Текст книги "От первого мгновения"
Автор книги: Андрей Андреев
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Сумерки еще не сгустились, когда разведчики решили действовать. Они тревожились, что немцы вот-вот могут уйти из этого блиндажа. Ведь не напрасно же они сложили какие-то ящики около тропинки.
Когда фашисты вошли в блиндаж, Петров тихо, как тень, двинулся к нему. Товарищи остались на месте в составе группы обеспечения. Разведчик вошел в блиндаж: там оказалось трое немцев. Солдат возился у двери и сначала, не поняв в чем дело, с недоумением посмотрел на Петрова, даже о чем-то спросил его. Разведчик молниеносно кинжалом убрал гитлеровца, второго пристрелил из автомата. С оставшимся разговор был коротким. Старший сержант засунул ему в рот кляп, связал руки и осмотрелся. Тут была явно штабная землянка, на столе лежал портфель и стояла пишущая машинка. Разведчик заглянул в портфель – там были какие-то документы. Он взял их вместе с машинкой. В это время начал зуммерить телефон. Петров обрезал провод, а аппарат прихватил с собой. Гитлеровцу дулом автомата приглашающе показал на выход. Тот без сопротивления пошел. Может, еще надеялся на встречу со своими. Но где там: его сразу подхватили товарищи Петрова. Разведчики вернулись без потерь. «Язык» оказался очень ценным: он был штабным офицером.
Петр Флорович Петров имел немало наград, но первому из разведчиков дивизии я вручил ему орден Красного Знамени.
Забегая вперед, хочу рассказать, как мне довелось встретиться уже со старшим сержантом Петровым еще раз глубокой осенью 1943 года на правом берегу реки Сож, южнее Гомеля. Разведчики только что вернулись из поиска, который нельзя было назвать удачным.
Несмотря на то что уже похолодало и ртутный столбик опустился до нуля, а может, и ниже, Петров был одет легко. Вернее, так аккуратно, что казалось, что легко. Голова его была повязана куском маскировочной трофейной плащ-палатки, и он, высокий, стройный, походил не то на бедуина, не то на кавказского горца.
– Ну как, – обратился я к нему, – все в порядке?
Петров попросил разрешения закурить. Получив разрешение, жадно затянувшись, неопределенно бросил:
– Всяко бывает, товарищ генерал.
Подошли его разведчики, тихо заговорили о только что закончившемся поиске. Оказывается, группа привела «языка», но потеряла двух бойцов. Потому так и ответил Петров. Правда, он и вообще-то не отличался большой разговорчивостью.
Но больше увидеться нам не удалось. Дивизия вела тогда тяжелые и безуспешные бои за поселок с громким названием Стенька Разин. И даже не столько за поселок – его почти не было, – а за нашу землю. Группа разведчиков во главе со старшим сержантом Петровым вскоре опять ушла на поиск. На этот раз коммунист Петров был тяжело ранен в живот. Скончался он в медсанбате, куда доставили его товарищи, похоронен недалеко от села Куты, на левом берегу реки Сож…
Рассказывая о разведчиках дивизии, не могу не вспомнить о коммунисте старшине Данииле Федоровиче Натоптанном из 30-го Хасанского полка. До службы в 102-й дивизии он находился на границе с 1939 года. Под стать ему были и его товарищи по разведке комсомолец сержант Иван Николаевич Оборин, сержант Николай Федотович Лазарев и комсомолец сержант Вениамин Филиппович Рожнев. Все они в свое время служили на границе в одном и том же 75-м погранотряде. Дружба, начавшаяся на границе, еще больше окрепла в жарких схватках с гитлеровцами. И в каких только переделках не побывали разведчики, но всегда из них выходили с честью.
В ночь на 2 июня 1943 года командир полка выслал в засаду группу под командованием старшины Натоптанного. Около часу ночи разведчики неожиданно увидели нескольких пехотинцев противника. Немцы шли тихо справа от засады Натоптанного. Разведчики внимательно следили за ними. Гитлеровские солдаты подошли к нашему минному полю в лощине, сели там и просидели почти до рассвета. Что они делали, понять было трудно, но впечатление у разведчиков осталось такое: просто отсиживались, ничего не предпринимая.
