Текст книги "Файл №209. Идущий в огне"

Автор книги: Андрей Столяров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– И у него, разумеется, были недоброжелатели, – заметил Малдер.

– Разумеется! У него было множество врагов, тайных и явных. Никому не понравится, если другой раз за разом демонстрирует блестящие научные достижения. К тому же у Трепко-са были очень разносторонние интересы. Он был и вулканологом, и химиком, и геохимиком, и биологом. Одновременно делал работы по физике и геологии. Он, не спрашивая, вторгался в чужую область и хватал там самое привлекательное. Так что следующим за ним доставались лишь второстепенные научные данные. Конечно, за это его многие не слишком любили.

Восберг вдруг точно споткнулся, остановившись на лестнице, ведущей на следующий подземный этаж.

– Агент Малдер! А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Потому что вы говорите о докторе Треп-косе в прошедшем времени.

– Разве? Я как-то этого не заметил… Восберг шагнул к стене и нажал широкую беловатую клавишу. Осветилась большая комната шестиугольной формы. В каждой стене была узкая металлическая дверь без таблички.

– Это у нас жилые помещения. Мы здесь обитаем. – Согнутым пальцем он постучал по невысокому шкафчику, видимо, предназначенному для одежды. – Ладно, все в порядке. Можешь вылезать. Прибыло подкрепление…

Дверь шкафчика заскрипела, и оттуда осторожно высунулась коротко стриженая голова. Поморгали чуть ослепленные, черные, ничего не выражающие глаза.

– Это – Питер Танака, системный аналитик. Это – агент ФБР Малдер, прибыл к нам для расследования…

Танака выбрался из шкафчика и, не говоря ни слова, кивнул. Кашлянул – по-видимому, от неловкости. Прикрыл рукой рот, кашлянул еще дважды.

Тут же совершенно беззвучно приоткрылась дверь в соседнюю комнату, и возникшая, как привидение, женщина так же молча прислонилась к пластиковому косяку. Руки у нее прятались в карманах халата, а лицо в квадратном вырезе черных прямых волос было бледным и застывшим.

– Это Джесси 0'Нил. Она была личным помощником, доктора Трепкоса…

Джесси кивнула. Малдер и Скалли кивнули в ответ. А потом женщина сказала голосом, в котором чувствовалось отчаяние:

– Вы – спасательная команда? Вы ведь заберете нас всех отсюда?

– После того, как расследуем, что здесь произошло, – сказал Малдер.

– Это агенты ФБР, – поспешно объяснил Восберг. – Они прибыли сюда вместе с доктором Пирсом. Оказывается, из кратера была какая передача.

Джесси пару мгновений подумала и подняла брови.

– Что за передача?

– Ну, мы видели человека, видимо, мертвого, лежащего на каменной осыпи.

– Эриксон, – после долгой паузы сказала женщина.

– Да, мистер Эриксон. Кажется, ваш сейсмолог. Доктор Пирс, передавший нам пленку, его опознал.

– А это Эрик Паркер… Еще один человек, появившийся из дверей, нерешительно наклонил голову.

– Теперь все в сборе. Если у вас есть вопросы, можете задавать.

Малдер подошел к ближайшему стулу и сел.

– Собственно, у нас пока только один вопрос: что здесь произошло?

Последовало тягостное молчание. А затем Восберг, который, видимо, был импульсивнее остальных, мрачно ответил:

– Если коротко – здесь произошел Треп-кос. Доктор Дэниэл Трепкос, руководитель нашей исследовательской группы.

– Это он убил Эриксона? – спросил Малдер.

– Насколько я понял, доказательств, что Эриксон убит, пока нет. О нем известно, что он мертв, и более ничего…

– Тогда расскажите нам все по порядку.

– У Трепкоса поехала крыша после того, как огнеход произвел первый спуск в вулкан. Не знаю уж, какие данные он в результате получил, но крыша у него точно поехала. Он свихнулся, по-моему, уже окончательно.

– И что дальше?

– А дальше он просто удрал.

– Как удрал?

– А вот так. Исчез в одно прекрасное утро и больше не появлялся.

– Вы пробовали его искать? – спросила Скалли.

