Текст книги "ДМБ-2010"

Автор книги: Андрей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Туристов? С таким вооружением?

– С каким? Здесь ничего не написано.

– А я тоже не видел с каким.

– Хорошо. Допустим, ты их не видел. Кто отвез тебя назад?

– Ну вы же смотрели машину. А я не помню ничего. Посмотри мой рапорт – шел назад, поскользнулся, очнулся – гипс. В смысле – лежу, а рядом вещи...

– Машину смотрели очень поверхностно. Лабухи, из резидентуры. Но кое-что интересное накопали. Например, с ручек, руля и всего прочего были стерты все пальцы... Но сверху всего, на стертом...

Я прекрасно понимаю, что могло быть сверху всего. На секунду мне кажется, что ее длинные волосы опять щекочут мне лицо... Несмотря на жару, меня пробирает озноб. Колобок это замечает и замолкает. Потом резко:

– Говори, кто она? Это был шестой человек из их группы? Она ждала уже там, на месте?

Я молчу. Я просто не могу говорить и все.

– Молчишь? Зачем ты встречался с помощником атташе?

Потихоньку прихожу в себя.

– Зачем, зачем... У тебя вон расшифровка записи лежит. Родину не предавал, не бойся.

– Это я знаю. А то бы ты говорил не со мной. И не так. Смотри, сейчас вколят тебе мои бойцы кое-что и ты все-все расскажешь.

– Ты же сам понимаешь, что не сделаешь этого никогда. Я начну говорить, а кто будет вести и расшифровывать запись? Ты. И знаешь, сколько я тебе наговорю? И будешь ты невыездной до конца дней своих.

– Хорошо изъясняешься – "до конца дней своих". Конечно, не будут я тебе ничего колоть. На чем ты сломал ее?

– Почему обязательно "сломал"? И почему "ее"?

– Любишь задавать риторические вопросы?

– Нет, просто заново учусь говорить.

– Откуда взялся шестой человек? Ведь их прилетело пятеро.

– Ниоткуда. Их и было пятеро.

– Почему она повезла тебя? Проще было...

– Да, именно. Пристрелить меня. Но... она ... так не сделала.

– Почему?

– Не знаю.

– Потом она вернулась, чтобы найти своих и ...

– Да, да, да! Когда это кончится?!

– Уже кончилось. Почти. С помощником атташе ты встречался, чтобы рассказать, как... чем все кончилось?

– Да.

– Что он отдал тебе?

– Ее... одну ее вещь.

– Ладно, я понимаю, что с тебя хватит. Подпиши.

И протягивает мне бумагу. "Никаких дополнительных сведений не сообщил". И на том спасибо.

– Спасибо тебе, Колобок.

Он кивает, не глядя на меня.

Долго сижу на лавочке в тени. Ну и денек. А ведь, чует мое сердце, все еще только начинается. В задумчивости я не заметил, что около меня уже давно стоит знакомый лопоухий боец. Терпеливый парень. Под стать своему начальнику – Колобку. Увидев, что я очнулся, улыбается и говорит:

– Вам подготовлено рабочее место. Там же можно ночевать. В смысле спать. Я провожу.

"Ночевать" – это впечатляет. Попробуем обойтись без экстремальных проявлений служебного рвения.

– Пойдем.

На этот раз путь дальше. Идем по дорожке в окружении цветущей сирени. Мне по-прежнему холодно. Но с каждым шагом становится легче. Погода, наверное, хорошая – вот и все. Подходим к такому же симпатичному домику, похожему на логово Колобка. Боец испытующе смотрит на меня и говорит:

– Пожалуйста, на второй этаж, номер одиннадцать. Там открыто.

И ободряюще улыбается.

Не нравится мне все это! Но иду.

Никаких ужасов за дерматиновой дверью номера одиннадцать не обнаруживается. Двухкомнатный номер. В первой комнате – стул, стол, компьютер и ... замечательный телефон. Как игрушечный. Аппарат без диска, с обмотанной синей изоляционной лентой трубкой. Это значит, что соединять меня будут только с теми, с кем захотят. Плюс полный контроль всех моих разговоров. Посмотрим, что во второй. "В смысле спать", похоже, надо там.

Приоткрываю дверь. Впечатляюще! На классической гостиничной кровати поверх цветастого покрывала возлежит молодая дама. Из одежды на ней только детектив в руке, да белые шерстяные гольфы. Это же моя рыжая знакомая, Оксана! "Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа".

