Текст книги "Ветлужцы"

Автор книги: Андрей Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Не, – самодовольно мотнул головой курносый белобрысый юноша. – Из детских[51]51
  Детские – воины, служащие в гарнизоне города – детинца.


[Закрыть] я. Георгий Симонович ждет вас. Повезло вам с тем, что он в Суздале ныне…

– Из детских… А может, простой мечник,[52]52
  Мечник – в грамотах детские часто упоминаются как судебные исполнители. Мечники выполняли при них функции помощников, охранников и, соответственно, получали меньшую плату.


[Закрыть] а?

– Ну… Все мы гридни[53]53
  Гридни: гридити – стоять на военной службе, служить в войске. Понятие «гридни» включает в себя все множество детских, мечников, отроков, кметей и прочих профессиональных воинов.


[Закрыть] на службе у князя, – обиженно засопел тот.

– И то верно, – поддержал на этот раз юношу воевода. – А почему именно тебя тысяцкий к нам послал? Своих людишек у него нет? Или ты просто под ногами у него путался, а?

– Да нет, меня со двора вои его кликнули, просили за вами сходить, – недоуменно пожал плечами Гостята. – Нешто мне трудно смотаться за пару сотен шагов? Не на службе я днесь…

– Ну коли так… иди перед нами, показывай дорогу ко двору тысяцкого, – услал вперед молодого воина воевода и наклонился поближе к своему полусотнику, неспешным шагом тронувшись вместе с ним за мечником. – Слышь, Иван, готовься к потехе небольшой. Василия Григорьевича ныне нет в детинце, и нам он дорогу к Георгию Симоновичу своими плечами не прошибет, хоть и договорился обо всем…

– А что? – недоуменно пожал плечами Иван. – Без поместного сотника к тысяцкому не пробиться, что ли?

– Иной раз и не пробиться, – согласно кивнул Трофим. – Он ведь до этого года полновластным хозяином земли Ростовской и Суздальской был. А вокруг таких людей большая свара иной раз кипит. Так что держи в голове, что почти к князю идешь, да не к черемисскому, а к…

– Да понял, понял…

– Ни хрена ты не понял! – вскипел воевода, применив к полусотнику не раз слышанное от него же выражение. – Слухи, как ты обротал воев суздальских на Ветлуге, прибежали сюда еще седмицу назад. Меня-то со слов моих соратников знают тут, а ты… Раз отрока послали со стороны, то ответа за нас нет, пока мы в терем ногой не ступим. Или мыслишь, что пропустят тебя без проверки? И что тысяцкому до этого дело есть? Тут же дворня с тоски сходит, пытаясь светлые очи князя и старших дружинных намозолить, ты им как…

– Как красная тряпка для быка?

– Не знаю, не размахивал я тряпицей перед быком никогда… Эх, сбил ты меня с толку. Короче, заклинаю тебя именем Господа нашего, не ярись на них и не убей никого, ладно? А то не выпустят нас из города домой…

– Ага! Теперь понял… – дурашливо улыбнулся Иван, огибая вслед за воеводой стоящую около высокого частокола группу облаченных в бронь ратников. – А то я уж подумал, что ты обо мне беспокоишься. Ладно, буду ниже воды, тише травы… – и пояснил, глядя на недоумевающее лицо Трофима, не сразу понявшего, что же сказал его собеседник: – Нырну, говорю, под воду, зароюсь в тину как жаба болотная – и буду булькать со дна, чтобы совсем меня заметно не было.

– А вот этого не надо, а то как к жабе и относиться будут… Не отставай, – успел пробурчать воевода своему полусотнику, протискиваясь вслед за провожатым в низенькую массивную калитку. Иван в это время пытался разминуться со щербатым воином, перегородившим дорогу наклоненным копьем и показывающим что-то на его наконечнике своим собеседникам, лениво привалившимся к тыну. Однако когда отставший ветлужец все-таки обошел препятствие и нагнулся, чтобы протиснуться вовнутрь, калитка перед ним с треском захлопнулась, попав не ожидающему такой подлости полусотнику точно в лоб.

– Ох, вой, бдети[54]54
  Бдети – бодрствовать, не спать.


[Закрыть] на ходу надобно, а не гавранов[55]55
  Гавран – ворон.


