Текст книги "«Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России"

Автор книги: Андрей Буровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Но служить ведь так скучно! И, бросив службу, Сен-Симон едет в Голландию. Он тратит кучу денег и сил, чтобы создать какой-то никому и низачем не нужный франко-голландский колониальный союз против Британии. Славы это ему не прибавляет.

Потом кидается в Испанию, – с идеей нового канала: на этот раз он хочет соединить с морем Мадрид, Достаточно сказать, что Мадрид находится на высоте 667 м над уровнем моря и на расстоянии более 400 км от ближайшего побережья. Графу крутят пальцем у виска, он возвращается во Францию, Там как раз начинается революция, и у него начинаются несколько очень насыщенных лет.

Что характерно, и во время революции он не прославился. По собственным словам его сиятельства, он не изволил хотеть активно вмешиваться в революционное движение: ведь старый порядок и так недолговечен, Что ж его целенаправленно уничтожать? Сам развалится.

К началу XIX века Сен-Симон составляет ни много, ни мало – «новую религию», причем основополагающие постулаты ее открыл графу лично Господь Бог (в которого он вроде бы еще недавно не верил). На место Христа в этой религии становится, Ньютон. Согласно «ньютонизму», Бог поручил Ньютону «руководить светом и управлять жителями всех планет». Нам же надлежит на место христианских храмов водрузить «мавзолеи Ньютона» и вместо Библии читать его сочинения.

Богатый человек, Сен-Симон легко тратил любые средства на пропаганду своих идей. После путешествия по Германии и Англии, к 1802 г., деньги иссякли. Короля, который мог бы дать пенсию, больше не было. Работы тем более. За работу переписчика в ломбарде платили около тысячи франков в год. Не нищета, но и по Германии не поездишь, раздавая собственные книги, напечатанные за свой же счет.

Вскоре появился некий поклонник Сен-Симона, Диар, и граф до 1810 г. жил за его счет. После смерти Диара Сен-Симон страшно бедствует, постоянно клянчит деньги, пока семья не стала выплачивать ему небольшую пенсию за отказ от основного наследства. До самой смерти в 1825 г. стареющий граф пишет, печатает и рассылает разным ученым и высокопоставленным лицам свои труды. Не на что печатать? Он собственноручно переписывает свои творения и опять же рассылает их всем! Всем! Всем! Никто этой чуши не читает – от разочарования Сен-Симон даже покушается на самоубийство, но берет себя в руки и снова пишет и рассылает, рассылает, рассылает…

Главные идеи «Писем женевского обитателя к современникам» (1802), «Реорганизации европейского общества» (1815), «Катехизиса промышленников» (1823), «Нового христианства» (1825) ^{91} просты: сформировать общеевропейский парламент, который разработал бы общий кодекс морали, начал строить по всей Европе каналы, перевел часть населения в другие страны… И вообще создал бы «промышленно-научные» государство и общество – чтобы копать каналы и возводить храмы Ньютону.

Франсуа Мари Шарль Фурье (1772–1837) был не знатен, но тоже богат. Он – единственный сын безансонского купца. Болезненный, хилый, зато много читающий. После смерти отца он вынужден работать. Торговец он неплохой, но нигде не уживается, везде ему «скучно». По страсти к разнообразию Фурье переменил несколько хозяев и посетил многое французские города – Лион, Руан, Марсель, Бордо, Париж. Ездил в Германию, Бельгию, Голландию.

К 1789 г. он – уже владелец магазина. В годы революции он лишился всего имущества, дважды подвергался аресту и едва не был расстрелян. Потом – насильно завербован в отряд конных егерей. Только в 1795 г. Фурье смог выйти в отставку и снова заняться торговлей.

С этого времени и до кончины он занят одним: пытается «исправить» этот несовершенный мир. И поступает, как Сен-Симон: все время пишет, предлагая то новый способ строить железные дороги, то правильный способ маршировать в армии, то способы транспортировать грузы. Фурье буквально мечтает осчастливить все человечество, и быстро понимает: буржуазный строй, цивилизация – очень плохи. Надо заменить их «гармонией».

«Гармонию» же Фурье видит в создании «фаланг». Членов каждой фаланги немного, не более 2000 человек – примерно как в одном городе утопийцев. У них все общее, они живут в общих помещениях – «фаланстерах». Там же и работают. Доход от коллективного труда распределяется по «труду, капиталу и таланту». Женщины – свободны, любовь свободна, у каждой дамы по нескольку любовников, никакой семьи, детей воспитывают сообща.

