Текст книги "На пороге Тьмы"

Автор книги: Андрей Круз

Соавторы: Мария Круз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Кстати, я думал, ты и взлететь не сможешь с той полосы, а ты раз – и о-па! – польстил я Насте. – Сколько вообще пробега этой «этажерке» надо?

– Метров семьдесят за глаза, при посадке до ста, и то много, – вполне вдохновенно взялась она рассказывать. – Хороший самолет, мне нравится, даже не ожидала. В любом поле сядет, на любую дорогу – и обратно взлетит. В штопор не уронишь, а если сумеешь, то обратно сам выходит, ну практически.

– То есть обратно прилетим? – уточнил я.

– Вне всякого сомнения!

Последний оплот тутошнего человечества остался далеко позади, вокруг тянулась пустынная местность. Тут и там попадались заброшенные и полуразрушенные деревни, какие-то строения, затем далеко слева проплыл небольшой городок. Спрашивать не стал, сверился с картой. Так… вон река, остатки моста, дорога… так, а это как раз Митино, куда Федя за лампочками гонял. Далековато забирался.

Вскоре горизонт начал темнеть. Темнеть всерьез, сгущаясь в полную черноту и погружая нас в густые сумерки. Это не было похоже на тучи или что-то подобное – просто облака, висящие на фоне этой черноты, словно притянутые ею и покрывающие ее по всей почти высоте, тоже становились черными. У видимого мной не было конкретного описания. Просто оттуда темнило. Вот как тогда Федька мне объяснил, как свет светит, так оттуда темнило. Темный свет. Черный свет. Черное пространство… не знаю, неописуемо, непонятно, страшно, и при этом… оно поражало своей невероятной мощью, грандиозностью, это действительно был край другого мира, другой Вселенной, другой Сущности, непонятно как с этим миром столкнувшейся.

По спине ползли мурашки, волосы шевелились под шлемом, даже пальцы начали мелко трястись. Величественно и жутко. Даже само значение слова «жутко» я впервые понял именно сейчас, сию секунду, и ощутил его всем своим существом. Жутко – это когда чувствуешь мощь, миллионократно превышающую все, что ты даже способен себе вообразить, это как осознание того, что ничтожность твоего разума не позволяет тебе понять даже ничтожную часть виденного. Это как понимание, что ты тля. Тля перед мощью сотен вселенных.

– Эва ка-ак… – протянул я.

– Впервые видишь? – спросила Настя и добавила: – Я поначалу даже подлетать ближе боялась, жуть какая. Потом ничего, привыкла, правда, на самолете вообще безопасно, если только в самые облака не лезть.

Голос у нее был при этом дрожащий, если честно, так что следовало предполагать, что привыкла она не окончательно. Или не полностью. Или не так уж безопасно.

– А мы сейчас… – я сверился с картой, – на запад?

– Именно так.

По-2 накренился, зачерпнув упругий воздух открытыми кабинами, ударивший ветром в лицо, в расчалках засвистел ветер. Я глянул в другую сторону, вновь сверился с ориентирами – и понял, что некое скопление этой самой Тьмы отделилось от основной массы. Около двух километров в поперечнике, если прикидочно, оно, напоминающее гигантское застывшее торнадо, отодвинулось от черной стены тоже не меньше чем на пару километров.

– Это?

– Да! Помечай на карте контуры! Как можно точнее старайся, а я попытаюсь облететь.

Снова небольшой крен, затем самолет пошел в пологое пикирование, чуть увеличив, как мне показалось, скорость. Понимая, что на повторный облет у меня самого не хватит душевных сил, я со всем возможным вниманием выискивал ориентиры на земле, чтобы привязать контуры пятна к карте.

– Настя, ниже можешь? Темно, землю плохо видно!

– Сейчас!

Нос самолета наклонился к земле круче, а вот треск двигателя поослаб – пилот сбросил обороты. Мы сейчас скорее просто планировали, покачиваясь на суматошных потоках воздуха, причудливо огибавшего темную массу.

– Лучше?

– Сейчас… сейчас… – повторял я монотонно, вглядываясь вниз. – Да! Нормально! Вижу!

