Текст книги "Свидание с Тьмой(СИ)"

Автор книги: Андрей Балабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

В горле сухо, как у пьяницы поутру, жёлтый свет – вовсе не такой яркий, как показалось – выхватывает из мрака высокие стопки досок, ящики, края декоративных гипсовых плит. На большее лампочки не хватает – щели и проходы утопают во тьме.

Пахнет пылью.

– Посмотрим...

Он деловит и абсолютно спокоен. Плавные движение, мягкий голос, стильный костюм из едва мерцающей чёрной ткани – такие можно увидеть на богачах, идущих от лимузина до ресторана где-нибудь на Конном ряду.

Человек, который знает, что делает.

Под головой у Эльвы – упругая подушечка, так что она видит каждое действие. Плоский кейс, из которого появляются латексная накидка с капюшоном и матово-белая медицинская маска. Перчатки. Инъекторы. Набор ампул.

В накидке и маске он становится нелеп и безлик. Глаза под стеклом улыбаются – но не ей. С инъектором в руке незнакомец подходит ближе, доверительно наклоняется – слова из под маски долетают глуховато, тают на полпути.

– Боль, как тебе, должно быть, известно, чувствует мозг. Ты ведь училась в какой-то школе?

Он продолжает говорить, сноровисто снаряжая инъектор одноразовой белой капсулой.

– Можешь не беспокоиться: боль мы отсечём со всей эффективностью. Отсечём твой мозг от этой бессмысленной информации, которая мешает полноценному восприятию. А для этого, уж прости, придётся сделать одну болезненную инъекцию... Субарахноидальную, понимаешь? И несколько обычных. Они, к сожалению, повреждают нервные клетки, но в твоём случае это уже не важно. Препараты, должным образом протестированные и признанные негодными к употреблению. Но результат, результат, моя милая – превосходит все ожидания. Да что там – скоро сама поймёшь.

Он ловко срезает её одежду, не позволяя себе никаких вольностей. Резина перчаток неприятно холодит кожу. Отцепив часть ремней, переворачивает её на живот. Эльва пытается сопротивляться, но конечности связаны, а жёсткие руки незнакомца вдруг становятся очень цепкими и держат, будто тиски.

Спину пронзает боль – что-то впивается в неё, резко и глубоко, заставляя дёргаться и стонать.

– Терпи, терпи. Молодец.

Обратная процедура занимает куда меньше времени – Эльва перестаёт чувствовать своё тело, даже страх увязает в этом стремительном омертвении.

– И ещё кое-что от аритмии и других побочных эффектов. Мы же не хотим, чтобы твоё сердце внезапно остановилось?

Новые уколы безболезненны и быстры. Инъектор исчезает внутри кейса, его место занимают жгуты. Обычные медицинские жгуты, которые незнакомец сноровисто накладывает ей на руки и ноги – по два на каждую.

Эльве хочется дёргаться, кричать, дать хоть какой-то выход ползущему из глубин страху – но она уже не властна над реакциями организма, и страх начинает есть её изнутри.

– Не люблю боль. Очень не люблю боль. Обещаю, больно не будет... Ты просто будешь смотреть. Так надо. Да, – неожиданно смеётся он, – именно так и надо. Понимаешь? Вижу, что понимаешь.

В его глазах нет ни злобы, ни вожделения, и глубоко внутри себя она уже знает – никакой пощады не будет. Знает... но не хочет этого признать. У её мучителя глаза мертвеца.

Закончив подготовку, он некоторое время любуется на дело рук своих, даже отходит подальше, чтобы рассмотреть девушку целиком. Она тоже смотрит на себя: бледная кожа, желтоватая от плохого освещения, чёрные змеи жгутов, передавившие ноги, из-за чего те уже начали багроветь, плоский живот и грудь, которая теперь кажется ещё меньше обычного. Ремни аккуратно перехлёстывают всё тело.

Эльва знает, на что похоже это жалкое зрелище.

Он тоже знает.

Незнакомец присаживается и достаёт из-под стола, на котором она лежит, что-то угловатое, оснащённое серым зубчатым диском. За устройством тянется толстый провод.

– Пора, моя милая. Займёмся делом, да? Тебе должно понравиться, я уверен. Нигде, нигде такого не испытаешь.

Шаг.

Это не она.

Диск пилы приходит в движение

Это не она.

Жужжащий инструмент опускается к её колену.

Это не она.

Размытый край диска впивается в сустав. Кровяная пыль рисует узоры на белесом латексе хирургического костюма.

