Текст книги "Возрождение надежды"

Автор книги: Андрей Мартьянов

Соавторы: Павел Молитвин,Марина Кижина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава одиннадцатая
ПЕРВАЯ ПОБЕДА

Выспаться Драйбену не удалось и в эту ночь. Задолго до рассвета он был разбужен посланным Страшаром слугой, сообщившим, что отряд в пятнадцать сотен мергейтов замечен неподалеку от замка. Они остановились на ночь в деревне Кобылки, а оттуда до Хмельной Горы рукой подать. К утру, самое позднее к полудню, пожалуют, ежели ничего их не задержит.

Задержать полторы тысячи степняков было, по расчетам владетеля Рудны, некому и нечему, и, проклиная злую судьбу и раззяв дозорных, специально высланных на Сеггедский тракт и проворонивших-таки вторжение, он поспешил в кабинет Асверии. Здесь, как и следовало ожидать, уже были Рей, Страшар и несколько замковых стражников, причем присутствующие, как водится, успели затеять спор, надобно ли готовиться к осаде, или же дать мергейтам бой под стенами Хмельной Горы. Страшар и стражники стояли за то, чтобы отсидеться за крепкими стенами, Рей и Асверия полагали, что золотого яичка они в замке не высидят, а ежели мергейты начнут зорить окрестные села, то обитатели Хмельной Горы лишатся последней поддержки.

Спорщики с надеждой воззрились на Драйбена, и тот вынужден был, преодолевая накатившее раздражение из-за бесконечных дебатов, разразиться речью, суть которой сводилась к тому, что ежели тактически отсидеться в замке, безусловно, правильнее, то из стратегических соображений до осады дело доводить никак нельзя. Им нужна убедительная победа. Ни один мергейт не должен уйти с поля боя и сообщить Цурсогу о разгроме. Ну и, само собой разумеется, нельзя позволить находникам грабить окрестные села, иначе керговцы сами запалят Хмельную Гору.

Слова Драйбена положили конец спору. Асверия, топнув ногой, заявила, что несогласных велит бросить в подвал, и начала распоряжаться так, словно всю жизнь водила войска в бой. Встретить мергейтов решено было перед замком. Перед замком, где давеча проходило Высокородное Собрание, поставить конницу; тальбов и лучников спрятать за скалой, в перелеске, а стражников оставить до времени в замке, дабы ударить по врагу сразу с нескольких сторон.

Страшар, не рискуя противоречить госпоже, о том, чтобы отсидеться в замке, больше не заговаривал, зато предложил завести степняков в болото, но и этот его замысел был отвергнут.

– Нам нужны лошади! – шипела Асверия, разъяренная несговорчивостью и упрямством явно не желавшего видеть ничего дальше своего носа управителя. Будут лошади – всадники сыщутся! Либо принудим мергейтов сдаться, либо перебьем. Наше превосходство очевидно – замок на скале неприступен, тракт можно перекрыть поваленными деревьями, а если степняки решатся отступить через лес, им конец. Тальбы перебьют их всех до единого…

Страшар обреченно махнул рукой, давая тем самым понять, что исполнит любой приказ, но заранее снимает с себя всякую ответственность за исход битвы, после чего все присутствующие отправились готовиться к встрече с мергейтами.

На рассвете лазутчики донесли, что степняки подожгли Кобылки – из озорства, надобно думать, и для устрашения – и седлают коней, а к полудню защитники Кергово были полностью готовы к сражению. Палаточный лагерь свернули, небоеспособных отправили наверх, в крепость. На опушке леса полукругом выстроилась нардарская конница, поблескивавшая на солнце начищенными доспехами, радовавшая глаз пестрыми плюмажами на шлемах и флажками на поднятых копьях. Засадный отряд под командой Босана скрылся в перелеске.

Драйбен понимал, что ставит конницу под удар степных стрел, но иного выхода не было. Ополчение, набранное Страшаром из окрестных деревень, годилось на то, чтобы перекрыть тракт завалом и отрезать мергейтам путь к отступлению, однако напора их вчерашним селянам было не выдержать. Не было, впрочем, у Драйбена уверенности и в том, что кое-как сколоченная из беженцев конница не разбежится от одного только вида степняков.

