Текст книги "Колхозное строительство 7 (СИ)"

Автор книги: Андрей Шопперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

С Гарбузовым всё равно придётся долго и мерзко ругаться – уж очень он не любит, когда какие-то деньги в стране проходят не через его руки. А всё же затея стоит хлопот. Авось, и наэкономим Петьке-выдумщику на цех для его роторно-муторных антимоний. Получится – заслужил.

Только бы выбрался.

Событие седьмое

Врач, осмотрев больного священника:

– Не вешайте носа, Ваше преподобие, скоро мы Вас поставим на колени.

– Я вам пятый раз русским языком объясняю: идут процедуры, и я вас не пущу! – ну, насчёт русского можно было бы и поспорить. Китаянка, уйгурка, джунгарка – одним словом, не совсем русская толстенная тётка небольшого роста (квадратик эдакий) говорила с жутким акцентом, проглатывая не только гласные, но и целые слога.

– Я только взглянуть…

– Ты невидь голый поп мужк? – и руки раскинула в дверном проёме.

– Как там Пётр Миронович?

– Ты жен? Нет, вон, жен в палт двойк. Ты кто?

– Я второй секретарь ЦК.

– Буд первый – продти. Второй ннет.

Фурцева заглянула через голову носителя великого и могучего, но увидела только закрашенное белой краской стекло двери.

– Пойду к главврачу, – сообщила она убийственную новость кирпичику и пошла искать того.

– Два таж! – донеслось в спину.

Спустилась на «два таж». Коридор с облупленным кое-где, крашеным в зелёный цвет полом привёл Екатерину Алексеевну к двери, на которой на двух языках было написано одно и то же: «Главный врач. Канат Серикович Тезекбаев».

– Лучше уж с немцами, – проворчала Фурцева и толкнула дверь.

– Женщина, вас стучать не учили? А если бы здесь был голый мужчина? Вы ведь в больнице, – пухлые щёчки, пухлые ручки, пухлый второй подбородок.

– Извините, доктор, злая. Кипит внутри всё. Я – Фурцева Екатерина Алексеевна, а меня ваша санитарка на чистом русском не пускает к Петру Мироновичу! – плюхнулась на стул перед снявшим очки пухленьким. Жарко. Как тут люди живут?

– Кровь хотите сдать? – сощурился, хотя куда уж дальше.

– Кровь? – Фурцева ругаться пришла.

– Ну да – во время селя пострадало больше сотни человек.

– Ну, нужно – берите. Что с Тишковым? – нет, верных ленинцев с дороги не сбить.

– Перелом ноги. Перелом ключицы. Вызвали по его просьбе доктора Илизарова из Кургана. Общее состояние – нормальное. Немного обезвожен. Сейчас прокапаем, подлечим. Не переживайте. Как вас? Товарищ Фурченко? – а глаза хитрые, азиатские. Знает же, как звать, и кто такая. Ещё недавно ведь членом Политбюро была.

– Ладно, доктор. Извините за бесцеремонное вторжение. Ничья. Можно мне повидать Петра Мироновича? – сдулась. – И стакан водички, а то тоже будет обезвоживание.

– Конечно. У меня обход через десять минут. Возьму вас с собой. Всех пострадавших посмотрим.

– А может, его нужно самолётом в Кремлёвскую больницу? – жадно выхлебала поданный стакан с тёплой водой из графина. Гадость. И пахнет больницей. Хлорку, что ли, сыплют вёдрами в воду эту?

– Ваше право. Не советую. Илизаров сюда, Тишков туда – так и не встретятся.

– Смешной вы. И нянечка с чисто русским языком – смешная.

– Бувинур – медсестра.

– Пойдёмте уже! – вскочила со стула Фурцева.

– Конечно. Обход в одиннадцать. Через восемь минут и пойдём.

– Р-р-р…

Событие восьмое

Девушка у врача.

– Доктор, вы можете сделать мне ноги от ушей?

– Можно попробовать. Пришить вам уши к ягодицам?

