Текст книги "Тайна 'Запретного города'"

Автор книги: Андрей Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Левин Андрей
Тайна 'Запретного города'

Андрей Маркович ЛЕВИН

ТАЙНА "ЗАПРЕТНОГО ГОРОДА"*

Повесть

Начальник отдела безопасности управления "Феникс" майор Туан в последнее время засиживался на службе допоздна. И сегодня после ужина он снова вернулся в свой кабинет, чтобы подготовить для шефа очередной рапорт, который не успел составить днем.

_______________

* "З а п р е т н ы й г о р о д", или "Ц и т а д е л ь" – бывшая

резиденция вьетнамских королей в городе Хюэ, куда вход иностранцам и

простому люду был строжайше запрещен. – Прим. авт.

Просидев почти два часа над чистым листом бумаги, майор смог выжать из себя только одну, да и то незаконченную фразу: "Довожу до Вашего сведения, что..." Доводить до сведения начальства было нечего, и Туан интуитивно чувствовал, что его ждут крупные неприятности. Месяца четыре назад появились данные, что в управлении действует хорошо замаскировавшийся вьетконговец*. Мероприятия по выявлению и уничтожению сайгонского подполья стали срываться все чаще и чаще. Лица, подлежавшие аресту или ликвидации, ускользали из-под самого носа полиции и агентов "Феникса". Американцы настойчиво утверждали, что информация просачивается именно из центрального аппарата.

_______________

* В ь е т к о н г – вьетнамские коммунисты (вьетн.). Так

американцы и марионеточные власти называли патриотов Южного Вьетнама.

Туан полагал, что через месяц-полтора сможет доложить начальству об аресте вьетконговского агента. Но шло время, а он продолжал топтаться на месте. Он начал нервничать. К тому же за последние месяцы он потерял двух осведомителей, внедренных в подполье, и охватившее майора раздражение росло с каждым днем.

Исчезновение двух опытных провокаторов насторожило Туана, и он стал выяснять причины их провала. Внимание майора привлекла одна деталь: обоих объединяло то, что Туан встречался с ними в доме некой Фам Тху хиромантки и владелицы небольшого ресторанчика.

Майор завербовал Фам Тху года два назад. Ему нужны были явочные квартиры, а особняк гадалки вполне подходил для встреч с нужными людьми. Тщательно покопавшись в биографии Фам Тху, майор предложил ей сотрудничество. Та попыталась было отказаться, но Туан умел брать людей за горло.

Потеряв двух агентов, один из которых, кстати, и вывел майора на владелицу ресторана, Туан решил еще раз проверить всех обитателей особняка, включая хозяйку. Уже третью неделю его люди не вылезали из полицейских архивов. Бармен ресторана, которого Туан в свое время пристроил через третьих лиц в особняк, получил указание ежедневно докладывать о каждом шаге Фам Тху и ее прислуги, брать на заметку любой их кажущийся подозрительным контакт с посетителями.

...Походив по кабинету, майор снова сел за стол. Лист бумаги со словами "Довожу до Вашего сведения, что...", лежавший перед ним, с ехидной выразительностью напоминал майору о его безрезультатных усилиях за последние месяцы. Он со злостью скомкал лист и швырнул его в корзину. Зазвонил телефон.

– Слушаю! – рявкнул в трубку Туан.

– Господин майор, – раздался на другом конце провода приглушенный женский голос, – говорит Фам Тху. Скорее приезжайте... Он что-то делает... в том кабинете...

– Кто? – отрывисто спросил Туан, моментально сообразив, о чем идет речь.

– Мой дворник. А ему вход на второй этаж запрещен.

Туан сжал телефонную трубку так, что побелели кончики пальцев. Вот почему исчезли его агенты. Дворник Фам Тху – вьетконговец! "Что-то делает в т о м кабинете". Ясно что: проверяет аппаратуру для подслушивания.

– Не спугните его, – процедил в трубку майор. – Я сейчас буду.

