Текст книги "«Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России"

Автор книги: Андрей Буровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 8. Эпоха идеологий

Бог умер.

Ф. Ницше

Если Бога нет, какой же я генерал?!

Ф. М. Достоевский

Идеология вообще

Слово «идеология» происходит от греческих корней «idea» – идея, и «logos» – слово, учение, наука. Учение об идеях.

Идеология – это система взглядов и идей, политических программ и лозунгов. Она похожа на религию: в ней тоже практика выводится из некой теории. Идеальные представления становятся основой практической деятельности.

Но! Идеология выражает интересы различных социальных классов, групп, народов, государств. Она не ведет людей от земного к небесному, но обосновывает и утверждает земное и только земное.

Христианство – не идеология, и империя – не идеология. Однако существовала идеология христианской цивилизации и существовала имперская идеология. Любой европеец хорошо знал, почему он «лучше» азиатов и африканцев. Любой колонизатор знал, что и зачем он делает.

Эту идеологию никто не создавал специально, она сложилась сама. Но идеологии можно и создавать! Придуманное теоретиками в кабинетах ни для кого не обязательно. Но если выдумки отражают представления людей, если массы соглашаются с философами и политиками – идеология перестает быть частным делом и становится фактором политики. Особенно если идеологию берет на вооружение государство.

Идеология обожает опираться на науку и выводить себя из науки. Но наука объективна, беспристрастна. Ее цель – познать мир таким, каков он на самом деле. Идеология же субъективна, она видит мир таким, каким он должен быть по мнению тех или иных лиц. Она стремится выражать интересы разных групп, свести всю картину мира к тому, что важно для этих групп. Идеология неизбежно упрощает действительность, выдавая одну сторону действительности за всю картину мироздания.

Каждая идеология хочет, чтобы ее принимала как можно большая часть населения и ради этого ведет пропаганду: ведь только она дает верное знание о мире! В пропаганду входят не только сиюминутные лозунги, но также оценки прошлого и настоящего, свое представление о будущем. Каждая идеология разделяет мир на «своих» и «чужих», делая его понятным даже дебилу.

Идеологии успешно вербовали себе сторонников. На протяжении XIX века в цивилизованном мире все меньше верили в Бога. Чем цивилизованнее страна – тем меньше процент верующих, тем меньше среди них богатых и образованных. Научные доказательства сложны и требуют специальных знаний. Религия требует самоусовершенствования и сложной духовной работы. А упрощенные идеи идеологий легко воспринимаются малообразованной массой. Идеология не критикует, не заставляет сравнивать себя с идеалом. Она ласкает и утешает: ты и так совершенен. Идеология ставит перед людьми простые, понятные и очень привлекательные цели – пусть совершенно фантастические и нереальные.

Особенно привлекательна идеология для слабаков, трусов, неудачников – она утешает, объясняет их неудачи происками «врагов». «Функция идеологии состоит не в том, чтобы предложить нам способ ускользнуть от действительности, а в том, чтобы представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической, реальной сущности». ^{63}

К XIX веку сложились семь основных идеологий: либеральная, консервативная, социалистическая, коммунистическая, анархическая, националистическая, расистская.

Список не закрыт: в любой момент можно создавать новые и новые идеологии. Общее их количество исчисляется сотнями и тысячами. В XX веке появилась идеология фашизма, множество идеологий «цветного» расизма, разного рода «местные» идеологии. Например, идеология «убунту». Этим словом из языков зулусов обозначают то «человечность по отношению к другим», то «веру во вселенские узы общности, связывающие все человечество». ^{64} Южноафриканские политики считают убунту необходимым для Великого Африканского Возрождения (трактуемого, кстати, совершенно по-разному).

Убунту – основа идеологии новой (негритянской) Южно-Африканской Республики. В других государствах руководствуются иными идеологиями и тоже кладут их в основу Великого Африканского Возрождения.

Думаю, главное понятно.

Основными идеологиями XIX века стали либеральная, консервативная, националистическая, расистская и революционная.

Либеральная идеология

Слово «либеральный» происходит от латинского liber («свободный»). По-французски – liberalisme. Он возник в XVII-м и XVIII вв. и вступил в пору расцвета в XIX столетии. Основная его идея состоит в том, что человек важнее государства, религии и вообще всего на свете, а потому должен обладать максимумом прав и свобод.

