Текст книги "Игра на вылет [= Секретная операция]"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава тридцать первая

Я полез на рожон. Я уже знал туда дорогу. На хитроумные комбинации у меня не было ни сил, ни времени, ни желания. Это спец, над которым начальство висит, не может себе позволить неоправданного риска, а без роду и племени утопленник – сколько угодно. Утопленника Устав за руки не держит.

Два дня я пас место моего недавнего заточения и мост, с которого так неудачно, с точки зрения расследовавших ДТП гаишников, и так удачно со своей свалился несколько дней назад. Я искал знакомое мне лицо. Искал с помощью длиннофокусной оптики издалека, памятуя, что с не меньшим усердием разыскиваемые ищут меня. В соревновании, кто в кого первый пальцем ткнет, выиграл я.

Мне повезло больше.

Я отследил все показавшиеся мне подозрительными машины. Особенно с зашторенными окнами и матовыми стеклами. Не может же человек безвылазно в машине жить? Должен же он хоть изредка из нее выходить по надобности? Ну хотя бы для того, чтобы с женой увидеться, детей по головке погладить?

Должен.

Потому что не бывает легальных агентов без семьи. Тогда бы всех их можно было вычислять по печатям в паспорте. Круглый холостяк? Значит, либо импотент, либо разведчик. Выходи строиться. Это только мы, конторские, обходимся без домашней ласки. А также настоящих фамилий, биографий и мест работ. Мы особняком стоим. А эти – другое дело. Этим легалам без прикрытия нельзя.

Вот возле таковых прикрытий я их и стану отлавливать. Как волков подле логова. В конечных пунктах их автомобильных маршрутов.

Пятнадцать машин я отследил впустую. А вот шестнадцатая принесла мне удачу. Блеснули затемненные стекла, открылись бронированные дверцы, и вышел из-за них на свет Божий, да-да, он, мой допрашивавший меня враг-спаситель. И пошел себе ножками как обычный советский гражданин к обшарпанной двери подъезда.

А вы думали, спецы ходят сквозь барабанный бой роты почетного караула и шпалеры выстроившихся коридором телохранителей? Нет, обычно ходят. Они же не официальные генералы, коим охранный шум-тарарам по должности положен. Они же вояки ТАЙНЫЕ! Им к себе привлекать внимание нельзя.

Так что вполне может быть, что и у вас в соседях ходит какой-нибудь генерал-суперкиллер, настрелявший живого народу больше, чем другой охотник – зайцев. А вы ему про дела подъездные, про то, кто в какой квартире напился, кто с кем подрался, а кто окурками на лестнице сорит. А он вам в ответ – и не говорите, нет с ними сладу. Это ему-то. Да ему подъезд, дом, улицу, город средней руки от дебоширов-хулиганов избавить, что вам пол подмести. И даже быстрее.

Но нельзя! Высовываться нельзя. От простого, измученного коллективным бытом гражданина отличаться нельзя. Вот и приходится обходиться без излишеств – без телохранителей, спецтехники и т. п. демаскирующих роскошеств. Так, разве по мелочи: стекла на окнах пуленепробиваемые, хотя на вид совершенно обычные, один-два соседа из сослуживцев, бригада боевиков-охранников, расквартированная где-нибудь поблизости, бронерубашечка с бронетрусами, пистолетик сорок пятого калибра в потайном кармашке и краснокожий документик, а то и два еще более убойного калибра.

Хорошо быть тайным агентом-командиром. Но и плохо.

Потому хотя бы, что вот такой невоспитанный вроде меня супротивник запросто может в том подъезде к холодной стенке прижать. И в отличие от случайного грабителя с ним просто так не сладить. Он все заранее подготовит. И квартирку подходящую освободит, жильцов куда-нибудь по бесплатным билетам в цирк или в профилакторий отправив. И отходный путь. через чердак или окна протопчет. И о контрольном радиосигнале, который положено подать водителю, едва захлопнув дверь в квартиру, позаботится. Все продумает. Ничего не упустит.

Станет подниматься вот так вот тайный агент по лестнице после трудового дня, и услышит вдруг за дверью ссору-перебранку, и увидит, как дверь та настежь распахивается. Отступит вежливо в сторону, чтобы в чужую склоку не мешаться. А его хлоп по затылку резиновой дубинкой и волоком внутрь. И сигнал тут же, чтобы водитель ненароком тревогу не поднял.

