Текст книги "На пороге Тьмы"

Автор книги: Андрей Круз

Соавторы: Мария Круз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Да нет тут ни хрена, – засмеялся он, протягивая мне свой «боевой» фонарь с массивной батареей в маленьком рюкзаке. – Ты первый, думаешь? Я сам голову ломал, что такого в тех развалинах, куда меня занесло, да так ни хрена и не понял. Ну давай, я покурю пока. Если чего не так – кричи, если совсем не так – стреляй, я хоть смыться успею.

– Ага, – кивнул я, проверив, как включается прожектор. – Смоешься – по ночам являться буду. С «пионерами» и «пионерками».

– Да я вас тапком.

Мне домик полуразваленный покоя не давал. Не знаю почему, но вот как-то не казался он мне случайным. Никаких аргументов к этому у меня не было вообще – лишь смутное ощущение, что к нему следует присмотреться повнимательней.

Тихо пробрался через шуршащие, мокрые кусты, обсыпавшись желтыми листьями, подошел к дверному проему без двери, который обрамляли лишь осклизлые, гниющие доски. Всмотрелся внутрь, принюхался. Сыростью пахнет и вроде даже гарью какой-то, но очень смутно. Может, даже и не пахнет, а мне просто кажется.

Яркий луч света рассек темноту, высветил провисшие балки, растущее прямо из развалившегося пола дерево, покрытые мхом и плесенью стены, с которых осыпалась серая штукатурка. Ничего примечательного, нет смысла даже внутрь заходить. Но все же зашел – смотреть так смотреть.

Под подошвами ресапов захрустел мусор. Точно ведь гарью пахнет, мне не показалось. Другой бы, курящий как Федька, например, может, и не заметил, а я все же почуял – тонкий такой намек на запах, еле-еле заметный. Что могло гореть в совершенно безлюдном месте? И гореть недавно, иначе бы не пахло.

Луч пробежался по стенам и темным углам, но ничего подозрительного не обнаружил. Развалина как развалина, просевшая и обвалившаяся крыша, рассохшийся и проваленный пол под ногами… А вот та дыра выглядит так, как будто входом в подвал была. А почему бы нет? Домишко-то капитальный, и даже не маленький, погребу в нем быть сам бог велел.

Дальше – больше. Подвал был разве что без крышки. Зато рядом валялся квадратный лист фанеры, которая точно была не отсюда: очень уж свежей выглядела – не так, словно пролежала здесь под дождями много лет, как все остальное. Нет, фанеру кто-то принес. Даже спил по краю свежий.

Из погреба тянуло той самой гарью, внутри было темно. Я выглянул в окно, увидел Федьку в плащ-палатке, стоящего на подножке «блица» и курящего папиросу, и свистнул ему.

– Чего?

– Подстрахуй, я что-то странное нашел!

– Да? – удивился он. – Иду!

Я снова посветил фонарем в подвал. Лестница с подгнившими ступеньками, земляной пол. Ступеньки выдали тот факт, что по лестнице спускались или поднимались – верхний, самый гниловатый слой дерева был содран чьими-то подошвами.

– Чего тут? – спросил Федька, войдя в развалину.

– Кто-то здесь лазил. И подвал закрывал.

Я указал на фанеру. Федька хмыкнул, присел рядом на корточки, сказал:

– Посвети сюда. – Поднявшись, заявил: – Точно. Люк давно развалился, и кто-то выход фанерой закрыл. Видишь, кирпичами ее придавили? Даже вот след остался. – Он указал на грязное пятно в углу листа, затем на заплесневелый, грязный красный кирпич, валявшийся рядом.

– А потом люк кто-то открыл, как я понимаю? – спросил я.

– Правильно понимаешь. Похоже, что там кто-то или что-то появилось. И оно ушло, просто откинув люк.

– А сейчас?

– Если бы там что-то было сейчас, то оно бы уже кинулось, – сказал он, но не очень уверенно и даже немного отступил назад от черного проема. – Ты тут сколько уже шаришься?

– А если оно осторожное? Или погуляло где-то, а потом обратно вернулось, в берлогу типа?

– Тогда хрен его знает. Давай валим отсюда, на хрен, нечего здесь ловить.