Либерализм категорически отверг идею божественного права монархов на власть, авторитет папы римского и государственной религии.

Для либерализма важны только индивидуальные права на жизнь, личную свободу, собственность, на равенство политических прав и всеобщее равенство перед законом. Выборы должны быть честными, экономика – рыночной, а государство существует лишь затем, чтобы защищать эти фундаментальные права человека и охранять его от насилия.

В экономике либералы выступали за свободную конкуренцию внутри страны и свободу международной торговли.

С их точки зрения, частное предпринимательство, рынок и конкуренция – и есть проявление фундаментальных экономических свобод, а также источник политической свободы. Идеологом экономического либерализма стал шотландец Адам Смит (1723–1790), полагавший, что государству не следует ни в какой форме вмешиваться в экономику: все решит сама собой «невидимая рука рынка». ^{65} Весьма либеральные взгляды высказывал еще в 1690 г. Джон Локк. ^{66}

До середины XVIII века либералы только пропагандировали свои взгляды, у власти они не стояли.

По Конституции 1787 года США стали первым государством, последовательно организованным на либеральных началах. Демократия? Нет. Отцы американской революции – Томас Пейн, Томас Джефферсон, Джордж Вашингтон, Джон Адамс – вовсе не были демократами.

Для либералов основой общества являлся человек, который обладает собственностью и способен ее защищать. Только собственники формируют гражданское общество. Но демократия – это ведь участие во власти большинства народа, а значит, и неимущих. Диктатура малоимущих была просто опасна для частной собственности и свободы личности. Многие яркие либералы, в том числе и Томас Джефферсон, были противниками демократии. В первой редакции Конституции США избирательное право увязывалось с имущественным цензом.

Французы в 1789–1794 гг. также попытались создать правительство на основе либеральных принципов. Они лишили власти короля, аристократию и католическую церковь. Национальное собрание приняло декларацию о том, что оно имеет право говорить от имени всего французского народа.

Насчет «всего народа» – перестарались ребята. С точки зрения французских либералов, поддерживать надо было не демократов-якобинцев, а Наполеона. Потому что диктатор хоть и не собирался ни в чем отчитываться перед парламентом, но активно проводил в жизнь основные либеральные идеи.

«Свобода!!! Равенство!!!! Братство!!!!!» – завывали французские революционеры. Но либералы прекрасно понимали, что приходится выбирать: или свобода, или равенство. Вместе никак не получится.

Долгое время идеи либерализма и демократии не только различались, но резко противоречили друг другу.

Американцы приняли «Билль о правах». Французская революция шумно провозгласила «Декларацию прав человека и гражданина». Эти документы весь XIX век были своего рода Кораном либералов. Само же слово «либерал» для обозначения сторонника этой идеологии ввели испанские авторы Конституции 1812 г., охраняемой оккупировавшей страну наполеоновской армией и отмененной, едва французов выгнали вон.

К концу XIX века либеральные идеи были уже воплощены на практике. Видно было, что сами сторонники этой идеи понимают ее по-разному. Что часть либералов – просто аферисты. Что попытки реализовать либеральные идеи порой ведут к диктатуре – и диктатура иногда оказывается спасением.

Войны, революции, экономические кризисы, скандалы в парламентах и среди чиновников вели к массовому разочарованию в идеалах либерализма. Уже в ходе Французской революции возник противовес либерализму – консервативная идеология. Идея ее проста: либералы только мутят воду, а как хорошо было раньше! Все было тихо, спокойно, царили благодать и дешевизна, а народ, как известно, был счастлив. В каждой стране консервативная идеология принимала форму возвращения к своей традиционной феодальной жизни. Часто она окутывалась романтической дымкой идеализации Средневековья. Английские романтики даже пытались воссоздать среднее крестьянство, павшее жертвой промышленного переворота. Неудачно, конечно.

Расистская идеология

Энциклопедический словарь определяет расизм как «доктрину, провозглашающую превосходство одной человеческой расы над другой». ^{67} К этому определению иногда добавляют, что расизм – это учение о решающем влиянии физических и психических различий рас на историю и культуру общества.

Само слово «расизм» в такой трактовке появилось только в 1932 г., но это не значит, что его раньше не было. Система работорговли, создание системы колониализма требовали идеологического обоснования.

