Текст книги "Охота на Тигра книга первая КВЖД (СИ)"
Автор книги: Андрей Шопперт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Событие пятьдесят пятое
Мальчик приходит в школу с огромной распухшей губой, его спрашивают:
– В чем дело?
– С папой на рыбалку ездил и на губу оса села.
– Укусила?
– Нет, папа её веслом сразу убил!
На этот раз время медленно не тянулось. Наоборот просто летело. Лагерь вместе утренней зарёй стал оживать. Первым вышел из хижины, надо думать, рыбак. Он разделся до набедренной повязки и полез в воду. Стал за верёвку вытаскивать из воды морды, ну, или как эта снасть называется у братского китайского народа. Вытаскивал плетёные сооружения из воды полуголый китаец, развязывал верёвочку и, разделив пополам конструкцию, высыпал на берег сверкающих в красном ещё, как ошпаренном солнце, небольших рыбёшек. Потом снова собирал морду и уносил в воду, а из озера нёс следующую. Продолжалось это долго и начало Брехту надоедать.
Но тут стали появляться другие действующие лица. Вышли из хижины два китайца. Два – это пара. Пара китайцев вытащила из огромной кучи тростника, сложенной подальше от воды, несколько вязанок и понесла их к кострищу. Вскоре и костерок запалили, над ним повесили на рогатинах небольшой котелок. Ну, для пятидесяти человек это не ёмкость. Ага, это, наверное, чаёк для Голодного Тигра и его барышень. Будь спокоен дорогой товарищ, мы скрасим скудный завтрак аппетитным свинцом. Точно, вон и барышни вылезли из стоящего чуть поодаль вигвама. Хижины были слеплены сикось-накось и прямо в голос кричали, что это временный летний лагерь. А зимой? А зимой добропорядочные граждане вернутся к своим домам в Чжайланоре. Денежки им японцы дадут, да и сами чего награбят. Летний лагерь труда и отдыха у хунхузов. Скауты, мать их.
Между тем действующих лиц становилось всё больше. В этом месте вода не топким берегом заканчивалась, а вполне себя нормальным каменистым берегом, чуть припорошённым песочком. Ничего прицельной стрельбе мешать не будет, ни каких камышей и прочей травы нет. Стоят на берегу семь кургузых домиков и один домище, вообще несуразной конструкции.
Китайцы почти все полуголые. Кто в набедренных повязках, кто в тоненьких хлопчатых коротких штанах. Котелок, видимо, закипел, и одна из барышень, одетая в мешки, унесла его в большую хижину.
Ну, где там, блин, Пак? Почему не стреляет? Всё видно, как на ладони, куча народа тусуется по берегу и рядом с костром. Самое время открыть огонь.
А куда это они все снуют за последнюю хижину, Ну, ни фига себя, да там у них вырыта в земле траншея. Надо понимать – общественный туалет. Ну, что можно сказать, этот Голодный Тигр не совсем дурак и понимает, что если каждый будет гадить, где попало, то лагерь вскоре придётся покинуть.
И тут из хижины выходит невысокий толстый китаец и идёт к этому самому выкопанному рву. Ну, уж нет, решает Брехт и наводит ствол пулемёта на этого упыря.
Ту-ду-дух. Фу, начал Пак стрелять. Иван Яковлевич переводит ствол пулемёта на отведённый ему сектор, выбирает группу замерших китайцев побольше, и тоже нажимает на спусковой крючок.
Ту-ду-дух. Радостно бьётся Мадсен у него в руках. Дух. Дзынь. Патроны в рожке закончились. Брехт суматошно, отстёгивает пустой магазин и вбивает в гнездо следующий. Так, нужно оценить обстановку.
Ту-ду-дух, слышится с края, где залёг Пак.
И рядом заговорил пулемёт Васьки.
Глава 23
Событие пятьдесят шестое
А по мне пусть хоть всех поубивают, лишь бы не было войны.
Тот самый Вальтер Шелленберг вызывает Штирлица и спрашивает:
– Штирлиц, как вы думаете, до майских праздников война протянется?
– До майских – наверняка, даже до Дня Победы.
Третий рожок кончился совсем быстро. Иван Яковлевич и не заметил, как отправил в гости к хунхузам сто двадцать смертей, под пульки свинцовые загримировавшиеся. Выбирал бегущих человечков и давил на спусковой крючок. И вдруг, лязг затвора и всё, хоть дави, хоть не дави. Перед ним сумка с россыпью красивых медных патрончиков и Маузер лежит на носовом платке, чтобы в песке не испачкать. Сначала нужно оглядеться.