После ухода гитлеровцев Натоптанный добрался до того места, где они находились, подозрительного там ничего не обнаружил, кроме забытого миноискателя.
Возвратившись в расположение части, Натоптанный доложил командованию о своих наблюдениях. Решили ночью опять направить группу на ту же позицию, а миноискатель заминировать.
Так и сделали.
Когда стемнело, бойцы из группы Натоптанного скрытно вышли на вчерашнее место, расположились по обе стороны от немецкого миноискателя, стали ожидать.
Ночью все повторилось: гитлеровцы вышли за линию своих окопов и опять направились вдоль лощины к миноискателю. Они подошли, уселись здесь и долго сидели, тихо болтая. Потом кто-то из них решил взять миноискатель. Раздался взрыв. Одновременно с флангов открыли огонь автоматчики из группы Натоптанного. Гитлеровцы в панике бросились наутек. Оборин и Рожнов двоих из убегавших взяли в плен. Кроме того, фашисты оставили около миноискателя несколько трупов и тяжелораненого офицера. Его тоже забрали разведчики.
Когда началось наступление, группа Натоптанного действовала в конном строю. Однажды уже за Новгород-Северским конные разведчики прошли километров 15, противника не обнаружили. По дороге вдоль леса выдвинулись к ближайшему селу, крыши домов которого виднелись из-за деревьев. Конники спешились, укрыли коней в стороне от дороги, оставив с ними рядового Валько. К селу пробирались лощиной, двигались по ее краю, заросшему мелким кустарником. Достигнув огородов, по-пластунски поползли между гряд к сараю крайнего дома.
Добравшись до сарая, Натоптанный выглянул на улицу и увидел такую картину. Напротив через улицу у дома расположилась небольшая группа фашистов. Один из них сидел на скамейке около калитки и вязал пучок соломы, потом насадил его на шест. Готовились к поджогу села. Двое или трое вражеских солдат стояли и балагурили. Им предстояла «веселая» работа, они беспечно смеялись. Неожиданно один из немцев быстро пошел к дому, за сараем которого лежали разведчики. Гитлеровец по-хозяйски вбежал во двор, вошел в дом.
– Быстро к крыльцу, – приказал старшина Лежачеву и Оборину, – захватим немца.
Лежачев и Оборин подошли к дому вплотную, стали за углами.
Гитлеровец вышел, и они бросились к нему, но фашист успел упасть за крыльцо и открыл огонь. Началась пальба. Тут в село ворвались остальные разведчики. Того фашиста, что упал за крыльцо и поднял шум, прижал к земле сержант Лежачев. Гитлеровца взяли живым.
Так конные разведчики спасли от уничтожения большое село, взяли «языка».
Во время обороны под Дмитровск-Орловским мне не раз доводилось быть свидетелем славных боевых дел девушек, которые в нашей дивизии служили на разных должностях. Трудно им приходилось на войне. Но вот что примечательно: как правило, все они искали любую возможность, чтобы попасть на передовую, принять личное участие в схватках с врагом. И когда им это удавалось, проявляли в боях мужество и отвагу.
Вспоминается, как однажды я невольно стал свидетелем разговора санинструктора Тамары Зыряновой с командиром разведроты.
– Товарищ капитан, возьмите меня в разведку, – упрашивала она.
– Никуда вы, Тамара, не пойдете, – с досадой отрезал капитан.
Девушка продолжала доказывать, что ей необходимо быть там, оказывать помощь раненым. Но капитан был неумолим…
И все же Тамара добилась разрешения командира идти с разведчиками. Девушка в заброшенной ячейке недалеко от проволочных заграждений организовала санитарный пост.
Жестокой была схватка наших разведчиков с гитлеровцами. Из фашистской траншеи доносились взрывы гранат, крики фашистов. Более 20 гитлеровцев нашли себе могилу в этой стычке.
