Текст книги "Шоу двойников"

Автор книги: Андрей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Вы сказали, я должен защищать, – Николай посмотрел на Машу. – Мне показалось, этот человек только что собирался набить вам морду...

– Успокойся, – Маша почувствовала, что может расслабиться.

– Это как раз тот тип, от которого защищать не надо.

Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно счастливой.

– Неплохого пса ты завела, – Ники несколько искусственно засмеялся.

– Извини меня Ники, – попросила Маша. – Я не собиралась тебя задеть.

– Прощено и забыто, – Ники кивнул. – Я не такой уж злопамятный парень. Как тебе мой костюмчик? – он ткнул пальцем в сторону Николая.

– Просто блеск. Даже не знаю, с кем из вас я сегодня пойду ужинать, добавила она кокетливо. – Вы та-акие классные парни...

– Выбирай его, – Ники снова стал прежним.

– Смотри, – Маша погрозила пальцем, – насоветуешь... Ой, у меня идея!

– Этого еще не хватало! – У меня тоже есть темный костюм мужского покроя.

– Ты будешь похожа на активную лесбиянку.

– Я ведь, когда на каблуках, не ниже вас обоих получаюсь?

– При своем росте ты специально носишь такие каблуки, чтобы унижать среднестатистических особей противоположного пола, – заметил Ники.

– Так вот, – Маша не слушала его. – Мы будем одеты почти одинаково, одного роста и похожи...

– Как близнецы? – поинтересовался Николай.

– Нет, просто однофамильцы, – в тон ему ответил Ники.

* * *

Колобок стер со лба пот.

– Я – мазохист, – пробормотал, оглядывая выпотрошенные коробки. – Эта пленка наверняка давно уже на помойке.

Но все кругом про Колобка знали – он никогда ничего не выбрасывает. Он выключил "переноску", которая освещала его раскопки и, прижимая руку к ноющей пояснице, побрел к дальней от входа части студии, где обыкновенно работал с пленками. Там наблюдался относительный порядок.

Теперь темноту большого помещения рассеивали несколько неоновых трубок под потолком, одна из которых все время мерцала. Щелкала, гасла и загоралась вновь.

Колобок взболтал пластиковую бутылку минеральной воды, чтобы выгнать пузырьки, и принялся, причмокивая, пить из горлышка. Он был похож на упыря. Добродушного потного упыря.

Как все диабетики, он очень потел.

– Там-тарим-там-там, – пропел звонок на входной двери.

Кого принесло в столь поздний час?

Колобок пересек студию, прикрывая глаза от мерцающей под потолком лампы дневного света. Но когда он заглянул в глазок, за дверью никого не было.

– Дзинь, – звякнула какая-то стекляшка за его спиной.

Оператор обернулся.

Пустая бутылка из-под шампанского катилась по проходу между коробок – ему навстречу.

Колобок прижался спиной к входной двери. Он понимал, что никого, кроме него, нет в помещении. Но бутылка катилась метров десять, словно в ней был спрятан моторчик.

В студии полно хлама. Но Колобок знал наверняка, что пустых бутылок из-под шампанского тут нет. Он вообще не употреблял спиртного. Но даже если она каким-то чудом тут оказалась, так далеко катиться могла только в одном случае если была брошена чьей-то рукой.

– Эй, кто здесь? – спросил Колобок неожиданно севшим голосом.

Мерцающая лампа издала какой-то особенно звонкий щелчок и погасла.

– Наружу, быстрей наружу, – застонал Колобок, путаясь непослушными пальцами у замка входной двери.

Но тут его рука наткнулась на что-то холодное и мягкое...

Лампа под потолком щелкнула и вновь засветилась.

Колобок держал за руку руководителя государства.

– Ой!

Он понимал, что это маска, уродливая гуттаперчевая маска.

– Ты-ы, понимаешь, не-прав, – сказала Маска. – К тебе-е, понимаешь, приехал кто? Сам президент приехал.

Маска крепко держала оператора за руку резиновыми пальцами.

– Прекратите глупый розыгрыш, – пролепетал Колобок.

– Какой-й там розыгрыш? – удивилась Маска. – Все будет очень даже серьезно, – пояснила Маска совсем другим голосом.