Болеть хорошо. Лежишь себе весь белый (в бинтах же!) на белой простынке, и белой простынкой же укрыт. Хорошо – не с головой. Люди в белых халатах вокруг тебя ходють. В белые журналы чего-то там пишуть. Посмотрють в белый потолок и попишуть. Ещё белое полотенце на голове. Мокрое. Холодное. Вместо аспирина – ну ладно, вместе с аспирином.

Болеть хорошо. Больным быть плохо. На Пётра целый бульдозер рухнул. Одна лепёшка осталась бы, не оттащи они помост. А так пустяком отделался: раздроблена кость – как тут правильно? В правой голени? На правой голени? Кирдык ноге. Даже ампутировать предлагали чуть ниже колена.

– Хрен вам, дорогие товарищи доктора, за воротник, и крапивы в штаны. Лечите. Чего нужно? Антибиотики из-за границы? Сейчас самолёт пошлём. Чего ещё? Стоп! Можно пригласить на консультацию доктора Илизарова. Кто такой? Куда звонить? Плохо-то как всё. А! Вот! Министром спорта в немецкой республике – Брумель. Он вас с ним свяжет. Туда тоже самолёт, и телефон мне, чтобы за границу звонить.

Первым дозвонился до Бика.

– Марсель привет.

– О, Петья, живой! Мне радио сказаль – пропаль совсем. Все новостьи – враки.

– Чуть побитый. Марсель, я пошлю самолёт в Париж. Купи много хороших и дорогих антибиотиков, и кондиционеров штук тридцать. Тепло тут в больнице.

– Корошо. Что ещё, говорий! – забубнили, прикрыв рукой трубку.

– Потом всё. Как у тёзки дела? – в прошлый раз звонил, малыш простыл. Испанка ходит по Европе, скоро и до СССР доберётся. Много людей умрёт. Нужно чего-то придумать.

– Уже лучше. О, Петья, Шик завоньял.

– Чего? Одеколон выпустил? – голова как ватой набита. Температура. Воспаление идёт.

– Ньет. Завоньял. Издохнит.

– Умер? Так он вроде давно умер.

– Ти плохой рускознай! – смеётся там.

– Знаток русского.

– Да. Знатьек тоже плохой. Фирма Шик объявил о банкротстве. Сдохлый.

– А ты?

– Я не сдохлый, – опять ржёт. Голова раскалывается.

– Так чего делать будешь? Покупаем?

– Фига им с маслём, – прямо воочию видно, как крутит фигу свою здоровенную.

– Хотели же забрать себе их заводы.

– Да, часть возьмём. А всякий туалетный вода, одеколон и духи – не берьём.

– Подожди. Я плохой рускознай, а ты плохой бизнесзнай. Смотри. У нас есть Мишель.

– Нет. У тебья Лия, у менья Мишель.

– Хорошо. У тебья. Тьфу. У тебя есть Мишель. Отелло тут выискался! Итак. У тебя – Дездемона. Вот чёрт! Температура. У тебя – Мишель. Ещё есть Керту Дирир. Есть Джанетта, есть эта чертовка Сиомара Леаль, есть Маша. Если их фото выставить на духах, и назвать одеколоны и духи их именами, и магазин сделать специализированный – со шмотками от, них с косметикой и духами, то можно кучу денег заработать. Обязательно бери весь Шик, и ещё поузнавай там про парфюмерные и косметические заводы. В США сейчас могут быть банкроты. Людям не до помад.

– Я поньял тебья. Как Шанель. Я напрягайт бухгальтер, пусть считают. Много деньгья. Столько ньет.

– Возьми кредит. Это быстро окупится. «Адидас» подключим с коллекцией одежды. Заводы парфюмерные лучше перевезти в СССР. Там, в Штатах, всё дорого – электричество, рабочая сила. Вот химию нужно посмотреть. Ну, ты разберёшься. Если правильно подойти, то мы всю парфюмерную промышленность Европы под себя подомнём. Всё, Марсель, тут доктора пришли колоть меня. Прошу, не тяни с антибиотиками и кондиционерами. Тут кроме меня ещё несколько десятков пострадавших.