В отличие от него, и Васька, и Пак продолжают поливать лагерь китайских бандитов свинцом, короткими очередями. Выпустят три четыре пули и выбирают очередную жертву, хватает ещё. С десяток китайцев пытается добежать до зарослей камыша в той стороне, где берег довольно круто заворачивает на юго-запад. Только там их встречает свинцом Бич, и часть фигурок падает, а оставшиеся припускают назад, но попадают под выстрелы китайского Васьки. С этими понятно, но вот есть человек пять, которые успели достать и даже зарядить винтовки, они сконцентрировались за большой хижиной и пытаются отстреливаться. Фьють. Вот, не просто пытаются, а даже знают, куда стрелять. Бдзынь. Пуля попала в камень, что снаружи бруствера уложил Брехт. Не зря ползал по округе, их собирал, может, этот ему сейчас жизнь спас, могла ведь пуля прошить тоненький бруствер.
Иван Яковлевич чуть отполз назад и стал снаряжать магазин. Тысячи ведь наполнял патронами, когда служил в 201 дивизии. Немного другая конструкция и рожок длиннее и более закруглённый, почти половина окружности, из-за чего дико смотрится. А ещё обшарпанный весь, там-то всегда чёрные с иголочки.
Помнится, был такой норматив № 16 на снаряжение магазина к автомату Калашникова и пистолету Макарова, на отлично нужно было тридцать патронов в рожок от АК запихать за тридцать три секунды, а восемь патронов в магазин ПМ за шестнадцать секунд. А на троечку про пистолет уже не помнил Брехт, а вот про «Калаш» осталась в попаданческой ушастой башке информация, там всего десять секунд добавлялось, то есть за сорок три секунды. Если в этих кривулях по сорок патронов и экстраполировать то акашное время, то должен за минуту-то зарядить. Ну, не до засекания по секундной стрелке нового рекорда СССР, сколько получилось, все его. И вовремя, замолчали и у Васьки, и у Пака пулемёты.
Брехт высунулся из-за бруствера, те стрелки, что ховались за хатой главбаньдюка в атаку не ринулись, но видимо воевали не первый год, и раз пулемёты замолчали, то хунхузы решили дать дёру. Удачно, пять человек цепочкой неслись вдоль самой воды.
Ту-ду-дух. Парочка покатилась по отлогому берегу. Ту-ду-дух. Ещё один. Остальные бежать бросили и попадали за последнюю, или крайнюю справа хижину, теперь их вообще не видно Брехту из-за острого угла наблюдения.
А вот Бичу должно быть их видно. Бах. О, в ход пошла Арисака со снайперским прицелом. Бах. Бах. Эх, не видно ничего со своей позиции Ивану Яковлевичу. Да и ладно, оставим богу богово, что тут с его стороны?
Вовремя. Один из мертвецов ползёт к крайней слева хижине, неспешно, может, и ранен, но отсюда не видно. Да и всё равно. Ту-ду-дух. Нет, пули взрывают земли чуть дальше. Ту-ду-дух. Хунхуз не выдерживает, подрывается (получается, не ранен) и пытается уйти под прикрытие хижины. Ну, вот, совсем другое дело. Ту-дух. Опять патроны кончились, но беглец, не добежав, валится на песок пляжа. Как там, в «Белом Солнце»? «Помойтесь ребята».
Справа бахнул ещё один выстрел из Арисаки, и наступила тишина, даже птицы, распуганные выстрелами, не кричали.
–Ей, все живы? – послышалось рычание корейца.
–Живы, – Брехт закашлялся. Во рту мерзкий вкус адреналина, ну, или крови.
–Жив, – отозвался и Васька.
–Я пойду, посмотрю, что там! Прикройте! – прокричал Пак и, прихватив Маузер и штык-кортик от винтовки, сильно пригибаясь, короткими перебежками, падая и перекатываясь, а потом вновь поднимаясь, побежал к лагерю хунхузов.
Скребануло по душе у Брехта. Прямо, как почуял беду. Схватил свой Маузер и припустил за Паком. Сильно отстал. Кореец уже метров сто пятьдесят из двухсот примерно преодолел. «Чего сорвался»? – сам себя спросил Иван Яковлевич, но продолжил бег. Даже добавил. Чувствовал – опаздывает.