И повела оператора за руку в глубь студии. У Колобка подкашивались от страха ноги, а пот заливал глаза.

– Сюда, – Маска толкнула его в середину круга, образованного осветительными приборами. Здесь он, как правило, проводил съемку.

– На стул, – приказал незнакомец, отпуская его руку.

– Но зачем... – вяло запротестовал Колобок.

– Это будет твоя лучшая работа, – маска на лице оставалась неподвижной, но оператор был уверен, что человек под ней улыбается. – Ты столько раз учил моделей, как им надо выглядеть, столько сердился, что они выглядят не так, что теперь можешь сам показать, как надо. Ну-ка, изображай, что тебе жарко!

– Я... я... – пролепетал Колобок, стирая обоими ладонями пот с лица.

– Ах, не жарко? – Маска повернулась к нему спиной, нагнулась над ящиками с всяким реквизитом и выудила оттуда бутыль с лампадным маслом. – Это, кажется, ты используешь, чтобы сделать жарко? Экологически чистый продукт, – прочитала Маска на этикетке.

– Кто вы? – выдавил из себя Колобок. – Я вас знаю?

– Конечно. Ты меня как-то видел, – тон у Маски стал насмешливым. – По телевизору, – человек дотронулся до гуттаперчевой маски.

Затем незнакомец подошел к Колобку, отвинтил пробку с бутыли и вылил все ее содержимое на скорчившегося оператора.

– Ну а теперь... – Маска достала из кармана изящную зажигалку, очень дорогую на вид, – тебе станет по-настоящему жарко. На этикетке, – Маска взглянула на пластиковую бутыль, а потом отшвырнула ее прочь, – написано, что это горит, не оставляя копоти.

Колобок зажмурился. Он давно уже вывел для себя правило – если чего-то боишься, это обязательно случается.

Боялся камней в почках, и заполучил их, боялся ослепнуть, и уже некоторое время скрывал от всех, что у него развивается катаракта, боялся погибнуть в огне...

– Не верю я всякой рекламе, – засмеялась Маска и спрятала зажигалку. Наверняка, только коптит и воняет. В том, что касается смерти, надо придерживаться консервативной точки зрения...

И в руке его блеснуло стальное лезвие. Закаленная сталь казалась голубого цвета.

* * *

– Пожалуй, я закажу себе бифштекс, – предложил Ники. – Кровавый, с луком.

– Не знала, что ты любишь кровавый, – заметила Маша. – Я вот, например, вообще считаю, что мясо есть вредно. Во всех религиях про это говорится. Правда ведь? – она почему-то посмотрела на Николая.

– Я не специалист, – он пожал плечами. – Вот если бы я оказался твоим стоматологом, я бы согласился с таким утверждением.

– Какое счастье, что ты не мой стоматолог, – фыркнула Маша. – Но только при чем здесь мясо?

– В дикие времена люди грызли сырое мясо и имели здоровые клыки, – пояснил Николай. – А сейчас жуют "Орбит", да к тому же без сахара, а зубы сплошь металлокерамика. Стоматологам это очень на руку.

– Это потому, что люди потребляют мало фосфора и кальция, – нравоучительно заметила Маша. – А в рыбе...

– Можно еще использовать калийные удобрения, – произнес Николай себе под нос.

– Согласен на рыбу, – вмешался Ники, – Форель со специями и лимончиком. Переложенную раковыми шейками, с отварным картофелем. Картофель просто необходимо посыпать мелко нарезанным свежим укропчиком. Вы как?

– А чего тут спорить? – Николай фыркнул, – Простая здоровая пища.

– Ники, у тебя замашки прожигателя жизни. Где ты их нахватался? – с невинным видом спросила Маша. – Ты такой скрытный, ничего не рассказываешь про себя.

– Вот, наш сыщик тоже свою автобиографию хранит в тайне, – ухмыльнулся Ники, – ты же у него не выпытываешь?

– Сколько на свете мужиков? Уж не меньше полумиллиарда. А меня интересуешь ты...

– Такой замечательный, – заученно поддакнул Николай.

– Он мне действует на нервы, – вздохнул Ники.

– И не вам одному, – с готовностью подтвердил Николай. – Но это все равно не решает проблему.

– Какую?

– Почему вы вдруг оказались в нашей компании.

