Текст книги "Яволь, пан Обама! Американское сало"
Автор книги: Андрей Лебедев
Соавторы: Олег Матвейчев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Это обязательно запомнится, – шепнул Хербсту на ухо кто-то из советников Маккейна. – Госпожа госсекретарь правильно делает, что лично беседует с каждым из молодых представителей. Они запомнят этот счастливый момент на всю жизнь и потом будут верно служить делу нашей демократии.
«Руку не будут месяц мыть», – про себя хмыкнул Хербст.
На обход зала у Райс ушло с четверть часа. Потом она встала на небольшом возвышении с микрофоном и, приняв из рук помощницы текст, принялась читать.
Общие слова о решимости молодых людей делать демократию убаюкивали и без того сонного Хербста. На пятнадцатом слове «демократия» он едва не всхрапнул, но, вздрогнув и испугавшись конфуза, встрепенулся, как делают собаки, выйдя из водоема, и, тараща слипающиеся глаза, принялся добросовестно изображать внимательного слушателя.
Но потом стало интереснее. Когда за госсекретарем и за пятью приглашенными Маккейном самыми доверенными лицами, среди которых, разумеется, оказался и Хербст, плотно затворились двери, от общей ничего не значащей риторики госпожи Райс не осталось и следа.
– Мы будем называть вещи своими именами, как принято у разведчиков и врачей, – заявила Лиза, обращаясь к послу. – Трюки с фигурами речи оставим журналистам и пиарщикам из Белого дома. А мы, господа, сейчас простыми словами обозначим наши задачи, нет возражений?
Лиза поверх очков оглядела присутствующих. Убедившись, что возражающих нет, она стала излагать позицию Белого дома. Эта позиция заключалась в том, что стратегическая цель внешней политики США не Украина или Грузия, а Россия. Надо лишить эту страну иллюзий, что она снова может играть какую-то роль на мировой политической арене и быть противовесом и оппонентом США. По данным Министерства юстиции Украины, на 1 января 2004 года в стране зарегистрировано 399 международных организаций, 421 благотворительная организация с международным статусом, 179 структурных ячеек неправительственных общественных организаций зарубежных государств.
Сеть негосударственных организаций на Украине развивается в первую очередь благодаря иностранной денежной помощи. За годы независимости Украины сложился активно действующий институт зарубежных доноров НГО. Бюджеты 90 процентов НГО составляют от 50 до 300 тысяч долларов, тем не менее каждый десятый имеет 500 тысяч долларов и больше. Самые крупные получатели – Международный фонд «Возрождение» и Институт «Открытое общество», подчиненные Джорджу Сосносу.
Таким образом, США уже 15 лет вкладывают более 50 миллионов долларов в год в эту страну. Это хорошие инвестиции. На эти деньги открываются курсы украинского языка, издаются книги по украинский истории в нужном Америке ключе, издаются газеты, листовки, проводятся митинги, семинары, круглые столы, конференции. Сотни украинских политиков съездили на учебу на Запад. США обучает журналистов, ученых, юристов.
– Очень много посеяно в этой стране, – завершила речь Лиза. – Пора пожинать урожай. На выборах президента должен пройти наш кандидат. Раньше считалось, что побеждает на выборах тот, кто лучше проведет выборную кампанию. Некоторые особо умные знают: важно не как проголосовали, а как посчитали. Мы же придумали нечто большее: нам не важно, как проголосовали, как посчитали, главное, воспользоваться выборами как поводом заявить о нарушениях, вывести на улицы людей и взять власть. Это общая схема. Детали вы обсудите без меня. А сейчас сенатор Маккейн скажет вам нечто очень важное.
– Господа, – начал Маккейн взволнованно, – я хочу проинформировать вас, что имел разговор с президентом Бушем. Мы достигли с ним взаимопонимания по вопросу о том, что через четыре года, в две тысячи восьмом году, на выборах президента США я стану единственным кандидатом от Республиканской партии.
– Поздравляем вас, сенатор, – подал голос Хербст.
Среди присутствующих возникло заметное шевеление.
