Текст книги "Дочки-матери"

Автор книги: Андрей Кранин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Юль, может у неё там по женской части чего? Ты бы поговорила с ней, а то я не могу больше на неё смотреть. Хотел её к доктору отвести, она не идет.

– Ладно, Леш, – согласилась Юля, – я попробую, только ты сам знаешь, что от неё все что угодно можно ожидать. Может, она вообще разговаривать не будет.

– Да, баба с характером, – пряча гордость изрек Леха.

– А у меня сеструха есть, – вмешался Антон, – как бы кузина. Так она, блин, залетела, и такая же была, нервная. Может она тоже, а? – поймав тяжелый взгляд Лехи, он смутился, и уставился в чашку с кофе.

– Сам ты залетел, – ответил Леха, – она бы мне сказала, соображаешь?

Юля встала и, одернув юбку, забравшуюся опасно высоко, сказала:

– Мне надо в одно место, вы в курилку идите, я к вам приду.

– Хиляй, – одобрил Леха.

Юля шла по коридору, мурлыча песенку про "чашку кофею". В здании уже почти никого не было – начало семестра, ещё не время напрягаться. Вот поближе к сессии, студент потянется в библиотеку. Курилки почти до ночи будут клубиться табачным дымом, испускаемым на минутку оторвавшимися от конспектов и книг библиотечными завсегдатаями. Юля любила университет в его тихой и безлюдной ипостаси. Прохаживаясь по его холлам и аудиториям, академический воздух которых, казалось, был напитан мудростью и открытиями, она ощущала причастность к могучей интеллектуальной элите страны. Она готова была дни напролет проводить в этом здании, поэтому часто без надобности оставалась здесь, слоняясь по буфету и библиотеке, в надежде встретить кого-нибудь, с кем можно было бы потрепаться и покурить.

Юля подошла к облупившейся двери туалета, идентифицированного как "Ж" большой буквой, болтающейся на одном гвозде, толкнула её и вошла внутрь. На полу возле раковин она увидела Никину сумку, небрежно брошенную хозяйкой.

– Ника, ты здесь? – осторожно спросила Юля.

Ответом ей послышался звук рвотного спазма и тихий стон. Затем дверь резко распахнулась, и из кабинки вышла Ника, похожая на утопленницу. Ее кожа была бледная, как мелованная бумага для принтера. Рукой она прикрывала рот, будто тайком зевала в филармонии, а лицо её было искажено незаслуженным страданием. Она, не обращая внимания на Юлю, подошла к раковине, открыла воду и начала умываться.

– Ника, тебе плохо? – Юля сделала шаг вперед.

Молчание.

– Ника, может Леху позвать? – Юля беспомощно смотрела на подругу.

Наконец Ника распрямилась, достала бумажный платок, вытерла лицо и с ненавистью посмотрела на Юлю.

– Ну, что уставилась?

Юля растерялась от беспричинной грубости.

– Чего ты орешь? Я только хотела помочь.

– Да? – насмешливо произнесла Ника. – И чем же?

Юля не знала, что ответить. Ей казалось, что лучше промолчать.

– Меня Леха попросил с тобой поговорить?

– А ... – протянула Ника. – Голубь мира...Ну, говори.

Юля все ещё не уверенная в том, что нужно продолжать разговор, выдавила.

– Он думает, что ты заболела.

– А ты, что думаешь?

– А ничего не думаю, – почти прошептала Юля.

– В этом-то и заключается твоя проблема, – сказала Ника, и вдруг, согнувшись и расширив глаза, она бросилась в кабинку, из которой опять послышались звуки спазмов и шум спускаемой воды.

Когда Ника вышла к умывальнику, Юля все ещё топталась на месте. Ника, бросив на неё желчный взгляд, с усилием выдавила:

– Ну что ты здесь стоишь, как столб?! Иди расскажи всем, что я беременна!

– Ты беременна? – не вполне понимая смысл услышанного, выдохнула Юля.

– Да! Представь себе, – Ника обернулась к Юле, на её землистом лице растянулась ядовитая улыбка. – А если ты узнаешь, от кого, то вообще обалдеешь? – казалось, она наслаждается наблюдая, как Юля цепенеет. Она продолжала только затем, чтобы сделать впечатление ещё трагичней.

– От кого? – с глупой улыбкой спросила Юля, не понимая, какой же тут может быть выбор.

– От Макса! – как кинжалом нанесла удар Ника, радуясь произведенному впечатлению.

– От Макса, – глухо повторила Юля.

– Да, от Макса, – отрезала Ника. – Беги, жалуйся всем. Настучи своей святоше Лельке. Так и скажи невесте: "Ника беременна от твоего жениха".

– Но этого же не может быть! – помедлив секунду, и как будто что-то вспомнив, сказала Юля.

– Может! – почти в слезах закричала Ника. – Ты – дура, что ты вообще понимаешь, что может, а что не может?!

– Не ори! – завелась Юля. – Послушай меня, что я тебе скажу... – она пыталась прорваться сквозь Никину истерику.