Коричневая "мазда" Туана и серый "джип" с оперативной группой затормозили у аккуратного двухэтажного особняка на улице Небесных Добродетелей, обнесенного невысоким забором из частой металлической сетки. У калитки висела прямоугольная табличка с надписью:

Мадам Фам Тху,

дипломированная хиромантка

Тут же стоял небольшой щит из фанеры, разукрашенный всеми цветами радуги. На щите пляшущими черными буквами было выведено:

"ЗАЙДИ И ПОПЫТАЙСЯ УЗНАТЬ,

ЧТО ЖДЕТ ТЕБЯ В ЭТО НЕУСТОЙЧИВОЕ ВРЕМЯ"

Люди Туана быстро выскакивали из "джипа". Несколько человек, вооруженных портативными автоматами, ринулись во двор. Остальные вместе с майором вошли в ресторан.

– Всем оставаться на местах! Полиция! Проверка документов!

Туан подошел к стойке бара.

– Где хозяйка? – спросил он у бармена.

– Наверху, – ответил тот. – Госпожа Фам Тху никогда не спускается в ресторан по вечерам.

– А дворник?

– Крутился где-то здесь. Наверное, во дворе или у себя в каморке.

Поднявшись по деревянной лестнице в темный холл второго этажа, майор нащупал выключатель. Зажегся свет, и он увидел распростертое на полу тело хозяйки особняка. Она лежала на боку и смотрела на майора широко открытыми глазами, в которых застыло удивление.

– Что случилось? – спросил Туан, но тут же сообразил, что гадалка мертва.

"Дворника искать бесполезно", – первое, что пришло в голову.

Он нагнулся над телом Фам Тху. На шее гадалки виднелось несколько ссадин от ногтей. Видимо, дворник услышал ее телефонный разговор с Туаном и, перед тем как улизнуть, придушил свою бывшую хозяйку.

Смерть еще не успела наложить зловещий отпечаток на красивое лицо Фам Тху. Оно начало бледнеть, но сохраняло мягкость черт.

У ножки кресла валялась серебряная зажигалка в виде фигурки сидящего на раскрытом цветке лотоса Будды. Туан поднял зажигалку, повертел в руках и, прочитав выгравированные на ней инициалы, сунул в карман.

Прежде чем спуститься вниз, он зашел в кабинет, где обычно встречался со своими агентами, включил свет. Из-за картины, висевшей на стене, торчал обрывок провода. "Я угадал, – подумал майор, – дворник проверял потайной микрофон и, убегая, оторвал его". Он подошел к распахнутому настежь окну, выглянул во двор. Внизу двое с фонариками шарили в траве.

– Что там? – спросил Туан.

Те подняли головы.

– Здесь примята трава, господин майор. Кто-то выпрыгнул из окна.

– Господин майор, дворника нигде нет, – раздался голос из темноты.

Туан ничего не ответил. Он спустился вниз и снова подошел к бармену.

– Это зажигалка Фам Тху? – спросил он, держа на ладони серебряную фигурку Будды.

– Нет, я никогда не видел у нее такой вещицы, – покачал головой тот.

"Наверное, дворник стащил у какого-нибудь американца, – решил майор, – а сегодня выронил здесь впопыхах".

Стоя у бара, Туан стал наблюдать, как его люди проверяли документы у посетителей.

Хоанг подошел к большому зеркалу в стене, поправил галстук. Из зеркала на него смотрел худощавый мужчина с веером морщинок у глаз. "Ты здорово постарел, – мысленно сказал Хоанг своему отражению. Тебе нет еще и сорока пяти, а выглядишь ты на все шестьдесят".

Он причесался и вошел в ресторан. К нему тут же подскочил официант, приглашая за свободный столик.

– Рис по-кантонски, лангусту на гриле и крабовый суп. А я пока выпью что-нибудь, – сказал ему Хоанг и направился в сторону бара.

Он сел на высокий табурет перед стойкой и заказал рюмку "куантро". Наливая ликер, бармен тихо произнес:

– Сегодня "дядюшка" сам придет на встречу. Он будет ждать тебя в половине восьмого у гробницы Ты Дыка.

Хоанг допил "куантро" и пересел за столик. Через минуту перед ним появились заказанные блюда. Но ни дымящийся рис, ни имбирный аромат рыбного соуса, ни золотистая корочка великолепно зажаренной лангусты не привлекали. Есть не хотелось. На душе было тоскливо. Сегодня ему исполнилось сорок три, и он снова – уже в который раз! – отмечает, а точнее, не отмечает, день рождения в одиночестве.

