Текст книги "Возрождение надежды"

Автор книги: Андрей Мартьянов

Соавторы: Павел Молитвин,Марина Кижина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава шестая
СЕМЕНА СМУТЫ

– Запомни хорошенько, – тихо втолковывала Лоллия Кэрису, – сегодня тебе предстоит изображать тупого исполнительного вояку. Смотри на меня преданными глазами, почаще повторяй: «Слушаюсь, госпожа» и «Хвала Божественной». Понял?

– Слушаюсь, госпожа! – с самым суровым видом ответил вельх.

Царица и ее спутник поднимались на широкой лестнице, ведущей на площадь перед зданием Совета Эпитиаров. Двести девяносто ступеней от подножия Холма Эпитиаров до венчающего его вершину сооружения, за гигантскими бронзовыми дверями которого скрывались залы, где уже несколько столетий вершились судьбы Ар-рантиады и ее колоний.

Благодаря искусству зодчих, поставивших здание Совета так, что его видно было с любого конца столицы, у любовавшихся им создавалось впечатление, будто оно является естественным продолжением и завершением высящегося над городом холма. Колонны, стены и массивный треугольник фронтона с бесчисленными барельефами были выполнены из золотистого мрамора, и казалось, Арр венчает слиток золота причудливой формы. Когда солнечные лучи касались стен, здание начинало сиять всеми оттенками яичной желтизны, шафрана и янтаря, и в зависимости от расположения светила место заседаний Совета напоминало то кусок янтаря, то пронизанный светом кубок с желтым вином или же с золотистым медом.

– Красиво, – проворчал Кэрис, преодолев половину длинного подъема. Трудно поверить в то, что триста лет назад твои соотечественники возвели это величественное здание, а ныне знать угодливо рукоплещет, взирая на "Терзания Кавианы". Неужто Тиргил не мог измыслить ничего, кроме простодушной пастушки и отважного пастуха, вызволяющего свою возлюбленную из лап кровожадных и похотливых разбойников?

– Ты судишь предвзято, – возразила Лоллия. – Сама по себе пьеса не плоха – супруга моего можно обвинить в чем угодно, только не в бездарности. О нет, он безусловно талантлив: в плетении интриг, придумывании всевозможных увеселений и в стихосложении. Беда его в том, что, во-первых, он не видит своих недостатков и успел извести всех, кто мог бы ему на них указать. А во-вторых, зрители его пьес ни на мгновение не забывают о том, кто их автор. И разумеется, противоречие между тем, что проповедует в них Тиргил и как сам он себя ведет, не может не вызвать хохота или раздражения и ненависти. Лицемерными творениями своими он, сдается мне, навредил себе больше, чем изощренной жестокостью и подчеркнутым пренебрежением к своим подданным.

– Ты что же, защищаешь этого мерзавца? – удивился Кэрис.

– Надо быть дурой, чтобы, прожив с человеком четыре года, не попытаться его понять, не разобраться в том, что он собой представляет на самом деле. Так вот, в Тиргиле, как в любом из нас, хорошее как-то уживается с дурным. И порой мне кажется, что пьесы Божественного, на первый взгляд, чудовищно фальшивые, снискавшие ему славу отвратительного лицемера, являются всего лишь отражением того доброго и светлого, что еще сохранилось где-то в самой глубине его души. Безраздельная, бесконтрольная власть способна испортить самого хорошего человека – вот к чему я веду речь и вот почему нынешние законы должны быть изменены. Зло именно в них, а вовсе не в Тиргиле. Многие мои знакомые повели бы себя на его месте еще омерзительнее.

– Пожалуй, то, что ты говоришь, не лишено смысла.

– Вот спасибочки! – церемонно поклонилась Лол-лия Кэрису. – Ну, слава Отцу Созидателю, наконец-то пришли!