Предложение выглядело откровенно разумным, даже очень разумным, но я все же его отклонил, чувствуя, что делаю глупость:

– Я бы проверил погреб.

– Это на хрена? – поразился Федя, даже на шаг отступил от опасного сумасшедшего.

– Предчувствие у меня. Интуиция типа.

Федя вроде как чуть задумался, затем спросил:

– Думаешь, что это как-то с тобой связано?

– А почему бы нет? – спросил я. – Запах гари еще свежий, я здесь тоже свежий, – как бы одно не было следствием другого. Очень уж место глухое, совпадения странны.

– Ну… если надо, то я здесь посторожу, – сказал он, хоть и без особой охоты. – Но вниз не полезу, мне такого дерьма на работе хватает.

– А я тебя и не зову, собственно говоря, – сказал я, закидывая карабин за спину и вытаскивая из кобуры наган. – Прикрывай.

Фонарь повесил на грудь, револьвер в руке держал, пока спускался. Все время ожидал, что кто-то схватит меня за ноги, потащит в темноту на предмет сожрать и растерзать, но никто не схватил. Спрыгнув на земляной пол, повел лучом из стороны в сторону, с удивлением увидев, как черные, почти невесомые стебли какой-то пушистой травы, росшей вдоль стен и особенно густо по углам, постепенно становятся серыми под лучом света, а затем медленно распадаются, оседая невесомым пеплом на землю. Вот она какая, «темная травка».

– О-па, – сказал я сам себе, когда луч света остановился на куче золы посреди подвала.

В золе лежали кости. И череп. Круглый человеческий череп – не знаю, мужской или женский, я в этом не разбираюсь. На костях были кольца толстой стальной проволоки, к тому же примотанные к длинной ржавой арматурине, почти скрытой золой. Все это наводило на мысль, что кого-то связали проволокой по рукам и ногам, а заодно привязали к железной палке, чтобы не дать даже дергаться. А затем человека положили на костер, где он и сгорел почти полностью. А значит, жгли живым.

Мне стало откровенно жутко в этом сыром и вонючем подвале, захотелось ломануться наверх. Федька словно почуял это, крикнул:

– Что там?

– Тут человека сожгли! – крикнул я.

– Хренасе… – сказал он и присвистнул. – Давай валить отсюда, это адаптанты! Если они близко, то нам хана.

В голосе заметно слышна была паника, так что я решил ему сразу поверить. Крикнул только:

– Сейчас! Две секунды.

В углу одежда, сваленная в кучку: жертву раздели. По одежде тоже не поймешь, кто это был, – свитер, брюки-милитари вроде тех, что на базаре продавали, с многочисленными карманами и мешковатые, ботинки «турики» местного производства на рубчатой резиновой подошве. Быстро пересмотрел все это, посветил внутрь ботинок. Ага, есть что-то. «Е. Скляр». Блин, даже по фамилии не поймешь, мужчина или женщина, но уже что-то. Белья нет, – видимо, раздевали не догола, а по нему можно было хотя бы пол определить.

– Ну чего ты там? – крикнул Федька. – Валим отсюда по-быстрому, у меня плохие предчувствия. Бегом давай!

– Даваю! – крикнул я в ответ, повторяя за каким-то негром из старого детского фильма, и бросился к лестнице, закинув один ботинок себе в сумку.

Пока лез наверх, одна гнилая ступенька подо мной проломилась, но удержался, выбрался. Увидев, что я встал на ноги, Федька сказал: «К машине!» – и бросился бежать. Причем так, что я за ним еле успевал. При этом он еще умудрялся оглядываться, двигался то одним боком, то другим, приставными шагами, не опуская ППШ. На лице у него явно виден был страх – настоящий такой, причем заразный, что выражалось в том, что я тоже понемногу начал паниковать. Если позавчера ночью Федька у меня на глазах лез в подвал с тварями и совершенно спокойно, даже с шуточками, а сейчас он бледный и в глазах паника, – то этому точно есть причины.

Со свистом закрутился стартер, не успевший остыть мотор легко схватился, и, с облегчением выдохнув воздух, Федя врубил первую. Машина заскакала по кочкам, вырвалась на просеку, понеслась по ней.

– Федь, генератор не раздолбай! – предостерег я его.

