Текст книги "ДМБ-2010"

Автор книги: Андрей Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Ведущий предлагает:

– Уважаемые коллеги, нам доложен, в общем-то, весьма значимый результат. Кто желает выступить?

Эх, чувствую всеми частями тела, что не надо мне вылезать, но что-то дергает...

Встаю, даю всем себя разглядеть.

– Представьтесь, пожалуйста. Какую организацию представляете?

– Ту самую. Четвертый факультет.

– Спасибо, все предельно ясно. Что желаете нам сообщить?

– Уважаемые коллеги, – вижу, народ морщится. Чистоплюи! В белых костюмах они, значит, а мы известно в чем...

– Уважаемые коллеги! – громко повторяю еще раз, – Хотел сообщить вам, что существует алгоритм сборки кубика из любого положения за фиксированное число элементарных операций.

– Не могли бы вы описать его?

– С превеликим удовольствием. Даже продемонстрирую. Это так называемый Т-алгоритм, он назван так в честь моей младшей сестры Татьяны. Состоит из предварительной подготовительной процедуры в одну элементарную операцию и дальнейшей сборки из ... э-э (считаю в уме) двадцати элементарных операций. Итого – двадцать одно, ой, то есть двадцать одна элементарная операция.

– Сенсационно! Покажите, пожалуйста.

Выхожу к столу, беру кубик Рубика и показываю его всем. Оглядываюсь и вижу, что недоверчивая Крыся пришла и смотрит через дверь, чтобы я от нее не убежал. Приоткрыла ротик и внимательно слушает. Народ, затаив дыхание, ждет. Я издаю рев, достойный фильма ужасов, разламываю кубик на части и, как ни в чем не бывало, говорю:

– Предварительная стадия алгоритма завершена – как легко видеть, это одна элементарная операция, теперь дальше...

Вкладываю кубики на место и считаю:

– Один, два, ...двадцать. Сборка завершена.

Оборачиваюсь – Кристина в восторге, хохочет и показывает два больших пальца. Семинар разделился – ученые мужи возмущены, молодежь веселится. Раскланиваюсь и сажусь.

– Да, это подход, достойный уважаемого ведомства. Спасибо.

Выхожу в коридор. Кристина караулит. Румяная, довольная, скачет ко мне, хватает за руку, целует в щеку от полноты чувств и немедленно смущается. Опускает глаза, теребит свитер и виновато:

– Да, здорово ты их! А то мне этот гад, ведущий семинара, прошлый семестр пару вкатил...

– Вот видишь, я за тебя отомстил. Ты чего смущаешься, мне понравилось, неплохо целуешься.

Ну вот, похоже, смутил еще больше.

Тихо-тихо говорит:

– Не зайдешь? У меня вафельный торт есть к чаю.

Ну как же после этого не зайти – вафельный торт в общежитии! Самое дорогое, можно сказать, девушка отдает.

Выпив, наверное, чашек десять чаю, я жалобно смотрю на Кристину:

– Я пойду, ладно? Мне еще надо в общежитие заехать, а уже темно...

– Я тебя провожу, мне как раз захотелось погулять...

Медленно едем в холодном автобусе. Мест полно, а мы стоим в уголочке. Кристина крепко держит меня за пояс куртки. Смотрим друг другу в глаза и улыбаемся... Жалко, быстро приехали.

Выходим, идем от остановки вправо и вниз, поворачиваем за угол.

– Вот тут я живу, вернее, жил, а сейчас захожу иногда. Сейчас я забегу, куртку оставлю, возьму шинель и теперь тебя провожу, ладно?

Она довольно кивает. Я поворачиваюсь, берусь за ручку двери и тут...

Дверь распахивается. На пороге – совершенно пьяный Сержант Пеппер, которого несут за руки и за ноги четыре таких же хмельных джентльмена. Сержант на секунду тормозит движение, приветливо машет мне рукой, затем процессия продолжает движение и громовым голосом поет:

– И-и уносят меня и-и уносят меня-я в звенящую снежную даль...

Вот и день закончился.

ГОЛОВЮСТ

Дуб – дерево. Роза – цветок. Олень – животное. Воробей – птица. Россия – наше Отечество. Смерть неизбежна.

П.Смирновский. Учебник русской грамматики6.

