушать выдавалось немного. А тут!..
– Обалдеть, чего только нет! Led Zeppelin! The Who! Jefferson Airplane! Grateful Dead!
– Только осторожно с дисками. Редких много…
– О, Black Sabbath!..
Ави удивился бы, что парнишка из мусульманского селения в самой заднице Республики может быть любителем рока – но иной раз, сам того не желая, неожиданно узнавал о людях вещи куда более чудные. Однажды он сидел в метро рядом с мерзкой старухой и вдруг понял, что у неё есть молодой любовник – карга как раз пилит на свидание. И ведь не скажешь, что богатая… чьи-то вкусы весьма специфичны. В другой раз внезапно стало совершенно ясно, что один из универских преподавателей виновен в убийстве. Он зарезал какую-то женщину: точнее Ави не разобрал, все детали остались размытыми. Наверное, стоило выяснить больше, однако пан Войнович казался Ави хорошим мужиком. И сам себя наказывал муками совести, без сомнений. Пускай…
– Слушай, а откуда всё это? – чёрные глаза Малика буквально горели.
– Ну откуда… купил.
Новый знакомый посмотрел на Ави с явным недоверием. Очевидно, что стоила вся эта коллекция прилично – а Ави на мажора не походил. Но кое-какие деньги у него водились.
В основном за счёт подработки переводами: хотя назвать то, что делал Ави, обычным переводом было нельзя. Никаких иностранных языков он не изучал – на уроках в интернате и универских парах лишь плевал в потолок. Любой язык был понятен Ави с раннего детства, не хуже родного балканского. Говорить на них, писать – тоже словно на родном. До определённого момента Ави вовсе не догадывался, что на свете бывают разные языки.
И будучи пяти лет от роду, с детской непосредственностью задал отцу вопрос о словах из весьма скабрезной англоязычной песни, услышанной по радио. Неловкая вышла ситуация. Кажется, так впервые и проявились силы. Да, похоже на то. Именно с понимания любых языков всё началось.
Тем временем Малик, увлечённый изобилием пластиковых коробочек с заветными названиями, всё-таки обратил внимание на одну странность. Ави читал, однако с совершенно ненормальной скоростью – пролистывал страницы, едва пробежав взглядом. Не было похоже, будто он искал что-то: именно читал, но…
Неважно, наверное?
– Слушай… а туалет тут где?
Ави кивнул на узкую дверь в углу.
– Как ни странно, санузлы в каждой комнате.
За дверцей Малика ждало ещё кое-что любопытное. Нет, конечно – средней убитости унитаз, дешёвый кафель и огороженный клеёнчатой занавеской душ его не удивили. Взгляд приковало небольшое зеркало на стене.
– О, да ты подружку водишь!
– Что?..
По лицу Ави, мгновенно бросившего чтение, было ясно: смутился. Очень сильно. Понятное дело!
– Нет… это не подружка. Это… забей, лучше забей. Не спрашивай.
«And if one day she comes to you, drink deeply from her words so wise». Малик узнал текст песни Uriah Heep и мог бы подумать, что их намалевал Ави. Но больно женский почерк, да и написано ярко-красной помадой…
Пожалуй, действительно лучше не задавать лишних вопросов.
Глава 3
Ави сторонился однокурсников и любил пить один.
Он сидел на стойкой, тянущейся вдоль стеклянной стены бара – лицом к улице, где уже стемнело и моросил осенний дождь. Порывистый ветер гнал листья, прилипающие к зеркальным островкам луж, заставлял прохожих зябко ёжиться. Вдалеке выла сирена – не полиция, парамедики.
Заведение было довольно приличное, так что на молодого нефора в дешёвой косухе тут кое-кто смотрел косо. Однако бармен плевать хотел: платит – и ладно. А марки у Ави нынче водились, так что он мог позволить себе пиво получше. Северное: из Нитры, с самого краешка Чехословакии, давным-давно отвоёванного Республикой. На севере варили славное пиво – в остальном страна больше славилась ракией.
Выпивал Ави нередко, но по-настоящему напиваться в последнее время опасался. В небольших дозах алкоголь разгонял его стрёмные видения, однако после определённой границы – лишь усиливал. А это плохо.