– Ни хрена с ним не сделается, а вот нам отсюда валить надо, пока нас самих на костер не положили. Блин, адаптанты с этой стороны к городу никогда так близко не подходили – безопасное же направление! Разведбат, мать их в сумку, вообще мышей не ловят, развели тут!

Он ругался, но понемногу успокаивался, а как выехали на дорогу, то вроде вообще нервничать перестал. Я спросил у него:

– А с чего ты взял, что это адаптанты?

– Труп к чему-то привязан и возложен на костер?

– Ну… да, – кивнул я, уточнив: – Только там одни кости остались. А так все верно, связан проволокой, привязан к куску арматуры.

– Их почерк, – уверенно сказал он. – Они так жертвы приносят. Причем в костер задвигают постепенно, чтобы дольше мучился.

– А кому жертвы?

– А хрен их знает, – сказал он. – У нас с ними обмен новостями плохо налажен, вот и забывают рассказать.

– А пленных не было?

– Как – не было? Были, только пользы с этого… Как их там в НКВД ни спрашивают за жизнь их неправильную – ничего не рассказывают. Орут, визжат, но ничего не говорят. А некоторые так и вовсе хохочут. Де-мо-ни-чес-ки, так сказать.

– Говорить разучились, может быть? – предположил я.

– Между собой-то базарят, разведка сколько раз слышала. А вот с нами отказываются. Брезгуют, наверное.

Машина с ходу влетела передними колесами в глубокую лужу, нас накрыло водой, которую метавшиеся по стеклу щетки быстро счистили, но разговор ненадолго прервался.

– Федь, а тебе фамилия Скляр ни о чем не говорит?

– Актер у нас такой был, в каких-то музыкальных комедиях играл. А что?

– Да не, я про тутошнюю жизнь, из местных кто-то.

Федя подумал с минуту, затем покачал головой:

– Нет, не слыхал. А что?

– У того, кого сожгли в подвале, такая фамилия была.

Я открыл сумку, вытащил оттуда ботинок, показал надпись внутри. Федя глянул, кивнул, затем сказал:

– Придумают же фамилии – не поймешь, мужик или баба. Ботинок по мерке, размера даже нет…

Я приложил к своему сапогу, подошва к подошве, прикинул, сказал:

– У меня сорок четвертый. Этот… ну сороковой, сорок первый от силы. Женский?

– Сорок второй, самый ходовой, – процитировал он Райкина. – Может тетка быть, а может и мужик. По такому размеру и не поймешь.

– Если мужик, то мелкий, скорее всего, – сказал я, прикинув. – На подошве…

Я полез в карман за плоской отверткой, заодно с досадой вспомнив, что крестообразную забыл в сарайчике. Положил под самый потолок да и забыл. Но говорить об этом, и тем более туда возвращаться, никак не хотелось, так что промолчал. Ковырнул застрявшую в подошве землю, посмотрел на свет, сказал:

– Кирпичная крошка, что ли?

Федька глянул искоса, пожал плечами, сказал:

– Вроде похоже. Но из меня Шерлок Холмс, так себе, лучше не рассчитывать. А вообще нам по-любасу надо в НКВД, заяву написать, да и вообще. Пусть там разведка покрутится, что ли. Сектанты хуже любых бандитов, даже хуже тварей, если они там завелись – то проблемы. В первую очередь для меня.

– Это с чего? – чуть удивился я.

– Это как раз на Митино дорога, я туда на халтуру гоняю. К Тьме близко, но именно с этой стороны подъезд безопасный, все время по Свету, а так там даже бандиты шариться опасаются. И есть вариант, что там склад лампочек где-то есть, найдем – озолотимся.

– А с чего ты взял?

– Да в бумагах прочитал, я в таких брошенных местах обязательно шарюсь по всяким горкомам бывшим или исполкомам – там много интересного находишь. Вот и нашел упоминание, только без адреса: склад треста «Электромонтаж». Но если по этой дороге адаптанты заведутся – я туда ни ногой.

– Понятно, – кивнул я.

Дорога до города прошла без приключений. Чем ближе к Углегорску, тем веселей становился Федька, тем меньше поглядывал на висящий под потолком автомат. Да и я понемногу успокоился, хотя озадачивался все больше и больше. Сектанты, жертва, мое появление в паре десятков метров от жуткого кострища – все смешалось в голове. Какая-то связь в этом есть, рупь за сто, но вот какая? Как это все соединить? Не получается.