– Какая наглость! – воскликнула Маша. – Это ты оказался в нашей компании. Только подумай, Ники...

– Вы не поняли, что я имел ввиду.

– Куда уж нам.

– Я здесь, – Николай строго оглядел собеседников, потому, что разыскиваю человека. На работе я, на задании, понятно? Маша тоже заинтересована, потому что убили ее подругу. А вот Ники...

– А я потому, что мне нравится эта женщина, – сказал Ники. Маша посмотрела на него с нескрываемой нежностью.

– И еще потому, что ее необдуманный поступок – в виде штопора – помешал вызвать милицию, как только ты появился в нашей жизни. Может, тогда и трупов не было бы? – язвительно спросил он.

– Я не хочу в милицию. Я ничего такого не совершал, – скромно заявил Николай.

– Тогда тебе нечего было бояться, – нравоучительно сказала Маша.

– А вдруг на каком-нибудь орудии преступления окажутся отпечатки моих пальцев? – маниакально предположил Николай. – Или след ботинка на кровавой луже... Ох, забыл, на мне же ваши ботинки, – извиняюще улыбнулся в сторону Ники.

Маша и Ники переглянулись.

– На каком орудии?

– Какие следы?

– Какое преступление?

– Убийство твоей подруги – раз. И женщины, занимавшаяся подбором актеров два. И еще неизвестно кто станет следующим.

– Так это ты их убил? – Маша не знала, смеяться ли ей или завопить от ужаса.

– Неопровержимые улики вовсе не означают, что убил именно именно тот, на кого улики указывают. – попытался успокоить их Николай, и добавил, просительно, – Мы не могли бы заказать красного вина?

– К рыбе полагается белое или шампанское.

– Я всегда считал, что шампанское – к шоколаду и апельсинам.

– Ты ошибался, – холодно заметил Ники. – Шампанское – это белое вино, и оно предпочтительнее к рыбе или моллюскам.

– Тогда – шампанского.

– Сейчас. Ира...– Ники позвал официантку.

– Вы здесь часто бываете? – поинтересовался Николай. – Всех по имени называете...

– Иногда, – сухо ответил Ники. – Люблю сыграть партию в бильярд сам с собой. Стол средненький, но зато никто не мешает.

Они сидели во втором зале, справа от входа. Николай не сводил глаз со сводчатого потолка, пытаясь разобрать, что там нарисовано.

– Но как твои отпечатки могли оказаться на орудии убийства? – осторожно спросила Маша.

– Вот, орудие, – Николай бесцеремонно отобрал у Маши вилку, которую она машинально вертела в руках. – На нем, орудии, должны быть отпечатки ваших, Машенька, пальчиков.

Вдруг он резко ткнул себя этой вилкой чуть выше запястья, и, обведя взглядом обомлевших сотрапезников, обмакнул вилку в проступившую на коже кровь:

– Теперь я могу обвинить, что это вы мне одним ударом сразу четыре дырки сделали, – патетически произнес он.

Официантка, наблюдавшая за всем этим, вдруг зажала обеими ладонями рот и побежала куда-то вниз, по лестнице, хотя казалось, ниже этого подвальчика ничего быть не может.

– Похоже, ее стошнит, – невинно предположил Николай.

– Ты – псих, – пробормотал Ники.

– Даже со справкой, – гордо ответил Николай. – Я только хотел доказать, что убивает не тот, кто оставляет улики. Скорее, наоборот. Если бы я решил кого-нибудь убить, я бы прежде подумал: как бы это сделать, чтобы подозрение пало не на меня? Сначала я нашел бы достойную кандидатуру на роль преступника. А только потом обстряпал дело.

Ники залпом допил свой бокал.

– Я подытожу, чтобы ясно было, – предложил Николай. – Разве что вы в состоянии меня выслушать.

– Естественно, – бодро ответил Ники. – Как только принесут еще выпивки.

– Я постараюсь дослушать, – сказала Маша, испытывая желание побежать вслед за официанткой.

– Итак, – Николай победоносно улыбнулся. – Если ты заранее собираешься совершить что-то нехорошее, то опять же заранее продумываешь, как бы наказали кого-то другого – вместо тебя. Я, например, в детстве, прежде чем съесть из банки варенье, всегда предварительно обмазывал этим вареньем кошку.