Великий гуманист, невероятно прогрессивный писатель и борец за счастье человечества, Вольтер, писал в своем «Метафизическом трактате» 1734 г.: «Белый превосходит негра так же, как негр – обезьяну, а обезьяна – устрицу». Коротко и ясно, причем заметьте – вполне научно, опираясь на эволюционную теорию.

«Даже среди татар то и дело встретишь что-нибудь выдающееся, но никогда среди негров», – писал в 1770 г. Давид Юм.

Правда, в Европе не было законов, дискриминирующих негров. Не было их и в Латинской Америке. А вот в США. Первоначально-то привезенные из Африки рабы мотыжили плантации вместе с белыми. Но в 1676 г. в колонии Виргиния грянуло восстание. Одним из его лозунгов было утверждение, что не могут белые быть рабами. С этих пор в качестве рабов могли использоваться только негры. Начался двухвековой период «черного рабства».

Считается, что в Гражданской войне Севера и Юга северяне воевали за равенство рас. Ничего подобного! Они воевали, в частности, за отмену рабства, то есть за изменение экономического строя. Что же до идей равенства…

Великие российские либералы и демократы с придыханием произносят имя Авраама Линкольна. Послушать наших «демократических» неучей, вот уж был великий демократ!

Ему и предоставим слово: «Я никогда не выступал и не буду выступать за социальное и политическое равенство двух рас – черной и белой, я никогда не поддерживал точку зрения, чтобы негры получили право голоса, заседали в жюри, или занимали какую-нибудь должность, или женились на белых; добавлю, что между белой и черной расой есть физическая разница; и, как любой человек, я за то, чтобы белая раса занимала главенствующее положение.

Я не могу представить никакого большего бедствия, чем ассимиляция негра в нашу социальную и политическую жизнь на равных с нами условиях… Ассимиляция с низшей расой не является ни возможной, ни желательной».

Высказывание не менее конкретное и ясное, чем у Вольтера и Юма.

Правда, после Гражданской войны Конгресс издал ряд законов в защиту прав негров. Закон 1870 г. объявил преступлением лишение негров избирательных и других гражданских прав. Закон 1877 г. объявил незаконной дискриминацию негров в гостиницах, театрах, на железных дорогах и во всех общественных местах. Надзирать за этим должны были федеральные чиновники – на юге их называли «саквояжниками», потому что приезжали они с пустыми саквояжами, а вот уезжали почему-то с обильным багажом.

В 1877 году южные демократы за спиной северных демократов сговорились с республиканскими вожаками. Они обещали поддержать в президенты кандидата-республиканца, но при условии – войска северян будут уведены с Юга. Федеральные войска и все чиновники, контролировавшие исполнение законов, были выведены. И началось.

Под лозунгом «равно, но раздельно» началась неприкрытая травля негров. Для них вводились особые средства транспорта, особые школы и особые скамейки в парках. В 1896 г. негр-сапожник Плесси в Новом Орлеане решил выяснить на опыте, означает ли Конституция США равенство людей. Купив билет, он сел в вагон, предназначенный для белых. Его арестовали и судили за нарушение закона. Дело дошло до Верховного Суда в Вашингтоне. Тот утвердил расовую дискриминацию. Этим актом расизм был узаконен официально. Система расовой дискриминации и апартеида официально существовала в США с 1898 г. до 1960-х.

Части американской армии, воевавшие во время Первой и Второй мировых войн, были раздельными. Это кажется настолько диким для сколько-нибудь вменяемого европейца, что возникают забавные казусы.

Скажем, в 1960-е годы на экранах всех стран Варшавского договора шел польский фильм «Ставка больше, чем жизнь» – про героического польского офицера, внедренного в вермахт, и ставшего чуть ли не личным приятелем Гитлера. Эдакий предшественник Штирлица. Один из кадров в последней серии – негр, сияющий с брони танка «шерман» среди таких же сияющих белых. Такого не могло быть потому, что не могло быть никогда – части американской армии были раздельными. Негры отдельно, белые отдельно.

Забавные шутки шутит история! Похоже, полякам просто не приходило в голову, что американцы – рьяные борцы с нацизмом, спасители Европы от ужасов национал-социализма и самые большие в мире демократы – могут быть вульгарными расистами. И притом расистами не в душе, в частной жизни, а официальными, согласно закону. Только в 1948 г. президент Гарри Трумэн как главнокомандующий вооруженными силами Америки специальным указом отменил сегрегацию и создал общие бело-черные части.