[Закрыть] по сторонам выглядывать, – донеслось со стороны стоящих неподалеку суздальских дружинников, развернувшихся в сторону ветлужца и со смешинками в глазах наблюдающих за тем, как тот вытирает с рассеченного лба выступившую кровь. Щербатый ратник, уже успевший прислонить копье и теперь вертящий в руках небольшую кованую гирьку на цепочке, пояснил высказанное пожелание: – Калитка чуток перекосилась намедни, так и норовит зазевавшихся путников по вые или в лоб приласкать. Бронь бы вздел, вой, глядишь, и защитил бы тебя шелом твой от сего грозного ворога.

– Да вот вежество хотел проявить к тысяцкому вашему, – через силу усмехнулся Иван в сторону суздальцев, попутно косясь одним глазом на забор. – Думал, что в детинце вашем не посмеет тронуть меня ни одна зараза, потому к боярину и в одной рубахе опоясанной не зазорно прийти, а тут… тут даже калитка в драку лезет. Эхма! Да у вас она не с той стороны висит, братцы. Первый раз вижу, чтобы дверь, которую защищать надобно, внутрь открывалась, – негромко добавив пару выражений о мастере, который навесил деревянные петли с другой стороны, полусотник шагнул в сторону все еще закрытой двери и вежливо постучал, пристально вслушиваясь в раздающиеся за ней шорохи.

– Да кого нам тут бояться, ветлужец? – ухмыльнулся щербатый, показывая, что прекрасно знает, кто перед ним стоит. – Последний раз булгарцев со свистом выпроводили из земель наших…

– Кого бояться, говоришь? – переспросил тот, чуть отступив назад. – Да обидевшихся на вашу дверь гостей. – С этими словами полусотник фигуристо присвистнул и с размаха саданул ногой в дверь, которая в ответ на удар почему-то не распахнулась настежь, а почти тут же вернулась на место, сопровождая свое возвратное движение грохотом железа, обрушившегося на деревянные доски, которыми был выстлан двор тысяцкого. – И вам не хворать, братцы! – В очередной раз нагнулся Иван и уже без помех проскользнул внутрь.

* * *

– При князе нашем крепостица лишь крепнет, а уж о воях своих он заботится неустанно! – оптимистично подвел итог импровизированной экскурсии Гостята, провожая ветлужцев за Ильинские ворота, ведущие в посад, и тут же нескладно поинтересовался результатом их разговора с тысяцким: – Видать, Георгий Симонович благоволит к вам, раз разрешил детинец осмотреть. Помощи просили или собрались под руку князя нашего пойти? – Долгий, угрюмый взгляд Трофима заставил мечника поперхнуться и торопливо распрощаться, однако слова суздальца явно показывали, что было на уме у местных дружинников по поводу встречи ветлужских гостей с местным воеводой. Потому и приняли их достаточно ласково, не задирая сверх меры. Кто знает, может, через пару месяцев в одном строю придется стоять, прикрывая щитами друг друга? Да и без того ясно, что суздальские укрепления им не просто так показывали: любые слова и предложения прочнее осядут в голове, если подкрепить их зримой мощью крепостных стен и кольцом земляных валов детинца протяженностью почти полтора километра и высотой несколько метров.

Кивнув на прощанье провожатому, воевода с полусотником еще раз окинули взглядом покинутое ими сооружение, которое скрывало не только двор князя и его дружину, но также собор Успения вместе с местом обитания архиерея. Рядом с бревенчатыми стенами и башнями крепости, расположившейся на гребне вала, начинался сухой глубокий ров шириной в пару десятков метров и глубиной в три человеческих роста. Учитывая высоту самих стен, детинец в глазах большинства людей представал в виде несокрушимой твердыни, готовой встать на пути любого противника, который вздумал бы покуситься на суздальские земли.

Видимо, этой мыслью и руководствовался тысяцкий, предложивший гостям оглядеться в суздальской цитадели в сопровождении одного из детских. Да и само пожелание перейти под крыло ростовского князя было высказано почти напрямую. Проводником ветлужцев опять оказался Гостята, крутившийся неподалеку. Приосанившийся от оказанной ему чести, он добрых полчаса водил экскурсантов по крепости, объясняя тем, где находится двор архиерея и где живет тот или иной из дружинного начальства. Потом повел их на стены, проигнорировав легкий намек на возможность осмотра помещений внутри башен и под деревянными настилами вдоль крепостных стен. Повторную просьбу, высказанную напрямую, он тоже отверг, сославшись на невозможность их осмотреть без ключника. Ветлужцам на это осталось только разочарованно пожать плечами. Вообще-то припасы и оружие, обычно хранящиеся в этих местах, их интересовали довольно мало, но вот посмотреть, как были сложены строителями деревянные стены укреплений… Осталось лишь строить догадки, учитывая немалый опыт служившего в Переяславле воеводы.