Бах. Выстрел прозвучал глухо, почти не слышно, когда Бич подбежал к отхожему месту китайцев. Брехт видел, как он после этого сиганул вниз. Бр-рр. Там ведь оно.
Экскременто. Мать его. Не понятно, а стрелял-то кто. Быстрее надо.
Событие пятьдесят седьмое
– Бублик, бублик! – кричали дети, не подозревая, что Колобок-то смертельно ранен.
Когда Брехт подбежал к отхожей яме, то чуть не вывернуло его. Чем эти гады питаются, что вонь такая?! Зажал нос Иван Яковлевич рукой и перегнулся через края. Твою ж, налево. Во всём этом происходила борьба. Пак сидел на том самом толстом китайце и старался погрузить его голову в дерьмо. Голодный Тигр вставал на мостик, пытался вывернуться, даже пытался дотянуться до горла корейца, но тщетно. Стальными клещами Бич обхватил его за толстую шею и вдавливал в вонючую, рыжую жижу, при этом ещё и душил. Ну, такую шею, пойди, пережми. Время от времени Паку удавалось полностью погрузить голову главного хунхуза в коричневую жижу, и тогда тот упускал пузыри. Всё же вывернуло Брехта от этого зрелища. И раз, и второй. А пока он обтирался, кореец с У Тин Лунем покончил. Додавил. Безжизненное тело Голодного Тигра лежало наполовину скрытое в дерьме. Достойный конец.
–Ва… – Пак протянул было руку к сидящему рядом на карточки Брехту, но она не удержалась и упала на живот толстяка.
–Ваня… Он… в живот… Вытащи… – кореец чуть покачивался сидя на хунхузе.
–Что в живот? Ранен? – блин, так вот что был за выстрел. В живот!!!
–Вытащи, и в озеро … отнеси. Не хочу … в дерьме умирать. – Уже почти нормально произнёс Бич. Только дышал поверхностно и часто.
–Вот чёрт! – Брехт переселил себя и плюхнулся в это. Полностью сапоги ушли.
Подхватил под мышки тощего корейца и попытался приподнять. Скользко, мать вашу – Родину нашу. Только со второго раза удалось. Тогда Иван Яковлевич перехватил Бича сзади за пояс и приподнял повыше. Поднатужился и перевернул уже на землю. Пак при этом рычал, кусал губы, но не кричал. Потом Иван Яковлевич сам вылез из этой ямы и снова, подхватив Пака под мышки, волоком потащил к озеру. Сил, чтобы поднять его на руки не хватило бы.
Дотащив корейца до озера, Брехт сначала хотел раздеть его, но передумал, пусть сперва вода с них обоих основную массу экскрементов смоет. Так задом и продолжил пятиться, пока вода не дошла ему до пояса, а Паку до горла. Придерживая одной рукой тело корейца, Иван Яковлевич второй рукой попытался смыть с лица и шеи Пака коричневые пятна.
–Ваня, Пак, что случилось? – с маузером в руке в воду забежал Васька.
–Подойди, кх, кх. – закашлялся кореец. Тихо получилось. Почти беззвучно.
–Васька! Подойди сюда! – прокричал Брехт.
–Что случилось? – в тысяче брызг подскочил китайчонок.
–Пак ранен, что-то сказать тебе хочет. – Как-то устало, понимая, что не просто ранен, а умирает друг, проговорил Иван Яковлевич.
–Васька ты проверь всех. Добей раненых только одного, который, кх, кх … целее, оставь … Должны хранить награбленное, где … кх, кх.
–Ясно. Ты держись, не умирай. Ваня, вытаскивай его, перевязать надо, – начал суетиться китайчонок.
–Иди …
–Да, Васька, иди, займись хунхузами. А то ещё стрельнут в спину.
–Мигом! Я мигом! – и снова, подняв тучу брызг, убежал на берег. Буквально сразу и выстрелы послышались. Патронов-то хватит?
Брехт смыл с головы и шеи Пака всё, что можно, а потом чуть вытащил его на мелководье и стащил сначала гимнастёрку, а потом и сапоги со штанами. Бросил, чтобы не уплыло всё это ещё ближе к брегу, и ещё раз, как мог, обмыл корейца оставшегося в белом исподнем.