Площадь перед зданием Совета Эпитиаров, прилегающие улицы и проезды все было заполнено военными. Едва кварталы Верхнего города опустели, как в него вошли панцирники Девятого лагитора, превратив центр прекраснейшей из столиц мира в военный лагерь. Пробиваться к зданию Совета пришлось через полтора десятка постов, заграждений и застав, доказывая на каждом шагу недоверчивым командирам, что перед ними прибывшая в Арр царица. Впрочем, пергамент, выданный Кэрису Агриком, и знакомые многим аррантам медно-золотые волосы Лол-лии помогли им в конце концов преодолеть все препятствия и добраться до вожделенных бронзовых ворот.

– Физол Арра и гериор Аррантиады рад будет видеть тебя, Божественная! льстиво заверил Лоллию один из встретившихся им подле входа в здание чиновников и, забегая перед ней, приглашающе взмахнул рукой: – Прошу следовать за мной, несравненная Валерида!

Литые двери высотой в три человеческих роста обычно стояли распахнутыми, дабы любой подданный Царя-Солнца мог зайти в святилище законов и с расположенных над залами галерей понаблюдать за трудами эпитиаров и избранных народом Аррантиады членов Высочайшего Кворума. Когда-то обитатели столицы рвались сюда, дабы послушать словесные битвы, разгоравшиеся между их именитыми согражданами в процессе обсуждения тех или иных вопросов, но времена эти давно миновали. Все сколько-нибудь важные для страны решения давно уже принимались на Хрустальном мысе, а Высочайший Кворум так и вовсе собирался исключительно для того, чтобы раболепно приветствовать восхождение на трон нового Царя-Солнца. Аррантиада и впрямь переживала далеко не лучшие времена, и Кэриса удивляла и восхищала уверенность Валериды в том, что ей удастся вернуть своей родине былое величие…

Сегодня открытой оставили только одну створку ворот. "Грандиозно! Поистине нет равных людскому роду, когда занят он созиданием, но нет ему равных и в жестокости, ежели вступает он на путь кровопролития", – думал Кэрис, щелкая подошвами сандалий по мозаичному полу.

Здание Совета Эпитиаров производило неизгладимое впечатление не только снаружи, но и изнутри. Интерьеры его были выдержаны в золотисто-белых тонах, только громадные мозаичные картины на стенах, изображавшие сцены из жизни Богов Небесной Горы и истории Аррантиады, блистали всеми цветами радуги. В отделке были использованы желтый и белый мрамор, яшма, сердолик, агат и множество других драгоценных и полудрагоценных камней. Чего стоили одни только светильники, вырезанные из цельных глыб нефрита… Кэрису вспомнилось Логово Подгорного Властелина, и он презрительно хмыкнул: привести бы его сюда, дабы поучился, как надобно обращаться с камнями и какие чудеса можно творить с их помощью.

Лоллия, судя по ее решительному виду, чихала на всю эту красоту – она и прежде бывала тут и привыкла к изысканной обстановке. Тем паче ныне ее ждали важные дела. Царица целеустремленно шагала за добровольным проводником, не глядя на почтительно расступавшиеся караулы, и Кэрис, завороженно рассматривавший каменное воплощение полета человеческой мысли, едва поспевал за ней. Наконец скульптуры, мозаики, чаши, фрески остались позади и перед ними распахнулись двери Зала Справедливости.

– Клянусь Трехрогим!.. – просипел за плечом Лоллии вельх и тотчас получил удар локтем в бок. Его, кажется, предупреждали о необходимости помалкивать.

Даже суматоха, царившая в святая святых Аррантиады, не могла затмить ощущения волшебной сказки, которую мог воочию созерцать любой посетивший Зал Справедливости.

Зодчий, возводивший здание Совета Эпитиаров, явно был любимцем Отца Созидателя. Огромный зал не нуждался в окнах и светильниках благодаря хитрейшей стеме расположенных в подкупольных нишах зеркал, Улавливавших днем свет солнца, а ночью – луны. Если верить восторженным описаниям очевидцев, только в редкие ненастные ночи в башне над куполом зажигали громадный масляный фонарь, отраженный свет коего наполнял Зал Справедливости теплым золотисто-оранжевым сиянием. Откуда сейчас лился свет, не понял и искушенный во всяческих хитростях Кэрис – лучи закатного солнца проникали в закрытое со всех сторон помещение будто по велению одного из Богов Небесной Горы.

