Текст книги "Ловушка для героев"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…

– Не помню! Ну сказал же – не помню! Ну честное слово – не помню! Не помню-ю-у-у! Ну вы что, не понимаете?! А-а-а-а-а!!! Бо-о-о-ль-но-о-о-о-о!!! Га-а-ды!

– Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…

– Кажется… На побережье… Моря…

– Где вы были на побережье моря?

– Не помню… А-а-а-а-а-а!!!..

Резо и его американца принесли через три часа. И бросили на землю. Еще через полчаса Резо пришел в себя. И тихо застонал. А потом закричал. В голос.

– М-м-м! Больно! О-о-очень больно! О-о-очень. М-м-м!…

– Ты сказал?

Далидзе молчал. И отводил в сторону глаза. И кричал.

– Он что-нибудь сказал? Слышь, американец. Он сказал что-нибудь?

– Он сказал. Что-нибудь.

– Что?

– Он сказал что-то про море. И про первый день. Они очень страшно его мучил. Очень, очень страшно…

– А потом?

– Потом он, как это по-русски, потерял разумность.

– Сознание?

– Yes. Потерял сознание.

– Я не смог. Я не выдержал. Мне было больно. Очень! – тихо произнес Далидзе. – Я не мужчина после этого!

– Да брось ты, Резо. Все мы здесь…

– Мне было очень больно! Я не знал, что может быть так больно! Вот…

Резо раскрыл сжатую в кулак, окровавленную руку. И все посмотрели на его пятерню.

На четырех его пальцах вместо ногтей и верхних фаланг торчали кости. Голые кости. Расщепленные на концах. Они просто срезали с них мясо. Просто сострогали, как серную головку со спички… И кусали, и дробили эти кости щипцами.

– Падлы! Что творят!..

– Я не смог… Я сказал… Я не мужчина… Со стороны хижины доносились новые крики. Новой пары пленников…

– Ответьте, где вы находились в первый день с девяти часов утра до полудня?

* * *

– А-а-а-а-а!!!..

– Ответьте, где вы находились в первый день с полудня до двух часов дня?

– Бо-о-о-льно-о-о-о!!!..

– Ответьте, где вы находились в первый день с двух до четырех часов дня?..

– Где вы находились во второй день с шести часов?..

– Где вы находились в третий день?..

– Где вы находились?..

– Где?..

– Где?..

– Где?..

* * *

Через день пленников перестали бить по ногам. И били только по рукам и голове. И резали и жгли тело. И выворачивали суставы. И строгали пальцы…

– Теперь меня интересует пятый день. Шесть часов вечера.

– Я не помню пятый день. Я не помню, что было в шесть часов вечера.

– Постарайтесь вспомнить. Иначе вам будет больно. И вы все равно все расскажете. Вы все равно все рассказываете. Только очень поздно.

– Зачем вам все это? Зачем вы нас мучаете? Лучше просто убейте…

– Мы не виновны в ваших страданиях. Вы сами виновны в ваших страданиях. Мы не приглашали вас в нашу страну. Вы пришли, не спросив нас. С оружием в руках. И убивали наших бойцов, которые хотели остановить вас. Потому что это их страна. Вы убили много наших бойцов… Мы не трогаем гостей. Но вы не гости. Вы пришли без нашего согласия и не хотите рассказать зачем… Зачем вы пришли в нашу страну?

– За приборами. С разбитого самолета.

– Мы не верим вам. Где эти приборы? Куда они делись? Если вы пришли за приборами?

– Мы потеряли их. Ну, в смысле бросили. Когда начались бои.

– Где бросили? При каких обстоятельствах?

– Ну не знаю я где. Не знаю, при каких обстоятельствах. Их командир прятал.

– Один?

– Один. Ну один. Ну честное слово – один.

– Мы не верим вам.

– Ну а зачем мы, по-вашему, пришли? Зачем?

– Наверное, вы хотели убить старейшину нашей провинции…

– Старейшину? Какого старейшину? Какой провинции? О каком старейшине вы говорите? На хрена он нам сдался, ваш старейшина!..

– Или взорвать дамбу. Вот здесь. В верховьях этой реки. Чтобы затопить наши поля. Чтобы погиб урожай и скот. Чтобы наш народ голодал…

– Что вы такое городите? Какая дамба?! Какой скот?! Это полная ерунда! Ни хрена себе – взрывать?! Ну вы точно тут все в детстве головой о бамбук ударились! Не хотели мы ничего взрывать. Даже не думали! Мы шли за прибором. Не ясно, что ли? Вот за их прибором. У нас даже не было взрывчатки! Где наша взрывчатка?