–Всё Ваня, хватит купаться. Помирать пора… кх, кх. Вынеси на берег вон к костру … кх, кх, поближе. – Белый совсем. И не понятно улыбка, или от боли губы кривит.
Пока тащил и рану заметил в районе пупка. Там ведь нет жизненно важных, может, выкарабкается. На глаза Брехта навернулись слёзы. Ну, как же так из-за глупости. Нужно было подползти и всех из маузера зачистить. А может, вообще не соваться. Сами бы раненые себя проявили, начали бы там на помощь звать или стонать. Господи, чего пошёл. Поздно уже. Ничего не воротишь. Он вытащил Пака на берег и усадил, облокотив спиной о тростниковую стену хижины, недалеко от костра почти потухшего.
–Подбросить? – полными слёз глазами уставился на раненого.
–Сядь, кх, кх, Ваня, рядом. Поговорить надо.
–Тебя перевязать надо …
–Сядь. Я врач. Умру через пару часов от внутреннего … кровотечения. Операцию делать надо. Некому. Кх. Да и не известно, поможет ли. Кх, кх. Пару часов. Может, кх, меньше…
–Так на лошадь и в Чжалайнор.
–Кх, кх. Смеёшься. Это шестьдесят ри, двадцать вёрст или километров, по-вашему. Всё больше не перебивай. Кх. Мало времени. Много нужно сказать. Важно…кх.
–Ну, как, хоть перевязать, – указал Иван Яковлевич на рану.
–Запеклось почти. Кх. Кх. Всё, слушай. Что ты знаешь об императорах Чосон?
Принц Ли Кан
Событие пятьдесят восьмое
Корейская пословица:
Чтобы красивое слово услышать, надо красивое слово сказать
가는말이 고와야 오는 말이 곱다
Русскоязычный аналог: Как аукнется, так и откликнется
– Вообще ничего. Ну, разве, что сейчас не император, а король и Корея вошла в состав японской империи, – пожал плечами Иван Яковлевич, усаживаясь напротив на колени.
– Правильно. Японцы возродили нашу монархию после победы над Китаем в 1897 году. Кх. Раньше нашу страну называли Кочосон. Это первое корейское королевство. По легенде основано Тангуном в 2333 до н. э. Больше четырёх тысяч лет назад. Только сейчас, кх, не время рассказывать легенды, пропустим эти четырёх тысяч лет. Кх, Кх. – Пак прикрыл глаза. Иван Яковлевич потянулся пощупать пульс, но кореец, словно почувствовал и приподнял руку, останавливая. – В 1897 году наш король Коджон вернулся в императорский дворец Токсугун из своего укрытия в российском посольстве и объявил о создании империи. Король это ваше слово. У нас правит Ван. Коджон был слабый ван, страной управляла его жена Мёнсон. Кх. Кх. Поражение Китая в китайско-японской войне заставило королеву и её клан искать помощи у США, а потом у России. Это вынудило Японию пойти на крайние меры. В 1895 году новым посланником от Японии в Корее был назначен Миура Горо, он и организовал 8 октября 1895 года убийство королевы, которую сначала проткнули саблями, а потом сожгли. После поражения в русско-японской войне русские ушли из Чосон, и Япония объявила о своём протекторате над нашим государством. Однако ван Коджон пытался мешать японцам. Тогда премьер – министр Японии Ито Хиробуми заставил вана отказаться от престола в пользу своего сына, который получил храмовое имя Сунджон. Кх. Остаток жизни ван провёл в старом дворце Токсугун, где и умер в 1919 году. Мне известно, что его отравили японцы. Кх, Кх.
В двухлетнем возрасте Сунджона объявили наследником престола. В детстве ему подсыпали яд в кофе, отчего у мальчика выпали зубы, и значительно ухудшилось зрение. Правил новый император не долго, – Пак опять закашлялся, и из уголка его рта показалась кровь.
Брехт дёрнулся к нему, но был вновь остановлен вытянутой рукой. Пак открыл глаза и грустно улыбнулся.
– Мало времени, кх, осталось. Не мешай. Слушай. Премьер-министр Чосон Ли Ванён 29 августа 1910 года подписал Договор о присоединении Кореи к Японии. Этот договор положил конец трёхлетнему правлению Сунджона и более чем пятисотлетнему владычеству династии Чосон. После свержения и до самой своей смерти в 1926 году Сунджон со своей супругой жили практически безвыездно во дворце Чхандоккун в Сеуле. Он даже не смел надеяться на восстановление своих полномочий из-за прояпонской коалиции в правительстве. За Сунджоном оставили наследственный титул король Ли дворца Чхандок.