Проникали и ложились на янтарь. Сиденья амфитеатра, небольшие, с локоть высотой, бюсты выдающихся аррантов, мозаика на стенах – все было изготовлено из "слез Дочери Морского Хозяина", чудесного материала, добываемого на побережьях Сегванских островов и северной Аррантиады. Зал Справедливости будто светился изнутри, настраивая находящихся в нем на возвышенный и торжественный лад.

Кэрис встряхнул головой, пытаясь отделаться от наваждения, навеянного чарами искусства, после чего огляделся заново, куда более осмысленно.

Они с Лоллией находились в проходе, между двумя половинами семиярусного амфитеатра, спускавшегося к полукруглой площадке, где на подиуме, стояло кресло главы Совета и столики писцов. Позади них виднелись входы в два узких коридора, уводивших во внутренние комнаты здания. Стена за креслом главы Совета Эпитиаров была украшена мраморным барельефом, изображавшим Всеблагого Отца Созидателя, перед чьей мудростью, силой, мощью и добротой преклонялись не только ар-ранты, но и все без исключения Боги Небесной Горы, нелегко, как заметил Кэрис, приходившие к единому мнению по какому-либо вопросу.

Подиум и первые ряды амфитеатра занимали люди, коим здесь, в святилище закона, делать было решительно нечего. Военные в красных и темно-синих плащах, снующие туда-сюда гонцы, несколько телохранителей герио-ра… Лишь маленькая группа присутствующих была облачена в алые туники и белые тоги с черной оторочкой, причем настоящие хозяева Совета Эпитиаров выглядели несколько ошарашенными и напуганными.

Лоллия потянула Кэриса за плащ и начала спускаться к креслу главы Совета, в котором восседал ныне физол Арра и гериор Аррантиады Лурий Витир. Пустое обычно пространство перед креслом – место оратора, – с коего произносили свои вдохновенные речи лучшие люди страны, загромоздили притащенные невесть откуда деревянные столы, за которыми, так же как и за столиками писцов, корпели над пергаментами отцы города – помощники физола.

– Гляди-ка, всех Лурий собрал! – бормотала царица достаточно громко, чтобы Кэрис мог ее услышать. – Арвагет Двенадцатого лагитора, командир городской стражи, его помощник – сберегатель Нижнего города…

Внимание вельха, однако, больше всего занимал сам Лурий Витир – высокий худощавый мужчина лет сорока пяти, с начинающими седеть короткими волосами и усталым лицом. Глаза гериора были красными от недосыпа, тонкие пальцы правой руки нервно сжимали медный цилиндр с пришедшим только что сообщением, а правой он опирался на расстеленный на столе план Арра.

– Слухи о том, что к столице приближаются нанятые мергейтами суда сегванов, сильно упростили нашу задачу. Чернь рвется покинуть город и сама ломится на корабли, – докладывал Лурию командир городской стражи. – Число недовольных, однако, тоже растет. Они недоумевают, почему Царь-Солнце, приказав прислать корабли, дабы вывезти всех желающих из Арра, распорядился в то же время закрыть городские ворота?

– Мы же договаривались! Пусть твои люди рассказывают байки о высадившихся южнее столицы дикарях! – недовольно промолвил Лурий Витир.

– Они стараются вовсю, но слишком уж неправдоподобно это звучит, поддержал своего начальника сберегатель Нижнего города. – Надобно придумать что-то более убедительное, иначе нам не хватит складов, в которые стража загоняет смутьянов.

– Ты желаешь, чтобы я сочинял правдоподобные байки для твоих людей? А сами-то они на что-нибудь годятся? – недобро прищурился гериор.

– Если дело только за тем, чтобы освободить еще Десяток другой складов… – вступил в разговор какой-то усатый вояка, тут же и умолкший под устремленными на него уничижительными взглядами.