– Оксаночка, привет! У тебя по-прежнему мерзнут ножки?

– Привет, Кот! Ты, зараза такая, бросил меня тогда. И телефона не оставил. Но я тебя нашла. Ну-ка, иди сюда.

– "Бросил тогда...". С тех пор прошло три с лишним года. И можно подумать, наша встреча тогда была случайной.

Говоря все это, я тихо глажу ее по ноге, снимая гольфы. Ноги все такие же холодные, как лед! У девушки явные проблемы с периферическими сосудами. Она довольно улыбается.

– Тебя прислали поговорить со мной, так ведь?

– Да, но это потом.

– Нет, давай сейчас. Оденься, ладно?

– Как хочешь, – теперь хмурится.

– Ты хотела предложить мне подтвердить ваше заключение?

– Да, это будет лучше для всех.

Грустно все это. И как-то несерьезно. Впрочем, ее ведомство не отличается тонкостью подходов. Тоже мне, Мата Хари нашлась! Отхожу в другую комнату к окну. Оксана подходит сзади. Но не трогает, чуткая девушка.

– Ты мне не рад?

– Оксан, о чем ты? Я знаком с тобой хорошо, если полчаса. Да еще час назад меня просто наизнанку вывернули. Я с удовольствием пообщаюсь с тобой в другой раз. Завтра, например. А сейчас иди, ладно?

– Зря ты. Ведь ты сам знаешь, что у нас не бывает никакого "потом" и "в другой раз". Ладно. Что мне передать?

– Скажи, что я подумаю.

За спиной тихое движение и она исчезает. Я сажусь на стул и долго сижу без всяких мыслей. В окне – ветки сирени. Чудесный весенний вечер.

Звонит телефон. Тот, который без диска. Я знаю, кто это звонит. Я все сегодня знаю. Беру трубку и молчу.

Каждый раз я слышу эту замечательную мелодичную фразу на незнакомом языке. Ее смысл Лела категорически отказывается мне объяснить.

– Здравствуй, Лела-Лелинька, – говорю, – Рад тебя слышать. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Она, конечно, хочет.

– Жили-были прекрасная принцесса и принц... так себе.

Лела возмущенно фыркает:

– Ладно, принц тоже был ничего.

– Спасибо. Поправка принимается. И вот, послали этого принца, который был ничего себе, на Остров посреди холодного моря-океана. А на Острове том жил-был страшный Дракон о двенадцати мегато... ой, то есть головах...

– И дали принцу злые люди меч деревянный и сказали: "Пойди..."

– Туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!

– Нет, – опять поправляет Лела. – Ты снова неправильно рассказываешь. И сказали: "Пойди, убей Дракона". И пошел рыцарь с деревянным мечом и...

– А Дракон-то дохлый...

– Но рыцарь-то не знал об этом.

– Да, не знал. А когда же прекрасная принцесса полюбила принца?

– А она полюбила?

– Конечно. В сказке так полагается.

– А полюбила она его, когда он, не зная, что Дракон уже помер, пошел со своим деревянным мечом в пещеру Дракона, не отказывался и никого вместо себя не отправил. Вот такая сказка. Как поживаешь, принц-рыцарь?

– Почти Принц-Герцог...

– Ты знаешь, мне тоже начали нравиться Братья. Видимо, возраст. Или поумнела малость. Так как ты поживаешь?

– Сижу, скучаю без тебя. Ты вот большим человеком стала...

– Да я всегда была немаленькой. Но тебе тоже грех жаловаться, ты профессор...

– А ты почти руководитель спецслужбы дружественного государства...

Лела фыркает:

– Вот именно – почти... Хочешь, сделаю тебя академиком... у нас? Будешь жить в чудесном домике, в горах. Я буду иногда к тебе приходить. Хочешь?

Я молчу.

– В общем, я и сама понимаю, что это бред...

Вздыхает, несколько секунд молчит и тихо:

– Я закрутилась – у меня – террористы, у меня – заложники... Я стала злой старой коровой... Помнишь, мы на Острове смотрели мультфильм...

Я издаю возмущенный вопль. Перебиваю:

– Там, в мультфильме была очаровательная коровушка и у нее, у Буренушки были такие же чудесные ресницы, как у тебя... Милая Лела, мне сняться твои ресницы... И не клевещи на себя: ты на два года моложе меня... А коса, твоя волшебная коса, она цела?