Самолет выпрямился, движок заработал энергичней, заново разгоняя легкую машину, а я старательно черкал по карте карандашом. Вот так… вот водонапорная прямо на границе… что-то вроде коровника разваленного, частично тонущего во тьме… вот он, есть на карте… до реки… сколько там до реки? Да метров двести, не больше, как раз она серпом загибается… так, уже половину оконтурили приблизительно, а точно… как ты такое точно обозначишь?

– Внимание, ускоряюсь! – вдруг услышал я довольно напряженный голос Насти.

– А что?

– Призраки!

– Где?

Я бы даже подскочил с перепугу, не удерживай меня ремни. Закрутил головой суматошно, не видя опасности и от этого пугаясь еще больше.

– На девять часов, чуть ниже!

Я вгляделся туда, куда она указала, и действительно увидел несколько довольно быстро движущихся в нашу сторону пятен непонятной конфигурации, просто клочки черного тумана, образовавшиеся вокруг чего-то напоминающего шаровую молнию наоборот, распространяющую вокруг себя тьму.

– Не догонят? – забеспокоился я.

– Нет, мы быстрее! Если только прозеваем и на облете перехватят! Давай дочерчивай – и сваливаем отсюда!

Действительно, призраки стали отставать, но из Тьмы вырвалось еще несколько таких, заметно впереди нас, и они явно стремились на перехват самолета.

– На одиннадцать еще несколько! – крикнул я. – Могут достать!

– Отваливаем, так что черти как можешь!

Голос был напряженный, ситуация, видать по всему, и впрямь становилась опасна. Тем более что еще одна стайка подобных шаровых молний появилась выше и тоже направилась к нам.

– Эх, высоту потеряли, на пикировании разгона не взять! – с досадой сказала Настя.

Мотор затрещал изо всех своих сил, машина медленно, но неуклонно начала разгоняться. Настя сразу опрокинула ее в правый вираж, приводя от пересекающегося с противником курса на параллельный. И почти у самого правого борта возникли еще несколько призраков. Откуда они появились и когда – ни я, ни Настя не видели: все наше внимание было обращено влево. До ближайшего было метров десять, я даже заорал с перепугу, когда увидел, как порождение Тьмы, медленно отставая, все же норовит приблизиться к самолету. Заорал не один я, Настя тоже перепугалась – мне аж по ушам резануло ее визгом.

Было чего испугаться. Вспомнился сразу наваливающийся и распространяющий смертельный холод и Тьму «пионер», жутью и ужасом пахнуло от приблизившегося призрака. Вот он, совсем рядом, рукой только подать, стремящийся убить, высосать жизнь, совершить с нами что-то настолько страшное, что даже не хочется себе это воображать.

Нам все же хватило запаса скорости и расстояния. Самолет оставил призраков за килем и понесся почти над самой землей, над деревьями и крышами какой-то брошенной деревеньки, все увеличивая и увеличивая разрыв между собой и преследователями. Мне показалось, что в дальнем конце улицы я увидел группку людей, спокойно стоящих и глядящих на погоню. Я даже не успел удивиться, лишь спросил с недоумением:

– Люди?

Возле людей сверкнули вспышки, что-то выбило искры из стального раскоса, с визгом уйдя в рикошет, что-то несколько раз глухо стукнуло в фюзеляж.

– Адаптанты, твари! – взвизгнула Настя, заваливая самолет на крыло, в левый вираж, и сразу же правый.

Я глянул вниз и с удивлением заметил, как прямо в полу у меня между ступнями вдруг появилась маленькая светлая дырочка, а что-то вырвало резиновую обивку края кабины из крепления, неряшливо перекрутив ее прямо у меня возле руки. Затем самолет прохватила мелкая, но зубодробительная вибрация, а Настя высказалась удивительно непарламентски, как не всякий грузчик бы сумел.

Адаптанты, или кто там в нас стрелял, скрылись за домами, хоть я и видел, как они бежали по улице, норовя сделать хотя бы еще один выстрел нам вослед, но зато сам самолет начал внушать опасения.

– Что случилось? – крикнул я.

– Обстрел, вот что!

– О, блин, новости! Обстрел я сам видел, с самолетом что?