– Что?! – серые глаза Ники сузились до щелки. – Может воспоминаниями поделишься, как он тебя "на картошке" девственности лишал, и как ты потом за ним, как болонка, бегала – "вернись, я все прощу".

– Ника, не надо так, – почти умоляла Юля.

– Я тебя ненавижу! – уже кричала Ника. – Ты жалкая дура, об тебя все ноги вытирают, а ты готова потом задницу лизать. Вали отсюда! Мне не нужны твои сопли, я со своими проблемами сама справляюсь.

Юля, окаменев, от грубости и ненависти, только моргала, глядя на трясущуюся в истерике Нику. Потом, осознав, что все то, что она сейчас услышала относится к ней, она, будто приняв решение, медленно, расставляя слова сказала:

– Сама ты дура! Ну, и пошла ты. Так тебе и надо, за то, что ты такая стерва! – и, опасаясь, что Ника кинется на неё с кулаками, она быстро выбежала из уборной, не забыв сильно хлопнуть дверью.

В коридоре в полном непонимании стоял Леха, который слышал доносившиеся из туалета крики, силился что-то разобрать, но зайти в туалет стеснялся. Увидев выбегающую Юлю, он, не сумев поймать её за руку, крикнул вдогонку:

– Юль, что у вас там случилось?

– Ничего! – Юля на секунду остановилась. – Ей лечиться надо у психотерапевта.

И, секунду помедлив, зло добавила:

– И у гинеколога, – и исчезла в сумрачном пространстве коридора.

Леха рывком открыл дверь и вступил в тускло освещенную внутренность женской уборной. Над раковиной, склонившись в позе боксера, получившего запрещенный удар, стояла обессилившая Ника. У Лехи похолодело где-то под сердцем. Он бросился к ней, развернул её лицом к себе и почти закричал:

– Ника, что случилось?

– Что ты орешь мне в ухо? – стараясь вырваться из тисков его рук, захлебываясь в слезах, простонала Ника.

Не ослабляя хватки, Леха включил воду из под крана и силой наклонил Никину голову вниз. Он, пригоршней зачерпывая воду, обдавал её лицо, смывая сопли и слезы. Наконец, он почувствовал, как конвульсии в её теле стали утихать, и она, только тихо всхлипывая, стала вытирать вспухшее от слез лицо. Он прижал её к груди, и мягко подталкивая в сторону двери, повел, как ведут поднявшегося с кровати больного, сраженного тяжелым недугом. В коридоре он усадил её на скамейку, а сам присел рядом, продолжая прижимать её к себе, опасаясь, что без него она опять потеряет устойчивость.

– Ну, что ты, мать, хнычешь, – успокаивал он Нику. – Я тому, кто тебя обидел яйца откручу.

– Откуда ты знаешь, кто это? – подняла на него встревоженные глаза Ника.

– А что, правда тебя кто-то обидел? – Лехины мускулы стали наливаться твердостью, как перед боем.

– Леша, мне надо сказать тебе кое-что, только я не знаю как, – жалостливо, глотая опять закапавшие слезы, проговорила Ника.

– Говори как есть, – Леха почувствовал, как сердце заныло недобрым предчувствием.

– Я очень виновата перед тобой Леш. Ты самый добрый, самый верный, самый бескорыстный человек, который встретился мне в этой дурацкой жизни, а я предала тебя как последняя дрянь.

Леха заерзал на лавке, сложив свои огромные, как боксерские перчатки руки в кулаки. Он то распрямлял пальцы, то собирал их обратно в кулак.

– Ну ты, это, Ника, брось. Ты тоже хорошая... – он вдруг почувствовал, что не хочет, чтобы Ника продолжала. Что бы там не случилось, пусть все останется как в эту минуту. Ее доверчивая голова у него на плече. Ее детские слезы намочили ему рубашку. Она говорит ему слова, которые он ждал от неё полгода, и уже потерял надежду, что когда-нибудь сможет их услышать. Но Ника продолжала:

– Я беременна, Леша.

– Что ты? – он хотел убедиться, что не ослышался.

– Я беременна, – точно повторила Ника.

Леха вдруг почувствовал, как в него вливается нечеловеческое счастье, которое может прийти только с небес. Он очумело посмотрел на Нику и, задыхаясь от распиравшей его радости, закричал:

– Ника, у меня будет ребенок!

Потом он на секунду остановился, будто бы пытаясь зацепиться за какую-то неуловимую мысль, и спросил очень нежно и дурашливо:

– Как же это мы с тобой так пропустили?

Ника как в беспамятстве посмотрела на него, потом, как будто бы опасаясь удара, отодвинулась в дальний угол лавки, и шепотом произнесла:

– Это не твой ребенок...

Леха наклонил голову поближе, развернув её левым ухом, будто прислушиваясь.

– Не понял?!

– Это не твой ребенок, – сказала Ника, и подняла руки, защищаясь от него.

Леха встал, навис над ней всей мощью своего огромного тела, потом схватил её за плечи, как хватают безжизненный манекен, наряжая его для магазинной витрины, и затряс её, издавая при этом стон раненого носорога. На секунду Нике показалось, что он убьет её.

– Чей это ребенок, сука? – захрипел он.