– Мы рассчитывали, что чернь будет ломиться в ополчение и нам удастся сформировать из них несколько десятков квилларий, а то и вспомогательный лагитор для войны с варварами, – промолвил кто-то из отцов города. – Вербовка добровольцев идет успешно, но люди требуют, чтобы им выдали оружие перед посадкой на корабли…

– Из них ни в коем случае не следует формировать отдельных отрядов. Лучше распределить их среди ветеранов, которые сумеют призвать новобранцев к порядку, – решительно заявил арвагет Двенадцатого лагитора. – Тем самым мы ухудшим боеспособность испытанных лагиторов, зато избежим опасности мятежа…

Окружавшие Лурия Витира склонились над картой города и окрестностей, в который уже раз внося необходимые изменения в тщательно разработанный план переселения едва ли трети жителей столицы на Восточный материк. Не замечая подошедшей царицы и Кэриса, они продолжали обсуждать, каким образом можно удержать от бегства из города ремесленников и мелких торговцев, как убедить чернь в высадке мергейтов близ Арра и образумить стекавшиеся к городским воротам толпы недовольных…

– Надобно распорядиться открыть Оливковые и Звездные ворота. Пусть желающие уходят из столицы, – звонким голосом проговорила Лоллия, раздвинув плечом мужчин, окружавших Лурия Витира. От неожиданности военные даже позабыли поприветствовать царицу. – Следует позволить уйти самым решительным, но сделать так, чтобы на них смотрели, как на обреченных. Тогда желающих следовать их примеру резко поубавится.

– Но, Божественная, это противоречит указаниям, полученным нами от твоего супруга, – нерешительно возразил командир городской стражи.

– Ничуть не противоречит, если проявить некоторую изобретательность, надменно ответствовала Валерида. – Поставьте неподалеку от города несколько квилларий, и беглецы не уйдут далеко.

Собравшиеся начали изумленно пререглядываться, пораженные не столько появлением и предложением царицы, сколько тем, что легкомысленная девица проявила вдруг несвойственный ей прежде интерес к серьезным делам.

– Р-разумно, – произнес наконец Лурий. – Божественная прибыла в Арр, чтобы передать распоряжения Тиргила?

– Именно, – без обиняков заявила Лоллия. – Мне необходимо переговорить с тобой… Наедине.

* * *

– Ты принесла ужасные вести! Тиргил опередил нас! Мы пропали! – Гериор Аррантиады смахнул трясущейся ладонью пот со лба. Рассказ Лоллии поразил его в самое сердце или, лучше сказать, напугал до полусмерти, хотя Лурий Витир и был не из трусливых. – Что же теперь делать?

– Для начала перестань дрожать, как новорожденный ягненок. Ничего непоправимого пока что не произошло. Нам просто придется несколько изменить свои планы и скинуть Тиргила с трона до того, как наши войска и переселенцы покинут Арр, а не после…

– Ты так легко об этом говоришь! «Просто»! Но я не готов! – выкрикнул гериор, перед внутренним взором которого уже предстали заплечных дел мастера и камера пыток, где у подозреваемых в государственной измене выколачивают признания, необходимые для показательного суда и последующей казни.

– Придется подготовиться! – отрезала Валерида и принялась втолковывать Лурию Витиру разработанный ею совместно с Кэрисом план действий.

Между тем сам Кэрис, слушая заговорщиков с безучастным выражением лица, стоял подле двери, дабы не позволить кому бы то ни было помешать их судьбоносному разговору. Безучастность его была маской, ибо на самом-то деле он восхищался актерскими способностями своей приятельницы и с трудом сдерживался, чтобы не наградить ее заслуженными аплодисментами. Едва они уединились в роскошно обставленной комнате, предназначенной для работы главы Совета Эпитиаров, как Лоллия устроила гериору такой спектакль, что перед ее искусством лицедейства меркла не то что Кавиана с ее терзаниями, но и первейшая знаменитость Арра, великолепная певица и актриса Дассия Карината.

