Текст книги "Выиграть время"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Конюший сделал паузу, судорожно сглотнул, поочередно глянул на князя и боярина. Те молчали, и он заговорил снова:

– Сила и могущество Адомаса в его близости к великому князю, в том доверии, которое Ягайло к нему питает. Чтобы уничтожить Адомаса, надобно лишить его милости и благожелательности великого князя. Все остальное доделают его многочисленные и могущественные враги, которые только и ждут, когда он споткнется, дабы навсегда втоптать его в грязь… Умен и расчетлив боярин Адомас, хитер и изворотлив, однако с твоим появлением в Литве, боярин Боброк, ушла от него всегдашняя удача. Не смог он ни поймать тебя, ни отбить московское золото, не удалось ему помешать уходу из Литвы полоцких дружин. Сгинуло в степи ордынское посольство, и пропала Мамаева, грамота. Не сумел он захватить живьем твоего гонца с письмами Андрея Ольгердовича и до сей поры не может прочесть их. Недоволен им в последнее время великий князь, нет у него к Адомасу былого доверия и любви. Именно сейчас, князь и боярин, мы можем сообща нанести нашему общему врагу удар, который навсегда покончит с ним.

– Ты неплохо осведомлен о делах своего господина, – заметил князь Данило. – Но где же замысленный план?

– Вот он. Прежде чем выступить в поход, князь Ягайло должен дождаться гонца от Мамая, который сообщит, что и когда ему делать. Этот посланец уже в пути, его видели на степном порубежье. Грамота у него, видать, непростая, поскольку охраняет его чамбул в тысячу сабель. А чтобы с грамотой ничего не случилось, как в прошлый раз, великий князь посылает навстречу гонцу боярина Адомаса с пятью сотнями панцирников. Если вы согласитесь помочь мне, ни боярин Адомас, ни князь Ягайло никогда не увидят ордынской грамоты. После этого всемогущий боярин Адомас исчезнет, а в Литве появится убогий калека с его именем и обличьем.

Дернув головой, конюший умолк, вытер рукой забрызганные слюной губы. Внутри Боброка все дрожало от волнения, однако голос его прозвучал, как и прежде, ровно и спокойно.

– Как ты мыслишь отбить грамоту? Представляешь ли, какой крови это будет стоить?

– Боярин, я давно мечтал о мести, и прежде чем прийти к вам, обдумал все до последней мелочи. Да, грамота будет стоить немалой крови, но я в результате выполню обет своей жизни, а вы, князь и боярин, получите в руки грамоту, которая нужна московскому князю Дмитрию не меньше, чем литовскому Ягайле. А ордынское послание станем отбивать так Нас здесь трое, пусть же каждый возьмет на плечи равную с другими ношу. Вы, князь и боярин, займетесь татарами, я – литовцами. Когда будете отбивать грамоту, знайте, что ни один Ягайлов воин не придет степнякам на подмогу.

Князь Данило окинул конюшего насмешливым взглядом.

– Литвин, понимаешь ли, о чем говоришь? Знаешь ли, что за сила пять сотен отборных великокняжеских панцирников?

В ответ конюший сунул руку за пазуху, достал оттуда узелок, развязал и показал Даниле горстку порошка, завернутого в тряпицу.

– Этого зелья достаточно, чтобы отравить целый колодец. Я сделаю это, оставив без коней все пять сотен Ягайловых воинов.

– Где думаешь отравить воду? – спросил Боброк. – Это надобно сделать там, где литовцы не смогут достать новых коней или послать известие князю Ягайле, чтобы тот отправил вместо них другой отряд.

– Боярин, это случится там, где ты велишь.

– Где должны встретиться ордынцы с литовцами?

– На поляне у старых развалин, что в Черном лесу. Ты знаком с этим местом?

– Я знаю его, – ответил вместо Боброка князь Данило. – Мне не раз приходилось бывать там, и я хорошо помню все дороги и тропы, что ведут к поляне. Известна ли тебе мельница у перекрестка на старой степной дороге? Твой боярин с панцирниками никак не минуют ее на своем пути, там, у колодца, и сделайте привал. Мельник Путята будет знать о тебе и, если потребуется, поможет во всем.