– Мы пока не знаем, кто будет нашими соперниками от демократов, но понимаем, что основным нашим козырем будет внешняя политика. Чем более кризисной ситуация станет в мире, тем легче нам будет сказать американскому народу: не надо менять коней на переправе. Не надо менять республиканцев. Чтобы кризисная ситуация в мире возникла именно в период выборов, мы должны ее обострить. Конечно, не мы сами, а наши союзники. Мы думаем, если бы пара-тройка лидеров постсоветских республик совершили бы в отношении России ряд провокаций, а Россия в ответ напала бы на них, это был бы прекрасный повод закричать на весь мир об имперской России. А сенатор Маккейн явно бы набрал очки в выборной гонке. Для этого нам нужны послушные ребята в этих странах типа Саакашвили. Украина также очень важна. Мы видим, что до выборов еще четыре года, но готовимся к ним сейчас. Президент Украины Кушма не способен совершить провокацию. Поэтому мы принимаем решение о его замене. Пусть так называемый народ его свергнет. Мы же гарантируем ему безопасность. Таким образом, посол, от вашей работы в Украине зависит и судьба Республиканской партии, и судьба преемственности власти в Америке.
– Я осознал все в полной мере. Долгосрочные планы – по мне, – Хербст не без удовольствия вспомнил, что его жизнь распланирована даже не на четыре, а на сорок лет вперед.
– Вам и нам предстоит большая работа, – улыбнулся Маккейн.
– Совместная работа, – подтвердила Райс.
– Майк Боун поедет в Киев вместе с вами, посол, – сообщил Маккейн. – Ваша задача теперь – всемерно оказывать поддержку работе его «Фридом Хауса».
– О’кей, – кивнул Хербст.
Ему сильно захотелось есть, и очень кстати, что им снова предложили переместиться в холл, где тусовались амбициозные революционеры, возглавляемые будущим президентом Украины и его супругой.
Глава 8
Февраль 2004 г.
Горілка «Міров» – це чистий смак і відсутність утранкового похмілля [16]16
Водка «Миров» – это особенный вкус и чистое удовольствие. Никакого похмелья и утреннего недомогания.
[Закрыть].– Премьер-министр Украины Янушевич начал рабочие поездки по регионам Украины, – сообщает пресс-служба правительства.
Они сидели в уютном ресторанчике на Андреевском спуске.
– Слушай, Коля, – начала Алла разговор, который давно откладывала. – Я вообще-то тут по работе, если ты не забыл. Мне шеф поручил исследовать проблему голодомора тридцатых годов.
– Исследуй, раз поручили. Я-то тут при чем?
– А при том, что ты со своими связями можешь мне помочь найти архивы, документы, познакомить со знающими людьми, экспертами…
– Да чего там знать-то? Большевики насильно забрали хлеб у крестьян, и начался голод. Умерли то ли пять, то ли десять миллионов человек.
– Какой ты скорый… Пять или десять?
– Какая разница? Людей ограбили! Короче, каждый пятый украинец тогда умер с голоду на Восточной Украине.
– А на Западной?
– А Западная тогда в Польше была, там голодомора не было.
– Почему же тогда семьдесят процентов жителей Западной Украины говорят, что голодомор был, а в Восточной Украине так считают только десять процентов жителей? Ведь, по идее, все должно быть наоборот: Восточная Украина должна про голодомор помнить, а Западная про него слышать краем уха. Это ваши же социологи пишут.
– Ну… Хочешь сказать, голодомора не было? Ерунда какая-то. Всем известно, что он был!
– Не так все просто, Коля. Вот какие неувязочки я откопала. Немецкая пропаганда практически не апеллировала к, казалось бы, беспроигрышной теме голодомора. А Геббельс был не дурак! Если бы в голодоморе тридцать третьего года на Украине была вина большевиков, то есть если бы большевики действительно забрали хлеб и этим уморили каждого пятого украинца или хотя бы каждого десятого, то для немцев голодомор был бы божьим даром. Тогда пропагандистской идеей немцев была бы идея освобождения Украины от тех, кто искусственным голодом убил каждого пятого, с призывом к остальным четырем отомстить! И немцам надо было бы просто вспоминать и вспоминать о «голодоморе», тем более что от сорок первого до тридцать третьего всего семь лет прошло. А ведь для психологического воздействия на население использовалось все, что хотя бы теоретически могло найти какой-нибудь отклик среди «замученных большевистским режимом» советских граждан, вызвать ненависть к Советам и недоверие к командованию. Использовался антисемитизм. Здесь же на Андреевском спуске продаются немецкие листовки: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича!», «Бери хворостину, гони жида в Палестину». Только в сорок первом году немецкая авиация сбросила на территорию Украины сотни миллионов листовок ста пятидесяти двух разновидностей. И лишь в нескольких проскальзывает тема голодомора – да и то как факт мало кому известный и якобы сознательно замалчивающийся большевиками. Удивительное дело: по заявлению Кушмы, от голода в тридцать второй – тридцать третий годы погибли минимум двадцать процентов населения Украины, а сами украинцы узнали об этом только из геббельсовской пропаганды! После пары-тройки неудачных попыток раздраконить население Украины напоминанием о голоде нацисты поняли: вариант этот проигрышный, и вернулись к более эффективным юдофобским воззваниям. Оставив тему голодомора в наследство Кушме и Ищенко.