– Нет, косу пришлось отрезать...

Издаю громкий протяжный стон. Она говорит почти испуганно:

– Но послушай, Кот, у меня физкультура для личного состава два раза в неделю и я должна пример подавать ... и вот, пришлось... Тебе жалко? Скажи еще про ресницы...

– Я ранен... смертельно ранен стрелами твоих ресниц... они мне сняться...

Мы оба замираем – я случайно или нет, но сказал ту же фразу, что тогда, в Ташбаане... Молчим долго. Наконец Лела не выдерживает:

– Ты по-прежнему все это помнишь?

– Я буду помнить то, что случилось там, всегда. Да и есть, кому напомнить. Давай не будем об этом. Не сыпь мне сахар в пиво...

– Меня всегда потрясало – тебе больно, но ты шутишь, смеешься, а глаза грустные, больные... Я далеко, но вижу это. Ты простил мне, что я тогда отодрала тебя за ухо?

– Я и не сердился не секунды – ты совершенно правильно сделала. Я это вполне заслужил. А ты простила меня, что я тогда... не остался?

– Я бы никогда не простила бы тебе, если бы ты тогда остался...

Опять молчим и вдруг на том конце еле слышно:

– Я ... до сих пор... люблю тебя.

– И я ...

Но Лела не дает мне сказать:

– Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов...

– Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?

– Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни... то, что я тебе только что сказала.

– А ты что-то сказала или мне послышалось?

– Я сказала.

– Я это буду помнить всегда – вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел... А теперь говори по делу.

– Ты знаешь, я ужасно не люблю, когда у меня над головой по неизвестной причине разваливаются новейшие самолеты-штурмовики. Тем более мы хотели их у вас покупать. Вот с детства я этого не люблю. Я прошу тебя заняться этим делом...

– Что же меня все уговаривают? Вот одну только что выпроводил...

– Женщину!? Нет, Кот, ты неисправим!

– Не ревнуй, у нас ничего не было...

Лела только усмехается. Недоверчивая. Впрочем, у нее работа такая. До чего люблю оперативную связь – качество отменное: и громко, и слышно каждый вздох. Продолжаю:

– Ладно. Я займусь этим делом. Но только ради тебя, ты слышишь? Только ради тебя...

На том конце вздох и опять чуть слышно – не понять то ли услышал, то ли почудилось:

– Я тебя ...

И громко:

– Пока, Котенок!

И громкое противное мяуканье гудка оперативной связи. Вот так. И когда она позвонит теперь – неизвестно. И позвонит ли вообще. Все-таки нехорошее слово "Никогда". Плохое, можно сказать, слово. Негодное.

"Если это программист, он долбит. Если он не долбит – плохой, негодный программист". Вернемся к программистским делам.

Поднимаю трубку:

– Соедините с Главным конструктором системы. Здравствуйте, Сергей Федорович. Мне хотелось бы получить от вас трассы программ управления силовой установкой машины на следующих субкритических режимах полета.

И я начинаю нудно перечислять индексы. Главный конструктор прилежно записывет.

– Это все? – вопрошает уважаемый Сергей Федорович.

– Нет. Еще, пожалуйста, перепишите в какой-нибудь удобоваримой форме показания неразрушающихся блоков контроля.

– На CD?

– Да, годится. И дайте мне пару ваших программистов. Я ведь ничего не понимаю в самолетах.

На том конце провода слышится скептическое хмыкание.

Я продолжаю:

– Сергей Федорович, я надеюсь, вы не будете требовать от пилотов работать на... критических режимах. Вы понимаете, о чем я говорю? Я думаю, нам вполне хватит двух развалившихся штурмовиков...

– Так вы думаете... А официальная точка зрения...

– Почему-то мне кажется, что вы думаете точно также, как и я.

– Может быть...

– Я вас понимаю и постараюсь помочь. До свиданья.

Кладу и снова поднимаю трубку.

– Дайте номер... – и называю номер рабочего зала своей доблестной команды. – Третий, привет! Пойди оформи себе допуск и завтра утром приезжай ко мне.

– Понял. Буду.

– Ты не забыл еще, как выглядят самолеты? Ты же выпускник МАИ.