Здравствуй, спаситель! Это ты меня с помощью багров и водолазов на дне реки искал? Так вот он я. Поговорим?

– Живой, значит, – первое, что сказал мой вынужденный собеседник, придя в себя. – Выплыл!

– Такие ребята, как я, не тонут. Состав не тот.

– Похоже, – согласился он, ощупывая затылок.

– Другие контрольные сигналы, кроме «Я дома», есть? Молчание.

– Это я к тому, что лишний шум в первую очередь во вред тебе. Мне уже терять нечего. Я уже утопленник. А тебе еще служить и служить. Ты вовремя кнопку не нажмешь, охрана налетит, меня повяжет. Хочешь не хочешь, мне придется показания давать. Правдивые. И зачем тебе это? Конечно, я при задержании могу случайно застрелиться, ну чтобы врагу живым не даться. Но это только усугубит. Тогда я информацию остановить уже не смогу. Ты же понимаешь, не по своей охотке я к вам шел, не по своей инициативе сбегал, не по своему желанию сейчас с тобой встречаюсь. Ну ведь раньше-то ты все правильно рассудил. Итак? Предусмотрены ли дополнительные формы связи?

– Через двенадцать минут я должен выйти в эфир повторным сигналом либо продублировать его телефонным звонком.

– Ну вот теперь я вижу, что ты расположен к беседе.

– Не кривляйся. Говори, что нужно.

– Пустяк. Имя и адрес твоего Куратора.

– А личной встречи с Господом Богом не требуется?

– В этом ты мне не помощник. Господь Бог не по вашему ведомству.

– Нет!

– Угрожать тебе пытками, смертью, здоровьем семьи, карами небесными, геенной огненной, я так понимаю, бессмысленно?

Он только криво усмехнулся.

– А покупать?

– Сколько?

Я же говорю, профессионал.

– Все, что ты имеешь.

– Не понял.

– Посуди сам. Ваша игра проиграна. То, что вас не гонят из-за стола, как ты понимаешь, объясняется не благородством победителя, но временной необходимостью. Не одни мы присели к тому столу. В отличие от вас, не у всех партнеров вместо тузов остались шестерки. И значит, партию следует продолжать. Но как только она завершится, а это будет очень скоро, кое-кому придется покидать игровое поле. Раз и навсегда. А навсегда, если не по карточным законам, это… навсегда.

Он согласно кивнул.

– Поехали дальше. Если кто-нибудь и сможет удержаться за колоду, то только тот, кто вовремя смекнет, кому надо карты сдавать. Неприятно, согласен. Но не надо было проигрываться. По мне – лучше некоторое время сильным игрокам колоду тасовать, чем с кладбищенскими червяками дружбу водить.

И чем раньше игроки проигравшей команды это сообразят, тем лучше для них. Цена услуг прямо пропорциональна времени их предложения. После партии козырными тузами не машут. Это я к тому, что, кто не успел, тот опоздал.

И, наконец, еще один нюанс. Допустим, ты отказываешься от сотрудничества. Допустим, мы, проявив благородство, оставляем тебя в покое. Хотя какое благородство может быть в карточной игре на интерес? Но допустим. Чисто теоретически. Мы ушли. Ты остался.

И что? Ты сможешь жить так, как жил до того? В покое и благоденствии? После двух таких, следующих один за другим, провалов? После того как начнется неизбежная охота на ведьм? Ты так наивен, что веришь в милосердие начальства, предпочитающего отдавать на заклание свои головы вместо чужих? Нет?

Тогда о чем мы разговариваем?

Ты же прекрасно знаешь, что последует после того, как мое тело не найдут. Ты же профессионал. Готов поставить свою челюсть против твоей зубочистки, что под тебя уже запустили «кротов». Не сегодня-завтра ты обнаружишь под своим ковром «клопов», а за бампером своей служебной машины – хорошо замаскированный «хвост». А потом начнут один за другим пропадать твои люди. Заметь, не молча пропадать, а с очень подробными перед своей кончиной покаянными речами. А потом очередь дойдет до тебя. Потому что за неуспех работы кто-то должен отвечать. Кто-то должен быть с краю.