– В винт угодили, кажется!

– Долетим?

– Если только это, то долетим. – Голос звучал озабоченно. – Мы много пуль поймали, так что…

– Что?

– Помолчи минуту, а?

Движок. Движок работал по-другому, «подтраивая», или как это сказать правильно применительно к пятицилиндровому двигателю. В его ровный цикл словно вплелось постоянное подчихивание – это как будто кто-то играет на фортепиано, и ты даже знаешь ту гамму, которую он намерен сыграть, и повторяет ее раз за разом, но одна клавиша не соединена молоточком, и в ровном ряду звуков получается провал, и этот провал каждый раз заставляет тебя морщиться.

– Цилиндр тоже накрылся! – объявила Настя.

– И как мы теперь? – еще больше обеспокоился я.

– Летим дальше, просто поаккуратней. Ну-ка глянь назад, призраки отстали? А то мне в зеркало не разглядеть, оно здесь так, одно название.

Пришлось отстегнуться, чтобы подняться в кабине. Обернувшись и встав на колени на сиденье, я пытался всмотреться туда, где у нас за килем поднимался великий торнадо Тьмы, на фоне него силясь разглядеть черные и смутные подвижные силуэты. И все же разглядел – идущих за нами, хотя уже и далеко, в нескольких сотнях метров.

– Отстали, но тянутся!

– Блин! Твари! – ругнулась девушка. – Ладно, скину немного обороты, а ты тогда поглядывай. Все равно до города за нами не полетят, отстанут.

– Точно?

– Точно.

В этом она оказалась права. Призраки преследовали нас минут десять, не догоняя, но и почти не отставая, затем вдруг словно потеряли охоту к погоне и резко спустились к самой земле, отвернув.

Становилось теплее и светлее, пелена Тьмы перестала заслонять тот намек на солнце, который пропускали к земле плотные серые облака. Самолет поднялся почти к ним, и я даже немного обалдел от зрелища проносящихся в каком-то десятке метров над головой туч.

– Запас по высоте нужен, если вдруг планировать придется, – объяснила Настя.

– Как скажешь, – поежился я и вернулся к расчерчиванию карты.

Как ни странно, но я все же успел запомнить основные ориентиры и сейчас достаточно точно оконтуривал пятно. Даже сам не понял, как получилось: вроде только за призраками следил, а тут на тебе.

Планировать не пришлось. Чихающий и дрожащий, словно в припадке малярии, самолет все же дотянул до города, хоть под конец Настя начала сетовать на подскочивший расход топлива, зашел на полосу и приземлился на нее, упруго и мягко коснувшись колесами. Мотор несколько раз взревел, пока Настя выруливала, высунувшись из кабины и силясь хоть что-то разглядеть перед задравшимся капотом, затем самолет остановился, и было слышно, как под капотом что-то громко щелкает.

– Что случилось? – крикнул подбежавший механик Серега.

– Возле Тьмы шли на бреющем и на адаптантов нарвались, вот и обстреляли, – устало сказала Настя, выбираясь из кабины на крыло. – Винт под замену, минус цилиндр, похоже.

– Верно, похоже, – сказал механик, подходя к машине спереди и придирчиво оглядывая открытый всем ветрам двигатель. – И вообще все латать надо. Вас что, из пулемета?

– Нет, из винтовок, – сказал уже я, стягивая с головы шлемофон и спрыгивая на землю. – Просто неожиданно и почти в упор, навстречу, много навтыкать успели.

– Время для меня есть? – вдруг неожиданно спросила Настя.

– Хм… – Я аж запнулся. – Сколько угодно – я сегодня выходной, собственно говоря.

– Отвезешь в НКВД? Карту сдам, чтобы сразу вылет закрыли в финчасти, ну и ремонт к оплате предъявлю, или пусть выделят запчасти.

Поскольку я как раз размышлял, как бы утащить Настю со службы, то только обрадовался. Спросил лишь:

– А пообедать потом никак?

Она лишь кивнула, затем обернулась к механику, стаскивая перчатки:

– Серег, я на сегодня отлеталась, так что возвращаться не буду. Если что по запчастям выясню, то по телефону сообщу.