– Кошки не едят варенье, – строго поправила Маша. – Разве что сметану...

– Ну а я не любил сметану, – возразил Николай.

– Подожди, – Ники легонько стукнул ладонью по ребру столешницы. Прекратите этот бред. Ты хочешь сказать, кто-то задумал убить этих людей и свалить все это на другого?

– На меня, на меня свалить, – радостно подтвердил Николай.

– Чего уж проще. Скажем ты, – он указал пальцем почему-то на сидящего за соседним столиком седобородого мужчину, который и понятия не имел, о чем они беседуют. – Ты совершил преступление. Есть свидетели, которых тебе надо устранить. Нанимаешь сыщика, ну, не самого известного, – начал он с некоторой внутренней гордостью, но спустя мгновение, встретив взгляды собеседников, вынужден был признать. – Ну, просто совершенно никому не известного сыщика. Даешь наводку этому сыщику – сначала на одного, потом на другого свидетеля... Сыщик приходит, говорит с этими людьми, его видят вместе с ними посторонние люди, он оставляет всюду отпечатки своих пальцев и другие там следы... А ты, преступник, – с пафосом продолжил и указал теперь почему-то на вернувшуюся официантку, отчего та вздрогнула. – Ты, преступник, ходишь вслед за этим сыщиком и устраняешь свидетелей. И на кого подумают? – он обвел взглядом слушателей. Подумают, что преступления совершает придурковатый сыщик...

– Если ты имеешь ввиду себя, – серьезно сказала Маша. – То преступник, похоже, просчитался. Ты не такой уж придурок, я замечаю...

– ЖЕНСКИЙ ГЛАЗ, КАК КАТЕТЕР, – произнес Николай словно лозунг с трибуны, ВОВРЕМЯ, НО НЕ К МЕСТУ.

– Остается одно, – вздохнул Ники.

– Что именно?

– Найти. Найти преступника. Иначе, с одной стороны, тебе все время будут кого-нибудь подсовывать, а с другой – убивать этих подсунутых.

– Вопрос в том, кто станет следующим? – глубокомысленно заключил Николай.

– Пожалуй, твой наниматель – законченный садист. Он как нарочно выбрал тупицу, чтобы тот как можно дольше не смог выполнить задачу, и как можно больше людей погибло.

– Скорее, не садист, а просто маньяк, – согласился Николай, никак не реагируя на оскорбление.

– Тебе, выходит, наплевать, что убивают неповинных людей? поинтересовалась Маша.

– Может, и неповинных, – Николай согласился. – Но уж никак не случайных.

– Выкладывай! – Ники так резко поставил стакан на стол, что откололось донышко, – Что у тебя на уме? Я же вижу, у тебя что-то есть на уме. Наверняка, что-то есть. На уме.

– Можно ли найти человека в городе с населением в десять и более миллионов, не имея под рукой все милицейские патрули, которые будут проверять каждого человека с подозрительной внешностью, тем более и внешность эта толком неизвестна?

– Да они и с известной внешностью не ловят, – заметила Маша.

– Задача – все равно, что найти иголку в стоге сена.

– Ага, если еще страдаешь дефектом. Дефектом зрения, – Ники многозначительно поглядел на собеседника.

– Но я знаю способ, как разобраться с этой иголкой.

– Тогда ты решил многовековую проблему человечества.

– Надо попросту спалить этот стог, а в оставшемся пепле обнаружить швейную принадлежность – проще простого.

– Я не позволю тебе поджигать Москву, – твердо предупредила Маша. Столица, как никак.

– Достаточно поджечь квартиру. Твою квартиру, – он улыбнулся ей.

– Ты с ума сошел!

– Всего лишь одну квартиру на Садовой? – умоляюще попросил Николай.

– А результат?

– Квартира-то принадлежит неизвестно кому? Ты только ее снимаешь? – и он посмотрел на Машу. – Остается выяснить, кто прописан по этому адресу.

– И окажется, – Ники безнадежно махнул рукой. – тот человек, которого ты разыскиваешь...

– И когда мы эту квартиру подожжем... – мечтательно продолжил Николай.

– И когда вспыхнет паркет, покажется труп бывшего барона...

