Текст книги "Будни банкира (СИ)"

Автор книги: Андрей Хомченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Оператор Лёха закрыл плексигласовый фонарь кабины, я нажал на красную кнопку и фьють, через пару секунд очутился в Славянске, в марте восемнадцатого года.

Глава пятая

Машина времени – штука надёжная, но приблизительная: промахнуться на час-другой дело обычное. Хотя, если вдуматься, не особенная это и погрешность на дистанции десятилетий... мне другое действовало на нервы.

Считалось в порядке вещей забросить тебя не в расчётную точку высадки, а километров эдак на десять мимо.

Оно, конечно, для бешеной собаки десять вёрст не крюк... ну а если зимой? да в тайге? да по пояс в снегу... – впрочем, не будем забегать вперёд.

Обо всём по порядку.

Оператор Лёха закрыл плексигласовый фонарь кабины, я нажал на красную кнопку и через пару секунд очутился в марте восемнадцатого года в славном городе Славянске, точнее, на его околицах.

Жалкое зрелище открылось передо мной: дома-развалюхи, непролазная грязь, нищета.

С другой стороны, я прибыл сюда не в либеральных газетках обличать на этих вопиющих примерах всю пагубность самодержавного устройства правления, – я замаскировал челнок и отправился в центр, где, собственно, и находился Государственный банк, цель моего визита.

Бодро шагал я по лужам.

Светило солнце, орали грачи, снега истекали ручьями, – в городе хозяйничала весна, в городе хозяйничала третья советская армия: город кишел вооружёнными людьми.

Горланящая братва, ощетинившаяся штыками, разъезжала в грузовиках, летели на мотоциклетах курьеры, повсюду шастали патрули, – не единожды чей-то колючий взгляд бдительно ощупывал моё лицо и охрипший простуженный голос требовал документ... мандат, выписанный наркомом финансов Поповым, обладал поистине магической силой.

Почти без приключений добрался я до места и вскоре входил уже в помпезное здание с колоннами, с балюстрадами, с гипсовыми кариатидами, корчащими рожи с фронтона, – по правде сказать, не ожидал, что мои представления о том, как выглядит банк начала двадцатого века, настолько отличаются от действительности.

Я-то думал увидеть за столами конторщиков, самозабвенно стучащих костяшками счёт, под каждым подушечка для профилактики геморроя. Они что-то записывают в амбарные книги, периодически восклицая на тарабарском своём наречии: "Акцептовано!". Милые девушки в коричневых строгих платьях стенографируют на допотопных печатных машинках, весело стрекочут механические Ремингтоны. Управляющий в атласной блестящей жилетке приветливо улыбается из-за стойки: Чем могу служить?

... всё оказалось не так.

Как на похоронах, молча сидели конторщики, пылились без дела амбарные книги, барышни громко рюмсали, управляющий в атласной жилетке сидел на полу и сдержанно охал, потирая ушибы.

Но больше всего меня поразил сейф.

Он был вскрыт, он был гол, он был безнадежно пуст.

Я стал подозревать худшее.

– Что-то случилось? – спросил я, страшась услышать непоправимое.

– Нас ограбили, – всхлипнули барышни.

– Ограбили нас, – конторщики хмуро подтвердили не беспочвенность моих тревожных предчувствий.

– Вот те на, – неподдельно расстроился я, – отлично начинается карьера. Ищи теперь ветра в поле...

В наступившей тиши – в гробовой тишине, нарушаемой лишь редкими всхлипами и икотой впечатлительных стенографисток, – я внезапно услышал оглушительный грохот, это рушилась моя будущность.

И вдруг...

– Кхе-кхе, – неожиданно подал голос управляющий. – Я вижу вы серьёзный молодой человек с полномочиями...

Он указал взглядом на маузер.

– Поэтому намекну: не в поле следует искать ветра, а в штабе третьей советской армии. Заместитель командующего Блюмкин лично осуществил реквизицию.

"Ага, вот значит, как... Блюмкин..." – я отправился в штаб.

* * * * * * * * *

Командующий третьей советской армии Пётр Лазарев грыз чёрный ржаной сухарь, запивая его пустым кипятком из солдатской алюминиевой кружки.

– Садись, товарищ, – сказал он, ознакомившись с моим мандатом. – Есть будешь?

– Я по делу.