Совместный труд улучшит человека, творческие способности невероятно раскроются. В мире будут жить тридцать семь миллионов поэтов, равных Гомеру, по стольку же математиков, равных Ньютону, и писателей, равных Мольеру. Труд преобразит и мир. На орбите Земли появятся шесть лун, климат Северного полюса станет мягче, нежели в Средиземноморье, а воды морей превратятся в лимонад.

Воистину, Фурье пошел дальше Сен-Симона. Моря из лимонада – это вам не канал из Средиземного моря в Мадрид. Он убежден: стоит создать хоть одну фалангу – и тут же вся Европа кинется строить столь замечательное общество! По мнению Фурье, если бы удалось в 1823 г. приступить к организации фаланги, то в 1828-м цивилизацию (т. е. капитализм) уже заменил бы «гармонический строй» (т. е. социализм). Что же, приступили: на средства последователей Фурье первый фаланстер устроили в 1832 г., купив 500 га земли в 60 км от Парижа, в местечке Конде-сюр-Вегре. Впоследствии более сорока раз сторонники Фурье принимались строить фаланстеры. В среднем они существовали от трех до пяти лет и лишь один – аж целых двенадцать. Правда, в ряде газет и журналов пропаганда фаланстеров, социализма и коллективной жизни продолжалась до 1852 г.

Однако ни одного короля или премьер-министра писанина Фурье не вдохновила – никто не помчался запускать пять лун и превращать воду в лимонад. Зато в России горячим поклонником Фурье был Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский (1821–1866). Не из патриотизма ли? Ведь Фурье предрекал, что сперва Австрия и Россия разделят между собой Пруссию, потом Россия и Франция – Австрию, а затем Россия победит Францию, завоюет Индию и примется управлять всей Европой.

Сочинения Фурье «Теория четырех движений и всеобщих судеб» (1808), «Теория всемирного единства» (1822), «Новый хозяйственный социетарный мир» (1829) иногда издаются до сих пор.

Роберт Оуэн (1771–1858) происходил из семьи мелких лавочников. Он работал с десят лет, окончил приходскую школу, много читал. В конце восьмидесятых – начале девяностых годов XVIII века сблизился с английским ученым Джоном Дальтоном, вступил в литературнофилософское общество. С 1791 г. стал предпринимателем. Будучи человеком несомненно способным, к двадцати годам он уже основал Чорлтонскую хлопкопрядильную компанию и стал ее директором. А к двадцати девяти – управлял в качестве совладельца крупным текстильным предприятием в Нью-Ланарке (Шотландия). Там Оуэн ввел сравнительно короткий для того времени рабочий день, в десять с половиной часов, создал ясли, детский сад и образцовую школу для детей и взрослых, провел ряд мер для улучшения условий труда и быта рабочих.

Враг чартизма и политической борьбы, он до самой смерти пропагандирует социализм. С 1815 г. Оуэн регулярно пишет докладные записки в Парламент о все более радикальном переустройстве общества, страдающего от «троицы зла»: религии, собственности и брака. Необходимо создать общество без частной собственности, с полным равенством в правах всех членов и на основе коллективного труда. Лучше всего – не более, чем трехтысячные общины, где и работа, и продукты распределяются между гражданами в соответствии с потребностями.

В таких общинах сам собой родится некий «новый человек»: ведь человек – продукт общественной среды. Эгоистические привычки исчезнут, потому что правильное воспитание и здоровая общественная среда научат чувствовать и мыслить рационально. Суды, тюрьмы, наказания станут не нужны.

Оуэн, как и Фурье, был убежден: достаточно основать одну общину – и ее преимущества неизбежно вызовут стремление к организации других. В 1824 г. в США, где земли много, Оуэн организовал такую колонию. Просуществовала она года три, а потом еще столько же Оуэн не мог отделаться от дармоедов – некоторым колонистам очень понравился социализм: можно получать подачки и решительно ничего не делать.

Как правило, социалистов не разочаровывают провалы их экспериментов. Они только делают выводы, что на этот раз строили неправильно, А вот если правильно, все получится превосходно!