– Адомас с панцирниками выступают завтра утром, поэтому мне следует торопиться, – проговорил конюший, взглянув на небо. – Если я больше не нужен, поспешу в дом хозяина.

– Подожди, – сказал Боброк, преграждая ему дорогу. – Выслушай напоследок еще несколько слов и хорошенько запомни их. Я не знаю, кого ты сейчас предал: нас или собственного боярина, но мы доверились тебе. Завтра в бою за грамоту прольется много русской крови, но ежели по твоей вине к ней добавится еще хоть капля, я отыщу тебя везде, чтобы отомстить. Теперь ступай, у нас всех много дел и мало времени.

По лицу конюшего пробежала гримаса, он опустил в землю глаза. Набросил на голову капюшон плаща, глухо заговорил:

– Ты зря сомневаешься во мне и скоро убедишься в этом. Прощайте, князь и боярин, пусть каждому из нас поможет в его деле небо…

Он неслышно шагнул в проход между двумя каменными глыбами и растаял в темноте. Через минуту до русичей донесся удаляющийся конский топот.

Весь обратный путь до усадьбы князь и боярин хранили молчание, каждый был погружен в собственные мысли. Первое слово, сказанное Боброком, было уже в комнате, где их поджидал воевода Богдан. Швырнув на лавку плащ и шапку, боярин сел в кресло, глянул на воеводу и, отвечая на его немой вопрос, сказал:

– Повтори еще раз, что говорил перед нашим уходом.

– В обед прискакал гонец от Дороша. Атаман сообщает, что его дозор обнаружил в степи татарский отряд в тысячу сабель. Путь ордынцев лежит в Литву, судя по всему, это и есть Мамаев гонец с охраной, которого мы ждем.

– Теперь послушай, с чем пожаловал нам ночной гость. – И Боброк со всеми подробностями передал воеводе содержание состоявшегося у камней разговора. – Что молвишь на это?

– Конюший не сказал ничего для нас нового. О гонце нас уже предупредил Дорош, а что Ягайло вышлет навстречу татарам отряд панцирников, мы тоже догадывались.

– Ты забываешь, что конюший предложил свой план. Если примем его, нам с тобой придется иметь дело не с пятнадцатью сотнями врагов, а с десятью. А это имеет для нас первейшее значение. Князь, сколько у тебя воинов?

– Три сотни.

– Сколько нужно времени, чтобы получить помощь от других русичей, наших единомышленников?

– Шесть-семь часов.

– Много. Конюший сказал, что Адомас с литовским отрядом выступает утром, нам, дабы опередить его и иметь время для устройства засады, следует выступать немедля.

Князь Данило почесал переносицу.

– Три сотни у меня, столько же у Дороша, полусотня у тебя. Маловато. Чувствую, что трудненько придется нам.

– Поэтому помощь конюшего для нас дар судьбы. Но принять ее или отказаться?

Они долго еще сидели за столом, обсуждая все слова и даже жесты конюшего, советуясь и делясь сомнениями. И в конце концов все-таки решили довериться конюшему и принять его план. Но для предосторожности договорились установить тайное наблюдение за мельницей Путяты, чтобы доподлинно и в кратчайший срок знать, что там произойдет.

– Ну друга, коли переговорили обо всем, пора готовить людей и выступать в дорогу, – сказал Боброк, поднимаясь с кресла. – Путь лежит неблизкий – вначале до степного порубежья, затем до самого Дона, под русские стяги великого московского князя Дмитрия Ивановича. С Богом…

8

Первым в ворота въехал толстый важный сотник с огромными усами, за ним по трое в ряд протиснулись десятка два конных латников с длинными копьями в руках. Лишь после этого в воротах появился боярин Адомас, рядом с которым трясся в седле его конюший.

Сотник остановил коня перед вышедшим на крыльцо мельником, расправил усы, грозно глянул на хозяина двора.

– Смерд, напоишь наших коней. Да живо покличь хозяйку пусть приготовит поесть вельможному боярину, – кивнул он на Адомаса.

Мельник, пожилой высокий мужик с широкой бородой лопатой, в покрытой мучной пылью рубахе, переступил на крыльце босыми ногами, посмотрел снизу вверх на сотника.

