Текст книги "Как мужик счастье искал"
Автор книги: Андрей Ильин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Это что, родичи царевы? – спрашивает мужик. А жандарм его по роже – хрясь!
– Молчи, дурак!
Замолчал мужик. Идет, во рту зубы перекатывает, выплюнуть боится. Пол кругом, что твое зеркало, ни пылинки! Ох и справная, наверное, у царя жинка, что такую огромаднейшую избу в чистоте содержит.
Заходят в залу. Царь сидит на здоровенном троне. Вокруг министров, генералов, охранников толпится видимо-невидимо.
– А вот и наш мужичок, – кричит царь. – Здравствуй, мужичок! Понравилось тебе у нас?
– Ниче, – отвечает мужик. – Тюрьма у тебя, величество, справная, теплая, и тюфяки мягкие.
– Ха-ха-ха, – смеется царь. – А им не нравится, – и показывает на свиту. – Ха-ха-ха!
– А зачем вы, мужичок, в царствие наше пришель? – спрашивает первый министр и смотрит на него через моноклю.
– Так счастье ишшу! – отвечает мужик.
– Ха-ха-ха, – снова смеется царь. – Нет, мужик, на свете счастья.
– Как это? – удивляется мужик. – Есть счастье! Мне дед сказывал, а моему деду – его дед!
– Нету счастья! Я лучше знаю. Я сто стран проехал и сто морей!
А мужик смотрит – у царя рожа гладкая, пальчики белые, к работе не приучены, и весь-то он в дорогом сукне, и сразу видать, что жизнь у него распрекрасная. Набрался мужик храбрости да и бухнул:
– Ты, величество, потому своего счастья не видишь, что на нем сидеть изволишь. А на заду Глазьев нету!
– Ты как с царем разговаривать? Дрянной мужичонка! – ахнул первый министр и ну мужичку ухо на палец вертеть. Да больно так!
А царь – топ ногой.
– Отпустить его!
Министры поклонились, от мужика отошли.
– А хошь, – говорит царь, – на мое место сесть? Садись!
И с трона встает.
– Спасибо, конечно, – отвечает мужик, – только мне твоя сиделка без надобности. И на трон показывает.
– Ая-яй! – стыдит величество. – От подарка отказываться нехорошо! От подарка отказываться нельзя!
И толкает мужика к трону. И министры, и генералы тоже толкают. Так и втолкали.
– Вот тебе, мужик, корона, – говорит царь. – Правь! А я возле постою... Ваше величество!
И, ножкой дрыгнув, кланяется мужику, как всамделишному королю! И министры с генералами, глядя на него, тоже ножкой дрыгают и кланяются.
Сидит мужик дурак-дураком, чего делать, не знает. Нету у него царского опыту. Полчаса сидит. Час. Вспотел, ногами затек, а шевельнуться боится.
Наконец подходит к нему первый министр.
– Чего ваше величество изволют?
И открывает здоровенную книгу государственных приказов.
– Ась? – спрашивает мужик.
– Говори, что желаешь, не стесняйся, – толкает его в бок бывшее величество.
– Ага, – понял мужик. – Значит, так! Изволю я. Изволю... Хочу редьку со сметаною! Быс-с-стро!
– Что есть рэдка? – удивляется первый министр и на министров с генералами оглядывается. А министры да генералы глаза отводят. Откуда им знать, что такое редька. Это же не ананас какой простецкий.
– Что есть рэдка? – еще раз спрашивает министр.
– А это вам царь отвечать обязан? Это не его дело, – подает голос бывшее величество. – Вам сказали – вы извольте подсуетиться! А нет – голова с плеч!
Заплакал министр и пошел "рэдку" искать.
Очень такая жизнь мужику понравилась. Устроился он поудобнее на троне, корону на затылок сдвинул и говорит:
– А раз я царь, то пусть ко мне подойдет главный жандарм!
И пальчиком его подманивает.
Подходит жандарм, склоняется почтительно. А мужик его еще ближе зовет. Пододвинулся жандарм.
– Вот что я тебе хотел сказать... – говорит мужик и – ба-бах – вышибает жандарму державой железной ровнехонько четыре зуба! Жандарм в крик, за шпажонку хватается, хочет ею мужика с трона сковырнуть.
А старый царь:
– Ха-ха-ха! Да – ха-ха-ха. Ай да мужик! Ай да царь! И министры тоже:
– Ха-ха-ха!
