Текст книги "Сибирская жуть – 7"

Автор книги: Андрей Буровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Сидим, дым коромыслом, разлив в кружки. С непривычки, после большого перерыва, вино сразу ударяет в голову. Предметы становятся красочнее и объемнее, темнота – темнее, экспедиция – экспедиционное, а Гуров – еще интереснее.

Витя сидит напротив и противным голосом возглашает что-то типа: «Ну вот, появилась психологическая зависимость… Скоро появится и физическая…» Витя абсолютно не пьет, не курит, и наше занятие ему непонятно и неприятно. С питьем водки и курением он борется, как только может.

А в это время на реке – шум, тихое урчание двигателей. Оно слышно всю ночь и создает особый колорит этого места. И вообще всей долины Енисея, всех поселков на берегу. Всю ночь по реке, и вверх и вниз, идут корабли. Всю навигацию везут грузы на Север и с Севера. Под урчание и рокот моторов засыпаешь. Их слышишь, просыпаясь среди ночи. Выходишь в туалет – и слышишь краем сонного уха привычный шум на реке.

Но это – моторы крупных, солидных судов. А тут вдруг взвыл заводимый лодочный мотор. «Это Колька…» – «Да нет, он “Вихрь” купил». – «Ну вот “Вихрь” и терзает». – «А, точно “Вихрь”!» Слышно, что лодка делает широкий круг, уходит в реку и там замолкает. Мотор выключен. Мы знаем, что делает рыбак: он забросил удочку и ждет первой поклевки… а может быть, уже дождался. Оживает второй мотор, третий… Гуров называет рыбаков, порой они с Витей спорят, кто на реке: скажем, Петька это или Вовка. Под утро, часам к 4, опять слышны моторы: теперь они тянут к деревне.

На другую ночь повторяется то же. И на третью. А на четвертую ночь лодки не выходят на реку. Вот уже 12 часов…

Час ночи… Два часа… ни одного лодочного мотора на реке. Только басовитое урчание идущего транспорта. «Рыбнадзор на реке» – единодушное мнение и Гурова, и Вити. «Где?» – «Выше по реке, разве не ясно? Он всегда проходит сверху вниз…» Часов около трех ночи на реке – шум сильного мотора. Идет катер рыбнадзора, бдительно следит, чтобы рыбаки не ловили рыбу. Рыбу надо покупать в магазине! Изобилия пока, конечно, нет, и будет только при коммунизме. Но вот минтай в томате, вот свежемороженый минтай, вот скумбрия в масле и вообще все, что только может дать своим гражданам страна рабочих и крестьян, победивших буржуазию.

Но если люди будут сами ловить рыбу и кормить ею своих детей, они будут отвлекаться от построения прекрасного коммунистического будущего, а это недопустимо. А кроме того, они не будут зависеть от тех, кто их в это будущее ведет. Они будут работать на себя, а не на возглавляемый и руководимый начальством коллектив. Произойдет рецидив психологии, и они станут похожи на единоличников, живших до счастливой эпохи минтая – свежемороженого и в томате. Да, рыбнадзор выполняет очень важную, крайне ответственную миссию!

Вдали, вниз по реке, стихает гул катера. Рыбнадзор, наверное, уже за скалой Юксеевский Бык и приближается к Предивному. Что это? Никак рев лодочного мотора? Раздался и сразу же затих, словно испугался. И снова, уже в другом месте, но зато долго и надсадно. Кто-то выходит на реку. И еще… И еще один… Снова Гуров называет имена, марки моторов, рассказывает, кто что делает. Возвращается прежняя жизнь.

Ну вот и скажите мне, бога ради, – откуда рыбаки узнавали заранее про рыбнадзор?!

Разумеется, Ваня тоже «пузом чуял» рыбнадзор. Только мы, городские, не умели нутром почувствовать, что сегодня на реку нельзя. Но как Гуров ни пытался познакомить нас с Ваней, долгое время все не получалось: при виде незнакомого Ваня тут же убегал из стационара. Хитрый Гуров «поймал» Ваню только на передачу, которую мы называли «корейский проповедник». Ловили эту передачу по ночам…

Почему-то в археологических экспедициях принято рано вставать. Это очень глупо, потому что утра в Сибири всегда сырые и холодные. Пока еще сойдет роса, пока еще прогреется воздух… Раньше 10 часов вставать нет никакого резона. А вот вечера тихие, сухие, пронизанные золотым светом солнца.