– Я выпускник другой кафедры. Но как выглядят разбитые машины, я еще не забыл...

– У тебя есть что-нибудь по визуализации?

Пауза. Потом Третий продолжает:

– Ты делаешь успехи, Второй. Я только что хотел тебе предложить визуализировать содержание "черных ящиков".

– Не учите... дедушку кашлять! Я не настолько туп, как ты думаешь. Еще я заказал трассы программ от силовой установки. Сегодня они полетают немного и завтра мы их получим.

На этом месте я соображаю, что Третий не знал, куда мы едем. А уж зачем – тем более...

– Слушай, Третий, может не заниматься ерундой и ты скажешь мне сразу место в программе управления двигателями...

– Не забегай вперед, Кот. Я приеду и мы разберемся вместе. На самом деле – это трудная задача. Я помогу тебе, но приготовься к тому, что могут быть проблемы.

– У кого и какие?

– Ты будешь смеяться, но... у меня. Пока.

Вот это дал! "Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер", – заявил в свое время наш комсорг. Проблемы у Третьего! Интересно!

А между тем время неумолимо идет к вечеру. Спохватываюсь, беру трубку:

– Соедините с дежурным. Добрый день! А генерал Козлов... Как, уже уехал? Спасибо.

Трогательная забота о подчиненных. Теперь долго добираться на электричке. А может, не ехать никуда? Дома мне особо делать нечего, а спать здесь есть где.

Опять сажусь у окна и наслаждаюсь вечером. Когда еще так спокойно посидишь. Вдруг в поле моего зрения показывается знакомая фигура. Оксана, одета в строгий джинсовый сарафан, волосы собраны в пучок, круглые очки в металлической оправе. Образцовая учительница начальных классов. Тащит что-то в сумке и идет, похоже, опять ко мне.

Точно. Кто-то скребет коготками по дерматину, дверь открывается. К запаху сирени примешивается аппетитный аромат свежих булок. Я сижу не оборачиваясь.

– Задумался, Котик?

– Да, Оксан, задумался... Тут проблема – ты ведь филолог у нас – я думаю над сущностью слова "колебания".

– В смысле – как пишется – вместе или раздельно?

Шутка, конечно, так себе, но я не удерживаюсь и начинаю веселиться. Не ожидал от этой простушки! Оксана тоже заливается своим хриплым смехом.

– Ну как, развеселила я тебя? А то сидит ... ну не знаю какой. Прогнал девушку...

– "И тут на товарища прапорщика была брошена голая девушка". Это цитата из одного рапорта.

Оксана изнемогает от смеха. Поскольку стул в комнате один, я уступаю его. Она, держась за живот, валится на стул. Отсмеявшись, вдруг испуганно спрашивает:

– А откуда ты знаешь, что я филолог?

У меня на языке вертятся объяснения, но я сдерживаюсь. Говорю:

– Да я просто так сказал.

– А... понятно. Я тебе тут покушать принесла.

– Спасибо. Очень трогательно. Присоединяйся.

Я усаживаюсь на подоконник, а Оксана остается на стуле. Неспешно пьем кофе из мятого китайского термоса и едим замечательно вкусные свежие булки.

– Сама пекла?

– Прикалывайся, прикалывайся... Я, между прочим, здорово пеку. Просто мне сейчас некогда. Ничего-ничего, я еще тебя к себе затащу... на торт.

– В смысле – из меня торт? Суп с Котом, пирожки с котятами...

Опять смеется.

Допиваем кофе.

– Ну, я пошла. Пока.

Убрав термос в сумку и легкомысленно повернувшись, упархивает.

Сижу еще немного на подоконнике. Потом перемещаюсь на кровать. На покрывале остался четкий силуэт длинноногой фигуры, тонко пахнет духами. Становится немножко грустно. Не замечаю, как засыпаю легким, спокойным сном...

Просыпаюсь довольно поздно. Умывшись, выхожу в соседнюю комнату.

Того, кто не знает Третьего, эта сцена может сильно напугать. Как написано в одной сказке: "Мальчик получился хороший, но вот беда – неживой". В общем, медитирует он или как там у них это называется.

Громко окликаю. У Третьего появляется осмысленная искра в глазах. Подождав с полминуты, говорю:

– Как там, во Внутреннем Урюпинске?