На въезде нас досмотрели, заглянули под брезент, поцокав языком завистливо. Я заметил того самого бойца, что сопровождал меня в РОПП в кузове полуторки, махнул ему рукой. Он меня тоже узнал, даже подошел поздороваться, спросил, куда и как я устроился. Поговорили, в общем.

– Давай в НКВД, там не любят, когда новости им в последнюю очередь несут, – могут и подлянку сделать, – сказал Федька, когда мы проехали за шлагбаум.

– Какую?

– Да на работу напишут, что типа по проявлениям Тьмы сотрудник мышей не ловит, хотя по должности обязан, и тэ дэ и тэ пэ вся такая бодяга, а тебе премию срежут. Те еще козлы там сидят.

– Так и называются – НКВД? – уточнил я.

– Не, называются горбезопасностью вообще-то, но прилипло НКВД – вот и зовут их все так. Это как раз напротив РОППа.

Я вспомнил, что по другую сторону площади действительно было немалого размера четырехэтажное старое здание дореволюционной постройки, перед входом в которое прогуливался часовой.

Доехали быстро, бросили грузовик у самого крыльца, среди двух десятков других грузовиков, а также легковушек и внедорожников, из которых самую острую зависть у меня вызвал «додж’ѕ», да еще удивительно новый с виду. Парковаться никто нам не мешал – местная власть, видать, на исключительность особо не претендовала.

Затем все было стандартно: дежурка, шлюз, фонарь в глаза, выяснение, к кому и зачем, затем за нами спустился молодой парень в наглаженной военной форме и сверкающих сапогах, который провел нас сначала на второй этаж, а затем один через еще решетчатый барьер со шлюзом. На решетке висела табличка «Управление городской безопасности». Потом была дверь с надписью «Дежурный инспектор», за которой сидел человек в свитере и военных бриджах, жестом пригласивший нас садиться.

– Об адаптантах заявить хотите? – спросил он нас, отодвигая кружку с чаем и придвигая к себе какую-то папку.

– Предположительно, – подтвердил Федя.

– Где?

– По дороге на Митино, километров сорок от города.

– Вот так? – чуть насторожился дежурный. – Давайте подробности. И для начала скажите, как там оказались.

– Ездили на место моего провала, оглядеться, – сказал я на всякий случай не знаю зачем, не став упоминать генератор.

А то еще конфискуют как вещдок, а мне оно надо? Я бы конфисковал, раз вещь такая ценная. И потом сам бы продал или просто присвоил.

– На место провала? – чуть удивился он. – А зачем?

– Да любопытно мне, как я тут оказался. Искал что-нибудь… ну зацепку какую-то.

– А, понятно. Тут все чуть-чуть ищут, да никто не находит, – вздохнул он. – А как на адаптантов наткнулись?

– Не на адаптантов, а на место жертвоприношения, – поправил его Федька. – Но картина такая, как описывают: жертва связана, обездвижена, лежит в кострище.

– Подробней пожалуйста, – сказал инспектор, берясь за карандаш.

– Жертва была раздета, предположительно до нижнего белья, – взялся я описывать. – Одежда валялась рядом. В кострище остались одни кости, на них витки стальной толстой проволоки, как раз по толщине запястий и щиколоток. Ну и в коленях связали, по-моему. Еще жертва была привязана к длинной арматуре. Сгорело все до костей, костер тоже до золы выгорел.

– Что-то еще? – спросил быстро писавший инспектор.

– Это все в подвале было, – заговорил Федя. – Вход в подвал был накрыт листом фанеры. Судя по всему, в подвале что-то завелось, затем выбралось, откинув лист в сторону.

– Жертвоприношение было в подвале, значит? – переспросил инспектор.

– Именно так, – сказал Федя.

– И подвал был закрыт от света.

– Точно.

– Так… проявления Тьмы в подвале были? – оглядел он нас. – Кто из вас спускался?

– Я спускался, проявления были, – ответил я. – Травка по углам и вдоль стен. Больше ничего.

– Та-ак… – задумчиво протянул он. – Схему места нарисуешь? На карте пометишь?