Американские негры – солдаты американской оккупационной армии – женились на европейских женщинах. Эти негры официально, по закону, не имели права появляться с женами на улицах родных городов.

С 1900-го по 1930 г. больше трех тысяч негров было убито во время нескольких десятков больших и нескольких сотен маленьких погромов. О чудовищном отношении к неграм в США много чего написано. И не только «Хижина дяди Тома», а уже в XX веке. Превращение в негра почтеннейшего белого банковского служащего только потому, что его прадед был негром, впечатляет! ^{68}

В голливудском фильме «Маска Фу Манчи», выпущенном на экраны в 1932 г., было столько выпадов против неевропейских народов, что из него вырезали некоторые сцены.

Разумеется, бывает расизм и японский, и негритянский. Теория «негритюда» сенегальца Сегюра – вполне расистского толка.

Но в XIX веке расизм являлся «научным» обоснованием для европейского владычества над миром.

Глава 9. Националистическая идеология

Достоин вечного проклятия всякий, кто не испытывает величайшего почтения к своим родителям.

Типично фашистская фраза, из тестов на определение «авторитарной личности»

Французская революция выдвинула идею суверенитета нации. Эта последняя раскололась на роялистов, то есть «королистов», сторонников монархии (а вместе с ней – всей политической традиции), и патриотов, то есть сторонников суверенитета нации, республики, разрыва с традициями.

По мнению патриотов, нация имеет право выбирать собственное правительство. Некоторая сложность состояла в том, чтобы определить границы этого самого суверенитета. Стоило провозгласить, что люди имеют право сами выбирать себе правительство, раз они нация – и тут же нациями стали объявлять себя корсиканцы, бургундцы, лангедокцы. Они давно считали себя подданными французского короля, но вовсе не французами.

Франция и без заморских владений была империей. В конце XVIII века из 28 миллионов подданных французской короны почти половина, 12 миллионов, не говорили – или говорили с трудом – по-французски. Наряду с французским языком существовало около трех десятков «диалектов».

Королевское правительство ничего не имело против, а вот революционное поставило задачу достигнуть языкового единства. Не спрашивая, хотят ли достигать этого единства носители «диалектов». При Наполеоне пришлось «принимать меры»: вкладывать немалые средства в образование, чтобы удавить местные диалекты и создать единую нацию – с одним языком, культурой и бытовыми привычками. Не получилось, хотя однообразия постепенно и стало больше.

Но и в наши дни бургундцы, корсиканцы и бретонцы отнюдь не уверены, что они – французы.

17 марта 1861 г. король Пьемонта Виктор-Эммануил был провозглашен королем всей Италии. И тогда его премьер-министр граф Камилло Бенцо ди Кавур (1810–1861), основной архитектор объединения Италии, произнес восхитительную фразу: «Италию мы уже создали. Теперь предстоит создать итальянцев». Сам Кавур скончался через три месяца, в возрасте всего пятидесяти одного года. Однако не в его ранней смерти дело: сицилийцы и жители Сардинии и Калабрии до сих пор не уверены, что они – итальянцы.

В русском переводе книги «Крестный отец» сицилийцы говорят на своем «диалекте». ^{69} Но в английском подлиннике они, по мнению Марио Пьюзо, говорят на сицилийском языке.

Более того: за помощь в объединении Италии Сардинское королевство в 1860 г. передало Франции княжество Савойю и графство Ниццу. Их жители частично ассимилировались и стали французами. Даже сохранившие итальянский язык и историческую память, вовсе не считают себя итальянцами.

Национальность жителей княжества Монако, независимость которому была возвращена в том же 1860 г., – еще большая загадка.

Видимо, тайны национального государства постижимы только для революционеров… Потому что в 1848 г. венгры восстали против Австрии – хотели строить национальное государство. Однако они вовсе не поддерживали стремления чехов и других славян создать собственные национальные государства. На территории же будущего «своего» государства венгерские революционеры артиллерийским огнем сносили деревни словаков и россов за нежелание учить венгерский язык и признавать новое венгерское «правительство».