Ежели посмотреть со стороны, сила под Хмельной Горой собралась немалая. Этакий трезубец, образованный тяжеловооруженными всадниками на могучих конях, в панцирях и кольчугах. Куда, казалось бы, против них щуплым степнякам на лошадях-недомерках, но коли вспомнить, сколько раз мергейты таких вот красавцев гоняли, как щука карасей, и в душу начинают закрадываться сомнения по поводу исхода грядущего боя…

Солнце миновало зенит, когда из лесочка справа вынырнули идущие на рысях нардарские всадники, числом до пятидесяти. Под золотистым с черной свернувшейся саламандрой штандартом прэта Ругского. Надо же, Алаш появился! А только вчера вопил, что уедет в Нарлак!

– Куда велишь встать, господин прэт? – прогремело из-под шлема Алаша, направившегося прямиком к Драйбену;

– На левое крыло людей своих ставь, – указал Драйбен. – И чтобы без самоуправства! Иначе не миновать тебе плахи, господин Алаш.

– Так мне ее, родимую, так или иначе не миновать. Из-за горячности крови и прирожденной резвости характера… Тихо!

Алаш сдернул с головы шлем, сверкнул ярко-рыжей бородой и поднял руку. В отдалении послышался ровный топот многих копыт. От Сеггедского тракта на распаханные поля под Хмельной Горой выезжали первые сотни степняков.

Драйбен неплохо представлял себе обычную тактику мергейтов. Внезапный удар малыми силами, отступление, затем, когда противник начинает преследовать легких конников, в бой вводятся свежие тысячи, дожидавшиеся в отдалении. Учитывая величину войска Хозяина Степи, такой способ ведения боя давал превосходные результаты – тяжелая кавалерия саккаремцев, нардарцев или нарлаков не в состоянии преследовать быстрых, вооруженных только саблей и луком степняков.

Сегодня, однако, степняки были лишены возможности совершить привычный маневр. Во-первых, мергейтов было слишком мало, во-вторых, перемещение их ограничивалось небольшим полем перед замком, и, в-третьих, они явно не ожидали встретить в Кергово войско, способное оказать им хоть какое-то сопротивление.

Выехавшие на открытое пространство степняки придержали коней и начали перестраиваться полумесяцем, нимало, вероятно, пораженные видом нарлакской конницы. Однако напуганы они не были и отступать не собирались. Тысячник их верно сообразил, что завалить лесную дорогу не составит местным жителям особого труда и, повернув свой отряд вспять, он обречет его на верную гибель.

Черно-коричневая лава мергейтов, закончив перестраиваться, двинулась вперед, и Драйбен два раза взмахнул рукой, приказывая поднять вымпелы, которые должны послужить сигналом для засевших в перелеске лучников. Ни самих стрелков, ни пущенных ими стрел он не увидел, но по тому, как взвыли мергейты, начали вставать на дыбы раненые кони и вываливаться из седел всадники, стало ясно лучники успешно выполнили приказ. Стрелы не остановили наползавшую рать степняков и даже не замедлили ее движения. Исход сражения должны были решить не они, а столкновение всадников, и все же первый, пусть даже маленький успех окрылил Драйбена.

– Слуушай! – повеселевшим голосом взревел он. – Правое крыло, левое крыло – вперед! Центр – по приказу! С нами Богиня, Милостивая и Милосердная!

Лесок поднятых по сторонам от отряда Драйбена копий опустился. Ощутимо дрогнула земля под тяжкой поступью боевых коней, два фланговых отряда сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее пошли в бой. Крайние острия трезубца едва заметно расходились в стороны от центра, дабы сжать мергейтов с боков. Настало время всадников, которыми командовал сам Драйбен.

– Двинулись! – рявкнул владетель Рудны. – Держать строй!

Рука уверенно охватила древко опущенного на упор копья, конь пронзительно заржал и рванулся вперед.