– Лошадей я напою, а насчет хозяйки пусть боярин не прогневается. Нет ее дома.

– Где она? – топорща усы, рявкнул с седла сотник.

– В лес с ребятишками пошла, грибы да ягоды собирать. Время сейчас как раз такое. Кто же знал, что к нам столь важные гости пожалуют.

– Нет так нет, дьявол с ней, – проговорил сотник, соскакивая с коня. – Не помрет боярин и без твоей бабы, у него своих холопов полно. Накормят и напоят не хуже любой мужички.

Сотник пристроил к стене мельницы копье и щит, снял с головы шлем, вытер рукавом вспотевшую макушку с наметившейся лысиной. Разгладив усы и откашлявшись от пыли, он посмотрел на въезжавших во двор все новых конников, перевел взгляд на мельника и топнул ногой.

– Чего рот раскрыл? Беги скорей к колодцу да пои лошадей. Разве не видишь, что они от усталости и жажды едва на ногах держатся?

– Пускай остынут вначале, – степенно сказал мельник, не трогаясь с места. – Кони все в пене да мыле… Коли напоишь их сразу холодной водой, можно загубить.

– Не загубишь, – проговорил подошедший сбоку конюший. – Последние версты мы еле тащились, так что кони давно остыли. Пошли, я помогу тебе. Да и сам напьюсь, коли угостишь.

Мельник быстро взглянул на конюшего, опустил глаза.

– Угощу, воды не жалко.

Спустившись с крыльца, он вразвалку двинулся к колодцу. Горбун, стараясь не отстать, мелкими шажками потрусил рядом.

– Я от князя Данилы и боярина Боброка, – тихо прошептал конюший в сторону мельника. – Поможешь мне отравить колодец и уходи скорей в лес, покуда кони не начали падать и дохнуть.

– Узнал и я тебя, литвин, – так же тихо ответил мельник. – Поспешим к колодцу, пока там еще чисто от гостей незваных.

Они ускорили шаг, подошли к колодцу. Мельник вытянул бадью с водой, перегнул ее край, дал напиться конюшему. Ставя бадью обратно на мокрый сруб, горбун, словно нечаянно, столкнул ее в колодец, подхватил уже на лету внутри сруба. Пока мельник, помогая ему, медленно поднимал бадью, конюший, прячась за русичем, быстро достал из-за пазухи узелок с порошком, высыпал его в темную воду. Едва мельник успел вытащить бадью и снова поставить ее на сруб, а конюший спрятать опустевшую тряпицу в карман, возле них появился сотник с конем в поводу.

– Чего возишься, смерд? – крикнул он мельнику. – Наливай воду в колоды! Или думаешь, что мы собираемся торчать у тебя до вечера?

– Сейчас, пан воевода, сейчас, – заторопился мельник.

Доставая из колодца бадью за бадьей воду, он лил ее в наклонный деревянный желоб, по которому она стекала в ряд долбленых колод, откуда обычно поили лошадей приезжавшие на мельницу крестьяне. Стоя рядом, сотник вначале молча наблюдал за его работой, затем грубо схватил за плечо.

– Что льешь, смерд? – крикнул он. – Чем хочешь поить наших коней?

– Водой, пан воевода, – спокойно ответил мельник, одним движением плеча сбрасывая чужую руку, – Чем же еще поят лошадей?

– Водой? Тогда почему же кони не пьют ее? Смотри…

Вытянув руку, он указал на колоды, возле которых с обеих сторон уже стояли несколько литовцев с лошадьми в поводу. Действительно, ни одна из них не пила воду.

– Что за вода у тебя, смерд? – закричал сотник, хватаясь за меч. – Отчего кони воротят от нее морды? Может, она дурная и ты задумал погубить их? Пей ее вначале сам! Пей, собака! Слышишь?

Выхватив из ножен меч, он приставил его к груди мельника.

– Пей, или проткну тебя насквозь!