Зато на стене в юго-западном углу детинца, рядом с Димитриевскими воротами, выходящими на реку, Гостята не смолкал ни на минуту, показывая с высоты стен окрестности города и раскинувшийся за речкой неяркий пейзаж начала бабьего лета. Слегка подернутое желтизной зеленое пространство лесов изредка блестело в глаза синевой тонких водных артерий близлежащих земель. В пронзительно-голубом осеннем небе, расчерченном штрихами улетающих птичьих стай, проплывали небольшие облака. Их тени медленно бежали внизу по перелескам, оврагам, черным и желтым клочкам убранных полей и редким людским поселениям, крохотными кляксами расположившимся между равнинами суздальского ополья.[56]56
  Суздальское ополье – простиралось по р. Клязьме, с его ровной, сравнительно малолесистой местностью и плодородной почвой, примерно на 30 км с юга на север и на 70 км с запада на восток. Ростов и Суздаль, богатые древнерусские города Северо-Восточной Руси, своим ростом и значением обязаны именно плодородным опольям, в центре которых они были расположены.


[Закрыть]

Прямо напротив упомянутых ворот, за рекой Каменкой, в излучине которой и стоял Суздаль, обреталась колония Киево-Печерского монастыря, возвышаясь на высоком берегу своими постройками и небольшой шатровой деревянной церковью. Однако попасть посуху в монастырь, носящий имя святого Димитрия, можно было лишь через Никольские юго-восточные ворота, которые выводили путника к мосту через Каменку. Последняя проездная башня, через которую шли Ильинские ворота, прорезала восточный вал и выходила на посад, по-другому прозываемый окольным городом. Две дороги внутри посада сразу заворачивали на север и юг, а ведущий на восток тракт еще некоторое время ветвился между разбросанными небольшими поселениями внутри окольного города и уходил в направлении села Кидекши, стоящего в месте слияния Каменки и Нерли. Эти заселенные места начинались почти у самых Ильинских ворот и почти заполняли все пространство до реки Гремячки, которая огораживала их с востока, создавая видимость какой-то защиты.

Все эти подробности были тщательно запечатлены ветлужцами, несмотря на попытки провожатого обратить внимание лишь на красоты природы и монументальность деревянных сооружений.

– С севера посад надо бы рвом защитить, да и вал необходимо вести вдоль всего окольного городка, а потом стены ставить на нем, – резюмировал свое мнение Трофим. – Посад растет, и ему защита требуется. Детинец скоро не вместит всех желающих укрыться, если ворог нежданно подойдет… А ты что скажешь, Иван?

– Что скажу? Ерунда, а не стены тут, – скептически хмыкнул полусотник. – По валу мы с ребятками моими на «кошках» залезем, которые нам Любим обещал отковать на пробу для лазанья по деревьям, а дальше крюк на стену – и мы уже в детинце.

– А ров как под обстрелом преодолеешь? И с дозором на стене как совладаешь?

– Так я и не говорю, что легко это будет, – задумался на мгновение Иван. – Однако все преодолимо, и на эти стены вполне можно забраться. Не так я себе представлял укрепления большого города. Все это, конечно, ночью – днем я не самоубийца сюда лезть.

– Так что ты хочешь? При походе Олега Святославича… помнишь, булгарец рассказывал о нем? Так вот, город тогда сожгли дотла, а десяток лет назад еще и полки булгарские у стен его порезвились. Никаких сил не хватит, чтобы все за сей срок восстановить. Погоди чуть, пока князь в силу войдет, – он и посад огородит, и детинец обновит.

– Лучше бы он у того поселения, где Каменка в Нерль впадает, крепостицу поставил, – пробурчал Иван. – От булгарцев прикрылся бы, а тут… натаскаю я за зиму свой десяток, чтобы он с наскока такой детинец брал!