Когда в последний раз его поздравляли друзья? Кажется, лет десять назад или даже больше. Ну конечно, больше. Тринадцать лет! Он тогда партизанил со своим отрядом на Центральном плато. Хоанг попытался припомнить подробности того дня, но память лишь смутно сохранила улыбающиеся лица бойцов, вручавших орден своему командиру. Комиссар перехватил орден у связного, появившегося в отряде несколькими днями раньше, и все держал в тайне. Хоанг совсем забыл, что ему исполняется тридцать, а комиссар помнил...

Где-то он сейчас – неугомонный, неистощимый на всякие выдумки Лием? Его так не хватало Хоангу все эти годы! Ведь они были не только боевыми товарищами, но и близкими друзьями. Оба родом отсюда, из Хюэ. Вместе росли, вместе учились в школе... Где он теперь? Наверное, сражается где-нибудь, в джунглях?..

С каким удовольствием Хоанг взял бы в руки автомат и повел свой отряд в атаку. Он всегда считал, что именно там – настоящее дело. А здесь... За десять лет Хоанг так и не привык к своей роли бизнесмена. Умом он понимал, что делает важную и нужную работу. Да и центр высоко оценивал каждую его информацию. Умом он понимал. А в душе... В душе оставался партизаном.

Он посидел еще немного в ресторане, потом расплатился и вышел на улицу.

Оставив машину у каменной ограды, Хоанг вошел через небольшую дверцу на территорию гробницы Ты Дыка, а точнее, его бывшей загородной резиденции. Как и загородные резиденции других вьетнамских королей, она стала последним пристанищем четвертого по счету монарха из некогда могущественной династии Нгуенов*.

_______________

* Династия Нгуенов правила во Вьетнаме с начала прошлого века.

Старик сторож не обратил на Хоанга ни малейшего внимания: сюда часто приходили люди, чтобы побродить в тиши усыпальницы августейшей особы. Хоанг прошел мимо заросшего фиолетовыми цветами ряски и розовыми лотосами пруда с деревянным павильоном на берегу и, поднявшись по каменным ступеням к бывшим королевским покоям, свернул направо, к могиле Ты Дыка.

Около нее стоял человек, лица которого Хоанг в темноте не различал. Он хотел было произнести условленную фразу пароля, но вдруг услышал знакомый, хрипловатый голос:

– С днем рождения, командир.

Хоанг на мгновение опешил. Перед глазами моментально возникла бамбуковая хижина в джунглях и лицо комиссара, вручавшего ему орден.

– Лием?!

– Угу. Я.

Хоанг бросился вперед, схватил друга за плечи.

– А пароль? – беззвучно смеясь, спросил тот.

– Иди ты к черту! Твое лицо надежнее всех паролей, – Хоанг все еще не верил, что видит живого Лиема. – Ты... ты помнишь, что у меня день рождения?

– Ну а как же? И даже орден тебе привез. Вернее, не сам орден, а приказ о награждении. Да и то устно. Вручение отложено до лучших времен.

Хоанг почувствовал, как все его существо начало ликовать. Он напрочь забыл все свои сегодняшние тревоги. Встретив старого товарища, он словно осязаемо прикоснулся к прошлому, и перед ним быстрой вереницей побежали картины давно минувших лет – бои, марши, привалы, лица боевых друзей. Ни один из эпизодов его партизанской жизни не вырисовывался отчетливо. Видения громоздились одно на другое, перехлестывались, повторялись. За несколько секунд Хоанг просмотрел странный фильм, склеенный из обрывков воспоминаний.

– Спасибо, – выдохнул он.

– За что? – не понял Лием.

– Ну, за орден... за высокую оценку... за то, что ты пришел именно сегодня. Такой подарок для меня...

– Э-э, ты стал совсем гражданским человеком, – лукаво прищурился Лием. – Забыл, как благодарят за награду в строю?

И, видя, что Хоанг смутился, добавил:

– Шучу, шучу. Потом будешь слова говорить. При вручении. Как ты догадываешься, я пришел не только для того, чтобы поздравить тебя с днем рождения.