– Какого еще барона? – простонала Маша. – Еще один труп?

– Это литературный образ, – пояснил Николай, – Из не менее литературного произведения. Хотя я не уверен, покажется на этот раз труп, или нет.

– При чем здесь труп?

– А при чем здесь человек с женскими колготками вместо лица, который хотел сломать мне шею? – резонно спросил Николай.

– Он ведь открыл дверь своим ключом.

– Мало ли каким образом можно открыть дверь, – напомнила Маша.

– И знал адрес.

– Мало ли откуда можно знать адрес.

– Но все же, чья это квартира? Вы ведь с подругой ее снимали? У кого, кто хозяин?

– Свет что ли, клином сошелся на этой квартире, – Ники поднялся – Пойду, проверю, свежая ли у них форель, – и нетвердой походкой двинулся через проем в первый зал.

С места, где они сидели, нельзя было разглядеть, как он туда добрался. Но так как звуков падения и криков не было слышно, Николай заключил, что сотрапезник добрался благополучно. Тем более через несколько минут принесли бокал вина.

Только один бокал.

Он еще подождал с полчаса, и тогда принесли счет.

– А наш дружок? – спросил Николай, – Ведь он за нас всегда расплачивается.

– Ваш дружок уехал, – ответила официантка. – А платить все равно придется.

– Не при деньгах я сегодня, – вздохнул Николай. – Ну что ты поделаешь!

* * *

– Может, вы примите залог? – предложила Маша, снимая с запястья часы.

Официантка отрицательно покачала головой, и позвала громким голосом:

– Арчил!

Арчил выглядел внушительно, Маша даже непроизвольно втянула голову в плечи.

– Поели, вина французского выпили пять раз по двести, а платить не хотят, пожаловалась официантка.

– С какой стати – французского? Может, вы с нас еще за авиабилет Париж-Москва деньги потребуете? – сварливо возразил Николай. – Под Рогачево разливают, сто километров от Москвы.

– Заткнись, придурок, – прошипела Маша. И, обращаясь к Арчилу, предложила, обаятельно улыбаясь:

– Могу я оставить в залог этого джентльмена, а тем временем съезжу за деньгами? Займет не больше часа.

– За час, хАрАшо. Но в залог останЭшся ты, а мужик сЭздит.

– Почему я в залог? – возмутилась Маша.

– Вах, зачЭм мнЭ другой залог?

* * *

Выйдя из подъезда с деньгами, а они оказались именно там, под простынями, где и сказала Маша, Николай посмотрел на часы. Он укладывался в час, отпущенный официанткой, и потому решил не торопиться.

Тем более ужин оказался пересоленным. И Николая мучила жажда.

– Никогда не пей пиво, в котором присутствует что-нибудь, кроме воды, солода и хмеля, – поучал его давеча Ники, когда они ехали в ресторан. – В Баварии еще в тыща дремучем году приняли закон, запрещающий что-либо подмешивать в этот божественный напиток. И чтобы не слабее пяти градусов, и не крепче пяти и шесть десятых, поверь моему опыту, – добавил тогда он.

– А мне нравится портер, – перебила тогда Маша, – особенно "Балтика N 6". Когда свежая.

– Бабские штучки. Жженый сахар. Только в Зальцбурге монахи-бенедектинцы умели варить особо крепкое пиво, и даже баварцы смотрели на это сквозь пальцы, потому что считалось – оно помогает монахам выдерживать пост. Те ничего не ели, только хлестали свой солодовый напиток.

– В Зальцбурге родился Моцарт, – сообщила Маша. – Это – в Австрии, а не в Баварии.

– А я думал, в Австрии родился только Штраус, – хмыкнул тогда Николай. – Он прославился тем, что медленные вальсы писал...

Николай остановился и оглядел витрину первого попавшегося на пути киоска.

– Мне, пожалуйста, "Баварию", – попросил он, вспоминая разговор. – По ноль тридцать три, – протянул деньги в окошко киоска и заглянул туда сам. – А почему написано, что "Бавария" сделана в Казани?

– Господин, дайте штукарь, – услышал он голос за спиной и оглянулся.

Тип в потрепанном сером костюме и малиновой рубашке протягивал руку:

– Рубль, то есть, не деноминированный. – пояснил попрошайка.