– Нет, – сказал Восберг – опять после некоторого молчания, обведя сначала глазами всех остальных.

– Почему?

– Доктор Трепкос не слишком любил, когда вмешивались в его дела.

– Однако, здесь ситуация чрезвычайная, – сказал Малдер.

– Ну, в общем, мы его не искали…

– Скажите, а что конкретно могло вызвать такое поведение доктора Трепкоса?

– Вы меня спрашиваете? – Восберг изумленно воззрился на Малдера.

– А кого же?

– Расследование – это, по-моему, как раз ваше дело. Вы же из ФБР, вот и выясните, что тут случилось…

Джесси, молчавшая до сих пор, сказала все с тем же отчаянием в голосе:

– Дэниэл был больным. У него было разобщение функций полушарий мозга. Ничего опасного, у людей талантливых такие нарушения встречаются сплошь и рядом. Кстати, мы все здесь прекрасно знали об этом. Дэниэл не то чтобы кричал об этом на каждом углу, но ц особого секрета из своей болезни не делал.

– По-моему, он ею даже гордился, – сказал Восберг. – Он любил, особенно в присутствии нормальных людей, подчеркивать свою необычность. То, что он, доктор Трепкос, совсем не такой, как другие…

– Пока он принимал таблетки, все было нормально.

– Да, но жена Эриксона могла бы с этим утверждением и не согласиться.

– То есть вы все же считаете, что Эриксона убил доктор Трепкос.

– Я уже говорил вам: доказательств того, что Эриксон убит, у нас нет.

– А зачем он пошел внутрь кратера?

– Я не знаю…

Скалли мягко спросила:

– Вы, Джесси, тоже входили в команду доктора Трепкоса?

– В университете я защитила диплом под его руководством. Защита прошло хорошо, моя работа была замечена другими учеными. В этом, мне кажется, есть заслуга и доктора Трепкоса. А потом он попросил меня помочь с этим проектом.

– И вы согласились?

– Мне самой хотелось работать с доктором Трепкосом.

– Вас интересовал вулкан Авалон?

– Скорее – некоторые общие вопросы внутреннего строения нашей планеты. Экспедиция давала возможность получить уникальные материалы.

– Странности доктора Трепкоса распространялись и на вас лично?

Джесси впервые за все время разговора посмотрела Скалли в глаза.

– У него было не так много странностей, как может показаться из нашего разговора. Мы просто теперь, когда это несчастье произошло, задним числом приписываем ему все плохое. А на самом деле он просто был очень взыскательным и серьезным исследователем. И он требовал от других того же, что требовал от себя. Он, правда, не понимал, что не все способны на такое же самопожертвование, – то есть жить только наукой и не обращать внимания ни на что другое. Из-за этого с ним, конечно, иногда было очень трудно.

– Перед своим исчезновением он оставил какую-нибудь записку или сообщение?

– Ничего.

– Может быть, он вам лично сказал что-нибудь?

– Тоже – нет. Доктор Трепкос часто бывал скрытен, особенно в том, что касалось его дальнейших исследований. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь опередил.

Малдер слушал эту беседу вполслуха. Его внимание привлек стеллаж, на котором валялось несколько бумажных палок. Он взял одну из них и пролистал, всматриваясь в графики и диаграммы. Затем взял другую, открыл и после первой же страницы повернулся к Джесси 0'Нил.

– Это записи доктора Трепкоса, так?

– Да, мы еще не успели их разобрать.

– А почему они здесь, а не у него в комнате?

– Это я их принес, – сказал Восберг. – Хотел посмотреть как-нибудь на досуге. В конце концов, мы имеем право знать, что он задумывал. Впрочем, здесь все равно осталась лишь очень небольшая их часть. Он был дьяволом: уничтожил перед уходом свою собственную работу. Все журналы, все записи, даже все компьютерные дискеты. Мы, конечно, попробовали восстановить, что смогли, но боюсь, это у нас получилось не слишком успешно.

Джесси робко поинтересовалась:

– Вы там нашли что-нибудь необычное?

– Нет, я ничего в этом не понимаю, – сказал Малдер. – Тут научная скоропись, и, чтобы ее разобрать, по-видимому, нужен специалист.

