Текст книги "Галактический вихрь"

ГЛАВА 5.
ЭРЛИЗА.

3737 год Галактического календаря. Протекторат Окраины. Система звезды Онтарио-4. Десять лет спустя, после событий на спутнике Эригона.

– Транспорт «Элизабет-сигма», вас вызывает диспетчерская служба Онтарио. Вы вошли в зону безопасности нашей системы. Прошу включить бортовые навигационные огни, радиомаяк и канал телеметрии для передачи навигационных данных. Повторяю…

Спустя минуту дежурный оператор пограничной станции слежения уныло посмотрел на приборы, проклиная свою судьбу за этот неожиданный подарок.

Космический корабль, несколько минут назад зафиксированный радарами одного из внешних постов системы, по-прежнему не реагировал на его попытки связаться с ним.

«А может быть, и Фрайг с ним?» – тоскливо подумал оператор, провожая взглядом вычерченный на одном из дисплеев курс. Корабль явно не принадлежал к классу боевых космических судов, да и времена уже не те. Нужно сказать, что внешние радарные посты были построены лет восемь назад, когда война между старой Конфедерацией и Окраиной казалась делом неизбежным, но, хвала звездам, эти смутные годы уже потихоньку предавались забвению, перекочевав на страницы учебников новейшей истории. В преддверии войны Конфедерация, предпочла путь затяжных переговоров. В результате большинство миров Окраины получило статус суверенных независимых планет, и проблема многолетнего противостояния разрешилась сама собой, ограничившись несколькими локальными конфликтами. Совет Безопасности миров сохранил свой статус межпланетной организации, но Патруль, царивший в Обитаемой Галактике несколько сотен лет, был распущен.

Возможно, что дрейфовавший в космосе старый транспорт, опознанный компьютером как грузовик класса «Элизабет-сигма», так бы и канул в глубины пространства, если бы не несколько обстоятельств.

Во-первых, пограничный радарный пост имел военное подчинение, и в некоторых случаях его компьютер имел определенный приоритет даже перед дежурным оператором внутрисистемной диспетчерской станции. Во-вторых, одна из промышленных корпораций Онтарио недавно заключила контракт на отлов космического мусора, к которому после бесплодных попыток связи и анализа курса был причислен неопознанный и не подающий признаков жизни транспорт класса «Элизабет».

Так или иначе, но, пока оператор внутрисистемной станции решал для себя вопрос о том, стоит или не стоит связываться с рутинными докладами из-за дрейфующего в космосе куска металлолома, информация о его обнаружении уже ушла по компьютерной сети.

Заметив, что сигнал обнаружения уже прошел независимо от его скромных желаний, оператор вздохнул, сделал запись в электронном журнале дежурств и включил внутреннюю связь:

– Хоули, Стонски, попрошу на выход. Неопознанный объект, квадрат гамма-восемь. Готовьтесь к старту. Сейчас все данные будут переданы в ваш бортовой компьютер.

Динамик интеркома сухо щелкнул, и оттуда раздался недовольный голос Джона Хоули:

– Эй, Мартин, ты что, сдурел? Всего ведь полчаса до смены!

– Сожалею, Джон, но доклад уже отправлен, – ответил оператор, глупо радуясь тому обстоятельству, что не только ему придется потеть в конце смены. – Я не могу составить рапорт без протокола осмотра, – вполне резонно ответил он.

– Ладно, с тебя причитается, – уныло ответил Джон. – Открывай внутренний шлюз, мы пошли грузиться.

* * *

– Смотри-ка, Джон, какая интересная посудина…

Мартин Стонски, тезка оператора, расправил плечи, потянувшись в кресле.

– Никак по ней стреляли, – добавил он, вручную изменяя угол обзора видеодатчиков, чтобы получше разглядеть зияющую в борту корабля пробоину.

Джон Хоули отправил пустую пластиковую банку из-под пива в «пасть» утилизатора и вместе с креслом повернулся к куцему пульту управления их небольшого ассенизационного кораблика. Быть мусорщиком никогда не вдохновляло Хоули, но на безрыбье, как говорится… В общем, он старался как мог приукрасить это неприглядное занятие, собирая разного рода прикольные сувениры, беззастенчиво воруя их с обломков чьей-то давно минувшей жизни… Хотя такие жирные куски, как этот изувеченный транспорт, медленно вращавшийся вокруг своей оси в прицеле видеокамер, попадались нечасто… Интересно, какой злой ветер носил его по местам, где можно заполучить в борт такой вот смертельно опасный подарок?