Это сон. Кошмар. Бред. Этого не может происходить с ней, потому что не может происходить никогда. Кадр из ужастика не может превратиться в реальность.

Точно! Это кино! Она же смотрит фильм, и сейчас...

Пила разгрызает кость, и страшная вибрация распространяется по всему телу.

Нет. Нет, нет, нет!..

Жужжание смолкает. Покрытая алой взвесью фигура бодро приподнимает отнятую ногу, обхватив её за ступню. Демонстрирует Эльве ровный срез. Нога кажется ненастоящей, восковым экспонатом, ужасной шуткой – но из среза сочится кровь, а внизу...

Она переводит взгляд на себя и видит перехваченный жгутами обрубок на дешёвых хирургических простынях. "Зелёненькие" – машинально думает Эльва, но якорь внимания соскальзывает в никуда и девушка пытается закричать...

...но не может. Связки не подчиняются командам мозга. Глаза не желают закрываться. Спасительное забвение захлопывает перед нищенкой свою дверь.

Пила жужжит, аккуратно взрезая плоть. Алая щель всё шире, инструмент плавно погружается вглубь. Её тело – как посторонний предмет, неодушевлённый, мёртвый, холодный. Вибрация – всё, что достигает её сознания.

Эльва видит руку. Свою руку – отдельно от тела. Чёрный человек прижимает её к щеке, поглаживает сам себя чужой ладонью, словно играет с куклой.

Крик, ещё не родившись, застревает в горле, разрывается прямо в нём резкими спазмами.

Он отпиливает конечности по частям – сперва ниже сустава, а потом – выше. Демонстрирует Эльве свои "трофеи", упиваясь безумием её взгляда. Под кровью уже не видно ни его одежды, ни простыней: чудовище несколько раз протирает маску салфеткой.

– Разве тебе не нравится? Это – было частью тебя, и это тоже. Было, – трясёт он обрубком руки, разбрызгивая алые капли, – а теперь – нет. Но ты – это по-прежнему ты. Я отсеку всё лишнее, ограню тебя, как дорогой камень, до тех пор, пока не останется никакой лишней плоти – только ты сама, лёгонькая, воздушная... такая, которая мне нужна.

Мясо в его руках когда-то ощущало чужие прикосновения. Оно было тёплым и живым, его гладили ласковые пальцы и согревали солнечные лучи. Больше этого не будет. Никогда, во все эпохи вселенной.

Больше не будет Эльвы. Красивой, счастливой Эльвы. Несчастной Эльвы. Поющей Эльвы. Её – не будет. Никакой. Нигде. Никогда. У неё нет уже ни рук и ни ног – остался сочащийся тёмной жижей обрубок, уродливый, чужой – не она. Кто-то другой, кукла, в которую засунули душу Эльвы.

Она пытается проснуться – но лишь бесплодно бьётся в стены реальности. Пытается рассыпаться на осколки – но химия в остатках её тела скрепляет их воедино.

– Та-а-ак. Тут у нас осталось кое-что постороннее. Много лишнего, всё ещё слишком много.

В руке он держит ложку. Обычную ложку, тускло блестящую в жёлтом свете.

– Теперь, когда ты увидела всё, что нужно... – он нежно проводит ладонью её по лицу, слегка сжимая и оттягивая пальцами губы – глаза тебе только мешают. Ничего лишнего. Ни-че-го.

Пальцы, внезапно ставшие жёсткими, как сталь, вцепляются в её правый глаз, оттягивая веко.

Боли почти нет. Только запредельный ужас, в котором корчится изолированное от спасительной тьмы сознание. Только безумный крик "Не хочу!", выродившийся в сдавленный хрип.

Она слышит каждый звук и чувствует каждое движение ложки в своей глазнице.

Чудовище показывает ей измазанное кровавой слизью глазное яблоко.

– Смотри, в тебе много всего интересного, – с тонкой улыбкой сообщает он, любознательно наклоняясь.

И снова пила – уже другая, длинная, с цепью. Кровь заливает оставшийся глаз, почти ничего не видно.

– Осталось совсем немного. Тебе понравится, я уве...

Голос тает и размывается, визг пилы глохнет, задавленный ватной тишиной. В совершенной тишине острые зубья вскрывают её живот, наматывая смутно различимые клочья, заляпывая всё вокруг, наконец-то лишая возможности видеть.

Она больше не будет жить.