Вылезая из машины, я осторожно огляделся. Он, несомненно где-то рядом... Я помню, как Он выглядит, но вот в очередной раз увидев Его даже этим замечательным летним утром, я вздрогнул. Огромная черная голова внимательно и безотрывно смотрела прямо на меня...

Я не выдержал и отвернулся.

Кругом шли люди. За моей спиной затормозил раскрашенный под джип "козлик" – машина с номерами Арбатского военного округа. Из нее, кряхтя выбрались нестарый еще генерал в мятых штанах с красными лампасами и ярко-рыжая деваха в футболке и мини.

Они ничуть не пугались Головюста... Мне стало немножко легче.

Да, пара в высшей степени нетипичная и, скорее всего, они направляются туда же, куда и я. Впрочем, скоро я это точно узнаю.

Головюста придумал Сержант Пеппер, когда мы работали здесь в стройотряде. С утра, до развода на работы, к нашей краснознаменной бригаде подошел юный дубофак (а все слушатели Школы делились на Биномов и Дубофаков) и спросил:

– Братцы, вот я знаю, что когда по плечи – это бюст. А когда по шею?

Сержант Пеппер поскреб небритую щеку, посмотрел в небо и увесисто произнес:

– Головюст.

– Спасибо, братцы. До чего ж умный народ (это он уже своим)!

Я осторожно обогнул Головюста и неторопливо двинулся к проходной Института. Куда идти, я, конечно, забыл, но, уверенно двигаясь за сладкой парочкой, пришел, куда мне было надо.

В приемной Лысого Академика крутилось еще пара-тройка штанов с лампасами и их разнообразных помощников. Я осторожно встал сзади. Кто-то неожиданно тронул меня чем-то холодным за локоть. Головюст!!! Я вздрогнул и обернулся. Это была та самая дева, которую я встретил с генералом на улице. Она протянула мне ладошку, мило улыбнулась и сказала:

– Привет! Меня Оксанкой зовут. А тебя?

– А меня – Котом.

Она рассмеялась неожиданным хриплым смехом:

– Нет, правда?

– Правда! А почему у тебя руки такие холодные?

– А у меня и ноги холодные, а почему – не знаю... Мужики все ругаются...

– Да ну, мне кажется, летом хорошо...

Я несколько секунд подержал ее руку.

– А где твой генерал?

– Зашел уже на заседание.

– Тогда пошли, а то всыпят сейчас, что ходим, мешаем...

– Побежали, ты только потом не убегай, я тебе телефончик напишу...

Я не ответил.

В полумраке огромного кабинета я сначала не увидел ничего, коме блестящей где-то очень далеко, метров за шестьдесят лысины Главного Академика. Совещание уже началось. Очередной докладчик что-то мерно журчал. Слов за работающим кондиционером было не разобрать совсем...

Я устроился почти в конце длиннейшего стола, Оксана села точно напротив. Докладчика я по-прежнему почти не слышал. Доносились только отдельные слова: "срыв государственной программы", "международный резонанс", "виновные должны быть наказаны". Последняя фраза меня сильно насторожила. Обычно она не предвещает ничего хорошего.

А говорили: "сходи, посиди". Да еще и на эти сутки записали на дежурство. Не нравится мне все это.

Моя визави мило улыбалась и что-то делала под столом. Я не выдержал и заглянул туда. Она громко хихикнула. Ничего особенного, девушка просто сняла туфли...

За открытым окном продолжался жаркий летний день. Впечатление жуткой жары усиливалось воздушным маревом, источник которого был мне пока неясен...

Вдруг, перекрывая все звуки в зале, на улице закричали дурным голосом:

– Взззвооод, пе-е-есню за-апе-вай!!!

И нестройный хор утомленных голосов заорал:

– Медленно ракета уплывает в даль,

Встречи с нею ты уже не жди,

И хотя Америки немного жаль,

СССР должно быть впереди...

Все ясно – очередной стройотряд. Высокое совещание сделало почтительную паузу, дослушав дурацкую песню до конца. Тем временем, толпа разгильдяев притопала точно под наше окно. Я понял, что сейчас в ходе совещания возникнет естественный перерыв. Не думал только, что он настанет так стремительно...

Голос за окном произнес:

– Интересно, что это за бидон, и пар из него какой-то идет?

–Ты че, не трогай. Тебе ж говорили, что здесь ничего трогать нельзя...