– Я, грешным делом, сколько раз хотел жандарму по роже съездить, да все не решался, – признается бывший монарх. – А он раз! Ой, уморил! А тебе, – говорит он жандарму, – если ты его величество ненароком шпагой оцарапаешь, точно головенку оттяпают за покушение на монаршую особу. Так и знай!
Жандарм шпагу в ножны:
– Р-разрешите быть свободным? – и топ-топ из залы.
А утром на всех заборах – "Манифест". Так, мол, и так, по причине недовольства народных масс старый царь сдал корону, трон и бразды новому, который из натуральных из мужиков. Да здравствует новый царь! Ура!
И пошла у мужика жизнь – слаще не бывает.
Но если совсем по правде, и тут без неудобств не обошлось.
Во-первых, вынули мужика из дерюжки и облачили в самые что ни на есть царские одежды. И столько их оказалось, что если утром одеваться начать, то только к ночи закончишь. А ночью спать хочется, значит, одежда вроде ни к чему. В общем, перестал мужик вовсе раздеваться – спал в полной парадной амуниции: в сапогах, шпорах и при короне.
Но опять неудобство – швы, пуговицы, резинки, застежки, потайные карманы разные в тело впиваются страшней волков. В дерюжку бы обратно! Так, говорят, царю не положено по чину! Он послов иноземных принимает, увидит посол ту дерюжку, осерчает и войной пойдет.
По той же причине нельзя было в носу пальцем ковырять, под камзолом чесаться и на обеде званом из общего фарфорового чугуна ложкой хлебать. Мучился мужик на таких приемах шибко. И ведь как специально: только посол на порог – у мужика зуд по всему телу. Он уж и спиной о спинку трона трется, и державкой под мышки тычет будто случайно, а зуд только пуще. Маета! И как только цари живут?!
А после и вовсе горе приключилось. Привели министры мужику даму. Снаружи вроде ничего – справная. Щеки толстые, румяные, одних подбородков штук шесть, но только больно уж злюща!
– Вот, – объявляют мужику, – тебе королевна!
– На что она мне? – возражает мужик. – У меня в деревне своя баба есть. Я к ней привыкши.
– Тебе, ваше величество, по чину и званию полагается. Тебе без королевны никак нельзя. Иначе выйдет международный конфуз!
А королевна стоит и, на мужика глядя, кривится, видно, что неохота ей с мужиком-лапотником женихаться. Мужик говорит:
– А раз так, я согласный! Но только если я ей муж, пущай она титьки спрячет! А то срамотища глядеть!
– Фи! – говорит королевна. – Ты хошь и царь, а все равно чурбан неотесанный! Это вовсе не срамота, а Декольте. Так все самые приличные дамы ходят!
Мужик отвечает:
– Мне до других баб дела нет, а своей я неглиже ходить не дам! – и запихивает обеими руками женины формы обратно в платье, как вылезшую квашню в кастрюлю.
Королевна кричит:
– Да что же это такое делается! Караул! Хватает мужика за бороду и ну из нее волосья драть, как пух из одуванчика.
– Ой-е-ей! – вопит мужик. – Меня нельзя! Я величество! О-ей!
– Это ты для них величество, а для меня супруг! приговаривает королевна и выщипывает из него все усы.
Насилу мужик отбился. Сел на трон и плачет. Что за жисть такая, когда что хочется делать нельзя, а что не хочется – надо. Лучше бы я в деревне остался!
Тут подбегает к мужику главный генерал и докладывает рапорт.
– Так, мол, и так, все в государстве спокойно. Только две волости бунт чинят. Околотки рушат, генералов боевых розгами порют, грозятся столицу спалить, а царя с колокольни сбросить!
Испугался мужик.
– Отчего же так-то?!
– А, говорят, в лавках соли нет. Говорят, новый царь хуже прежнего и через то ему надо кровь пущать!
– Так что же я им такого сделал? – чуть не плачет мужик.
– А народ, он завсегда царем недоволен, – пожимает погонами главный генерал. – Быдло-с! Прикажите стрелять?
– А иначе нельзя? – сомневается мужик.
– Никак нет! По-другому не обучены-с! Только если бунтовщикам потакать, они сюда придут и непременно державу порушат!
Крепко задумался мужик. А тут к нему сзади главный жандарм крадется. И шепчет в самое ухо:
– Раскрыт нами страшный заговор среди знатных фамилий. Желают они вас до смерти извести, а как, мы знать не можем, очень уж они скрытные! Только лучше вам теперь, ваше величество, не пить, не есть, в бане не мыться, по темным залам не ходить, в окна не выглядывать, с прислугой и министрами зазря не болтать. В противном случае мы за вашу жизнь полушки дать не сможем!