– Догадываюсь. Один вопрос, и перейдем к делу.

– Я слушаю.

– Скажи, ты случайно... ничего не слышал о Лан? Ведь я не видел ее больше двадцати лет. А сына вообще никогда не видел. Пытался что-нибудь узнать о них, но безуспешно.

– Я понимаю, – ответил Лием. – Понимаю, как тебе трудно. И не только тебе. Сколько семей разлучила эта война! Страшно подумать. Не десятки, даже не сотни – тысячи! Ведь воюем уже тридцать лет!

Хоангу показалось, что Лием не хочет отвечать на его вопрос.

– Ты что-то знаешь? Скажи. Я... я готов ко всему.

Лием вдруг рассмеялся:

– Хотел сказать потом, в конце разговора. Да ладно уж, не буду тебя мучить. Жива твоя Лан, жива. Больше того, ты скоро ее увидишь.

– Лием! – Хоанг схватил друга за плечи. – Лием, дружище! Ты... ты это серьезно? Я... слушай... подожди... – Он вдруг резко вскинул голову и прищурился, глядя Лиему прямо в глаза. – Но почему же ты молчал столько времени? Почему не попытался увидеть меня раньше, сказать. Ты ведь знал! Ты ведь...

– Хоанг, меня перебросили в центр только три месяца назад, – мягко ответил Лием. – А до этого я ведь ничего не знал ни о тебе, ни о ней.

– Да, да, конечно, – Хоангу стало неловко за свою резкость. – Ты... прости. Скажи, а сын? Ты что-нибудь знаешь?

Лием отрицательно покачал головой:

– Я и о Лан узнал случайно. Она ведь работает в Сайгоне, а в моем ведении – подпольные организации Хюэ. У них в Сайгоне погиб связник. Ну, я и попросил кое-кого, чтобы тебя на пару месяцев перебросили туда, пока не подберут подходящего человека. Сказал, что вы не виделись с пятьдесят четвертого года. Оказывается, никто и не знал, что вы женаты.

– Так ведь наш брак не был зарегистрирован, – сказал Хоанг и добавил растроганно: – Спасибо, дружище.

– Вот так-то лучше, – шутливо проворчал Лием. – Ну, ладно, теперь о деле. В Сайгон ты, конечно, сможешь выбраться?

– О чем ты говоришь! – радостно воскликнул Хоанг.

– Так вот, в центральном аппарате "Феникса" уже несколько лет работает наш человек по кличке Смелый. Он передает свою информацию Лан. Лан была связана с товарищем, которого убили, а он – с оперативной группой и с центром. В зависимости от характера информации она шла либо в центр, либо прямо в подпольные ячейки. Лан для окружающих – гадалка и владелица небольшого ресторанчика по имени Фам Тху. Когда появишься у нее, будь предельно осторожен. И вот почему. Дело в том, что начальник отдела безопасности майор Туан считает, что Лан работает на него.

– Вот как?!

– Да. Там у него явочная квартира для встреч со своими агентами. Смелый появляется у Лан, не боясь навлечь на себя подозрения, потому что это санкционировано Туаном. Два года все шло нормально. Однако получилось так, что у Туана убили двух осведомителей, причем именно тех, с которыми он встречался в особняке Лан. Чистая случайность, но она насторожила Туана, и он занялся основательной проверкой обитателей особняка. Смелый успел предупредить об этом Лан. Ей некогда было ставить в известность центр, и она решила подстраховаться сама. В ее особняке работал дворником наш товарищ. Она позвонила Туану и сказала, что якобы разоблачила в своем дворнике вьетконговца. Туан клюнул и помчался к ней. Дворника в особняке, естественно, уже не оказалось. Кажется, Туан поверил и глубже копать не будет. Но все же имей это в виду. И постарайся вместе с Лан и товарищами из оперативной группы выяснить обстоятельства гибели связника.. Нам нужно в ближайшее время точно знать: выследили только его или охранке известно что-нибудь еще. Пусть Смелый даст по этому поводу самую подробную информацию.

– Ну что ж, мне все ясно, – сказал Хоанг. – Давай адреса, пароли.

– Садитесь, Уоррел. – Грузный мужчина в больших роговых очках небрежно махнул рукой и вновь положил ее на подлокотник кожаного кресла.