Даже если нужно проработать несколько часов в светлое время дня, по-моему, лучше это сделать, скажем, с 12 дня до 8 вечера… Или с 10 до 6 вечера… Но не с 8 до 4.

А если вообще не очень важно, когда именно идти в лес, – тем лучше! Можно долго спать утром, пропуская влажные, прохладные часы. В самое жаркое время дня делать работу по дому, а вечером идти в лес. Вечером лес пахнет так, как не пахнет ни утром, ни днем. Золото и бронза стволов сосен. Золото и бронза солнечного низкого света. Сухая, приятная трава. Жужжание здоровенных жуков. Тонкое зудение комариков. Тихий разговор людей, проверяющих ловушки или наблюдающих животных. А ночью, когда приходит темнота, – время разбирать находки. Энтомологи проверяют оборудование, смешивают химикалии, классифицируют насекомых, беседуют, пьют чай, курят, спорят. Это самое интересное время на стационаре.

А еще по ночам удается послушать религиозные передачи из Кореи. Мы их так и называем – послушать «корейского проповедника», и вот на эти-то передачи обязательно приходил Ваня Прада. Дармоеды из КГБ транжирили народные деньги, чтобы заглушить передачи. В городах их, естественно, поймать было почти невозможно из-за «глушилок». Но здесь далеко от городов и от «глушилок», и передача плохо, но слышна.

Диктор плохо знает русский, дико выговаривает согласные, словно произносит их по нескольку раз, – что-то вроде «Аннеччка-а»… Эта «Анечка» якобы пишет письма корейскому проповеднику, и он обращается к ней. «Аннеччка-а, ты спрашшиваешшь, кто этто тако-ой, тьявволь… Я ттеббе счечасс оппьяссню-ю…» Мы хохочем. Мы страшно радуемся этим передачам. Они настолько тупы, до такой степени комедийны, что просто невозможно принимать всерьез не только их, но и весь их предмет. Эти передачи – самый лучший способ сделать нас закоренелыми советскими атеистами. Мы упиваемся чушью, на выход которой в эфир потратил большие деньги какой-то американский или корейский псих. А советские психи потратили еще большие деньги, чтобы мы не могли слушать эту чушь и смеяться над ней. Ванькина физиономия расплывается в жизнерадостной ухмылке, он просто не может слушать спокойно это идиотское «Аннеччка-а» и начинает подпрыгивать на табуретке и все глупее улыбаться.

Крепкий чай, сигарета, наше общество постепенно приводят Ваню в более вменяемое состояние… Но самое главное – чтобы послушать «корейского проповедника», он пришел к нам на стационар. А раз пришел – тут уже я сижу, приходится, как он ни стеснялся, знакомиться.

Вот Ваня и рассказал мне первым эту историю – где-то в июле 1992 или 1993 года. Рассказывал он очень долго, много раз сбивался и прерывался и, похоже, временами жалел, что вообще начал что-то и кому-то рассказывать. Должно быть, Ваню сильно мучила эта история – именно потому, что очень уж она расходилась с официальным советским мировоззрением. А Ваня, что поделать, по крайней наивности на двоемыслие был не способен органически, и весь советский официоз, что называется, «заглатывал» без малейшей критики и даже без малейшего сомнения. Ему, похоже, был необходим кто-то, кто сумеет ему разъяснить эту историю так, чтобы он и дальше мог жить, ни в чем особенно не сомневаясь. Я пересказываю ее таким образом, чтобы придать истории как можно более литературный вид.

Было это в 1988 году. Тогда лето было – невероятно влажное, дождь почти не переставал. В некоторых экспедициях за весь июль и август работали дней пятнадцать или двадцать, да и то чаще всего не полностью. Местами начинала работать своего рода местная «фабрика погоды»: утром выкатывалось солнце, и на глазах наблюдателей испарения поднимались в небо. К середине дня новоиспеченные облака дымкой закрывали солнце, начинало парить, и к вечеру проливался самый настоящий летний ливень, струи которого еще утром были частью луж и ручейков.

Красноярское водохранилище переполнилось, и с него сбрасывали столько воды, что началось настоящее половодье в конце июля и в августе. Уже много лет, с 1967 года, пойма Енисея не заливалась половодьем, а тут подтопило и посевы, и луга, приведя в смятение скот и пастухов. Работа на реке превратилась в сущее наказание, да еще несколько раз за июль выдались грозы, и очень сильные, опасные.