Оуэн создал новую колонию. Потом еще одну… И еще… Когда деньги кончились, он вернулся в Британию, и продолжал пропагандировать те же идеи. До самой смерти.

При любых различиях, между всеми утопистами много сходства:

1) Все они – социопаты, органически не способные жить в реальном обществе. Мир, в котором живут утописты, их категорически не устраивает. Религия, семья, производство, человеческие взаимоотношения, даже природа – словом, решительно все, окрашивается у них в черные, негативные цвета. Мир – плох! Неправилен. Отсюда ведь и неверие в Бога: если сотворенное им гадко, то или Бога нет, или он сам так же отвратителен, как сотворенный им материальный мир.

2) Эти люди не способны к самореализации, причем не из-за тупости, лености или нехватки способностей. Люди это, как правило, как раз одаренные, яркие, энергичные. Судьба часто им улыбается одаренным и энергичным. Но всякий раз, когда она улыбается утопистам, те незамедлительно отворачиваются и устремляются за горизонт. Утописты экономически несостоятельны. Даже если Оуэн зарабатывал деньги, то вскоре все терял. Фурье начинал богатеть – и тут же бежал в другие города и страны. Утописты хотят быть изгоями – и становятся таковыми, независимо от обстоятельств. Томасу Мору надо было очень постараться, чтобы окончить дни на эшафоте. Сен-Симону, Оуэну и Фурье пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы умереть в нищете. Очень последовательные люди.

3) Утописты не склонны и не способны к созданию семей. Чаще всего семья для них – что-то бессмысленное. Ее надо заменить одной из крайностей: или свободной любовью, или чугунным официозом, за уклонение от которого утопийцев переводят в рабы. Томас Мор в частной жизни так себя и вел – второй раз он женился спустя считанные недели после смерти первой жены. Ни один из утопистов не женился по любви и не имел красивого романа, который продолжался бы много лет.

4) Утописты ставят идеи выше любой реальности. Они хотят построить «правильное» общество на «научных» началах. Этот идеальный мир кажется им воплощением свободы – но в их фантазиях упорно возникает царство самого жуткого подчинения, внешних ограничений и просто садистской жестокости. Свобода понимается ими исключительно как вручение самого себя коллективу, группе или начальнику – пусть даже начальнику, которого люди сами же выбирают. Этот мир кажется им построенным на основах разума и справедливости, но по существу – это мир несправедливый и безумный.

5) Они так убеждены в преимуществах своего идеала, что последовательно считают: людям нужно просто рассказать о преимуществах нового мира, и те сами, добровольно и убежденно пойдут за отцами-основателями. Ведь надо лишь найти истину в последней инстанции! Каждый из них стоит в позе гения, который такую нашел. А раз истина уже найдена, изобретена новая и совершенная форма человеческих отношений – нужно только пропагандировать ее или самое большее, создать «работающий» образец.

6) Убеждения социалистов совершенно иррациональны. Они пишут книги и статьи, красиво и убедительно обличающие реальный мир и строящий образы мира «правильного». Но вот «позитивная» часть, То навязчивая мания каналов, то лимонадные моря. При попытке воплотить свои идеи в жизнь они всякий раз убеждаются в их бесперспективности. Но никогда не задумываются о «качестве» самих идей. Нет! Причина неудачи лежит исключительно во внешних обстоятельствах или в способе реализации. Ценность же выдуманного ими и другими социалистами идеального мира под сомнение не ставится никогда.

Глава 2. Социалисты множества сортов

Социализм быстро овладеет обществом и поведет его по новой дороге с непреодолимой силой.

Пьер Жозеф Прудон

Социалисты и в конце XIX века продолжают писать романы-утопии! Они даже имеют общественный резонанс, Американец Эдуард Беллами написал более трех десятков рассказов и три романа, но подлинную славу принесла ему книга «Взгляд назад». Ее главный герой засыпает летаргическим сном в 1887 г. и просыпается в 2000-м. Он видит социалистическое общество, где промышленность национализирована, рабочие объединены в индустриальные армии, и все люди стали очень активными патриотами. Роман выдержал массу изданий на всех европейских языках. На русском – под названиями «Взгляд на прошлое», «Золотой век», «В 2000 году» и др.). Она породила целую библиотеку подражаний. В США и других странах возникли политические и общественные движения, ставившие целью реализацию описанной в романе общественной системы. Это политическое движение просуществовало более пятидесяти лет. Возникшая в Нидерландах Партия Беллами оказалась самой долговечной – скончалась она только в 1947 г.