Нам даже не придется тебя убирать. Это сделают твои коллеги, возможно, даже твои подчиненные. Им ведь тоже надо набирать очки.

– Ладно, хватит витийствовать! – оборвал он меня. – Ваши предложения. Конкретные.

– Ты передаешь нам информацию, касающуюся структуры и управления вашей организации, оперативные планы…

– Взамен благодарности и обещания не забыть в будущем моих услуг? Эта валюта не подходит. Рисковать мне придется сейчас, а получать дивиденды завтра. Это не предложение. Это блеф.

Он крепко стоял на ногах, мой противник, даже лежа со связанными за спиной руками на диване.

– А ты бы хотел письменный с нотариальным заверением договор и благодарственное письмо в твою профсоюзную организацию?

Ладно. Давай конкретно. В розницу. Раз невозможно договориться оптом. Ты сдаешь нам своего Куратора. Мы начинаем его разработку. Эта величина в отличие от тебя нас интересует. Ты – слишком мелок. Ради тебя не стоило городить такой огород. Как ты ни значителен, ты все же не более чем исполнитель. Руки. Нас интересует голова. Ну в крайнем случае спинной мозг.

Твой выигрыш – двойной. С одной стороны, ты подтверждаешь свое к нам доброе отношение действием, с Другой – с нашей помощью убираешь наиболее опасную для тебя фигуру. Если откуда-то против тебя и может исходить угроза, то только от Куратора. Замазав его, ты автоматически обеляешь себя. До разработки Куратора мы берем обязательства тебя не трогать. Дело против дела. Если мы понравимся друг другу, мы вернемся к этому разговору.

– Мне надо подумать.

– Девяносто секунд. Большего времени я предложить не могу.

– Тогда еще один вопрос. Не по теме.

– Валяй.

– Как ты ушел из упавшей в реку машины?

– А как ты думаешь?

– Я думаю, вы просчитали все заранее. В том числе и уход. Почти наверняка кто-то из наших рядовых бойцов работал на вас. Вероятнее всего, кто-то из тех, кого ты навсегда оставил в машине. Ты заранее знал точку побега, знал, кто и чем тебе должен помочь, ты отрепетировал на тренажерах свои действия, на дне тебя ждали аквалангисты с запасным баллоном…

Люблю иметь дело с умными людьми. Они так все хорошо объясняют.

– И еще я думаю, что все это придумал не ты. Ты просто «мясо». И еще попка, повторяющий то, что ему затвердили его хозяева. Это последняя наша встреча. В следующий раз я буду разговаривать только с хозяевами или не буду разговаривать ни с кем. Это мое условие.

– Я не против. Я передам твое условие. Но только после того, как ты назовешь имя. Имя! Осталось пять секунд!

И он сказал то, что не должен был говорить ни при каких обстоятельствах. Он назвал имя Куратора.

Все-таки он был только профессионал. Не более того. Он ставил жизнь выше чести. Потому что, потеряв жизнь, он уже не смог бы предложить на продажу свои профессиональные навыки. И тогда бы он не получил свои тридцать, или тридцать тысяч, или тридцать миллионов сребреников.

Глава тридцать вторая

К Координатору я приближался постепенно. Вернее, если быть до конца честным, не приближался вообще. Без толку. Так, больше изображал суету подготовки, чем работал. Слишком высоко сидел мой новый клиент. Все подходы к нему были надежно заблокированы официальной, положенной по штату, и неофициальной, из рядов заговорщиков, охраной. Я мог только наблюдать издалека за перемещениями его служебного автомобиля. Работой это назвать трудно. С таким же успехом я мог, не напрягая зрение, звонить его секретарям, чтобы узнать, куда и насколько отъехал шеф.

Мой примитивно-лобовой план, столь успешно сработавший на его подчиненном, здесь приказал долго жить. Не мог я ухватить Координатора за лацканы пиджака и, поколачивая натренированным на манекенах лбом по лицу (потому и план лобовой), справляться о его теневой деятельности. Потому что до лацканов дотянуться не мог.

Мог бы я его пристрелить откуда-нибудь издалека, но чего бы я этим добился? Мертвые уст не раскрывают и показаний не дают.