– Давай, Настенька, отдыхай, – махнул ей рукой Серега, уже подставивший к самолету стремянку и снимающий дюралевый капот.

– Погоди, я комбез только сниму, – сказала она мне и побежала в ангар.

К сожалению, вместо комбеза она обязательно наденет что-нибудь другое, поэтому фраза эротичной не показалась. И я, дабы времени не терять, запустил мотор «харлея», чтобы дать ему прогреться.

Вышла она через минуту, одетая так, как в тот день, когда познакомились, – «турики», брюки милитари и кожаная куртка. Еще и причесаться успела – волосы по-прежнему убраны в хвост, но теперь лежат волосок к волоску.

Я откинул покрывало коляски, жестом пригласил садиться.

– Не, я за тобой! Можно? – спросила она.

– Можно-то можно, но грязью уляпает, – честно сказал я. – Я же не зря плащ-палатку натянул и в сапогах – по колено как минимум у тебя все в грязи будет.

– Хм… как скажешь.

Плюнув клубом дыма, «харлей» рванул на Краснопролетарскую под поднявшимся шлагбаумом. Объезжая лужи и избегая особенно выдающихся колдобин, я покатил в сторону центра.

– Куда даму обедать поведешь? – спросила Настя.

– Я так понимаю, что из достойных заведений здесь только шашлычная?

– Нет, это из роскошных! – засмеялась она. – А нормальными считают хинкальную и «Березку» – это трактир такой, с русской кухней. Там пирожки хорошие, блины и все такое. Вкусно, кстати.

Намек я понял, поэтому лишь спросил:

– А где эта самая «Березка»? Я пока не в курсе.

– Да на Крупе, почти за углом НКВД, у самой комендатуры. Пешком дойдем.

– Ну и отлично, новое место узнаю, – кивнул я, чуть ускоряясь на относительно ровном участке.

Расстояния в обжитом центре Углегорска были понятно какие, так что у НКВД мы оказались всего лишь минут через десять неторопливой езды. Приткнулись между двумя «виллисами», поднялись по лестнице. «Дежурный по шлюзу» Настю знал, пропустил легко, ну и меня с ней заодно, что-то у себя пометив в журнале.

– Нам куда?

– На третий этаж, к научникам, – сказала она, направляясь к лестнице.

– Так ты на науку работаешь? – удивился я.

– А чего странного?

– Ну… думал, что на разведку или что-то в таком духе, – высказал я свою версию.

– Информацию у Милославского собирают – и уже оттуда дальше дают. Вроде как вместе с аналитикой.

– А! – с пониманием кивнул я. – Может, и правильно.

Здание было населено густо, народ сновал по лестнице туда-сюда, на площадках между этажами были устроены курилки, проходя которые мы синхронно морщились. Тот факт, что Настя не курит, обрадовал дополнительно: мне как бы в будущем и поцелуи блазнятся. А тут многие дамы папироской не брезгуют.

Вход к научникам, занимавшим половину этажа, никем не охранялся, в отличие от службы горбезопасности, так что зашли без препятствий. Высокие двустворчатые двери, когда-то со стеклами, а теперь с крашеной фанерой, гулкий коридор с дверями на обе стороны, дряхлый паркет под ногами, где плашки под подошвами щелкают как кастаньеты.

– Нам вот сюда, – сказала она, указав на дверь с табличкой «Аналитический отдел».

Мне было все равно, собственно говоря, поэтому я просто кивнул. Стучать никто не стал, решительно толкнула дверь – и мы оказались в очень большом и очень светлом зале, в каких в свое время размещали чертежников в конструкторских бюро, так чтобы они все вместе трудились. Теперь же здесь причудливыми лабиринтами стояли многочисленные столы, в углу вперегонки стучали две пишущие машинки, люди говорили, несколько мужчин и женщин, собравшихся посреди зала, о чем-то активно спорили, склонившись над разложенной сразу на четырех столах гигантской картой.

Среди множества незнакомых людей оказался один знакомый – как раз тот самый Милославский, что читал нам с утра лекцию. Он обернулся, Насте заметно обрадовался, пожал ей руку с поклоном:

– Настенька, давно не виделись, как вы?