Нардарцы стиснули степняков с флангов, в центр врубился тяжелый отряд Драйбена, могущий похвастать не только кольчужными, но и громоздкими металлическим доспехами, почти неуязвимыми для сабель мергейтов. Однако натиск их был столь силен, что в считанные мгновения прогнувшийся центр выпрямился, клин драйбеновского отряда сплющило, и вот уже масса закованных сталь всадников оказалась разъединена на мелкие группы Копье стало бесполезным после того, как Драйбен насадил на него одного из мергейтов. Бросив его, прэт выхватил меч и, прикрываясь щитом, ринулся в самую гущу сечи. И так же, как в битве при Аласоре, колол и рубил не помня себя, совершенно забыв советы Асверии больше использовать магию, нежели меч. Совет был хорош, во– только воспользоваться им, находясь в центре сражения не было ни малейшей возможности. Попробуй-ка сплести самое простенькое заклинание, если, того и гляди, с плеч голову снесут! И в сторону не отъедешь, коли сам люде на битву повел. Мало того что потом трусом ославят, так на командира глядючи, еще и выбираться с поля боя начнут, – мол, если уж он шкуру спасать кинулся, так и мне не зазорно.

Словом, позабыв о своих магических умениях, владетель Рудны колол и рубил, наносил и принимал на щит удары, которые не мог отразить мечом, и походил, как и многие другие нардарские воители, на орех, о который немудрено не только зубы, но и саблю сломать. И тяжкая эта, кровавая и неблагодарная работа – наносить и отражать удары – в конце концов здорово утомила его. Особенно если учесть, что силы противников оказались равны, точно так же как и упорство, и желание вырвать у врага победу любой ценой.

Руки Драйбена налились свинцом, в голове гудело, и, когда небо на полем боя качнулось от страшного грохота, он подумал, что пропустил смертоносный удар и вот-вот отправится в небесные кущи Матери Всего Сущего. И, лишь увидев, как по металлу кольчуг и стеганым халатам зазмеились синие искры, понял, что это вовсе не конец и он – хвала Богине – даже не ранен, просто тальбы пустили в ход свою несравненную магию.

Драйбен и его соратники внезапно ощутили небывалый прилив сил. Их словно омыло целительной водой жизни, смывающей накипь усталости и тревог, гнетущую патину лет. Даже кони их начали ржать веселее, будто превратились в беззаботных жеребят, в то время как ужас, усталость и чувство обреченности навалились на мергейтов, стирая со смуглых лиц самоуверенные улыбки победителей. Тогда-то над полем боя и прокатился зычный рев владетеля Рудны, которому вторили на правом крыле Рей, на левом – Алаш, а из-за спин степняков Босан Рашкар, призывавшие нардарцев сделать последнее усилие и прикончить захватчиков. Хрипло пропел боевой рог, степняки дрогнули, воины в изрубленных доспехах, поддержанные лучниками и тальбами, высыпавшими из замка стражниками и подошедшими со стороны Сеггедского тракта ополченцами, рванулись вперед, рассекая вражеский отряд на две неравные части. Драйбен уже видел скакавшего ему навстречу прэта Рашкара, уже чувствовал пьянящую радость победы, когда конь под ним оступился, прянул в сторону и страшный удар боевого топора вдребезги разбил прикрывавший его голову шлем. В глазах потемнело, среди мрака запорхали разноцветные искры и начали распускаться невиданные соцветия, превращавшиеся в круги, кольца, извивающиеся ленты…

В следующее мгновение его ударили в грудь. С треском и скрежетом лопнули звенья кольчуги, сабля прорвала подкольчужник, и прэт, обливаясь кровью, покатился наземь. Конь, словно чувствуя вину за допущенную оплошность, встал над поверженным хозяином, дабы уберечь его от врагов и копыт обезумевших сородичей, но оценить этот поступок объятый тишиной и темнотой Драйбен уже не мог.

Обнаженной руки Драйбена коснулось что-то холодное. Послышалось громкое стрекотание, похожее на треск сверчка, и он ощутил весьма болезненный укол.

– Тебе лучше? – донесся до него участливый, очень знакомый голос. Открой глаза, посмотри на меня.