Преграждая пути отхода нашей разведке, фашисты открыли артиллерийско-минометный огонь, и огневые султаны разрывов взметнулись там, где укрылась Зырянова. Но девушка не ушла со своего поста. Она до боли в глазах смотрела в ту сторону, откуда должны были приползти разведчики.
Первым появился раненый красноармеец Андреев. Тамара крепко схватила его за плечи и оттащила в ячейку. На раны бойца легли повязки. Под огнем врага Тамара оказала помощь также сержанту Красенкову и младшему лейтенанту Немцову.
Зырянова заметила, как медленно ползет под огнем врага тяжелораненый старший сержант Тюпин, и бросилась ему навстречу, хотя, казалось, не было возможности поднять головы под градом осколков. Девушка остановила кровотечение, перевязала раны. Жизнь разведчика была спасена. Так действовала в бою верная дочь Родины Тамара Зырянова, вскоре награжденная медалью «За отвагу».
А вот еще один эпизод из жизни военных медиков. На командном пункте стрелкового батальона, которым командовал капитан Николай Михалев, давно привыкли к однообразному диалогу между комбатом и военфельдшером Машей.
Командир стрелкового батальона капитан Николай Михалев приказал военфельдшеру Марии Левыкиной немедленно оставить боевые порядки наступающего подразделения и вернуться на передовой пункт медицинской помощи. Военфельдшер пыталась возражать:
– Почему возвращаться? Я хочу здесь оказывать помощь раненым…
– В следующий раз появитесь здесь – получите взыскание.
Левыкина с досадой махнула рукой и пошла обратно, к опустевшим окопам.
Вдруг военфельдшер услышала протяжный стон. Девушка остановилась, осмотрелась.
Раненый! Забравшись на бруствер, она оглядела недавнее поле боя. На почерневшем снегу, за клочьями колючей проволоки, лежал раненый боец. Недалеко от него еще рвались вражеские снаряды. Военфельдшер поползла вперед.
– Смотри-ка, медсестра на минное полю ползет, – заволновались проходившие по траншее бойцы.
– Назад! Назад! – кричали ей из окопа.
Но девушка продолжала ползти. Вдруг рука, увязшая в раскисшем снегу, наткнулась на что-то металлическое. Мина! Оглядевшись, она увидела поле, сплошь покрытое снежными бугорками. Их было очень много.
Раненый заметил на спине девушки сумку с красным крестом и слабым голосом позвал:
– Сестра, сестра…
– Сейчас, товарищ, потерпи! – крикнула ему Левыкина и, стараясь не думать о минах, поползла вперед. Раненый лежал как раз посредине минного поля. Во время атаки он, видимо, ступил в сторону от проделанного прохода и подорвался на мине. У бойца была раздроблена нога. Маша ловкими, привычными движениями разрезала ему штанину, перевязала ногу.
– Берись за шею, только не дави, – сказала она раненому и осторожно поползла обратно.
Девушка часто останавливалась, чтобы отдохнуть. А когда она уже недалеко от траншеи остановилась в последний раз, боец вздохнул с облегчением и тихо сказал:
– Спасибо, сестра. Рахман тебе.
Это был молодой плечистый боец-казах из соседней части.
Мужество и отвага военфельдшера Маши Левыкиной были отмечены высокой правительственной наградой – орденом Красной Звезды.
После войны бывший командир батальона и отважная военфельдшер вместе сели на студенческую скамью. Ныне Мария Васильевна и Николай Алексеевич Михалевы работают в Москве, в Министерстве сельского хозяйства СССР.
Большую работу в те дни выполняли военные переводчицы Ольга Грабарь и Галина Рожкова. Выбираясь на нейтральную полосу, они часто под вражеским огнем вели радиопередачи для немецких солдат. Ольга Грабарь участвовала в двух поисках разведчиков 40-го стрелкового Амурского полка по захвату «языков», была ранена. Сейчас мужественная фронтовичка живет в Москве, работает в Институте молекулярной биологии Академии наук СССР. Ольга Игоревна – доктор биологических наук.