– И помечу, и нарисую, – кивнул я.

– Меть. Рисуй.

– Ох, не знаю, к добру или нет, что в это дело влезли, – сказал Федя, когда мы уже отъезжали от здания НКВД.

– А чего?

– Да это вообще народ такой, что связываться с ними не люблю, – поморщился он. – Я ведь халтурю, то есть регулярно какие-то мелкие нарушения делаю. А так привлечешь лишнее внимание – и потом погоришь на чем-то.

– Ну например? – не понял я.

– Ну вот найду склад лампочек – буду возить их на продажу помаленьку. А по правилам я должен про склад этот доложить и получить скромную премию. А они уже сами вывезут и определят куда надо.

Я промолчал. Просто потому, что сам пока не во все местные реалии въехал и не всегда понимал, к чему и как надо относиться. Может, Федя прав, а может, приличней будет про склад сообщить, черт его знает. Но всякое бывает, иное бескорыстие горше глупости, если, например, те будут сами лампочки нам же продавать. Тогда ты лох однозначно.

– С другой стороны, Федь, там ведь человека сожгли, – чуть урезонил я его. – Так хоть сообщил, поищут, кто такой или такая Скляр, – глядишь, и выяснят, кто это. Может, по ботинку что-то узнают.

– И кому этим помогут? – задумчиво спросил Федя. – Вот представь, что у тебя девушка пропала, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить. И ты ничего не знаешь, а тут тебе сообщают, что ее какие-то уроды украли, вывезли за город, связали и медленно сожгли. Тебе будет легче?

– А это разве про «легче»? – удивился я вопросу. – Это не про «легче», это про «что надо делать». Если бы так случилось, то у меня появилась бы цель.

– Это какая?

– Как это – какая? Правильная цель – найти того, кто сделал. И потом адекватно покарать. Можно сжечь, тоже медленно. Можно что-то еще придумать. А если не узнаешь, то он будет и дальше жить, хотя и не заслуживает.

– Ну… да, – кивнул он, подумав. – Я как-то с этой стороны не посмотрел. Может, и прав ты. Ладно, что сделали, то и сделали, зато к нам никаких претензий, случись чего. Предлагаю с генератором на оценку, а там дальше думать будем.

– Вроде так и собирались.

– Я уточнил просто.

Оценивали генератор в небольшой мастерской на краю базара. Невысокий дядька в военном техническом комбинезоне все ощупал, все обтрогал, потом сказал:

– Пять тысяч просите за него смело. Если с торгом, то пять с половиной. С вас полтинник за осмотр и заключение.

Федя посмотрел на меня, и я полез за стремительно тощающей расчетной книжкой. Пять вырванных страничек по червонцу каждая перешли в мозолистую трудовую ладонь эксперта, быстро упрятавшего бумажки в нагрудный карман.

– Спасибо, Тём, – сказал ему Федя. – Теперь вали, на фиг, из кузова – мы торговать генрика поехали.

– А кому думаете? – заинтересовался мастер. – Может, я сторгую?

– Если за максимум, то торгуй, – засмеялся Федя. – А если «поставь у меня, может, кто купит», тогда не надо, это мы уже проходили.

– Не, так не хочу, – сразу потерял интерес Тёма.

Поехали мы с генератором прямо к Шалве. Федя в затылке почесал и решил, что это самый оптимальный вариант. Объяснил так:

– Лишнего Шалва не заплатит, хорошо, если пятерку с него сшибем, но зато сразу, наличка у него всегда в кармане есть. Он и пять заплатить сможет, и думаю, что пятьдесят потянет. Нам никакой возни.

– Согласен, – кивнул я. – Мы же не торгаши, способностей к хранению товара не имеем, так что лучше расчет на месте.

– Во-во.

Машина протолкалась через толпу покупателей, выехала со стоянки и покатила в сторону Советской.

Шалву нашли не в шашлычной, а в хинкальной, где он разговаривал с крепким, похожим на борца-вольника парнем с короткими черными волосами, густой щетиной и очень белой кожей. Увидев нас, Шалва пожал руки, затем представил:

– Аба… знакомьтесь, это Тенго, племянник мой, мы сюда вместе провалились. Это Федя… Володя… Тенго служит в этом… ра квия… разведбате.