Полковник Эдвард Уоррел, вытянувшийся по стойке "смирно" и приготовившийся было доложить о своем приходе по всей форме, расслабился.

– Благодарю вас, сэр, – отчеканил он и опустился в кресло по другую сторону большого квадратного стола.

– Курите, – хозяин кабинета щелкнул пухлыми пальцами по пачке "Кента". Пачка скользнула по гладкой поверхности стола, и Уоррел подхватил ее на лету.

– Благодарю вас, сэр, – повторил он тоном робота и достал из кармана зажигалку.

"Жирная, сытая свинья! – раздраженно подумал он, наблюдая, как толстые губы шефа медленно перекатывают из угла в угол рта сигарету. Ты-то будешь каждое утро садиться в свое кресло выспавшийся и чистенький. А меня опять пошлешь куда-нибудь к черту на рога?"

– Есть работа, Уоррел, – без обиняков начал генерал. – Я понимаю, вы имеете право на отпуск, но... Америка нуждается в вас.

"Черт бы тебя побрал! – выругался в душе Уоррел. – Америка всегда нуждается во мне в самое не подходящее для этого время".

– Вам предстоит командировка в Южный Вьетнам. Ее продолжительность будет зависеть от вас. Вы человек опытный, хорошо знаете страну...

Южный Вьетнам Уоррел знал действительно хорошо. Впервые он попал туда в 1954 году, сразу же после подписания Женевских соглашений. В то время американские специальные службы активно устанавливали контроль над деятельностью администрации Нго Динь Дьема, ставшего президентом с помощью США. Этой работой руководил крупный специалист по противоповстанческой борьбе полковник Лэнсдейл.

Двадцатипятилетний лейтенант Эдвард Уоррел почитал за счастье работать под началом такой известной и незаурядной личности. Он боготворил своего шефа, всегда подтянутого, безукоризненно одетого, подчеркнуто вежливого. А больше всего Уоррел восхищался взглядами Лэнсдейла, его умением схватить самую суть сложных и запутанных проблем, которых в Южном Вьетнаме было так много. Уоррел хорошо запомнил один из уроков психологии, который дал ему однажды шеф и которым он стал руководствоваться во всей последующей работе. Многие подробности того разговора давно забылись, но отдельные высказывания Лэнсдейла цепкая память Уоррела хранила до сих пор.

"Времена примитивной колонизации прошли, – сказал тогда и потом еще неоднократно повторял Лэнсдейл. – Если даже на каждом клочке Южного Вьетнама будет находиться американский солдат, мы не добьемся своих целей здесь. Но мы добьемся своих целей, если сможем завоевать сердца и умы этих людей, сможем войти в "запретный город" вьетнамского характера. А попав в его лабиринты, нужно освещать себе путь знанием местного языка, нравов и обычаев страны, литературы и истории ее народа. Только так можно стать хозяином "запретного города".

Уоррел пришел в восторг от столь выразительного сравнения вьетнамской души с "запретным городом". Он последовал совету шефа, любившего повторять вьетнамскую поговорку: "Хочешь попасть в Цитадель – прикинься юродивым", и стал штудировать вьетнамский язык, читать все книги о Вьетнаме, которые попадались под руку.

Прошло около двух лет, прежде чем Уоррел научился разбираться во всех тонкостях восточного уклада жизни. Постепенно он привык к различиям во вкусах, обычаях и представлениях между жителями Азии и людьми своей расы. Он перестал удивляться тому, что цвет траура здесь – белый, что обед не начинается с супа, а заканчивается им, что торцы, а не середина стола, считаются почетным местом, что азиаты улыбаются даже тогда, когда находятся в состоянии сильнейшей ярости. Одновременно Уоррел стал замечать, что умение держать себя в соответствии с местными обычаями облегчает ему контакты с нужными людьми, открывает перед ним двери домов, в которые порой нелегко попасть чужестранцу.

В то время как его коллеги интенсивно изучали интерьеры злачных мест Сайгона, Уоррел заводил знакомства среди врачей, литераторов, научных работников, пополняя свои знания о Вьетнаме и вьетнамцах. Он активно осваивал "запретный город" вьетнамской души и с удовлетворением отмечал, что это ему удается.