– Какому?

– Реквизиции в Государственном банке.

– А-а-а, – протянул понимающе Лазарев. – Ну, конечно... Однако неплохо у вас в наркомате служба поставлена: и полдня не прошло, как кассу изъяли, а ты уже вон, из самого Харькова примчался.

– Работаем, – согласился я. – Так что начёт реквизиции?

– Да это Яшка – подлец, его инициатива, – Петя отставил кружку и стал рассказывать, мимикой и жестами помогая повествованию:

"Приходит ко мне часа три тому мой заместитель Блюмкин. Вот, говорит, конфисковал на дело революции активы местного банка. На тебе, командир, десять тысяч, десять тысяч я возьму себе, а остальное передам Центральному Комитету партии.

Не всё я понял в Яшиной речи.

Какому, интересуюсь, это ты ЦК передашь, если товарищи в Москве молодую республику строят, а ты здесь, на Донбассе, за тысячи километров?

Объясняет мне Блюмкин: я же не буквально сию минуту имею в виду, я имею в виду когда-нибудь, при оказии...

Тут осерчал я малость. Прямо скажем, чуть не пристрелил соратника под воздействием минутной эмоции. Выхватил револьвер, в глазах пелена... И вдруг мысль невесть откуда: негоже социалисту-революционеру терять самообладание.

Скрипнул я зубами и усилием воли превозмог горячность натуры.

Дуй, говорю, Яша, обратно в банк и возвращай государству его собственность".

Петя закончил рассказ и, пошарив в карманах галифе, извлёк германский с серебрением портсигар.

– Будешь?

Я отрицательно помотал головой.

Командующий третьей советской армии достал папиросу и с видимым удовольствием закурил:

– Так что зря ты, товарищ, в такую даль ехал. Все необходимые меры уже приняты, вот расписка из банка.

Он продемонстрировал мне бумагу, точную копию акта из папки с тесёмочками.

– Это всё понятно. А где пятьсот тысяч?

– Какие пятьсот тысяч?

* * * * * * * * *

– Какие пятьсот тысяч? – честные глаза Якова Блюмкина глядели на меня изумлённо, более честных глаз мне видеть не доводилось.

Табачный дым плавал клубами под потолком, певичка на сцене, кутаясь в шаль, страстным контральто мяукала романс неизвестного мне сочинителя, официанты вились вьюнами вокруг уставленного яствами столика, за столиком провинциальные дамы в платьях с оголёнными спинами изображали покладистость и доступность, похохатывая, строя глазки, – славно гуляла компания в лучшем ресторане славного города Славянск... и вдруг нате вам, какой-то чёрт в кожанке... комиссар.

Трое мужчин безоговорочно бандитской наружности зыркали на меня неодобрительно: дескать, чего припёрся?

И Яша, Яша Блюмкин, заместитель командующего третьей советской армии, весьма упитанный юноша с розовыми щеками и ангельской синью глаз, вперил в меня недоумевающий взор:

– Это явно какое-то недоразумение.

– Ну как же? Смотрите, – я выложил на стол бумаги из заветной папки с тесёмками, – вот страница из кассовой книги, вот акт Государственного банка, перечитано и пересчитано не единожды: не хватает пятьсот тысяч.

Метаморфоза произошла с Яшей.

Только что он был обаятельный молодой человек, и вдруг стал жабой.

Синь небес во взгляде погасла, глаза его сделались холодными, мёртвыми, рыбьими.

– Ты на наши тыщи ротик не разевай, – с угрозой в голосе посоветовал Блюмкин.

И напарники его с кривыми ухмылками потянулись к револьверам.

Что ж, возможно, когда-нибудь в будущем я научусь подбирать более убедительные аргументы в словесных баталиях, – когда-нибудь, не сейчас.

Без дальнейших дискуссий я засветил промеж глаз ближнему ко мне бандюку и тут же отработал двоечку по подбородку его товарища,

– оба рухнули, как подкошенные, опрокидываясь навзничь вместе со стульями, -

Но третий... третий оказался шустрым малым, он успел выхватить револьвер...

– всё, что успел, -

Хрусть! хрустнули пальцы, сжимающие рукоятку.

Чвак! чавкнула переносица.

Удар локтем в солнечное сплетение и шустрый малый валится на пол, словно мешок с картошкой.