– Ничего себе, – сказал Федя, пожимая племяннику руку. – Пытался – не взяли.

– Да, у нас с этим проблемно, – сказал Тенгиз без всякого акцента. – Я в той жизни тоже служил, в СОБРе ярославском, так что мне проще. А так по рекомендациям только.

– Тенго в России и родился, муж сестры преподавал в Ярославском университете, эту… ра квия… философию, это я в Телави жил, глехи, ра? [5]5
  Крестьянин, да? ( груз.)


[Закрыть]– пояснил Шалва.

– Шалва, генрик возьмешь? – сразу взял быка за рога Федя.

– Где достал? – сразу спросил тот.

– Законный, чистый, Вова с ним вместе сюда провалился, – ткнул в мою сторону пальцем Федя.

– Это как? – удивился Тенго, обернувшись ко мне.

– Да запросто, – усмехнулся я. – Полез в сарайчик, где он стоял, а ветер дверь захлопнул. Так с ним в обнимку сюда и провалились.

– Ты скажи, как бывает, – покачал головой Шалва. – Твой товар, значит?

– Получается, что так.

Пошли смотреть. Шалва, несмотря на грузность, легко забрался в кузов, мы расчехлили генератор вновь. Он повздыхал, поприседал, посовал всюду пальцы, прочитал данные на агрегат, написанные на алюминиевой табличке, затем спросил:

– Тёме показывали?

– Тёма сказал – пять пятьсот, – опередил следующий вопрос Федя.

– Пять дам, – вздохнул Шалва. – Зато прямо сейчас, если по рукам ударим. Годится?

Федя драматически вздохнул, посмотрел на меня. Я кивнул, сказал:

– Нормально, отдаем.

– Тогда его до одиннадцатого дома довезем и там сгрузим? – спросил Шалва. – Там хочу гостиницу открыть – генератор нужен.

– А хватит его на целую гостиницу? – удивился я.

– На местную хватит, – сказал он. – В номерах все равно керосинки будут, кухня на газу из баллонов, – нам на фонари уличные и на дежурку.

– Тогда за глаза, – согласился я.

Тенго тоже присоединился к нам, вскарабкавшись в кузов. Пока ехали, успел спросить:

– Недавно у нас?

– Недели нет. Только-только.

– Уже работаешь?

– В Горсвете.

– Это серьезно, – кивнул он. – Уже нарывался на всяких этих?.. – Он изобразил нечто вроде когтей толстыми пальцами.

– Случилось уже, – подтвердил я. – А вы сюда как вдвоем?

– «Как», «как»… Приехал в Телави, сосед в гости позвал нас с Шалвой и Кетино, женой его, все вместе в погреб за вином спустились – соседу похвастаться хотелось. И жена соседа. И сын.

– И чего? – поразился я. – Все вместе?

– Точно, так и вышло. Одна радость – все вино вместе с нами сюда провалилось, с него Шалва и разбогател здесь.

– А сосед?

– Соседа Вахо зовут, он шашлык жарит и с Шалвой пополам партнер.

– А! – вспомнил я про человека за окошком, которого сам не видел, но шашлык чьего изготовления жрал так, что за ушами трещало. – А вообще, повезло им, наверное. Я как представлю, что там моя женщина делает, – пошел мужик во двор на минутку – и пропал бесследно.

– Эй, не начинай, а? – помрачнел Тенго. – У меня родители и невеста в Ярославле.

– Хотел бы назад?

– Не трави душу.

– А точно никаких вариантов?

– Точно. Я поначалу тоже всех дергал, а потом понял, что без толку.

– Давно здесь?

– Пятый год пошел.

Довезли. Сгрузили. Шалва рассчитался прямо из кармана, отдав мне в руки пятьдесят сотенных бумажек, из которых я полторы тысячи сразу отдал Федьке. Многовато, если по другим понятиям, но здесь в самый раз. Я без него бы и не догадался, и не продал, да и не доехал бы пока. И бензин здесь дорогой, к слову. Федька был более чем счастлив: рассчитывал он на двадцать процентов, то есть тысячу, – и заодно он предложил удачный поход сразу обмыть. У меня вроде тоже никаких планов не было, так что я легко согласился, а Тенго присоединился к нам. Закончили, в общем, в шашлычной, по пути, правда, зарулив в Горсвет, чтобы сдать оружие: не таскаться же с ним по кабакам. Там же я махнул патроны к нагану на другие, в которых каждая пуля спереди была высверлена под конус.