Это было последнее, что я услышал. За окном раздался пронзительный свист и через полминуты наступила зима...

На наш подоконник медленно стали падать тяжелые снежинки, видимые в окно провода покрылись плотным инеем, на соседнем окне появились веселые морозные узоры...

Соседка моя с радостным визгом протопала босыми ногами по паркету и вгромоздилась коленками на стул у окна. Высокое собрание заинтересовалось. Но столько, конечно, внезапной зимой, а замечательным видом сзади, который открылся на стуле. Лампасоносцы задвигались, потянулись смотреть. Докладчик умолк. Возник перерыв.

Я вышел в приемную и подошел к окну. Виновники происшествия не смогли, конечно, далеко убежать. Вид их был ужасен. Да, Пушкин вполне справедливо писал: "Вид его ужасен/Движенья быстры...".

Трое создателей зимы быстро кругами бегали под нашим окном, видимо, пытаясь согреться. Один бегать не мог, а только часто прыгал на месте, поскольку очки его покрылись толстым слоем инея, а пятый с лицом ослика Иа-Иа скорбно стоял на одном месте в позе футболиста, ожидающего пенальти – видимо, примерз к земле...

Да, жидкий азот серьезная штука, особенно такое количество.Ничего, лето свое возьмет, травку только жалко...

– Проходите, пожалуйста, работа продолжается, – бархатным голосом поведал мне секретарь и приоткрыл дверь.

Я опять шагнул в полумрак зала. Стало значительно прохладней. Докладчик (уже другой, с шикарной сединой) продолжал что-то вещать. Суда по тону, он оправдывался. Я уселся на свое место.

Конечно, Оксана сняла туфли не просто так. Вдруг я почувствовал ее ступню на своем колене. Действительно, холодные ноги...

Вдруг докладчик демонстративно громко произнес:

– Таким образом, экспертная комиссия пришла к выводу, что инцидент вызван ошибками в программном обеспечении Системы.

– Что скажешь, Кот? – дружелюбно поинтересовался Седой Докладчик.

Я попытался встать, но соседка не убирала ногу. Пришлось пощекотать ее за пятку. Раздался громкий хриплый смех.

Высокое собрание взорвалось:

– Он, ее щекочет там, что ли?

– Кот всегда так, он еще и не то мог сделать...

Нога убралась на положенное место. Я встал:

– Считаю, что программное обеспечение системы регистрации не могло вызвать обсуждаемый здесь факт несрабатывания заря...

– Стоп. Здесь не у всех допуск есть...

– Прошу прощения. Несрабатывания термоядерного реактора одноразового действия.

– Но ведь это по твоему настоянию, Кот, система старта одноразового реактора было соединена с системой регистрации?

– Да, в противном случае мы не могли синхронизировать точно регистрацию с началом процесса. Но сигнал на старт дается не нами. К пуговицам у кого-нибудь претензии есть?

– К каким пуговицам? – генералы выпучили глаза. Шутка не понята...

– Ну, к работе систем регистрации и синхронизации.

– По другим эпизодам – все штатно.

– Ну вот, а вы говорите...

– Ты не нукай, виноватые всегда должны быть...

Так я и знал. Награждение непричастных, наказание невиновных...

– Короче. Вылетишь прям отсюда. Эта, как ее? Вот ... про-ход-ка как раз вышла на обрез бокса. Зайдешь и сам посмотришь.

– И что я там, интересно, увижу?

– А это уж тебе видней, Главный дизайн-конструктор.

Издеваются, гады!

Оксана с восторгом смотрела на меня. Она пока ничего не понимала...

Все ясно. Отсюда меня уже не выпустят...

Отлично, а ведь сигнал на срабатывание заряда прошел. Там только тронь чего-нибудь... Интересно, успеет аварийная бригада что-то увидеть или испарится сразу, как на Пятом полигоне? Дурацкие вопросы, однако, лезут в голову... Аварийная бригада, аварийная бригада – лезть-то придется мне.

Генералы выбирались из-за стола, прощались, расходились... Моя неудавшаяся знакомая глядела куда-то в мировое пространство. Вид у нее внезапно сделался невеселый... Я обошел стол, нагнулся к ней, потрогал ее по-прежнему холодную руку, легонько куснул за ушко и тихо сказал:

– Пока.

Ничего себе – сходил за хлебушком!

Из тяжелых раздумий меня вывел голос секретаря.