– У доктора Трепкоса были свои собственные условные сокращения. Знаете, когда пишешь, мысли довольно часто приходят быстрее, чем успеваешь занести их на бумагу. Мы все поэтому прибегаем к условным обозначениям.

– Ладно, – сказал Малдер, – если понадобится, я обращусь к вам.

Он небрежно положил журнал обратно на полку. Взял другой, полистал и, как бы невзначай, прикрыл им тот, предыдущий. Теперь второго журнала совсем не было видно. Малдер пока не хотел прерывать разговор, который мягко, но очень профессионально взяла на себя Скалли. Может быть, ей и удастся выловить что-нибудь существенное. Однако перед глазами его стояла запись, сделанная доктором Трепкосом, вероятно, в один из последних дней. Что-то о разрушении древних магматических соединений. А потом – чуть другим, торопливым, явно лихорадочным почерком: «Новая подземная форма жизни». Причем после записи стояли целых четыре четких восклицательных знака. Видимо, доктор Трепкос не смог удержать эмоций. А сама эта фраза была подчеркнута двумя жирными извилистыми чернильными линиями.

– Что случилось? – спросила Скалли, неловко оглядываясь, но все же следуя за Молде-ром по тесному коридорчику. – Зачем ты меня оторвал? По-моему, наш разговор получился достаточно интересным. Я как раз собиралась выяснить некоторые детали…

Малдер не отвечал. Он одну за другой пробовал выходящие в коридорчик двери. Заперто… заперто… опять заперто… Вот!.. Он завернул Скалли в тесную, похожую на подсобное помещение комнату, куда свет сквозь матовое окно в коридоре практически не проникал, плотно прикрыл за собой дверь, привалился к ней, чтобы слышать, если кто-нибудь подойдет, и только после этого, понизив голос, сказал:

– Как у тебя впечатление от окружения доктора Трепкоса?

– Ты это о чем?

– Тебе не кажется, что они как-то странно себя ведут?

– Странно?

– Ну я бы сказал – как параноики…

– Чего ты хочешь? Они живут здесь, в отрыве от цивилизации, уже целый год. Причем часть команды погибла, и, возможно, это дело рук других членов команды. Естественно, паника, истерия, смятение, нервы у всех на пределе. Большинство людей, попавших в критические обстоятельства, ведут себя довольно нелепо. Что с тобой, Малдер? Ты знаешь это не хуже меня!

– Нет, я не о том. Они тут все с ума посхо-дили!

– Между прочим, с их точки зрения, мы тоже ведем себя довольно нелепо.

– Нет-нет!.. – Малдер, прислушался, но в коридорчике пока не раздавалось ни звука. – Они ведут себя так, словно чего-то не договаривают. Словно знают о чем-то и больше всего боятся, как бы об этом не проведали посторонние.

– С чего ты решил?

– А вот с чего. Только, Скалли, пожалуйста, не считай мои слова бредом. Когда Восберг попытался расколоть мне голову этим геологическим молотком, он прекрасно знал, что перед ним не доктор Трепкос, а кто-то другой. Однако его это не остановило.

– Ну вот, теперь паранойей повеяло от тебя, Малдер.

– Я так и знал, что ты отнесешься к моим словам с недоверием.

– Малдер, подумай сам: с чего это вдруг Восбергу вздумалось бы тебя убивать? Он же тебя видит первый раз в жизни…

– Вот и я тоже пока не понимаю – с чего?

– Доктор Пирс хорошо знает всех этих людей. Давай спросим, какие впечатления у него. Может быть, он тоже заметил что-нибудь странное.

– Кстати, – Малдер посмотрел на светящийся циферблат. – Ему уже пора бы вернуться.

– Сколько прошло времени?

– Почти полтора часа.

– Ну, наверное, он еще осматривает площадку с аппаратурой. Если там все разгромлено, как и здесь, то ничего удивительного.

– Девяносто минут – это, по-моему, слишком долго. Он ведь крикнул, если ты помнишь, что сейчас нас догонит.

– Наверное, его что-нибудь задержало.