– Как дашь – так и в клочья, – сказала «Кулакова», принимая от меня деньги за работу, – проверено.

В понедельник Федька остался отсыпаться, а я опять вскочил по будильнику – надо было чесать на лекцию для новичков, на которую я, признаться, возлагал довольно много надежд: хотелось просветиться по поводу окружающей меня новой действительности. Больно уж мало я понимал в устройстве тутошнего мира и тутошней жизни.

Дождь закончился. Солнечно не было, но и «очень пасмурно» про такую погоду тоже не скажешь – так себе, просто облачно. Это внушало надежды на летную погоду и продолжение знакомства с Настей, «товарищем красным военлетом». Собственно говоря, это и было самым вдохновляющим из планируемых на сегодня событий. Я даже, выйдя загодя, направился сначала не в РОПП, где ожидалась лекция, а в Горсвет, чтобы прихватить оттуда свои очки и шлем, который пусть и танкистский, но все лучше, чем никакого. А потом подумал да и взял мотоцикл, сказав, что «для тренировки». Дежурный по парку счел такую причину достаточной, и я с удовольствием выкатился за ворота на рычащем «харлее». Всегда лучше даже плохо ехать, чем очень хорошо идти.

Понедельник встретил утренней суетой, сонными людьми на улице, грузовиками с рабочими, которых везли на смену. Детей на улице не было, я детей почти совсем здесь не видел. Подумал, готов ли я был обзавестись здесь ребенком… Даже с самой любимой женщиной, случись у меня такая? И понял, что все же не решился бы. Пока не решился – с теми мозгами и теми мыслями, что прописались у меня в голове сейчас. Проживу года два, потыркаюсь в попытках вырваться, пойму, что это бесполезно, как поняли другие, – и там бог знает о чем думать буду. Ладно, будем посмотреть.

Одновременно со мной к зданию РОПП подъехал, расплескивая мелкие лужи, «додж олл-Карри», когда-то так мне понравившийся, похожий на тот, что возил начальника Горсвета. За рулем машины сидел крепкий молодой мужик, второй сидел рядом с ним, держа в руках стоймя ППШ, а с правого сиденья выбрался невысокий худощавый мужик с аккуратной бородкой, смуглый и улыбчивый, который, подхватив с сиденья брезентовый портфель, направился в здание. Молодые мужчины остались в машине, разом опустив боковые стекла и закурив папиросы. Водила, видать, и охранник. Местная шишка прибыла или кто?

Прямо на второй двери висел лист бумаги со стрелкой и надписью, сделанной большими кривыми буквами: «На лекцию». Стрелка указывала налево.

Налево была дверь, за которой оказалось нечто вроде класса – совсем небольшого, но с доской, какими-то картами на стенах и картинками тех самых тварей, что поселились у меня в брошюрке, выданной Власовым для изучения. Мужик с бородкой, которого я только что видел, сидел на преподавательском месте, вынимая из портфеля какие-то бумаги. В аудитории же было человек пять, не больше. Я поздоровался со всеми разом, сел, выбрав место у окна. Следом зашли еще двое, после чего мужик, заглянув в какой-то список, сказал:

– Вроде бы все заявленные здесь, восемь человек, – после чего поднял глаза на аудиторию: – Значит, так. Меня зовут Валерий Львович Милославский, я профессор, причем настоящий, еще из той жизни, Московского государственного университета, философ, прошу заметить, а здесь для того, чтобы поздравить вас с провалом в Отстойник. Ну и заодно попытаться наделить вас какими-то полезными знаниями. С такой постановкой задачи все согласны?

Аудитория что-то невнятно прогудела, что вполне можно было счесть за знак согласия. А я задумался, откуда фамилия мне знакома. И ведь не из курса истории, и даже не из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Откуда-то еще, недавно встречалась… Да точно, он же автор брошюрки, что мне Власов дал.