– Да, зачем мне всё это?! – Не вытерпел Брехт. Человек умирает и сказки рассказывает.
– Кх, кх. Вечно спешишь. Сейчас всё станет ясно. У императора Коджона от его наложницы Чанг в 1877 году родился сын – Ли Кан, который из-за происхождения матери не считался наследным принцем. Но время шло, и по указу императора в 1891 году его признали законным наследником под именем Ли Кан и титулом принц Юхва с приставкой королевское высочество. Ли Кан женился на даме Гим Судок, будущей принцессе Дук-ин – дочери первого барона Гима Саджуна. Кх. – опять струйка крови побежала из уголка рта.
– Пак… – Иван Яковлевич кинулся к Бичу.
– Помолчи. Дай попить, – Брехт, спеша, отстегнул от пояса фляжку и, свинтив с неё крышку, подал раненому корейцу. Тот дрожащими руками принял, поднёс к губам и сделал пару глотков, – Совсем немного осталось, – Он положил фляжку на ноги. Часть воды вытекла, но Паку уже было всё равно, – Слушай теперь самое важное. После отречения императора Коджона в 1907 году и утверждении Японско-корейского договора 1910 года, по которому Корея присоединилась к Японской империи, принц Ли Кан остался недоволен своим статусом, несмотря на предоставленные японцами очень высокие ежегодные денежные выплаты. Он смелый и честолюбивый человек. Кх. В 1919 году Ли Кан совместно с Чхо Ихваном, членом Дэдонгдана, пытался провозгласить себя императором Кореи. Неудачно. Пришлось сбежать в Китай. Затем принц присоединился к Временному правительству Кореи в Шанхае, где его очень тепло приняли из-за республиканских взглядов. А через год принца Ли Кана японцы нашли в Маньчжурии и вернули на родину. В Маньчжурии я был с ним. Я был его врачом и другом. Мы вместе учились в США, только на разных факультетах. Кх. Он на математическом, а я на медицинском. Это было в американском Колледже Роанок в Салеме штат Вирджиния, – Пак приподнял обеими руками фляжку и сделал ещё один глоток. Его лицо стало совсем белым. Белее нательной рубахи. А глаза широко раскрылись и почернели совсем.
– Пак …
– Всё, Ваня. Уже почти конец. Принц Ли Кан был красивым мужчиной и имел четырнадцать наложниц помимо официальной жены, принцессы Дук-ин. У него родилось двенадцать сыновей и девять дочерей. Тебе это ничего не даст. А вот у его жены Судок в 1915 году родилась дочь, которую назвали Ли Хэван. Когда принц путешествовал по Китаю, принцесса Судок и её старшая дочь Хэван были с нами. Нас предупредили, что японцы напали на наш след и едут арестовывать, но могут и убить. Принц Ли Кан доверил мне старшую дочь и приказал спрятать её. Что я и сделал. Кх. Кх. Потом я женился на служанке принцессы и поселился в Маньчжурии, у меня родился сын. Ну, а дальше ты всё знаешь. Этот урод убил мою жену и сына. Но кто-то из богов пощадил принцессу, её только ранили, и мне удалось её спасти. Куй не моя дочь. Это принцесса Ли Хэван. Я вручаю теперь тебе заботу о ней. Кх, кх. Есть угроза: «Я заставлю тебя есть своё дерьмо». Я сделал это. Кх. Теперь я свободен от обеих клятв. Теперь ты, Ваня, клянись! Кля… – ручеёк крови из уголка рта пошёл сильней, тело Пака выгнулось, и он обмяк.
Иван Яковлевич потрогал пульс на шее. Нет.
Твою ж мать! Ну, как же так?! Брехт посмотрел в лицо Пака. Тот словно ждал ответа, невидящими глаза смотря прямо в душу Брехта. Иван Яковлевич, закрыл другу глаза и, тяжело вздохнув, прошептал:
– Клянусь.
Глава 24
Событие пятьдесят девятое
В тёмном переулке:
– Эй, мужик, деньги гони!
– Нету.
– А если найду?
– Да не найдёшь ты ничего – я все деньги на пистолет потратил.
– Вань… – вывел Брехта из транса голос Васьки.