– Да все нормально было, Валерий Львович, до сегодняшнего дня, – улыбнулась Настя. – А вот с вашим заданием чуть не попали, самолет поврежден. – И, выдержав паузу, добавила: – Чинить надо.

Вот так, чего резину тянуть, когда можно сразу к сути дела перейти.

– Но пятно разведали? – спросил Милославский, показывая, что он тоже прекрасно разбирается в приоритетах и их иерархия у него сильно отличается.

– Разведали и на карту нанесли, – сказала Настя, после чего обернулась ко мне: – Володь, давай карту.

Я вытащил из планшета карту со своими пометками, протянул ученому, сказав:

– Я больше к ориентирам привязывал, потому что четких границ пятна не видно.

– Это понятно, четких их и не бывает, – кивнул он, разглядывая, затем спросил: – Кстати, а вы же вроде в Горсвете или ошибаюсь? Мы же виделись с утра?

– Выходной я сегодня.

– Это у нас первое свидание такое, – добавила Настя.

– Очень романтично, – усмехнулся Милославский. – Разведка границ Тьмы как способ весело провести время вместе. Так что там с повреждениями?

– Обстреляли нас, причем довольно серьезно.

– Где? – чуть насторожился он.

– Вот здесь, – сказал я, ткнув пальцем в обозначение на карте, возле которого стояла надпись «с. Копаево». – До двадцати человек, с винтовками.

– Похоже, что адаптанты, – добавила Настя.

– А кому там еще быть? – пожал плечами профессор. – Так близко даже мародеры бы не сунулись, потому как на них обязательно твари из Тьмы кинулись бы – это в пределах «прямого чутья». За вами гонялись?

– Призраки.

– Понятно, – кивнул тот, разглядывая карту. – По поводу фондов на ремонт и прочее – готовьте акт в Администрацию, в отдел фондов, только сначала мне на визу. Посмотрим, что получится сделать, что там с запчастями для По-2 на горскладах.

– На этих складах разве что черта лысого нет, – засмеялась Настя. – Мы тут вообще как бурундуки: все в схроны.

– Ну а что поделаешь, если жизнь такая? – тоже улыбнулся профессор. – Из ваших коллег, фонарщиков, – обернулся он уже ко мне, – половина живет еще и мародерством пустых городов. Город почти все берет, если исправно и имеет хоть какое-то назначение. Мало ли что и когда пригодится? А, ну да, вы уже за генератором гоняли, насколько я помню?

– Так точно, и дальнейшее мародерство планируем.

– Поосторожней все же, а то от лихости много народу гибнет, гонитесь за длинным рублем и лезете куда не просят, – сказал он негромко, после чего, сменив тон на более официальный, спросил у нас обоих сразу: – Так, чем еще могу помочь?

– Во сколько завтра будете, чтобы мне за визой подойти? – спросила Настя.

– Весь день буду на месте, подходи в любое время. Да, с утра, до одиннадцати примерно, будет совещание в Администрации, так что буду отсутствовать. А потом – в твоем распоряжении.

– Видишь? – сказала Настя, указывая на аляповатую вывеску с надписью «Березка», пристроившуюся над дверью в небольшом желтом флигеле, глубоко вросшем в землю.

– Ага, действительно рядом, – кивнул я.

Мотоцикл мы так и бросили на стоянке у НКВД, пошли пешком. Снова заморосил мелкий дождик, тщательно смачивая и без того мерзкую грязь, покрывавшую и дороги, и тротуары. Дворники в городе были, и даже сейчас один из них трудился, зачем-то возюкая метлой из березовых веток по этой самой грязи, но видимого эффекта их работа не приносила. Грязь была везде – заляпывала обувь, отлетая с каблуков, собиралась сзади на брюках или полах плащей и пальто, пачкала вещи, как зараза, передаваясь дальше при прикосновении, и бороться с ней, похоже, нынешними силами было бесполезно. Спасти город от нее мог только асфальт, а он пока, похоже, не планировался, или зима, которая явно приближалась.

У входа в «Березку» стоял большой скребок для обуви, которым и воспользовались, потом мы долго и тщательно елозили подошвами по коврику из щеток, после чего уже прошли в зал.

