Текст книги "Ловушка для героев"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 26

Раненых положили на импровизированные носилки. Чтобы они не кричали, вкололи по шприцу-тюбику промедола.

– Сколько у нас времени?

– Часа четыре-пять. Как минимум. Полтора лету туда, объяснение на месте с начальством, получение вышестоящего «добра» на преследование, сбор поисковой группы, согласование плана операции, полтора часа лета обратно. Это если все гладко пойдет. Если будет из кого собирать группу, если найдутся подготовленные к взлету «вертушки» с полными баками горючки, если пилоты тех «вертушек» будут способны сесть за штурвал после празднования вчерашних именин…

– Ты думаешь, у них так же, как у нас?

– У всех одинаково. Все отлично стреляют на стрельбище и безукоризненно проводят планово-показательные операции на знакомых, как собственная ладонь, полигонах. А чуть доходит дело до внеплановых авралов, то сразу или горючки нет, или боеприпасов не завезли, или тот командир, что нужен, в стельку пьян, или подразделение, которым он должен командовать, в полном составе ушло в самоход. Чем их бардак может отличаться от нашего? Они этой встречи тоже не ожидали. И к мгновенным реакциям на нее не готовились…

Так что имею основания предполагать, что для организации погони им понадобится не четыре-пять, а минимум десять – двенадцать часов. Если говорить не о взводе пехоты и двух-трех подвернувшихся под горячую руку вертолетах, а о масштабной поисковой операции.

– Десять это даже много…

– Десять это в самый раз!

– Тогда поступим следующим образом, – сказал командир, раскладывая на планшете карту. – Группа из трех бойцов совершает суточный марш-бросок вот в этом направлении, обеспечивая своим фальш-отходом прикрытие основной колонне. Достигнув точки поворота, где-то вот здесь, они изменяют линию маршрута на сто восемьдесят градусов, возвращаются по своим следам назад километров на десять-пятнадцать, затем отрываются и двигаются вот сюда, где соединяются с сидящим в засаде дозором основной маршрутной группы. Дозор убеждается, что группа отвлечения не притащила за собой «хвост» и ведет их к нам. Через тридцать пять – тридцать шесть часов мы снова будем вместе и направимся к точке эвакуации. Замечания, дополнения есть?

– А если встреча не состоится?

– Основная маршрутная группа выжидает дополнительный час, после чего выходит к точке эвакуации самостоятельно. Туда же должны прибыть опоздавшие.

– Если фальш-группа по каким-то причинам не сможет оторваться от преследования?

– В случае, если группа прикрытия не сможет оторваться от противника, она уводит его вот в этот район, мотает сколько возможно, в конце концов обрубает хвосты и далее пытается выбираться самостоятельно, согласно схеме аварийной эвакуации.

– А если не обрубает?

– При полной невозможности отрыва от противника, равно как при прямом контакте с ним – группа самоликвидируется. В полном составе.

– Кого ты хочешь назначить командиром группы?

– Хочу… тебя.

– Чтобы быть уверенным в самоликвидации?

– Чтобы быть уверенным…

– Ладно, добро, – согласился «замок». – Кто остается вместо меня?

– Капитан Кудряшов.

– Не самый сладкий сахар – но сойдет. Все равно все одинаковы. Все на одно лицо, что твой сапог. Все равно все полные салаги, хоть и капитаны. Все с мамкиным молоком на губах.

– После сегодняшнего не такие уж и салаги…

– Такие же… Только теперь испуганные салаги!

– Не ворчи…

– Не ворчу. Кто пойдет со мной?

– Добровольцы.

– Не верю, что после такого… Что будет из кого выбирать.

– Если будет не из кого выбирать… выберу сам. В приказном порядке…

– Подразделению строиться! Девять разведчиков, по привычке разобравшись по росту, встали в ряд. Плечо к плечу. Всего девять разведчиков.

– Раненым выйти из строя.

– Почему?

– Потому что нужны полноценные бойцы, а не калеки.

– Но…

– Разговорчики! Раненым выйти из строя! Два бойца шагнули в сторону.

– Сомкнуться!

Бойцы сдвинулись, закрыв зияющие в строю пустоты.