– Вас генерал Козлов, – значительно проговорил он, протягивая мне трубку радиотелефона.

– Слушаю, КсанПалыч – неприветливо произнес я.

– Привет, – жизнерадостно сказал трубка, – тут в одном месте брандмауэр7 нужен. Что посоветуешь? Только давай быстрее, а то я на двух телефонах...

– А шлагбаум не подойдет?

О, ужас, моя шутка странслирована во вторую трубку. Я молча ожидал результата.

– Нет, шлагбаум не подойдет. У тебя все?

– Да.

– Ну тогда пока. Возвращайся быстрее – ты мне нужен.

Нужен! Этот жизнерадостный надуватель мыльных пузырей забыл, что сам втравил меня в сегодняшнюю историю. Впрочем, КсанПалыч большой шутник. Вот на днях при мне позвонил куда-то и значительным голосом изрек:

– Алло, это генерал Козлов!

Потом небольшая пауза

– Не генерал кого, а генерал кто!

Хорошо! Я с трудом усидел на стуле.

Вот пошутил – так пошутил. Непонятно для кого это более обидно наверное, все-таки для меня.

Я отдал трубку секретарю. В ответ получил заполненное каллиграфическим почерком предписание. Опять медовая улыбка и бархатный голос:

– Спускайтесь, пожалуйста, вниз. Сейчас будет машина.

Я представляю себе эту машину! Но делать нечего. Я кивнул и двинулся вниз.

Отвратительного цвета уазик с зашторенными стеклами уже стоял внизу. Я протянул предписание водителю, открыл дверь и протянул в темноту руку, чтобы не шарахнуться о какое-нибудь железо.

– Ой, – женский голос с почти неуловимым, но характерным акцентом. Я довольно чувствительно ткнул ее в левое плечо. Сделав стандартное упреждение, я переместился влево от себя и ... плюхнулся точно на коленки сидящей в полумраке фемины. Но какие, однако, размеры!

Решаю взять инициативу в свои руки:

– Как тебя зовут?

– А мы уже на "ты"?

– Конечно, ведь я старше по званию.

По-видимому, аргумент показался убедительным. Почему я сказал такую чушь? Подсознание – и враг, и друг... Что бы сказал старик Фрейд? "Бывают и просто сны..." Нет, все просто – я коснулся знакомой ткани. Военной формы.

– Меня зовут Лела.

– Лейла? О Лейла, я твой Меджнун...

– Не Лейла, а Лела! Ты так и поедешь у меня на коленках?

– А что? Так будет гораздо удобнее.

– А в глаз? – какие ласковые интонации!

– Не, в глаз тебе не с руки, вот в ухо... За драку с офицером знаешь, что бывает?

– Какая уж тут драка – дам разочек и все...

Вот уж правда, так правда – действительно уложит с одного удара. А может быть, она имела в виду не это...

– Кстати, ты слышала про такого художника – Бориса Кустодиева?

– А как же! Он последователь великого Пиросмани. Ты думаешь, я могла бы быть у него моделью?

А девушка явно непростая!

Решаю все-таки завершить скользкую тему, поднимаюсь с ее коленок и сажусь рядом на сиденье.

– Что же ты не спрашиваешь, как меня зовут?

– А мне Оксаночка уже все рассказала и велела за тобой смотреть. Ты ведь что-то ей обещал?

Оп! Девушка проговорилась. Значит, нас слушали. Все не так просто. Но не будем пока подавать вида.

– Ничего я ей не обещал...

Постепенно привыкаю к полумраку. Перед глазами вырисовывается орлиный профиль, длиннющие ресницы. Передо мной восточная дева дивной красоты ... в форме прапорщика. Невозможно оторвать глаз. Она это понимает, смотрит вниз, подрагивает ресницами и слегка улыбается. Встряхиваю головой.

– Докладывайте, товарищ прапорщик, для чего вы здесь?

– Товарищ капитан... или, может быть, просто Кот?

– Просто Кот.

– Я занимаюсь объектовкой8. Командирована посмотреть, как это делается на объектах действий подразделений особого риска.

– На объектах особого риска это делается так же, как и везде. А теперь, пожалуйста, правду. Кто должен был ехать со мной?

Положительно невозможно держать официальный тон. Какая коса! Гораздо... э...э... ниже пояса.

– Разве это важно? Поехала я и все.