Проблемы с определением нации были и у поляков – мазуры и гурали себя поляками не считали, а украинцы и белоруссы категорически отказывались ополячиваться.

Проблемы были и у чехов со словаками и венграми, у каринцев с карпатороссами. Можно вывести строгую закономерность: всякий раз, как возникает «национальное государство», часть населения объявляет себя представителями другой нации.

Гарибальди долгое время героизировали, называя «создателем Италии». Но дальнейшую историю национальных государств он видел своеобразно. В 1891 г. Кроче – его бывший ученик и друг – издал в Париже «Политическое завещание Гарибальди».

Сей великий революционер считал, что в XX веке Франции будут принадлежать Бельгия, Эльзас, Нормандские острова. Испании – Португалия и Гибралтар. В Пруссию войдут Голландия, Вюртемберг, Баден и Бавария. В Грецию – Македония, Крит и Кипр. В Италию – Мальта и Далмация. Венгрия обретет независимость, Австрийская империя исчезнет. Ирландия освободится от Британии. Но Турецкая империя сохранится, а Российская создаст под своим покровительством Славяно-чехо-балканскую конфедерацию в составе Польши, Чехии, Каринтии, Хорватии, Боснии, Сербии и Болгарии. А Франция, Италия, Испания, Греция, Румыния составят Средиземноморскую Конфедерацию.

Простите… Так чего же хотел Гарибальди? Национальных государств или новых империй?

Глава 10. Технократическая идеология

Я не говорю, что это возможно, я только говорю, что это существует.

Чарлз Рис, ученый XIX века

В ожидании перемен

В начале XX века люди цивилизованного мира ждали перемен – в лучшую или в худшую сторону, но грандиозных и великолепных.

Герберт Уэллс создал не только страшные утопии, но и великолепные сказки о прекрасном будущем человечества. Правда, он не нарисовал пути в столь великолепное будущее, но… «Люди, как боги», «В дни кометы», «Киппс». ^{70} Все это о прекрасном мире, в котором люди живут разумно и красиво – лучше, чем в XIX веке.

Это великое будущее мыслилось как эпоха летательных аппаратов, гигантских зданий, невообразимой для XIX века техники. «Машина времени» – скорее антиутопия, чем утопия. По сюжету, человечеству предстоит выродиться, распавшись на два одинаково непривлекательных вида: беспомощных прекрасных элоев и отвратительных морлоков, живущих под землей – как можно понять, потомков рабочего класса. Морлоки не переносят света, но в темные ночи выходят из подземелий и пожирают элоев, являющих собой своего рода мясной скот. Но и в этой книге Путешественник во времени до мрачной эпохи вырождения видит со своей машины «огромные сооружения чудесной архитектуры, гораздо более величественные, чем здания нашего времени». ^{71} А элои частично используют «огромные здания, похожие на дворцы, но нигде не было тех домиков и коттеджей, которые так характерны для современного английского пейзажа». ^{72}

Вывод делается грустный – но ведь человека XIX века не сразу ждало превращение в элоя или морлока. Впереди было достижение «полной гармонии жизни», грандиозная архитектура, многие века жизни без войн, диких зверей, болезней, интенсивного труда.

Люди начала XX века уповали на то, что промышленный прогресс будет проистекать так же быстро, как в XIX столетии. Что в будущем потомков ждут громадные города, полные технических чудес. Научная фантастика ведь и начала с того, что описывала разные изобретения и их реализацию.

По мысли фантастов, техническое развитие само по себе должно было решать общественные проблемы. Нехватка жилья? Построим! Нехватка одежды, еды, медикаментов? Произведем, вырастим, создадим. То, что является проблемой сегодня, перестанет быть таковой завтра.

Позиция эта и верна, и неверна одновременно.

Верна – потому что прогресс и вправду многое решает «сам собой». В 1900 г. разрыв в уровне жизни между Британией и Индией был громаден. В 2000 г. он стал даже больше. Но давайте сравним уровень жизни индусов 2000 г. и англичан 1900-го? Разрыв будет в пользу первых!

Неверна – потому что само по себе производство ничего не решает. Промышленный переворот был громадным рывком в области производства, но большинство народа еще больше обнищало. Во время Великой Депрессии в США, в 1930–1933 гг., фермеры произвели столько же продовольствия, как и до Депрессии, в 1924–1928 гг. Но тогда Америка была сыта, а за несколько лет Великой Депрессии то ли пять, то ли семь миллионов американцев умерли с голоду. Как это происходило, очень хорошо описал Джон Стейнбек. ^{73} Да и не он один.