Мельник бросил исподлобья быстрый, внимательный взгляд по сторонам. В нескольких шагах от колодца за низкой изгородью из жердей виднелся лес, однако между ним и русичем стоял литовский сотник. Правда, в руках у мельника была тяжелая деревянная бадья и он мог без труда сбить ею сотника с ног, но рядом с тем топтались с десяток других литовских воинов, прибежавших на крик. Их копья и обнаженные мечи были направлены на русича. И мельник спокойно вылил воду из бадьи в желоб, поставил ее на край сруба. Потом выпрямился и с улыбкой посмотрел на сотника.

– Не кричи, пан воевода, – сказал он. – Откуда мне знать, отчего ваши кони не хотят пить воду? Может, не привыкли к её запаху. У нас кругом болота-торфяники, так что вода помимо запаха имеет и свой привкус. Однако пан пил ее, – мельник кивнул на конюшего, – и ничего с ним не случилось… Так что вода хорошая.

Сотник сильнее прижал меч к груди русича.

– Пей! – повторил он.

У мельника было два выхода. Первый: несмотря ни на что, все же попытаться пробиться к лесу. Второй: надеясь усыпить подозрительность сотника, выпить отравленную воду в расчете на то, что после этого литовцы заставят пить ее своих лошадей. В последнем случае смерть была неминуемой, зато имелась возможность выполнить порученное ему дело. И мельник раздумывал недолго.

– Я выпью эту воду, пан воевода. А коли она не по вкусу вашим лошадям, можешь поискать им другую.

Мельник опустил бадью в колодец, неторопливо вытащил оттуда, припал губами к ее краю. Сотник, не выпуская из рук меча, нагнулся к бадье вместе с ним.

– Пей, смерд, пей больше, – толкнул он в бок мельника. – Пей по-настоящему, а не мочи губы.

Мельник оторвался от бадьи, вытер губы, стряхнул капельки воды с усов и бороды.

– Хватит, напился вдоволь. Не то от жадности лопнуть немудрено.

Мельник собрался вылить остатки воды в желоб, но вдруг зашатался, выронил бадью из рук. Его лицо побагровело, на губах выступила пена, он зашелся в глухом надрывном кашле. Схватившись за грудь и жадно ловя открытым ртом воздух, он какое-то время еще стоял на ногах, затем тяжело рухнул на сруб колодца.

Опустив оружие, литовцы с изумлением и страхом наблюдали за происходящим. Лишь сотник, ничему не удивившись, перешагнул через упавшего и подошел к стоявшему невдалеке конюшему.

– Что делать дальше? – спросил он, кивая на густую толпу литовцев, сбежавшихся к колодцу и тесно обступивших труп мельника.

– Оставь на подворье стражу, чтобы никто не вздумал пить или поить лошадей, а сам с отрядом отправляйся дальше. Через три версты будет ручей, там устройте водопой и отдохните до нашего с боярином приезда. Ступай.

Конюший еще раз взглянул на труп мельника, осенил себя крестным знамением и направился к дому. В чисто прибранной горнице у окна сидел довольный Адомас. При виде конюшего он рассмеялся дребезжащим смешком, довольно потер руки. Вот она, зримая победа духа над плотью! Гора живого мяса и костей, способная существовать еще невесть сколько, превратилась в ничто, осмелившись вступить в поединок с ним, клубком боли и постоянно напряженных до предела нервов! И в этом поединке одержал верх его ум, а не чужое могучее здоровье и физическая сила! Ум – вот что делает человека хозяином собственной судьбы и повелителем тысяч чужих!

– Хочешь сказать, что все идет по нашему плану? – спросил он, мельком взглянув на конюшего и снова отворачиваясь к окну. – Не надо, не говори, я все видел сам. Мельник мертв, но еще живы князь Данило и боярин Боброк. А мне нужны именно они, а не этот русский смерд.

– Я пришел говорить вовсе не о мельнике, боярин, – произнес конюший, останавливаясь у двери и прислоняясь спиной к бревенчатой стене. – Да, князь Данило и боярин Боброк еще живы, но они в задуманной тобой западне и скоро будут уничтожены. Значит, я выполнил свое обещание. Не забыл ли ты о своем, боярин?

На лице Адомаса появилось недовольное выражение.

– Я все помню, холоп. Мной обещано, что, если ты заманишь в ловушку князя Данилу и боярина Боброка, я отпущу на волю твою приемную дочь. Однако не слишком ли рано заводишь ты сей разговор?