Удивительный контраст – совершенно неподвижная фигура вдруг начинает говорить:

– Мы, Бойцы Третьего Уровня, бываем только во Внутренней Монголии! Классиков надо читать.

– "Разборки третьего уровня", "контакты четвертого рода"... Работать надо! Я и забыл, что ты тут недалеко живешь и не ждал тебя так рано.

– Кстати, о контактах четвертого рода... Что за деву я спугнул? Сидела тут у тебя красотка и спала, сидя на стуле.

– Рыжая такая?

– Ага.

– Это Оксана. Из очень серьезной организации, которую один из классиков, но не твой любимый, называл: "груша с откушенной попкой". И когда ты, наконец, отвыкнешь от "ага"? А еще – "Третьего уровня"...

– Не воспитывай! Кстати, что ты такой... напряженный? Из-за заключения? Давят?

– Давят... Но я не поэтому, это меня вчера... взвинтили. По одному из прошлых эпизодов...

Третий внимательно смотрит мне в глаза. Я не отвожу взгляд. Вдруг он говорит:

– Ну-ка, дай руку. Нет, левую. Между этими шрамами – примерно десять лет. И ты сделал это сам...

– Девять. Маленький, ближе к ладони – это собака...

– Все равно – сам. Дразнил ведь? А нижний – по тому самому, что тебя беспокоит... Но вообще, у тебя крепкие нервы, я бы так не смог.

Я с неудовольствием забираю свою руку назад:

– Фокусник, блин. Вот интересно, что бы было, если бы ты там был вместо меня.

– А ничего хорошего. Остались бы мы все там. И я в том числе. Ты выскочил только за счет полной... внешней нелогичности своих действий.

– А ты откуда знаешь?

– Да ходят слухи...

– Кстати, откуда ты узнал... Я про наш вчерашний телефонный разговор...

– Я пошел к нашей секретарше, Галке, и спросил, куда Палыч Кота увез. А она – "там самолет разбился, военный, ужас, семь верст до небес...".

Все просто. Показывая друг на друга пальцами, весело хохочем. Именно в этот момент в комнате появляются гости.

Два невысоких крепыша почти одинакового роста. И смотрят почти одинаково – испытующе прищурясь. За ними делегация разболтанных бойцов со стульями и какими-то пакетами.

Протягивают руки:

– Нас прислал Сергей Федорович. Борис, программист.

– Виктор, инженер.

Мы с Третьим переглядываемся. Он пожимает ребятам руки и молчит. Придется мне:

– Добрый день. Это Иван, программист, выпускник МАИ – я показываю на Третьего. – А я координатор работ.

Ребята с интересом смотрят на Третьего.

– Вы завтракали, – спрашиваю. Ребята кивают.

– А я – нет, поэтому займитесь подготовительной работой, а я пойду питаться. Иван, ты ел, конечно?

Третий, не глядя на меня, кивает. Бойцы, стоявшие за дверью, втаскивают стулья, какие-то кабели. Борис достает из пластикового пакета два CD-диска и шлем виртуальной реальности. Здорово ребята взялись за дело. Ну все, зарядил народ работой, теперь пора подумать о себе.

Двигаюсь к двери, но тут меня посещает Мысль.

– Да, разберите для начала формат записей "черных ящиков".

Команда уже занялась делом, мне делают неопределенные жесты руками, типа: "Иди, иди, мальчик Ваня Сусанин, мы сами партизан найдем". Сами так сами.

Выхожу на улицу. Эх, кое-кого сейчас увижу знакомого! Точно. На лавочке сидит Оксана. Черные колготки, мини-юбка – не разглядеть, нога на ногу, яркая футболка, зеркальные очки. Бойцы, притащившие стулья, жадно глядят на нее из-за живой изгороди.

Подхожу:

– Привет! Звезды рассказали мне, что ты плохо спала в эту ночь...

– Привет! Издеваешься опять над невинной девушкой. Всю ночь у тебя просидела, на стуле спала, конечно... Звезды ему, понимаешь, подсказали... Видела я твои звезды...

– Ты что, все время будешь ходить за мной... эдаким... очаровательным хвостиком?

– Конечно, ты не понял еще? Меня же послали... спать с тобой. А за невыполнение приказов у нас знаешь, что бывает?

– Хорошо. Я сегодня уеду домой вечером, а ты приходи, хоть поспишь нормально у меня. Кстати, где у вас тут столовая?