И началась у мужика жизнь – хуже придумать нельзя. Всюду-то ему заговорщики с кинжалами мерещатся, всюду еда-питье травленые. Ночами мужик не спит, возле двери тихонько стоит, слушает, кто в коридоре ходит. Днем в самом дальнем подвале за сундуком хоронится. Все ждет, когда его убивать будут.
В тюрьме лучше жилось. Ей-богу!
И вот слышит однажды мужик наисекретнейший разговор. Говорит главный жандарм первому министру:
– Осталось нашему дураку самую малость править. Денька два, а то и менее. Народ по стране бунтует, старого царя на трон требует! Старый царь придет, мужика низложит и головенку ему оттяпает. Снова пять лет спокойно жить будем. А как народец забузит, нового дурака сыщем и на царство поставим. И ему потом голову снимем!
– Это есть очень большой мудрость! – говорит первый министр. – Народ любит, когда царю голова рубят. В моя страна тоже так делают.
– Только я ему перед тем свои четыре зуба припомню, обещается главный жандарм.
Тут все мужик и понял.
"Ах я дурак-раздурак! Я думал, мне трон уступают, а на деле выходит – плаху! Псу под хвост его, счастье такое царское!"
И бочком, бочком, да по стеночке в палаты царские. Хвать дерюжку из сундука и ходу!
А на улицах народу полно, и все говорят:
– Новый царь хоть и из нашенских, из мужиков, а злыдень. А старый даром что голубых кровей, а добряк! Видно, и впрямь царская должность не для простолюдина!
Три дня мужик бежал без сна и отдыха, пока из царства того совсем не выбежал. И все ему сзади погоня мерещилась – жандармы да генералы. А как выбежал, сил лишился, упал на траву и встать не может. Все, думает, хватит счастья искать, пора домой идти!
Отлежался и пошел домой.
Но только совсем не вовремя домой он пришел. Государство его как раз в ту пору сызнова воевать собиралось.
Генералы как мужика увидели, обрадовались шибко, даже в ладоши захлопали.
– Очень, очень кстати, – говорят. – Нам как раз вот таких крепеньких мужичков не хватает. Генералов у нас огромадное количество. А командовать некем, солдатиков нет. Поубивало всех. Так что вступай, мужик, к нам в армию! Мы тебе обувку выдадим, шинелку на меху и картуз железный.
– Не могу я, – вздыхает мужик, – я домой спешу. Я дома, почитай, годков десять не был. Соскучился!
– А домой тебе спешить без надобности, – усмехаются генералы. – Сынов твоих на войне поубивало. Внуки от голода попухли, да и дома твоего нет, мы из него блиндажей понаделали. А остались у тебя только сарайка, жена старуха да таракан под завалинкой. И того мы вскорости мобилизуем и противнику в тыл зашлем, для поедания фуража и учинения вредных болезней среди солдат, скотины и населения.
Заплакал мужик, запричитал:
– Ах, зачем я из дому ушел, сынов, внуков не уберег!
– А насчет того, что ушел, это ты правильно напомнил, обрадовались генералы. – За это после войны, если, конечно, жив останешься, непременно ответишь по всей строгости закона! Как самый что ни на есть злостный дезертир, который Родину свою и генералов в самый трудный час одних оставил. Мы через то только, может, войну и не выиграли!
– Я же не за просто так ушел. Я же счастье искал! За что же меня судить? – возражает мужик.
– А счастье искать не надо, счастье тебя само отыщет, отвечают генералы и приказывают фельдфебелю поставить мужика на все виды довольствия, выдать секиру и разъяснить в самой доступной форме, что есть счастье для простого солдата!
– Будет исполнено! – козыряет фельдфебель и гонит мужика на склад.
Одели мужика, обули и выгнали на плац. Фельдфебель перед ним туда-сюда вышагивает, орденами да шпорами звенит, цигарку курит.
– Значит так, дубина. Слушай и запоминай! Я два раза не повторяю! Счастье есть служение отчизне своей до последнего вздоха и до последней капли крови! А служение отчизне есть полное и безоговорочное подчинение своему вышестоящему начальнику. То есть мне! Понял, деревенщина?
И что бы я ни приказал, должен ты не щадя живота исполнить в наилучшем виде! Это и есть твое счастье! Понял?
– Я только хотел спросить.
– Понял?!
– Я...