Единственной возможностью разжиться требуемой мне информацией было подвести к объекту «жука». Только для того, чтобы подвести, – надо к нему приблизиться. А как? Клиенты подобного ранга в городском транспорте, где в толкучке нетрудно запустить за воротник облюбованного гражданина не то что «жука», а целого слона, не ездят. Такси не вызывают. По вечерним улицам не бродят. Они вообще в одиночку не живут. У них даже возле постели горячо любимой супруги охранный пост оборудован. У них даже в туалете за унитазом взвод телохранителей хоронится в полном боевом облачении.

Ну ты скажешь – взвод!

Ну не взвод. Ну не за унитазом. Но все равно, без присмотра вверенное им тело охрана не оставляет.

Так уж не оставляет? Нигде и никогда?

Вот за этот вопрос я и зацепился.

А действительно, где объект бывает один? Где хватка телохранителей ослабевает?

Конечно, дома, в кругу семьи, на супружеском лохе. Наверное, в ванне и прилежащих помещениях. А еще? В гостях у престарелой мамаши? В кабинете вышестоящего начальника? В сауне? В больнице? На рыбалке? В объятиях любовницы?

Где еще? Да где угодно.

Нет, так, методом тыка, действовать негоже. Необходима система. Я должен обложить объект со всех сторон. Только так я могу отыскать потайную щелку, ведущую к нему.

Я взял большой лист бумаги и стал вписывать в него все подряд места, где может бывать современный человек. Все, которые только приходили в голову. Раковина на кухне, крыльцо, почтовый ящик, салон автомобиля, кладбище, вестибюль родного учреждения, школа, операционная, плях, театр, купе поезда, бассейн, церковь, стадион… И еще по меньшей мере пять тысяч пунктов. До самых безумных. Я трудился почти целый рабочий день. Я исписал лист с двух сторон и еще три таких же листа. Я даже не предполагал, что обыкновенный человек завязан на такое количество помещений. Я думал, он живет только в квартире и на службе. Я с ужасом смотрел на исписанные листы. А потом стал вычеркивать отдельные пункты.

Служба: крыльцо, вестибюль, коридор, кабинет, туалет… Мимо. Здесь его охраняют как нигде.

Дом.

Дорога.

Квартира любовницы.

Дома родственников и друзей.

Зрелищные и спортивные учреждения.

Вышестоящие кабинеты.

Сауны, бассейны, тренировочные залы, корты…

Профилактории, больницы.

Больницы…

Например, больницы.

На операционный стол его в сопровождении телохранителей, конечно, не потащат. В реанимацию тоже. Публичную клизму в присутствии вооруженных соглядатаев ставить не станут. Это дело интимное. В родильное отделение к жене в полном охранном составе не пустят.

Это уже ближе. Больница – учреждение стерильное. В больницу со своим уставом так просто не вломишься.

Вопрос: как угадать, когда он надумает в реанимацию ложиться? С помощью хиромантии? По линии жизни на ладони?

А если не так трагически? Если без тяжких телесных повреждений? В какие еще кабинеты захаживают наши власть предержащие руководители? Терапевтические? Ухо-горло-нос? Кожно-венерологические? Стоматологические?

Стоматологические – точно! И много чаще других. Кариес штука не редкая. Это не какой-нибудь инфаркт или сифилис. Сердце ну или там другие органы, на которых болезнь вызревает в человеческом организме, пребывают в единственном числе, а зубов – тридцать две штуки. Соответственно вероятность приболеть ими в тридцать два раза выше!

Стоматология – вот ключ к решению проблемы! В зубосверлильном кресле клиента брать надо! И никак иначе!

Поликлинику, где практиковали подобных высокопоставленных больных, найти труда не составило. Не районная поликлиника. Не одна из многих. Посмотреть па карточку больного не без помощи мужского обаяния и мелких, на крупную сумму, подарков тоже удалось. Чуть сложнее дело обстояло с лечащими врачами. Всякий мне не подходил. Мне врач с положением нужен был. И с червоточинкой.

Пирамида положений определилась быстро. Всего-то надо было по коридорам пройтись. Заведующий отделением, первый заместитель, второй заместитель и пр. С червоточинкой предстояло повозиться. Пороки в отличие от должностей на табличках подле дверей не вывешивают.