– «Что-нибудь» в наших условиях уже заурчит угрожающе.

– Ты думаешь?… – Скалли тоже посмотрела на дверь и не договорила фразу.

– Пока не знаю, но мне это очень не нравится, – сказал Малдер.

6

Доктор Пирс перепрыгнул через канаву и прикрыл локтем лицо, чтобы ветки, в которые ему пришлось нырнуть, не хлестнули по коже. На щеке у него уже и так была кровоточащая царапина. Напоролся на сук, когда нога провалилась в какую-то подземную нору. Доктор дышал тяжело, и хрип легких заглушал для него все остальные звуки. Тем не менее он не задерживался, чтобы передохнуть. Скорее, скорее!.. Он должен увидеть все собственными глазами!.. Площадка с разгромленной аппаратурой произвела на него тяжелое впечатление. Трепкос сошел с ума. Если, конечно, это дело рук доктора Трепкоса. Хотя кто бы это мог сделать, кроме него? И все равно сумасшедший – загубить результаты упорной многолетней работы. Какие бы чрезвычайные обстоятельства ни побудили его к этому, записи наблюдений и протоколы он был обязать оставить. Сохранить результаты эксперимента – вот долг ученого. К тому же работает он не один, здесь – целая экспедиция. Данные, которые они получили, принадлежат и другим.

Он перепрыгнул через следующую канаву. Прикрыться локтем забыл, и разогнувшаяся ветвь клена стегнула его по лбу. Было не очень больно,» однако сознание чуть-чуть прояснилось. Сейчас он возьмет кассеты с записями, и тогда многое станет ясно. Вряд ли Трепкос разгромил и вторую площадку. Там ведь вспомогательная аппаратура, он вполне мог счесть ее недостойной внимания. Но вот кассеты, если запись велась, наверное, сохранились. Во всяком случае, будут хоть какие-нибудь свидетельства.

Впереди просветлело; красноватые стволы сосен стали несколько реже. Вдруг что-то треснуло – кажется, совсем рядом. Доктор Пирс замер и, схватившись за ближайшую ветку, напряженно прислушался.

Обзору мешали кусты, вымахавшие почти в человеческий рост.

– Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?… Отзовитесь!..

Голос укатился и заглох в уже подступающем вечернем тумане.

Показалось, наверное. Доктор Пирс, наконец, выбрался на поляну, покрытую коричневыми прелыми листьями. До площадки наблюдения оставалось еще метров двести. Снова через лес, и потом на косогоре будет треножник вспомогательного стационара. Все-таки должны сохраниться хоть какие-нибудь свидетельства. В листве что-то блеснуло, и он машинально разгреб сор ногой. Показалась круглая металлическая коробка, в каких хранят записи. Доктор Пирс, опустившись на корточки, лихорадочно разбрасывал землю, смешанную в мелкими веточками. Точно, коробка для хранения магнитных кассет! Кто ее здесь закопал? Значит, и вспомогательный стационар тоже разгромлен. Ему повезло, что он наткнулся на эти кассеты. Коробка долго не поддавалась, доктор Пирс с громадным трудом вытащил ее из земли. Вместе с нею вывернулся большой кусок дерна. Цифры и дата на желтой табличке свидетельствовали, что это – последние записи. К сожалению, крышка будто приклеилась к основанию. Доктор Пирс скреб ногтями, пытался поддевать ее ветками. Наконец обхватил, как ребенка, обе половины руками и, напряг-шись, попытался сдвинуть крышку хотя бы на несколько миллиметров. Главное – сдвинуть ее, потом уже пойдет легче. Он сощурился от усилий и даже застонал – тоненько, жалобно, будто кролик. Все его мысли сейчас сосредоточились на этой коробке. И потому он не заметил, как из кустов позади него почти бесшумно вынырнул человек – перебежал поляну, нагнулся и вдруг одним резким движением накинул ему на горло металлическую цепочку.