В США в 1933 г. Фанклин Д. Рузвельт написал книгу «Взгляд вперед» (о преодолении американцами Великой Депрессии), явно отталкиваясь от названия книги Беллами.

В 1892 г., на Дне Колумба (отмечающемся в США 12 октября), писатель предложил сопровождать подъем государственного флага США чем-то вроде молитвы – «торжественной клятвой верности»: «…я обещаю хранить преданность своему флагу и республике, которую он символизирует». А вместе с молитвой, то бишь с клятвой, Беллами предложил делать особый жест: правая рука поднимается вверх и направляется прямо на флаг. Жест тут же прозвали «салютом Беллами» и стали использовать в пионерских (простите, скаутских) лагерях. Так родилось приветствие, которое позаимствуют нацисты, из-за чего позже его назовут «фашистским».

Почти такой же резонанс имели романы австрийца Теодора Герцки, особенно «Земля свободных» (1890) и «Заброшенный в будущее». Последний роман написан в 1895 г., а Мировая революция в нем назначалась на 1918-й.

Эти романы-утопии тоже читали и обсуждали, они оказывали большое влияние на развитие общественной мысли. Но все же Беллами и Герцка сыграли заметно меньшую роль в истории, чем Мор или Сен-Симон.

Причин две:

1) Место отцов-основателей уже занято.

2) До 1840-х годов утопический социализм был отвлеченной теорией, не имевшей к реальной жизни никакого отношения. Теперь же он превращается в фактор реальной политики – лозунги социализма провозглашают различные политические партии. Они заявляют, что опираются на трудящиеся массы и ставят своей задачей защиту их интересов.

Поскольку у социализма есть уже и общественная практика, последние романы-утопии сравнительно мало востребованы.

Начиная с 1840-х годов в Европе появляется невероятное количество различных социалистических учений. В их числе много довольно-таки экзотических, по большей части – совершенно забытых.

Таков, например, катедер-социализм (кафедральный социализм) – термин предложил немецкий экономист Генрих Бернгард Оппенгейм (1819–1880). Члены Союза социальной политики (1872–1938) хотели вмешательства государства в экономику и постепенного перехода к государственному социализму. В числе кафедральных социалистов были такие известные деятели культуры и науки, как Адольф Вагнер и Вернер Зомбарт. Со временем Союз превратился в клуб, где либеральные профессора дискутировали с представителями промышленной буржуазии и бюрократии.

Немецкое общество социальных реформ, основанное в 1890 г. Зомбартом, было немного менее академичным. Оно предлагало провести реформы для улучшения положения рабочих, но к революциям относилось отрицательно.

В 1878 г. была основана Христианско-социальная рабочая партия, программа которой гласила: «…партия основывается на принципах христианской веры, любви к императору и отечеству. <…> Партия стремится к мирной организации рабочих для того, чтобы совместно с другими факторами государственной жизни проложить путь действительным практическим реформам». В реальности эти самые «практические реформы» полностью совпадали с тем, что предлагали социал-демократы.

Христианский социализм исходил из того, что христианство указывает путь не только к личному спасению, но и к благодатному социально-экономическому строю. И вообще Христос – первый социалист.

Очень быстро в рядах христианских социалистов выросло «правое» крыло под руководством пастора Адольфа Штёккера (1835–1909). С 1874 г. он стал священником при германском императорском дворе. В середине 1870-х гг. начал выступать на митингах с речами, в которых утверждал, что в Библии содержатся призывы к социальному равенству и поэтому «социалисты вовсе не должны быть в политическом отношении радикалами, а в религиозном – атеистами». Штёккер – один из основателей Христианско-социальной партии. Ни один ее депутат не прошел в рейхстаг, социалисты оставались маргиналами.

Вскоре в статьях и выступлениях Штёккер взялся утверждать, что евреи опасны немецкому государству, поскольку исповедуют враждебную христианству религию. Он полагал, будто евреи хотят «захватить в свои руки богатства нашего народа и с помощью продажной прессы подорвать благосостояние страны».

Эта пропаганда имела намного больший успех. В 1879 г. Штёккера избрали в парламент Пруссии, а в 1881 г. – в рейхстаг. Здесь сложилась целая фракция Христианско-социальной партии.