– Боярин, я выполнил все, что обещал. Дальнейшее зависит уже не от меня, а от храбрости твоих воинов и быстроты их коней. Только поэтому я осмелился напомнить о нашем с тобой договоре.

– Ты рано пришел, холоп, – холодно сказал Адомас. – Мне мало того, что Боброк в западне, мне нужен его труп. Покуда не увижу боярина Волынца у своих ног мертвым, я не буду знать, заслужила ли твоя приемная дочь моей милости.

– Боярин, ты не доверяешь мне также, как Дмитрий Боброк, – криво усмехнулся конюший. – Скажи, чем могу помочь тебе еще?

– Скачи к боярину Векше и напомни, чтобы лучше следил за князем Данилой, а также лично проверил, надежно ли перекрыты дороги и тропы, по которым могут уйти русичи. Заодно скажи, что через два-три часа я поведу своих воинов ему на помощь.

Укрывшись в ветвях высокого дуба, сотник Андрей уже давно наблюдал за двором мельника Путяты. Он видел и въезжавших к нему на подворье литовских конников, и как мельник вместе с конюшим боярина Адомаса пошел к колодцу, как обступили его с оружием в руках литовцы. Видел, как старого Путяту заставили пить отравленную воду и как тот упал мертвым на сруб колодца. И лишь когда конюший как ни в чем не бывало ушел в дом мельника, где до этого скрылся Адомас, а литовский отряд, оставив у колодца небольшую стражу и полусотню воинов для охраны боярина, снова двинулся по дороге к степному порубежью, сотник быстро заскользил по стволу дерева вниз.

С минуты, когда он лишь увидел панцирников и догадался, что те выступили в поход не утром, как говорил конюший, а гораздо раньше, в его душе шевельнулась тревога и возникли первые, пока неясные подозрения. Теперь же, став свидетелем смерти Путяты и безнаказанности конюшего, отравившего колодец, он понял все.

– Измена, други! – крикнул он двум дружинникам, поджидавшим его под дубом с конями в поводу. – Быстрей к князю!

Андрей прямо с дерева прыгнул в седло, и тотчас в ствол рядом впилась стрела. Подняв коня на дыбы, сотник втянул голову в плечи и оглянулся. Оба дружинника, сраженные стрелами, лежали бездыханными на траве. Не раздумывая, Андрей ударил коня плетью и направил его на сплошную стену кустов, что высилась перед ним. Однако было уже поздно, несколько стрел впилось в конский круп, и лошадь стала медленно заваливаться на бок. Сотник успел невредимым соскочить на землю и даже выхватить меч, но брошенный из-за соседнего дерева аркан обвился вокруг шеи и свалил его с ног.

– Вяжи крепче! – весело крикнул старший сын боярина Векши Николай, подъезжая к лежавшему на земле сотнику, на котором сидели несколько боярских дружинников. – Этого удальца я знаю, встречал у князя Данилы не раз. За такой подарок боярин Адомас нам спасибо обязательно скажет…

Андрея развязали лишь после того, как втащили в дом мельника Путяты и поставили перед столом, за которым сидел боярин Адомас. Тот внимательно окинул пленника взглядом, раздвинул губы в подобии улыбки.

– Здравствуй, здравствуй, любимый спутник князя Данилы, – дружелюбно произнес Адомас. – Как видишь, знаю я тебя, да только сегодня Господь сподобил познакомиться. Чего молчишь? Думаешь, буду выпытывать что-либо? Приготовился, небось, к дыбе да огню с железом? А мне, представь, ничего от тебя не надобно. Потому что сам знаю все наперед: и зачем князь Данило с боярином Боброком в этом лесу, и где они устроили засаду на татарский чамбул, что сопровождает к князю Ягайле Мамаево послание.

Все известно мне, русский сотник Андрей. Потому и мертв уже мельник Путята, бывший с вами в сговоре, оттого и ты сейчас стоишь безоружный передо мной. А к заходу солнца не будет в живых ни твоего князя, ни его напарника, московского боярина Боброка.

Адомас пристально взглянул на Андрея, забарабанил пальцами по столу.