– Разве что в мирное время. Случись какой переполох, ты и на полет стрелы к нему не подойдешь. Ха… Зато теперь я понимаю, как ты на Кострому-реку воев себе отбирал! – покачал головой Трофим. – Тех, кто скрытен более всех, так?

– Не совсем. Брал в первую очередь тех, кто по-нашему немного понимать выучился. Я ведь к этому десятку еще черемисов набрал у Лаймыра. Выпросил самых молодых да способных, благо что разрешение кугуза у нас есть…

– Как бы учение это против нас не обернулось, – тревожно покачал головой воевода.

– Это как взрастим… Кстати, я именно поэтому к каждому черемису приставил наставником отяка и запретил им друг от дружки даже на шаг отходить.

– Смотри, сцепятся твои вои – и полетят у них клочки от такой близости! – добавил Трофим. – Как решать сей вопрос будешь?

– А уже решил, – усмехнулся Иван. – Наши отяки меня и так слушаются почему-то. А с черемисами… выстроил всех, показал каждому пальцем на его сородича и сказал, что за любой грешок буду спрашивать именно с соседа. Видел бы ты глаза одного молодца, когда я за драку, учиненную им, наказывал совсем другого. Он потом к Лаймыру целый день приставал, чтобы на себя этот урок перенести.

– А если они все разом замятню устроят? Наказание-то всем вместе принимать!

– Для того и распределил их по парам с нашими… А сильно драчливых обещал прогнать, доспехи отобрав. Представляешь, что такое отобрать оружие и бронь у молодого отрока? Представляешь, по глазам вижу… А уж в случае чего серьезного Лаймыр пригрозил из рода погнать. Так что пока держатся, хотя старая вражда и дает о себе знать. Хорошо еще, что набрали черемисов из нижних поселений, где торговлей промышляют, так что большинство хоть чуть-чуть, да по-нашему разумеет. Точнее, я их понимаю, а вот когда они начинают с удмуртами общаться, хоть плачь…

– Это ты отяков так называешь?

– Это они сами так себя называют, – возразил Иван. – А мне что? Хоть горшками пусть зовутся, лишь бы дело делали. Ничего, за зиму все притрутся друг к другу, а к весне у тебя будет два полноценных десятка вместо одного…

– Твоими бы устами… Кстати, что ты по поводу беловежцев мыслишь? Тех, про которых нам тысяцкий толковал днесь? Может, к ним наведаться да на земли наши переманить?

– Попробуй. Если там знакомцы твои остались, то почему бы и нет? Одно скажу: играл тысяцкий с нами как кошка с мышками. А уж что он думал, когда про беловежцев говорил… Далеко нам до того, чтобы с ним в таких словесных баталиях тягаться. Смотри сам, если сгинешь ты на землях воронежских, то ему это за благо выйдет, а если уведешь тех людишек с собой, то с князем киевским поссоришься… Ну как поссоришься? Возьмет он тебя на заметку да мимоходом раздавит как букашку, чтобы ты ему под ногами не мешался. А с мерянами как вышло? Меньше чем за три гривны никак не отдает, да еще и зыркнул поначалу так, будто это мы сами тех людишек у него увели. Хорошо, что ты в итоге отказался от них совсем!

– С чего это ты помыслил так? – насмешливо ухмыльнулся воевода. – Погодь день-два – пришлет он ключника своего, и договоримся мы с ним о цене… Так быстро такие дела не делаются.

– Ну-ну, тебе виднее… А насчет беловежцев могу дать тебе один совет, если хочешь, – Иван развернулся лицом к Трофиму и, получив от него кивок согласия, продолжил: – Возьми Вячеслава с собой, чтобы не допустить мора в земли наши.

– Думаешь, с собой принести беловежцы заразу могут?

– На торной тропе они сидели, торговцы из дальних стран через них шли, так что… Пусть заранее отсеет людишек, да и поближе познакомиться тебе с ним не мешало бы. Голова у него не в пример моей работает!

– Не пойму, с чего это ты себя стал так низковато ценить, а?