В трактире было не слишком людно, из полутора десятков столов занято не больше пяти. В это время сюда больше бегали пообедать или из НКВД, или из комендатуры, или разведбатовцы, но официальный обеденный перерыв у них уже закончился, а до окончания рабочего дня было еще далеко.

Столы и стулья были привычно грубыми и тяжелыми, зато были меню, отпечатанные под копирку на машинке, как в старые добрые, или не слишком добрые, времена. Сам интерьер был больше деревянным, резным, лубочно-народным. А нормально, как альтернатива шашлычной вполне, если только кормят вкусно.

– Ты не забыл, что я сегодня больше не летаю и обратно на аэродром мне не надо? – спросила Настя, присаживаясь и открывая папку с меню.

– Не забыл, но ты это к чему?

– К тому, что если начнешь размышлять, пьем мы сегодня или нет, то…

Фразу она многозначительно не закончила, но понял я ее сразу, лишь уточнил:

– А ты что пьешь?

– Здесь? – Она чуть задумалась. – Здесь водку с морсом хорошо. Когда морса много, а водки мало. Попроси просто водки немного и кувшин морса – сами смешаем, а то у них тут такие пропорции, что через час на ноги не встанешь.

– Хорошо, – кивнул я и спросил о главном, по крайней мере для своего желудка главном: – А пожевать?

– Пару минут, о’кей? – спросила она, углубляясь в чтение.

– Ага.

В этот момент к столу подошла официантка – средних лет улыбчивая женщина, спросила:

– Может, попить принести, пока над заказом думаете?

– Можно, – кивнул я. – Вот морсу клюквенного, побольше, если не трудно.

– Конечно не трудно, – улыбнулась она. – Сейчас принесу. А вообще, сегодня солянку рекомендую сборную.

– С лимоном? – уточнил я сразу, усомнившись, что в Углегорске найдется столь нужный ингредиент.

– С лимоном, – кивнула она и сразу спросила: – Новенький?

– Ну… да, а как узнали?

– Потому что про Елену Петровну не слышали, которая сюда провалилась со своей домашней подвальной оранжерейкой, в которой как раз лимоны выращивала. Ну и наладила производство – теперь целая теплица у нее.

– Вот как… – удивился я, потом вспомнил про вино Шалвы. – Тогда я солянку точно буду, люблю.

– Я тоже! – подняла руку Настя. – И свиную отбивную с жареной картошкой на горячее.

– Вы, молодой человек?

– Я… я вот… да тоже отбивную, чего думать-то? – сказал я, откладывая меню. – И водки нам…

– Маленький графинчик, – продолжила Настя.

– Вот и славно, – прокомментировала официантка и пошла к бару.

Вскоре она вернулась, выставила крошечный, граммов на двести, пузатый графинчик водки, которую я пока трогать не стал, и большой кувшин морса, из которого наполнила два стакана – самых обычных, граненых. Тут других пока мне и не попадалось вообще-то.

– Ну рассказывай, – отпив морсу, посмотрела на меня Настя. – Как тебе полеталось?

– Да как-то… стремно, – честно сказал я. – Нет, жуть как интересно, и вообще это не мотоцикл, но всяких возможностей долетаться сегодня хватало, нет?

– Ну нет, пожалуй, – усомнилась она. – Полет проблемный был, но не так чтобы совсем. Пока самолет падать не соберется, все остальное – мелочи жизни. Да если и соберется, то можно побрыкаться, «кукурузник» такое вполне допускает. Я к чему это все…

– К чему?

– К тому, что… научиться не хочешь? – Она уставилась мне в глаза.

– Вообще-то здорово было бы, но я же в Горсвете, правило сама знаешь…

– Что в течение года никакого перехода на другую работу?

– Ну да.

– Бывают и исключения, – пожала она плечами. – Если новая работа городу нужнее. Но ты же сутками? Так?

– Ага.

– День из трех обучение, как раз к концу обязательного срока ты готовый пилот, тут же и устройство, и пилотирование, и теория. Вся программа плюс налет. А полетишь на самом деле намного раньше.

– А почему я? – уточнил я, чуть провоцируя.