Будто пароходный гудок в предрассветном тумане, будто сирены при налёте вражеской авиации, на полную громкость включились провинциальные дивы, пытаясь поведать миру об ужасе пережитого.

– Тише, дамы! – я попытался успокоить несчастных. – Совершенно не слышно, что сообщает нам Яков Георгиевич.

Дамы притихли.

– Что ж, – сообщал Яша. – Вы меня убедили.

Он достал из-под стола саквояж.

– Я думал это моё. Теперь понимаю, что это ваше.

– Это тысячи принадлежат государству, – воскликнул я с пафосом. – Я передам их в соответствующее учреждение.

– А ну да, ну да... – с ухмылкой произнёс Яша.

Откуда столько скепсиса и неверия в этом совсем ещё молодом человеке?

Глава шестая

Жора пребывал в отличном расположении духа. Только что он удачно сунул взятку кому-то из ближайшего окружения цезаря и из пыльной нищей провинции на отшибе империи его перевели в цветущую Далмацию.

– Ну как дела? – весело спросил Жора.

– Вот, – я вывалил перед ним содержимое саквояжа.

– Что это? – Немочка с недоумением уставился на кипу ассигнаций.

– Пятьсот тысяч, – победно объявил я.

Но Жора что-то не поспешил радоваться.

– А как же эффект бабочки? – он посмотрел на меня так, словно видел перед собой клинического идиота.

– Какой бабочки? – переспросил я.

– Ясно, – обречённо вздохнул мой начальник. – Книг не читаем, фильмов не смотрим... Эй, парни, а ну гляньте какие последствия.

– Трансгазбанк обанкротился, – доложил Тимоха.

– И Первый инвестиционный лёг, – бодро отрапортовал Влад.

– Понятненько, – пробормотал Жора. – Опять проблемы с невозвратами депозитов. Снова разъярённые вкладчики под нашими окнами, снова покрывать из бюджета убытки... Чем прикажете затыкать дыру, этими вот бумажками?

Начальник пренебрежительно кивнул на банкноты.

Я виновато молчал.

– И ладно бы захватил что-то стоящее, – продолжал бурчать Немочка. – А то припёр какую-то макулатуру...

И вдруг Жора замер на полуслове.

– Чёрт, – прошептал он. – Как я раньше до этого не додумался?

В глазах его разгорался безумный огонь:

– Золото, всем нужно золото!

Немочка схватил трубку внутреннего коммуникатора и заорал:

– Валерия Алексеевна, можно к вам на приём? Есть идея!

* * * * * * * * *

Фуражка чёртовой чёрной кожи с красной пятиконечной звездой, воронёный ствол маузера... – воистину не забываем мой первый рабочий день, но второй день, клянусь, оказался ещё круче.

– Эй, народ, – с порога объявил Жора. – У нас новости. Вы уволены.

Никогда не понимал я всей трагедийности и глубины немой сцены в гоголевском "Ревизоре", а тут внезапно постиг.

Сотрудники отдела дистанционного банковского контроля замерли без движения, буквально окаменели.

Немочка продолжал сыпать сенсациями:

– Наш отдел расформирован, все уволены по переводу, теперь мы занимаемся фондированием.

– Чем? – хором не поняли мы.

– Золотым запасом страны, – разъяснил Жора.

Будто гром среди ясного неба, прозвучали эти слова, все были слегка шокированы столь явной нелепицей.

От волнения мы даже перешли на "Вы".

– Послушайте, Георгий Константинович, откуда у нашей страны золотой запас? Ни приисков нет, ни грабительской колониальной политики в прошлом?

– О! – Жора поднял вверх указующий перст. – В этом и фишка, ребята: никто не видит из-за деревьев леса. Да, приисков у нас нет. И при делёжке колониального пирога мы отсутствовали... зато у нас есть машина времени... Смекаете суть, коллеги? Мы же можем нагрянуть не к себе в Дикое поле, а... Короче, руководством поставлена задача: в кратчайшие сроки наполнить государственную сокровищницу благородным металлом.

– Почему не бриллиантами? – удивилась Мадлен.

"Однако, – мысленно восхитился я умом и сообразительностью блондинки. – Эта девушка умеет зрить в корень. Брюлики компактнее, удобнее в транспортировке. Дороже, наконец".

Но у Жоры на этот счёт было своё мнение.