– Дело обстоит следующим образом, – сказал командир. – Группе во главе с моим заместителем, капитаном Сибирцевым, предстоит обеспечивать отход основной колонны. То есть, если называть все своими именами, отвлекать силы противника на себя. Возможно, принимать бой… В случае такого боя, в случае неопределенного исхода такого боя и угрозы пленения… В общем, я отдал приказ о самоликвидации группы. Это понятно?

– Так точно.

– В группу войдут только добровольцы. Которые сделают шаг вперед. Но только прежде, чем делать этот шаг, подумайте, не станете ли вы в той группе обузой. Хватит ли у вас мужества умереть? По приказу? И хватит ли физических сил справиться с поставленной задачей. За остаток сегодняшних и неполные завтрашние сутки надо будет преодолеть более сотни километров. В полной боевой выкладке. Тот, кто способен умереть, но не способен выдержать таких нагрузок, лишь повредит делу. Оцените здраво свои силы. И свое мужество… Добровольцам… два шага вперед!

Реальная жизнь и реальная война сильно расходятся с популярными кинематографическими сюжетами. Реальные люди мало похожи на киношных героев.

Из строя вышли только три бойца. Только три…

– Капитан Кудряшов. Вернитесь в строй.

– Почему?

– Потому что приказы не обсуждаются! Остальным – кругом! И шагом марш!

Бойцы вернулись к носилкам, к сидящим на корточках вплотную друг к другу и связанным одной веревкой пленным американцам.

– Что будешь брать с собой из оружия? – спросил командир разведчиков своего зама.

– Все то же самое: автоматы, «ПМ», запасные обоймы. Хорошо бы пару противопехоток. И гранаты. Гранат желательно побольше.

– Наших осталось мало. Бери трофейные.

– Ладно, давай трофейные. И чего-нибудь пожевать.

– Со жратвой, сам знаешь, напряженка…

– Ладно, не жмись. Нам раза в три больше вашего мотать. И все больше бегом. А ты лишний кусок жмешь…

– Черт с тобой. Убедил. Бери все, что посчитаешь нужным. И еще у американцев по сусекам поскреби. У них тоже сухпай должен быть. Не будут же они на голодный желудок воевать.

– Поскребу. Не учи ученого…

– Ну тогда все. Мы тебя ждать не будем. У нас время.

– Не ждите.

– Счастливо, капитан!

– Ни пуха, майор!…

* * *

Колонна втягивалась в джунгли. Медленно и очень осторожно. Ступая шаг в шаг. Стараясь не задеть ни одной ветки, не потревожить ни одного листика, не сдвинуть ни одного камешка, не примять ни одной лишней травинки. Раненых и убитых пока несли на плечах, чтобы не увеличивать ширину тропы, не оставлять дополнительных меток, по которым организовавший преследование противник легко мог вычислить направление движения группы. Только через несколько километров раненых и убитых можно было уложить на носилки.

Американцы шли с перевязанными за спиной руками, с чужими плотно набитыми вещмешками и прочим полезным грузом, навьюченным на их спины. Шли как все – шаг в шаг, нанизанные, словно пойманная рыба на кукан, на одну длинную парашютную стропу, лишавшую их надежд на мгновенный коллективный или одиночный побег. За каждой парой американцев следовал российский разведчик, зорко наблюдая за тем, как они идут, как ступают, как уклоняются от встретившихся на пути веток.

Последним шел командир, придирчиво осматривая пройденный его отрядом путь. Он выпрямлял согнутые ветки, поднимал смятые травинки, укладывал на место сдвинутые подошвами обуви камешки.

– Пивоваров!

– Я!

– Снимай ботинки.

– Зачем?!

– Затем, что у тебя каблуки, как у черта копыта! И еще на правой подковке гвоздь вылез. И работает, что твой дырокол! Я замучился оставленные тобой отверстия зашпаклевывать.

– Так мне что, босиком идти?

– Нет, босиком тоже нельзя. Лучше в толстых носках.

– У меня нет толстых.

– Есть у кого-нибудь шерстяные носки?

– Есть!