Причин, по которым в Германии социал-христианское течение стало антисемитским, две:

1) Уравнивание в правах евреев с христианами в Германии было проведено Наполеоном в годы оккупации (1805–1813). Дело к тому и шло, так что после изгнания французов евреям очень быстро дали единые с христианами гражданские права. Тем не менее получалось, что евреи – своего рода агентура внешнего врага. В условиях, когда они начали играть исключительную роль в экономике и политике, обвинение становилось политически заостренным и опасным. Германский антисемитизм превращался в фактор реальной политики.

2) Национализм – часть социализма в любой стране. Вопрос, какое место он занимает в социалистическом движении и в политической жизни государства в целом.

Франция и тем более Британия – страны, начавшие модернизацию. Германия – страна «догоняющей модернизации». Для Франции и Британии естественно считать себя настолько сильными и вырвавшимися вперед, что идеи национального объединения и национальной обороны против какого-то внутреннего или внешнего врага не актуальны. Образ злого китайца Фу Манчи – чисто теоретическая спекуляция, на уровне писаний Мора про золотые унитазы или превращения вод Мирового океана в лимонад по Фурье. Но творения социалистов на каком-то этапе перестали быть пустой болтовней и стали фактором политики Точно так же и образ внешнего врага, идея сплочения нации может стать политической идеей. В Германии это и произошло. Немцы боялись конкуренции французов и англичан и хотели сплочения против них.

В Британии антисемитские лозунги для политиков любого направления не характерны – потому что антисемитизм вообще не актуален. Немцы XIX века мотивированно боялись конкуренции более интеллектуальных, более активных и лучше адаптированных к рынку евреев. Потому вместо далекого и неактуального китайца Фу Манчи появился образ более чем реального еврея, которому в реальной жизни приписывались такие же гадости, что и Фу Манчи в фантастических романах и в кинофильмах.

А в социализме появилось и быстро росло национально-социалистическое направление.

В 1882 г. в Дрездене состоялся первый международный Антисемитский конгресс, который утвердил в качестве программного документа восемь тезисов Штёккера. В них говорилось, что необходимо создать международный антисемитский союз для борьбы с «господством евреев»; что эмансипация евреев должна быть отменена как противоречащая самому существу христианских идей; евреям следует запретить занимать любые руководящие посты и преподавать в христианских учебных заведениях. «Торжество евреев» объяснялось ослаблением «христианского духа в христианских народах». Одним из идеологов антисемитизма стал социалист Карл Евгений Дюринг ^{92} (1833–1921). Одновременно Антисемитский конгресс требовал многих реформ в интересах рабочих, в том числе их социальной защищенности.

Сам Штёккер обижался, когда его называли антисемитом, и решительно выступал против расовой теории. Он заявлял, что является противником мнения о «наследственной предрасположенности» евреев ко вражде с христианами. Но и он требовал от евреев отойти от их традиционных занятий ко всем отраслям экономики «включая тяжелую физическую работу», а также перестать влиять на общественное мнение через журналистику. Он предлагал отменить право залога земли, пересмотреть систему ссуд в пользу заемщиков, уменьшить количество евреев-судей, удалить евреев-учителей из немецких школ.

Из-за этого в 1889 г.: противники Штёккера основали Германскую партию реформ, сторонники – Немецкую социально-антисемитскую партию. Германская партия реформ тоже требовала радикальных экономических преобразований. И – одновременно – более решительной борьбы с евреями, в том числе и путем организации погромов, настаивая на расовом обосновании антисемитизма. Сам Штёккер сошел с политической арены, поскольку вступил в конфликт с Бисмарком. Оказалось, что новый император, Вильгельм II (1888–1918) не разделяет его взглядов и поддерживает Бисмарка. В 1891 г. Штёккер вынужден подать в отставку с поста придворного священника. На выборах в рейхстаг в 1893 г. были избраны только трое представителей Германской социально-антисемитской партии, а вот Германская партия реформ провела в рейхстаг тринадцать своих представителей. Расизм, как видите, вовсе не препятствует социализму, а порой вполне гармонично с ним сочетается.

В 1896 г., оставаясь сторонником реформ и изменения статуса рабочих, пастор и политический деятель Фридрих Науман (1860–1919) откололся от христианских социалистов и основал «Национал-социальный союз» – фактически предтечу национальных социалистов.