– Бриллианты не годятся, Мадлен, бриллианты – это слишком яркая индивидуальность. У каждого своё лицо, своя история. Даже если исчезнет какой камушек в тумане прошлого, ниточки не оборвутся, ниточки приведут к нам. И держать эти ниточки в руках, между прочим, будут могущественные державы. Вот заявятся они к нам и спросят: "Откуда вещь?", – что мы ответим им, с их авианосцами да ядерными боеголовками?

До нас стало доходить.

– А золото что? – толковал недотёпам Немочка. – Золота в мире – как грязи... переплавил слиток, поставил своё клеймо и всё: "МОЁ". Поди, докажи, обратное. Что, значит, откуда? Может, у нас в подвале алхимическая лаборатория, сидят колдуны и добывают философский камень из свинца и помёта птичьего.

Жора закончил спич.

– Вопросы?

Вопросов ни у кого не было.

Аудиторы включили компьютеры и стали рубиться в Counter-Strike, Мадлен отправилась готовить кофе

Только я несколько растерялся, потрясённый величием замысла.

– А мне чем заниматься, шеф?

Жора поскрёб в затылке.

Этим проверенным способом он извлёк из себя мысль:

– Фехтованием.

"И точно, – подумал я. – Ведь уже вскоре мне предстоит отправиться в те эпохи, когда без умения орудовать шпагой не протянешь и двух часов", – пошёл я в спортзал.

Некий хлыщ – чемпион страны, на минуточку – преподал мне урок мастерства: к обеду я достаточно сносно владел холодным оружием, умел колоть и рубить, знал, что такое выпад, в совершенстве освоил приёмы защиты...

– лучшая защита – это нападение, кто же не знает? -

Именно так я и буду обороняться: Выпад! Укол! Удар!

К тому же я возьму с собой пистолеты... заодно попрактиковался в стрельбе.

В белый свет, как в копеечку, палил я из мушкетов, аркебуз и пищалей, в девяти случаях из десяти попадая аккурат в молоко, – словом, я эффектно смотрелся в клубах порохового дыма, словом, я был готов.

– Отлично! – воскликнул Немочка. – А теперь, парень, надевай камзол, обшитый серебряным позументом, щегольское жабо и рубашку с брабантскими кружевами... К англичанам поедешь, Юрик, за золотом Полуботка.

Глава седьмая

... волнуется, пенится Балтийское море. Перекатывают могучие валы, под полными парусами идёт корабль, – царь Пётр возвращается из Голландии в Россию, – Голландец!

Воет ветер, срывая снасти, пляшут волны свой страшный танец, йох-хо! летят солёные брызги, больно секут лицо.

Но широко, будто циркуль, расставил ноги царь, крепко стоит, попирая палубу ботфортом, не сдвинуть.

Словно аршин проглотил царь, пряма, – несгибаема, – спина его и дымится короткая прямая трубка: Дыма без огня не бывает.

Не бывает! – кипит огонь в жилах, сжигает нутро.

Не срубы рубить возвращается плотник, для иного топор припас.

И покатились буйные головы...

– Что, гетман? Свободы захотелось?

... оттуда, из свинцовых ярящихся балтийских морей, прилетел на кроваво-красных своих парусах Летучий Голландец, чтобы здесь среди серости, среди сырости, среди промозглых обманных туманов и сочащихся хворью пространств воздвигнуть свой город, город своего имени: Санкт-Петербург.

"Петер" – суть "камень", "Санкт" – суть "святой".

Но святость не прижилась здесь, растворилась в больном, кашляющем чахоткой, дыхании болот, – человечьими костями мостил эти болота Пётр, на человечьих костях воздвиг царь город из камня, город своего имени, ибо камень есть Пётр.

Отсюда зажигал Голландец огонь, ибо знал он: в бурю лишь Святой Эльм заступник моряку, только он сулит надежду на спасение.

и занялась пожаром православная Русь, заполыхали срубы, заполыхали скиты, – йох-хо! весело!

железной уздой вздыбил Русь медный позеленелый истукан,

тлеют головешки, – дыма без огня не бывает, – пепел развеет ветер.

Пряма, несгибаема Невская перспектива, камнем вымощена её мостовая, сияет золотом адмиралтейская игла, на кончике её смерть.

– Что, гетман? Свободы захотелось?