– Тогда дайте ему… И вперед…

Командир прятал следы. Прятал профессионально, так, как умеют это делать вышедшие на охоту звери и как это умеют делать уходящие от преследования разведчики.

За спинами отряда оставался нетронутый лес.

– Голове колонны поворот девяносто градусов!

– Есть поворот…

– Пятьсот метров вперед.

– Есть пятьсот метров…

– Поворот девяносто градусов.

– Есть поворот…

– Четыреста пятьдесят метров вперед.

– Есть четыреста пятьдесят…

Группа встала на обратный курс. Прошла четыреста пятьдесят метров, снова изменила курс на девяносто градусов и через двести метров снова на девяносто, завершив полный трехсотшестидесятиградусный поворот. Места поворотов командир зачищал с особенной тщательностью.

Эта большая петля должна была сбить возможных преследователей со следа, если бы вдруг они его умудрились взять.

– Прямо!

– Есть прямо!

– А как далеко прямо? Командир?

– Очень далеко. Пока в море не упрешься…

* * *

Совсем по-другому уходила группа прикрытия.

– Ты как ступаешь? – грозно спрашивал капитан Сибирцев.

– Нормально ступаю. Подошвой над самой землей.

– Зачем над самой землей?

– Чтобы не повредить травостой. Чтобы не оставлять следов…

– А надо как?

– Наоборот. Чтобы оставлять.

– Вот именно! Мы же группа прикрытия, которой назначено отвлечь на себя внимание противника. А как он на нас отвлечется, если пропустит наши следы?

– Трудно так, чтобы оставлять. Привычки другие.

– У военнослужащих привычки должны вырабатываться в прямой зависимости от последнего полученного приказа. Ясно?

– Так точно!

– Тогда повторите проход от исходной точки. Только смотрите не переусердствуйте! И быстрее, быстрее, мы уже опаздываем.

– Есть!

На этот раз боец шел так, как надо, как предписывалось последним приказом: сминая траву, обрывая листья и надламывая встретившиеся на пути ветки. Не все. Только те, что препятствовали движению.

Следом за ним шагал другой боец, усердно вминая подошвы обуви в грунт. Но тоже не на каждом шагу. Лишь в местах, где на почве могли отпечататься следы. Не его следы. Рифленые, с хорошо узнаваемым узором, следы американских ботинок. Тех, в которые были обуты коммандос.

«Замок», проходящий последним, принимал работу, что-то поправлял, что-то добавлял от себя. Как признанный мастер, подошедший к мольберту не самого талантливого ученика.

Здесь слишком много экспрессионизма. Такой след можно принять просто за вмятину на грунте. Можно пропустить. А вот если добавить немного четкости, немного рельефа, то отпечаток заиграет, привлечет внимание зрителя. Для которого он и назначен…

А здесь, наоборот, выпирает грубый реализм, который может вызвать определенные подозрения. Так глубоко, да чтобы равномерно всей подошвой, люди не наступают. Надо бы сгладить линии, размазать контур, подтереть абрис отпечатка…

Оставляя по ходу движения примерно через каждые пятьдесят-восемьдесят метров подобные шедевры наземной живописи, группа прикрытия стремительно удалялась от места недавнего боя. Уходила от взорванных «Фантома» и вертолетов, от трупов погибших от пуль «вьетнамских партизан» американских коммандос. Уходила в глубь материка, в противоположную от маршрута движения основной группы сторону. И уводила за собой возможную погоню.

Надломленная ветка…

Разорванный стебель травинки…

Сбитые с куста листья…

Отодвинутый в сторону камешек…

Случайный отпечаток подошвы ботинка на не покрытом растительностью участке грунта. Хорошо читаемый отпечаток… Американского ботинка…

Глава 27

– Колонне стоп.

– Колонне стоп…

– Колонне стоп…

– Колонне… – пронеслось тихим шепотом от уха к уху, от арьергарда к передовому дозору.

– Стоп колонне!

Колонна остановилась. Дозор встал в боевую стойку, готовый к атаке спереди. Арьергард развернул стволы назад.

– Разобрать носилки.

Носилки расправили, аккуратно уложили на них раненых и мертвых.

– Носильщики!