Пришлось скоротечно влюбляться. Пришлось заводить романы с медсестринским составом поликлиники. Сестры немало чего интересного могут порассказать про своих старших коллег. Если, конечно, доверяют собеседнику.

От медсестер я перешел к замам по материально-техническому снабжению. Далее – к бухгалтерам. Это только кажется, что чем элитарнее учреждение, тем оно благополучнее в смысле злоупотреблений. Как раз наоборот. Приближенность к высокому начальству, ощущение вседозволенности развращают. И потом в этих учреждениях, в отличие от обычных, назначенных для простых смертных, действительно есть что воровать. Быть у воды да не напиться? Рассказывайте мне!

Закончив со служебной деятельностью, я перешел к личной и окололичной жизни. Тоже, кстати, небезынтересной.

Потом к хобби, привычкам, привязанностям и другим порокам.

Потом к ближним и дальним родственникам.

Потом к тайным устремлениям.

Нет, я бы у таких врачей предпочел не лечиться. Здоровье дороже престижа. Мелочиться я не стал и занялся сразу главврачом. Оно и понятно – чем выше сидишь, тем больше следишь. Пороки – это лишь продолжение возможностей.

Ссылаясь на больные зубы, полумифических знакомых и перегруженный чуждыми дензнаками кошелек, я быстро договорился о неофициальном приеме. Закрытые учреждения – это миф для безденежных простаков. Если вы имеете пару кочанов недозревшей, в смысле зеленой, «капусты», вы можете не то что пломбу, даже сердце на другое поменять. Даже свое хорошее – на чужое плохое. Если вам так хочется.

В поликлинику я, конечно, не пошел. И в частный, оформленный на имя родственников жены кабинет тоже. Мне этот стоматолог на моей территории нужен был. Мне кабинет на дом, точнее на временно снятую квартиру, доставили. За дополнительное вознаграждение, естественно. В комплекте. Кресло, бормашина, стерилизатор и медсестра с санитаркой.

Санитарку с медсестрой я отослал. А с главврачом пообщался.

Он меня в кресло усадил и попросил рот раскрыть. Я раскрыл. И минут сорок не закрывал, все ему про его жизнь рассказывая. Про то, что вкладыш у него в дипломе липовый, зато купленная по подложным документам трехкомнатная квартира в центре Москвы натуральная. Что сынок его работает в одной мафиозной группировке, сбывающей в периферийные больницы бывшее в употреблении медицинское оборудование. Кстати, бывшее в больнице его многоуважаемого папаши. Что не далее как три года назад один пациент того доктора скончался от внесения инфекции в результате оказания ему скорой стоматологической помощи в домашних, не соответствующих медицинским требованиям условиях. Дело с трудом замяли. Между прочим, как – тоже вопрос небезынтересный. На этом фоне о мелких прегрешениях – вроде завышения расходных сумм на медикаменты, необоснованного списания дорогостоящих препаратов, приема на работу людей с не соответствующей должности квалификацией, отпуска на сторону наркосодержащих препаратов, шашней с младшим медицинским персоналом и пр. – можно даже не вспоминать. Если, конечно, доктор сумеет проявить достаточную сообразительность.

– Что вы хотите с меня получить?

– Единовременную дружескую помощь.

– Деньгами?

– Медицинскими услугами.

– Конкретней можно?

– Мне надо поставить пломбу.

– Вам?!

– Нет, одному вашему пациенту.

– Можно узнать какому?

Я показал ему написанную на листе фамилию.

– Вы с ума сошли!

– Не более вас, когда вы продали новый импортный стоматологический кабинет на вес, по цене металлолома.

– Зачем вам пломба в чужом рту?

– Это наш с ним маленький секрет. Вы, конечно, можете отказаться, но тогда я не могу обещать, что не оброню листочки с пересказанной вами информацией, прогуливаясь где-нибудь возле городской прокуратуры. Я очень рассеянный человек. Я всегда что-нибудь теряю.

С другой стороны, вы можете согласиться. И тогда получите еще одну квартиру в центре, но уже, скажем, Будапешта. С перспективой вида на жительство. Зачем вам растрачивать свои таланты в стране, где их все равно не оценят по достоинству? Если, конечно, я не помогу.