Нашла коса на камень, но только высекла искру, искру царского гнева, – сверкают безумством очи, табачный дым из утробы – чёрт!

Спокоен Павло Полуботок:

– Я вражды к тебе никогда не имел и не имею, и с тем умираю, как христианин. Верю несомненно, что за невинное страдание моё и моих ближних будем судиться от общего и нелицемерного Судии нашего, Всемогущего Бога, и скоро пред Ним оба предстанем, и Пётр с Павлом там рассудятся.

... крепость Павла, крепость Петра, Петропавловки крепость...

– Я есть бог, я караю и милую,

Плачь, Украина, плачь, – камень не ведает сострадания, но только вода точит камень, слеза и время.

– Я есть бог, я караю и милую, – царской прихотью конфисковано всё имущество гетмана: дворы и усадьбы в Чернигове, Гадяче, Лебедине, Оболони, Коровичах, все мельницы и винокурни, кузни, солеварни, стеклоделательные заводы, мануфактуры по выделке кож, всё, всё, всё забрали...

– Только золото не нашли.

– Как не нашли?

– Нету!

... тёмной ночью ватага лихих людей съехала со двора родового гнезда гетмана и пропала в ночи, сгинула...

Несколько позже неизвестные доставили на острова туманного Альбиона бочку с золотом – в монетах и слитками.

Золото было помещено в банк Ост-Индской компании с указанием отдать вклад Павлу Полуботку лично или – всё в руках Божьих! – его прямому наследнику.

И вот я, Юрик Хвалько, потомок гетмана, как непреложно следует из предъявленных мною липовых документов, стою перед директором банка.

Я – в камзоле из тонкого камлота, обшитого серебряным позументом, в рубашке с брабантскими кружевами и щегольском жабо.

Он – приземистое кривоногое животное с челюстями бульдога... меня не обманешь шёлковым галстуком и пышными, ухоженными бакенбардами, – зверь.

Мистеру Бигелоу пришлось не по вкусу моё появление.

С мастерством опытного фортификатора он тотчас воздвиг передо мной непреодолимую стену из формальностей, зацепок, придирок, сделав миссию невыполнимой.

Битый час я распинался перед крючкотвором, приводил аргументы и взывал к небесам, он с британской невозмутимостью выслушивал мои речи, и снова опутывал какой-то мелочной казуистикой, строил и чинил козни... наконец, я не выдержал:

– Извольте выразиться прямо. Вы отдадите скарб гетмана?

Мистер Бигелоу гордо выпятил подбородок:

– Британия правит миром не потому, что отдаёт чужое, а потому, что берёт своё.

– Ой, только не надо читать нотаций, – посоветовал я всемирному властелину. – Эти ценности находятся у вас на хранении, просто отдайте их мне.

– Я вам кое-что объясню, юноша.

Англичанин медленно встал из кресла и положил пятерню на глобус.

– Мой дед, – начал он, – имел каперский патент. Любой вымпел в океане он рассматривал как добычу. Он брал эту добычу. На этом капитале стоял и стоит наш банк.

Банкир позвонил в серебряный колокольчик.

Мгновенно возник слуга.

– Кавалеру Хвалько пора.

Слуга открыл двери.

– Прошу вас, сэр,

Просящий допросится... я подошёл и смачно влепил ему в ухо.

Несчастный отлетел на несколько метров и рухнул в полной отключке.

Я развернулся к банкиру.

Мистер Бигелоу хищно ощерился, стал в боксёрскую стойку, угрожающе водя перед собой кулаками

Эх, мне бы на ринг... аккуратными точными джебами испытывать на прочность его подбородок... но некогда, дела.

Я быстро приблизился и зарядил мистеру промеж ног.

Директор банка Ост-Индской компании скрючился от боли.

Его розовый лоснящийся жиром затылок очутился прямо передо мной, я немедленно огрел его массивным подсвечником...

– эмоции, эмоции, -

"Ну, и кто теперь даст команду выдать мне золото? до ближайшего собрания акционеров некому... ах, Юрик, Юрик, когда ты научишься хладнокровию?".

Я сел в директорское кресло, обдумать сложившуюся ситуацию.

Ситуация складывалась ещё та...

В камине уютно потрескивали дрова, тихо тикали ходики, удручало одно: труп.