Пленных американцев разбили на пары и поставили спереди и сзади носилок, связав между собой все той же парашютной стропой, зафиксированной на ручках. Теперь они могли убежать только со своей ношей.

– Кто знает английский? – спросил командир.

– В пределах программы, со словарем…

– Понятно. Кто без словаря?

– Я могу попробовать,

– Скажи – при попытке побега конвой стреляет на поражение.

– Если вы хотите спастись бегом, мы вас будем поразить наповал! – изложил, как сумел, новоиспеченный переводчик командирскую мысль, для верности красноречиво поведя дулом автомата вдоль строя пленных. – О'кей?

– Yes, yes… – согласно закивали понятливые американцы.

– Ну, значит, действительно знаешь без словаря, – остался доволен языковой подготовкой своего подчиненного командир. – Скажи им еще, чтобы они не вздумали разговаривать между собой. Чтобы были как глухонемые. Потому что за каждое произнесенное, даже случайно произнесенное слово я буду наказывать самым суровым образом. Вплоть до… И еще скажи, что после того, как мы дойдем до места, я их отпущу на все четыре стороны. Если, конечно, они до того не натворят каких-нибудь глупостей. Ну а если натворят – пусть пеняют на себя…

– No, no! – энергично замотали головами пленные.

– Ну будем надеяться, что действительно «ноу», – сказал командир. – А не то полный… абзац. Всем.

– Yes, yes! – повторили американцы.

– Да. То есть нет. Ну в смысле не натворят, – совершенно запутался переводчик.

– Это я и без тебя понял. Уж не такой полный дурак.

– Конечно, конечно, – смутился переводчик.

– Что «конечно, конечно»?

– Не полный…

Командир только головой покачал.

– Приготовиться к движению!

– Эй, янки! Вы что, не поняли? – грозно скомандовал «конвой», кивнув дулами автоматов на раненых. – Взяли и понесли.

Американцы разом присели, ухватились за ручки, выпрямились.

– Дозор – вперед на пятьсот метров. Расстояние между бойцами в походной колонне – три метра. Скорость – по «носильщикам», – скомандовал командир. – Шагом марш!

Носилки качнулись. Потревоженные раненые застонали.

– Вколите им обезболивающее, чтобы они не кричали, – сказал командир.

– Обезболивающего почти не осталось.

– Сколько осталось?

– Четыре дозы.

– Ну тогда дайте спирту.

– Спирт кончился.

– Тогда трофейного виски! Только не говорите, что его тоже нет! Все равно не поверю. Кто-нибудь наверняка прихватил у американцев фляжку-другую спиртного. Не поверю, что не прихватил… Если не найдете виски, дайте хоть что-нибудь… Они нас демаскируют. Мы должны двигаться в тишине. В полной тишине!

Случайно прихваченное с места боя спиртное, конечно, нашлось. Восемь литров.

Раненым разжали зубы и влили по двести пятьдесят граммов экспроприированного у американцев виски. Без тоника. Они замолчали, но ненадолго. Когда местность стала неровной, когда пришлось перешагивать через ямы и стволы упавших деревьев, когда носилки сильно закачались из стороны в сторону, они закричали снова. Боль оказалась сильнее спиртосодержащего обезболивающего.

– Промедол? – спросил разведчик, выполнявший роль медбрата.

– Нет, тряпки, – ответил командир. – Промедол здесь не поможет…

Разведчики распластали на полосы две нательные рубахи, скатали из них кляпы, которые затолкнули в рот раненым. Сверху рты стянули тремя слоями ткани, завязав их концы под затылками, оставив свободными только носы.

Крики стали почти не слышны.

– Следите, чтобы они не задохнулись, – предупредил командир. – В случае опасности накрывайте им головы одеждой. Или зажимайте рты руками. И чтобы ни один звук!.. Ясно?

– Так точно!

– Тогда всем продолжать движение…

* * *

Группа прикрытия добивала второй десяток километров Без перекура Наверное, дома, в перелесках средней полосы России, они за это время смогли бы одолеть вдвое большее расстояние Но дома – не здесь. В джунглях был свой счет пройденным метрам. В джунглях один метр шел за два. А может быть, даже за три…

Пятнадцать минут бегом. Пятнадцать, чтобы восстановить дыхалку, – быстрым шагом. Не отрывая глаз от стрелки компаса. Обегая встретившиеся препятствия поочередно то с правой, то с левой стороны, чтобы, не заметив того, не отклониться от намеченного маршрута.