– Да не про то я… – задумался полусотник. – У меня что обычно получается? Если нужно решить какую-то задачу, то включаем нахрап, наглость – и вперед! Голова все действия просчитывает только на короткий срок, не задумываясь, что там дальше в итоге получится. А получиться может разное! Вячеслав же гораздо дальше моего видит, однако может растеряться, если надо на что-то очень быстро отреагировать. Разные в нас качества природой заложены, и ничего тут не поделаешь. Он вдумчивый, обстоятельный, а я непоседливый и напористый. Вот, к примеру, меня опять шальная мысль посетила…

– Что?

– Взбрело мне в голову окрестности Мурома навестить… – осторожно начал Иван. – Точнее, посмотреть, где там земли сородичей Мокши расположены, эрзян.

– Только недавно посетила? А его самого ты совершенно случайно с собой потащил? – понимающе хмыкнул Трофим.

– Это он сам напросился: родных хотел навестить… Так вот, вспомнилось мне, что чуть выше Мурома по Оке железо доброе должно быть. У нас эти земли звались Выксой, а вот чьи они сейчас, мне никто толком сказать до сих пор не может. Вроде побила мордва князя муромского Ярослава Святославовича лет пятнадцать назад и власть свою на другом берегу Оки крепко держит, но… В общем, подарки для эрзян я уже отложил, так что дело за твоим разрешением. Отпустишь завтра?

– Успеешь ли до морозов за солью? Кха… Отойдем подальше от ворот, – огляделся по сторонам воевода. – Хоть и нет никого поблизости, да и стены иной раз уши отращивают. Так успеешь ли до морозов управиться с делом нашим?

– Не знаю, Трофим, но дело это никуда уже не уйдет. Если не я, так вы по весне туда поплывете. Терять же потом время на выяснение того, кто проживает на выксунских землях… ну, очень не хочется. Если там осесть сможем, то свои потребности в железе на десятки лет вперед решим. Да и Мокша обещался клич бросить по землям муромским и эрзянским…

– Какой клич?

– Ну, что есть такая земля на Ветлуге, где мастеровой народ с радостью принимают, землей наделяют, да и вообще… – оскалился Иван. – Свобода, равенство и братство.

– Ты не переусердствуй с этим, понял? – нахмурился воевода. – Не подзабыл ли, каким боком нам бегство холопов с окрестных земель выйти может?

– Не дурак, воевода, – склонил голову полусотник. – Разве что намеки делаю по темным углам да сказками о лучшей жизни потчую. Да и братство это мне не со всяким человеком дорого.

– То-то же, – примерился Трофим ребром ладони к шее своего подчиненного. – А то мой меч – твоя голова с плеч. Точнее, меч будет не мой, и головы полетят многие, – резко сменил шутливый тон ветлужский глава, повернув в сторону посадского торга и увлекая за собой полусотника. – Так что плыви, но помни, что ныне твоя главная задача на севере, а не в окрестных землях. А сей миг давай навестим Лаймыра да Николаю твоему посмотрим разный э…

– Инструмент?

– Вот-вот, целый список написал он мне по кузнечному делу. Некогда, мол, ему выбираться сюда. Обещал я, но вот лист оный вашими письменами составлен, не разберу никак…

– Хм-м… скажи лучше, что вообще в этих делах ничего не понимаешь, – заулыбался Иван. – Как, впрочем, и я…. Дай-ка мне эту бересту. Так, ножницы по металлу, пробойники, кузнечные зубила, напильники… С этим все понятно. Тигельные клещи, волочильные доски, гвоздильни… Ха, губа не дура. Тесла, скобели, струги, рубанки, сверла. Это уже вроде инструмент для плотника!

– Древодела? Нет, скорее для тесляра…[57]57
  Древодел – плотник, тесляр – столяр (от глагола «тесать»).


[Закрыть]

– Да? Слушай, легче найти какого-нибудь специалиста и посоветоваться с ним, а то только все серебро просадим, что Лаймыр в первый день выручил. Эх ты… А ну держи его!

Последний возглас относился к чумазому мальчишке лет девяти-десяти, явно примерявшемуся к мошне, висевшей на поясе воеводы. Не промедлив ни секунды, Трофим сначала захватил маленькую кисть в стальной капкан своей ладони, а уже потом оглянулся и подтянул пацана к себе за вихры. Очумело вертя головой, малец даже не пытался вырываться, а только завороженно переводил взгляд с одного воина на другого.

– Так, попался тать… – протянул Трофим, с сомнением поглядывая на ничего не выражающую юную физиономию.