Но в начале XX века люди верили, что развитие техники всех спасет и всех выручит. Из той же категории – и стремление осваивать госмос.

Идея выхода в космос

Истории и сказки о полетах на Луну можно найти у писателей XVII века. В 1638 г. вышел роман англичанина Фрэнсиса Годвина «Человек на Луне». После смерти француза Сирано де Бержерака публикуется его дилогия «Иной мир» («Государства и империи Солнца» и «Государства и империи Луны»). ^{74} Рассказами о путешествии на Луну развлекался и барон Мюнхгаузен в XVIII столетии.

Но только в конце XIX века мог быть поставлен вопрос о реальном полете в Космос. Эдгар Аллан По, Жюль Верн и Герберт Уэллс оправляли своих героев на Луну всерьез. Не играли, как Сирано и Фрэнсис Годвин, а проектировали полеты. В 1902 г. во Франции вышел даже четырнадцатиминутный немой фильм Жоржа Мельеса «Путешествие на Луну». Американцы украли его и демонстрировали как «Путешествие на Марс».

Многое в этих романах вызывает улыбку – и стрельба космическим кораблем из пушки у Жюля Верна, ^{75} и гениальный мистер Кейвор, который изобрел для межпланетных перелетов особый неподвластный закону всемирного тяготения материал, «кейворит», ^{76} и государство жителей Луны, подобных насекомым «селенитов».

А Николай Иванович Кибальчич создал первый проект ракетного летательного аппарата с качающейся камерой сгорания для управления вектором тяги. Такой аппарат, по мнению некоторых, действительно мог бы совершать космические перелеты.

Кибальчич… 17 марта 1881 г. он был арестован по делу первомартовцев – убийство Александра II и двенадцатитилетнего мальчика, тяжелое ранение двух казаков. Это он изготовил бомбы, которые бросали Гриневицкий и Рысаков. Кибальчич повешен вместе с А. И. Желябовым, С. Л. Перовской и другими. Он вполне этого заслуживал.

За несколько дней до казни Кибальчич изложил свой проект космического аппарата и просил следственную комиссию предать рукопись в Академию наук. Проект не передали. Текст и рисунки Кибальчича впервые опубликовали только в 1918 г. в журнале «Былое», № 4–5. ^{77}

Именем Кибальчича назван кратер на Луне, улицы в Киеве и Москве. Этого он тоже заслуживает.

Во втором десятилетии XX века идею космического полета разрабатывают во всех крупных странах Европы. Трудятся Циолковский, Робер Эсно-Пельтри, Роберт Годдард, Вальтер Гоман, Герман Оберт.

Это вовсе не чистые теоретики и не фантасты. Оберт в нацистской Германии очень хотел создать ракетное оружии. И Оберт, и фон Браун использовали работы не только Циолковского, но и мало кому известного Юрия Кондратюка. Жил Кондратюк в Предуралье, писал маленькие статьи в специальных журналах… А когда советская военная разведка исследовала немецкий ракетный центре в Пенемюнде, в кабинете Вернера фон Брауна обнаружили, среди всего прочего, «Историческую справку», в том числе, и о роли идей К. Циолковского и Ю. Кондратюка для немецких ракетных проектов. Там же была обнаружена и половина тетради Ю. Кондратюка с формулами и расчетами по военной технике. Грубо говоря, германская разведка эту тетрадь в России сперла.

Вернер фон Браун, отец ФАУ-1 и ФАУ-2, а потом и космической программы США, личный друг президента Кеннеди, автор осуществленной идеи высадки на Луну и не осуществленной (пока) идеи обитаемой космической станции на Луне. Он родился в 1912 г. Не то поколение, которое делало первые, еще самые робкие шаги. Скорее второе, порожденное смелостью Циолковского и Оберта. Человек, наяву ставший героем космических приключений, оживший мистер Кейвор или инженер Лось Алексея Толстого, соединивший романтические ожидания начала XX века с реализацией космических программ.

Тогда, перед Первой мировой, многим казалось: и космические перелеты, и космические станции, и заселение других планет – совсем близко.