– Очень пить хочется.

– Мне самому хочется, – возразил Николай.

– Потерпи, – вдруг сказал бомж, и Николай почувствовал, как что-то твердое уперлось в нижнее левое ребро.

– Ой, – возразил Николай.

– Пойдем, – пригласил "бомж", сверкнув в темноте золотыми зубами. – Тебя тут ждут – не дождутся..

– А как же пиво? – вздохнул Николай.

– Давай сюда, раз уплачено. Я не побрезгую, – согласился разбойник, продолжая тыкать ему в бок стволом пистолета с плоским, разделенным продольной бороздой глушителем из серебристого металла.

– "Beretta S93", – Николай определил марку пистолета. – С глушителем "Stopson". Оружие для тех, кто понимает. Но я предпочитаю вороненый цвет. Не так заметно.

– На складе оказался только такой, – похититель вроде шутил, но в голосе проскользнуло уважение. – С тобой только поговорить хотят, так что не делай резких движений, и все обойдется.

Николаю показалось, что похититель немного его побаивается.

– Надень, – он протянул Николаю черные очки.

– Да я же ничего в них не вижу! – стекла очков оказались абсолютно непрозрачными.

– Так и было задумано, – хмыкнул "бомж". – Я тебя поведу под руку.

Они сели в машину, не то что номер, но даже марку которой не было никакой возможности определить. В салоне похититель приковал Николая наручниками к ручке дверцы.

– Неудобно, – пожаловался Николай.

– Извини, братан, придется потерпеть.

– А если ГАИ остановит?

– Подорву нас обоих. У меня по сто грамм тротила под каждым сиденьем.

– Будем надеяться, что мы не нарушим Правил дорожного движения, – от всего сердца пожелал ему Николай. – Я не люблю тротил и даже его эквивалент.

Минут пятнадцать они колесили по городу. После контузии Николай ослеп, и тогда полгода ходил на ощупь. Потом прошло, только когда смотрел на ночные фонари, они у него были в радужных ореолах. И еще почему-то не переносил цвет "электрик". Сразу начинало подташнивать.

Сейчас самое время вспомнить те кошмарные полгода.

Коробка у автомобиля не автоматическая, и по звуку двигателя и возникающим паузам при переключении скоростей, Николай определил, что машина идет на четвертой скорости.

Торможение. Звук останавливающихся машин рядом. Светофор, решил он. Снова машина набирает скорость.

Сила инерции тянет влево. Значит, правый поворот. Снова светофор. А теперь – налево, по большой дуге.

Николай прикинул, что примерно на таком же расстоянии, если судить от места, где его захватили, должна находиться набережная Москвы-реки.

Теперь... они будут все время двигаться прямо, главное сейчас, считать светофоры. Ведь даже если горит зеленый свет, водитель поведет себя так, что можно догадаться. Или сбросит скорость, ожидая переключения, или наоборот, надавит на педаль акселератора, надеясь проскочить.

...По подсчетам Николая, он находились как раз под мостом на Котельнической.

Левый поворот, дальше, медленно, потом снова налево по большой амплитуде, торможение, и теперь направо...

Они ехали обратно.

Когда, наконец, машина остановилась, Николай задумался, как все это запомнить. Все повороты, торможения, и снова – ускорение.

– Там-та-та, там-та-та – вдруг пропел он. – Чего это ты там? поинтересовался похититель.

– Никогда не думал, что езда по Москве напоминает вальс, на три такта. Что-то вроде мелодий "Венского леса".

– Вот псих, – хмыкнул водитель.

* * *

Несколько раз Маша спотыкалась, и только чудом не расквасила себе нос. Она плакала и шла по переулку между двумя частями зоопарка.

Ники пропал, а Николай так и не приехал с деньгами, чтобы расплатиться...

В темноте кричали звери в клетках. А может, ей это только казалось, потому что в голове и так стоял надоедливый шум, а глаза никак не хотели смотреть в одну точку.

– Москва по ночам как вымирает, – сказала Маша вслух.

Ей захотелось услышать собственный голос помимо цокота собственных каблуков.