Доктор Пирс почувствовал это, лишь когда невозможная режущая боль перехватила кадык. Хрящи сразу вмялись, в легких не стало воздуха. Чисто инстинктивно он попытался ослабить цепочку. Пальцы ее не захватывали и только бессмысленно царапали горло. Помутилось сознание. Доктор Пирс уже почти ничего не видел. Еще раз всхрапнул и обмяк, словно тряпичная кукла. А человек, оборванный, закопченный какой-то, с грязной, когда-то белой повязкой на голове, еще с полминуты натягивал цепочку, чтобы не рисковать. Наконец отпустил ее и оттолкнул от себя тело коленом, То, что еще минуту назад было доктором Пирсом, медленно повалилось на землю.

– Вот так. Не уйдет никто, – яростно сказал человек.

Спрятал цепочку и несколько секунд вслушивался в сырую вечернюю тишину. А затем одной рукой подхватил коробку и скрылся за темнеющими деревьями.

Доктора Пирса обнаружили, когда уже стемнело. Фонарики странно освещали лицо, искаженное судорогой. Выпученные глаза, распахнутый криком рот, щека в коричневато-багровых, засохших разводах крови.

– Место осмотрим завтра, – сидя на корточках перед телом, отрывисто сказал Малдер. – У вас на станции холодильник есть?

– Есть, – сказал Восберг.

– Тогда отнесите его туда и проследите, чтобы никто ничего не трогал.

Помещенное в большой пластиковый пакет, тело доктора Пирса стало выглядеть еще более мертвым. Восберг и Танака поволокли труп внутрь станции. Малдер двинулся следом, но Скалли чуть придержала его за руку:

– Малдер, вызови вертолет по рации.

– Думаю, нам рано еще улетать отсюда.

– Почему?

– Потому что практически ничего не ясно. Мы так и не поняли, из-за чего все это. Не найдены мотивы убийств, не собраны доказательства, не обнаружен преступник. И главное, где-то здесь еще скрывается Трепкос. Мы не можем уезжать, пока не переговорим с ним.

– Малдер, я не об этом. Трепкос – а больше это некому было сделать – уже убил Пирса, и, скорее всего, Эриксона. Ты же слышал – у него давние психические аномалии. Я считаю, что его надо искать с отрядом побольше. Нас тут всего двое, не забывай.

– Сейчас достаточно и двоих, Скалли.

– Это пока доктор Трепкос не решит нанести новый удар.

– Дело не только в этом. Идем, я тебе кое-что покажу.

На станции он сразу же подошел к уже знакомому стеллажу и, как бы между прочим, выдернул из-под завала тетрадку журнала. Для гарантии, чтобы никто не подслушал, отвел Скалли в сторону – к столику с настольной лампой.

– Я просматривал тут работы Трепкоса и нашел в них очень любопытные записи. Доктор Трепкос считает, что обнаружил в кратере нечто необыкновенное.

– Что именно? – недоверчиво подняв брови, спросила Скалли.

– Ты не поверишь: некий живой организм, существующий внутри вулкана.

– Извини, Малдер, но это полная чушь!

– Вот посмотри, – стараясь опять-таки не привлекать чужого внимания, Малдер развернул записку под настольной лампой. – Насколько я понимаю, это писал сам доктор Трепкос.

Скалли нахмурилась:

– «Новая подземная форма жизни»? Что за чушь? Ничто не может выжить внутри вулкана. И не только потому что там чрезвычайно высокая температура – температура, Малдер, при которой распадаются белки, основа жизни. Но и потому еще, что газы, выделяемые вулканом, очень токсичны. Концентрация их такова, что они отравят любой организм.

– Но ведь существуют же организмы, которые обитают во льдах. Почему бы не быть существу, способному переносить высокие температуры. Знаешь, это даже с точки зрения науки вполне логично.

– Малдер, есть, конечно, бактерии, которые, будучи спорами, переносят, например, длительное кипячение. Но это ведь не собственно организм, это именно его спора.

– Посмотри сюда, – Малдер открыл журнал на последних записях доктора Трепкоса.

Скалли повела пальцем по исчерканной формулами желтоватой странице.

– Ну и что? Здесь просто описан какой-то гипотетический обмен веществ. Окись серы, а затем, видишь, вот тут, – окись кремния…

– Я где-то читал, что жизнь, основанная на кремнии, тоже возможна.