– Пойдем, покажу. "Поспишь нормально"... Как, не надумал заключение подписать?

– Не ворчи, Оксан. Давай каждый будет заниматься своим делом...

Оксана громко фыркает, да так, что с нее спадают темные очки.

– Вот-вот. Ты мне и не даешь моим делом заниматься.

– Не смущай меня, а то я покраснею и вообще застыжусь.

Идет впереди, покручивает своим рыжим хвостом.

– Оксаник, а у тебя... обмороков не бывает?

Эффект превзошел все ожидания. Спотыкается, чуть не падает. Медленно оборачивается, держа в руке свои стильные очки. Смотрит куда-то выше меня, зрачки-точки:

– Меня же... предупреждали! А я, дура такая...

Поднимает руки к груди – просто скульптура с символическим названием "Отчаяние". Делаю к ней шаг – она делает страшные глаза, закрывается руками:

– Не трогай меня!

Прекрасная сцена. Особенно если учесть, что мы стоим посреди многолюдной воинской части. Народ с интересом наблюдает. Какой-то офицер так загляделся, что чуть не врезался в идущий навстречу строй.

– Оксан, не надо истерик. Не выспалась?

По-прежнему пребывает в какой-то прострации. Но не сопротивляется, когда я беру ее под локоток. Меня начинает разбирать смех – понятно: "у вас несчастные случаи на стройке были? Будут...". С ужасом глядит на меня:

– Ты... ты ничего со мной не сделаешь?

– Оксан, за кого ты меня принимаешь? У тебя ручка есть? А листочек?

Ее улыбка на бледном испуганном лице выглядит так жалобно:

– Что, наконец-то телефон запишешь? Перед тем, как...

Огромное желание нашлепать по шикарной круглой попе. Но я сдерживаюсь. Беру листок, пишу одно слово, сворачиваю и отдаю ей:

– Вот. Три раза в день.

– Что "три раза"? Читать бумажку?

Нет, точно сейчас налуплю:

– Нет. Пить. Это лекарство.

– Да-а, я сейчас разверну, прочитаю и ...

– ...Теперь узнай о себе правду... – говорю я страшным голосом. Прочитаешь – и превратишься в лягушку. Но не в Царевну, а в обычную. Холодную. Зеленую. Что вы из меня чудовище какое-то сделали?

Боязливая Оксана, не читая, прячет бумажку в карман.

Вот и столовая. Я теперь ее и сам вижу. Решительно иду вперед, а жертва моих шуток плетется сзади.

– Ну откуда ты узнал?

– Что?

– Ну, что я сегодня с утра чуть в обморок не грохнулась?

Собираюсь с духом и максимально серьезно говорю:

– Не спрашивай лишнего и аккуратно пей лекарство.

Выдерживаю паузу, потом делаю строгое лицо и продолжаю:

– А через семь месяцев, когда у тебя закончится контракт, уезжай домой, в свой Ростов-на-Дону. И бросай заниматься всякими глупостями.

Как смотрит! Ей сейчас прикажи в окно выпрыгнуть – сделает без звука. И правда, я – чудовище! "Чудовище обло, огромно, озорно...". Это Радищев. Написал.

Завтрак почти примиряет Оксану с мрачной действительностью. Она кушает манную кашу и делает мне глазки.

– Нет, – говорю я.

– Что "нет"? – удивляется.

– Я не читаю твоих мыслей. Сейчас.

Каша мигом попадает не в то горло. Встаю и не без удовольствия аккуратно хлопаю по спинке. Правда, немножко ниже, чем нужно. Но помогает все равно.

Сажусь на место. Но не могу удержаться:

– И не вздумай класть на меня ноги!

Опускает глаза. Похоже, добил.

Идем назад. Оксана тихонько крадется на шаг сзади. Оглядываюсь взгляд побитой собаки.

– Ну, что ты, Оксан? Прости меня, это действительно было слишком...

Не отвечает.

Вот мы и пришли. Зайду, посмотрю, как у них дела. Оксана остается сидеть на лавочке.

На мониторе какое-то движение, Иван сидит в шлеме. Понятно, ребята не теряют даром времени. Хотя, скорее всего это – домашняя заготовка.

Иван снимает шлем и дает его мне. Надеваю.

Я – в кабине штурмовика. Перемещаюсь со страшной скоростью над холмистой равниной, сверху проплывают облака.