– Вы спрятали ее, когда наши бойцы преследовали ваш диверсионный отряд.

– Ну какой диверсионный? Мы за прибором шли. Ну вы что, совсем отупели тут в джунглях… Да убери ты свои щипцы! Ну убери ты их Христа ради. Я же правду говорю. Ну мамой клянусь. Ну Буддой вашим! Или как он у вас там… Мы про эту дамбу даже ничего не знали!

– Вы два раза переходили эту реку. Здесь и здесь. Вы поднимались вверх по ее течению. Зачем вы поднимались вверх?

– Ну что вы за тупоголовые такие. Говорят же вам, не знали мы, что там дамба. Ну не знали! Не знали!!! Мать вашу вьетнамскую…

– Зачем вы тогда пришли?

– За прибора-а-а-а-ами-и-и!!! Убери щипцы! Больно же! Убери-и-и! Больно-о-о! А-а-а-а-а!!!..

– Зачем вы пришли в нашу страну?..

– Зачем вы пришли?..

– Зачем?..

– Зачем…

И снова: «Ты. И ты!»… «Ты. И ты!»… «Ты. И ты!»… Каждый день. И каждую ночь…

* * *

– Слушайте, мужики, может, скажем им, где «груз». Чтобы они проверили и успокоились. Ведь все равно доконают. У меня уже живого места нет. Еще немного, и я им даже то, что не знаю, расскажу. И чего не было… Американцы все сказали, и их не трогают. Почти совсем не трогают. Чем мы хуже… Ну ведь если по совести рассудить, то самолет на их территории лежал. И, значит, по закону им принадлежал. И все, что в нем… Он их больше, чем наш… Давайте отдадим. Один хрен, им эти приборы без надобности. Куда им их присобачивать? Под хвост мулам? Для точности наведения на базар? Чтобы по дороге с пути не сбиться? Они даже не врубятся, что это такое…

– Черт его знает. Может, и верно. А то они нам своей дамбой всю душу вымотают. Все жилы по одной повытягивают…

– А если в дамбе признаться? И вообще во всех дамбах страны. Скажем, хотели устроить всемирный вьетнамский потоп. Чтобы извести их население. Под корень. Может, они разозлятся и пожалеют нас. И убьют?..

– Даже не мечтай! Они взрывчатку заставят искать! Которой нет! И снова пытать будут. До тех пор, пока мы место не покажем! А где мы его возьмем, это место? Если нет ни его, ни взрывчатки… Нет, лучше «груз» сдавать… Глядишь, они поверят и успокоятся. И грохнут нас за ненадобностью. Я бы сдал. Мне моя смерть важнее чужих приборов…

– Где эта смерть… Хоть бы колодки сняли! Можно было бы удавиться. Или вены вскрыть. Или глотки друг другу перегрызть!…

Снова подошли конвойные. Принесли и бросили очередную пару. И выбрали новую.

– Ты. И ты…

– Зачем вы пришли в нашу страну?..

– Где вы были утром шестого дня?.. – Где вы были?..

– Где?..

– Где?..

– Зачем?..

И после каждого вопроса – крики боли и ужаса!

Боли и ужаса!..

Боли!..

Боли!..

Боли…

– Все, мужики! Я пас! Я им про все расскажу. Даже про детские шалости. Даже про то, как я за бабами в бане подглядывал. Я больше не могу…

Глава 34

Неожиданно пытки прекратились. Совсем. Пленников вымазали с ног до головы мазями, обмотали «лопухами» и оставили в покое И даже накормили. Не сделали только одного – не сняли колодки. Чтобы они чего-нибудь с собой не сотворили.

– Что они опять задумали?

– Кто их знает? Мне иногда кажется – они вообще не думают. Потому что нечем. Потому что у них что задницы, что то, что насажено на шею, – устроено совершенно одинаково. Если судить по содержимому…

– Не скажи… Мне кажется, они знают, чего добиваются. Особенно этот, главный. Который нас допрашивает. Который следователь.

– И чего?

– Возможно, хочет сделать из нас козлов отпущения. Чтобы набить себе цену. И заработать лишнюю звездочку на погон. Для этого и дамбу придумал…

– Они просто плохой люди, – высказали свое мнение американцы, – которые не любят цивилизаций.