Иван Яковлевич мотнул головой. Там переваривалось то, что последние минут десять наговорил ему Пак. А может и не Пак? Да, точно не Пак, кто же скрывается под своей фамилией. Не спросил, как хоронить, что на табличке написать. Стоп. А как Куй-то зовут? Фамилия – Ли, а имя? Хван? Нет, как-то мягче. Вот черт! Опять стоп. А девушка знает, кто она? А своё имя? Ерунда всякая в голову лезла. Гораздо важнее, а что теперь ему делать? Как, мать её, скрывать эту принцессу? И сколько скрывать? Жениться на ней? А потом что – претендовать на трон Кореи. Там в прошлом будущем лет десять назад была шутка по телевизору, что её сестра, наверное, или какая племянница в США объявила себя главой императорского дома Кореи или Чосон. А может это она сама? А, нет. Слишком старая должна быть к тому времени. Столько не живут. Опять ерунда всякая в голову лезет. С какого Куй года, что сказал Бич? С 1915? Точно с 1915, то есть, ей идёт восемнадцатый год.
–Вань! – его тронули за плечо.
Васька стоял и плакал радом на коленях. Брехт его и не заметил.
–Проверил, – нужно возвращаться из страны грёз. Тут почти пятьдесят хунхузов. Вдруг, какой раненый или претворяется вообще, схватит винтовку и пальнёт в спину.
– Патроны кончились. Пришёл, у тебя взять. А тут… Что делать будем? – и слёзы растирает кулаком, царапая лоб Маузером.
–Держи. Что сказал, то и делать, – Брехт сунул руку в карман и вытащил пару снаряжённых обойм от Маузера. Блин, немцы вроде делали, а до магазинов додуматься не смогли, – Есть языки?
–Кто? – Васька прекратил реветь и, высунув язык, вставлял в пистолет обойму с патронами.
–Пленные, которых можно допросить?
–Нет. Двое были еле живые, я их добил. Вань, а что с девушкой делать?
–С какой девушкой? – Иван Яковлевич подумал, что китайчонок о Куй спрашивает.
–Тут одна забившись в хижине сидит. Красивая.
Мать же ж, твою же ж! Ох уж эти дети!
–Пусть сидит, её потом и расспросим о захоронке. Лопату или заступ не видел? – похоронить ведь надо.
–Нет. Пойду, поищу…
–Иди, проверяй хунхузов, а то ведь и, правда, получим пулю в спину, – остановил его порыв Иван Яковлевич.
–Пошёл, – Васька вставил обойму и вприпрыжку бросился к западной оконечности озера. Буквально через минуты загрохотали выстрелы и вернувшиеся к мирной жизни птицы бросились врассыпную, недовольно крича, на десятке птичьих языках. И не один ведь не похож на соловьиный. Сплошное карканье или гогот, но всё перебивает хохот чаек.
Брехт поднялся, посмотрел, взведён ли пистолет, передвинул на одиночную стрельбу переводчик огня и пошёл в противоположную от Васьки сторону, на восток. Решил сначала пожалеть патроны и проверять, убит или ранен хунхуз, тыкая остриём штыка, но первый же тыкнутый дёрнулся и Брехт, чуть не всадил себе пулю в ногу, с испугу нажав на спусковой крючок. Нет, такой футбол нам не нужен. Добил этого голозадого китайца, а в остальных уже стрелял метров с пяти. Патроны быстро кончились, и Иван Яковлевич, порывшись в кармане галифе, достал последнюю обойму, снаряжённую. Сколько же они тут положили? У Васьки три обоймы с теми, что он дал и у него две. Человек пятьдесят. Ну, да не человек. Это другие существа, человеки не могут отрезать маленькому мальчику голову, а потом играть ею в футбол. Другой вид. Параллельно просто развивался, вот и похожи внешне на людей. Как неандертальцы.
Прошёл Брехт до камышей и на двоих валяющихся полуголых китайцев патронов не хватило. Пришлось всё же воспользоваться штыком-кортиком. Но обошлось, никто больше не подскакивал. Все двадцать два проверенных получили пулю в голову или укол в основание черепа. Человек семь дёрнулись, но раз есть одна из наложниц Голодного Тигра, то языки больше не нужны. Нужна зачистка территории.