А ведь разновидностей социализма было гораздо больше!

Сторонники феодального или консервативного социализма критиковали капитализм и видели выход в возвращении к феодально-патриархальным отношениям, общине и коллективизму.

К 1840-м годам община в Европе сохранялась разве что в Черногории да в горах острова Корсика. Общество, где король опирался бы не на дворянство и верхушку города, а непосредственно на крестьянство, существовало разве что в Норвегии и у южных славян. Поэтому феодальные социалисты – такие же революционеры и утописты, как все другие. Под своими консервативными лозунгами они предлагают строить общество, которого никогда не существовало.

В середине 1870-х годов в Германии возник так называемый государственный социализм. Он с самого начала приобрел чисто консервативную окраску, в чем его сходство с феодальным социализмом. Но тут на место крестьян встают рабочие – это с ними должен дружить монарх! Пусть монархия законодательно охраняет «четвертое сословие» – рабочих – путем социальных реформ. Тогда буржуазия будет знать свое место, а монархия сможет опереться на рабочий класс и очень окрепнет.

Этический социализм обосновывал социалистический идеал, исходя из нравственных принципов. Его сторонники утверждали, что переход к социализму должен осуществляться путем нравственной эволюции человечества. Они были убеждены, что «идеи социализма» органически присущи людям.

Во Франции в начале XIX века большинство революционеров составляли неоякобинцы. Они хотели «довести до конца» революцию 1789–1793 гг., но идеалом было не искусственное общество утопистов, а беспредельное расширение демократии. Видный неоякобинец Луи-Шарль Делеклюз (1809–1871) писал: «Социализм – не что иное, как республика в действии». Неоякобинцы не хотели ни обобществления собственности, ни жизни в фаланстерах и иных общинах. Революция – во имя демократии.

К концу XIX века большинство французских социалистов были сторонниками Луи Огюста Бланки (1805–1881).

Он родился в семье чиновника и по окончании гимназии преподавал в коммерческом училище, сотрудничая одновременно в газете «Курьер». Однако, будучи по убеждениям и по натуре клиническим революционером, уже в 1824 г. (т. е. в 19 лет) присоединился к обществу карбонариев, целью которого было объединение Италии. Напомню, что Франция поддерживала идеи объединения Италии. Пока что Бланки – почти не крамольник.

В 1827 г. он участвует в вооруженных выступлениях против решения правительства Франции выделить субсидию в миллиард франков для эмигрантов-аристократов, у которых в 1793 г. отняли имения и вообще всю собственность. В ходе боев на баррикадах он ранен пулей в шею.

В 1830 г. Бланки участвует в Июльской революции, заставившей сменить не только короля (Карла Х на Луи-Филиппа I), но и ввести более демократический строй. Сам же Бланки описывал революцию так: «В те дни, когда мы, опьяненные и оглушенные своей победой, с сердцем, переполненным счастьем, блуждали с ружьем на плече по разрытым мостовым улиц, по их баррикадам, мечтая о том, как побледнеют короли и как обрадуются народы, когда до их ушей долетит далекий шум нашей „Марсельезы“…» ^{93}

Как видно, программа не демократизации общества, а радикальных преобразований. И очень, очень романтическое отношение ко всему происходящему. В редакции «буржуазной» газеты Бланки стучал в пол прикладом и кричал: «Смерть реакционерам!».

И после революции Бланки беспрерывно протестует. Он организует манифестацию студентов Сор бонны. Лионские ткачи ведут уличные бои с Национальной гвардией, убито, по разным данным, от восьмисот до двух-трех тысяч человек с обеих сторон. Бланки весело участвует в событиях.

За подстрекательство ко свержению правительства и создание революционного «Общества друзей народа» Бланки приговаривается к году тюрьмы и 200 франкам штрафа. По выходе из тюрьмы он опять арестовывается – за создание незаконных вооруженных сил и изготовление пороха. В 1836 г. получает два года тюрьмы и платит 3000 франков штрафа. В тюрьме он проводит восемь месяцев – вплоть до амнистии 1837 г., после чего следует ссылка.