– Если закрыть глаза, ты в джунглях, – добавила она, и на самом деле закрыла глаза и остановилась опираясь на кирпичную стену. – Только в джунглях хищники по ночам выходят на охоту, а здесь все хищники сидят в клетках, – она хихикнула. – Лишь я, гордая дикая кошка вышла на охоту, – она продолжала стоять, не открывая глаз, и говорить, словно декламируя. Ей казалось, что она сочиняет стихи. – Бесшумно, как тень, я скольжу по прерии, и только стая гиен сопровождает меня, в надежде урвать кусок добычи. Господи, зачем мне все это?

За спиной она услышала звук шагов, приглушенный, как будто кто-то крадется.

Попыталась открыть глаза и обернуться, но только еще крепче вцепилась в ограду.

– Пойдем, – вдруг услышала она за спиной странный гнусавый голос, словно кто-то говорил, засунув в ноздри вату.

И обладатель этого голоса крепко взял Машу за руку чуть повыше локтя.

* * *

– Вы мне сделаете больно? – еле слышно произнесла Маша.

– Непременно, – ответил гнусавый голос, явно веселясь. – А еще брошу на съедение гориллам. Ну, иди.

Маша сделала шаг и сломала каблук.

– Иди же, – нетерпеливо приказал незнакомец, держа ее за плечо так, что Маша не могла оглянуться.

Маша сбросила туфли: сначала со сломанным каблуком, потом целую.

"Порвутся колготки", – подумала она, ступая босыми ногами по асфальту, и сама удивилась, как сейчас может думать о колготках.

– Сюда, – рука на плече заставила ее остановиться, а потом толкнула в сторону ограды.

Там была полукруглая застекленная ниша. Маша чувствовала, что ноги ее не держат и уперлась руками в прозрачную преграду.

"Пусть это побыстрее кончится", – подумала Маша, понимая, что у нее нет воли сопротивляться.

Плечо отпустили, и теперь она почувствовала, как чужие руки скользнули по талии, потом резким движением подняли наверх юбку.

– Знаешь, зачем я это делаю? – продолжал гнусавый голос. – Поясню, а то вдруг сама не додумаешься. Это для того, чтобы ты не вздумала кому-нибудь рассказать о том, что сейчас услышишь, – руки опустились на бедра, и, оттянув резинку стянули вниз деталь нижнего туалета. – Ты же не захочешь, чтобы все покатывались со смеху, узнав, что тебя изнасиловали в зоопарке?

Как бы в подтверждение своих слов он сам захихикал, а Маша так закусила губу, что почувствовала солоноватый вкус крови.

– А теперь запомни, – голос стал твердым, как закаленная до синевы сталь. Ты должна сделать вот что...

– ...Я не буду, я не смогу, – пролепетала Маша, когда гнусавый закончил свой инструктаж. С какой стати...– слабым голосом возмутилась она.

Ударом колена он заставил ее поставить ноги шире.

– Сейчас будут цветочки, – прогнусавил насильник, и она почувствовала, как он трогает ее руками в резиновых перчатках.

– А если ты не сделаешь того, о чем я попросил, заметь, вежливо попросил, узнаешь – что такое ягодки...

– Нет, нет, – зашептала Маша.

И вдруг, в темноте вольера, который был там, за стеклом, Маша встретила взгляд дикой волчицы, которая с ужасом и ненавистью смотрела на них.

– Милая! – непонятно кому взмолилась женщина, глядя в эти глаза. – Спаси меня!

И зверь бросился на стекло, разбивая в кровь морду.

Последнее, что запомнила Маша, сползая на землю, это две оскаленные пасти, разделенные оградой. И нельзя было определить, какая из них принадлежит зверю.

МЕССИДОР

(дарящий жатву)

– А-а-а! – раздался душераздирающий крик.

Несмотря на боль, Николай догадался, что кричал на сей раз не он, а совсем другой человек.

– Что, жжет? – спросил Тот, Кто Пытал, у другого, находящегося в том же помещении. С завязанными глазами Николай не видел их лиц, только один раз, в щелку под повязкой увидел белую брючину. – Горячо, да? А ему было каково? Он сказал все, что знает, не вижу смысла продолжать допрос.

– Прекрати портить моих людей, – возмутился владелец белых брюк, и голос у него был какой-то внушающий уважение. – На хрена ты прижег сейчас утюгом моего парня? Что это вообще за дикарские штучки – пытать раскаленным железом? Достаточно двух ма-аленьких таблеток...