– А мне кажется, все гораздо проще. Они садисты и психопаты. Им нравится, когда их жертвы кричат и извиваются от боли. Это добавляет им значимости. А дамба для того, чтобы пытать как можно дольше. Потому что реальных доказательств ни за, ни против мы представить не сможем…

– Что вы гадаете? Один черт, мы здесь ничего не решаем. Хотят мучить – будут мучить. Захотят убить – убьют. Захотят оставить в покое – оставят в покое. Но после того, как убьют…

Прошел день.

Пленников еще два раза накормили-напоили. Правда, не как людей – как домашнюю скотину, поставив на колени между зажатыми в колодках руками миски с похлебкой. Отчего есть приходилось, влезая всем лицом в горячую емкость, и лакать, подобно собакам. Но на такие мелочи внимания уже никто не обращал. Лакать так лакать Главное, чтобы было что лакать.

Потом пришел местной выпечки доктор, поклонился и еще раз обработал раны. Поклонился – и ушел.

Второй день был как первый.

Снова с кормежкой, медицинской помощью и свободным, в пределах колодок, досугом.

На третий день колодки сняли. С ног. Что уж вообще ни в какие рамки… В деревянном плену остались только руки. Несколько часов пленники занимались только тем, что разгибали закостеневшие позвоночники. Очень постепенно разгибали. Вздрагивая и вскрикивая от боли.

Потом снова принесли еду. Которую теперь можно было лакать стоя на коленях. И вилять хвостами, выражая хозяевам свою признательность за сытный обед.

– У меня такое впечатление, что эти приматы решили из нас сделать парнокопытных. Чтобы доказать превосходство своей желтой расы над белой.

– Ну да, а потом откормить и продать каннибалам. Живым весом.

– Живым весом это как? – переспросили американцы.

– Как скотину. Перед убоем.

– Лично я хоть к каннибалам. Если по этому поводу они наконец станут выводить нас в туалет!

– Да! Большой человек не хорошо всегда делать в штаны. Хорошо только очень маленький, – подтвердили американцы.

Утром четвертых суток к пленникам подошли вооруженные вьетнамцы и скомандовали подъем.

– Встать!

Пленники встали вместе с повисшими на руках колодками.

– Пошли!

Пошли. Интересно, куда на этот раз? Оказалось, недалеко. Оказалось, что через деревню протекает ручей. С очень мутной и вонючей водой.

– Остановиться! Остановились.

– Нас уже водят на водопой? – мрачно съязвил один из колодников.

– Туда! – показали вьетнамцы дулами автоматов на воду.

– Куда – туда? В воду, что ли? Для отработки стрельбы по водоплавающим мишеням?

– Да нет, похоже, просто сегодня объявлен банный день.

Пленники сели в воду. И сидели так три часа. Совмещая помывку с пассивной постиркой. Пассивной, потому что руки были заняты. Колодками…

– Ну, значит, свадьба, раз помыли…

– Встать! Встали.

– Пошли!

Пошли. Но уже не под навес. Дальше. На окраину деревни.

– Сесть!

Не хотелось садиться в мокрых штанах в пыль, но пришлось. Сели.

И сидели чуть не полдня.

Мимо то и дело пробегали хаотичные толпы вооруженных автоматами и карабинами вьетнамцев. В том числе вооруженных автоматами «ППШ» и «ППС». Интересно, откуда они умудрились раздобыть это архаичное, времен второй мировой войны, оружие? Из каких таких арсеналов?

Вся эта суета, с беготней, криками, озабоченными лицами, перетаскиванием каких-то ящиков из конца в конец деревни, а потом обратно, с «ППШ» и «ППС», висящими поперек животов, напоминала, если не обращать внимания на разрез глаз, обмундирование и окружающую флору, сбор поднятого по тревоге партизанского отряда. Где-нибудь в районе белорусского Полесья.

Вот только непонятно, кому здесь назначено играть роль оккупантов? И где они раздобудут поезда, которые надо пускать под откос?

– Встали! Ну, встали.

– Пошли! Ладно, пошли…

– Остановились!

Спорить не будем, остановимся.

– Сесть!

Во всю ту же, чуть не по колено, пыль… Хорошо, сядем. Отказывать хозяевам в их доме неэтично. Они лучше знают, кто из гостей где должен сидеть.

Сели.

Рядом, разбрызгивая в стороны пылевые лужи, прошла колонна военных грузовиков. Штук двадцать И свернула за хижины.

К ним со всех сторон устремились цепочки военных.