В целом надрывная речь Лоллии сводилась к следующему. Тиргил распорядился схватить Лурия Витира сразупосле того, как корабли с лагиторами и переселенцами покинут Арр. Проведал ли он о том, что физол столицы намеревается свергнуть его с престола, или же собирается безо всякого повода свалить на него вину за эту не слишком-то красивую затею с переселением черни на Восточный материк – одним Богам Небесной Горы ведомо, но приказ взять Лурия под стражу уже написан. В подтверждение этих слов ошеломленному гериору была предъявлена копия с составленного будто бы Царем-Солнцем указа, но необходимости в этом, как показалось Кэрису, не было. Тут они с Лоллией явно перестарались. Судя по всему, гериор ожидал от Божественного чего-то подобного, и, как знать, может быть, тот и впрямь сочинял ныне, сидя на Хрустальном мысе, не очередную пьесу, а обвинительную речь, которую намеревался произнести во время суда над своим ближайшим сподвижником.

Как бы то ни было, Лурий ни на мгновение не усомнился в правдивости Валериды. Да и с чего бы ему ей не верить? Ежели он хотел спихнуть Тиргила с трона, используя как предлог для этого обвинение в злоумышлении и злокозненных деяниях против народа Аррантиады, то почему бы Божественному не выставить ответчиком за переселение черни его самого? Царь-Солнце – большой умелец загребать жар чужими руками и прекрасно понимает, что потомки-то, может, и назовут это самое переселение жестоким, но необходимым и, следовательно мудрым поступком, однако современники едва ли будут в его оценке столь однозначны и единодушны. Мысль отдать им на растерзание Лурия Витира, без сомнения, приходила в голову Царю-Солнце, и уж во всяком случае не совесть помешала бы ему выставить нынешнего гериора ответчиком за происходящее.

Лурий, словом, не усомнился в том, что арвагету Третьего лагитора предписано взять его под стражу сразу по окончании погрузки выселяемых из Арра людей на корабли и передать сберегателю столицы Кресценту Лепиду для последующего препровождения на Хрустальный мыс.

– Для начала избавимся от глаз и ушей Тиргила, – перешла царица к заключительной части своей речи и, повернувшись к вельху, приказала: – Кней! Передай сберегателю Арра Кресценту, что гериор желает видеть его.

Когда посланец Валериды исчез за дверью, она взяла со стойки три хрустальных кубка, откупорила кувшин с вином, наполнила сосуды терпко пахнущей красной жидкостью и пробурчала:

– Хочешь что-то сделать – делай это сама! После чего щелкнула крохотным замочком на одном из своих колец. Украшавший его аметист откинулся в сторону, и под ним обнаружились похожие на пепел серые крупицы, немедленно полетевшие в один из бокалов.

– Лурий, запомни – кубок сберегателя со щербинкой на краю.

На всякий случай Лоллия втиснула в безжизненную ладонь гериора холодную ножку одного из оставшихся бокалов и с ослепительной улыбкой повернулась на едва слышный скрип дверных петель. Кэрис сопровождал невысокого мужчину средних лет – троюродного брата Тиргила. От него следовало избавиться прежде всего.

– Дражайший Кресцент! – проворковала царица, распахивая объятия и награждая низенького толстяка целомудренным поцелуем в щеку. – Божественный восхищен действиями сберегателя столицы!

– Я рад… – Оторопевший от напора Лоллии, Кресцент несколько раз моргнул, не понимая, зачем его вызвали к гериору. А Лоллия продолжала заливаться:

– Я приехала в столицу лично понаблюдать за исполнением приказов Царя-Солнца и передать тебе его волю. Так как Лурий назначен гериором, тебе надлежит вступить в должность физола Арра.

Что она несет?" – в ужасе подумал Лурий Витир. Медноволосая интриганка всучила тем временем сберегателю кубок со щербиной и рассыпалась в поздравлениях новоявленному физолу, после чего предложила выпить за его здоровье.

Совершенно обалдевший Кресцент Лепид пригубил вино, а спустя несколько мгновений пал к позолоченным сандалиям Лоллии.

– Я слышала, внезапное счастье, равно как и горе, может поражать не хуже молнии, – сочувственно произнесла царица.

Кэрис нахмурился, а Лурий мрачно промолвил:

– Валерида… Твой супруг, после того как занял трон, устранив с дороги немало родичей, изрек фразу, вошедшую во все летописи: "Шагать по трупам не столько удобно, сколько мягко"… Неужто ты решила пойти по его стопам?