– Но фундаментальным кирпичиком каждого организма все-таки является углерод. От мельчайшей бактерии до крупного растения или животного.

– Между прочим, кремний в таблице элементов следует сразу же за углеродом. Он и с различными химическими веществами ведет себя сходным образом. Кремний вполне мог бы заменить углерод во многих химических элементах. Жизнь, основанная на кремнии, всегда была Священным Граалем науки. Многие ученые не видят здесь никаких противоречий.

Скалли посмотрела на него с сожалением.

– Ну что ты молчишь?

– Малдер, прости, ты просто начитался научно-популярных журналов.

– Подожди!

– Нет, ты подожди!

– А если Трепкос такой организм все же нашел?

– Что ты говоришь, Малдер? Это годится лишь для научно-фантастического романа.

– Однако, записи Трепкоса…

– Хитроумная выдумка больного ума! Кстати, я допускаю, что доктор Трепкос, действительно, что-то нашел. Но между собственно фактами и их толкованием – колоссальная разница. Многие сотни людей, как ты знаешь, видели нечто, по их мнению, странное, в некоем шотландском озере. Но из этого вовсе не следует, что Лох-Несское чудовище действительно существует. Зачастую люди видят лишь то, что они хотят видеть. Оставь записи, Мол-дер. Они ничего не доказывают.

Малдер упрямо ткнул пальцем в страницу.

– Доктор Трепкос вот здесь говорит, что у него есть и вещественные доказательства. Он их получил, значит, они должны находиться на станции.

– Где?

– Я не» знаю.

– Ты же видишь, что доктор Трепкос уничтожил практически все.

– А может быть, их уничтожил вовсе не доктор Трепкос? Может быть, их уничтожил кто-то другой?

– Кто?

– Танака, Восберг, даже Джесси 0'Нил… Скалли вздохнула:

– Ну, и какой смысл им уничтожать свои собственные результаты? Нет, Малдер, пока факт остается фактом: все эти люди страдают различными формами посттравматического стресса. Они ошеломлены свалившимися на них трагическими обстоятельствами. У них – эмоциональная неуравновешенность, психические расстройства. Их требуется увезти отсюда, и как можно скорее. »

– Увезя людей слишком поспешно, мы, возможно, потеряем все нити.

– В другой обстановке они расскажут нам значительно больше.

– Не понимаю, почему бы им не сделать этого прямо сейчас. Кстати, ты поговорила бы, например, с Джесси 0'Нил. Насколько я понял, она была самым близким сотрудником доктора Трепкоса. Я убежден, что она знает гораздо больше, чем говорит…

Скалли еще раз вздохнула.

– Малдер…

– Что?

– До чего же ты иногда бываешь упрямым…

Джесси 0'Нил сидела у себя в комнате на кровати и, вцепившись руками в колени, вся съежившись, смотрела в стену перед собой. На стене ничего не было, но Джесси все равно упорно смотрела. Только изредка она всхлипывала, и тогда по телу ее пробегала длинная судорога. Она ничего не видела и не слышала вокруг себя. И потому, когда раздался вежливый стук в дверь, Джесси не отозвалась. Однако стук повторился, а затем дверь чуть-чуть приоткрылась.

– Джесси, ты здесь? С тобой можно немного поговорить?

Не получив ответа, Скалли все-таки вошла в комнату. Села напротив Джесси и наклонилась так, что головы их почти соприкасались. Осторожно дотронулась до ее ладони.

– Джесси, прости, пожалуйста, что беспокою, с тобой все в порядке?

Тогда Джесси вцепилась в колени еще сильнее и сказала как будто самой себе тихим, невыразительным голосом:

– Ненавижу эту нашу станцию. Так здесь все хорошо начиналось и так теперь все ужасно заканчивается.

Секунду казалось, что сейчас опять последует всхлип, но она удержалась.

Напротив, вздохнула Скалли:

– И все-таки, что тут случилось, Джесси? Расскажи, ну мне-то ты, наверное, можешь верить? Чтобы помочь тебе и всем вам, я должна что-то знать…

Джесси сказала:

– После первого спуска в кратер, Дэниэл резко переменился. Он стал каким-то замкнутым и раздражительным, почти параноиком. Не хотел разговаривать и не хотел объяснять, что собирается делать дальше. Запрется в лаборатории и целый день никого к себе не впускает. Он даже обедал там – наверное, для тою, чтобы ему не задавали вопросов.