Отомстил, вот, вроде, убийцам жены и детей и ни грамму легче не стало. Вообще, ощущения, что разгрузил целый вагон с цементом и в грязи, ну, пыли цементной весь, и устал, как собака. А тут приходит бригадир и говорит, что не тот вагон разгрузил, нужно было соседний, а за этот не заплатят.
Прошёл Иван Яковлевич чуть дальше, там деревце на берегу росло, ракита, вроде, в темноте не понятно было, и там они Чубарого оставили в зарослях камыша. Казалось, ведь рядом с лагерем, а всё нет, да нет. Ага, вон серая морда торчит из камышей.
Бах.
Интермеццо тринадцатое
– Каждый раз, когда я смотрю на дедушкину саблю, у меня возникает желание воевать.
– Да?
– Но как только я увижу его деревянную ногу, мой пыл быстро остывает…
Веймин Сюнь почти дошёл до поворота. Он методично подходил и стрелял в затылок или лоб хунхузам, при этом, ни какой жалости к этим разбойникам не испытывая. Его родителей тоже убили во время войны такие вот бандиты, хоть и не назывались они рыжебородыми. Ни какой разницы. Одно дело война и совсем другое, когда грабят и убивают мирных крестьян.
Повезло, он подходил к одной из групп, вповалку лежащих почти голых хунхузов, когда один из них вдруг вскочил и схватил лежавшую рядом винтовку. Подходил бы Васька с другой стороны и между ними оказалось всего пару метров, а тут добрый десяток. Высокий довольно и тощий мужчина в коротких серых штанах, одним движение вскинул винтовку и нажал на спуск. Фьють. Пуля прошла прямо над ухом, даже горячим дыханием опалила. Хунхуз передёрнул затвор, у него, по-видимому, была не винтовка Arisaka Type 38, а Мосинка, которая гораздо тяжелей, и при передёргивании затвора ствол ушёл вниз и второй выстрел взбил фонтанчик земли прямо под ногами Васьки. Третий выстрел произвести этому тощему Веймин Сюнь не дал. Опешивший в первые секунды от такой прыти разбойника, Васька, наконец, опомнился и выстрелил, не целясь, от бедра в грудь хунхузу. Попал. Вскрикнув, длинный китаец выронил винтовку и повалился на трупы товарищей, с которых и вскочил несколько секунд назад. Васька прыгнул к нему и произвёл второй выстрел в голову. Фу, Ведь на волосок от смерти был. Осторожнее надо. Правы были Пак и Ваня. Хитрые эти рыжебородые. Второй уже претворяющийся ему попадается. Хорошо, первый лежал до последнего, на что-то надеясь. Так и умер с надеждой, только вскрикнув и дёрнувшись, когда смерть прилетела.
После этой группы было уже проще Ваське. Оставшиеся три лежащих на берегу тела были далеко друг от друга. Веймин Сюнь подходил метров на пять крадучись и, пригнувшись и тщательно прицелившись в голову давил на спусковой крючок. Патроны у него снова кончились, и Васька достал из кармана последнюю обойму. Перезарядил и проверил двух последних. Всё, берег с его стороны зачищен, и опасаться отсюда выстрела в спину больше не надо.
А что там с Ваней?
Бах. Это был совсем не выстрел из Маузера. У немецкого пистолета такой, звонкий, получается, а тут явно из винтовки стреляли, громче и глуше. И тут с той стороны послышался крик.
Просто кричали: «А-а-а». Не понять, то ли Ваня, то ли он кого ранил, так нет, у Брехта ведь Маузер, а стреляли из винтовки, значит, в него. И Васька, не разбирая дороги, побежал на звук. Далеко, как бы, не километр. Вай, да там же они красавца Чубарого оставили.
Выстрелов и криков больше не слышно было. Хотя, какие-то звуки с той стороны долетали. Металлические, похожие на те, что раздаются, когда кубанцы в тренировочных боях на саблях рубятся.