– Но ведь ты не должна была ехать! Кто?

– Оксана.

– Почему ее вывели из игры?

– Это другое, конкурирующее ведомство.

Понятно. Теперь мне точно придется лезть. "Бедняга, грибами отравился! А зубы почему выбиты? Да есть не хотел".

– А почему ты?

– По твоим последним тестам я максимально соответствую твоему женскому идеалу.

Чувствую, что медленно краснею. Но не сдаюсь.

– Если ты смотрела мои тесты, то должна была увидеть, что там отдано предпочтение блондинкам.

– Хорошо, я покрашусь.

– Не надо. А вот косу можешь распустить – мне так больше нравится.

Без разговоров распускает косу. Зря я попросил ее это сделать. С минуту просто не могу говорить. Она чрезвычайно довольна произведенным эффектом.

Ну я и вляпался!

Попробуем девушку на прочность:

– Ты знаешь, зачем мы летим?

– Да, в общих чертах – ты что-то должен посмотреть, а я должна посмотреть за тобой.

– Ах, так! Что-то! Эти олухи, которые сегодня сидели на совещании, пытаются создать термоядерный заряд со специальными характеристиками... Не дергайся, водитель ничего не слышит. Этот заряд предназначен либо для накачки лазера, либо для поражения боеголовок в космосе. И вот, четыре дня назад, при испытаниях, был подан сигнал на подрыв и... ничего не случилось. Ты понимаешь, что я должен буду сделать?

Она начинает медленно, но ощутимо бледнеть. Беру ее за руку – лед. Ну сколько же можно сегодня держать женщин за холодные руки!? Продолжать дальше жестоко, но я продолжаю:

– Да, ты правильно все понимаешь. Когда прошла команда на подрыв трогать что-то в заряде смертельно опасно. Но именно этим я и собираюсь заняться. Помнишь: "Я готов понажимать здесь разные кнопочки и повертеть ручки, но предупреждаю, что это очень нездоровое занятие". Ты думаешь, я испарюсь сразу? Нет, сначала я увижу ослепительный свет...

– Прекрати... Кот! Мне сейчас станет плохо...

– Тебе жалко меня, да?

Долго сидит, закрыв лицо руками. Впечатлительная, как и я. Мы уже почти приехали.

– Переоденься немедленно. Не надо создавать нездоровых сенсаций.

Очнулась. Передает мне пакет с одеждой. Я и сам забыл, что через три часа я из августа окажусь в октябре.

Следующий номер нашей обширной программы – перелет военно-транспортной авиацией.

Хмурый пасмурный вечер. Холмистая равнина, покрытая чахлой зеленью. Дует прохладный, довольно сильный ветер. Впереди около горизонта – серая полоска – Океан.

У трапа стоит одинокий человек с лицом Марка Аврелия. Ветер треплет его выцветшую штормовку. Не здороваясь, он медленно и негромко говорит:

– Жизнь выбрала тебя – но ты вправе отвергнуть вызов. Чем станет дорога без пыли и сталь без ржавчины? Кем станешь ты без людей?

– Собой, – продолжаю я, – Нас не спросили, хотим ли мы жить. Но только нам дано выбирать путь.

– Здравствуй, Кот, – говорит дядя Дима. – Ты давно не был у нас.

– Здравствуй, дядя Дима, – отвечаю я. – Я вообще не был на этом полигоне.

– Это не важно сейчас. Здравствуй, красна девица. – это он уже Леле.

– Пойдемте, ребята. Вам надо немножко отдохнуть.

Лела тихонько толкает меня. От этого "тихонько" я едва не падаю на потрескавшийся бетон летного поля.

– Кто это? Почему он так говорит?

Я не отвечаю. Человек, руками разбиравший "козлы"9 в первых реакторах не может, наверное, говорить иначе.

Но только я не смогу сейчас отдыхать.

– Дядь Дим, закинь меня на точку, я посмотрю макет и схемы.

– Я с тобой, – пугается Лела.

– Не бойся, я пока никуда не полезу, да и потом – тебе туда все равно нельзя. Поезжай в гостиницу, покушай, поспи...

Я сижу, обложившись толстыми схемами на желтой бумаге. Одновременно смотрю на экран монитора и пытаюсь понять, что случилось. Мне кажется, что ситуация не так трагична, как мне это представлялось вначале. Если напряжение снято с управляющих цепей, то, пожалуй, можно рискнуть. Пора размяться и посмотреть ситуацию на месте.