* * *
Курская битва началась 5 июля 1943 года в 5 часов 30 минут. Гитлеровские войска наносили свой удар из района южнее Орла в направлении на Ольховатку и Поныри на фронте до 40 километров против соединений 13-й армии и примыкавших к ней флангов 48-й и 70-й армий, то есть в основание северного фаса Курской дуги.
Наша 70-я армия занимала западную часть северного фаса дуги. Одновременно гитлеровцы наносили удар из района Белгорода в основание южного фаса дуги в направлении Обоянь и Корочи. Гитлеровские военачальники намеревались отрезать Курский выступ, а нам по их планам предстояло быть окруженными.
Немецко-фашистские войска наступали правее полосы обороны нашей дивизии. В течение первых дней Курской битвы гитлеровцы нанесли по позициям 102-й стрелковой дивизии несколько огневых ударов и провели разведку боем.
Но для всех нас было ясно, что приближается день активных боевых действий и нашего соединения.
Как известно, наступление гитлеровцев провалилось, наши войска перешли в контрнаступление и оно развивалось успешно. В эти дни мы находились в томительном ожидании приказа командующего 70-й армией генерал-лейтенанта И. В. Галанина о наступлении.
27 июля приказ наконец был получен, дивизия, обороняя 30-м стрелковым Хасанским полком полосу Брянцево, Хальзеево, двумя полками – 16-м стрелковым Уссурийским и 40-м стрелковым Амурским – нанесла удар на села Ржавчик и Муравчик в общем направлении на Игнатеево, почти строго на север. За три дня боев полки, преодолевая сильное огневое сопротивление врага и его многочисленные контратаки, полностью разгромили укрепленный узел сопротивления и овладели важными в тактическом отношении тремя высотами и населенными пунктами Муравчик, Красная Стрелица, Средний Лог, Мартыновский лес.
Полоса обороны гитлеровцев тянулась с запада на восток. Мы же начали наступать строго на север. Выйдя к селу Игнатеево, дивизия прорвала оборону немцев на всю ее глубину и, повернув на запад, стала с боями как бы сматывать ее с востока на запад, продвигаясь к северо-восточной окраине города Дмитровск-Орловский.
Впереди наших подразделений, прорывающих долговременную оборону врага, были коммунисты и комсомольцы.
Запомнилось донесение заместителя командира по политической части 40-го Амурского полка, датированное 5 августа 1943 года, о том, как парторг батальона старший лейтенант Иван Потапкин во время боя находился в боевых порядках среди бойцов, личным примером увлекая их вперед, помогал парторгам рот оформлять документы вступающим в партию, организовать партийно-политическую работу в бою.
За этими скупыми и, казалось бы, обыденными строчками – глубокий смысл. Политработник сумел найти свое место в бою. Он не только активно проводил партийно-организаторскую работу на поле боя, но личным примером увлекал бойцов на выполнение боевой задачи. А это очень важно: в нужный момент быть впереди, стать душой воинского коллектива.
Шел бой за Красную Стрелицу. Взвод комсомольца лейтенанта Стадниченко был остановлен сильным огнем с южной окраины села. Наступать дальше – потерять людей. Юный лейтенант немного растерялся. Но вот в боевых порядках взвода рядом с лейтенантом появился парторг батальона старший лейтенант Потапкин. Само появление парторга, вожака батальонных коммунистов, приободрило и командира взвода, и его бойцов.
Оценив обстановку и поняв состояние лейтенанта Стадниченко, парторг между прочим, как бы раздумывая вслух, говорит:
– А если попробовать справа… Обойти? Перебежками к саду?
Лейтенанту и самому приходила в голову такая мысль, но он отказался от нее: в саду, подумал он, как раз много немцев, так как за деревьями можно надежно укрыться. Но сад был расположен с северо-восточной стороны села, а не по фронту обороны на юг, вот чего не учел лейтенант.