– Ну, я за геббельсовскую пропаганду не ответчик, не знаю, почему они об этом не писали.
– А вот еще факт, – нажимала Алла. – Во время войны немцам так и не удалось сформировать ни одной восточноукраинской дивизии. Хотя служили у них разные – и крымские татары, и чеченцы, и западные украинцы, не испытавшие на себе ужасов голодомора, и даже русские-власовцы. А вот «украинцев», прошедших через голод тридцать второго – тридцать третьего годов и, по логике Кушмы, люто ненавидящих коммунистический режим, среди предателей оказалось на удивление мало. Почему? Те, кто пострадал на Украине во время голода, потерял своих близких, почему-то пачками в полицаи не записывались. И вместе с «ненавистными комиссарами, большевиками, командирами, евреями», а также москалями, казахами, узбеками и белорусами шли в бой «за Родину, за Сталина!». Почему?
– Что ты меня допрашиваешь? Не знаю я!
– Вот я и говорю, загадка! Познакомь меня с кем-нибудь, кто эту тему досконально знает, а? Не с пропагандистом кушмовским, который врет про десять миллионов умерших с голоду, а настоящим историком.
– Используешь мое служебное положение, – усмехнулся Николай и крепко обнял девушку.
Принадлежащий Дружинину киевский офис «Крымспецстроя» представлял собой три комнатки в недорогом бизнес-центре на Дегтяревской, в доме, построенном в стиле советского конструктивизма тридцатых годов. В доме этом, специально задуманном как госучреждение, были громадные, хоть в футбол играй, вестибюли, коридоры и широченные лестницы, зато комнатушки маленькие. В одной из этих по сто гривен за квадратный метр арендованных Евгением комнатушек сидела недоучившаяся филолог-переводчица Галочка. Она была и секретаршей, и заместителем Дружинина по общим вопросам одновременно. В другой комнатке, где стоял сейф, был кабинет Евгения Васильевича, а в третьей – так называемой «совещательной», где до поры складывали всякое барахло, старые мониторы, кафельную плитку в пачках по сто штук, сантехнику неизвестно кому и для кого, – среди всего этого хлама иногда сидел приходящий через день сисадмин Коля Королько – лохматый паренек с мутным взглядом невыспавшегося человека.
Дружинин прощал Галочке весь этот беспорядок, может, потому, что она напоминала ему Катеньку…
Катя все время ругала Дружинина, а она любила называть мужа по фамилии, за беспорядок. Но Евгению Васильевичу неожиданно понравилось такое перераспределение ролей. И если в армии, в горах Афгана, он был несгибаемым командиром отделения первого взвода разведроты – сержант, орденоносец, кавалер ордена Красной Звезды, да еще и с медалью «За отвагу», а у себя в стройтресте – был суровым и даже мрачным топ-менеджером, которого одинаково боялись и нерадивые матерщинники-прорабы, и крючкотворы главные бухгалтеры, то дома на Вернадского Дружинин менялся, становясь мягким и послушным исполнителем воли своей нежной Катеньки.
Ах, как они любили, как они обожали Василька! Бывало, Евгений поднимал сына на своей сильной руке под самую люстру в гостиной, и Васечка как бы летал, смешно махая ручонками. А счастливый отец приговаривал: «Герой Советского Союза летчик-космонавт Васечка Дружинин вознесся к звездам и совершил мягкую посадку». Катюша с нескрываемым испугом наблюдала за полетами сына и ворчала на мужа: «Только не урони, только не урони!»