Ответа на этот вопрос они, наверное, никогда не узнают. Мертвый корабль – он и есть мертвый. Хуже всего, если в нем окажутся трупы… Джона Хоули даже передернуло.

Мартин кончил жевать прихваченный с собой бутерброд и взялся за управление. Включив запись, он нарочито гнусавым голосом проговорил в прикрепленный к подбородку коммуникатор:

– Борт «Альфы-четыре», докладываю обстановку. Вошли в визуальный контакт с объектом. Опознавательных и навигационных огней нет. Радиоконтакт не поддерживает. Тепловое излучение отсутствует. Наблюдаем пробоину по правому борту – неправильной формы дыра размером десять на шесть метров. Очевидно, внутренняя атмосфера корабля утрачена. Сопутствующих выбросов мусора в районе пробоины не наблюдаю.

– Принято, – пришел ответ. – Действуйте по стандартной процедуре. «Черные ящики», навигационный кристалл, схемы памяти бортового журнала. После осмотра транспортируйте объект к месту переработки – это будет автоматический завод номер три корпорации «Экорамбус». Данные орбитального сближения для буксировки получите позже.

– Понял… До связи. – Мартин повернулся к Джону. – Может, премию дадут, а? Как ты думаешь, за такую-то махину?

– Ага… Если догонят… – Хоули явно был не в духе. – Давай стыкуйся и пошли. У меня уже в животе бурчит.

– Нечего было крутить носом, когда я предлагал поделиться, – съехидничал Мартин, выстреливая в борт транспортного корабля двумя магнитными присосками, вслед за которыми тянулись длинные прочные тросы.

* * *

Внутри корабля было темно. Джон вплыл в безобразную пробоину, остерегаясь хвататься руками за ее рваные края, и, подработав реактивными двигателями, сполох которых на секунду осветил просторный грузовой ангар, мягко приземлился на накрененную палубу.

Включив прожектора скафандра, он повел головой, и три луча света послушно разрезали тьму, выхватывая из мрака подробности чьей-то давно остановленной жизни.

В коммуникаторе гермошлема было слышно, как громко и успокаивающе дышит Мартин.

– Ну что там у тебя? – поинтересовался он.

– Да ничего… Пустой ангар, – отозвался Хоули.

За его спиной коротко полыхнуло пламя реактивных двигателей, и еще три луча присоединились к общей иллюминации. Мартин сделал шаг вперед и вдруг оступился, нелепо взмахнув руками. Удержав равновесие, он переключил регулятор напряжения в магнитных подошвах скафандра на максимум и наклонился, разглядывая облачко всплывших в невесомости предметов, на которых он только что поскользнулся.

– Смотри-ка, Джон, что это такое? – удивленно спросил он.

Хоули осторожно приблизился и взглянул на парящие в вакууме тонкие короткие цилиндрики, изготовленные из цветного металла.

– Это гильзы, – многозначительно изрек он.

– А на кой они нужны? – поинтересовался Мартин.

– Раньше, когда еще не появилось импульсное оружие, такие вот штуковины выталкивали из ствола пули, – с видом знатока изрек Джон.

– Так сколько же тогда этой посудине лет? – изумился Стонски. – Больше тысячи?

– А Фрайг его разберет… – пожал плечами Джон. – Мы с тобой ассенизаторы, а не археологи, забыл?

Переговариваясь таким образом, они, не торопясь, пересекли пустой ангар и остановились возле плотно закрытого межпалубного люка. Пока Джон возился с механизмом, Мартин провел лучами прожекторов по стенам, с профессиональным равнодушием разглядывая покореженные при взрыве пластиковые панели, обрывки перегоревших проводов и прочие уже приевшиеся его глазу свидетельства катастрофы.

– Слушай, а когда начали выпускать транспорты этого типа? – спустя некоторое время поинтересовался он.

– Да я думаю, что побольше тысячи лет назад, – предположил Джон. Он был рад, что разобрался наконец с приводом. Упершись магнитными подошвами в пол, Джон осторожно толкнул люк, и тот поддался, послушно отъехав в сторону.

В тесной шлюзовой камере на стене тлела крохотная искорка индикатора.

Хоули поначалу подумал, что ему померещилось, но раздавшееся в коммуникаторе удивленное восклицание Мартина убедило его в необходимости поверить собственным глазам. Они втиснулись в узкий переходной тамбур шлюзовой камеры, с молчаливым недоверием разглядывая крохотный огонек.