Пятнадцать минут – бегом.

Пятнадцать – быстрым шагом…

Там, где это возможно. Где нет непролазных зарослей. А где есть – не бегом и не шагом, а бесконечной рубкой. До головокружения. До судорог в удерживающих мачете пальцах. До мелькания белых точек в глазах. Метр за метром. Пока не объявится просвет. И тогда снова: пятнадцать минут – бегом; пятнадцать – быстрым шагом…

Уже не думая о предварительной разведке, о соблюдении маскировки, о возможной встрече с противником. В открытую или, как иногда говорят разведчики, – «в нахалку», в полный рост, в полный звук, не опасаясь, что тебя заметят.

Пятнадцать минут – бегом.

Пятнадцать – быстрым шагом…

– Все, двадцать! – сказал «замок». – Двадцать километров. Перекур! – И, утерев стекающий на глаза пот, сел на землю.

Рядом как подрубленные упали бойцы.

– Пять минут перерыв, и еще одну двадцатку…

– Пять маловато будет, – возразили бойцы.

– Пять! И ни секундой больше! Кто захочет отдохнуть дольше, останется здесь отдыхать навсегда! – жестко сказал «замок». – Это понятно?

– Понятно, товарищ капитан.

– Разрешаю съесть пять кусочков сахара и две галеты.

– А глотку смочить?

– А глотку смочить – собственной слюной. Лишней воды у нас нет Первая вода – в конце второй двадцатки.

– Но…

– Все! Считаю вопрос исчерпанным. Кто не может есть всухомятку – пусть не ест! Кто надумает пить из встретившихся луж – пусть пьет. Но не советую…

Капитан откинулся на спину, расслабился и закрыл глаза. Кажется, он даже уснул. На пять минут, Ровно через пять минут он открыл глаза и сел.

– Подъем, бойцы! Хватит спать! Не у мамки на перинах!

Бойцы нехотя повернули в его сторону головы.

– Еще минуту, товарищ капитан…

– Нет у вас минуты! Подъем по полной форме! Время пошло!

Бойцы нехотя встали на ноги.

– Проверить снаряжение! Оружие к бою! С места, бегом, шагом марш!

Пятнадцать минут – бегом. Пятнадцать – быстрым шагом…

Слева за кустами громко зашелестела листва. Капитан с ходу, не останавливаясь, отпрыгнул, упал на правый бок, откатился за препятствие, выставил впереди себя автомат.

Бойцы повторили его маневр.

– Ты – держишь левый фланг! Ты – правый! Я – центр! – показал пальцами капитан, припадая к прикладу автомата.

Замерли.

За кустами больше ничего не шевелилось.

– Оставаться на месте. Прикрывать меня, – снова показал жестами капитан, передвинул автомат на спину, вытянул из ножен нож и бесшумно пополз к зарослям.

Через три минуты он вернулся. Уже не прячась.

– Что там было?

– Ерунда. Какое-то местное парнокопытное. Чтоб ему пусто было! Листья с куста дергало.

«Замок» перекинул автомат на грудь и посмотрел на часы:

– Ходу, бойцы. Ходу! Мы еще трети расстояния не сделали!

* * *

– Все, готов, – сказал командир, опуская безвольно обвисшую с носилок руку. – Отмучился капитан.

Стоявшие поблизости разведчики, украдкой переглянувшись, потянули с голов пилотки. Черт знает, зачем потянули. Видно, начитались романтических книжек или насмотрелись кинофильмов, где главные герои скорбели над телом павшего друга именно таким образом. Возможно, там, на экране, это выглядело мелодраматично, но здесь, в реальных обстоятельствах, довольно фальшиво.

– Хватит разводить панихиду, – поморщился командир. – Если по каждому покойнику снимать головной убор, можно простудить башку и заработать менингит. Лучше доложите, по какому такому поводу вы здесь все собрались? Как стадо остановившихся баранов.