Не успев выйти на свободу, Бланки создает организацию революционеров-заговорщиков – «Общество времен года». 12 мая 1839 г. это общество в составе 850 человек пытается захватить власть в Париже, овладевает ратушей. Бланки надеется на массовое восстание… Но никто не поддерживает кучку заговорщиков. Он бежит от правительственных войск. Его арестовывают только через полгода нелегальной жизни и вместе с другими лидерами организации приговаривают к смертной казни, замененной пожизненным заключением в замке Сен-Мишель. В тюрьме он заболевает, врачи признают болезнь Бланки неизлечимой, в связи с чем его переводят в госпиталь.

В январе 1844 г. Бланки был помилован, совсем как на карикатуре Гюстава Доре: «Этого можно выпустить на свободу: он уже не опасен». На карикатуре врач говорит это тюремщику у постели смертельно больного революционера, закованного в кандалы. Бланки отказывается от освобождения: он болен, ему некуда идти и нечего есть.

Но едва грянула революция 1848 г., он тут же выходит на свободу и прибывает в Париж. Там он основывает Центральное Республиканское Общество (ЦРО), объединяя революционеров всех мастей. Днем Бланки лихорадочно посещает рабочие предместья, агитируя за революцию, вечером пропагандирует то же самое в ЦРО. Там против Бланки выступает человек, с которым он организовывал «Общество времен года» – Барбес. Он сообщает, что Бланки давал показания полиции против партийных друзей. Правда ли это, неизвестно до сих пор: Бланки категорически отрицал двурушничество и обвинял Барбеса в сотрудничестве с полицией, многоженстве и вранье. «Полемика» на таком уровне продолжалась несколько месяцев.

15 мая 1848 г. Бланки, после демонстрации, во главе вооруженного отряда и возбужденных демонстрантов, врывается в Национальное собрание. С трибуны он обращается к народу и депутатам, требуя революции, демократии… Хорошо хоть, на этот раз не прокапывания каналов на Северный полюс и обобществления женщин. Никто его не поддерживает – ни депутатам, ни «народным массам» он не нужен. Бланки приговаривают к десяти годам тюрьмы, которые он отбывает в Бель-Иле. И в самой тюрьме, и в газетах продолжается борьба между сторонниками Бланки и Барбеса: выясняют, кто тут предатель, а кто истинный сын трудового народа.

Бланки безуспешно пытается бежать в 1853 г. Его амнистируют в 1859-м.

Вскоре он основывает тайную типографию, где печатает листовку против империи Наполеона III, за что в 1861 г. вновь арестован и приговорен к четырем годам тюрьмы.

В 1865 г. он бежит в Брюссель, где живет очень скромно на подачки сторонников и ведет переписку с другими революционерами. В 1866 г. он участвует в первом Конгрессе Интернационала. Затем опять создает новую революционную организацию.

В августе 1870 г. (идет Франко-прусская война!) Бланки с отрядом нападает на пожарные казармы – хочет отнять оружие и вооружить народ. Как и в 1839-м, и в 1848-м, никто не присоединяется к революционерам. Ему удалось бежать, но только чтобы попытаться поднять новое восстание 31 октября 1870 г. За этим последовали арест и пожизненное заключение.

Во время Парижской Коммуны 1871 г. Бланки, находившийся в тюрьме, был заочно избран членом Коммуны: бланкисты составили большинство в правительстве Коммуны, но попытки добиться у Версальского правительства его освобождения успеха не имели.

Из последнего заключения Бланки вышел только в 1879 г., в возрасте 74 лет, за два года до смерти. В общей сложности он провел в тюрьмах больше 34 лет. Последние годы он тоже вел революционную пропаганду и старался сплотить сторонников в единую партийную организацию, но популярностью уже не пользовался. О нем ходили слухи, что он носит черные перчатки, скрывая следы проказы, что глаза у него страшные, налиты желчью и кровью, что на нем – кровь десятков тысяч человек (уже не слух, а чистая правда).

К концу жизни Бланки полагал, что «…любой прогресс есть победа коммунизма, любой регресс есть его поражение, развитие коммунизма совпадает с развитием цивилизации. <…> Все улучшения налоговой системы, налог на табак и алкоголь, который пришел на смену феодальным налогам, почта – все эти меры есть коммунизм. Промышленные компании, торговые общества, страхования всех видов, армия, образовательные институты, тюрьма и казармы – все это коммунизм, детский, грубый но необходимый».