Добежав до зарослей тростника и камыша, Васька на мгновение остановился, и чтобы перевести дух, и чтобы прислушаться. Точно вон у того куста лиушу, как у русских, а вербы слышны звуки сабельного боя и там они привязали Чубарого. Проверив Маузер, Веймин Сюнь скользнул в заросли камыша. Стараясь, чтобы оказаться не с этой стороны боя, а чуть севернее. Звон и скрежет клинков был всё ближе и Васька, сделав пару последних шагов, вышел на небольшую полянку рядом с кустом вербы. Там не на саблях дрались, а на штыках от Арисаки. Они сабель гораздо короче, длина лезвия всего четыреста миллиметров. Потому противники не рубились ими, а кололи и отбивались от этих уколов. Оба были большие неумехи. Дёрнутся, изображая укол, и отпрыгивают назад. И всё время крутятся вокруг друг друга. Бились на кортиках или штыках Ваня и маленький китаец, не больше самого Васьки. Высокий, почти на голову выше соперника Брехт, и руки имел более длинные, а потому время от времени, видимо, доставал до китайца, так как на теле у того было полно крови. Однако мелкий хунхуз не сдавался и продолжал яростно обороняться.
Долго испытывать удачу Васька Брехту не позволил, когда противники развернулись так, что можно было стрелять, не опасаясь попасть в своего, он выстрелил бандиту в корпус. Пуля вошла в правый бок. Китаец вздрогнул, завыл и повалился на истоптанные и поломанные камыши.
–Ох, спасибо. Он на меня выскочил с винтовкой, а у меня пистолет разряжен, – Брехт просто свалился на землю. Вытянулся на песке.
–Не умеешь ты Ваня на саблях биться, – Васька похлопал Брехта по плечу.
–Точно. Ну, жизнь заставит, не так раскорячишься.
Событие шестидесятое
Разговаривают два соседа по даче:
– Копаю огород. Вдруг смотрю – золотая монета. Беру, кладу в карман. Копаю дальше. Смотрю – опять монета. В общем, так 10 раз подряд.
– Неужели клад?
– Да нет, карман дырявый.
После пятиминутного боя на кортиках Брехту минут десять потребовалось, чтобы просто продышаться. Лежал и клял себя, вон, ведь, проходил мимо хунхузов с винтовками, остановился бы на минуту, поднял и проверил, есть ли патроны. Нет, посчитал дело сделанным и ломанулся коня проверять.
Взрослый же человек. Точно гормоны юношеские в бой тянут. Может, нужно бородку отрастить для солидности. Чеховскую. Гормоны в неё и переберутся.
Так в самокопаниях и галдеже чаек дошли до главной хижины лагеря.
–Показывай, где твоя красотка, – окликнул он замершего у тела Пака китайчонка.
–А, в доме, я её хитрыми узлами связал, кубанцы научили.
Твою ж, налево. Картина маслом. Связал так, связал. Не подкопаешься. Красота. Молодая, одетая в мешковатое розовое платье, китаянка, с зарёванной рожей, была связана по рукам и ногам. Потом эти руки-ноги были ещё одной верёвкой притянуты друг к другу за спиной. Девчонка лежала на животе, а конечности почти соприкасались за головой. Как-то у гимнасток такой номер называется. Точно – поза лука.
–Васька, ты ей хребет сломаешь.
– Не, китайские девушки гибкие. Развязать, или так пытать будем? – Чикатило доморощенный.
–Развяжи. Добрым словом и пистолетом пытать будем. Начнём с доброго слова.
Веймин Сюнь, он же китайчонок Васька, попытался развязать накрученные самим узлы, но видимо впопыхах его казачьи узлы поперепутались, и развязываться не желали, он полез туда с зубами, но сразу отшатнулся.
–Она обмочилась, воняет, – и перестал смотреть на пленницу с вожделением.
–Нда, проблема, ну, тебя так раскорячить и пригрозить чем, так ты вообще обделаешься. Режь верёвки, а потом загони её в озеро. прополоскай.
Пока китайская парочка стиралась, Иван Яковлевич осмотрел «хижину дяди Тома». Песчаный грязный пол. О, сабля вон или шашка висит. Чем они отличаются? Кривизной? В углу набросано несколько тряпок, не иначе кровать Голодного Тигра. Ну, а чего, в природе тигры так и вообще на голой земле спят. Так, а это что такое? В углу противоположном стояла большая корзинка, и по ней ползал котёнок. Красивый пушистенький. Вот ведь, ничто человеческое было не чуждо У Тин Луню. Кошечек любил. Брехт наклонился и взял его на руки. Красивый котёнок, и видно было, что вырастит из него приличный экземпляр. Кто там по полу? Ага, кот. Ух, ты кусается. Что теперь с ним делать? Погибнет без людей, слишком маленький, чтобы самостоятельно охотиться. Серенький с полосками на ногах котёнок зашипел, и Иван Яковлевич опустил его назад в корзину.