– Дядь Дим, я готов к выходу.

Я стою у небольшого отверстия в пологом склоне холма. Ход идет достаточно полого, но уверенно вниз. Почему-то вспоминаются сказки про гномов. Впечатление портят только части какого-то тяжелого, грязного механизма, которым, видимо, и пробурили эту нору. Машина, которая доставила меня сюда, минут десять назад, ушла. Я ожидая, сигнала, когда все попрячутся по безопасным местам, наслаждаюсь пока тишиной и покоем. Наконец, по связи раздается:

– Первый, слышите нас?

– Да, Бериллий, слышу вас хорошо!

– Приступайте.

Кряхтя и согнувшись, лезу в отверстие и начинаю двигаться к своей заветной цели. "Кряхтя мы встаем от сна. Кряхтя, обновляем покровы. Кряхтя, мы услышим шаги стихии огня, но уже будем готовы управлять волнами пламени. Кряхтя". Классика!

Никакой романтики и ужасов, о которых я говорил Леле, нет, только темнота, сырость и мусор под ногами. Минут через пять я на краю почти сферической камеры, в которой установлено достаточно сюрреалистическое произведение индустриального общества. Заряд выглядит вполне безобидно. Откашливаюсь и громко говорю:

– Бериллий, я первый. На точке. Дайте свет.

– Есть.

И мой голос, и голос командного пункта звучат как-то странно, видимо, довольно сильная ионизация.

Загорается довольно сильный свет. Картина становится еще более мирной.

Так, вот оно! Меня разбирает нервный смех. Сейчас они получат за все. Вспоминается дурацкий анекдот: "Шел мужик по лесу. Увидел танк горящий. Залез он в него, да и сгорел".

– Бериллий, вижу выпавший из гнезда штеккер Г-5. Присоединить?

Что начинается на командном пункте! Дикий шум, я не слышу ничего все, стараясь перекричать друг друга, советуют мне категорически не делать этого! Как будто я сам этого не знаю.

Неожиданно раздается громкий голос Лелы:

– Котик, ты что, решил оставить наших котяток сиротами?!

Шум как отрезало. Да, я не ошибся в этой девушке.

Теперь уже серьезно:

– Внимание! Запись! Говорит первый. Ситуация вызвана отсоединением штеккера Г-5. Выхожу из бокса. Давайте машину.

Я в гостинице. Еще весь мокрый после всяких издевательских процедур. Лела стоит у окна. Подхожу к ней, беру за талию, лицом зарываюсь в длинную ароматную гриву и говорю:

– Так что ты говорила насчет котяток?

АЛЬПИНИСТ

Пока я шел, я был так мал!

Я сам себе таким казался,

Когда хребет далеких скал

Со мною рос и возвышался.

Но на предельной их черте

Я перерос их восхожденье

Одни, в пустынной высоте

Я чую высших сил томленье.

Но бездны страх – он не исчез,

Он набегает издалека...

Не потому ль, что одиноко

Я заглянул в лицо небес?10

Я осторожно проходил через пеструю толпу, которая вполне почтительно уступала мне дорогу. Дело тут было, скорее всего, в том, что я оказался почти на голову выше всех. Именно поэтому я издалека увидел так хорошо знакомый мне затылок.

Подойдя почти вплотную, я негромко произнес загадочное:

– Сеновалитр.

Человек заметно вздрогнул, но не обернулся.

– Ну что, Василич, плохо слышишь или волшебные слова перестал понимать?

Василич обернулся, перевел дух и, сделав печальное лицо, сказал:

– Предупреждать надо. Вот я описаюсь от испуга при всем честном народе – тебе и Родине будет стыдно за меня.

Он почти незаметно повел глазами по сторонам и задал вполне идиотский, с точки зрения постороннего человека, вопрос:

– Ты где сейчас?

– Я в Минске на семинаре, а ты?

– А я в пионерском лагере.

Я расхохотался.

– Вот и развлечешься. Помнишь, Арнольдыч говорил, что лучше в Эфиопии воевать, чем в пионерлагере вожатым.

– Чтой-то невесело ты смеешься. Это хоть и не Эфиопия, но посмотри, солнышко как светит – градусов 30 на улице.