– Идиотизм какой-то, – наконец глубокомысленно изрек Джон. – Мы должны были засечь энергетическую активность в цепях!

В этот момент наружный люк, обесточенный запор которого он только что отодвинул специальным электромагнитным приспособлением, внезапно вздрогнул и скользнул на место, отрезав их от пробоины.

Это уже ни в какие ворота не лезло. Джон затравленно оглянулся, чувствуя, как у него под гермошлемом по затылку бегают мурашки.

Рядом с первым индикатором вспыхнул второй, и внутренний люк плавно скользнул в сторону, открыв овальный проход в недра корабля.

– Джон… – раздался в коммуникаторе Хоули сдавленный голос напарника, – давай не пойдем туда…

Мартина обуял ужас. Он всегда был падок на разного рода мистические триллеры, но смотреть наяву худший из них, да еще и с собой в главной роли…

Джон Хоули чувствовал себя не лучше. В конце концов они были мусорщиками, а не спецназом. Самое лучшее, что пришло ему в голову в данный момент, – это не двигаться с места и включить канал экстренной дальней связи.

– Говорит борт неопознанного корабля… Всем, кто нас слышит…

Щелчок… Тишина. Нет даже обычных шорохов несущей частоты.

– Мартин, мой передатчик не работает, – сдавленно прохрипел Джон. – Попробуй ты!

Попытка Стонски связаться с кем-нибудь вне этого корабля также не увенчалась успехом. Он повернулся и в отчаянии посмотрел через лицевой щиток своего шлема на покрытое испариной лицо напарника.

– Связь не работает. Люк закрыт, – почему-то шепотом констатировал он. – Нас приглашают войти…

Вместо ответа Хоули сделал неуверенный шаг вперед. В руке он сжимал изолированную ручку плазменной горелки, от которой к его ранцу тянулся тонкий серебристый шланг.

Мартин с трудом сглотнул и сделал то же самое.

Переступив порог шлюзовой камеры, они оказались в самом обыкновенном кольцевом коридоре.

– Выключи прожектора… – тихо проговорил Хоули.

Мартин послушно отключил подсветку. Он совсем не возражал против роли подчиненного.

Осветительные панели потолка почти ничего не излучали, и в коридоре мгновенно воцарился плотный сумрак, что усугубило и без того напряженную обстановку. Зато на стенах четко проступили фосфоресцирующие указатели, выполненные в виде стрелок и символов.

Джон хмыкнул просто для того, чтобы не молчать, и указал вправо.

– Там ходовая рубка. Пошли, может быть, фокусы со шлюзом – это какой-нибудь завих уцелевшей на борту автоматики? – предположил он, хотя самого уже потряхивало от нервного возбуждения.

Мартин молча развернулся и пошел в указанном направлении.

* * *

Ночью над Эрлизой всегда шел дождь.

Клаус проснулся далеко за полночь. Как обычно. Эту привычку просыпаться по ночам он приобрел в одиночной камере форта Стеллар. Там ровно в два часа ночи по гулкому тюремному коридору всегда проходил охранник, проверяя сигнализацию и силовые барьеры камер.

Клаус неподвижно лежал под скомканной простыней, неприятно холодившей покрытое испариной тело, и слушал дождь.

За окном бесновался ветер, и косые струи с силой барабанили по стеклу. Ему было холодно, одиноко и тоскливо.

Перед глазами на сером фоне потолка проплывали незваные и неумолимые картины прошлого – Луна-17, которую он не мог забыть.

Лежать в темноте было невыносимо. Клаус повернулся на бок и, протянув руку, нашарил выключатель. Тусклый ночник под полинявшим абажуром осветил убогую обстановку его жилища, оставив мраку углы квадратного помещения.

Да! Тысячу, миллион раз – да! Он признал свою вину и искупил мнимый проступок… Он не был повинен в гибели людей, но знал об этом только он да еще Доминик. Внутреннее убеждение не рассматривается судом как доказательство или улика…

Клаус повернулся, зарывшись лицом в подушку, и натянул на голову влажную простыню в бесплодной попытке уснуть…

Конечно, бывали дни, когда он полностью забывал о прошлом. Человек не может постоянно страдать, и душевные раны постепенно затягиваются, покрываясь легкой дымкой забвения. Но у него эти сны были не просто памятью, муками совести или еще чем-то подобным. Нет, эти видения пугали его. Они больше походили на психическую болезнь, чем на обыкновенные воспоминания. Словно десять лет назад в подледных пещерах Луны-17 его осенила своим крылом чья-то черная воля…

Отчаявшись уснуть, он сел, злой и раздраженный. Потом встал и как был, почти голый, подошел к окну, с треском распахнул пластиковую раму с мутным, давно не мытым стеклом.