Драйбен с трудом разлепил веки и уставился в огромные желтые очи Рильгона. Потом лицо каттакана пропало, и над ним склонилась Асверия.

– Ну наконец-то! – с облегчением прошептала девушка. Губы ее дрожали, глаза были полны слез.

– Это что? – Драйбен уставился на свое правое предплечье, оседланное полупрозрачной штуковиной, внутри которой шевелилась неясная тень, изредка помаргивающая зелеными вспышками.

– Не трогай, – приказал Рильгон. – Иногда здоровье человека можно поправить не только настоями и отварами, но и кое-какими хитрыми инструментами. Оказавшись в вашем мире, мы сберегли некоторые… э-э… особые приспособления, взятые с собой из дома. Это одно из них. Если угодно, я когда-нибудь объясню принцип его действия.

Сознание прояснялось с удивительной быстротой, хотя рука, в которую вцепилось непонятное приспособление Рильгона, начинала неметь.

– Объяснишь, – согласился Драйбен. – Я в замке? Мы победили?

– Да. – Асверия успела проморгаться, и голос ее звучал ровно, почти весело. – Мы взяли две сотни пленных.

Ни один мергейт не ушел из-под стен Хмельной Горы. Как ты себя чувствуешь?

– Я… э-э-э… местами чувствую себя, – правдиво ответил прэт. – А местами нет. И давно я изображаю из себя умирающего?

– Не столько давно, сколько правдоподобно. Если бы не Рильгон… Асверия неожиданно всхлипнула.

Рильгон что-то сказал, но смысл его слов до сознания Драйбена не дошел. Речь каттакана слилась в какое-то невразумительное бурчание, перед глазами поплыли клочья серого тумана, заслонившие от него Асверию, Рильгона и комнату, в которую его перенесли с поля боя.

– Могу я чем-то отблагодарить тебя за спасение его жизни? – спросила Асверия у Рильгона, после того как убедилась, что Драйбен и в самом деле пошел на поправку.

– Можешь, – ответил каттакан после недолгих колебаний. – Я сознаю, что требовать благодарности за подобную услугу некрасиво, ведь в конечном счете Драйбен всем нам нужен живым и здоровым. А если учесть дружеские чувства, которые я к нему испытываю, то даже и говорить об этом глупо…

– Не ломайся! – перебила его девушка. – Если я могу сделать что-либо для тебя и твоих родичей, то сделаю это с радостью.

– Ну, радости ты от моей просьбы определенно не получишь, но и убытка исполнение ее тебе не принесет. Однако начать я вынужден издалека. С того, что два раза в год, обязательно во время полной луны, каттаканы начинают испытывать некоторое беспокойство. В моем мире этот период называется Временем Полных Лун – их у нас две. Так вот, в момент высочайшего и к тому же одновременного подъема лун к зениту у моего народа наступает пора размножения.

Устроившаяся в ногах Драйбенового ложа владетельница Кергово кашлянула, а сидящий напротив нее в кресле каттакан продолжал как ни в чем не бывало:

– В эту пору нам для первоначального развития зародыша нужно выпить глоток крови. Вы, конечно, не знаете, что в крови теплокровных существ содержится железо. Так вот, оно необходимо нам для создания потомства. Спустя некоторое время я должен буду подселить свое дитя в организм носителя…

Рилыон говорил просто и откровенно и все же вогнал в краску Асверию, заставив ее вспомнить бытовавшие в Кергово легенды о кровавом полнолунии.

– Вы живете у нас тринадцать столетий. – Девушка нахмурилась. – Драйбен говорил, что видел в Рудне восемь твоих сородичей. Прости, если я тебя обижу, но мне кажется, вас должно быть гораздо больше. Тринадцать столетий удвоить, выйдет две тысячи шестьсот. Именно столько детей у одного только тебя должно было родиться за это время.

– Воздержание, – грустно ответствовал каттакан и, заметив недоверчивую усмешку собеседницы, пояснил: – Вообще-то наша раса приучилась ограничивать рождаемость. Представь, что произошло бы в нашем мире, производи каждый из нас по два ребенка в год на протяжении всей жизни?.