Наука того времени плохо представляла себе планеты Солнечной системы. Мнения о существовании и гипотетических формах жизни если не на Луне, то на Марсе и Венере высказывались не фантастами, но учеными. Тимирязев сравнивал красноватый цвет Марса с красноватым же оттенком растительности высокогорий – и делал из этого весьма далеко идущие выводы. Уже в 1940-е академик В. А. Обручев красочно описывал возможных венерианских животных.

А в 1910–1920-е вполне можно было предполагать разумную жизнь на Марсе и Венере, другие человечества, живущие уже почти в пределах досягаемости землян. Еще немного – и встретимся! Каждый, конечно, представлял себе встречу по-своему.

Алексей Толстой изобразил и космическую любовь, и мятущегося изобретателя-интеллигента, и красноармейца, бегающего по Марсу – как тут насчет межпланетной революции? ^{78}

Циолковский хотел, чтобы человек заселил само космическое пространство. Его лозунгом стало знаменитое: «Земля – колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели».

С одной стороны, человек неизбежно должен выйти в мировое пространство. С другой, мы не можем там жить, оставаясь такими, как есть. Значит, надо измениться. Носитель разума – совсем не обязательно белковое существо, дышащее воздухом, не способное переносить сверхнизких космических температур. Ну так пусть в космосе поселится не человек, а происходящий от него «некий плазмоид»!

К. Э. Циолковский писал фантастические повести, и для тех времен – очень даже неплохие. Первая из них, «На Луне», вышла в свет в 1887 году. Правда, и она, и другие невероятно перегружены техническими деталями – намного больше, чем романы Жюля Верна – и поэтому читаются с большим трудом. Но описание и техники, и вида Земли и космических объектов из космоса сделаны мастерски.

Еще ярче колорит в сборнике очерков «Грезы о земле и небе» (1894).

А труд «Исследование мировых пространств реактивными приборами» – это вообще первая в истории научная работа, посвященная теории реактивного движения! Ни в одной государственной библиотеке мира за рубежом нет в наличии всех трех частей этого труда. Причем интерес к брошюре огромный, приоритет Циолковского очевиден, но найти эту работу крайне трудно. Величайшая редкость!

Впервые она была опубликована в «Научном обозрении» (1903, № 5). Правда, только первая часть – в том же году журнал был закрыт. Но первые зарубежные работы такого плана напечатаны во Франции только в 1913 году!

В 1911–1912 гг. вторая часть «Исследования мировых пространств реактивными приборами» печаталась в ряде номеров «Вестника воздухоплавания». Если в первой части Циолковский говорил об ориентации в межпланетном пространстве с помощью солнечных лучей, то во втором – исследовал сопротивление атмосферы, рассчитывал самый выгодный угол подъема ракеты, предлагал использование в качестве топлива ядерной энергии. (Впрочем, «атомные бомбы» упоминаются и «Освобожденном мире» Уэллса; кстати, именно ему принадлежит и само это словосочетание).

В 1914 году Циолковский издал отдельной брошюрой «Дополнение» к «Исследованию мировых пространств реактивными приборами» 1903 и 1911–1912 гг. Печатать никто не хотел, шестнадцатистраничная брошюра была издана за собственный счет. Тут ученый отказывается от идеи использовать радиоактивный распад – «хотелось стоять, по возможности, на практической почве». ^{79}

Кибальчич и Циолковский велики тем, что стали относится к межпланетным перелетам, как к близкой реальности. Но ведь именно фантастика готовила общественное сознание.

Повести и романы, в которых подробно расписывались приключения в космосе и на других планетах, животные, растения и разумные существа иных миров формировали приподнято-романтическую атмосферу подготовки к освоению космоса. Такая же атмосфера царила при дворе Генриха Мореплавателя в XV веке, в портовых городах и конторах Вест-Индских компаний XVI–XVII веков.

Космическая перспектива снимала проблему «тесноты» уже поделенного Земного шара. Если бы она начала осуществляться – Первая мировая война? скорее всего, не началась бы. Незачем было бы. И если бы развитие техники давало в несколько раз больше, напряжение в обществе тоже ослабло бы, а то и исчезло.

Но промышленное развитие начало терять темпы, а выход в космос стал реален намного позже того, как страшные события мировых войн уже начались и закончились.