Она взялась рукой за горло и помассировала ямку между ключицами.

– Он вообще перестал нам что-либо объяснять. Забрал к себе все свои лабораторные записи. Что ни день, гонял огнеход в самый центр кратера. Зачем-то выписал множество различных биохимических реактивов, среды для культивирования микробов, два термостата, чтобы проращивать культуру ткани. Мы не знали, что об этом подумать…

– А вы спрашивали его?

– Он отвечал, что хочет проверить некоторые свои гипотезы. Говорил, что пока это еще только догадки. Ему там нужно что-то найти, поставить какие-то эксперименты.

– Вы ему в этих экспериментах не помогали?

– Он меня тогда совсем не подпускал к своей работе. Даже не интересовался, чем я занимаюсь все это время. Впрочем, с ним и раньше случалось, что он увлекался чем-то, сверх меры. Но тут, мне кажется, было нечто другое. Он, по-моему, чего-то боялся и не хотел, чтобы мы об этом узнали. А потом просто исчез и больше уже не появился.

– Значит, спуск в кратер как-то повлиял на его нервное состояние? Джесси опять потерла горло ладонью.

– Я сначала сама так думала. И надеялась, что через некоторое время это пройдет. Дэниэл закончит свою серию экспериментов, сформулирует результаты, успокоится, все придет в норму. Но потом я заметила, что он перестал принимать лекарство…

Она протянула руку и сняла с тумбочки пузырек, полный таблеток.

Скалли, вчитываясь, поднесла его ближе к глазам:

– Карбонат лития… Скажи, Джесси, а доктор Трепкос должен был принимать его постоянно?

– Вы не подумайте только, что он всегда был психически ненормальным. Напротив. Он был очень остроумным и общительным человеком. Не без странностей, разумеется, но все талантливые ученые имеют какие-то небольшие причуды. Наверное, они таким образом снимают напряжение творчества. И Дэниэл, пока принимал лекарство, был очень привлекательным человеком.

– А почему он перестал его принимать? Он вам это объяснил как-то? У него были причины?

– Он сказал, что таблетки ему больше не требуются. Он после них хуже думает, становится каким-то сонным и вялым. Честно говоря, именно так с ним и было…

– Ну, лекарство и должно его успокаивать, – заметила Скалли.

– А Дэниэл больше не хотел быть спокойным. Он хотел как можно быстрее закончить свою работу. Он весь горел и даже спать теперь стал какими-то урывками. Он сказал, что лекарство только засоряет его мозг. А еще он сказал… что я засоряю его тело. Раньше он никогда так не говорил…

На этот раз Джесси не удержалась и все-таки всхлипнула.

– Ну теперь-то, будем надеяться, все позади, – сказала Скалли.

– Я не уверена… Мне очень страшно… Я больше не хочу оставаться на станции… Скалли осторожно спросила:

– Скажи, Джесси, чего ты боишься? Некоторое время Джесси молчала, уставившись в стену, а потом, точно решившись и сделав усилие над собой, еле слышно сказала:

– Доктора Трепкоса.

Ее словно прорвало. Она стиснула одной ладонью другую и сильно прижала их к горлу. Голос из-за этого звучал сдавленно.

– Я приехала сюда, на станцию, по од-ной-единственной причине, – чтобы быть с ним. Он мне обещал, что мы отправляемся в настоящее приключение и что эта экспедиция изменит всю мою жизнь. Я прекрасно представляла, что он имеет в виду. И я ничего не имела против: тогда доктор Трепкос мне нравился. Но восемь месяцев в изоляции от всего мира – это очень долгий срок. Через восемь месяцев начинаешь и думать, и чувствовать совсем иначе. На очень многие вещи смотришь уже совсем по-другому. И теперь все чего я хочу – это вернуться домой.

– А где, Джесси, твой дом? Джесси долго молчала. А затем подняла на Скалли темные заплаканные глаза. Руки так и остались прижатыми к горлу.