– А на этот вопрос отвечать не буду, поумнеешь – сам догадаешься, – сказала она. – Ты женат?

– Где? – не понял я.

– Там, естественно, не здесь же, – усмехнулась она.

– Нет, не женат, в разводе, – сказал я правду, хоть и не всю.

Сказал и прислушался к собственным словам: как прозвучало? Естественно прозвучало. Странно, с того момента как я сюда попал, о ней вспомнил раза два. Или три, и то в контексте поднявшейся паники, подачи меня в розыск и так далее. А как о женщине, жившей со мной… даже эротических воспоминаний не было. Почему? Она мне безразлична или это я сам настолько бесчувственная скотина, что с глаз долой – из сердца вон?

Нет, не знаю и понять не могу. Вот напротив меня сидит красивая женщина с ясными глазами, положившая подбородок на сплетенные тонкие пальцы, при взгляде на которую у меня аж сердце замирает, – это как? И с тех пор как увидел ее позавчера, думал о ней не переставая, до сегодняшней встречи минуты считал. А про ту, другую – нет ничего, пустота. Холодная, равнодушная пустота.

– А ты? – спросил я Настю.

– Тоже в разводе – не сложился брак, – ответила она. – За год до провала разошлись. То, что сначала кажется одним, на поверку оказывается чем-то совсем другим, – добавила она и перевела разговор на другую тему: – Ты чем занимался?

– Был, что называется, «предпринимателем», – ответил я ей, усмехнувшись. – «Предпринимал» всякое, деньги зарабатывал, в общем, и нервы себе трепал. Оливковым маслом торговал, испанским. А ты?

– Пилотом-инструктором в Мячкове, в аэроклубе, я же вроде говорила. Ну и в соревнованиях выступала по пилотажу. А до этого… «предпринимательства»?

– Учился. На экономиста. Еще раньше в армии был, воевал немножко.

– Где?

– У вас афганской войны не было? – спросил я.

Она цокнула языком и покачала отрицательно головой, затем сказала:

– Но про такую слышала, она во многих слоях была. Рассказывают люди. У нас и чеченской войны не было, а у вас?

– Тоже была, уже вторая началась. А я вот на Афган успел, в воздушно-десантных служил. С парашютом прыгать умею, кстати. А что у вас так тихо?

– Ага, мы вообще какой-то очень спокойный слой, если людей послушать. У нас даже СССР не разваливался – так, были реформы всякие, да и все. Ладно, это не очень важно, здесь сколько людей, столько и слоев, я уже отчаялась встретить кого-нибудь из своего. Дважды попадались люди из похожих, но все время оказывалось, что из других.

– А нужно?

– Нет абсолютно – просто интересно, – покачала она головой.

Принесли солянку в глиняных глубоких мисках – наваристую, густую, выглядящую очень соблазнительно. Я указал глазами на водку, она кивнула, затем сказала:

– Я вот так делаю обычно, смотри.

Плеснула на дно стакана водки граммов тридцать, остальное долила морсом, до самого верха. Пригубила немного, сказала:

– Водки и не чувствуется почти. А то так, в чистом виде, ее ненавижу, даже от запаха трясет.

– Я тоже к ней так, не с большой любовью, – сказал я. – Пиво куда духовно ближе.

– Здесь пиво хорошее, закажи, – предложила она.

– Не-а, сейчас не хочется, я как ты, – покачал я головой, после чего повторил ее манипуляции.

Результат оказался предсказуемым: ни вкус, ни запах алкоголя действительно почти не ощущались. То, что и надо сейчас, пожалуй. Солянка и вправду оказалась хороша, не только с виду. Даром что горячая, а ложками заработали вперегонки, у нас даже беседа прервалась на какое-то время.

Дальше, что называется, «просто болтали». Вспоминали что-то из прошлой жизни, Настя рассказывала про город, что где есть и как здесь жить. Спросила даже:

– Ты в общаге сейчас?

– Ага, – кивнул я. – Пока туда определили.

– А в курсе, что можно и комнату себе добыть? Это несложно. Просто уже платная будет, зато почти свобода. Хоть и большая коммуналка в основном, здесь по-другому не строили. Есть пара домов с нормальными квартирами, где городская администрация живет, а остальное так, система коридорная.