Стадниченко посылает двух бойцов, те ползком пробираются к саду, выясняют все. В саду только огневые позиции минометов. В минометных расчетах по пять-шесть гитлеровцев. Взвод лейтенанта Стадниченко, используя складки местности, скрытно сосредоточивается около сада. Потом бросок – расчеты уничтожены или пленены, минометы становятся трофеями.
Парторг Потапкин посоветовал побыстрее ударить из трофейных минометов по позициям гитлеровцев, расположенным в южной части села Красная Стрелица. Лейтенант Стадниченко так и поступил, ошарашенные немцы моментально убрались из села. Красная Стрелица была очищена от врага.
Когда батальон вел бой за село Игнатеево, бывшее последним узлом сопротивления врага в глубине его обороны, то первым на окраину населенного пункта просочилось отделение сержанта Краюшкина. Парторг на листке из блокнота написал об этом и передал по цепи. Бойцы других отделений стали смелее просачиваться вслед за сержантом. Гитлеровцы поднялись в контратаку. Ручной пулеметчик коммунист Пантюхов подпустил их метров на 30–25 и открыл губительный огонь, уничтожив более 20 солдат противника. Потапкин и об этом написал на листке, передал по цепи. Другие пулеметчики тоже стали проявлять больше выдержки, подпускали немцев и уничтожали их с коротких дистанций. Сообщения по цепи о подвигах лучших воинов придавали новые силы наступающим бойцам, помогли им разгромить врага и занять Игнатеево.
Во время боев за высоту 259,4, прикрывавшую село Афанасьевское, продвижению батальона мешали пулеметчик и автоматчик врага, засевшие в подбитом танке. Командир батальона коммунист майор Мухачев остановил батальон. Надо было подавить огневые точки, избежать лишних потерь. Кого послать? «Сержанта Комиссаренко и красноармейца Вышина», – подсказал заместитель комбата по политической части старший лейтенант Гришин.
Боевого комсорга Комиссаренко в батальоне все любовно звали просто Костей. Большинство бойцов уважали его за веселый нрав, молодость и отчаянную комсомольскую лихость. Знали его еще и по погранотряду. Он и там, на Дальнем Востоке, в одном из подразделений был комсоргом.
Вместе с Комиссаренко и Вышиным пополз и парторг Потапкин. Мухачев и Гришин переглянулись: вроде и без него обошлось бы. Но раз пошел, значит, так будет надежнее. Мучительно потянулись минуты ожидания. Но вот один за другим раздались несколько разрывов гранат. Батальон пошел вперед, из подбитого танка уже не было слышно ни одного выстрела.
Я хорошо помню старшего лейтенанта Ивана Потапкина, невысокого, худощавого, на вид хрупкого офицера. Но он был настоящим парторгом, коммунистом с большой буквы. Необычайно скромный, никогда ни на кого не повышавший голоса, он пользовался глубочайшим уважением всего личного состава не только батальона, но и всего полка. Чего там полка! Его многие знали и любили в дивизии. Он был удивительно обаятельным человеком и даже поэтом. Опровергая тезис о том, что, «когда грохочут пушки, молчат музы», Иван Потапкин в минуты затишья успевал писать в дивизионную газету не только статьи, в которых щедро делился со всеми опытом партийно-политической работы своим и подчиненных, но и стихи.
Конечно, он не был профессиональным поэтом. Но в своих искренних стихах стремился передать боевым товарищам огромное чувство любви к Родине, радость победы.
В первые же дни наступления мы еще раз убедились, насколько коварен, беспощаден враг, убедились в том, что он готов воздействовать на наших бойцов любыми средствами, лишь бы получить необходимые ему сведения.
3 августа 1943 года комсомолец младший лейтенант Борис Симонов, возглавлявший стрелковый взвод 16-го Уссурийского полка, получил задачу занять высоту 254,8, прикрывавшую подступы к селу Александровское, и удерживать ее до подхода основных сил. Со взводом Симонова пошел в бой за высоту и комсорг батальона лейтенант Затюпа.