– Но, товарищ майор…

– Если бы сейчас на нас наткнулся противник, ему бы хватило двух автоматов, чтобы положить нас всех. До одного. Кто разрешил вам покинуть свои места в походной колонне?..

– Мы думали…

– Думаю здесь я!

Командир не терпел дешевой сентиментальности. И не поощрял ее в своих подчиненных. Особенно на задании. Вне службы, дома – сколько угодно. Но не в бою! В бою сантименты приносят только вред. Если начинать задумываться о том, какие последствия будет иметь твой выстрел и какие страдания он может причинить твоему врагу, и семье твоего врага, и любимой твоего врага, и детям твоего врага, то ты никогда не нажмешь на спусковой крючок. И погибнешь первым. От его пули. Чем доставишь не меньшие страдания, но уже своей семье и своей любимой.

Если дать волю чувствам, если начать жалеть своих товарищей, то их невозможно будет посылать на смерть, когда того потребуют интересы дела.

Если, глядя на отдавшего богу душу сослуживца, начинать жалеть себя, то может не хватить духу пойти вслед за ним.

В бою нельзя распускать слюни. В бою нужно драться. И побеждать. И умирать. Желательно без стенаний и лишних слез. Достойно. Как положено нормальным мужикам, заранее знавшим, на что они идут…

Командир набросил на замеревшее лицо покойника гимнастерку и скомандовал:

– Будем считать прощание законченным. Труп пока несем с собой, до первого подходящего для захоронения места.

Командир понимал состояние своих бойцов, но не принимал его. Если дать волю чувствам, то каждая смерть будет превращаться в бесконечный по времени ритуал. А смертей, как он все более подозревал, будет еще немало. Всех все равно не оплачешь. Но задерживаясь возле каждого мертвеца на две-три лишних минуты, запросто можно угробить оставшихся в живых.

И, кроме того, если сейчас их не поставить на место, они раскиснут, как гимназистки, потерявшие девственность. Начнут распускать нюни, дискутировать, выяснять отношения и принимать заведомо неверные решения. Начнут спасать каждого в отдельности сейчас, чтобы завтра угробить всех.

Остановить сползание в сентиментальность могла только жесткость. Возможно, даже грубость. Которая вытесняет жалость злостью. И тем меняет минус на плюс.

– Подразделению продолжать движение!

– Нехорошо это. Не по-людски как-то, – тихо сказал кто-то из капитанов.

– Мне кажется, я приказал закончить прощание еще минуту назад! Или меня не слышали? Или меня не поняли?

– Но, товарищ майор…

– Тот, кого не устраивают мои решения, могут обжаловать мои действия перед вышестоящим начальством. После. Когда мы окажемся в безопасности. А пока я требую безоговорочного подчинения. Которого буду добиваться всеми доступными мне мерами. Вплоть до расстрела отказников на месте. По законам военного времени. Вам ясен приказ?

– Так точно, – нехотя ответили капитаны.

– Не слышу!

– Так точно! Товарищ майор!

– Тогда займите свои места в колонне!

Разведчики разбежались в стороны.

«Набрали салабонов, которые смерти в глаза не видели! – думал майор, глядя вслед разведчикам. – Как с такими воевать? Как таких посылать на смерть? И как с такими решить вопрос раненых, которые многократно снижают темп движения и которые все равно обречены… Как сделать так, чтобы уже почти мертвые не утянули за собой пока еще живых. Как спасти хоть кого-нибудь. Как спасти их так, чтобы при этом не пострадало дело, ради которого они топчут эти треклятые джунгли?..»

* * *

– Не нравится мне эта дорога. Активно не нравится, – шепотом сказал «замок».

– Чем не нравится, товарищ капитан?

– Всем не нравится. Но более всего тишиной. По дороге должен ездить транспорт. Ходить люди. И домашний скот. На то она и дорога. А эта – мертва, как заброшенное кладбище ночью. Не бывают такими дороги…

Второй час группа прикрытия «пасла» встретившуюся им на пути дорогу. Обыкновенную дорогу – грунтовую, в две колеи. Перескакивать ее с ходу капитан не стал. Поостерегся. В другом месте, возможно, и решился бы. Но не здесь. Здесь – мешала топография. Разведчики находились на седловине небольшой каменистой гряды, обе стороны которой подпирали топяные болота. В случае неудачи уходить можно было только в две стороны – вперед или назад, что лишало группу необходимого ей маневра. Не любят разведчики местности, где нельзя убегать «на все четыре стороны». Неуютно они там себя чувствуют, как в мышеловке с захлопнувшейся дверцей.