Я сидел и думал.

С портрета на стене мрачно глядел на меня мужчина, воинственный мужчина в шляпе с пышным пером, возможно, родственник мистера Бигелоу, быть может, тот самый дедушка,

– Постой... Что там банкир рассказывал мне о нём? -

Я огляделся по сторонам:

Ага, вот же он, каперский патент, в рамочке под стеклом.

А вот и шляпа, отличная модная шляпа.

... конечно, я мог бы просто экстренно катапультироваться. Однако не так я устроен, чтобы возвращаться ни с чем, я перевёл хронометр...

Да! я не могу путешествовать в будущее, но почему бы мне не нырнуть в историю чуточку глубже... я ввёл новые данные, нажал на красную кнопку и...

Глава восьмая

... в шляпе с пышным пером, с каперским патентом в кармане, я стоял на берегу, на грубо сколоченном из брёвен и неошкуренных досок пирсе. У ног моих плескался и хлюпал тихой волной океан, перед глазами простиралась прекрасная бухта. Скорлупки парусников виднелись на рейде. Иглы мачт воткнули они в небеса и пламенел закат, разливался алым огнём по горизонту. На периферии небесных пожаров непроглядностью тьмы быстро сгущалась чернильная южная ночь.

Было жарко, влажно и душно,

Дурманно до одури пахло жасмином и чесноком, это благоухали цветы и ... – откуда чеснок? Я обернулся.

Три оборванца пялились на меня, раззявив зловонные рты, ножи в их руках не оставляли сомнений в преступности намерений.

– Само провидение послало нам тебя, парень, – с гадкой улыбочкой провозгласил их вождь. – Очень хочется промочить горло, а в карманах, как на грех, ни гроша. Давай, гони кошелёк, и поживее.

– Я, видишь ли, и сам без денег, приятель, – ответил я, по возможности, миролюбиво.

Аборигены переглянулись.

– Хватит шутки шутить, – озлобился предводитель. – Снимай камзол и вот эту штуку.

Широким лезвием тесака он указал на жабо.

– Эй, – внезапно раздался чей-то уверенный голос. – Трое на одного, не честно.

Из темноты припортовых кварталов шагнул невысокий, но крепко сбитый мужчина.

Главарь шайки оскалил зубы.

– Иди, куда шёл, Билли. Это не твоё дело.

Рука мужчины легла на эфес шпаги.

– Британия правит миром не потому, что идёт, куда шла, а потому, что нет в этом мире дел, которые её не касаются.

Подбородок Билли приобрёл величественную монументальность, каблук его ботфорта по-хозяйски попирал землю.

"Оказывается, не все англичане подобны мистеру Бигелоу, – сделал я для себя открытие. – Встречаются среди них и славные парни".

– Спасибо, сэр, – вежливым поклоном поблагодарил я британца за активную жизненную позицию. – Впрочем, не стоило беспокоиться. Ситуация не стоит выеденного яйца, тем более ваших хлопот.

Увесистыми оплеухами я в два счёта разогнал обнаглевший сброд: Бац! Бац! Бац! – грабители дали дёру.

Билли проводил взглядом их сверкающие пятки.

– Однако, – тоном знатока проговорил он. – Столь умелого джентльмена лучше иметь другом, нежели врагом... Билл Кардиган.

– Юрик, – представился я.

– В честь знакомства предлагаю пропустить стаканчик-другой эля.

– Охотно, – не стал упрямиться я.

* * * * * * * * *

Голь кабацкая, проходимцы и каторжники, – гулял шалман, гудел шалман, истово веселился.

Смрад и чад висели под потолком, табачный дым стлался клубами. Беспрерывный и неумолчный в зале стоял гул, множества голосов говорили одновременно. Пьяные выкрики, взрывы хохота, гремели, сдвигаясь, кружки и орали похабные песни лужёные глотки – мужчины жрали, мужчины бражничали, мужчины занимались беспутством.

Их подружки,

– всех племён и мастей: белые, чёрные, шоколадные, -

– все на одно лицо: красивое.

Ибо известно, не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки,

Водки было мало.

Зато джина и рома, хоть залейся, – гудел шалман, гулял шалман, истово веселился.

Мы с Билли протолкались к столику в углу.

Хозяин заведения, истекающий потом толстяк, услужливо размазал по столешнице грязь.