Искусным маневром взвод выбил из траншеи врага, занял высоту.
Гитлеровцы, понимая важность ее, решили во что бы то ни стало восстановить положение, на горстку бойцов обрушили шквальный артиллерийско-минометный огонь. За ночь фашисты семь раз контратаковали высоту. Вся земля здесь была перепахана артогнем. Взвод держался. К рассвету 4 августа в живых остались только лейтенант Затюпа, младший лейтенант Борис Симонов и сержант комсомолец Константин Егоров. Но и они были изранены.
Когда рассвело, гитлеровцы предприняли восьмую контратаку. Защитники высоты продолжали бой, но вскоре на высоте стало тихо. Когда на следующий день батальон выбил с высоты фашистов, там нашли три обожженных трупа. Опознать младшего лейтенанта Симонова, лейтенанта Затюпу и сержанта Егорова удалось с трудом. Специальной комиссией было установлено: всех троих, тяжело раненных, в бессознательном состоянии, гитлеровцы захватили в плен. Они привели их в чувство и пытались получить сведения о наших войсках. Советские воины молчали. Тогда рассвирепевшие фашистские выродки стали их пытать. Симонову и Затюпе гитлеровцы отрезали уши, потом выкололи глаза. Герои молчали.
Фашисты принялись за Егорова. Тот отказался говорить. Они надели ему на шею ременную петлю и, протащив по траншее, задушили.
После этого палачи вновь взялись за Симонова и Затюпу. Те молчали. Гитлеровцы облили всех троих бензином и сожгли.
В любой обстановке, как бы ни была она сложна и тяжела, коммунисты и комсомольцы оставались верными воинскому долгу, присяге.
В полосе наступления дивизии было немало населенных пунктов и много всяких высоток и высот. Гитлеровцы каждое село заблаговременно превратили в узлы обороны, используя дома и сараи. Каждая высотка – это один или иногда и два дота и многочисленные огневые точки. И вот за надолго оставшимся в памяти всех бойцов, командиров и политработников дивизии селом Муравчик появилась печально известная нам высота 260,2.
Перед высотой когда-то росла рожь, она кое-где уцелела. Но полоса этой полувыбитой ржи кончалась метров за 200 до высоты. Не пройдешь, не проползешь незамеченным. Гитлеровцы пристреляли здесь буквально каждый сантиметр. А день уже был на исходе. К комбату Мухачеву подошел комсорг Костя Комиссаренко:
– Товарищ майор, разрешите мне с комсомольцами выбить с высоты немцев.
– Как же ты это сделаешь? Местность перед высотой чиста, как стол, с наступлением темноты они все время освещают ее ракетами. Ничего не выйдет.
– Комсомольцы сделают, товарищ майор, – убеждал Комиссаренко.
План был таким: комсорг с небольшой группой бойцов через Мартыновский лес ночью выйдет в тыл гитлеровцам, неожиданно атакует. Воспользовавшись атакой с тыла, батальон должен ворваться на высоту. Договорились о сигналах.
Смельчаки под командой старшего сержанта Константина Комиссаренко прошли за ночь километров восемь по лесу да с километр проползли к высоте. К рассвету они были в тылу у немцев, у подножия высотки. Стремительно ворвались комсомольцы в траншею гитлеровцев, уничтожили расчеты трех тяжелых пулеметов, у фашистов началась страшная паника. А тут пошли в атаку с фронта бойцы батальона. Высота была взята.
Во время боев под Дмитровск-Орловским старший сержант Комиссаренко несколько раз собирал на поле боя бойцов, оставшихся без командиров, сколачивал из них группы и водил в бой. Он заменял, когда было нужно, погибших командиров взвода и даже роты.
Константину Игнатьевичу Комиссаренко не удалось дойти до города Дмитровск-Орловский, он пал смертью героя на его подступах…
Личный состав 1-го батальона вдохновлял и увлекал в бой сам командир – коммунист майор Мухачев.