– Когда тебе прижигают тело железом, ты признаешься во всем.

– Может, ему пивную бутылку в очко засунуть? – предложил еще один присутствующий, в котором Николай распознал "бомжа".

– Люди делятся на две категории. Одни сознаются сразу, другие – никогда, заявил Тот, Кто Пытал.

– Может, все-таки, попробовать бутылку?

– Те, которые сознаются сразу, что-то знают, – не обращая внимания на предложение, продолжал Тот, – Другие не знают ничего. Есть боль, которую нельзя терпеть. А есть другая боль, при которой сознаются во всем, что ни попросишь. Хочешь, чтобы он со всем согласился? Какая будет от этого польза? Что же касается, как ты их назвал, ма-аленьких таблеток, – с видимым удовольствием передразнил Тот, Кто Пытал, – то имей ввиду – в этом случае человек только отвечает на конкретно поставленные вопросы. Он уже не способен думать самостоятельно. Значит, надо точно знать, о чем ты собираешься спросить. В данном случае у нас нет возможности задавать конкретные вопросы, потому что мы попросту не знаем, о чем спрашивать. А вот боль – она стимулирует инициативу. Дозированная боль. Человек сам думает, чтобы ему такое сообщить, чтобы прекратить пытку...

– Тебе виднее, ты специалист в пытках.

– Не в пытках, в допросах, – поправил Тот.

– Бутылка из под "Баварии", 0,33, – упрямо предлагал "бомж".

– Убери отсюда этого мудака. Если ему надо инстинкты удовлетворить, пусть лучше сам себе засунет...

– Что ты предлагаешь? – перебил собеседник, чей голос звучал наиболее солидно.

– Начнем с самого начала. Тебе позвонил неизвестный и сказал, что Сынок в Москве. И назвал адрес. По этому адресу мы нашли этого придурка.

– Да, примерно так и было, – согласился Внушительный.

– Но ведь он – не Сынок? И – он не врет, он не живет в этой квартире. Там обосновались две девушки... вернее, уже одна. Похоже, нас кто-то опередил и активно убирает всех свидетелей. Вот только свидетелей – чего?

– Кто бы мог подумать, что в деле окажутся замешаны мелкие сявки, брезгливо заметил обладатель белой брючины.

– Вот, вот именно, кто мог подумать? – даже по голосу чувствовалось, что Тот, Кто Пытал, сейчас улыбается. – И поэтому я предлагаю вернуться к самому началу, – он сделал ударение на предпоследнем слове.

– Ну, вернись... Перейдем в другую комнату?

– Зачем? Пусть и сыщик послушает. Вроде как показательный урок.

– Пусть слушает, какая разница... Ну и что там, в начале?

– Сынок вез чемодан "капусты", так ведь?

– Так. – Банки уже закрылись, когда прибыл самолет. Он должен был остановиться в отеле?

– Вряд ли у него был иной выбор.

– Войти в отель постороннему человеку просто. А вот выйти с огромным чемоданом...

– Давай, не тяни.

– Портье помнит в лицо постояльцев, но не на столько, чтобы различить двух очень похожих людей. Очень-очень похожих людей.

– Не пойму, куда ты клонишь.

– Если мне нужна блядь, я звоню по телефону "Досуг в сауне". Если же мне потребуется няня к грудному ребенку или слесарь-сантехник...

– При чем здесь няня? – в голосе внушительного чувствовалось раздражение. Тем более сантехник?

– А вот если мне понадобится двойник...

– "Шоу двойников"! Они подыскали двойника! – обрадовался собственной сообразительности Внушительный.

– Видишь, как все просто. Как можно запросто отыскать человека с нужной тебе внешностью?

– Почему я не знал тебя раньше? – удивился Внушительный Голос. – Ты бы мне здорово пригодился, такой умный.

– Осталось найти того, кто заказал двойника.

– То, что Сынок повезет бабки, знали еще несколько человек. Но из них только одному могло прийти в голову воспользоваться двойником... Но нет, если я начну войну без веских на то оснований, ни моим врагам, ни, тем более, сторонникам, это не понравится. Ты должен найти доказательства, которые я предъявлю...