– Принеси-ка нам эля, дружище, – велел Кардиган.

– И какого-нибудь мяса, – добавил я.

Слегка наклонившись, доверительно, будто по большому секрету, толстяк сообщил:

– Сегодня в меню жаркое из кролика и вареные бобы.

– Ага... И что?

– В качестве мяса рекомендую жаркое, – посоветовал нам трактирщик.

– Отлично, – немедленно согласились мы.

Толстяк с достоинством удалился.

Билли внимательно оглядел зал.

– О, Морис! – заприметил он знакомца в толпе и заорал, размахивая руками. – Эй, Морис, иди к нам.

На лавку рядом со мной плюхнулся огромный негр, с плоским носом и серебряной серьгой в правом ухе, невообразимо лиловый, в белой когда-то рубахе и алых штанах с галунами.

– Привет, Билл.

– Привет, Морис. Знакомься, приятель. это Юрик.

Мы обменялись рукопожатиями.

... как в тиски руку сунул, – ей богу. богатырь...

Меж тем хозяин таверны принёс нам эль и жаркое, мы без промедления выпили. Затем налопались мяса, и снова хорошенько выпили. Морис зажёг сигару, Билл прикурил трубку, я почувствовал, что пришло время посвятить своих друзей в мои амбициозные планы.

– У меня в кармане каперский патент, – без предисловий приступил я к серьёзному разговору. – И я набираю команду.

Курильщики переглянулись.

– Я в деле, – объявил Билл Кардиган.

– И я, – эхом откликнулся Морис.

Застолье претерпело мгновенную метаморфозу.

Из удавов боа, до отвала набивших брюхо некрупными грызунами, чьи мысли только о том, как бы устроиться поудобнее, чтобы в неге и лености неспешно переварить добычу, мужчины превратились в тигров: глаза их блистали, ноздри трепетали в ожидании скорой наживы.

– Когда в море, капитан? – моя команда рвалась в бой.

– С первым попутным ветром, – я был не настроен надолго откладывать подвиги. – Вот только корабль раздобыть надо.

– А что? судна нет? – удивились мои присные.

Я развёл руками.

Энтузиазма за столом заметно убавилось.

– Но что нам мешает захватить испанский сорокапушечный галеон "Синко Льягас", стоящий на рейде, и отправиться с ним на прибежище корсаров Тортугу?

– Мешает то, что мы уже на Тортуге, – объяснил мне Билли со всей возможной деликатностью.

– Ах. вот оно что... – наконец, я сообразил, куда меня занесло. – Значит, все эти люди пираты?

Я обвёл рукой зал.

– Ну да, – подтвердили мои подельники.

– Отлично, – я неподдельно обрадовался. – А все те корабли, что я видел в бухте, они тоже пиратские?

– Ну да.

– Великолепно. И какой самый лучший из них?

– "Ла Фудр"! – единодушно воскликнули Билл и Морис.

– Вот его и возьмём.

За столом установилась гробовая тишина.

– Может. какой другой? – после чуть ли не минутной паузы произнёс не ведающий авторитетов англичанин Кардиган. – Как-никак на "Ла Фудре" капитаном сам Левасёр. Он уже двадцать лет промышляет разбоем и своими кровавыми подвигами снискал себе в наших кругах репутацию.

– Страшный человек, – шёпотом засвидетельствовал великан Морис. – У него сотня головорезов, и с каждым из них не хотелось бы встретиться на узкой дорожке.

– Левасёра я беру на себя, – заверил я. – Но, если вас останавливает сотня головорезов, я могу подыскать себе других помощников.

– Нет! – запротестовали мои подручные. – Нет, нет! Не делай этого, Юрик! Лучше выпей огненно-жгучего рома. Отведай на вкус пряность ласк наших женщин, попробуй на ощупь их гуттаперчевые тела. И не забудь об опиумных курильнях, дым безмятежности избавит от ложных мыслей: какие другие помощники? Тысяча чертей! Мы лучшие в этом деле... отдохни, капитан. А мы соберём команду.

Глава девятая

Огненный ром и жгучие поцелуи красавиц полностью выветрили из головы моей ложные мысли, – ни одной не осталось, даже этой:

Как я докатился до жизни такой? – ром, шлюхи, опиумные курильни... спустя несколько дней мои доблестные помощники вырвали меня из цепких объятий местных потаскух:

– Команда собрана, сэр.