– Вот почему не нужен ты мне, сотник, а потому отправлю-ка я тебя в подарок боярину Векше. Знаю, есть у него счеты к твоему князю, может, припомнит они тебе какой-нибудь старый грешок. Пусть порадуется моей доброте и заботе…

Оставшись в горнице один, боярин откинулся спиной к стене, подставил лицо теплым лучам солнца, прикрыл глаза. Несмотря на усталость и одолевавшую из-за бессонной ночи дремоту, настроение у него было как никогда хорошее.

Этому были причины. Когда боярин Векша вручил ему в руки Мамаеву грамоту, которую везло таинственно исчезнувшее в степи ханское посольство, и рассказал историю, как он якобы случайно наткнулся в лесу на казачий отряд и отбил ее, Адомас уже тогда не поверил ему. Но одного недоверия мало, боярину нужна была правда, и он приложил все силы, чтобы узнать ее. Через доверенных людей, имевшихся у него в усадьбе Векши, Адомас узнал и о ночном приезде атамана Дороша к своему бывшему хозяину, и о встрече, которая состоялась между ними на следующий день у старого дуба на поляне, и о неудавшейся засаде Векши на собственного беглого челядника. А услыхав о том, что атаман при встрече у дуба получил из рук боярина дорого аргамака с отличным шлемом и саблей, он нисколько уже не сомневался, что Векша получил грамоту действительно от Дороша, но только не в бою, а поменяв ее на коня и шлем с саблей. Итак, судьба ханского послания для Адомаса была ясна, понятно ему было и вранье тщеславного и недалекого боярина Векши, однако поступок дерзкого и бесстрашного атамана степных разбойников Дороша был Адомасу не совсем понятен. И он, потомственный литовский боярин, правая рука великого князя Литвы, был вынужден лично заняться более чем скромной особой бывшего беглого челядника, ныне атамана ненавистной ему воинственной русской степной вольницы.

Через верных людей Адомас узнал, что атамана Дороша в последнее время несколько раз видели с дружинниками князя Данилы, а один раз с воинами, по одежде и говору напоминающими московитов князя Дмитрия. Это заставило боярина задать себе вопрос: по собственной ли воле и разумению напал атаман на татарское посольство, так ли уж случайно угодила к нему Мамаева грамота? Но если атаман уничтожил ордынских посланцев по чужому наущению, почему отдал он грамоту боярину Векше, своему бывшему хозяину, заведомо зная, что в конце концов она очутится у великого литовского князя, то есть у того, кому предназначалась с самого начала? Возможно, весь секрет и заключается в том, в чьих руках Мамаево послание побывало до того, как Дорош появился с ним у Векши? В таком случае, наибольшую опасность для Адомаса представлял не сам атаман, исполнитель чужой воли, а тот, кто направлял его действия. Людей, которых мог интересовать обмен посланиями между великим литовским князем и ханом Золотой Орды, было двое: князь Данило и боярин Боброк. Может, часть доставленного Боброком в Литву московского золота пошла на то, чтобы атаман с его людьми стали послушным орудием в руках самого Боброка и его помощника, князя Данилы?

Много размышлял о случае с грамотой Адомас, немало было в его голове всевозможных догадок и предположений. Результатом явилось то, что однажды вечером перед русским князем Данилой предстал боярский конюший с вестью об измене княжеского воеводы Богдана. Предавая русича, Адомас, по его расчетам, не терял ничего… Если Богдан лазутчик Боброка, он, Адомас, только выигрывает, одновременно избавляясь от втирающегося к нему в доверие врага и заставляя верить человеку, которого сам подсылает к князю Даниле. Если же воевода действительно пришел к нему с чистой совестью, потеря тоже не особенно велика. Богдан многое сделал уже тем, что сообщил Адомасу о пребывании в Литве Боброка и навел его на след московского золота. Что касается утраты воеводы, она в дальнейшем будет с лихвой возмещена деятельностью боярского конюшего, который на костях Богдана войдет в доверие к князю Даниле.

Вот почему он решил заменить чужого, непонятного ему до конца воеводу верным конюшим. Как показали дальнейшие события, Адомас сделал правильный ход. Сегодня, самое большее через несколько часов, он должен сполна пожать плоды своей удачи.