– Где угодно, только не здесь, – тихо сказала она.

Малдер сидел в лаборатории доктора Трепкоса в конце коридора и, пролистывая одну за другой папки с материалами наблюдений, слушал голос самого доктора, доносящийся из магнитофона.

– Образцы седьмой, двенадцатый и двадцать второй также содержат следы, доказывающие наличие органического материала. Возможность существования нового или, наоборот, очень древнего, чудом сохранившегося в вулкане необычного существа, тревожит меня и заставляет выдвигать самые рискованные предположения. Больше всего меня мучит следующее: не утратил ли я критическое, исследовательское отношение к миру? Не затмило ли мое жгучее желание найти правду – самой правды? Правды, уже найденной, но слишком невероятной, чтобы ее признать. Наш ум часто придает искаженные формы явлениям и загадкам природы. Мы порождаем призраков, а потом сами же начинаем их опасаться. Мы убиваем живое, чтобы тщательно изучить жизнь, но живое при этом перестает быть живым и становится мертвым. Мы, таким образом, изучаем не жизнь, а только смерть. Мой мозг сейчас похож на крепко стянутый мыслями узел. Их слишком много, и я больше не в состоянии их распутывать…

Запись кончилась, и пошло слабое шуршание чистой пленки. На двух других найденных здесь кассетах также ничего не было. Малдер уже собирался выключить магнитофон, когда пол и стены в лаборатории не слишком сильно, но достаточно заметно дрогнули. Зазвенели мензурки, стоящие в два ряда в никелированном шкафчике, покатился и упал на пол заточенный карандаш., Малдер замер, не дотянувшись рукой до клавиши выключателя. Несколько секунд он прислушивался, но эта мелкая дрожь больше не повторилась. Ему вдруг пришло в голову, что они как-никак находятся в непосредственной близости от вулкана, и если землетрясение, настоящее катастрофическое землетрясение, им, может быть, и не грозит, то извержение или взрыв горючего газа вполне возможны.

И именно в тот момент, когда это соображение пришло ему в голову, дрожь возобновилась, – несколькими мелкими волнами прокатившись по лаборатории.

У Малдера как-то нехорошо, припадочно ударило сердце.

Однако когда он, внутренне напряженный, ворвался в затемненную операторскую, готовый, если понадобится, к самым решительным действиям, то ни паники, какая бывает при катастрофах, ни даже какой-либо особой тревоги не обнаружил. Спокойно мерцали экраны включенной аппаратуры, пощелкивал таймер, синхронизирующий, вероятно, работу нескольких датчиков, бежали в электронных окошечках длинные числа и обозначения. Все выглядело совершенно нормально. В сторону возбужденного Малдера никто даже не обернулся. И только Танака, сидевший перед прибором, от которого во все стороны шли толстые, изгибающиеся провода, мельком на него глянул и, видимо, почувствовав необходимость объяснений, сказал:

– В последнее время сейсмическая активность несколько возросла. Мы сейчас наблюдаем область на северо-востоке от кратера.

А Восберг, с раздражением пнув ногой осколок, валяющийся на полу, добавил:

– Если бы Трепкос не уничтожил всю нашу аппаратуру, мы могли бы извлечь массу полезных сведений из этих толчков. Кстати, не беспокойтесь, извержения они не предвещают. Авалон, если когда и выплеснет магму, то, по нашим прогнозам, не ранее, чем через сто лет. Эти толчки – его, как бы сказать, рутинное состояние…

– Я не беспокоюсь, – сказал Малдер. – Просто мне пришла в голову одна мысль. Животные, я где-то читал, чувствуют приближение землетрясений?

– Птицы, кошки, собаки, – не отрываясь от клавиатуры компьютера, стоящего перед ним, подтвердил Восберг. – Часа за два, за три до катаклизма их охватывает тревога.

– А, например, у людей подобные состояния не наблюдались?

– Вы хотите сказать, что Трепкос сошел с ума из-за близости Авалона?

– Может быть, вулканическая деятельность как-то обостряет состояние психики у человека. Нормальный человек становится нервным и напряженным, а человек с несколько расшатанной психикой в итоге заболевает…