Если считать, что каждый грузовик может взять на борт два отделения, а худосочных вьетнамцев, пожалуй что, и вдвое больше, то, выходит, наблюдаемая операция имеет по меньшей мере полковые масштабы.

У них что, на околице война началась?

Грузовики один за другим прошли обратным маршрутом. Вдоль бортов густо торчали головы в соломенных панамах.

Нет, пожалуй что, и втрое! Вместимость у них, как у селедок в бочке…

Последняя машина затормозила.

– Встать!

Встали. Кивок автомата в сторону грузовика.

– Забирайтесь!

Что забираться – это очень хорошо! Хорошо, что не навалом. Как уже однажды грузили.

Поддерживая и подталкивая друг друга, пленники взобрались на борт. И легли на пол. Рядом, на скамейках, расселся конвой.

Поехали.

Ехали долго. Часто поворачивая, резко тормозя, останавливаясь, обгоняя и поджидая машины. Ехали так, как обычно ездит плохо организованная воинская колонна по не освоенной водителями местности.

Рывок. Остановка. Объезд. Новый рывок. Рев двигателей. Крики и гудки клаксонов. Ругань. Еще один рывок. И тут же тормоз…

Куда они едут? По солнцу – на север. Только куда на север?

– Может, они нас на своих обменивать везут?

– На каких своих?

– На тех самых! На мартышек. Которых наши командиры по российским зоопаркам насобирали. Из расчета одну голову за одну морду…

Поворот. И еще одна остановка. Теперь уже надолго. Теперь уже окончательно…

Голоса, отдающие команды. Хлопки автомобильных дверей. Топот. Стук инструмента о дерево и о металл…

Переправу, что ли, мостят? Или лагерь ставят? Похоже, лагерь.

Бесконечно долгое ожидание…

– Выходи!

Точно, лагерь. Навесы из листьев. Места под костровища. И даже несколько палаток. Брезентовых. Зеленых. На пяти кольях. В точности как дома на полевых сборах. Они что, вместе с «ППС» шли? Одним комплектом?

– Прямо!

Неужели опять в яму? Ну точно! Только не в такую глубокую, как раньше. Всего метра два с небольшим. Но из которой, один черт, в колодках не выбраться. Даже без решетки.

Конвой ткнул автоматами в сторону ямы.

Знаем. Ученые уже.

Разом отталкиваясь от земли – попрыгали вниз. А если не разом, если один из пары прыгнет чуть раньше или чуть позже – можно запросто вывихнуть руки. Рычаг-то у колодок не маленький.

Сели на влажный земляной пол. Стали ждать.

Чего ждать? Чего еще можно ожидать от этой уже фактически закончившейся жизни? Разве только новых страданий…

Сверху опустили ведро с водой. Из которого можно было пить, стоя на коленях. И плошку риса. Для употребления из того же положения. Судя по всему – дневная пайка. И на том спасибо, добрые хозяева. И снова повилять отсутствующим хвостом…

Ночью в яме было прохладно. Потому что мокро. Свежевзрытая земля еще не успела высохнуть. Еще сочилась каплями. Словно плакала.

Утром сверху прозвучала незнакомая команда.

– Подъем!

А может, не «подъем», может, «выходи строиться», или «на подъем национального вьетнамского флага стоять смирно!», или «кто в туалет хочет по большому?». В принципе – не суть важно. Главное, что пленники проснулись. Потому что все равно не спали.

– У-у! – грозно рявкнул сверху часовой и сделал ложный выпад автоматом.

Нет, значит, все-таки «на флаг смирно!».

Колодники поднялись.

На срезе ямы появился главный вьетнамец. Который проводил допросы.

– Сейчас вы все отправитесь в джунгли и постараетесь узнать те места, где проходили в шестой и седьмой дни, – сказал по-английски вьетнамский чин. – А потом в восьмой и девятый. Переведите

– Приглашает идти в лес, – перевели американцы.

– Грибы собирать?

– Искать места, где мы ходили. В шестой, седьмой, а потом в восьмой и девятый день.

– Понятно. Чем дальше в джунгли, тем больше дров… Спроси его, а как мы пойдем, в колодках?

– Так и пойдете. В колодках, – объяснил вьетнамец.

– Убедил…

Пленников вытащили из ямы и поставили в строй. Разобрав по раз и навсегда выбранным парам Колодки велели держать перед собой.

– Пошли!

Впереди вытянулся строй вьетнамских солдат. До двух рот численностью. И сзади тоже. Солдаты шли, пробивая в густолесье тропу, подминая и вытаптывая кусты, прорубая в местах сужений проходы.