– Да ты встряхни его посильнее, авось очнется, – посоветовал ему Иван, одновременно сопровождая свой совет действием.

– Ась? – Грязный палец пацана наполовину залез в нос, выковыривая оттуда весь причитающийся своему возрасту набор.

– Чей ты? Холопом ли будешь? – Грозный вопрос воеводы повис в воздухе, вызвав лишь короткие повороты голов торговцев, расположившихся в начале посадских торговых рядов. Лишь одна дебелая рыжая молодуха проворчала скорее себе под нос, чем для окружающих, что оный малец ужо который день крутится поблизости.

– Повторяю. Последний раз. Кто ты? – Внушительный кулак Трофима застыл перед лицом мальчишки. – Иначе веду тебя к ближайшему мечнику! А то и спрошу вон у того мытника, где тут малолетних татей в поруб бросают…

– Дашь поглядеть? – Детская рука потянулась к поясу воеводы, однако не к кошелю, а к оголовью меча.

– Почудилось тебе, Иван, – скорчил недовольную физиономию Трофим, брезгливо поглядывая на пацана. – Этот дурачок на меч загляделся, вот и распустил свои ручонки. Пошли, некогда нам.

– А ты уверен? – Иван присел около продолжающего ковырять недра своего сопливого носа мальчишки. – Что-то он переигрывает, тебе не кажется? Ну-ка проведем эксперимент… – На ладони полусотника заблестела четвертинка серебряной монетки достоинством в куну. – Смотри, малец, эта чешуйка будет твоя, если ты мне окажешь одну услугу… Хотя ты можешь и дальше продолжать прикидываться дурачком, выбор за тобой. В любом случае мы тебя не тронем за то, что ты на наше добро глаз положил, слово даю. А услуга очень простая. Нужны нам инструменты кузнечные, однако в них мы ничего не понимаем, потому посоветоваться нам хочется со знающим человеком. Вот к такому ты нас и отвел бы… Ну? Как хочешь! – Иван поднялся, развернулся к пацану спиной и вместе с Трофимом стал проталкиваться вдоль торговых рядов.

– И с чего это ты помыслил, что он умнее, чем кажется? – пробурчал воевода. – Может, он и вовсе по-нашему не понимает…

– Почему я так подумал? – хмыкнул Иван. – А потому что другие тут не выживают… Оглянись-ка назад, Трофим, – за спиной у них стоял тот же малолетний персонаж, дернувший секунду назад полусотника за рубаху, и манил их ладошкой за пределы торговых мест. Та же ладошка в укромном уголке требовательно вытянулась в их сторону.

– Давай свою куну, боярин. Отведу я тебя к знающему человеку. Не подведу.

– Ха, хлопчик! Я тебе слово давал и его исполнил, так что мне вера есть, а вот ты… рассказывай, что знаешь, и веди на место, – вальяжно присел на какую-то лавку ветлужский полусотник. – Потом рассчитаемся, даже больше дадим, если угодишь. Только скажи вначале: как зовут тебя?

– Микулка, – помялся малолетний актер, вытирая рукавом перемазанную грязью физиономию. – А меч ваш я лишь потрогать хотел…

– Ага, кому другому это рассказывай. – Иван растянул губы в насмешливой ухмылке. – Тем более что за это тоже немало огрести можно… Кем ты тут будешь и к кому нас хочешь вести?

Микулка шмыгнул носом и довольно коротко и внятно изложил свою историю. Мать его умерла в конце зимы от неведомой болезни, под самый свой конец сильно кашляя кровью. Сама же она была холопкой у княжеского тиуна[58]58
  Тиун – в Киевской Руси название княжеского или боярского чиновника, управителя, распорядителя имуществом.


[Закрыть] в Кидекше, что навеки определяло судьбу самого Микулки. Отца у него не было никогда, также не имелось в наличии других братьев и сестер, поэтому присматривать за ним было совершенно некому, что, впрочем, освобождало его и от опеки над своими малолетними родичами. Холопом же он быть не хотел, вот и сбежал, как только стало припекать солнце. Вразумительно ответить, что он собирается делать, когда наступит зима, Микулка не смог, однако сбивчиво и туманно начал рассказывать о каких-то дальних родичах под Ростовом, куда он собирается пробираться в скором времени вместе с сопельниками.[59]59
  Сопельник, плясец, игрец – так называли скоморохов в Киевской Руси.