Но Евгений Васильевич не уронил ни разу. Когда улыбчивый малыш Васечка завершал третий или четвертый облет люстры, Дружинин мягко опускал руку, и Вася благополучно «приземлялся» на расстеленное на диване теплое махровое полотенце.
Они часто гуляли вместе. Дружинин специально купил большой «Форд Универсал», чтобы туда помещалась коляска, и они ездили в Битцу. Дружинин счастливо улыбался, когда видел, как у Васечки в глазах отражается голубое весеннее небо. И Катя гордилась, что такого красивого мальчика родила.
– От моих генов, – пытался вставить Евгений.
– Вот и нет, – фыркала Катюша. – Слава богу, Васечка похож на меня и на моего папу в молодости.
Евгений Васильевич не обижался. Он слишком любил Катю. Свою Катю.
Вот и на Галку он никогда не сердился…
– Опять твой Коля всю «совещательную» захламил. Не войти, не сесть, не людей принять, – с порога начал ворчать Дружинин.
– Вы сами не разрешаете старую оргтехнику выбрасывать, – парировала Галина. – Снимите еще одно помещение под склад, тогда и ругайте на здоровье.
Настроение у Дружинина с утра было дерганое. С одной стороны, предстояла не такая уж частая в последнее время и потому радостная встреча с сыном Васильком, но радость эта омрачалась тем обстоятельством, что Евгений Васильевич точно и наверняка знал, зачем приедет сын. Не столько с отцом повидаться, сколько денег просить. И будь обстоятельства иными, Дружинин с радостью бы дал сыну эти деньги, как раньше, сколько бы тот ни попросил. А то он раньше ему не давал? Но теперь, когда произошла катастрофа на крымских стройплощадках, свободных денег у Дружинина не было.
Оттого и нервы шалили. Оттого и на бедную Галочку ни с того ни с сего наехал с утра.
– У тебя хоть кофе и сахар имеются? – примирительно спросил секретаршу Дружинин. – Вася с девушкой своей заехать обещал, угостить сможем?
– Обижаете, Евгений Васильевич, – уже совсем не дуясь на шефа, ответила Галочка. – У нас и покрепче, чем кофе, найдется, после вас с Маратом еще осталось.
Вася приехал почти без опоздания. Это означало, что деньги ему нужны очень-очень. Степень пунктуальности явки на свиданку к родителю определялась у Василия величиною его долгов. Добрые люди говорили Дружинину, что новая Васина любовь требует расходов. Перед ней, Анжелой, он понтуется, готов хоть луну с неба… купить. Простую девчонку удивить можно и походом в ресторан, но Анжела – девушка непростая, из богатой семьи, как ему доложили.
– Не по Сеньке шапку он себе взял, – предупреждали добрые люди.
Вася вошел, окрыленный, в отцовский офис и представил Евгению Васильевичу своего Ангела.
– Анжела… Анжела Тимоченко, – поджав губки, произнесло длинноногое и волоокое семнадцатилетнее дитятко, церемонно протягивая Дружинину руку.
– Ваша мама… – вежливо начал Дружинин.
Однако Вася поспешил перебить отца, восторженно заглядывая в глаза красавице, выпрашивая в ее взоре ответное чувство
– Да, Анжелкина мама – та самая Тимоченко, представляешь, папа!
Галя внесла в кабинет поднос с кофе.
– Папа, почему ты не распорядишься, чтобы Гале поставили «koffe-machine»? – предъявил сын.
– Мы еще с тобой не заработали, сынок, – сдержанно ответил Евгений Васильевич. – А если без шуток и серьезно, сынок, у нас на стройке в Крыму возникли проблемы, и свободных денег сейчас просто нет.
Евгений Васильевич намеренно завел разговор на эту тему. Таким образом он подводил базу под отказ на очевидную просьбу, с которой приехал сын.
– А как у тебя, Васенька, дела? – перевел разговор Дружинин. – Как твои продюсерские прожекты?
– Я, папа, сейчас работаю со звездами первой величины, не с какими-то там «Машками из ресторана», а с настоящими!
«Машками из ресторана» Евгений Васильевич презрительно называл всех современных безголосых певичек, и Вася на слова отца реагировал болезненно. Переживал, что отец с иронией и недоверием относится ко всем начинаниям сына в сфере бизнеса.