Прохладный ветер, полный водяной пыли, ворвался в комнату, раздув занавески. Клаус закурил и долго стоял, глядя на серую муть дождя, и перед глазами, словно выхваченные из мрака огоньком разгорающейся при глубокой затяжке сигареты, проплывали странные, непонятные ему самому картины…

Клаус не вспоминал ни детство, ни юность, ни свою первую любовь, ни родителей, и даже погибшие друзья не приходили к нему в этих ночных откровениях. Он видел чернильную тьму, в которой, словно зажженные плошки на океанской глади, плавали далекие тусклые огоньки. Он видел звезды… Далекие скопления появлялись словно бы из тумана, медленно, неумолимо накатываясь на него, увеличиваясь в размерах и ослепляя феерическим сверканием разросшихся солнц, среди которых неизменно возникало пятнышко чернильного мрака величиной с мячик для гольфа. Потом все это вдруг исчезало, и перед глазами внезапно вставали серые плиты, которыми были вымощены внутренние дворики и плацы форта Стеллар.

Пустота…

Восемь лет сосущей жизненные силы пустоты, которая капля за каплей обрушивалась на него с монотонностью смены дня и ночи, вымывая из сознания все, что было в нем человеческого…

Люди за тридцать веков так и не сумели придумать ничего худшего, чем одиночное заключение. Цивилизованное правосудие отрицало смертную казнь. И оно лишало заключенных шанса добровольно принять смерть. Специальный браслет чутко следил за биоритмами, при помощи психотропных препаратов мгновенно подавляя даже саму мысль о самоубийстве. Человека приговаривали к одиночному заключению для того, чтобы он смог полностью прочувствовать собственную вину, измучиться так, чтобы ему претила сама мысль о преступлении закона… Даже в том случае, если он был невиновен…

На Луне-17 он потерял руку, а остатки души в нем убил форт Стеллар…

Все, чем он жил до той роковой операции, чем гордился и во что верил, – буквально все превратилось в прах, пепел, который цивилизованное правосудие положило на свою ладонь и сдуло с нее…

Единственным человеком, который не отвернулся от него, был лейтенант фон Риттер. Доминик сделал для него намного больше, чем то предполагали несколько совместных операций и десяток кружек пива в баре «Зевса». Он вытащил Клауса из тюрьмы, когда перемены в Конфедерации позволили организовать его досрочное освобождение. Больше того, он отправил его на Эрлизу, в Центральный институт кибернетического протезирования, который был частью громадного комплекса реабилитации для людей, потерявших в результате травм и катастроф жизненно важные органы и части тела.

Клаус вздохнул и погасил очередной окурок. Единственное, чего не могли сделать в этом уникальном центре, так это имплантировать ему новую душу… а заодно и память. В свои пятьдесят лет он чувствовал себя стариком. Его прошлое безвозвратно погибло, а какое будущее могло быть в современном мире у покалеченного на войне пятидесятилетнего мужчины с протезированной рукой и пересекавшим пол-лица безобразным шрамом от осколочного ранения? К тому же запятнанного клеймом военного преступника?

Все, что он умел, – это хорошо и грамотно воевать, но он поклялся себе не предпринимать попыток реанимировать свою профессию. Прошлое тянулось за ним, как удушливый дымный шлейф… К тому же он был сыт по горло войной.

* * *

Мартину Стонски в жизни никогда не везло на женщин.

Впрочем, терпение фортуны относительно этого типа, похоже, закончилось еще при его рождении. Как бы иначе он попал в космические ассенизаторы и, как следствие, вляпался в эту передрягу?

В данный момент Мартин был занят тем, что осматривал все помещения по левой стороне кольцевого коридора. Хоули проделывал то же самое, но только справа.

Толкнув в сторону незапертую дверь одного из складов, он вошел внутрь и в буквальном смысле слова оторопел.

Огромный ангар, который должны были перекрывать от пола до потолка разделенные на отсеки грузовые стеллажи, был переоборудован в некое подобие криогенного зала. Нужно сказать, что, несмотря на тысячелетия развития космических технологий, каждое помещение любого корабля имеет свои характерные функциональные черты, неважно, находится оно на фешенебельном межпланетном лайнере или же на лишенном комфорта транспорте. Человеку, постоянно имеющему дело с такими конструкциями, достаточно одного взгляда, чтобы определить назначение того или иного отсека.