Адомас открыл глаза, взглянул на висевший над лесом блестящий шар солнца. Протянул руку, взял со стола серебряный колокольчик, громко позвонил.

– Коня! – отрывисто бросил он появившемуся в дверях слуге…

Прислонившись к стволу дерева, Боброк рассеянно наблюдал за тем, как спешившиеся дружинники быстро и ловко подрубали и подпиливали деревья, стоявшие вдоль лесной дороги. Они делали это так, чтобы в нужный момент их легко можно было свалить. Рука, положенная боярину сзади на плечо, заставила его оглянуться. Сбоку стояли князь Данило, сотник Григорий и еще несколько дружинников.

– Прости, что отвлек, – сказал князь, – дело к тебе. Знаешь его? – кивнул он на одного из дружинников.

Боброк перевел взгляд на указанного и заметил, что у того отсутствовали копье и щит, а ножны меча пустовали. Лицо дружинника воеводе было незнакомо, и он отрицательно покачал головой.

– Нет, впервые вижу.

– Наш дозор задержал его рядом в лесу, говорит, разыскивает здесь нас с тобой. Хочет передать нечто важное, от чего зависит наша жизнь.

От недавней рассеянности Боброка не осталось и следа.

– Значит, искал нас? – спросил он, глядя на дружинника. – Откуда знаешь, что мы с князем в этом лесу? И кто ты такой?

Дружинник распрямил плечи, вскинул подбородок.

– Я сотник Кирилл из дружины боярина Векши. Того русского боярина, что продал душу дьяволу, литовскому Ягайле, и который сделал все, чтобы сегодня сгубить вас обоих. Я прискакал спасти вас.

– Откуда знаешь, что мы в этом лесу? – перебивая сотника, нетерпеливо спросил Боброк.

– Вы здесь несколько часов, я – двое суток. Вы только начали устраивать засаду на татарское посольство, а боярин Адомас и мой хозяин давно подготовили для вас ловушку и с минуты на минуту захлопнут ее. Дабы этого не случилось, я и разыскивал вас.

Склонив голову набок, Боброк внимательно слушал сотника и, когда тот смолк, без промедления задал новый вопрос:

– О какой засаде Адомаса говоришь, сотник?

Кирилл поднял голову, взглянул на солнце. В глазах его мелькнула тревога.

– Понимаю твое недоверие, боярин, однако нет времени для долгих объяснений. Уясни главное: ваш с князем отряд в западне. За его спиной более полутысячи литовцев, справа и слева еще два раза по столько. Они ждут лишь прибытия панцирников Адомаса, которые перекроют последний свободный для вас путь к мельнице Путяты и по сигналу боярина ударят по вас со всех сторон.

– Этого не может быть, – твердо сказал Данило.

– Так и есть, князь, – спокойно ответил сотник. – Ибо Адомасов конюший, коему вы доверились и по чьей злой воле угодили в этот лес, изменник Поэтому сейчас мертв мельник Путята и целы кони литовского отряда, с которым следует сюда боярин Адомас. Убиты и два ваших воина, что наблюдали за мельницей, а сотник Андрей в руках боярина Векши.

Как пораженные громом слушали слова сотника Кирилла князь и боярин. Если широко открытые глаза и шумное дыхание Данилы выдавали его волнение, Боброк внешне был спокоен.

– Откуда знаешь все? – не повышая голоса, поинтересовался он.

– Я – сотник личной охраны боярина Векши. Меня с детства воспитывали вместе с его сыновьями, и ни у кого из боярской семьи нет от меня секретов.

– Тем меньше причин тебе верить, – ледяным тоном проговорил Боброк. – Ты назвал конюшего изменником, однако кто или что докажет правоту твоих слов?

– Боярин, я безоружен и полностью в вашей власти, каждое слово неправды может обернуться для меня смертью. И все же, несмотря на это, повторяю: спешите уйти с этого места. Тем паче, что Мамаев гонец поскачет к литовскому Ягайле совсем по другой дороге и ваша засада здесь бессмысленна. У вас вместе с атаманом Дорошем семьсот мечей, у ваших врагов втрое больше.