– Это видеозапись?

Ребята смеются.

– А откуда тогда облака?

Смех еще громче. Замечаю, что сижу, вцепившись в стул. Виртуальная реальность – сильная вещь.

– Запустите мне от минус 30 секунд до нуля.

Возятся некоторое время. Картинка снова начинает двигаться. Полет продолжается. Земля уходит назад и вбок. Загадочная мозаика приборов. В ушах какой-то зловещий шепот. Стоп. Облака и земля замирают. Все кончено.

– Давайте второй. Тот же интервал.

Практически то же самое.

Снимаю шлем.

– Что это за... шепот?

– Это переговоры борта с землей, – это Борис.

– Вам не кажутся похожими картинки?

– Не кажутся, – довольно резко отвечает Виктор.

– А датчики температуры двигателя? У них практически одни и те же критические показатели. Рты закройте, коллеги! И не надо мне показывать генеральских мурзилок!16 Такая визуализация ничего нам не даст. Составляйте линейку критических параметров, их взаимную корреляцию и разные статистики. Иван вам скажет, какие. Иван! Сделай преобразование Адамара от этого всего безобразия. Если кому непонятно – так мы получим что-то вроде спектральных показателей... И вот так летайте. Итак, резюмирую. Э...э ... эффект достигается при переходе из режима полета на малой высоте и на высокой скорости к резкому набору высоты. При этом примерно через десять секунд возникает... непоправимое критическое положение из шести букв, то есть фиаско. Ищите процедуры в программах управления, которые соответствуют этому. Пока. Не буду мешать.

За сим удаляюсь. "За сим прощаюсь я, а этот SIMM был дорог мне, как память. О тебе".

Выхожу на улицу и бреду к ангару, с которого начались вчера мои приключения. Оксана тащится метрах в трех сзади.

Сегодня в ангаре почти пусто. У сейфа с документацией сидит вялый полусонный лейтенант. Подхожу к нему:

– Добрый день! Я бы хотел почитать документацию...

Во весь рот зевает и невнятно:

– Основания?

Показываю предписание.

– Допуск?

Показываю и допуск.

– Без разрешения своего командира ничего не дам!

Тут из-за моей спины протягивается изящная ручка с красивым удостоверением. Лейтенант вскакивает и встает по стойке смирно:

– Гвардии лейтенант Кривоногов!

– Вольно. – добродушно произносит Оксана. – Выдайте, пожалуйста, этому... гм ... товарищу все, что он просит.

Без звука получаю полпуда отчетов и усаживаюсь читать. Оксана удаляется.

Похоже, мои подозрения подтверждаются. Но почему никто не заметил этого раньше? Или не захотел заметить? Какой же я наивный! Ведь за ошибку в программе, да еще с такими последствиями, не похвалят... Не зря я спрашивал про слово "колебания".

Что же мне писать в заключении? В задумчивости беру непонятно откуда появившийся пирожок с капустой и начинаю жевать. Поднимаю глаза. Оксана сидит неподалеку на лавочке, на плечах – красивая вязаная шаль (в ангаре довольно прохладно). Глазки опустила – воплощенная скромность.

– Оксаник, спасибо! Пирожок очень вкусный. И очень кстати...

Не поднимая глаз, кивает.

Проходит еще пара часов. Время обеда. Оксана конвоирует меня в столовую. Меланхолично жует. На лице видна работа мысли:

– Слушай, Кот, а что я буду делать, если уйду со службы?

– Я пока не думал об этом. Можно, например, детей учить... У тебя как с языками?

– Два почти свободно.

– Ну вот, не пропадешь.

– А может... можно остаться... здесь?

– Оставайся. Но потом...

– Ладно-ладно, я поняла.

Пора возвращаться к своему занимательному чтению. По дороге передумываю и снова захожу к ребятам. Увлеклись, делают аллегорические жесты руками, сыплются "радиусы поворота", "скороподъемность", "угол атаки". Хорошо.

На меня смотрят с растущим уважением. Без слов протягивают шлем.

В космической темноте передо мной – фигурка самолета, переливающаяся всеми цветами радуги. Со всех сторон радужные линейки и кружочки – параметры различного бортового оборудования. Все это тоже жизнерадостно переливается. Если что-то настораживает, то легко можно посмотреть соответствующие участки программ. Сделано красиво. Но после пяти минут просмотра мое состояние какое-то странное. Слегка кружится голова, взгляд с трудом фокусируется.