– Их бы раньше сюда, когда мы здесь бродили, – тихо сказал кто-то из разведчиков. – Тропу топчут – что твой бульдозер…

Там, где фронтом идти было невозможно, пленники разворачивались боком, укладывая колодки на собственные плечи. Словно обрезки половых досок со стройки несли.

Шли недолго, часа четыре. Но устали больше, чем раньше бы за сутки. Кандалы на себе тащить – это даже тяжелее, чем полную выкладку. Чем даже двойную полную выкладку. Хотя кандалы вдесятеро легче.

– Врезать бы им этими деревяшками!

– Врежь! Только тебе же больнее будет. И вначале. И потом…

Поворот в обход дерева. Еще поворот. Прыжок через яму. Прямо. Снова поворот…

– Стоп! Кажется, пришли.

– Узнаете место?

Нет, никто не узнает. Что раньше деревья были, что теперь деревья. Что там кусты, что здесь. Джунгли, они везде на одно лицо. Как вьетнамские солдаты в строю.

– Узнаете?

– Нет, не узнаем…

Впрочем, может, и узнаем… Но все равно не узнаем. Категорически.

– Вы должны знать это место. Вы здесь ставили метки.

Какие метки? Кто ставил? Какие вообще могут быть метки в джунглях, кроме тотального вырубания растительности на площади в десять гектаров? Да и ту не заметишь, если носом не упрешься! А он – метки ставили…

Ну, может, и ставили. Но не мы…

Конечно, может, и мы… Но не помним какие…

А если вспомним какие… То забудем где…

– Очень жаль, что у вас такая плохая память. Идите за мной.

Идем…

А место действительно знакомое. Неприятно знакомое.

Поворот направо. Еще направо. И еще чуть-чуть. Завал из полусгнивших стволов и веток. И из камней.

– Теперь узнаете? Гробовое молчание в ответ.

– Вижу – узнаете.

Как же они нашли? Как отыскали ту иголку в том стоге сена? И как быстро они к этому месту привели! За четыре часа! Со стороны хорошо наезженной дороги! По которой машины ходят!

А они бродили здесь чуть не сутками. И думали, что бродят по девственным, где нога человека не ступала, джунглям. Впрочем, человека, наверное, не ступала. Вьетнамцы не в счет!

– Подойдите сюда. Подошли.

– Видите эту ткань? Знаете, что под ней? Что могло быть под тканью, догадывались все.

– Смотрите…

Вьетнамские бойцы разом по команде схватились за углы брезента и оттащили его в сторону. Под брезентом вплотную друг к другу лежали разведчики. Мертвые разведчики. С не тронутыми взрывом лицами. Выходит, они и гранаты нашли…

– Ваши? Пленники молчали.

– Ваши. Только почему они умерли от ножа? Вьетнамские солдаты не пользовались ножами. Вьетнамские солдаты стреляли. Они даже не бросали гранат. Потому что это было им запрещено.

Тогда кто убил ваших товарищей? Вы сами? Кто конкретно. И кого? Посмотрите внимательней…

Вьетнамский чин зашел с дальней стороны могильника и, приблизившись, повернул подошвой ноги голову одного из мертвецов. Вправо и влево. В профиль и в фас.

– Кто из вас убил его?

– Гнида! – с ненавистью прошептал кто-то из пленников.

– Что он сказал? Что? Переведите. Впрочем, не надо. Я догадываюсь, что это слово было сказано обо мне. И что это было плохое слово. Но почему вы адресовали его мне? Разве это я убил его? И его? И его? Их убили вы…

Пленники стояли и глядели на своих товарищей. И сильно завидовали им. Хотя бы тому, что те умерли в бою. Избежав тех мук и унижений, что довелось испытать им. Избежав слабости и предательства. И не они стояли сейчас перед телами своих погибших друзей, слушая нравоучительную нотацию чужого военного чина. Они лежали. И им было уже все равно. Их было уже не достать. Ни физически, ни морально…

– Посмотрели? Тогда идемте дальше! – сказал вьетнамец. – Я хочу вам показать кое-что еще. Что тоже касается вас.

Пленные развернулись и пошли, подгоняемые штыками конвоя. Пошли как бесчувственные, болтающиеся на ниточках куклы. Они и были бесчувственными куклами. У которых вначале вырезали мышцы, а теперь вынимали душу.