– Значит, за тысячу триста лет у трех каттаканов появилось всего шесть продолжателей рода. По одному ребенку за шестьсот пятьдесят лет? – с сомнением покачала головой Асверия. – Ну допустим. Продолжай, я все еще не поняла, к чему ты ведешь.

– Хорошо, тогда я раскрою еще одну страшную тайну. Нас действительно больше. Я не хотел об этом говорить, поскольку к некоторым темам люди относятся иначе, чем мы… Милый Войко, не мог бы ты выйти? Сейчас будет разговор для взрослых.

– А я что, дитятко малое? – Выглянувший из-за тяжелых занавесок Войко ничуть не был смущен тем, что его застали за подслушиванием. – Мне уже почти восемнадцать зим миновало, господин упырь. Посвящение охотника получил. Жениться могу, свой двор заводить.

– Богиня Милосердная! – темнея лицом, воскликнула Асверия. – И тут от доглядчиков спасения нет! А ну брысь отсюда!

– Ухожу, ухожу. – Войко бочком двинулся к двери. – Скажи только, господин упырь: ты нынешней ночью кусаться не будешь?

Рильгон растянул безгубый рот в жутчайшем оскале, блики свечей превратили его пасть в зрелище совершенно непотребное, и Войко, сдавленно пискнув, вылетел из комнаты, будто камень из пращи.

– Так вот и приходится воспитывать молодежь, охочую до чужих секретов, – хихикнул каттакан. – Что ж, удовлетворю твое любопытство. По моим подсчетам, наша семья, состоящая якобы из девятерых представителей рода, в действительности насчитывает ныне около шестидесяти особей… Драйбен, вероятно, рассказывал, что мы прививали зародышей в тела диких животных?

– Да, – подтвердила владетельница Кергово и, неожиданно поняв, что именно хотел сказать Рильгон, изумленно воскликнула: – Неужели вы потеряли некоторых отпрысков? Не нашли часть своих детей?

– Уследить за зверями довольно трудно, – огорченно заметил каттакан. Поэтому мы предпочитали иметь в качестве носителя людей. За человеком наблюдать гораздо проще. Я использую его кровь, заражаю… частицей самого себя, спустя две-три седмицы человек заболевает, а к моменту полного развития зародыша умирает. Через сутки после смерти носителя мой потомок покидает мертвеца, я могу его забрать и начать воспитывать. Кстати, не в последнюю очередь из-за человеческой нетерпимости мы перестали заражать людей. Зачастую труп сжигали до того, как рождался каттакан. Естественно, он погибал вместе с телом носителя. Когда же мы отдавались силе инстинкта и заражали животных, они в большинстве случаев терялись, уходили умирать в берлоги и пещеры. Где и рождались наши потомки, выраставшие неразумными тварями. Подбросьте младенца волкам, и через несколько лет он превратится в бегающее на четвереньках существо, в котором куда более от волка, нежели от человека.

– Так вот откуда все эти легенды об упырях! – задумчиво протянула девушка. – Я-то удивлялась, слушая Драйбена, – все вроде бы сходится, но какой-то детали не хватает. А кем, если не секрет, выношены твои сыновья?

– Один тальбом, другой – человеком, – признался Рильгон. – Трое детей моего брата выношены оленями, которых мы ловили и держали в Рудне.

– Ага! Так чем же плохи олени, коровы или овцы? – спросила Асверия, начавшая уже догадываться, с какой просьбой намерен обратиться к ней каттакан.

Рильгон испытующе поглядел на нее, поерзал в кресле, демонстрируя несвойственную ему неуверенность, и наконец промолвил:

– Видишь ли… выношенные людьми каттаканы оказывались значительно более способными, нежели те, которые были рождены животными. И потому ты очень бы нас обязала, подарив полтора-два десятка захваченных в битве мергейтов.