– Займись, Васенька, настоящим делом, «Машки из ресторана» – не бизнес. Окончи строительный институт, экономический факультет, цэ дило, а твои концертные туры да съемки клипов, да вечная беготня с рекламой, да с раскруткой на радио и телевидении, где только кокаин да венерические болезни, где одни только наркоманы, это не бизнес, это дерьмо!
Васю ранило такое отношение отца к его занятию, и он очень хотел деньгами и успехом доказать любимому папе, что тот не прав, что в шоу-бизнесе можно заработать такие деньги, что стройбизнес будет отдыхать. Васе даже мечталось, что вот раскрутит он какую-нибудь украинскую звездочку, вроде Брумгильды, выведет ее на уровень Москвы или даже Евровидения, проедет с нею туром по всему миру, заработает кучу денег, да и купит отцу банк… Или половину строительных трестов всей Украины…
Но пока не получалось. Наоборот, на раскрутку каждой новой восходящей потенциальной «Брумгильды» приходилось брать денег у Дружинина-старшего. Вроде как пока в долг. В долг без отдачи.
– Пап, я хотел вообще-то предложить тебе вложиться в наш с Анжелой новый проект, – нервно покашлял в кулачок Вася. – Ты бы дал мне денег немного, деньги, чесслово, стопуд отобьются, я осенью с процентами верну.
Евгению Васильевичу меньше всего хотелось продолжать тему. Отказывать всегда неприятно, особенно сыну. А тут драматизм ситуации усугублялся присутствием его девушки, из-за которой Вася так расфуфырился, так распальцевался.
– А я решил заняться политикой, – неожиданно подмигнув Анжеле, сменил тему Евгений Васильевич. – Вот приму украинское гражданство, да и подамся в стан вашей мамы. Продам свой бизнес в Крыму да и снесу денег в вашу… как ее вашу партию там?
– Блок Тимоченко, – подсказал Вася.
– Во-во, в этот самый блок, – снова хитро подмигнул Анжеле Евгений Васильевич. – Жалко, за мою стройку в Бахчисарае теперь много не дадут, если разве только по шее могут надавать.
– Что? Совсем плохи дела там? – с показным сочувствием спросил Вася.
– Плохи, сын, совсем плохи, – вздохнул Евгений Васильевич. – Слыхал, наверное, про самозахват земель. Так вот мы с нашим строительством в самом эпицентре этих событий оказались, в самой гуще. Того и гляди, нас совсем разорят. Не знаю, кому жаловаться.
– А что дядя Марат тебе советует? – уже по инерции, без интереса поинтересовался Вася.
Он понял, что отец денег сегодня не даст, и потому настроился откланяться.
– Как раз собираюсь к дяде Марату по этому вопросу, – снова вздохнул Евгений Васильевич. – Поеду, что он мне там насоветует.
Повисла неловкая пауза.
– Да, пап, мы, пожалуй, двинем, – поднялся с кресла Вася. – Жаль, конечно, что ты не можешь нам помочь, но мы не пропадем, правда ведь, Анжелка? – нарочито бодро произнес Вася и, приобняв подругу, повлек ее к выходу.
– Звони, сын! – крикнул вдогонку Евгений Васильевич.
У Марата Гельбаха сидел Повлонский.
– Как хорошо, что я вас обоих застал, – воскликнул Евгений Васильевич. – А то совсем приуныл.
– Уныние есть очень тяжкий грех, – с тонкой ироничной улыбкой, глядя поверх очков, сказал Повлонский и протянул руку Евгению Васильевичу.
– А я вот и приехал посоветоваться к друзьям да исповедаться, чтобы не помереть во грехе, – шутливо улыбаясь, пожал протянутую Повлонским руку Дружинин.
– Пить будешь?
На модном столике со стеклянной столешницей стояла распечатанная бутылка любимого Дружининым коньяка «Суворов», рядом лежала деревянная коробка доминиканских сигар.
– Буду, – кивнул Дружинин. – За тем и приехал.
Марат вызвал секретаршу, и та принесла еще один большой шарообразный бокал.
Выпили. Марат чуть пригубил, Повлонский глотнул и, тут же, попыхивая, принялся раскуривать сигару. А Дружинину вдруг захотелось слегка отпустить напряженно-сдавленные нервами тормоза, и он залпом опрокинул в себя весь drink без остатка.
– Ты его как водку пьешь, – заметил Марат. – А ведь «Суворов», даром что приднестровский коньяк, а шестьсот баксов стоит. Сорокалетний…
– Хочу нервы снять, – потряс головой Дружинин. – Тяжело жить стало, ребята.