– А ты веселый, я смотрю... Думаешь, на прогулку приехал? Посмотри влево и назад...

– Я смотрел уже и даже послушал. Это американы, туристы...

– Да? Ты взгляни повнимательней – главный-то почти что Шварнеггер, только чуть в плечах шире. И тоже, на север путешествуют, как и мы?

– А две девки зачем?

– Эти девки скрутят тебя в бараний рог за пять секунд. Это наверняка радистка и шифровальщица.

Василич опять заметно вздрогнул:

– Вечно ты, Кот, настроение испортишь. Во-первых, как Ильич говорил конспирация, батенька, конспирация, а во-вторых, что ты меня пугаешь, может все обойдется. Про новое мышление вот каждый день говорят.

– А раз новое мышление, то нечего ставить во все дыры всякую пакость...

– Ладно, Кот, не злись, прорвемся. Пойдем, вон наша машина. Эй, ты пиджак зачем одеваешь?

– А я сейчас с прохлады выскочу на твои 30 градусов, потом опять в кондиционированный автомобиль и будешь ты мне всю дорогу сопли вытирать.

Ехали мы недолго. Минут через двадцать Василич свернул в узенькую улочку и остановился. Мы вылезли и встали в тень. Через полминуты я понял, что мы не одни. Так, за спиной двое, оба с оружием...

– Лореляй, прекрасная песня, – произнес один из них на отвратительном немецком.

Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Что-то много смеюсь плохой признак. Василич серьезно ответил:

– Дык в ней дух нации!

Оба парня подошли к нам. Ну что же, легенда неплохая – белокурые, плечистые парни – "характер нордический, стойкий".

– Сергей.

– Павел.

– Кот и Василич.

Они переглянулись. Мы пожали друг другу руки.

– Ого, – сказал Сергей, – серьезные дела...

Я оглядел их и спросил:

– Рязань, КРСН?11

– Да, командир. Откуда...

– Оттуда. В первый раз здесь?

– Ага, – это Павел.

– Так вот, ребята, давайте стараться, чтобы не в последний, здесь не шутки и не прогулка.

– Ты не пугай, командир, мы и дома хорошо живем.

Василич, отстранено обозревавший пыльные окрестности, покрытые чахлой зеленью, обернулся и серьезно сказал:

– Ребята, Кот никогда никого не пугает – но дела наши, похоже, действительно скорбные... Где багаж?

Ребята осторожно затащили в кенгурятник три аккуратно упакованных ящика.

– Тяжелые, блин.

– Вот-вот, а нам их на себе в гору переть...

Гостиница на окраине города казалась абсолютно пустой. За стойкой скучала хорошенькая администраторша. Мы с Василичем, видимо, не произвели на нее особого впечатления, а вот с наших рослых и плечистых спутников, таскавших вещи, она просто не сводила глаз.

Проходя мимо большого тусклого зеркала, я повернулся. В глубине длинного темного коридора неподвижно стояла высокая женщина в темных очках. Поймав мой взгляд в зеркале, она коротко кивнула мне. Неожиданная встреча, но теперь я уверен, что в гостинице с нами ничего случиться не может.

Мы прошли по коридору, аккуратно выглядывая в каждое окно. Неплохо, пастухов наших тоже, скорее всего, доставят сюда.

– Ты думаешь? – озабоченно протянул Василич. Я, оказывается, уже вслух говорю.

– Ты посмотри – место идеальное, а обеспечение и у нас и у них работает примерно одинаково.

Из нашего номера высунулся Сергей и, сделав серьезное лицо, кивнул головой. Мы вошли. Окна была занавешены, на столе стоял распакованный Прибор.

Чудо техники, только вес, да неказистый внешний вид выдают советское, а значит – лучшее. Уникальное изделие – полностью автономный радиоразведывательный комплекс с передачей информации на спутник.

Драгоценный платиновый шуруп в ветхий щит исчезающей Империи.

– Ну что, ребята, – сказал я. – У нас двое суток. По девкам не бегать, водку не пить. Меняться через 4 часа. За автомобилем нашим следить особо, если заметите, что кто-то копается в нем или около – блокируйте. Оружие спрячьте подальше, никакого прикрытия у нас нет. В наш номер категорически никого не пускать. У службы обеспечения заберите фото штатников, которые паслись рядом с нами в аэропорту. Если кто из них попадется на глаза – смотрите за ними и докладывайте. Подготовьте вторую машину. Сюда ее не пригоняйте. Все наши с Василичем параметры – опять же у обеспечения. Какие вещи нам нужны, я надеюсь, объяснять не надо? Если чего не хватит – лично надаю по шее. Все, свободны.