Впрочем, была существенная причина тому, что сейчас юноша тянул третий литр. Этой причиной стал случай с Маликом. Раз тот видел надпись помадой на стекле, значит…
…что именно? Что Ави всё-таки не сходит с ума – просто вновь столкнулся со странным, как собственные силы и та блондинка из детства? Или у них с едва знакомым мусульманином коллективный трип? Или Ави настолько поехал крышей, что ему даже сосед по комнате привиделся?
Ни один из вариантов нельзя было исключать. Требовались ответы.
– Здравствуй, сладкий.
Голос как будто прозвучал не в его голове, чего следовало ожидать, а со стороны. Как должен был звучать, подсядь к Ави какая-то женщина. Он повернул голову, однако увидел только пустой стул.
– Меня там нет.
Женщина всё-таки говорила изнутри головы Ави. Просто голос эхом ходил внутри черепа.
– Тебя вообще нет, правда? Это глюки?
– Будь я галлюцинацией – ничто бы не мешало видеть меня рядом, правда? Если бы ты захотел. А ты, уж конечно, захотел бы на меня посмотреть! Впрочем, отчасти верно. В каком-то смысле меня нет… нет там, где находишься. Но я всё-таки есть. Ну… знаешь, как на автомобильных зеркалах пишут? «Отражённые объекты ближе, чем кажутся». А иногда всё бывает наоборот.
Ави понял, к чему незнакомка клонит. Стеклянная стена перед ним позволяла разглядеть кое-что позади. Отражала обстановку полупустого в вечер буднего дня бара, пусть и крайне размыто.
– Я очень-очень далёко, но одновременно очень-очень близко. Я давно рядом с тобой. Много лет, сладкий…
Юноша обернулся через плечо, окинув взглядом публику, и снова повернулся к стеклу. Теперь стало понятно, кого он не замечает обычным взглядом, зато способен различить в отражении.
В тонкой игре света на стекле нельзя было рассмотреть незнакомку подробно. Довольно высокая: длиннющие ноги и, наверное, на каблуках. Стройная, а скорее даже очень худая. Длинные волосы – похоже, рыжие. И будто вовсе без лица: сплошной засвет от люстры там, где оно должно быть.
– Как тебя зовут?
Дурацкий, наверное, вопрос. Важно было совершенно не это. Но другой у Ави как-то не получился.
В баре и до того играла музыка, но первые звуки новой песни прозвучали громче прежнего. Туц, туц-туц, туц, туц-туц – почти как тот звук каблуков на станции метро, только барабанной палочкой по тарелке. И постепенно проступающая сквозь элементарный ритм мелодия. Ави хоть не сразу, но всё-таки узнал песню: Дэвид Боуи ему не особо нравился. Жеманный какой-то.
Голос Боуи, однако, так и не зазвучал – зато напевала женщина в отражении.
– Don't you know my name?.. You've been so long…
– Я правда не знаю.
– Зато знаешь песню? Помнишь: those who feel me near pull the blinds and change their minds…
– А если без загадок?
– Ох, ты бываешь таким скучным! Давай, угадай сам. Как у Джаггера: hope you guess my name!
Учитывая, от чьего лица написана та песня «Роллингов» – мрачноватый намёк. Но запаха серы не ощущалось, а вот духи Ави чувствовал. Хотя это даже не духи… это что-то такое… не поймёшь.
– Допустим… Алиса.
Ави понятия не имел, почему в голову пришло это имя.
– Ох! Я бы обняла тебя, если бы могла. В точку, почти в точку… С этим именем кое-что связано. Дело было… очень давно, у меня на родине, если можно так выразиться. Очень давно. It's been so long… видишь, как нам подходит Боуи? Алиса: так и следует меня называть. Ты фанат Кэрролла или Грейс Слик? Да я сама знаю, что обоих. Зазеркалье, опять подходит. Всё как по маслу идёт. Я так и представляла наш долгожданный разговор.
– Кто ты?
– Мы уже знакомы, только не представлены. Ты же помнишь ту ночь в горах? Конечно… прости. Наверное, это больно. Я не всегда хорошо понимаю людей, но думаю, что должно быть больно. Хотя в боли нет ничего плохого: соль на раны сыпать необходимо. Пусть они болят, чтобы лучше всё помнить.
– Не приходится ничего сыпать. И так хреново.