– Забирайте столько, сколько вам нужно, – разрешила после недолгого раздумья Асверия. – В моих глазах каттаканы неизмеримо больше люди, чем те, кто вторгается на чужие земли, дабы жечь, грабить и убивать. Позаботься только, чтобы это не породило новых слухов и легенд. Да, кстати, по поводу одичавших каттаканов. Если они обладают такими же способностями, как и ты, то представляют, вероятно, серьезную угрозу керговцам?

– О, на этот счет можешь не беспокоиться, – заверил владетельницу Кергово Рильгон. – Как человек, воспитанный волками, не может пользоваться копьем, луком или же читать манускрипты, так и наши… неудачные потомки немногим отличаются от зверей. Во всяком случае, до сих пор люди справлялись с ними вполне успешно. – Рильгон улыбнулся жутковатой, безгубой улыбкой, и Асверия поняла, что он собирается откланяться, дабы немедленно вступить во владение дарованными ему и его родичам носителями.

* * *

Выгнанный из комнаты Драйбена Войко посчитал, что настала пора воспользоваться приглашением Эйи и заглянуть в лагерь тальбов, расположившихся под стенами замка. Спустившись на двор и перекинувшись парой слов с дозорными, он отправился к конюшне и оседлал широкогрудого солового жеребца, на котором ездил обычно господин управитель. Дежурившие у ворот стражники пропустили его беспрепятственно, несмотря на ночное время, – знали, что парень состоит при господине Страшаре.

Благодаря полной луне тропинка, ведущая со скалы к лагерю тальбов, возле которого разместили пленных мергейтов, была отлично видна. На небе не было ни тучки, и Войко мог не бояться сломать себе шею на крутизне.

Боялся он, надобно признать, совсем иного. Господина Страшара, который, ежели обнаружит пропажу жеребца, учинит страшный скандал, обвинит его в небрежении господским имуществом и уж наверняка собственноручно попотчует кнутом. Боялся он также и упырей, которые, если верить легендам, подтвержденным господином Рильгоном, выбирают для кровососания как раз такие вот ночи…

– Кто здесь? Зачем пожаловал? Войко, услышав голос, натянул поводья, останавливая лошадь.

– Посыльный господина управителя, – напыжившись, крикнул он в ответ невидимому дозорному.

За кустами уже видны были сине-белые огни, заменявшие тальбам разведенные человеческой рукой костры.

– А-а! – донеслось из ветвей склонившегося над тропинкой дерева. – К Эйе в гости едешь? Она тебя ждет не дождется! Проезжай! Только осторожнее на поляне, там мергейты спят!

Конь вывез смущенного Войко – надо же, совсем незнакомым тальбам известно про него и Эйю! – на обширную прогалину, освещенную волшебными огнями со всех сторон. Одну ее половину занимали шатры тальбов, на другой под открытым небом спали вповалку мергейты.

Жеребец неожиданно фыркнул и остановился.

– Ну! Пшел! Шагай вперед! – Войко ткнул жеребца пятками, но тот упрямо не желал трогаться с места. – Ах, зар-раза!

С небес на спящих мергейтов ринулись огромные, с человека размером, крылатые тени. Упыри.

Войко с жалобным воплем вылетел из седла и непременно расшибся бы, не подхвати его чьи-то сильные руки.

– Эй, приятель? – Насмешливый высокий голос мог принадлежать только тальбу. Оказавшийся по счастливой случайности рядом, здоровяк осторожно поставил Войко на землю. – А-а, узнаю приятеля Эйи! Ты отчего по ночам шляешься? После заката людям спать положено.

– Что это? – Войко протянул дрожащую руку. Удивительные крылатые существа подхватывали спящих мергейтов и уносили в поднебесье, причем действовали так быстро и ловко, что никто из пленных не успевал даже вскрикнуть.

– Тебя это не касается, – твердо сказал тальб. – Эйю ищешь? Ступай тогда по дорожке прямо, возле рябины повернешь. Коня в поводу веди. А впрочем, давай-ка лучше я тебя провожу.

Войко, подталкиваемый тальбом в спину, покорно зашагал в указанном направлении. Жеребец успокоился и послушно двинулся следом, не обращая внимания ни на сине-белые волшебные огни тальбов, ни на истаивающие среди звезд крылатые фигуры.