– Строго ты с ними, – это Василич, улегшись на шикарную кровать.

– Не строго, а справедливо.

Тут меня начинают разбирать сомнения и тягостные раздумья:

– Слушай, Василич, а ты хорошо себе представляешь, что нам надо сделать?

– Что, что... – ворчит. – Известно что...

Конечно, улегся на мягкую кровать, и жизнь представляется ему в розовом свете.

– А ты когда-нибудь в горах был?

– Не был, но и что из того?

– Да в общем-то ничего особенного, только работать нам придется выше четырех тысяч метров...

– Я смотрел карту и съемку – там пологий склон, снег только на вершине.

– Тридцать пять-сорок градусов... в общем, да, пологий. Да ты оптимист! А туда же еще доехать надо. И самое главное – ты уверен, что нам не будут мешать?

Василич отворачивается к стене. С минуту лежит молча.

– Не уверен...

Да, портить настроение мне удается сегодня лучше всего. Надо утешить старого товарища:

– Ладно, не грусти. Может, это и вправду туристы. Не забыл еще, с какой стороны брать паяльник? У нас времени – сам понимаешь...

– Да тут работы, как два байта переслать...

– А ты догадываешься, что нам досталось после государственных испытаний? Как будто сам в комиссиях не работал. Комиссия по дырочкам, коллегия по щелочкам, инспектор по отверстицам для маленьких жучков... Короче, спаяй мне пока интерфейсы от моего бука12 к Прибору. Прогоним еще раз тест-задачи, программы предобработки сигнала, модуль передачи на спутник и блок защищенного обновления софта. Поехали...

Пока работаю, вспоминаю генеральские напутствия:

– Ташбаан, Котяра, идеальное место... для наших дел. Северо-восточный сосед его... гм... уже давно имеет ядерное оружие, юго-восточный – тоже скоро создаст, да и сам Ташбаан не отстает. Три ядерных государства на нашу голову.

Я помалкиваю – "на нашу голову" – это хорошо. А еще лучше, что всем трем мы оказывали техническую помощь. На свою голову.

– А ведь, Кот, что такое ядерное оружие?

Генерал ходит, неторопливо помахивая рукой, представляя себя товарищем Сталиным. И интонации те же.

Что такое ядерное оружие, я знаю, но помалкиваю. Кроме того, генерал все равно ничего не слышит. Глухарь во время брачных песен.

– Так вот – ядерное оружие – это... как ее... инфраструктура. Средства связи, средства доставки, радиолокационные станции... Вот ведь какая ерунда. За всем этим нам надо следить, чтобы точно знать момент...

– ...Когда продукция их успешной деятельности посыплется на наши дурные головы? – не выдержал.

Генерал удрученно смотрит на меня.

– Бестактный ты парень... Я разговариваю тут с тобой, время теряю...

– Прошу прощения, КсанПалыч.

– Да ладно... – отмахивается генерал. – Ну, счастливо тебе!

– Спасибо...

Через несколько часов работы я понимаю, что начинаю сходить с ума. Ошибка на ошибке. Большой программе – большие глюки! Надо отвлечься. Взгляд на часы – середина дня. Прекрасно. Пойду прогуляюсь.

Замечательно. Паша, перегнувшись через стойку, кокетничает (да, похоже, я еще мягко выразился) с администраторшей. Я свернул бумажный шарик, тихо подошел и бросил ему в затылок. Что ж, реакция у парня неплохая.

– Ты уже умер. Про сюрекены слышал?

– Слышал. Я неправ, командир.

– Ладно, мне что. Но вот когда в тебя кинут настоящий...

Спустившись на первый этаж, я тихо открыл дверь с витиеватой непонятной надписью.

Она сидела за столом. Чудо природы – шикарная черная грива, ресницы в пять сантиметров, огромные глаза...

– О, горе мне, утонувшему в черных озерах твоих глаз... О, Лела, ты сразила меня в самое сердце стрелами твоих ресниц...

– Эх, Котяра, ты всегда был болтуном...

– Неправда, слово у меня никогда не расходилось с делом.