Эта мысль не возникает в её сознании – она всё сознание продёргивает сквозь себя, сминая его, как грязную салфетку.

Это её тело распластано на столе. Это её конечности лежат вокруг окровавленными деталями. Это в её живот погрузились чьи-то липкие пальцы. Это она – обрубок, каким-то чудом задержавшийся на грани бытия.

Её расчленили, вспороли – как скот на бойне. Её. Эльву.

Под светом этого осознания не спрятаться – он проникает в самые тёмные уголки. Вколотое зелье лишило её последней надежды – шока, милосердного забытья. Она будет осознавать разрушение своего тела до самого конца, до предела ужаса, который способен испытывать человек.

Будущего нет.

Желание жить разбито на миллиарды осколков об чудовищную реальность.

Надежда оборачивается чёрным дымом, оставляя после себя лишь мрак – и в этом мраке остаётся только одна пульсирующая точка. Багрово-алая, такая вещественная, что её присутствие больно даже осознавать. Эльва хватается за эту точку – ведь больше в целом мире схватиться не за что – и вминает себя в неё, пытается запечатлеть и оставить от своей личности хоть что-то. Хотя бы пепел.

За один удар сердца до смерти, утратив каждую мысль и каждое чувство, кроме всепоглощающего отчаяния, она вспыхивает сверхновой звездой – и сжимается в чёрный шар.

Ненависть.

Алая точка рванулась во все стороны, вздрогнула от могучего удара, прогнулась в мучительном экстазе – и прорвалась ласковым потоком истинной тьмы.

Эльве уже нечем смеяться – но она смеётся, наблюдая этот процесс в пульсации бытия.

Ангел. Ангел отозвался на крик.

Кто-то с той стороны коснулся её останков и впитал последний привет проклятому миру.

А потом она перестала быть.

***

Кай вынырнул из глубин сна, словно из бездонной трясины. Несколько мгновений он продолжал бороться с её объятиями, пока не понял, что барахтается в собственном одеяле. Мокрая простыня смялась в жёсткий валик, надавивший спину, голос пропал и несколько жутких мгновений не хотел возвращаться.

Он лежал, наверное, с полчаса – приходя в себя, выпутывая сознание из остатков распадающейся паутины кошмара, успокаивая чувства и сердце. Потом, собравшись с силами, сбросил одеяло, и как был, голый, пошаркал в душ, ни о чём не думая и не глядя по сторонам. Холодная вода змеилась по липкой коже, но Кай даже не поморщился. Почистил зубы, понимая, что уже не заснёт, вытер волосы и посмотрел в зеркало.

С обратной стороны на него смотрела Эльва. Нет, не она – слишком хищная улыбка и тёмный взгляд...

Агния.

"Думал, я тебе снилась?"

У неё обычные зубы. Но в её глазах – тьма.

"Я – Тьма. Ты вкусил меня, и я навеки с тобой."

Он почти не сопротивлялся – но остатки прежнего, рационального Кая, попытались дать свой последний бой.

– Ты мне снишься...

"Думаешь, тьма – отсутствие света, да? Ты же думаешь?" – не обращает она внимания и нахально заглядывает в глаза.

"Неверно, неверно, неверно! Тьма – отсутствие зрения!"

Неуверенно, криво, Кай усмехнулся – и увидел в зеркале лишь свою бледную, перекошенную рожу.

Он вспомнил, что должен сделать. Вспомнил так легко, словно это желание всегда было неотъемлемой его частью.

Найти убийцу и сожрать его душу.

Кай снова улыбнулся своей незваной гостье, понимая, что улыбается сам себе.

Он видит, слышит и чувствует.

Тьма смотрит его глазами и улыбается в ответ, вызывая дрожь предвкушения. Кай чувствует, как чужие желания облекаются в его слова, обретая жизнь, и голос, и речь.

"Я буду с тобой" – шепчет она.

"Я буду с тобой" – шепчет он.

– Я черчу кольца в небе и запираю двери, исповедую страх и ломаю зеркала мира. Я – Тьма, в которой оборвутся пути Охотника, – произносят человек и Тьма в один голос.

Республиканский общественный университет.

Корпорация межотраслевого машиностроения.

Снеговики – насмешливый эпитет, применяемый ко всем северным конфедератам. Может звучать грубовато, но не имеет откровенно оскорбительных коннотаций.

Синтер – официальный язык Содружества.

Субарахноидальная инъекция – введение препарата непосредственно в спинномозговую жидкость.

38