– А перестроить?

– Пытается кто-то, но под это ни ресурсов, ни сил, и Администрация помогать не рвется: им особо не надо, у самих все в порядке. Но все же комната не общага, все лучше. Вас сколько в комнате?

– Трехместная, но нас двое – как раз Федька со мной.

– А мы с Леной квартирку делим, хоть и странную – санузел свой, а кухня в коридоре, общая уже. Но вроде почти нормально живем.

– Хочется обратно? – спросил я ее.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Честно, не знаю. Здесь жить, с одной стороны, тяжко, с другой – вроде интересно. И… про возраст ты в курсе?

– Что не стареем?

– Именно, – сказала она и вновь отпила из стакана. – Это все же здорово, согласись. Так мне сколько было отпущено? Семьдесят? Восемьдесят? А здесь?

– А сколько здесь?

– Ну… тот же Милославский полагает, что мне одной молодости здесь лет сто отпущено. Мне вот тридцать сейчас. Через сто лет станет сорок, что тоже не так чтобы старость. Сто против десяти. Правда, тут другое пугает – все эти сто в грязи, холоде, постоянной опасности, и Тьма наступает.

– Да, Милославский говорил, – подтвердил я.

– Так проживу, молодая и красивая, и такой же молодой буду потом скрываться от всяких хмырей с мартыхаями, которых расплодится великое множество по всей земле? – вздохнув, продолжила она. – Как оно тогда будет? Пока стараюсь просто не думать. Все равно отсюда обратного хода нет, а быть молодой долго-долго тоже неплохо.

Вот она уже уложила в голове то, что не стареет, а я про это знаю. Но никаких пока выводов не сделал. Не осознал – так, слышал звон, да не знаю, зачем он. Мне тридцать пять, в самом расцвете, можно сказать, сил и здоровья. Плохо таким еще сто лет пробыть? Сорок пять? Да, ягодка… нет, это про баб… как огурчик опять, как орел комнатный. Сто лет вместо десяти. Сто лет вот этого всего вокруг… Мне сейчас здесь плохо? Нет, пожалуй, с чего это мне плохо должно быть? Я вот с красивой женщиной, которой, кажется, я тоже нравлюсь. Почему мне должно быть плохо?

Там на «гранд чероки» новеньком катался? Ну да, неплохо, тишина, климат-контроль, дороги… ну какие есть, но все не такие, как здесь. Дом. Дом хороший, сам строил, теперь она там одна… это вроде как откупился я? Ладно, непринципиально, не о том думаю. Важно то, что жил не в общажной комнате. Ладно, я не привередливый и пожить могу в любых условиях, но именно что пожить. А не жить постоянно, без перспектив их улучшить, – я вообще так устроен, что нуждаюсь в обустройстве и улучшении мира вокруг себя.

Работа. Работа специфическая у меня, за которую платят куда меньше, чем я зарабатывал на той стороне, просто сидя в кабинете, встречаясь с партнерами за обедом в кафе «Пушкин», что на Тверском бульваре, и рисковал разве что финансово, со всеми играми в стиле «ревущих девяностых» я давно закончил. А здесь? Каждые четвертые сутки есть полная возможность потерять башку. Что взамен? Пока не знаю, но что-то есть. Что-то, что тешит авантюрную сторону моей сущности – ту самую, которая нуждалась в чем-то подобном.

И все равно, стоят сто лет такой жизни столько же, сколько десять лет нормальной? А я вот не знаю. В любом случае о чем это я задумался? Мне что, кто-то предлагает билет домой? Да и не поехал бы я прямо сейчас по любому билету, как на духу говорю, не могу сейчас. У меня вот женщина сидит напротив, от которой не смог бы уехать, не поняв, что это такое между нами было, и было ли вообще. Если исключить ее из этого уравнения, то мир бывший все же перевесит. Я обычный человек, не герой великий, мне такой авантюрности надо в меру, поиграть да и бросить, а вот жить на обреченной помойке страшновато. Но если Настю не исключать, выбор усложняется неимоверно. Да, да, второй день знакомы, но уже вот так – как хочешь, так и понимай.