Ванюша должен был зажигать бакены где-то около 10 вечера, и было уже совсем почти темно из-за туч. Ваня не пошел спать, решил «подежурить», как он выразился. На берегу Енисея речники сделали удобную скамейку, вкопали деревянный столб и все это накрыли навесом. Так что дождь хлестал, выл ветер, волны колотились в берег, а Ваню это волновало слабо. К бессонным же ночам привык он давно – и работая бакенщикам, и браконьерничая.

Было около двух часов ночи, когда с реки донесся многоголосый крик. Ваня видел – что-то большое выносило из-за излучины реки. Видно было плохо, но ведь невелика разница, на чем несчастье – на теплоходе, самоходной барже или на катере. В любом случае это темное могло быть только судном, с которого шел гомон множества голосов, и Ваня метнулся к моторке.

Мимо Юксеева несло что-то совершенно непонятное… Ну, сначала рассмотреть эту штуку было непросто, потому что судно тонуло, опускаясь в воду другим бортом. А борт, обращенный к Юксеево и к Ване, высовывался из воды так сильно, что становилось видно окрашенное темным брюхо. На боку штуки, которую никак не мог определить Ваня, торчало что-то огромное, круглое, – он никак не мог понять, что именно. Тем более, было темно.

Лодка Ивана шла гораздо быстрее, чем несло судно, и он обогнул его с носу, чтобы посмотреть, что же это такое. На носу с другой стороны он прочитал название: «Москва» и еще какие-то цифры, ни о чем ему не говорящие. Никогда Ваня не слышал о корабле с таким названием. На носу корабля горел странный фонарь – вроде бы за толстым стеклом теплился живой огонек. Теперь крики слышались очень явственно, и можно было различить «Спасите!» и «На берегу!»

Правый борт судна низко накренился над волнами, и Ваня увидел на этом, нависшем над водой борту, множество людей. Некоторые просто стояли, вцепившись в поручни, другие оживленно бегали, говорили что-то друг другу, сложив ладошки, кричали на берег. Этих людей было неплохо видно в свете фонарей, особенно когда вспыхивали зарницы. Ваня держал свою лодку так, чтобы ее сносило рекой одновременно с этим странным судном, и у него было много времени рассмотреть его странности. Люди на борту были очень странно одеты. Женщины в длинных закрытых платьях, совершенно не по моде, мужчины в пиджаках непривычного покроя, а несколько – в совершенно незнакомой форме. Один, пожилой, в пенсне и с бородищей, все порывался петь что-то божественное, его то и дело прерывали. Молодая женщина вцепилась в руку своего спутника, все шептала ему что-то на ухо.

«Тонет он… – сообразил Ваня. – Как его ни называй, а тонет!»

Иван никак не мог понять, управляет ли кто этим судном или оно так само по себе и плывет, куда его несет река. Он стал кричать людям, чтобы они рулили к острову, вон уже отмель недалеко! Никто не обращал на его вопли ни малейшего внимания, и Ваня подрулил поближе, хотя ему и было очень страшно – а вдруг эта штука опрокинется и заденет его лодку заодно?! Теперь Иван оказался буквально в нескольких метрах от опустившегося к реке борта, от людей. Он теперь слышал, что молодая женщина спрашивает раз за разом:

– Что же с нами теперь будет, Миша?!

И что старик в пенсне молится не на русском языке.

Но что самое странное и даже страшное – это что люди на пароходе Ваню не видели. Все продолжали вопить, разговаривать между собой, кричали: «На берегу!», но совершенно не замечали Ваню, плывшего метрах в четырех от борта тонущего корабля.

– Давайте сюда! – заорал диким голосом Ваня. – Вот там коса, надо выбросить ваш теплоход!

Но его по-прежнему не слышали, как будто его и не было тут вовсе. Разве что вдруг ожила машина, и Ваня явственно услышал «чух-чух-чух», как слышится порой возле паровоза, когда он разводит пары. При этих звуках колесо, почти погруженное в воду, начало двигаться. «Так это же пароход!» – понял он. А Ваня и не знал, что пароходы еще ходят по реке!