– Я постараюсь избегать этого, насколько хватит сил. Кресцент всего лишь спит и проснется через сутки прекрасно отдохнувшим.

– Вот как? Это приятная неожиданность. Он неплохой человек, толковый сберегатель и пригодится нам… когда я займу трон Тиргила, – заявил Лурий, на щеках которого вновь заалел присущий ему румянец.

"Удивительная наивность!" – подумал Кэрис, поражаясь слепоте гериора, объяснить которую можно было лишь женскими чарами и жаждой власти, затемнявшими рассудок и более проницательным мужам.

Одобрив замысел Лоллии и Кэриса, гериор немедленно приступил к воплощению его в жизнь. Выйдя к отцам города и арвагетам, собравшимся в Зале Справедливости, он, ссылаясь на новый приказ Божественного, полученный якобы через Лоллию, отдал необходимые распоряжения, в результате чего в здание Совета Эпитиаров вошла Медвежья квиллария Двенадцатого лагитора, набранная из всецело преданных Лурию младших и ненаследных сыновей вельмож. Арвагета Двенадцатого лагитора и двух или трех отцов города, безусловно поддерживавших Тиргила, схватили и бросили в узилище. Командира «медведей» – Атея Децирата – приказом гериора назначили арвагетом Двенадцатого лагитора, после чего был произведен еще ряд перемещений, принесших Кэрису – по требованию царицы – высокий пост сберегателя Нижнего города.

Приняв назначение, вельх тотчас принялся за дело. Находившаяся в его распоряжении стража и восемь приданных ей в помощь квилларий Двенадцатого лагитора оцепили Нижний город, а глашатаи, поддерживаемые воем боевых труб, объявляли не желавшим ложиться спать горожанам, что царица и гериор намерены обратиться к жителям столицы с речью. Желающие услышать их пусть идут к амфитеатру Жентала.

После того Как храмовые гонги на Холме Эпитиаров гулким звоном отметили наступление новых суток, вокруг самого крупного амфитеатра столицы, носившего имя его основателя, начал собираться народ. Обеспечить охрану ораторов следовало силами армии, а не городской стражи, с которой у жителей столицы имелись старые счеты. Надобно было также подвезти из городских складов бочки с вином, которые в данных обстоятельствах должны были, по мнению Лоллии, оказаться значительно эффективнее, чем привычная раздача серебряных и медных монет. Кэрис, которому царица поручила организовать все то, что призвано было способствовать превращению заговора в "народное восстание", начал уставать, ибо даже дайне не двужильны. Его спасали лишь впитавшиеся в плоть и кровь аррантских воинов исполнительность и точность.

Стекавшийся к арене Жентала народ вел себя до поры до времени тихо, заинтригованный необычностью происходящего. Ночные игры, потешные бои и выступления на аренах были жителям столицы не в диковинку, однако отцы города и эпитиары предпочитали обращаться к ним с речами при свете дня. Готовилось нечто из ряда вон выходящее, и никто, разумеется, не желал пропустить небывалое зрелище, до коих обитатели Арра, как и большинство аррантов, были большими охотниками.

Очень скоро огромный амфитеатр был заполнен до отказа, а те, кому не удалось попасть внутрь, образовали живое колышущееся кольцо вокруг громадного здания.

Обстановка Кэрису нравилась: трибуны, то умолкающие, то снова поднимающие голос так, что казалось – на каменистый берег накатывают волны прибоя, овальная арена, предназначенная для скачек и звериных боев, окружена цепью панцирников, посредине разведено четыре гигантских костра, дабы освещать наспех сколоченный помост, на котором был установлен штандарт гериора и белый стяг с вышитой золотом крылатой лошадью в венке пальмовых и оливковых ветвей. Тут и там слышались крики: "Знамя царицы!", "Добрая госпожа Лоллия здесь!.." Посеянные некогда царицей среди жителей Арра золотые начали давать всходы в урочный час, и вельх был этому искренне рад, поскольку нанятых крикунов и осведомителей оказалось прискорбно мадо и они бесследно растворились в людском море.

Факелы, факелы, бесконечные факелы… Тысячи огней, от коих было светло как днем.