[Закрыть]

Как ни странно, сбежавшего холопского ребенка в родном селе никто не искал. Может, подумали, что сгинул где-то по дурости своей, а может, просто никто не захотел напоминать занятому княжескими делами тиуну, что тот может лишиться в будущем одной пары рабочих рук. Кто его знает, как было на самом деле и почему хозяин проявил такую безучастность к его судьбе? Однако про такое равнодушие Микулка вызнал точно, встретив на посадском торгу ремесленника из своего поселения. Вдобавок тот рассказал, что многих закупов из деревни тиун нынешним летом записал в обельные холопы за невозвращенные долги. Среди потерявших вольную жизнь людишек ходил слушок, будто бы княжеский ставленник в чем-то провинился перед своим владетелем и теперь пытается срочно достать где-то монеты, чтобы его задобрить. Да и слишком быстрый перевод в полные холопы говорил сам за себя – раньше тиун всегда давал достаточно времени, чтобы рассчитаться по взятым у него средствам.

А с того же мальца что взять? Его еще кормить несколько лет надо, прежде чем он начнет приносить прибыль. Так что Микулка на удивление свободно разгуливал рядом со своим бывшим селением, а порабощенные людишки трепетно ждали своей участи, рассчитывая все же, что хозяин оставит их жить на прежнем месте. Кидекша была расположена в стратегическом месте при впадении Каменки в Нерль. Кроме того, она пришлась по нраву князю Юрию, и тот уже присматривался к этому селу, чтобы построить тут небольшую крепостицу, так что люди в этом месте когда-нибудь понадобятся. А среди новых невольников были и кузнецы, и плотники.

И все-таки мастеровые холопы стоили достаточно дорого, поэтому тиун мог рискнуть разом решить все свои проблемы, а будущую нехватку в рабочих руках восполнять постепенно, когда вернется благоволение князя. Именно из-за этого недобрые предчувствия гнали потерявших независимость людей на расположенный в пяти километрах суздальский торг. Там украдкой, через оставшихся вольными соседей они пытались продавать утаенный от хозяина немудреный скарб, в числе которого попадался плотницкий и кузнечный инструмент. На одного такого знакомого и нарвался Микулка, шныряя по торговым рядам. Тот угрюмо покачал головой, дивясь, что малец еще жив и до сих пор на свободе, однако поделился последними новостями и предложением тишком найти покупателей, рассчитывая на пронырливость мальчишки. Так что странное предложение степенных ратников пришлось как нельзя кстати для вольного хлопчика, живущего на торгу явно не подаянием и милостью окружающих.

Еще не дослушав до конца нового малолетнего знакомца, Иван положил ему руку на плечо и подтолкнул в требуемом направлении. Иди, мол, показывай своего односельчанина. А сам неторопливо отправился следом за ним, сопровождаемый беззлобным ворчанием воеводы, который начал сетовать, что полусотник опять втравил его в какую-то историю. И как оказалось, втравил-таки, оставив воеводу торговаться с пожилым рыжим торговцем из Кидекши. Сам же пробормотал что-то про скрипку и как завороженный присел около соседнего прилавка, где были выставлены на продажу музыкальные инструменты.

Там Иван неверяще водил пальцами над натянутыми струнами и что-то продолжал бормотать себе под нос. Рядом с ним замер Микулка со страдающими глазами, жадно пожирающими тот же торговый прилавок, и воеводе даже на мгновение показалось, что выражение лиц у обоих его спутников было совершенно одинаковым. Однако это продолжалось недолго – ровно до того момента, как торговец попытался отогнать чумазого пацаненка подальше. Микулка было отскочил с обиженной физиономией, но Иван так цыкнул на продавца, назвавшегося Одинцом, что тот сразу замахал руками, призывая мальчишку обратно. А потом еще с минуту многословно извинялся за свою непонятливость. Не подумал, мол, что покупатели пришли вместе.

– Это самые мои большие и звонкие гусли. А гляньте, какая роспись! – расхваливал свой товар Одинец, обрадованный нечастыми посетителями его прилавка и озадаченный, что ими являются суровый ратник и маленький оборвыш. – Или сопели для сынка своего возьмите, а? А вот варганы! Не знаете, как играют? На… как тебя? Микулка? Держи концами к зубам, а губами придерживай! А теперь вдувай и выдувай воздух… Так! И пальцами язычок варгана щипай, ага. А рот свой по-разному разевай, звук меняться от этого будет… А вот гудки![60]60
  Сопели – духовые инструменты типа флейты или рожка; варганы – самозвучащие железные подковообразные инструменты; гудки – струнные смычковые безгрифовые музыкальные инструменты.