– Ты можешь это исправить. Ты вообще можешь очень многое. Ты ведь из тех… из странных. Как она говорила.
– Наверное. Из странных.
– И не спросишь, как именно всё исправить?
«Всё» – отличное слово. И ничего конкретно не выражает, и полный спектр разом. Может быть, выражает даже слишком многое. Что такое «всё»? «Всё» – это гадкая жизёнка Ави? Или нечто куда большее?
Ави помотал головой. Возникло ощущение, будто это не его мысли, а какие-то чужеродные. Будто Алиса не только говорит в его голове, но и вкладывает в неё нечто иным путём. Возможно, это происходит уже очень давно. It's been so long.
– Как?
– Всего две вещи, сладкий.
Теперь Алиса действительно села рядом с ним, по-прежнему невидимая иначе, чем в отражении.
– Нам бы сейчас выпить по пиву. Только не этой гадости, а ирландского стаута… жаль, не получится, я ведь не совсем здесь. Ах… придётся пока воздержаться. Всего две вещи, Ави. Во-первых, перестань отгонять меня.
Ави хотел сказать что-то другое, но невольно выдал абсолютную правду.
– Ты меня пугаешь.
– Это нормально. Ты ведь не первый, с кем я имею дело… Далеко не первый. За всё это долгое-долгое время… Но кое-чем отличаешься от прочих, и как раз это, сладкий, подводит нас к «во-вторых».
– Имеешь в виду, что я странный?
– Точно, сладкий. Я была со многими, и многие так обрели… силы. Но у тебя-то есть собственные. Даже не представляешь, насколько это интригует! Интересно, что насчёт «во-вторых»?
– Угу.
– Рада, что ты спросил! Ави, на что ты тратишь свой талант?
– Ну…
– На жалкую работёнку, чтобы покупать пилюльки лучше тех, которые ничего не делают? Зачем, если ты способен к великому? На ту дурочку? Зачем она тебе, если можно быть со мной, ммм?
– Тебя же нет здесь.
Эту тему Алиса решила не развивать.
– Ты же читал комиксы. Помнишь ту историю про мальчика с силами… «Чем больше сила, тем больше ответственность». Ну и что же?.. Долго собираешься игнорировать сову, стучащуюся в окно с письмом?
– Только не говори, что заберёшь меня в Хогвартс.
– Ах… мальчик, который выжил. Хогвартс не нужен, ведь у тебя могу быть я.
– Я просто хочу жить спокойно.
– Ты никогда не сможешь жить спокойно. Не смог бы уже из-за того, что случилось при твоём рождении. А уж после той ночи… мальчик, который выжил, да. Прости, но это не твоя судьба – жить спокойно. Однако выбор есть: можно дальше мучиться, а можно взяться за дело.
– Какое ещё дело?
– Это уж тебе решать. Нет идей? Ну, как там, в песенке… go ask Alice – I think she’ll know. Я-то знаю, уж я-то знаю... Но немножко подожду, пока сам догадаешься. Я уже и так жду долго… я терпеливая. Просто не гони меня больше. Споём под Боуи? Feel my love enraged – it's just the fear of loosing you…
Прогонять Алису сейчас не хотелось, хоть разговор доставлял Ави мало удовольствия. Но ведь он хотел ответов? И теперь, наверное, мог получить даже больше, чем ожидал.
– Ты раньше была с той женщиной?
– Женщина с серебристыми волосами. Да.
– Кто она?
– Она умерла.
– И не была странной?
– Она? Нет. До встречи со мной – нет.
– Но она сказала, что я из таких. Из странных. Значит, есть другие?
– Вас даже не один на миллион. Может, один на сто миллионов. Или на полмиллиарда. Именно поэтому ты не имеешь права так поступать со своим талантом. Ты можешь многое, но мы вместе… ах! Куда больше, чем могли я и женщина с серебристыми волосами.
– Я немногое умею.
– Это пока. Началось с языков, верно? Потом ты начал слышать мысли. Сначала изредка, а теперь всё чаще, иногда даже намеренно. И некоторые уже слышат твои мысли. А когда ты бывал зол – помнишь, что случалось? Как на днях, с теми ребятами в поезде. О… вот этому мальчик, который выжил, научился лучше всего: отгонять от себя людей. Мастерски. Но тебе ещё многому предстоит научиться. Силы крепнут с годами: так бывает всегда.