Ваня много раз пытался обратить на себя внимание – и кричал, и махал руками, приплясывая в качающейся лодке. Его по-прежнему никто не видел – приходилось принять это как факт, без малейшего пока что объяснения. Судно же несло и несло, и Ваня видел, как махину постепенно относит к скале Юксеевский Бык, а потом сносит за скалу. Ваня боялся, что сильное течение прижмет пароход к Юксеевскому Быку и ударит об камни, но, видимо, кто-то на борту начал подрабатывать рулем, и судно отодвинулось от берега.

Тут, возле скалы, Ваня убедился в еще одной странности – то ли ему показалось, то ли и правда сквозь пароход можно было увидеть скалу. После он не был уверен именно в этом обстоятельстве, но как раз у Юксеевского Быка ему стало окончательно неприятно возле этого необъяснимого парохода. Ваня понимал, что не может помочь этим людям, и что пароход этот «весь насквозь странный», как он выразился. Преодолевая нешуточные волны, ветер и полосы дождя, Ваня направился к Юксеево. На середине реки он обернулся и ясно увидел громаду парохода, которую несло все дальше.

Наутро Ваня все ждал, что будет сообщение про катастрофу на «Москве», но сообщения в помине не было. Он пытался узнавать, что это за пароход «Москва», но над ним только посмеялись – мол, последний пароход списали лет тридцать назад. И никто ничего не знал ни о какой аварии или катастрофе в эту ночь. Знакомый речник в Предивном так нехорошо начал приглядываться к Ване, что ему пришлось соврать: мол, это ему рассказали про аварию с теплоходом, вот он и выспрашивает… Речник тут же успокоился – все знали, что Ване легко затравить какую угодно историю, и недобросовестные люди этим пользуются.

Ваня постепенно успокоился, перестал тревожиться о судьбе пассажиров и команды «Москвы», но некая тень сомнения в его сознании не погасала. Ведь видел же он этот гибнущий пароход? В том-то и дело, что видел! Приходилось или не верить глазам своим и вообще всем своим органам чувств, или считать, что Ваня видел что-то странное… Что-то такое, чего не видят другие, например. Видеть галлюцинации и быть как бы немного сумасшедшим Ваня тоже совсем не хотел, а ведь если это была не галлюцинация… то что?!!

В общем, сомнения терзали Ваню, и я был рад, что сумел, кажется, разрешить его сомнения и дать понятное объяснение: мол, наверняка это военные испытывают новые образцы. Потому и шума никакого. Объяснение, прямо скажем, не такое уж осмысленное и логичное, но Ваню оно устроило, и это главное.

Но, конечно же, о происшествиях с пароходами я разузнал, независимо от Ваниного спокойствия. Одно из этих происшествий состояло том, что в 1898 году пароход «Москва» получил пробоину чуть ниже Атаманово. Место здесь довольно безопасное, и пароход чуть не погиб из-за преступной халатности лоцмана: тот заговорился, неправильно переложил рулевое колесо, и пароход налетел на камни, торчащие чуть ниже уровня воды под Атаманово. Пароход получил пробоину и хотя удержался на плаву, но накренился на правый борт и начал погружаться. Среди пассажиров началась паника, некоторые стали даже требовать снять корабельные шлюпки и на них покидать пароход. В этих обстоятельствах превосходно сработала команда – капитан отказался поддаваться панике, навел порядок на борту и почти самосплавом довел накренившийся корабль до ремонтных мастерских в Предивинске.

Полная чепуха? Может быть. Но в том же самом 1988 году произошла не менее яркая история в совершенно другом месте, на так называемом Красноярском море. Этим красивым именем называется обыкновеннейшее водохранилище, возникшее после заполнения ложа Красноярской ГЭС. Возле самой ГЭС глубины там порядка 90 метров, на большинстве же участков гораздо меньше. Там, где Енисей стискивали скалы, и водохранилище получилось узкое и глубокое. Там, где низкие берега расходятся далеко и река разливалась на километры, разливается теперь и водохранилище. Тянется оно на добрых четыреста километров, почти до самого Абакана, столицы Хакасии.

Когда «море» только планировалось, много было рассказов о необъятных запасах рыбы… Но увы! В водохранилище приходится то накапливать, то сбрасывать воду. Икра каждого вида рыб требует своей температуры и своего освещения… А ведь глубины все время меняются, и икра, отложенная в 30 сантиметрах от поверхности, оказывается на глубине в несколько метров (и конечно же, не суждено ей созреть), то отложенная на глубине трех метров, оказывается на поверхности, а то и обсыхает на берегу. В общем, рыболовный рай не состоялся.