По-моему, вам предлагают очень выгодную сделку – временная пломба против постоянных свободы и процветания. Согласитесь, лучше работать зубным техником в Венгрии, чем лесорубом в Нарьян-Маре, причем в одной бригаде с собственным сынком. Ну как, мы договорились?

– Все-таки я никак не пойму, что вам дает эта пломба?

– Спокойствие за здоровье хорошего человека. Такое объяснение вас устраивает? Да успокойтесь, я не собираюсь отравлять его таким изысканно-романтическим способом. Для этого я бы нанимал не вас, а его повара, или официанта, или просто мужика с топором за пазухой.

– Ну допустим. Но как это сделать технически? Ждать, когда у него заболит зуб?

– Зачем? Наш врач, если ему не безразлично здоровье пациента, не должен плестись в хвосте болезни. Наш врач должен опережать ее. Нам с вами не безразлично здоровье нашего пациента? Тогда вызовите его на профилактический осмотр, найдите дырку и поставьте пломбу. А лучше пять пломб и среди них одну нужную.

– А неожиданный вызов не болеющего пациента в поликлинику не покажется странным?

– Вы быстро ухватываете суть. Кажется, я был не прав, предлагая вам квартиру в Будапеште. Вам надо покупать квартиру в Женеве, поближе к организации всемирного здравоохранения. Только там вы сможете проявить себя в полной мере. В паре с сынком.

– Перестаньте юродствовать! Говорите по делу.

– А по делу вы не будете вызывать одного пациента в поликлинику. Вы будете вызывать всех пациентов. Тогда никто ничего не заподозрит. Вы что, не способны придумать подходящей причины для того, чтобы поковыряться у своих подопечных в зубах? У вас отшибло фантазию? Ну в конце концов скажите, что произошло чрезвычайное происшествие, что кому-то из высоких пациентов по ошибке вместо особовалютной импортной пломбы поставили цементную отечественную. Что по этой причине здоровью пациента угрожает смертельная опасность. Что местный цемент несовместим с номенклатурной должностью больного. Что вы в панике и вынуждены провести поголовный осмотр. Мне вас надо учить стоматологическим премудростям?

– Значит, если я соглашаюсь сегодня?..

– То завтра к вашему достатку прирастает три квадратных метра импортной жилплощади. Можно в долларовом эквиваленте. И так – в арифметической прогрессии, вплоть до дня установки пломбы.

– Пломба, конечно, ваша?

– Конечно. И еще одно условие. Мне надо присутствовать при лечении. Лично. Например, в качестве медбрата. Мне надо посмотреть на пациента. Мне надо быть уверенным, что вы не перепутаете пломбировочный материал.

Но, как я уже говорил выше, вы можете отказаться. У нас в стране свобода вероисповедания. И очень гуманный Уголовный кодекс. Что для вас, возможно, даже более важно.

– Да ладно вам! Я согласен. Вынужденно согласен.

– Тогда разрешите откланяться.

– А зубы?

– Ах зубы? Нет, спасибо. Не хочу, чтобы вы, случайно сверля зуб, просверлили мне голову. Навылет. Вы потом скажете, что дупло оказалось очень длинным. А мне придется сквозняком в мозгах мучиться. А я сквозняков боюсь…

Через три дня в зубе у интересующего меня пациента была поставлена пломба. Моя пломба. Под моим личным присмотром.

Цена этой пломбы была велика даже по меркам этой закрытой поликлиники. Цена у нее была как пятилетняя зарплата всех работников этой поликлиники. Но цена соответствовала материалу, из которого она была изготовлена. Пломба была «живая». Она подпитывалась энергией химических реакций, вызываемых соприкосновением ее оболочки со слюной (для чего дупло не было запечатано наглухо), и передавала на приемник все то, что говорил или даже шептал человек, в зубах которого она завязла.

Пломба была миниатюрным микрофоном. Единственным его недостатком была недостаточная мощность. Из-за этой технической недоработки в ближайшие дни мне предстояло, словно собачке, посаженной на поводок, следовать за своей пломбой, удаляясь не далее чем на девятьсот метров. Ну да в условиях города это нетрудно. Это не в чистом поле, где всякий человек за версту виден.

А стоматолог опасался, что я отравлю его пациента. Чудак. Он мне живой нужен. Мыслящий. Говорящий. Свидетельствующий.