Такие препятствия допустимо пересекать только ночью, в абсолютной темноте. Если по уму… Но до ночи было еще очень и очень долго. Еще почти десять часов. А счетчик времени щелкал. А счетчик километров стоял…

– Вот что, ребятки, вы пока тут посидите, а я на эту тропку поближе взгляну, – сказал капитан Сибирцев. – Если что, вы меня прикройте. Не вернусь через полтора часа – уходите обратно.

Капитан ужом выполз из убежища и пополз к дороге, стараясь со всех сторон прикрываться кустами. Через каждые несколько метров он замирал и прислушивался. И присматривался. И даже принюхивался. Пытаясь обнаружить признаки присутствия врага. Но все выглядело как обычно. И звучало как обычно. И пахло как всегда.

Капитан не стал выходить на дорогу. Он остановился в нескольких метрах от нее, забравшись внутрь каких-то кустов и обложившись вокруг гигантскими тропическими листами. Он вытащил бинокль и самым внимательным образом осмотрел дорогу в двух направлениях.

Он обращал внимание на все: на сорванные с веток, нависающих над колеёй листки, на обломанные сучья, разбросанные камни, подсохшие лужи, пыль на придорожных кустах… Он изучил каждую выбоину, каждую ямку, каждый отпечаток протекторов колес. И пришел к выводу, что по этой дороге уже много часов никто не ездил и не ходил. Пыль слежалась, оборванные листья пожухли, брызги подсохли, кое-где по обочинам колеи полезла молодая поросль травы…

Вывод вроде бы благоприятствующий выполнению задания, потому что дороги с интенсивным движением, в отличие от этой, замершей, пересекать крайне опасно. И одновременно рождающий тревогу. Отчего это вдруг дорога опустела, если до того по ней в немалых количествах передвигалась самоходная техника. В подавляющем большинстве колесная, но в том числе и гусеничная. Куда она подевалась?

Сильных дождей, способных затопить колею и по той причине прервать движение, в последнее время не наблюдалось. Землетрясений – тоже. Выходит, где-то просто перекрыли дорогу. Шлагбаумом. А зачем перекрыли?

И еще настораживало отсутствие в колеях остатков помета домашних животных. Ни вьючные мулы, ни ослы, запряженные в повозки, по этой дороге не ходили. По меньшей мере две недели. Получается, что эта дорога имеет военное назначение? Или далеко отстоит от гражданских селений?

И отчего так густо усыпаны пылью ближние кусты, если машины здесь не ходят…

* * *

Сплошные неясности! А то, что неясно, – потенциально опасно. Иногда даже более опасно, чем явная угроза. Лучше было бы эту дорогу пересекать ночью.

Но время, время! Время диктовало иные решения. Высидев здесь десять часов, можно было не успеть к контрольному сроку…

Капитан вернулся к своим бойцам.

– Ну что?

– Ничего хорошего! Но и ничего явно плохого. В общем, так. Лишних часов на ожидание у нас нет Того и гляди погоня поджарит пятки. Перекидываться будем днем. Прямо сейчас. Ты, капитан, пойдешь первым. Мы прикроем. Дорогу переходи рывком, на одном дыхании. Приказ ясен?

– Ясен.

– Ну тогда действуй. Капитан…

Разведчик отполз к дороге. На секунду задержался, чтобы поправить оружие, потом вскочил, пересек обочину и сделал шаг к середине дороги…

Всего один шаг.

Второй он сделать не успел. Потому что перестал жить.

Сильный взрыв выворотил у него землю из-под ног, подбросил вверх, развернул в воздухе и уронил к дальней обочине.

– Мать вашу!!! – выругался «замок». – Суки косоглазые.

Так вот почему по дороге никто не ездил! Потому что по минам много не наездишь!