– Пятьсот приседаний до полного уяснения, что такое солдатское счастье! Па-а-апрашу! Ать-два! – приказывает фельдфебель и бьет мужика сапогом под коленки. – Сесть-встать. Сесть-встать...
Приседает мужик, ноги трясутся, черные круги перед глазами кувыркаются.
"Мне бы, – думает, – только. До вечера. Уф. Дожить. И до. Нар. Доползти. Уф. Мне бы. Того. Счастья. За глаза. Уф-ф. Хватило".
– Понял, что такое счастье? – спрашивает капрал.
– Так точно! – орет мужик в ответ. – Служение вам, господин фельдфебель, до последней капли крови!
– Ну, правильно понял, – говорит фельдфебель. – А теперь ступай в медпункт, в столовую, в туалет и в полевую церкву. И на все про все тебе пятнадцать минут. Я проверю. И если хоть полсекунды... Смотри у меня! – и показывает здоровенный кулачище.
Пришел солдат в церковь, упал на скамейку дух перевести.
– А-а-а, мой добрый прихожанин, – говорит поп в капитанской форме, его увидевши. – Что привело тебя в храм? Ответствуй.
– Тень, – честно признается солдат.
– А что заботит тебя, сын мой?
– Где счастье хоронится.
– Счастье есть доблесть. Убей врага, и ты испытаешь блаженство отмщения.
Счастье есть победа, угодная всевышнему. Победи врага, и счастье твое будет безмерно.
Счастье есть смерть на поле брани. Умерший в бою свят и безгреховен, как новорожденное дитя.
– Что-то много счастья у вас, святой отец, – удивляется солдат.
– Милость и щедрость господа нашего безгранична. Ступай и помни слова мои. Ибо это слова господни, вложенные в уста рядового пастыря его! Уяснил?
Пошел мужик обратно к фельдфебелю, и радость его распирает. По всему свету счастье искал, под каждую корягу заглядывал ничего не нашел! А тут счастья – всю жизнь черпай, не вычерпаешь! Чудеса!
Обучил фельдфебель мужика приемам рукопашного боя и тому, как сподручней из вражьего солдата душу вынимать. И отправил на передовую.
– Ну вот теперь-то я счастье раздобуду непременно! обрадовался мужик и побег в атаку.
Один.
А на пригорке сто генералов стоят и смотрят, как солдат согласно их стратегическому плану станет победу добывать.
Бежит солдат, через воронки перескакивает, "ур-ра!" кричит, штыком сверкает, хочет счастье за хвост изловить.
– Славная у нас армия, – говорят меж собой генералы. – С таким молодцом мы всех врагов в пух-прах разделаем.
И идут в блиндаж кофию пить.
Добежал мужик до окопов, а ему навстречу такой же мужик поднимается, только шинелка на нем покроя иного и погоны ненашенские. У мужика аж руки зачесались.
– Ну, счас счастье добуду!
И р-р-раз – всаживает штык прямехонько тому солдатику в грудь. Солдатик охнул и сел. Руками за штык ухватился, а с пальцев у него кровь капает. И глаза у него такие жалостливые, ну в точности как у больной собаки. Мужик штык к себе тянет, а тот не отдает и что-то по-своему быстро-быстро лопочет. Выдернул мужик штык, солдатик и помер.
Стоит мужик, винтовку держит и понять ничего не может. Что же это за счастье такое пакостное? Жил себе мужик, поди, бабу имел, детишек, а он его зарезал. Какая же радость с того?
Плюнул и поплелся обратно в тыл.
А его генералы встречают, да с подносом. А на подносе водки стакан.
– Ты, оказывается, очень хороший солдат и даже герой, говорят генералы. И вешают ему на грудь медаль "За самую великую военную храбрость!" и спрашивают: – Ну что, счастлив ты наконец?
– Точно так, – отвечает мужик. А голос у него тихий, еле слышный.
– Если ты еще кого убьешь, мы тебе еще медаль дадим, обещают генералы, а сами от щедрости своей пыжатся.
– А можно мне теперь домой? – просит мужик.
– Никак нет! – отвечают генералы. – Врагов у нас еще множество, планов стратегийных и того больше, а ты один. Вот войну согласно нашей диспозиции выиграешь, тогда и отдохнешь.
И пихают мужика в спину, чтобы он, значит, сызнова в атаку шел, победу добывать.
– Иди, иди, солдат. Мы тебе артиллерийскую подготовку сделаем.
И палят из пищали.