Углубленное и серьезное исследование местной действительности не помешало, впрочем, двадцатипятилетнему лейтенанту оставить хорошенькой танцовщице из "Паласа" Франсуазе Бинь память о себе в лице прелестного создания – девчушки с черными, чуть раскосыми глазами и пушистыми светлыми локонами.

Именно о дочери полковник почему-то и подумал в первый момент, когда Митчелл заговорил о Сайгоне. Он видел ее последний раз уже школьницей, когда приезжал на несколько месяцев в Южный Вьетнам восемь лет спустя после своей первой командировки. Но сейчас Лан исполнилось восемнадцать. И Уоррел не без удивления отметил, что чувство тоски, охватившее его в преддверии скорой разлуки с женой и маленькой дочкой Джуди, несколько отступило перед желанием увидеть взрослую уже дочь и вспомнить молодость, встретившись со своей бывшей любовницей – Франсуазой Бинь. К тому же Уоррел сможет увидеть своего любимца Виена, которого опекал в Штатах во время его учебы...

– Ваше задание, полковник, связано с программой "Феникс", – ворвался в воспоминания Уоррела голос Митчелла. – Если мне не изменяет память, вы участвовали в ее разработке?

– Так точно, сэр, – отозвался Уоррел.

Программе "Феникс" Уоррел посвятил целых три года. Эта программа, а точнее, многолетняя операция была задумана как составная часть более обширной программы по "умиротворению" южновьетнамского населения. Последняя заключалась в том, чтобы лишить Вьетконг опоры среди жителей на территории, находящейся под контролем властей. Она подразумевала создание "стратегических деревень" – поселений, обнесенных колючей проволокой и сторожевыми вышками. Каждый житель таких деревень находился под неусыпным контролем многочисленных осведомителей. А цель операции "Феникс" состояла в том, чтобы ликвидировать политическую и административную инфраструктуру коммунистов, или, другими словами, выявлять и физически уничтожать подпольщиков и кадровых работников Вьетконга.

Осуществлением программы "Феникс" занимались силы безопасности, при которых создавались специальные отделы. Ведало этими отделами управление "Феникс" при министерстве внутренних дел.

В первые годы программа выполнялась довольно успешно. Сказывалось присутствие опытных и грамотных американских специалистов по ведению противоповстанческой борьбы, прошедших школу Лэнсдейла. Под их непосредственным руководством была создана широкая сеть тайных агентов и осведомителей. Многих из них удалось весьма прочно внедрить в подполье. Но в последнее время эффективность программы значительно снизилась, и соответствующие отделы ЦРУ начали искать причины этого явления.

– Так что вам снова придется посетить знакомые края и освежить в памяти то, чем вы в свое время занимались, – продолжил Митчелл. – Введу вас немного в курс дела. В последнее время наша симпатичная птичка "Феникс" стала вяло летать. Причем настолько вяло, что руководство выразило серьезное беспокойство по поводу ее здоровья. Три месяца назад мы направили в Сайгон подполковника Уайта – выяснить, что мешает выполнению программы. Оказалось, что главная помеха – утечка информации. В управлении действует хорошо замаскировавшийся коммунистический агент, которого мы условно назвали Рексом.

– Есть конкретные данные? – поинтересовался Уоррел.

– Да. Сведения получены подполковником Уайтом от нашего осведомителя в подполье. Ваша задача – выявить и ликвидировать Рекса.

– Но если подполковник Уайт начал это дело... – позволил себе возразить Уоррел. – Я знаю Уайта давно. Он опытный офицер. Я, разумеется, готов, но, сэр... Мое вмешательство он воспримет как недоверие к нему...

– Не трудитесь давать характеристику Уайту, полковник, – перебил Уоррела Митчелл. – Я знал и ценил его не меньше вашего.

– Знали?!!

– Уайт погиб пять дней назад. Его застрелили. Обстоятельства гибели выяснить пока не удалось. В тот вечер Уайт должен был встретиться с Джейком – нашим человеком в подполье. Джейк срочно вызвал Уайта на внеочередную встречу – видимо, ему удалось что-то узнать. Уайт даже не успел предупредить своего помощника Стоута. Обычно тот страховал подполковника. Ну, а к полуночи военная жандармерия обнаружила труп Уайта в каком-то дворе.