– Ты знала других странных?
– В каком-то смысле. Я здесь очень, очень давно.
– Ещё я двигаю предметы.
– Это здорово. Но ты даже не представляешь, чего добьёшься вместе со мной. Я умею… в общем-то, почти всё.
Всё, да не всё: иначе Алиса не убеждала бы перестать её прогонять. Кем бы она ни была, но явно что-то не договаривала – в этом юноша уже убедился. Как и в том, что никаких галлюцинаций тут нет. Всё взаправду. Всё ещё сложнее, чем Ави думал в детстве – когда только осознал обладание способностями, недоступными другим людям. Непонятными ему и пугающими окружающих.
Да: кем бы ни была Алиса, её природа не имела ничего общего с силами Ави. Это нечто другое.
– Мне пора. Понимаю: ты пока не готов меня выпустить.
– Из-за красной двери?
– Оттуда. Подумай хорошенько.
Образ в отражении рассеялся, вызвав одновременно облегчение и какую-то грусть. У Ави никогда не было друзей – хотя Малик начинал вызывать чувства, похожие на те, которые у нормальных бывают к друзьям. Ави плохо понимал, каково это – близость между людьми. То, что он ощутил в детстве, сразу провело черту. Словно нарисованный мелом круг из фильмов про нечисть. Эта зона комфорта, в которой как-то не особенно комфортно.
И он никогда не мог поговорить с кем-нибудь вот так. Даже с родителями. Но это не означало, что Алиса перестала его пугать.
Глава 4
– Ну не отчислят же они меня за то, что я мусульманин?
Ави пожал плечами. Он прекрасно знал: именно это и именно по такой причине кое-кто из преподавателей хочет устроить. Однако не хотелось расстраивать Малика – а ещё меньше хотелось объяснять, откуда ему подобные вещи известны. Довольно случая с надписью на зеркале.
– Да всё будет нормально! – Малик не терял присутствия духа. – Хотя нашим теперь будет сложнее. Ну, из-за этого… что в Нью-Йорке случилось.
– Нью-Йорк далеко. И американцы Республике… не особые друзья.
Ерунда, конечно: возразил из принципа, от желания ободрить Малика. Три месяца спустя даже тем, кто не интересовался политикой, стало ясно: 11 сентября – историческое событие. Мир изменится.
Была суббота. Они гуляли вдвоём далеко от университетского кампуса – по улочке на краю центра столицы, застроенной старыми имперскими зданиями. Погода выдалась мерзкая, так что прохожих было мало: все люди – за тепло светящимися окнами баров и ресторанов. Порывистый ветер трепал волосы Ави и бросал в лицо мелкие колючие снежинки. Он был одет не по погоде – всё в ту же старую косуху, без шапки. Малик оделся гораздо теплее.
– Понимаешь, теракты… что в Америке, что у русских… их ведь совершают от имени мусульман. Это всё равно касается меня. Касается каждого из наших, даже в Республике.
– У нас-то никаких терактов нет.
– И без них непросто. У границы полегче живётся. Наших там много, там…
Мусульман хватало и в Црвениграде, хоть это почти центр Балканской республики – далековато от исламизированного юга. В основном ислам, конечно, был силён южнее Мостара, Митровицы и Тарново – а на севере страны Аллаху мало кто молился, хотя с венграми и поляками сложностей водилось также изрядное количество. Да и румыны с русинами, например… все, кто говорил не на балканском, находили причины для недовольства.
– Смотри на это иначе. Читал Фукуяму? «Конец истории и последний человек»?
– Не-а. Про что там?
– Ну, если в двух словах… Фукуяма писал в начале девяностых, что у либеральной демократии не осталось альтернатив. Соцблок сдулся, авторитарные страны с рыночной экономикой тоже встали на эти рельсы: что Испания с Южной Кореей, что наша Республика. И это как бы «конец истории», не будет больше никакого конфликта. Венец социокультурной эволюции.
– Хм… а к чему ты это?
– А к тому, что «Аль-Каида» намекает: история-то далеко не закончилась. Фукуяма ведь говорил, что ислам не способен бросить вызов либеральной демократии на её территории. Сам видишь, как на деле оказалось.
– Хорошего в этом мало.