Что-то меня тревожит, но пока не могу понять что именно.

– Ладно. Молодцы, ребята. Продолжайте.

– Вот тут принесли трассы. Что с ними делать?

– То же самое. Посмотрите статистику использования различных команд, процедур и отдельных кусков кода. Поскольку пилоты не выходили на критические режимы, придется делать экстраполяцию. Попробуйте понять, как программа могла бы отработать на последних секундах полета. Ладно, давайте вместе.

Увлеченно работаем часа три. Выделили полсотни процедур. Теперь их все надо проверять.

На улице идет дождь. Выглядываю в окно. Чудесно. Мой рыжий хвостик стоит под кустом, накрывшись полиэтиленовой сумкой и жалобно глядя в наше окно, промокает до нитки.

Выбегаю на улицу и, не обращая внимание на протестующие вопли и отбрыкивания, тащу Оксану к нам.

Борис и Виктор при виде ее как-то смущенно переглядываются. Я, не останавливаясь, тащу промокшую шпионку прямо в спальню. Народ в соседней комнате весело хихикает.

– Лезь под одеяло и грейся.

– Когда ты придешь?

– Тьфу на тебя! Одно на уме...

Выходу к ребятам.

– Давайте закончим на сегодня.

Иван моментально прощается и, несмотря на дождь, быстро убегает. Мы, не торопясь, собираемся. Ребята осторожно поглядывают на меня. Думают, что останусь. Но я, заглянув в спальню и убедившись, что Оксана мирно спит, ухожу вместе с ними.

Мокрая электричка. Вокзал. Дом.

Продолжая размышлять, механически ужинаю и ложусь спать. Как ни странно, падающие самолеты мне не сняться. Это будет потом, дня через три-четыре.

С утра долго вспоминаю название станции, до которой я должен ехать. Неспешно иду по чистому и тихому лесу. Настроение непонятное. Похоже, мне просто стало неинтересно. Конечно, я уже все понял. Но все-таки надо довести дело до конца. Пилотов просто очень жалко. "А, у вас тоже бета-версия штурмовика?".

Размышляя так, подхожу к своему домику. Третий наверняка уже сидит и работает...

Да, Третий сидит. Но не работает. Вид у него опять совсем неживой. Разница со вчерашним утром только в том, что на нем надет злосчастный шлем. Допрыгался, Боец Третьего Уровня. Быстро снимаю с него шлем, заглядываю в глаза. Белки полностью красные. Так обычно выглядят пилоты, испытавшие, по крайней мере, десятикратную перегрузку. Но мне сейчас не до мистики. Хорошо, хоть дышит.

– Оксан! – кричу в соседнюю комнату.

Появляется, зевая и почесываясь. Естественно, не одета.

– Оксан, быстро беги за врачом!

– А...а! Он умер?

– Не визжи! Вроде живой...

Через минуту уже топочет вниз по лестнице.

Еще через десять минут появляются врачи. Уважаю военно-воздушную медицину! Работают четко, без охов и лишних движений. Смотрят, понимающе кивают. Что-то измеряют. Пара уколов.

Стою в сторонке.

– Сейчас опасности нет. Пусть полежит до обеда.

– Спасибо. Что с ним было?

Произносят какую-то непонятную фразу наполовину на латыни. Я делаю вид, что все понял. На самом деле это не очень важно. Важно, что подошла моя очередь.

Третий лежит на кровати. Если он и пришел в себя, то виду не подает.

Процедуры выделены. Дальше я справлюсь.

Начинаю писать имитатор управляющих воздействий. Через час из спальни выползает Иван.

– Какого... ты стал этим заниматься? Ты сам мне сказал, что у тебя могут быть проблемы.

– Я думал, будет просто давление. Ну, чтобы мы подписали их заключение и все.

– Он думал... Я пообещал их всех превратить в жаб и лягушек, если будут давить.

– И они поверили?

– Мне? Конечно. Что им оставалось... Ты же... чувствуешь, как Оксана ко мне... относится?

– Да. Страх и ужас.

– Ладно. Шутки шутками, а что было с тобой?

– Не пойму пока. Как от... психотропных препаратов. Погружение... Штуку, похоже, мы сделали опасную.