Это был человек исключительной храбрости, неутомимый организатор, волевой офицер. Награжденный орденом Красного Знамени еще за бои в обороне, в наступлении оа дрался самоотверженно, проявляя большое тактическое мастерство.
40-й стрелковый Амурский полк наступал на правом фланге дивизии. Батальон под командованием майора Мухачева первым вошел в село Игнатеево. Его соседи – справа третий батальон, а слева второй – не отставали. Но их роты, продвигавшиеся локоть в локоть с батальоном Мухачева, остались без командиров. Мухачев подчинил их себе, направлял в бой эти подразделения там, где можно было достичь наибольшего успеха. Сломив сопротивление врага у какой-либо высоты или населенного пункта, он быстро выходил к немцам на фланги, заставлял их откатываться: враг боялся охватов с флангов, а почуяв возможность окружения, поспешно отходил.
За бои по освобождению Дмитровск-Орловского майору Мухачеву первым среди комбатов вручили от имени Президиума Верховного Совета СССР орден Ленина.
Много теплых слов можно было бы сказать в адрес начальника политотдела дивизии полковника Константина Васильевича Овчинникова.
Невысокого роста, с крупной головой, увенчанной копной вьющихся черных волос, прорезанных прядью седины, с простым русским лицом, освещенным живыми глазами, Константин Васильевич умел располагать людей к себе, быть их настоящим товарищем. А во время боев он всегда был на передовой, там, где труднее.
Начальника политотдела отличало всегда великолепное знание обстановки, умение разобраться в ней, найти наиболее правильное решение на бой. Стиль его работы – воспитание конкретного человека – командира взвода или отделения, наблюдателя, наводчика, сапера, пулеметчика, санитара, повара.
Таким был и стиль работы всех работников политотдела: офицеров Коробова, Селиванова, Рукавишникова, Элькина и других.
Константин Васильевич Овчинников пришел к нам в дивизию в первые дни ее формирования, имея за плечами огромный жизненный опыт. Начав службу в пограничных войсках красноармейцем, он выдвинулся до политработника крупного масштаба.
Овчинников требовал от каждого работника политических органов и партийных организаций в каждом рядовом, сержанте, офицере искать зерно доброго, положительного и развивать его, все ставить на службу нашей главной цели тех дней – разгрому врага. Эта кропотливая, Постоянная работа способствовала формированию у личного состава дивизии настойчивости, упорства в обеспечении выполнения поставленных боевых задач, давала свои плоды.
* * *
После освобождения села Игнатеево, оценив обстановку, 5 августа я ввел в бой 30-й стрелковый Хасанский полк с задачей из Хальзеево двумя батальонами нанести удар в направлении высоты 267,7 и поселков Успенский и Воздвиженский. В течение дня приказ был выполнен. Противник неоднократно переходил в контратаки, но все его усилия разбивались об упорную, стойкую оборону выдвинутого вперед батальона майора Горева, умело и грамотно руководившего боем.
Находясь на НП полка, я стал свидетелем такого боевого эпизода. При очередном огневом налете противника вышла из строя телефонная связь одного из батальонов с полком. На устранение обрыва кабеля вышел связист красноармеец Иван Шапторов. Он был ранен в ногу и спину, но нашел и исправил повреждение. В медсанбат связист не ушел, попросил оказать ему медицинскую помощь на месте. Вскоре опять нарушилась связь. Шапторов пополз вдоль линии, нашел порыв и восстановил связь. Лишь после этого отважного связиста отправили в медсанбат, где через несколько дней за совершенный подвиг был вручен ему орден Красного Знамени.
12 августа 1943 года в 2 часа ночи внезапным и одновременным ударом с востока и северо-востока части дивизии, взаимодействуя с частями 18-го стрелкового корпуса, штурмовавшего город с южной и юго-западной окраин, ворвались в Дмитровск-Орловский и к рассвету полностью очистили его от гитлеровских захватчиков.