– Поньял. Лечу.

Глава 7

Событие девятое

После операции больной в палате орёт:

– До-о-октор!

Прибегает врач:

– Что случилось??!!

– Доктор, что-то странное… Я не могу нащупать свои ноги.

– Ну, это понятно – мы же ампутировали вам руки.

Можно ведь сказать, что один пострадал. Лия – цела-целёхонька, Юрка – тоже. Маша-Вика несколько царапин на правой руке заимела – обработали и на следующий день домой отвезли. Таня ночь провела в больнице, как всё семейство. Обезвоживание – всех положили под капельницу. У Тани ещё и два пальца сломаны на левой руке – держалась за стеллаж, когда тот стал заваливаться. Загипсовали, прокапали физраствором и отправили тоже домой. Больница переполнена. Несколько десятков с переломами и сильными ушибами лежат в палатах и коридоре.

Пётр решил, как выберется отсюда, пробить денег на строительство большой современной клиники. Теперь вот и кондиционеры у Бика заказал. Как люди без них в такую жару в больнице? А как доктора операции делают? Бардак! И все ведь молчат. Вот вылетело из головы – а что там с Бакинским заводом кондиционеров? Нужно будет по выходу из больницы тоже провентилировать. А, хотя нет. Нужно по французской лицензии где-нибудь в Павлодаре или Караганде немцам поручить строить завод. Сборочный же – ни огромных помещений, ни заумного оборудования. А свои пусть изучают пока.

В соседней палате лежат два бульдозериста. Один из них – не хухры-мухры. Негр-авиатор! Да ещё, как оказалось, футболист. Жаль, футбол не тот. Регби начинать осваивать разве? Что-то там у СССР особых успехов не будет. Перевелись богатыри на земле русской?

Негра зовут Джин, как водку можжевеловую. Но негр не пьёт почти – моряк и футболист. Даже не поприкалываешься над ним: «Ей, Джин, джин будешь»? Зато вот второе значение своего имени оправдал на сто процентов. Ну, типа не просите помощи у джинов – помогут, но будет ещё хуже. Вот и этот раскопал – и чуть не угробил. На пару минут разошлись, а всё семейство забульдозерил бы. Сам сломал ногу почти – трещина в какой-то берцовой кости. На костылях уже два раза Петра навещал.

– Мистер Президент, я не нарочно. Я старался вас быстрей откопать. Позвал всех на помощь.

Ну, это не он сам так по-русски чешет. Это с ним Бенсен возится, как с сыном. Вот вдвоём первый раз зашли.

Как в мультике? Делай добрые дела и кидай их в воду. Вот и с Петром то же самое получилось. Помогал конструктору построить стрекозу смешную – и пожалуйста. Джин его заметил и помощь привёл. И самое главное – место точно указал. Могли ведь и не дождаться помощи, если Фурцеву послушать. Еле обратно в Павлодар вытолкал – тоже материнской любовью воспылала, кровь хотела сдать. Шестьдесят лет бабушке, а ветер в голове.

Не очень обрадованного Гавриила Абрамовича Илизарова привезли на «Боинге», и сразу же отправили самолёт в Париж за кондиционерами и лекарствами. Операцию по собиранию костей и настраиванию своего аппарата курганский доктор провёл за какие-то восемнадцать часов, и, снова поругавшись, остался на неделю – понаблюдать за пациентом и набросать список чудес из-за рубежа и от наших умельцев.

Он и сам пробьётся. Да уже почти пробился – но с помощью денег и чьей-то матери точно быстрее и лучше получится. Смотришь, нога Петра Тишкова поможет спасти ноги нескольким сотням, а то и тысячам людей в стране.

Делай добрые дела и кидай их в воду.

Событие десятое

– Я на днях открываю новое дело и очень скоро разбогатею.

– Вы бизнесмен?

– Нет, прокурор!