– Стоут не виделся после этого с Джейком?

– Виделся. По словам Джейка, подполковник на встречу не явился. А вызывал он Уайта для того, чтобы сообщить ему место встреч Рекса с вьетконговским связником. Рекс передавал кому-то информацию в небольшом ресторанчике некой Фам Тху. А ее убили в тот же вечер, когда погиб Уайт. Это уже узнал Стоут. Ее задушили. Кто – неизвестно. Во всяком случае, уголовная полиция не смогла выяснить. Но убийство не было случайным. Потому что до уголовной полиции на месте происшествия побывал майор Туан со своими людьми.

– А кто такой майор Туан?

– Начальник отдела безопасности "Феникса".

– Значит, он тоже нащупал какую-то ниточку?

– Вероятно. Иначе с какой стати он стал бы интересоваться убийством владелицы ресторана? Ресторан иродолжает функционировать – его кто-то купил. Но вряд ли Рекс появится там еще раз. Скорее всего, он перешел на запасную явку. Это лишь мои предположения. Вам предстоит выяснить, насколько они верны.

– Н-да, здесь придется повозиться, – задумчиво проговорил Уоррел. – А Уайт каким-либо образом координировал свои действия с этим самым Туаном?

Митчелл отрицательно покачал головой:

– Они регулярно встречались. Туан с улыбкой – вы же знаете, как умеют улыбаться азиаты, – говорил Уайту о необходимости действовать вместе, а сам фактически полностью саботировал всяческое сотрудничество с нами.

– Почему?

– По-видимому, никак не может простить нам своего провала в шестьдесят девятом году. Тогда он был полковником безопасности и прошляпил вьетконговцев в окружении президента. А мы их накрыли. Его разжаловали до майора, понизили в должности...

– Когда я должен вылететь в Сайгон?

– Неплохо было бы сделать это еще вчера. Но я, к сожалению, был занят и не смог вас принять.

– Я понял, сэр. Завтра я буду в Сайгоне.

Хоанг не торопясь шел по Старому рынку и время от времени останавливался у какой-нибудь лавки. Он брал в руки первую попавщуюся и ненужную ему вещь, рассматривал ее, торговался, украдкой проверяя, нет ли сзади "хвоста". Иногда он задерживался у лотков со старинными монетами.

– Есть монеты времен Минь Манга? – спросил он у одного из торговцев.

Тот отрицательно покачал головой. У торговца, сидевшего рядом, такой монеты тоже не оказалось. Хоанг хотел было пройти дальше, но вдруг наконец раздалась первая фраза пароля.

– Господин ищет монеты времен Минь Манга? – спросил мужской голос слева.

Хоанг повернулся и невольно вздрогнул: было что-то знакомое в лице говорившего. "Наверное, показалось", – подумал он. Он не заметил, что и торговец, который произнес условную фразу, как-то странно посмотрел на него – расстерянно и испуганно.

Хоанг сел перед торговцем на корточки, взял монету, повертел в руках:

– Да, это, пожалуй, то, что мне нужно. Сколько ты хочешь за нее?

– Десять тысяч пиастров, господин.

– Дороговато. Шесть тысяч.

– Шесть тысяч за такую редкость? – на лице торговца было написано неподдельное изумление. – Господин смеется надо мной.

"Где же я мог его видеть?" – пытался вспомнить Хоанг.

– Семь с половиной, – предложил он.

Теперь торговец должен был назвать окончательную цену, которая вместе с ценой Хоанга дала бы предусмотренную паролем сумму: шестнадцать.

– Нет. Восемь с половиной, и монета ваша.

– Ну, хорошо, – согласился Хоанг, отсчитывая деньги.

– Большое спасибо, господин, – благодарно закивал торговец, вручая ему монету. – Большое спасибо. Приходите еще. У меня бывают очень редкие монеты.

И в этот момент Хоанг понял, кто сидит перед ним. "Нет, невозможно! возразил он самому себе. – Они просто похожи. Ведь Лан писала, что Шона застрелили полицейские на ее глазах".