– Что такое, Женя? Что случилось, родной? – Гельбах взял с блюдечка ломтик лимона и отправил его в рот. – Расскажи, и на душе легче станет, а то, может, и мы с Глебом чем поможем.
– В общем, затеял я в свое время строительство в Крыму, – как заученный урок, с выражением начал Евгений. – После смерти жены… Вы же знаете, что Катя моя трагически погибла… Так вот, после ее смерти решил я, что надо после себя оставить что-то на земле, такое, чтоб на сто лет. Решил построить в Бахчисарае санаторно-оздоровительный комплекс, да еще и с четырехзвездочной гостиницей для коммерческого туризма.
– Прямо так, с бухты-барахты решил? На ровном месте? – недоверчиво поинтересовался Повлонский.
– Конечно, не на ровном месте, – развел руками Дружинин. – Кто ж на такие авантюры с бухты-барахты решается. У меня в Крыму друг есть, мы в армии с ним служили. Он строитель профессиональный, у него строительное управление на тот момент под началом было. Небольшое, но как база для раскрутки годилось. В общем, мы с другом на паях и организовали наш с ним «Крымспецстрой». Он вложился базой. Свой бетонный заводик, пилорамы, автопарк с техникой, прорабы, рабочие, специалисты… А я вложился деньгами, кредитами, ну и влиянием, естественно.
– А как добились разрешения? – спросил Марат.
– А легко, – хмыкнул Дружинин. – Это в первую очередь не коммерческая тургостиница с бассейнами, пляжами да дискотеками, а санаторий для чернобыльцев, понимаете? Такая формулировка сразу понравилась Хоронько и Козленко, они даже Кушме о нашем строительстве как о личных своих достижениях докладывали. И Кушма, между прочим, одобрил.
– Козленко, это который в Симферополе? – уточнил Гельбах.
– Точно, – кивнул Дружинин. – А Хоронько – зам-министра строительства.
– Ну и дальше? – нетерпеливо спросил Повлонский.
– А дальше развернулись мы на полную ширь, сделали все работы нулевого цикла, решили вопросы врезок и коммуникаций, начали уже коробки возводить, и тут…
– Что? – уставился на него Гельбах.
– И тут начались беспорядки, – всплеснул руками Дружинин.
– Видали мы по телевизору, – сочувственно вздохнул Повловский. – Попал ты, брат.
– Ну, банк меня пока за кредиты не душит, – кивнул Евгений Васильевич. – Но ведь стройка стоит, и неизвестно, продолжится ли вообще. Ведь там, где должна была быть гостиница, теперь сарайчики рейдеров. Они из моего же материала построили, они ведь теперь там живут!
– И что собираешься делать? – спросил Марат.
– Собираюсь вложиться в будущую власть, чтобы с приходом новой администрации не только вернуть отобранное, но и завершить начатое дело, – твердо заявил Евгений Васильевич.
– И на кого собираешься поставить? – налил еще по одной Марат.
– Думал, вы мне подскажете, – дипломатично ответил Дружинин.
– Мы подскажем, – не сговариваясь, в голос отозвались Повлонский с Гельбахом и рассмеялись, переглянувшись.
– Тут вот какое дело, – начал Повлонский. – Ты не знаешь, наверное, но нас с Маратом откомандировали из Кремля помогать премьер-министру Янушевичу на выборах. Он и победит. Мы тебя к нему заведем. Но охотников денег дать много, а вот дельный совет иной раз больше стоит.
– Да я в этом не разбираюсь, какие советы дать могу?
– А мы с Маратом на что? Мы тебе скажем, какой ему совет посоветовать.
– А почему сами ему этот совет не посоветуете?
– Не все он готов услышать от нас, и не все можем сказать ему мы. Мы с Маратом понимаем, что Янушевич легко может проиграть. А чтобы он выиграл, ему надо сделать радикальные шаги. Но если мы посоветуем ему эти шаги, он нас выгонит, вот и все. Более того, как бы от нас ты тоже зайти не можешь, иначе он поймет, что мы тебя подучили. Мы тебя через депутата Сидоренко выведем на шефа его охраны – Николая Козака. Попросишь его о встрече с Янушевичем. А дальше расскажешь ему вот что…