Георгий Максимилианович Маленков сидел в палате у Петра Тишкова в маленьком кресле, что стояло в углу, и проглядывал газету «Правду». Заметив, что Пётр отложил документ, который читал, полусяди в специальной кровати с поднимающейся частью, он аккуратно свернул газету и положил на тумбочку.

– Хреновый из тебя Пётр партийный руководитель республики. Не дорос. Вот министром был, наверное, на своём месте. Много полезного сделал. Хотя тоже всё щипками какими-то. Масштаба не хватало.

– Туркменский канал не начал строить? – Пётр кисло улыбнулся. Давно его не отчитывали.

– Я прочитал про Аральское море. Не знаю. Может, ты прав, может, те, кто за спасение Каспия. Тоже ведь мелеет и как бы не быстрее Арала. Но я ведь остановил тогда строительство Туркменского канала не из-за морей. Просто денег на такой масштабный проект в стране не было. Разруха послевоенная. Дома и заводы нужно было строить, а не закапывать деньги в землю.

– Вот этим и занимался.

– Да не ерепенься, а выслушай, что тебе старшие товарищи говорят. Ты не этим должен заниматься. Тут есть предсовмина. Вот это его работа, а ты подменил его и порученцем сделал. Ты – Первый Секретарь ЦК. Вот и занимайся своей работой. Наведи порядок среди коммунистов. Тут у тебя ни чем не лучше, чем у Цвигуна. Нужно сажать каждого второго за приписки и каждого первого за взятки. А ты, что сделал? Сменил пару министров и пару первых секретарей обкома и ездишь по стране, как свадебный генерал. Самолёт себе личный купил. Самый большой в мире! Ни у кого такого нет! А люди, что о тебе скажут? Что о коммунистах подумают? Смотрят на тебя и говорят, вон, Тишкову можно воровать у государства и на ворованные деньги личные самолёты покупать, а я чем хуже?

– Так…

– Помолчи уж. Я знаю, что не воровал, а наоборот всё в страну тянешь, прочитал отчёт Цинева. Так это я знаю, Косыгин и ещё пару человек. А в стране не четверо нас живёт, а двести сорок миллионов. И двести из них считают тебя вором.

– Григорий Максимилианович…

– Умолкни. Лежи и слушай. Пока ты тут болеть будешь, я назначен исполняющим. Хлопок трогать не буду. Тут мне твои бредовые идеи понятны. Хотя, у Цвигуна ведь всё то же самое, он ряды взяточников и любителей ордена за приписки получать проредил. А ты статьёй в газетке отделался. Назвал-то ещё как красиво: «Головокружение от успехов». Кто только подсказал?

– В кавычках же было…

– Молчи уж. Сталин выискался. Знаешь, что в вас общего?

– У нас…

– У вас. Тоже всё тянул из-за границы. Сейчас с высоты-то прожитых, понятно, что не было другого пути. И темп этот бешеный понятен, словно знал. И не бабка нашептала, а будто побывал в будущем и вернулся, зная, что делать.

– Мы…

– Обожди, и не мыкай, я тебя с Вождём не ровняю. После него сапоги стоптанные остались и шинель старая, а ты – самолёты, дома огромные. Машины чудные напокупал. По заграницам катаешься. Перерожденец. Самолёт сдай государству. Дома был. Знаешь, я в последний год в доме матери жил в Подмосковье, так домишко, хоть и пятистенок, так ходил по твоему и всё думал, зачем человеку три туалета и три ванных. Жрёшь много и до одного добежать не успеваешь.

– Это…

– Да, молчи уж, засранец. Ты, кстати раз про взятки заговорили, знаешь, почему выжил?

– В смысле?

– Ну, кислородные баллоны откуда в подвале.

– Чего-то резать собрались? – Пётр вопрос себе задавал, не соединялись вместе Кунаев и «резчик по металлу».

– Взятки. Кунаев дал указание мебельной фабрике себе резные стеллажи из красного дерева сделать. А старые убрать. Их попробовали, в дверь не лезут, на месте варили. Вот хотели срезать, а тут и пуля прилетела, – Маленков встал с кресла, совершил вращательное движение тазом, – Не могу сидеть в такой позе. