Текст книги "Двери во Тьме"

Автор книги: Андрей Круз

Соавторы: Мария Круз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Ну… я бы так утверждать не стал, – усомнился я. – У нас на этот счет доказательств никаких. Могли просто все приготовить и куда-то дальше порулить.

– Лодка-то на месте, – возразил Иван.

– А может, там две лодки было? – предположил я. – И записки нам никто никакой не оставил – мол, «Не поминайте лихом, ушел на тот свет, вечно ваш Серых». Не было же, а?

– Не было. Кстати, а ты чего не захотел сам посмотреть, куда они ушли?

Вопрос хоть и был с подковыркой, и в шутку задан, но ответил я на него вполне даже серьезно:

– А может, из этого ящика куда-нибудь вообще между слоями выкидывает? Типа будет у тебя вечная жизнь, и вокруг вечная Тьма. Оно мне надо? Кстати, катерок показался. Заглянем?

– Да уж заглянем, куда мы денемся, – вздохнул Иван, поднимаясь на ноги и застегивая куртку. – Федь, давай к берегу – поглядим, кто там и для чего пришвартовался.

– Без базара.

На катере, в тесноватом грузовом трюме, что расположился под люком на корме, нашелся набор добротных деревянных щитов в металлической окантовке, то есть еще один «темный ящик» вроде того, в котором мы нашли труп на острове.

– Ты гля, этот Серых с бандой тут вообще обжился, целый флот завел и все такое. А чего ящик так бросили?

– Похоже, что не понадобился уже, – сказал Иван. – Одного хватило, а этот запасным был. Ладно, пошаримся, – уже приказал он.

Федька к приказу отнесся легко, сказав:

– Вы пока шарьтесь, а я движок посмотрю. Нравится мне это корыто – может, и заведется.

Иван сокрушенно покачал головой, но ничего не сказал на этот счет. А я решил, что Федька прав: катерок-то солидный, такой и самому, глядишь, пригодился бы. Тут ведь вовсе не жадность, а голый расчет – река оказалась самым настоящим безопасным проходом во Тьму. И Серых, если это был он, ушел, если, конечно, ушел, с острова посреди реки, под этой самой Тьмой. Вывод: полезно иметь что-то такое, на чем можно заново войти в Тьму и, например, привезти на остров еще один ящик.

Нет, в частную собственность его никто не отдаст, это ежу понятно, но вот хотя бы на группу такой взять… и это реально, как мне кажется.

Обыск опять ничего интересного не дал. Еще инструменты, на этот раз в фанерном ящике с ручкой для переноски, миски, кружки, все чисто вымытое, пачка чаю, банка с сахаром. Фанерка с зажимом и карандашик при ней, но ни одного листа бумаги. Зато сам катер понравился, потому как это был уже не катер, а целый пароходик. Большой кубрик с койками-диванами вдоль стен, большой стол, камбуз, просторная ходовая рубка, грузовой трюм, куда, если верить нанесенным по трафаретам цифрам, можно было упаковать аж три тонны груза, лебедки на носу и корме.

– Буксир это, кроме всего, – пояснил Федька, увидев, как я разглядываю неожиданно мощные лебедки с толстыми тросами. – Можем торговлишкой заняться, если зажать получится. Вань, получится? Партнером возьмем.

Иван буквально застонал, повернувшись к Федьке:

– Ты вообще как, в своем уме?

– Да ладно, ладно, все равно зажлобитесь, – завершил свою мысль Федька. – Хоть на группу оставьте корыто – придется ведь еще плавать, рупь за сто.

* * *

Путешествие закончилось немного неуклюже. Порт уже опустел – удалось лишь до дежурного докричаться, а тот позвонил мне домой, точнее – коменданту, чтобы он Настю предупредил, ну и Иван на Ферму дал знать, что все в порядке. А ночевали мы уже опять на борту, все втроем набившись в кубрик «Вани-комсомольца» и перетащив туда запас угля и дров с малого катера. Нормально на самом деле время провели – добили Иванову флягу, а еще поллитровка спирта у Федьки нашлась, так что мы его разбавили и под паек уговорили. «Уговорили» именно потому, что почти до самого утра не спали – трепались больше, причем не о деле, а так, то о прошлой жизни, то о нынешней, то просто песни орали. Похоже, что у нас так себя отходняк проявил после поездки под Тьму.

С утра Степаныч торжественно подогнал рычащий мотором «шевролет», гостеприимно распахнул дверь в салон, но мы покинули порт только после того, как сдали трофейного «Ваню-комсомольца» под охрану лично Пашкину. На этот раз, кстати, Пашкин сам принюхивался к нам, после чего заключил:

– До утра пили, что ли?

– А что, нельзя? – вроде как удивился Федька.

– Не, я чего, против? – даже возмутился Пашкин. – Наоборот подумал, что мужики умные, к ночи вернулись, бабам знать дали, что все в порядке, а домой ехать не моги. И законно на грудь приняли. Уважаю, уважаю, – дважды повторил он с явным оттенком зависти к таким нашим способностям.

За руль нашего «отдельского» транспорта уселся Федька и погнал канадскую машину по лужам. Дождь возобновился, кстати, сразу, как только от Тьмы отошли подальше. Все тот же мерзкий, мелкий, противный, с ветром-«мордотыком». По дороге завернули к моему дому. Я забежал в квартиру, расцеловал еще сонную Настю, сказал, что со мной все в порядке, и вообще все прошло отлично, после чего понесся по лестнице вниз, прыгая через ступеньку. А потом уже мы рванули на Ферму.

Прямо с КПП нас направили к Милославскому, где мы его нашли пребывающим в явном нетерпении и заметном возбуждении – таком, что он даже сидеть не мог, а мерил шагами пол, расхаживая по кабинету. Но все же он дождался, пока секретарша принесет всем чаю, после чего взялся за расспросы. Сперва сам, потом позвал еще какого-то Борисенко, с которым вообще всю душу вымотали, по двадцать раз обсасывая каждую подробность. Разговор затянулся до обеда, на который мы пошли вместе с ним и были усажены за начальственный стол, а потом опять был кабинет и вновь расспросы, по сути сводящиеся к одному: «Они там точно ушли?»

– Точно, – сказал я, когда этот вопрос был сформулирован конкретно и вслух и адресован мне.

Милославский кивнул, вздохнул, что-то записал в наполовину заполненный блокнот, спросил то же самое у Федьки, после чего нас двоих попросили удалиться и не вмешиваться в разговор людей с большими допусками. Хоть и интересно было бы послушать, но не судьба. Пришлось попрощаться и уйти.

– Как думаешь, Иван катер выбьет? – спросил Федька о самом для него важном, после того как мы добрались до тесной комнатушки отдела и взялись за привычное чаепитие.

– Не знаю, надеюсь, – пожал я плечами.

Неплохо было бы, неплохо. Пусть даже «темный ящик» так в трюме и остается – кто знает, где его собрать доведется? Нет, теперь уже точно по реке шляться придется: должны отдать.

Интересно вот что: например, Серых догадался поставить ящик под Тьмой. И там образовался очередной портал. А куда он ведет? Как проверить? Или каждого вошедшего несет прямо в его слой? Типа закройся мы там с Федькой вдвоем – и каждый из нас вдруг окажется в своем слое реальности? Может так быть? Или все же туда попадем, куда и Серых? Или вообще никуда?

Кстати, я сюда перенесся вместе с сараем. А ящик остался на месте. А вот Федька оказался совсем в другом помещении, зато заодно со шкафом, в котором копался. То есть опять никакой четкой закономерности.

Или все же проход получается куда-то в конкретную реальность и конкретное место? Тогда каким образом Серых сумел его так нацелить? Или почему он думал, что сумел нацелить? Причем был настолько уверен, что в этот проход пошел сам. Уверен, что пошел, – недаром же там даже кого-то лишнего убили, Лошакова этого самого, вроде как «с хвоста стряхнули». Или за этим убийством что-то другое?

Мало пока знаем, мало… хоть и куда больше того, что знали всего четыре дня назад. Намного больше. Вот лично я знаю, что путь отсюда есть. Есть сюда – и есть отсюда. Еще знаю, что в принципе его можно «организовать». Непонятно пока как, но можно. И можно рискнуть по нему пойти. А это уже много, очень много. Это уже просто до хрена.

Федьку явно осенила какая-то мысль:

– Да, а что насчет Пашки?

Я скорчил рожу, покрутил пальцем у виска, затем сказал:

– Да нормально все – на выходные соберемся, например.

В первую секунду Федька не понял, что я вообще имел в виду, но быстро сообразил и закивал, оглядываясь по сторонам, словно надеясь увидеть невидимые микрофоны. Не знаю, как далеко здесь техника ушла, но возможности прослушки я бы не стал исключать. Очень уж многочисленная и нагловатая вохра под командованием у товарища профессора философии. Лучше их остерегаться: слишком много рвения демонстрируют.

– А пошли постреляем, – вдруг предложил я.

А чего так сидеть? Ивана профессор отпускать явно не спешит, а здесь тир есть неплохой, в подвале. Даже наушники самодельные выдают, а нам еще и патроны без всякого отчета. А в стрельбе главное – практика.

* * *

Потом поперли сплошняком хорошие новости. Мы уже из тира пришли, и я как раз пистолет чистил, сидя за столом и раскидав части по газете, как пришел наконец усталый, но явно довольный Иван. Несмотря на то что записей Серых мы не нашли, Милославский был результатами доволен до такой степени, что нам и за буксиры пообещали какую-то премию, и «Ваню-комсомольца» уступили, правда, с одним условием: сначала там заново все обыщут «от киля до клотика» – и лишь потом отдадут. Милославский лично распорядился, куда-то звонил и там получил уверения, что город не будет на суденышко претендовать, а передаст научникам, то есть нам.

В общем, удачно все сложилось для нас – так удачно, что дальше уже некуда. Без стрельбы, без монстров, без адаптантов, просто пришли и нашли что хотели. Не все, но и сверх ожидаемого тоже получили много. Хотя бы про тот же «темный ящик» узнали.

– Дальше-то чего? – спросил я у Ивана.

– А черт его знает, – ответил он. – Руководство взяло тайм-аут на обдумывание, а вам чего… поблизости быть, да и все, наверное. Как-то так.

Примерно такого ответа я и ожидал – общий стиль работы постепенно начинал вписываться в некие закономерности.

– Ладно, будем поблизости. Кстати, не пора нам уже? – глянул я на часы.

– И то! – кивнул Иван. – Можем топать.

По пути прихватили и Степаныча, что-то активно слесарившего в мастерской. Тот на ходу вытер замасленные руки смоченной в бензине тряпкой, завоняв весь салон «шевролета», но запах вскоре выветрился через приоткрытые окна.

– Вов, ну че, сходим куда-нибудь? – негромко спросил у меня Федька.

Степаныч с Иваном ничего не расслышали, потому что я сидел рядом с водителем, а они с удобствами расположились в салоне. Тут и мотор рычал, и склепанный по нормам военного времени кузов погромыхивал, и ветер в так и оставленное открытым окно задувал. А Федьке поговорить не терпелось – как раз о том, о чем только мы с ним знали.

– Без проблем, – шепнул я в ответ. – Можем у меня дома чаю попить, а можем сходить куда-нибудь, только Настю прихватим.

– Сходим давай, а то у тебя в конуре не развернешься, – поморщился Федька.

– Как скажешь, я не против.

Я действительно не был против, скорее даже наоборот. Возбуждение от хороших новостей не улеглось покуда, и эти самые хорошие новости хотелось обмыть, откровенно говоря. Прямо очень хотелось: душа требовала праздника. Она, душа эта самая, здесь все время праздника требует, потому что иначе в этой серой и мрачной действительности, да еще и под закат удивительно мерзкой осени, волком взвоешь от тоски.

Степаныча завезли домой, а затем уже у моего подъезда Федька освободил водительское место в пользу Ивана, с которым и попрощались. «Шевролет», чуть подвывая трансмиссией и оставив за собой облако вонючего дыма, уехал в темноту, а мы, настороженно оглядываясь в круге света перед парадным, дождались лязга замка, открытого из комендантской.

– Давай, собирай свою половину, а я пока с Петром Геннадьевичем поболтаю, – сказал Федька, остановившись перед окошком комендантской, за которым видна была упитанная физиономия нашего коменданта.

– Я мигом, – уверил я его, абсолютно не будучи уверенным в том, что говорю правду. Настя по скорости сборов может быть удивительно непредсказуемой.

В общем, Федька успел наболтаться с нашим комендантом. Настя сначала вообще запротивилась, не хотела на улицу выходить, потом одевалась и переодевалась дважды. Я тем временем и сам переоделся чуть приличней, убрал автомат в шкаф, оставив на себе лишь кобуру с ТТ и сунув маленький «ментовской» наган, тот, что взял когда-то трофеем, во вторую кобуру, под мышкой. Как-то недавно взял себе за правило носить два ствола, если ничего длинноствольного нет с собой. Так, на всякий случай. Да и не знает про этот револьвер никто лишний, что тоже хорошо.

– Все, готова! – объявила Настя после второго переодевания и причесывания.

– Пошли, а то там Федька Петра Геннадьевича уже насмерть уболтал.

Не уболтал: оба персонажа были примерно одинаковы насчет любви поговорить за жизнь. Петр Геннадьевич в своей комендантской скучал без собеседников, а Федька любые свободные уши ценил. Так что там даже некая гармония наблюдалась, и разговор Федька без особой охоты прервал.

Подождали пару минут, пока «тазик» прогреется, поглядывая по сторонам, потом втиснулись в тесную машинку и погнали на Советскую, туда, где бился по вечерам, так сказать, пульс светской жизни Углегорска. Миновали забитую алкашами рюмочную, заставленную разнокалиберными машинами стоянку возле джаз-клуба «Би-Боп», а потом увидели Шалву Абуладзе, стоящего на тротуаре в компании еще нескольких мужчин и активно машущего нам рукой. Ну да, машинка у меня заметная, такая всего одна в городе, так что опознать несложно.

Когда мы остановились, Шалва, поздоровавшись с Настей, указал на дверь у себя за спиной.

– Если гулять едете, то вот сюда зайдите.

– А что там? – сразу спросила Настя.

Я дом узнал – как раз сюда мы завозили с Федькой тот самый генератор, из-за которого я в этот мир провалился.

– Гостиница? – посмотрел я на маленькую медную дощечку с надписью «Отель „Деловой клуб“».

– Верно, гостиница, – ответил тот. – Но в ней бар сделали, тихий, уютный, пиво там хорошее и закуски. И пускают не всех, потому что гостиница маленькая и для солидных людей. А вам приглашение сразу, сами понимаете, по дружбе.

Мы переглянулись, а потом дружно полезли из машины.

Шалва, оставив собеседников стоять под козырьком на улице, зашел с нами в небольшой вестибюль. Шлюз здесь был, само собой, от него никуда не денешься, а портье был крепким мужиком с ТТ на поясе, который внимательно «просветил» каждого из нас. Особой роскоши здесь видно не было, да и не создать здесь такой, но получилось уютно. Полы из светлой доски просто циклевали и покрыли лаком, уложили ковровые дорожки, явно найденные на каком-то складе, поставили стойку для портье со шкафчиками под ключи и почту за спиной. Стены побелили – как раз так, как я дома сделать собирался, углы и дверные проемы все той же светлой доской обложили. На стены пейзажики повесили, в рамочках, а в угол поставили огромные, громко тикающие часы-ходики.

– А что, хорошо, – сказал Федька с уважением, оглядевшись.

– Разбогатеешь, в Сальцево переберешься – сюда будешь в гости приезжать, – засмеялся Шалва.

Про Сальцево ему не раз Федька втирал, так что особым секретом его желание не было ни для кого. А Шалва между тем повел нас в бар, что скрывался за двустворчатыми дверьми.

– И пиво тоже хорошее, понял? Ниже по течению где-то варить начали, а сюда сальцевские везут.

– Хорошее? – придирчиво переспросил Федька.

– Хо! – чуть возмущенно ответил Шалва. – Я что, друзьям плохое советовать буду?

Бар был «очень деревянный», то есть оформлен в единственно доступном здесь стиле, если хочешь избежать полной казенщины. Но выглядело все неплохо – это была не навязчивая «народность», как в «Березке», например, а нечто германское по стилю. Даже живопись на стенах соответствовала – пасторально-пейзажная, с замками на горизонте и пастушками на переднем плане.

Сам зал был поделен перегородками на кабинки – для вящей приватности посетителей. А что, тоже так уютненько получилось. У каждой кабинки вешалка из оленьих рогов. Оленей, кстати, тут было довольно много, неизвестной мне разновидности, – а ведь в моей действительности в подобных местах и широтах оленей не видать – одни лоси разве что из рогатых. Тот же Федька не раз говорил, что на них тут охотиться любят, и даже правила уже ввели, как их можно стрелять, а как нельзя.

Женщина за стойкой оказалась знакомой – до этого она в хинкальной работала, такая светлая, шустрая и веселая толстушка, которая нас тоже узнала и заулыбалась. Я даже имя вспомнил – Ириной ее звали. Точнее, Ирой. Еще в зале было двое мужчин, сидевших в кабинке в дальнем углу и попивавших пиво из больших оловянных кружек с откидными крышками.

– Фига се, – восхитился Федька. – Ты где такие нашел, Шалва?

– Нашел! – хмыкнул тот. – На заказ отлили, понял? Найдешь тут такие.

С посудой в этой действительности было не так чтобы плохо, но… очень уж она была невзыскательной и однообразной. Стаканы только классические граненые производства завода «Красный стекольщик», стопки – копии стаканов, только в два раза меньше, тарелки строго из тяжелого и грубого сероватого фаянса, обычно со звездами или серпами и молотами по краю. Поэтому кабатчики, старающиеся не отбивать посетителям аппетит, выкручивались как могли. Чаще всего с помощью гончаров, чей труд оказался неожиданно востребованным. А вот теперь Шалва пошел дальше, явно опередив конкурентов.

– Вот сюда и заходите, – сказал наш гостеприимный хозяин. – Тихо посидеть, с друзьями поговорить… ра квия… задушевно – самое место.

Возражать никто не стал – все так и выглядело. Шалва усадил нас за столик, по его мнению лучший, сделал некий жест рукой, словно описав круг над нашими головами, на что женщина за баром улыбчиво закивала, а затем попрощался и вышел из бара.

А место и вправду выглядело тихим и приятным, такого в городе пока не было. Везде шум и гомон, а вот тут так… Дальше, наверное, народу прибавится – они едва открыться успели, – но пока вообще благодать.

Пухлая Ира принесла нам три кружки пива, а затем притащила тарелку наструганной редьки, перемешанной с солеными ржаными гренками.

– Это же рыгать не перерыгать потом, если с пивом, – сказал Федька, зацепив вилкой целую охапку редечной стружки и умяв ее себе в пасть.

Пиво, кстати, оказалось нефильтрованным, или как там такое принято правильно называть. Мутноватое, но что на вкус, что на запах – лучше некуда, чистая ностальгия. Нормального пива здесь покуда не было. Технолог, что ли, какой-то сюда провалился? Очень даже может быть, почему бы и нет.

– Ну ладно, за удачу потом выпьем, – сказал я, поднимая кружку. – Пока за Шалву давайте – что бы мы без него делали?

– И где бы пили-ели? – добавила Настя.

Оловянные кружки, столкнувшись боками, глуховато брякнули. Я большими глотками опорожнил свою почти что на треть, поставил, прикрыв крышку и подумав, что немцы в свое время это здорово придумали: не выдохнется. Или это от мух? Такую версию тоже слышал.

– Ладно, – сказала Настя, – теперь говорите, что мы празднуем и зачем вы меня вообще из дома вытащили?

И мы взялись рассказывать. Полушепотом, тихо, постоянно оглядываясь, но со всеми подробностями.

– Ну и что делать планируете? – спросила Настя после того, как мы с Федькой закончили.

Всерьез спросила – я видел, что она нам поверила. Поверила в то, что мы и вправду постояли около выхода из этой действительности, из Отстойника. В то, что выход отсюда есть и мы его можем найти. И его надо искать.

Бар к этому времени совершенно опустел, только Ира что-то делала за стойкой, брякая посудой, и к разговору нашему явно не прислушивалась.

– Пока… пока будем ждать – это раз, – загнул я палец. – Каких-нибудь новостей от Ивана или даже Милославского. А еще будем искать сами.

– Что искать? – спросила она.

Федька тоже посмотрел на меня вроде как с удивлением.

– А мы знаем намного больше, – обернулся я уже к нему. – Знаем, что Пашка много знает. Он, может, даже знает, где искать записи Серых.

– И че, мы его поймаем и пытать будем? – усмехнулся Федька. – Знает и знает, нам не скажет.

– Ну это еще как сказать. Приглядеться надо – может, что-то и нароем такое, что ему разговорчивости придаст. Еще… еще у шкипера Боталова жена вроде как осталась, помнишь? Надо бы с ней пообщаться.

– Ага… было такое, – оживился Федька. – Но только что-то сомневаюсь я в том, что она знает что-то. Если бы он ей доверял, то с собой бы взял. А так сам смылся, а жену в городе оставил, вроде как в непонятках.

– Это все же «вроде как», – поправил я его. – А может, так надо было.

– Так он же «ушел» уже, чего надо-то?

– А может, и не ушел, – пожал я плечами. – Там же автографы никто не оставлял. Да и этот, Лошаков у нас есть. По нему тоже бы что-нибудь выяснить неплохо было. И этот, комплект еще водолазный. Вот как думаешь, на кой хрен он им нужен был?

– Не знаю… – Федька даже в затылке почесал, а потом отхлебнул пива. – В порту могли зачем-нибудь, еще там, у пристани, где мы «Ваню-комсомольца» нашли.

– Это понятно, – вмешалась в разговор Настя. – А зачем им нырять было? Я вот слушаю-слушаю, а этого никак понять не могу. Вроде выходит, что у них никаких «подводных дел» не было.

– Это верно, кстати, – согласился я с ней. – «Ушли» они с суши… если ушли… и все у них как-то к суше получается привязанным. Комплект ремонтника – типа если что на винт намотается? – предположил я.

– Вов, блин, что тут намотать-то можно? – фыркнул Федька. – Нет тут в воде ни хрена.

– Ну не знаю… на мелководье винт погнуть в незнакомом месте, и потом его снимать… еще что-то, – взялся я импровизировать.

– Прятать что-то можно, – добавила Настя. – А потом с этим противогазом доставать.

– А ведь вполне, – сразу согласился Федька.

– Вполне, – признал и я. – Записки того же Серых, например. А Лошаков у них, как я думаю, был за мастера. Вот его и того, списали, чтобы не разболтал. Кстати, тогда получается, что не все, кто с Серых работал, «ушли», так? Иначе зачем так старательно концы в воду прятать? Кто-то еще остался.

– Пашка, – ухмыльнулся Федька.

– Да не только, я думаю, не только. Не один Пашка остался, люди остались. Нам поосторожней быть надо, к слову. Если они своих в расход пускали, то о нас, как мне кажется, тоже не сильно задумаются.

Я ожидал, что Настя сейчас возмутится и начнет требовать «все это прекратить», но ничего подобного не случилось. Она лишь кивнула и непроизвольно поправила кобуру с парабеллумом. Все верно, не тот типаж – пилот все же, а не маникюрша, да и вообще у нас ставки слишком высоки, чтобы задний ход давать. Мы с ней хотим отсюда уйти, вдвоем, вот для этого и рискуем.

– Ну пока мы до чего-то реального не добрались, дергаться они не будут, – сказал Федька, поразмыслив. – А вот если найдем что-то…

– Могут и сразу, если до них информация с Фермы доходит, – возразил я. – А я это вполне допускаю. Сам же Серых откуда взялся? Во-во. Кстати, нам бы найти способ эту самую Альбину Скляр проверить… Как это сделать?

– Если от самого начала, то на Ферме инфа должна быть, – сразу сказал Федька. – Милославский же всех новых опрашивает – и ее должен был.

– А ведь точно, – я даже по лбу себя ладонью хлопнул. – Надо… надо как-то Ваньку на это дело растрясти. Или… или в РОПП заглянуть. Кстати, Федь, РОПП вообще режимный?

– Не, не очень, вроде загса. Можно справочку попросить.

– Вот и попросим, – сказал я удовлетворенно, определив следующий шаг. – Наше здоровье.

Оловянные кружки вновь со стуком соприкоснулись боками.

– Кстати, – вдруг замер я, вспомнив, как рассматривал ботинок сгоревшей в костре женщины. – Федь, а ты инициалы на ботинке Скляр помнишь?

– Ну да, «Е. Скляр», – кивнул он и тоже озадачился. – А у нас ведь Алевтина, так?

* * *

Ванька, то есть Иван Зарубин, наш непосредственный начальник, появился с утра сам, привычно уже заехав на «шевролете». Сам он к роскоши владения автотранспортом начал явно привыкать и даже получать от нее удовольствие, потому что Федьке он сегодня места за рулем не уступил и повел машину к порту лично.

– А Степаныч где? – спросил Федька, заметив то, что за механиком мы заезжать не стали.

– Приболел, соплями гремит, – отмахнулся Иван. – Да для него пока все равно толком работы нет, сами разберемся.

– А с чем разбираться будем? – поинтересовался я.

– А с «Ваней-комсомольцем» для начала. Там сейчас обыск пойдет, надо приглядеть. А то им не свое – дай волю, так все переломают. А нам потом чинить.

Мы с Федькой переглянулись, пораженные скоростью роста в Иване всяких частнособственнических и просто жлобских инстинктов. Скоро так и нас догонит, прогресс налицо.

– А на Ферме чего сейчас? – уточнил я на всякий случай.

– Да ничего, все как после прошлого выхода, – махнул рукой Иван. – Милославский в думы погрузился, про нас на какое-то время забудут – до тех пор, пока опять куда-то сгонять не понадобится, куда ворон костей не заносил. Так что пока так… своими делами.

– Вань! – оживился вдруг Федька. – Раз ты у нас теперь кругом не халявщик, а партнер, то не прикроешь на денек?

– В смысле? – не понял Иван.

– В том, что приглядеть за пароходом ты и один пока сможешь, а нам бы с Вовкой сгонять на халтуру на денек. Ты в доле, однозначно.

Почему-то от такого прямого предложения Иван смутился и даже немного покраснел, но потом сказал:

– Можно, наверное. А что за халтура?

– А за машинами, – ответил Федька. – Одну в городе сдадим, а вторую… ее под конкретного покупателя, с очень большой скидкой… но человек очень полезный. Но все равно наживем, тут без вариантов.

– Блин… да на хрена вам рисковать? – чуть подумав, удивился Иван. – Нам и за буксиры премии, и вон свой «Титаник» заимели, чего дергаться?

– Обещали, – пояснил я. – Как раз этому «полезному покупателю» обещали «кюбеля» до холодов пригнать. Иначе нехорошо получится – обидится.

– М-да? – Иван опять призадумался. – Когда собираетесь?

– Да завтра бы и сгоняли с самого ранья, – ответил я. – Сегодня приготовились бы.

– Эх-ха… ладно, – согласился тот. – Сейчас со мной в порт давайте, а потом через часок я вас закину куда скажете.

– Лады! – хлопнул его по плечу Федька.

Окончательное искушение непосредственного начальства свершилось, похоже. До того бескорыстный Иван начал испытывать заметную страсть к наживе. Ну и хорошо, нам проще.

В порту, как оказалось, и без нас порядок умели поддержать. У «Вани-комсомольца» нас встретила компания из четырех недовольных мужиков, столпившихся возле небольшого зеленого «бантама» с поднятым тентом, и явно наслаждавшегося отправлением служебных обязанностей Пашкина, их на борт не пускавшего.

– Без лиц, внесенных в список, не пущу. Тут вам не ваш департамент, а городской рейд! – решительно и громко объявил он главному из ожидавших, бледному и сутулому мужику в сером длинном брезентовом плаще. – А я тут за главного.

– Да кто в списке-то? – явно разозлился тот.

– Это закрытая информация, – важно ответил Пашкин, заложив руки за спину и приветствуя нас, подходящих, одобрительным кивком. – Вот они в списке, в частности, – указал он на нас.

Мужики обернулись, бледный усмехнулся, покачав головой, протянул руку:

– Здорово, Вань! Это ты так распорядился, что ли?

– Ага, я, – кивнул Иван, хоть ничего такого у Пашкина не просил, насколько я знаю. – Забыл уточнить просто, что именно вам можно.

– Ладно, проехали, – отмахнулся тот. – Запускаешь теперь на борт?

– Давай, заходи.

Пашкин, от которого опять попахивало водочкой, невзирая на ранний час, гордо нам кивнул и так же гордо удалился, с явным осознанием выполненного долга и продемонстрированного авторитета. Компания же прибывших гуськом поднялась по сходням на борт.

Обыск шел культурно, иначе не назовешь. Хотя бы потому, что пришедшие никакого отношения к правоохранителям не имели, а были такими же сотрудниками Фермы, как и сам Иван. Ничего не ломали, ничего не разбрасывали, но при этом ни миллиметра не пропускали неосмотренным и непростуканным.

Примерно через час я и Федька со всеми распрощались и пошли на выход, завернувшись в дождевики. Решили Ивана не отвлекать: пусть и вправду приглядывает за имуществом, раз уж ему так в кайф, – и пошли пешком. Тут все же расстояния не те, чтобы так уж этих пеших прогулок опасаться, разве что погода настроение портила.

Из порта вышли на Октябрьскую набережную и по ней пошли в сторону центра. Хотели сразу отправиться на Крупу, но потом все же решили завернуть к общежитию за «блицем» – мало ли как планы изменятся и куда придется спешить? Да и заправить грузовик надо, и топлива для завтрашней вылазки припасти, коли выпала возможность ее совершить.

Пока шли к общежитию, почти не разговаривали друг с другом. Холодный резкий ветер умудрялся дуть прямо в лицо независимо от того, в какую сторону ты поворачивался и куда шел, опровергая тем самым все базовые законы мироздания. Поэтому мы больше капюшоны руками придерживали, чтобы их с головы не сдувало. Правда, при этом промокали рукава курток. Так что в кабине опеля я ощутил себя если и не дома, то как минимум в гостях у хороших людей, только сильно курящих. И когда грузовик лихо докатил нас до подъезда РОППа, то есть «районного отдела приема поселенцев», из кабины выходить откровенно не хотелось, даже в такую короткую пробежку.

В холле учреждения мы увидели с полтора десятка растерянных и задумчивых людей, по виду явных новичков в Отстойнике, таких, каким был я совсем-совсем недавно. Похоже, что они ждали появления Милославского с лекцией, то есть совсем как я в свое время. Но профессор, видимо, запаздывал.

Дежурный в форме, сидевший за зарешеченной стойкой, отправил нас в архив, находившийся на первом же этаже, в дальнем конце коридора. По пути столкнулись с невысоким мужичком в отглаженной, но сидевшей на нем, как на корове седло, форме.

– А, здорово! – с ходу узнал он нас. – Бирюков и Теодор Мальцев, если не ошибаюсь.

– Драсть, Сергей Геннадьевич, – поприветствовали мы его с ходу.

Это был Бочаров, тот самый, что «оформлял» меня в день моего провала в этот нелепый мир.

– Какими судьбами? – спросил тот. – Решили обратно попроситься? Так ничем помочь не могу.

Шутка эта была, похоже, у него дежурной, но мы вежливо поулыбались.

– Нет, нам в архив, запросик сделать, – сказал я.

– О чем, если не секрет?

Не думаю, что вопрос был продиктован чем-нибудь еще, кроме досужего любопытства, но я решил оставаться безукоризненно вежливым. Бочаров и мужик неплохой, и, глядишь, чем и поможет.

– На человека одного данные ищем, – сказал я. – Похоже, что погибшего.

– По работе, что ли? – уточнил тот.

– Да вроде как, – кивнул я, решив, что в сущности и не соврал.

– Ну пошли, я как раз в архив, – сказал он и пошел по коридору таким быстрым, несмотря на малый рост, шагом, что мы за ним едва поспевали.

Дверь в архив была покрыта бурым дерматином, прибитым гвоздиками с широкими медными головками, но стука пишущей машинки, доносившегося изнутри, она все равно заглушить не могла. Бочаров толкнул дверь и вошел, ну и мы следом, оказавшись в помещении, разделенном высокой стойкой на две неравные части, – малую для посетителей и куда большую для папок с бумагами.