– Да нихрена в этом хорошего. Мир вообще говно. Но знаешь: в степях люди сушёным говном дома топят.
Суждения Ави привели Малика в большую задумчивость. Политикой он раньше не интересовался. Его вообще немногое занимало, кроме музыки и биологии – потому пробился на лучший биофак страны, хотя теперь были все шансы там не задержаться.
– Ой, да псу под хвост эту политику! – заявил в итоге мусульманин. – Давай по пиву, а?
– Ваши же не пьют?
До сих пор Ави не видел, чтобы его товарищ выпивал, хотя за последний месяц провёл с ним много времени: больше-то ни с кем не общался без необходимости. Вот покурить травку друзья успели уже не раз – благо что у Ави она всегда водилась.
– Ну а ваши не работают по субботам!
– Да я как-то не особый иудей.
– Вот и я не особо правоверный. Хотя семья у нас…
– Религиозная? Не знал. Твой брат из-за этого переехал?
– Нет, наоборот. Он же в «Союзе исламской молодёжи» работает. По этой линии и... в общем, вот.
Малик явно не хотел развивать эту тему, а Ави привык не лезть людям в душу. Всё по-честному: он ни к кому не пристаёт с лишними вопросами, вот и к нему не стоит. «Союз исламской молодёжи» – приличная общественная организация, прямо связанная с религиозной фракцией в Сейме. Раз брат Малика перебрался в Црвениград «по этой линии», то явно был на хорошем счету – и уж точно серьёзно относился к религии.
– Пошли туда. – Ави указал на вывеску солидного заведения, видневшуюся в конце квартала.
– А может…
– Не парься, угощаю.
Малик тут же прибавил шагу.
Мусульманин и так редко молчал дольше минуты, а беседа в тепле и под пиво всегда течёт легче. Ави даже не успел предложить какой-нибудь тост.
– Всё про меня да про меня! Ты о себе совсем не рассказываешь!
– Особо нечего.
– Ну, так не бывает!
– Бывает.
– А про семью?
Люстра над столиком моргнула, по тёмной жидкости в бокалах побежали круги. Малик на это не обратил внимания. Ави отвернулся.
На улице мелкие снежинки превращались в мокрые хлопья, прилипавшие к тёплому окну бара и таявшие: они оставляли длинные водяные разводы. Едва была видна трамвайная остановка: новенькая, странно выглядящая среди фасадов прошлых столетий. Под её укрытие спешили немногочисленные прохожие.
Отродясь не возникало желания обсуждать эту тему, но теперь оно откуда-то взялось. Наверное, так нормальные и ведут себя с друзьями: говорят по душам?
– Мои родители погибли.
– Ох… извини.
– Да не за что извиняться. Это было давно. Автокатастрофа. Так что вырос я в Црвениграде.
– А я думал, ты местный.
– Мы жили около Сараево. Там много еврейских местечек.
– А здесь, выходит, родственники?
– Все родственники в Боснии. Но я их с тех пор не видел, сколько уже… лет десять, получается. Даже адресов и телефонов не знаю.
– Тогда как ты попал в Црвениград?
– Сначала отправили к Сёстрам матери Терезы в Пиринию, но я там… не задержался.
Едва католические монахини столкнулись с проявлением сил, как пребывание Ави под их тёплой опекой стало невозможным. Чуть до обряда экзорцизма не дошло. Тогда он и сделал вывод: лучше не отсвечивать.
– В общем, перевели в столичный военизированный приют для мальчиков. Дерьмовое место. А уже оттуда – сразу в универ. Теперь ты понимаешь, почему с девчонками я общаться… немного не привык.
– То есть получается… родственники тебя не приняли?
Ави только поднял бокал, предложив выпить. Малик возражать не стал, зато подмигнул:
– А что до девочек, это мы исправим! Кстати, а почему биофак? Чего на переводчика не пошёл? Вон как шпаришь: английский, немецкий, русский! Или в армию?
Ави сам толком не знал ответа на этот вопрос. Понятное дело, что армия в Балканской республике – это лучший шанс для каждого, кому по жизни не очень повезло. Народ и государство ценили военных одинаково высоко. Тут и образование, и жильё, и другие возможности – однако Ави никогда не мог представить себя в мундире.
Дальше болтали совсем ни о чём, пока не решили, что выпили достаточно.