Он медленно побрел дальше: после того как они обменялись условными фразами, связник должен был ждать Хоанга через два часа у рынка Бентхань. Хоанг шел, а в голове радостно билась мысль: "Это Шон! Шон! Брат!"

Хоанг вышел к памятнику перед рынком без двух минут час. Спустя минуту появился связник, и теперь Хоанг уже окончательно понял, что не ошибся.

Шон повел его переулками в сторону от центра. Шли они минут двадцать. Хоанга охватила бурная радость. Он двигался метрах в пятнадцати сзади Шона и с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к брату, не схватить его за плечи, не стиснуть в объятиях. Невероятно! Он заново обрел жену, брата!..

Шон подошел к обшарпанному дому, отпер железные двери-жалюзи и исчез внутри. Хоанг на мгновение задержался у входа, оглянулся и шагнул следом.

Шон запер двери. Он молча нагнулся, пошарив в углу, потом резко выпрямился и повернулся к Хоангу. В его руке поблескивал пистолет.

Хоанг, готовый уже броситься в объятия брата, сделал по инерции шаг вперед и остановился в растерянности:

– Шон! Я не верю своим глазам! Неужели это ты?

Глаза брата смотрели на Хоанга холодно и отчужденно,

– Ни с места, – произнес он. – Руки.

– Опомнись, Шон! – Хоанг чуть приподнял ладони. – Я – Хоанг, твой брат. Неужели ты не узнал меня? Боже мой, Шон, ты жив! А Лан писала, что тебя убили полицейские.

Шон опустил пистолет. Теперь и на его лице появилась растерянность.

– Хоанг, – прошептал он. – Не может быть!

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом одновременно рванулись вперед, обнялись.

– Брат! – Шон откинул голову, чтобы лучше рассмотреть Хоанга. – Ты прости, прости меня. Я тебя не узнал. Ты так изменился. Твое лицо еще на рынке напомнило мне одного... из охранки. Нервы. Но теперь это уже не важно. Понимаешь, я подумал...

– Все понимаю, все, – тихо и радостно смеялся Хоанг. – Ты стал осторожен и недоверчив. Это в порядке вещей.

Лицо Шона стало серьезным:

– Когда теряешь лучших друзей, поневоле становишься таким.

– Да и я тебя не сразу узнал, – признался Хоанг. – Мелькнула мысль... Но я решил, что ошибся, что просто встретил похожего на тебя человека.

Шон положил пистолет на низкий, покрытый бамбуковой циновкой топчан, взял Хоанга за руки и, сев на топчан сам, усадил его рядом.

– Ты не представляешь, как я рад нашей встрече. Подожди, сколько же лет мы не виделись?

– Пожалуй, больше двадцати.

– Двадцать лет! – воскликнул Шон. – Подумать только – двадцать лет! Ну, рассказывай, рассказывай, как ты жил все эти годы?

– Как жил? Партизанил в джунглях. Потом – подпольная работа. Ничего особенного. Ты-то как? Ведь я считал тебя погибшим. Помнишь нашу последнюю встречу в августе пятьдесят третьего?

– Еще бы! Ты сказал тогда, что Лан ждет ребенка.

– Так вот, через несколько дней меня взяли на улице. Я думал случайно. Но потом понял: кто-то выдал. Сначала водили на допросы. Потом трибунал, приговор: смертная казнь через повешение. Но мне устроили побег, и я перебрался в освобожденные районы. Первое время получал весточки от Лан, от тебя...

– Ну как же, – оживился Шон, – прекрасно помню. Лан передавала свои письма через меня. А я еще подшучивал над ней и говорил, что по правилам конспирации не положено вести любовную переписку. Ух, и злилась же она на меня!

– А потом пришло последнее письмо от Лан, – продолжал Хоанг. – Совсем короткое – всего несколько слов. Она писала, что у нас родился сын и что ты погиб в перестрелке с полицией на ее глазах. Если бы ты знал, как я переживал! Даже рождение Виена не обрадовало меня. Ведь я тебя любил больше, чем остальных братьев. Помнишь?

– Конечно помню, – задумчиво отозвался Шон. – Ты всегда заступался за меня перед отцом. Хотя попадало мне всегда за дело.