Я прошёлся вдоль строя.

Десяток сомнительных личностей – небритые, с опухшими рожами – стояли жидкой шеренгой, переминаясь с ноги на ногу.

–Это всё?

– Больше никто не соглашается идти против Левасёра, – доложил Кардиган.

Ещё раз взглянул я в эти опухшие рожи: храбрецы, громилы, герои...

От волнения у меня даже ком подступил к горлу.

– Джентльмены! – воскликнул я с чувством. – Командовать вами – честь для меня,

Мы сели в шлюпку, гребцы налегли на вёсла, и вскоре громада борта двадцатипушечного галеона нависла над нами.

По обезьяньи ловкие вскарабкались мы по верёвочному трапу... на палубе нас ждали.

Сотня головорезов целилась в нас из мушкетов, угрожающе размахивала саблями, держала в руках ножи.

Щёголь с красивым смугло-грубым лицом гордо выступал перед ними. На безымянном пальце его сверкал огромный брильянт, длинные локоны маслянистых каштановых волос живописно развевал ветер.

– Левасёр? – уточнил я.

– Да, – подтвердил он.

– Что вы делаете на моём корабле? – сухо поинтересовался я.

Щёголь осклабился.

– Однако, ты дерзок. Придётся убить тебя собственноручно.

Мы схватились за шпаги.

Прыткий, словно кузнечик, Левасёр оказался опасным и ловким соперником.

Он теснил меня, наседал, удары сыпались и слева, и справа, – отовсюду! – я отбивался, как мог.

В считанные секунды противник припёр меня к борту.

Укол, – чёрт! как больно, – лезвие рассекло мне предплечье.

Но, главное, пропорола камзол.

Мой великолепный камзол из тонкого камлота, обшитый серебряным позументом.

– Ну всё, – психанул я.

Я схватил пирата за горло, дважды тряхнул его с силой и шмякнул головой о планшир.

Оружие выпало из рук Левасёра, глаза закатились, ртом хлынула кровь.

Без чуждых этому жестокому веку сантиментов, я вышвырнул за борт его бездыханное тело.

– Ура! – восторженно заорали мои приверженцы, десяток громил и сотня головорезов,

все на одно лицо: небритые, с опухшими рожами, они смешались в одну ликующую толпу, дело известное:

"Король умер. Да здравствует король!"

Чеканя шаг, ко мне подошёл Билл Кардиган.

Форма офицера британского флота, отменная строевая подготовка и великолепная выправка указывали на то, что в шкафах его немало скрыто скелетов,

– Корабль ваш, капитан, – доложил Кардиган, вскинув руку к виску.

Я салютовал в ответ.

– Какие будут указания?

– Свистать всех наверх, – скомандовал я.

На этом мои познания в морском деле закончились.

– Ладно, Билли. Давай, расскажи ребятам, какие паруса ставить, мы отправляемся за добычей.

– Эгей-го, – заорал англичанин. – За добычей!

– За добычей! – с восторгом рявкнула сотня глоток и две сотни ног проворно побежали по мачтам и стеньгам, ставить всякие там стаксели-брамсели.

– Слышь, Билли, как называется эта посудина?

– "Ла Фудр", что означает "молния".

Молния меня не впечатлила.

– Теперь её имя: "Ла Худра". Что означает "Валерия Алексеевна".

– Как скажете, сэр, – ни единый мускул не дрогнул на лице истинного британца. – Пойду, поищу малярную кисть и ведёрко с краской.

– Заодно найди переводчика. На всех языках мира он должен знать слово "Пиастры".

Через мгновение – плюс-минус пару часов – вольные ветры наполнили паруса и полетел по волнам стремительный капер, свежей краской алело по борту гордое его имя «Лахудра», на плече капитана

– на моём плече -

сидел попугай роскошной пёстрой расцветки.

Никогда не кричал мой Арчи без дела.

Он кричал, не умолкая:

– Пиастры! Пиастры!

– Пиастры!

Глава десятая

Морган, Дрейк, Л'Оллоне – громко гремела слава пиратских вождей, не было на Карибах портового кабачка, борделя или кают-компании, где бы не произносили эти имена с восхищением и восторгом.

Имя Юры Хвалько вслух не поминали... боялись.