Амфитеатр затих. Народ увидел, как командир в белом плаще поднял руку, панцирники, заметив сигнал, три раза ударили обнаженными мечами о щиты, громыхнув полутора тысячами глоток: "Слава гериору! Слава царице!"

Со стороны ворот, откуда выходили на арену участники скачек, появился строй панцирников, составлявших квадрат, внутри которого двигались бок о бок две колесницы: одна запряжена четверкой белых коней, другая – вороных. Он медленно совершил круг вдоль трибун, затем панцирники расступились, давая колесницам дорогу к подиуму возле костров, и, наконец, Валерида с гериором взошли на помост. На Лурии красовался военный наряд, Лоллия же, зная, что арранты неравнодушны ко всему прекрасному и едва ли не больше всего ценят женскую красоту, облачилась в изысканное, подчеркивающее фигуру зеленое платье, украсила высокую прическу изумрудными лентами и нацепила огромное количество украшений с зелеными камнями. Ожерелья, диадема, браслеты, перстни, серьги… Кэрис, остававшийся у подножия помоста, только диву давался: как женщина может носить на себе такую тяжесть?

Снова три удара мечей по щитам. Народ умерил свой пыл, крики начали стихать, а когда Лурий выступил вперед, люди замерли в ожидании. Ни звука, ни шороха.

– Возлюбленные соотечественники! – В амфитеатре Жентала звук разносился изумительно благодаря особенностям постройки, но последние ряды все равно не смогли расслышать тихих поначалу слов Лурия. Сидящие впереди шепотом передавали речь гериора от одного ряда к другому. – В этот трудный и горестный час я призвал вас, дабы поведать об измене! О нет, не железных лагиторов и доблестных арвагетов! Не Совета Эпитиаров, стоящего на страже закона!..

Лурий Витир был превосходным оратором, и, когда он делал паузы, можно было расслышать, как в десятом или двенадцатом ряду кто-то чихнул. Мастерски завладев вниманием слушателей, он, умело перемежая правду, полуправду и. откровенную ложь, сплел историю о грозящем нашествии варваров, коих, конечно же, доблестным аррантским лагиторам ничего не стоило разгромить еще на Восточном материке. О том, как тщетно взывал о помощи к гражданам Аррантиады шад Даманхур, правители Халисуна, конисы Нардара и Нарлака. Как обещанная им помощь не была оказана и ростки цивилизации затоптали копыта лошадей варварского войска. Как были уничтожены цветущие города, жители коих беспощадно перебиты, чудесные здания разрушены, а храмы осквернены…

– Мы и сейчас могли бы разгромить этих дикарей, встретив у берегов нашей прекрасной родины! – багровея лицом, ревел гериор. – Но вместо этого трусливо спрятались за стенами Арра! Мы жалобно блеем, словно ведомый на заклание скот, вместо того чтобы дать бой кровожадным выродкам!..

Сделав очередную паузу, оратор позволил слушателям вдоволь накричаться, а потом обрушил на них слова, которых от него ждали, ибо рассыпанные в речи гериора намеки были достаточно прозрачны, чтобы их мог понять даже самый тупой из присутствующих.

– Нам изменил Царь-Солнце! – выкрикнул лурий, едва не сорвав голос. Сумасшедший Тиргил предал нас! Боги Небесной Горы помутили его разум, и, сходя в могилу, он готов увлечь за собой всех нас!..

Лурий Витир был блестящим, непревзойденным оратором, и этот-то талант, вероятно, послужил причиной того, что он был назначен Божественным физолом Арра, а затем и гериором и избран Валеридой для свержения своего супруга с трона.