Но «море» даже и без рыбы, практически мертвое скопление пресной воды, – одно из любимых мест отдыха. Не зарастает народная тропа к этой водной поверхности, и едут туда семьями, компаниями и целыми семейными группами, порой человек по двадцать. Просто купаться, загорать, радоваться жизни, пока хорошая погода (а июль в Сибири жаркий, стоит антициклон, и погода обычно хорошая). Одна такая компашка и отдыхала там в июле 1988 года; надо сразу сказать – их ожидания не сбылись из-за холодного, дождливого лета, сильного волнения и холодной, не прогревшейся воды.

Но главное все же не в этом… Компашка оказалась очень уж своеобразной, потому что входил в нее почтенный джентльмен лет 60, два его племянника и их девушки. Все было замечательно, но, во-первых, взяли с собой только две палатки. Так что одна пара оказывалась в уединении, а другая – в компании со старым хрычом. Во-вторых, старый джентльмен попросту начал завидовать… В общем, жизнь небольшой компании превратилась в сущий ад, и что главное, никто особенно не собирался из этого положения выходить. Старик орал на племянников, придирался к ним без меры; к девицам то придирался еще больше, то принимался за ними ухаживать… В общем, отсутствие третьей девушки и третьей палатки взорвало все на свете, как это происходило много раз после кораблекрушений, при возникновении дефицита женщин в обществе.

Однажды двое молодых людей не выдержали и примитивно сбежали. Поздно ночью, было уже точно больше часа, они выбрались из общей со старым хрычом палатки, забрались в лодку, оттолкнули ее от берега и отплыли километра на три. Теперь и оставленная пара, и старый хрыч могли делать все, что угодно – а парень с девушкой были совершенно одни, и никакая сила не могла бы добраться до них!

Развиднело, показалась луна. Течения практически не было, дул тихий прохладный ветерок, и молодые люди без труда сделали себе вполне подходящее логово на дне лодки из спальных мешков и собственной одежды. Как ни были молодые люди заняты друг другом, а через час или два они заметили какой-то корабль, который двигался в их сторону. Это было тем более странно, что они знали – по ночам движение по акватории Красноярского моря запрещено. А тут судно шло себе и шло, как будто его не касались мудрейшие предначертания начальства. Вскоре стало видно, что это небольшой катер. Звук мотора трудно было не расслышать – по воде, а тем более ночью, звуки разносятся на десятки километров… но вот пенного следа за кормой, результата работы винта, заметно не было. Чем ближе подходил катер, тем удивительнее это было – мотор работает на полную катушку, катер идет полным ходом, а вот кильватерного следа за ним нет…

Еще больше удивило ребят полное отсутствие людей на борту. Водохранилище в этом месте шириной порядка десяти километров, и при движении ночью надо бы внимательно следить, куда вообще идет судно.

Молодые люди наблюдали за корабликом больше часа, вплоть до того, как он ушел за излом берега и скрылся из виду. Прошел он мимо лодки метрах в двухстах, и ребята прочитали даже название катера – «Амур». Были там и цифры, но цифр ребята не запомнили, а как-то тихо, не сговариваясь, погребли к берегу. Состояние их было похоже на состояние Вани Прады после столкновения с тем тонущим пароходом. Вроде никакой угрозы от катера не исходило, ничего плохого не произошло, но и оставаться на этом месте им почему-то не хотелось.

Кстати, наутро эти двое прервали отдых и уехали в Красноярск, но это уже совсем другая история. Но вот кораблик-то видели не только они одни! Видел его и старый хрен, который вышел из палатки посмотреть – куда это делись подопечные, обнаружил их хитрую уловку, и даже скривился от злости. И уж, конечно, он долго наблюдал за катером, идущим по водной трассе вопреки всем инструкциям и приказам.

Остается уточнить только одно – что в 1963 году катер «Амур» во время изыскательских работ пропал без вести. Не обязательно предполагать злой умысел, вполне могла произойти дурацкая случайность, от которой никто и никогда не гарантирован. Во всяком случае, катер ушел вверх по реке, как раз там, где позже разлилось Красноярское море… и никогда не вернулся назад. Что случилось, тоже никто не знает. Катер бесследно пропал, и все тут.