Это был первый город, в освобождении которого принимала участие наша дивизия. Понятно, сам по себе такой факт много значил для всего личного состава дивизии. Но тяжелые бои за освобождение города по-особому памятны мне не только поэтому. Они памятны неукротимым наступательным порывом бойцов, командиров и политработников.
Эти бои для всех нас, начиная от офицеров штаба и политотдела, кончая каждым красноармейцем, были серьезной школой полевого боя. Взламывая оборону врага, густо насыщенную огневыми средствами и долговременными укреплениями, наши части и подразделения научились тактическому искусству обходить их, блокировать, а когда того требовала обстановка, то и штурмовать с тыла мелкими группами. Действуя непосредственно в боевых порядках, артиллеристы овладели трудным искусством поддерживать пехоту огнем и колесами. Офицеры штабов научились быстро доводить боевые задачи до части, подразделения и самое главное – общевойсковые и артиллерийские начальники стали лучше решать вопросы взаимодействия.
* * *
Вскоре после освобождения города Дмитровск-Орловский 102-я Дальневосточная стрелковая дивизия распоряжением командующего Центральным фронтом была выведена из состава 70-й армии и переподчинена 48-й армии. 22 августа 1943 года она перебрасывается в район Починок Олешок Орловской области.
В последних числах августа 1943 года войска Центрального фронта продолжали успешно наступать в юго-западном направлении. Впереди были реки Десна, Сож, Днепр, которые предстояло форсировать.
Наша дивизия получала новую боевую задачу. Мне было приказано получить ее в штабе армии.
Отдав предварительное распоряжение частям дивизии в соответствии с полученными указаниями штаба Центрального фронта о продолжении наступления в юго-западном направлении, я с начальником политотдела дивизии полковником Овчинниковым выехал ночью в отмеченный на карте населенный пункт.
Почти всю ночь пришлось искать штаб армии. Нашли на рассвете. Нас сразу принял член Военного совета армии генерал Николай Александрович Истомин.
Среднего роста, лет сорока пяти, круглолицый, Николай Александрович принял нас радушно, беседа проходила в непринужденной обстановке за стаканом чая. Генерал очень подробно расспросил о нуждах дивизии, о приобретенном в боях опыте, о кадрах. Мы доложили, что взводами, ротами командуют кадровые командиры с пятилетним стажем службы в офицерских должностях, окончившие военные училища и имеющие боевой опыт.
Во время беседы член Военного совета рассказал, что Ставка Верховного Главнокомандования придает особое значение форсированию Десны с ходу в короткие сроки. Командующий 48-й армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко возложил выполнение этой задачи в первую очередь на 102-ю Дальневосточную стрелковую дивизию. Надо после принятия решения поставить задачу частям на форсирование, спланировать форсирование, изготовить переправочные средства и решить многие другие вопросы. В заключение беседы член Военного совета пообещал в ближайшие дни побывать в дивизии, познакомиться с бойцами, командирами и политработниками.
Более конкретные указания были получены нами в штабе армии.
С хорошим настроением уезжали мы оттуда, думали о том, как лучше выполнить главную задачу – форсировать Десну с ходу.
* * *
С 26 по 31 августа 1943 года дивизия вела здесь бои по прорыву гитлеровской обороны, глубина которой составляла около десяти километров. В этих боях пограничникам пришлось иметь дело с многочисленными танками и самоходно-артиллерийскими установками противника.
Первые встречи наших бойцов с танками врага произошли еще на подступах к Дмитровск-Орловскому. После того как 16-й стрелковый Уссурийский полк занял село Александровское, гитлеровцы пошли в контратаку, поддерживаемые танками. Наши бойцы были вооружены гранатами и противотанковыми ружьями.
Один из немецких танков шел прямо на окопы отделения сержанта Ильи Перцова. Бойцы замерли: им еще не приходилось встречаться с танками. Сержант Илья Перцов не растерялся, подал команду приготовиться открыть огонь по пехоте врага, бегущей вслед за танком. Сам же он лег за противотанковое ружье и ждал, когда танк подставит борт. Перцов знал: бить по лобовой броне – успеха не добьешься.