В начале его речи в толпе обозначились некоторое недоумение и послышался изумленный гул. Тиргила, конечно, не любили, как не любят большинство правителей, но от имени Божественного бездельникам раздавались хлеб, оливковое масло и вино, по праздникам он дарил народу серебро, устраивал игры и представления в театрах… Он придерживался возникших столетия назад традиций и, если рассуждать трезво, был ничуть не лучше и не хуже своих предшественников. Быть может, излишне жесток, чрезмерно самолюбив и заносчив, но иного и нельзя ожидать от единовластного правителя Центрального материка…

Чем дольше, однако, говорил Лурий Витир, тем ясней становилось слушателям, что Божественный ведет себя более чем странно, ибо то, что происходило за пределами Аррантиады, противоречило традиционной политике Царей-Солнц. Божественный мог сколько ему вздумается чудить на Хрустальном мысе, в Герберуме и даже пошаливать в Арре, но позволить орде варваров с Восточного материка набрать силу? Не выполнить взятых на себя перед правителями заморских стран обязательств? Допустить, наконец, чтобы степняки объединились с сегванскими мореходами и задумали высадиться в портовых городах Аррантиады? Это уже было ни на что не похоже! Ни с чем не сообразно! Слова гериора о сумасшествии Тиргила объясняли многое, если не все. Царь-Солнце не мог предать свой народ, свою страну, обычаи и веру. Но что взять с сумасшедшего, чью болезнь долго и тщательно скрывали от граждан Аррантиады физол Арра, царица и другие придворные? Они денно и нощно молились о его выздоровлении, но, коль скоро Боги Небесной Горы не пожелали даровать ему исцеления, а болезнь Божественного грозит подданным величайшими бедами, недужный правитель должен быть отстранен от власти и заменен достойнейшим…

– Острову грозит нашествие варваров! Невиданное, страшное и разрушительное! – продолжал Лурий. – Дикари опустошили Восточный материк и со дня на день ступят на землю Аррантиады! Поэтому моим приказом сюда были призваны колониальные лагиторы. Они защитят нас от степняков и заставят сегванов повернуть свои суда прочь, если только…

Лурий выдержал театральную паузу, во время которой Кэрис успел переглянуться с Валеридой. Пока все шло просто великолепно, и, если бы гериор не делал ударения на словах "моим приказом", "я распорядился" и прочих, подчеркивавших, кто именно является спасителем и благодетелем его драгоценных соотечественников, ничего лучшего и желать было бы невозможно.

– Если только Тиргил будет отстранен от власти! – бросил в жаждущее его слов людское море Лурий Витир. – Мучимый страхами, боящийся собственной тени, Тиргил не может управлять страной! Зная, что главный удар варваров будет направлен на Арр, он оставил всех вас на произвол судьбы! Он приказал, чтобы все войска были стянуты к Хрустальному мысу и защищали лишь его одного! Вы отданы им на растерзание бесчисленным ордам дикарей!

И тут в действие вступили крикуны, осведомители и несколько десятков переодетых горожанами солдат из Двенадцатого лагитора. Вельх приказал им расположиться на трибунах на равномерном расстоянии друг от друга и в момент, когда остававшийся на арене командир даст сигнал, сняв шлем и взяв его в правую руку, выкрикнуть нужные слова:

– Сме-ерть! Смерть Тиргилу! Долой безумца! Лурий, спасай Арр!..

Плотину прорвало.

Лурий Витир не ответил, да и не мог бы ответить, не рискуя головой, на самые простые вопросы, которые непременно должны были возникнуть у слушавших его речь горожан. Почему, например, о болезни Тиргила не был своевременно извещен Совет Эпитиаров и сами они услышали о ней из уст гериора только этой ночью? Почему Лурий Витир, сумевший вызвать из-за моря колониальные лагиторы, не распорядился своей властью отпереть городские ворота? Как ему удалось вместо наказания за самоуправство получить из рук сумасшедшего правителя должность гериора? Однако вопросы эти, если даже и возникли, вслух заданы не были. Как известно, толпа есть чудовище неразумное и безрассудное, по высоте сознания стократ уступающее любому самому тупому ее представителю, – она руководствуется не мыслью, а чувством. Лурий же разрушил дамбу, которая сдерживала извечное желание толпы к бунту, жажду обрести обожаемого вождя. Ныне этими вождями становились он сам и царица. Если они допустят любую самую малую оплошность, толпа разорвет их в клочья, но до тех пор, пока этого не произойдет, она будет крушить все и вся по первому слову своих предводителей, первому их жесту…