Вот почему близкие кусты были припорошены толстым слоем пыли. От взрывов мин, на которые напарывались переходящие дорогу дикие животные!

– Сашка!

Второй боец рванулся из убежища на помощь раненому товарищу.

– Назад! – крикнул капитан. – Назад!!! – схватил и резко дернул вскочившего бойца за ногу, больно уронив на землю. Навалился, прижал сверху. – Ты что делаешь?!

– Но там же… Там…

– Что там?

– Там… Он, ..

– Там уже никого нет! Только мины.

– Но он же жив!

Подорвавшийся разведчик действительно был жив. Он молча корчился на обочине, пытаясь дотянуться до разбитых осколками ног. Которых уже не было. Ступни, обутые в разорванные в клочья башмаки, лежали в другом месте.

– Он все равно не жилец, – жестко сказал капитан. – Ему оторвало ноги. Он умрет через несколько минут.

– Мы бросим его?

– Нет! Мы не можем оставить его. Мы должны убрать его останки и собрать его оружие. Но мы не должны повторить его глупость. Мы должны вначале найти мины… А это долго. Он не дождется. Он умрет раньше. Пошли.

Капитан встал, шагнул вперед и тут же остановился.

– Черт!

– Что случилось?

– Слышишь?

– Нет, не слышу…

– Мотор! Мотор на тропе!

Где-то далеко по дороге шла машина. Шла по заминированной колее! Не боясь подорваться!

– Все, боец. Похоже, мы сели в дерьмо! По самые уши! И похоже, нам оттуда не выбраться!

– Что произошло?

– Произошло то, хуже чего не бывает! Даже в кошмарном сне!

– Но что? Что обозначает этот мотор?!

– То, что заминирован только этот участок дороги. Один только этот! Который мы не могли миновать! И который мы не миновали! Они не преследовали нас! Знаешь, почему они не преследовали нас? Потому что знали, что этот перешеек мы не минуем. Они не утруждали ног. Они нас просто ждали.

Капитан лихорадочно расправлял на коленях карту.

– Здесь находимся мы. Здесь болото. И здесь болото. С берегами в форме воронки, упирающейся в дорогу. Единственный проходимый участок – седловина гряды. По которой мы сюда и пришли. Сзади они наверняка поставили несколько засад. Которые среагируют на взрыв немедленной облавой. А по дороге пустят «бээмпэшки». Мотор которых мы наверняка и услышали. Мышеловка захлопнулась – пожалуйте забирать улов. По-русски это называется – полный п… Все, боец! Приплыли! Сзади облава, спереди мины, с боков топи. А крылья нам по штатному расписанию не положены!

– Неужели нет никакого выхода?

– Один. Через дорогу. Это единственный путь к спасению. Если он, конечно, есть…

Капитан встал, подобрал с земли толстый подгнивший сук и, размахнувшись, бросил. Не на дорогу, за нее, за дальнюю обочину.

Палка упала в траву. И тут же раздался взрыв!

Получается, подходы тоже заминированы! Дальние. С той стороны дороги. А с этой – нет. С этой свободны. Значит, визитеров ждали именно отсюда. И значит, ждали очень конкретных визитеров. Которые и заявились. Ждали тех, кто пришел! Теперь это было абсолютно ясно. Теперь это не вызывало никаких сомнений!

– Густо насажали! Земли за железом не видать!

– Может, разминировать?

– Можно было бы. Кабы время было бы… Но только они нам его не оставляют. Ни секунды. Еще четверть часа, и машины будут здесь! Так что, как ни крути, придется возвращаться! И придется стыкнуться… Грудь в грудь.

– С облавой?

– С ней самой, с облавой… Боишься?

– Нет, не очень…

– А я очень. Потому что в таком дерьме еще не бултыхался. Не приходилось. Так-то, боец… Ну да ладно, авось прорвемся…

«Замок» отстегнул, осмотрел и снова поставил на место рожок автомата. Передвинул на живот подсумки с гранатами. Расстегнул пеналы с запасными обоймами. «Замок» не спешил. Потому что спешить уже было поздно…

– Ну что, боец, двинулись? – сказал он и, не оборачиваясь, пошел от дороги.