– Не пойду я, – мотает головой мужик. – Врете вы все. Нету в вашей затее никакого счастья, а только злоба одна и глупость.
– А тогда мы тебя судить станем, – вздыхают генералы. – И непременно к повешенью приговорим.
И зовут трибунал.
Прибегает трибунал, прибегают охранники, фельдфебели да писаря. Народа собралось – в окопе не помещаются. И каждый при деле!
– Эх, сколько вас по щелям прячется! А воевать некому, удивляется мужик.
– А воевать не наше дело, – возражают ему. – На войне у каждого свое место и назначение. Солдату – в атаку бегать, генералу – командовать, а нам – суд вершить. А иначе случится кавардак.
И вяжут мужика по рукам и ногам.
Судья говорит:
– Отказ от убиения супротивника на бранном поле есть выражение крайней нелюбви к своему царю и отечеству, то есть фактически есть измена и злостное дезертирство. А за это повесить мало!
И так и пишет в приговоре – "Повесить мало!".
Тут генералы, судьи и писаря всем скопом на мужика набросились и ну к нему петлю прилаживать.
– А мне, – кричит мужик, – помирать за счастье, тока бы ваши рожи противные не видеть!
А про себя удивляется. Смотри-ка, и там счастье сыскалось, где его вовсе быть не может!
Так бы и повесили мужика, если бы вдруг противник в наступление не пошел.
Бежит от чужих окопов чужой солдат и по-своему "ура" кричит. Испугались генералы. Развязали мужика и приказывают:
– Защищай нас! Мужик! Контратакуй! И развивай наступление до полной победы! А за это мы тебе повешенье отсрочим!
– Не буду я больше воевать. Вешайте меня поскорей, отказывается мужик и глаза закрывает.
– Да он же всех нас в плен возьмет, страну захватит и бабу твою и сарайку в контрибуцию запишет! – объясняют генералы.
– А ну и ладно, – не пугается мужик.
Видят генералы – не станет мужик воевать ни в какую! А противник совсем уже рядом. Глазищами сверкает, палашом грозит, сейчас изрубит!
Расстроились генералы.
– Из-за тебя, мужик, мы, может, всю эту войну вдрызг проиграли, – говорят. На все пуговички застегиваются, строем встают и шагом-марш – идут навстречу противнику поскорее в плен сдаваться.
Остался мужик один.
Лежит на земле, на шинелке, и ни вставать ему, ни счастья искать, ни жить неохота. Устал мужик. Лежит и ждет, когда смертушка подойдет и глаза от солнышка заслонит.
А только не идет смерть – ни к чему ей мужик-беспортошник. Мороки с ним много, а навару никакого.
Полежал мужик, озяб да и пошел домой.
Только нету у него дома – один забор торчит, кусок ворот да сарайка. Разор. И деревни нету – лишь трубы печные остались.
– Ну, что, сыскал счастье? – спрашивают соседи и с надеждой на мужика смотрят.
– Всю землю исходил – нету счастья, – отвечает мужик. Нигде нету!
Сел и руки опустил.
Постояли соседи, повздыхали и каждый к своей печке отошел.
Сидит мужик, голову руками обхватил, горюет.
– Шестьдесят годов прожил! Дом не уберег, сынов потерял! Счастья в глаза не видел...
Долго сидел.
Но только подходит к нему жена, сама худущая, как щепка, руки что былинки. Еле-еле топор по земле волочит.
– Вот, – говорит, – топор. Я его в огороде откопала.
– На что мне топор? – удивляется мужик.
– Так лестницу мастерить, – отвечает жена и глаза отводит. Вдруг не врал поп. Вдруг на небе счастье сыщется. Хоть самый махонький кусочек. Хоть вот такусенький!
– И то верно. Чего без толку сидеть? – говорит мужик.
Голову запрокинул, глаза прищурил и долго сквозь ресницы на небо смотрел. А потом взял топор и вбил две жердины в землю...
Тюк-тюк – стучит топор. Стружка кучерявится. Сосной пахнет. Холодно наверху, ветер свистит, лестницу шатает, и звезды в черноте совсем рядышком, словно дырки от пальцев.
И кажется, что совсем скоро, что вот-вот счастье будет. Через две жердиночки.
Хорошо-о...
– А может, и не в самом счастье – счастье-то, – думает мужик. – Может, оно в этих двух последних жердиночках, что до него остались? А?
И тюк-тюк топором, тюк-тюк. Колотит лестницу.
А лестница-то в небо ведет...