– Как вы думаете, что может находиться в этом мешке? – спросил вьетнамец.

Мешок был узнаваем. Это был их вещмешок. В котором они носили боезапас, вещи, продукты и «груз».

– Ваши предположения? Пленные молчали.

– Ну?

Пленные молчали.

Вьетнамец приподнял вещмешок, распустил стягивающую горловину веревку, перехватил и перевернул его вверх дном. Из мешка выпали и покатились под ноги пленным головы. Головы их однополчан.

– Их вы тоже не узнаете?

Пленные закрыли глаза. И стиснули зубы. Они думали, они надеялись, что группа отвлечения ушла. Что им повезло больше. Хотя бы им! Нет. Не повезло!

– Мы не могли принести тела. Вы, европейцы, очень большие. И очень тяжелые. Мы принесли только головы. Чтобы вы могли опознать их. Вы узнаете их?

Снизу, с земли, на разведчиков смотрели стеклянные глаза заместителя командира и двух его бойцов. Смотрели, словно спрашивали, как скоро они придут к ним.

– Сейчас мы пойдем дальше. По маршруту вашего следования. И совместными усилиями будем искать все то, что вы «случайно» обронили на нашей территории. Возможно, мы найдем то, о чем вы говорили. Возможно, нет. Это как вы постараетесь. Не найдем – мы сделаем соответствующие выводы о целях вашего визита в нашу страну. И о вашем отношении к следствию. И попытаемся дознаться до правды.

– А если найдем?

– Если найдем – я доложу о находке своему командованию, которое решит вашу судьбу. Но от себя лично обещаю, что допросы после этого прекратятся. И вы сможете умереть.

– На что можем рассчитывать мы? – спросили американцы.

– На то же, на что они. На легкую смерть. В случае, если они найдут то, что ищут.

– Но вы не можете решать нашу судьбу так. Мы союзники. Если вы обратитесь к нашему командованию…

– Наши союзники не летают над нашей территорией, не поставив нас об этом в известность. Ваш полет был пиратский, нарушающий суверенность наших территорий. Если вам нужен был ваш самолет, вам следовало обратиться за содействием к нашему местному правительству. Тогда мы обязательно помогли бы вам. А теперь… Теперь мы ничего не можем поделать. Теперь вы видели очень много. И если об этом узнает ваше правительство, может разразиться скандал. И мы не получим ту помощь, на которую рассчитываем.

– Но если вы нас убьете, будет еще больший скандал. Америка не терпит посягательства на жизнь своих граждан, где бы оно ни случилось. Мы предупреждаем…

– Вы не можете никого ни о чем предупреждать. Потому что вы погибли. В бою с русским десантом. О чем мы информировали ваше командование с представлением обломков вертолета и нескольких тел погибших. Вас нет. И по поводу вас никто не будет скандалить.

– Fuck!

– Я рекомендую вам бороться хотя бы за легкую смерть. Потому что бороться за жизнь вам уже поздно. Вы ее проиграли. Официально вы уже умерли. Нам осталось только убить вас. Нам не осталось ничего другого, как убить вас. Вы сами поставили себя вне закона. В первую очередь вне закона нашей страны. И всех международных, в том числе заключенных между вашей страной и нашей страной, соглашений. Послушайтесь доброго совета. Боритесь за легкую смерть! Поверьте, это очень немало. Вы плохо знаете нравы Востока. Если вы выберете нечто другое, вам будет плохо. Вам будет гораздо хуже, чем было до того. Подумайте над моими словами.

– Что он сказал? – обеспокоенно спросили русские.

– Он сказал, что и вы и мы погибли в бою. Уже погибли…

– Так… Понятно…

Вьетнамский чин показал на головы. Солдаты раскрыли мешок.

– Итак, вы идете дальше?

– Я – нет! Я никуда не пойду! – решительно заявил Пивоваров. – Лично я никуда. Я останусь здесь.

И Пивоваров сел, вынужденно увлекая за собой американца.

– Вы никуда не пойдете?

– Я не говорил нет! Я пойду. Я могу, – попытался высказать личное мнение американец.

– Ну ты чего, глухой, что ли? Он глухой, что ли? – пренебрежительно спросил русский пленник.

Вьетнамец подозвал начальника конвоя…

Через десять минут Пивоваров кричал. Не закрывая рта. И не думая, что он при этом очень некрасиво выглядит. Сильнее всего он кричал, когда с его спины срезали полосу кожи и бросили туда горсть древесных термитов.

Через час он шел в общем строю…