Мартин сделал глубокий судорожный вдох и попятился назад. Его здорово испугала обстановка бывшего склада. Ровные ряды подсвеченных изнутри камер низкотемпературного сна начинались почти от самого входа. «Не меньше сотни штук», – промелькнула в его голове паническая мысль.

Конечно, он не мог видеть, что девяносто процентов камер пусты. Липкий отвратительный страх сжал его сердце в маленький ледяной комочек. От этого помещения веяло чем-то страшным. Почти над самой головой, в двух метрах от подсвеченных мертвенным светом колпаков, тянулись совершенно неэстетичные, грубо сработанные трубопроводы. Толстые связки силовых и оптико-волоконных кабелей свисали в промежутках между трубами; на полу в проходах стояли покрытые корочкой льда лужи. Где-то звонко и отчетливо капала на пол какая-то жидкость.

Пятясь, он споткнулся о постамент ближайшей к входу криогенной камеры и, взмахнув руками, уцепился за покрытый инеем колпак. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, стирая тонкий налет конденсата. Мартин устоял на ногах и повернулся, чтобы выскочить отсюда, но тут его взгляд зацепился за прозрачную полосу, протертую им на поверхности колпака.

Внутри лежала обнаженная женщина.

– Джон… – умоляюще просипел в коммуникатор совершенно ошалевший от страха и любопытства Мартин, чувствуя, что не в силах отвести взгляд от открывшегося перед ним видения.

Его рука медленно приблизилась к заиндевевшему колпаку, и дрожащие пальцы смахнули голубую поросль инея с его поверхности.

Нет, скорее это была девушка… Мартин внезапно почувствовал себя неловко, словно он специально приперся сюда с какими-то грязными помыслами… Чушь собачья! Он отступил на шаг, но видение завораживало все сильнее, заставляя взгляд скользить по контурам стройной фигуры, поднимаясь все выше, от бледных, покрытых синеватой кожей бедер к груди и дальше по тонким прожилкам сосудов на шее к овалу лица, обрамленному прядями длинных русых волос. Серые глаза девушки были широко открыты, и на ресницах застыли капельки желтоватой охлаждающей жидкости. Ее лицо поражало какой-то особенной, потусторонней красотой, хотя на первый взгляд в нем не было ничего необычного…

– Мартин, фрайг тебя побери, куда ты запропастился? – раздался в коммуникаторе голос Хоули, появившегося на пороге зала.

От неожиданности Стонски прошиб ледяной пот. Он едва устоял на подкосившихся ногах.

– Джон, посмотри сюда… – только и сумел выдавить он.

Хоули сделал шаг вперед, заглянул в камеру и невнятно выругался.

– Этого нам еще не хватало, – придя в себя, добавил он.

– Что будем делать? – спросил Мартин, присев на корточки.

Джон оглядел мрачную обстановку переоборудованного склада и опять выругался.

Вот уж влипли так влипли…

– Не знаю, – честно признался он. – Я прошел по указателям, но бесполезно. Ходовая рубка закрыта. Там такая плита вместо люка, что впору долбить из аннигиляторов.

– Слушай, а может, нас уже хватились? – с надеждой спросил Мартин.

– Что ты ноешь? – не выдержал Джон. – Ты лучше думай, что мы будем делать вот с этим! – Он указал на криогенную камеру и сделал шаг в глубь помещения. – И с этим… – оторопело добавил он, смахнув налет инея со следующего колпака.

Мартин сделал быстрый шаг вперед и заглянул через плечо напарника.

Ему вдруг сделалось худо от дурного предчувствия. Они с Джоном влипли в какую-то темную историю, потому что во второй камере лежала та же самая молодая женщина. Они были похожи как две капли воды. Или как две сошедшие с одного конвейера куклы.

В третьей камере лежала третья…

– Пойдем отсюда, – умоляюще проговорил он, повернулся к входу и оцепенел.

В дверях зала стояла четвертая…

Разница заключалась лишь в том, что она была одета в серую, облегающую тело робу и кожа ее лица имела вполне здоровый цвет. Над плечами этого видения парили два шара размером с футбольные мячи. Один из них был кожистым и постоянно покачивался, словно что-то зудело у него внутри, не давая висеть спокойно, второй же, наоборот, был абсолютно неподвижен. Внутри неподвижного шара монотонно вспыхивал, просвечивая через полупрозрачную оболочку, странный текучий огонь…