[Закрыть] Попробуйте смычком по ним поводить! Три струны всего, а какой звук! Это все из-за выдолбленной полости… А струны из конского волоса или жил не нравятся – так на шелковые заменю, это я разом. Купи, мил человек… Ох, прости, боярин, обмолвился.

– А металлических струн у тебя нет? Железных? – поинтересовался Иван, наблюдая, как Микулка терзает непонятный инструмент, пугая окружающих дребезжащими протяжными звуками.

– Нет, боярин, хоть и наслышан я, что толстые струны из железа витыми делают. Дорого они стоят, да и не видел тут никто такой диковинки.

– А ты сам инструменты свои изготавливаешь, так? – задумчиво поскреб себе бороду Иван. – И как продажа, идет?

– Сам, все сам! – торопливо закивал головой Одинец. – Издревле у нас в роду этим занимались. И продается хорошо, не жалуюсь…

– Как же, продает он, за три дня ничего не ушло, – вмешался стоящий по соседству рыжий торговец, к которому их привел Микулка, раздосадованный тем, что внимание покупателей направлено не на его товар.

– Цыть у меня! Встревать он будет! – пресек воевода его поползновения. – И до тебя очередь дойдет! Иван, надумал, что будешь покупать, или как?

– Погодь чуть, Трофим. – Внимание полусотника опять переключилось на продавца гуслей, и он вкрадчиво его переспросил: – Говоришь, хорошо продается? А если развалится что в руках?

– Отвечаю я за свой товар! И клей сам варю, и клепки сам ставлю! Все сам, от начала до конца. И не только по гуслям и сопелкам мастерство мое. Я и прялку могу собрать с выдумкой, да и любую тонкую работу по дереву исполняю…

– Охо-хо-хо! – натужно засмеялся рыжий продавец кузнечного инструмента. – Прялку… Ох! Нашел чем гордость свою тешить!

– А я колесо к ней приладил! И она сама прядет!

– Сама! Прядет! О-ха-ха! Кха… Ох! – Издевательский хохот рыжего был прерван звонкой оплеухой воеводы. – За что?

– Тебе было сказано: цыть! Или я для тебя пустое место?! – не на шутку рассердился Трофим.

– Прости, боярин, – побледнел тот. – Нечистый попутал, ведь сказки он глаголет…

– А это уж без тебя разберемся, – поддержал Иван соратника и обернулся к Одинцу: – Давай продолжай.

– Да что там… – стушевался тот и обиженно просипел: – Проживаю я тут недалече, и всякий меня на этом торгу найдет, если мой товар ему чем-нибудь не угодил! А то, что продается ни шатко ни валко… так я один живу, мне хватает.

– Вот как… – Иван просительно глянул на воеводу и опять обернулся к Одинцу: – А не пойдешь ли ты, мил человек, ко мне работать? Делать то, что умеешь, но по моим заказам? Точнее, в общину нашу, ветлужцы мы…

– Ветлужцы? Ваши лодьи надысь пришли? – озадаченно закрутил головой суздалец. – Слухи идут, что с булгарцами на Оке вы ратились…

– Да нет, повздорили немного – и все, – махнул рукой Иван и в очередной раз переспросил Одинца: – Ну так как? Есть у тебя условия какие-нибудь или держит тебя что здесь? Ночевать без тесноты будешь и в тепле, еда за счет общины… Правда, до весны побудешь со мной в другом месте, но условия у тебя там будут не хуже моих, обещаю.

– Хм… А монет за работу мою сколь положишь?

– Монет? Прибыток у нас на всех делится, по исполненной работе… Ты, конечно, можешь запросить себе какую-то плату, но тогда не обессудь, если заработок общины мимо тебя пройдет. Однако тебе такое в новинку будет, поэтому предложу тебе вначале по старине… Полторы гривны до весны тебе положим, а там сам решишь, будешь ли ты со всеми вместе или опять плату сходную потребуешь. Кормежка наша.