– Очень хорошо, – заявил Милославский. – Тогда начнем с того, что и вы поможете мне. Вот карта города и окрестностей. – Он потыкал бамбуковой указкой в висящий разноцветный лист бумаги. – Прошу всех присутствующих дать как можно более точное указание на «точку входа», в каком месте вы провалились в наш Отстойник. Справитесь? Кто первый?

– Ну давайте я попробую, – сказал молодой парень в очках, высокий и чуть сутулый.

– Представьтесь. – Кирилл Баринов, из Твери, по профессии системный администратор.

– Как здесь очутились?

– Отключилось электричество в офисе, я в это время искал в кладовке всякое железо. Когда удалось нащупать дверь и открыть, то оказалось, что я уже черт знает где, – вполне емко и лаконично изложил он.

– Хорошо. Что с вами сюда попало? Содержимое кладовки?

– Не полностью, – ответил тот. – Из трех шкафов только тот, в котором я непосредственно в момент провала рылся. Два других исчезли.

– Интересно… – протянул Милославский, что-то записывая в блокнот с перекидными листами. – Куда выбросило?

– Возле деревни Балабаново, как мне позже сказали, – в здании старой МТС. Меня колхозники спасли и с попуткой сюда закинули, когда выяснили, что на сельхозработах от меня толку не будет.

– Помещение с вами перенеслось или вы со шкафом материализовались в стенах МТС? – спросил профессор.

– Материализовались в стенах. Из того мира только шкаф и я.

– Вот здесь? – спросил Милославский, упершись острием красного карандаша в какую-то точку на карте.

Баринов присмотрелся, помолчал минутку, затем сказал:

– Да, похоже. Вот Балабаново, вот и дорога, по которой я к деревне шел… да, здесь, точно.

– Спасибо. Давайте, кто следующий? Вы?

Карандаш был направлен на полноватого, одышливого дядька с лысиной, сидящего с невыразимо печальным видом. Увидев, что обращаются к нему, он еще больше опечалился, махнул рукой и сказал:

– Ой, да чего там, провалился да и провалился… – Он вполне осмысленно и, ни секунды не сомневаясь, ткнул пальцем в какое-то место на карте. – Вот тут меня выкинуло, в подвале какого-то сарая. И потом пешком по дороге шел сюда, ко второму КПП.

– Как провалились?

– Да сам не помню, пьяный был, – вздохнул дядек. – На этой стороне уже проснулся, от холода.

– Интересно, – усмехнулся Милославский. – Зовут вас как?

– Кононенко, Михаил Михайлович, пятьдесят третьего года рождения.

– А откуда?

– Вышний Волочёк, в Калининской области.

– Понятно, – кивнул Милославский, снова что-то пометив. – Дальше поехали…

В принципе все истории были похожи, ничего загадочного. Четыре мужчины, четыре женщины. Заинтересовал лишь один рассказ – размалеванной, вульгарной девки с непрокрашенными корнями волос и в невероятном платье с блестками и гигантским декольте. Когда Милославский спросил, откуда она, услышал в ответ: «Та с Москвы!» – сказанное с таким акцентом, что в аудитории тихо захихикали.

– Как провалились?

– Та у меня клие… ну это, знакомый мой совсем дурный попався, – пустилась она в объяснения на смеси русского и суржика. – Он меня… типа в гости пригласил, а там напывся и давай с молотком гоняться. Сперва успокаивала: мол, ляжьте, расслабьтесь, а он ваще… Я до двери, а она не на лестницу, а в якусь кладовку. Там заперлась, орать стала, а он в дверь стукается. А потом и стука не стало. Ждала, ждала, потом выглянула – а там, мама дорогая! Как война была, все развалено. И клиент… знакомого моего нема.

– Где выбрались? – сдерживая ухмылку, спросил Милославский.

– Та я знаю? – аж возмутилась та. – Выглянула – а там разруха, а дальше дома, все с решетками, а между ними проволока. Подумала, шо зона, думаю, шо пойду до КПП, там скажут, куда дальше. Дошла, и правда КПП, а там мальчики объяснили, шо попала Галка по самые гланды.

– Зовут вас как?

– Та Галя, – отмахнулась она. – Пилипчук Галя, с Москвы. Галина Антоновна.

– Понятно, – записал Милославский. – Галя, вы про городок Сальцево слышали?