Конский топот, раздавшийся поблизости, заставил всех прекратить разговор и повернуть головы. Из-за поворота дороги вырвался всадник, подскакал к ним, круто осадил коня перед князем Данилой. Скакун был весь в пене, недобро косил глазом, всадник тяжело дышал и выглядел встревоженным.

– Литвины, князь. Следуют от мельницы Путяты. Не меньше пяти сотен копий, с ними боярин Адомас. Через час-полтора будут здесь.

– Что значит «следуют»? Как «следуют»? – с раздражением спросил Данило. – Конно или пеше?

– Конно, княже.

– Где сотник Андрей? Что передал вам?

– Не было его, княже. И что с ним, не ведаем.

Князь и Боброк переглянулись, боярин шагнул к гонцу.

– Скачи к воеводе Богдану и передай, чтобы он немедля снимал все наши дозоры и спешил сюда. Слышишь? Снимал всех до единого человека и как можно скорее был у нас. С Богом!

Гонец, огрев коня плетью, поскакал обратно, а Боброк снова повернулся к Кириллу.

– Спасибо за важную весть, сотник! Прости, что не сразу тебе поверили. Но обожглись с князем на конюшем, а пуганая ворона… сам знаешь. Кстати, никак не могу понять, что могло толкнуть горбуна на предательство.

– У него была сестра, у нее – единственная дочь-красавица. Сестра давно умерла, и конюший сам, без чьей-либо помощи, вырастил и воспитал сироту. Много бед и опасностей поджидают красивую девушку при боярском дворе, а Адомас посулил дать ей волю, если горбун поможет заманить вас в ловушку. Ежели конюшему нисколь не дорога собственная нерадостная жизнь, то для счастья племянницы, ставшей для него родной дочерью, он готов на все.

– Пусть будет проклято его имя, – сказал Боброк – Теперь, сотник, подскажи, как нам вырваться из Адомасовой ловушки.

– Путь вперед и назад перерезан: везде литовцы, изготовившиеся засыпать вас из засады стрелами. Уйти отсюда лесом тоже невозможно: Адомас правильно выбрал место для западни – вокруг дороги на десятки верст непроходимые болота и топи. Через них имеются лишь две тропы, по которым можно проехать конному, однако они перегорожены завалами и охраняются воинами боярина Векши. Одну из троп стережет моя сотня, и ежели вы, князь и боярин, решитесь мне довериться, я пропущу вас. Думайте.

– Мы верим тебе, Кирилл, – сказал Боброк и взглянул на сотника Григория. – Верните ему оружие, поскольку негоже стоять воину с пустыми ножнами.

В продолжение разговора боярина с Кириллом Данило угрюмо смотрел себе под ноги. Когда же Боброк направился к коню, князь придержал его за локоть.

– Не торопись, мы еще не узнали главного. Кирилл, – обратился он к сотнику, – где на самом деле должны встретиться ордынцы с литовцами? Если татары не скачут по этой дороге, значит, движутся по иной. По какой?

– Не знаю, княже. Слышал только, что из степи путь чамбула лежит к Лысому кургану, где должен поджидать его литовский дозор, чтобы вести дальше. Куда ордынцы направятся с Ягайловыми дозорными-проводниками от кургана, не ведаю.

– Лысый курган, Лысый курган, – задумчиво повторил князь Данило. – Сотник, мог бы ты провести меня туда?

– Могу.

– Что ты задумал? – насторожился Боброк.

– Послушай…

И Данило начал тихо рассказывать боярину свой план. Тот, не перебивая, внимательно выслушал князя, помолчал.

– Мысль заманчивая, – наконец сказал он. – Но думал ли ты, чем это грозит? Если татары тебе не поверят – смерть на месте, если поверят и ты заведешь их под наши стрелы – все едино гибель. Я против твоего плана, князь. Эти сутки мы у Ягайлы уже выиграли, вряд ли он тронется в поход и завтра. Так к чему ненужный риск?

– А если Ягайло паче чаяния двинется в поход завтра? А князю Дмитрию, дабы схватиться с Ордой один на один без Мамаева союзника Литвы, не хватит как раз одного дня? Того самого, из-за которого мы сейчас не захотим рисковать? Как оправдаемся мы тогда перед Русью и своей честью, боярин?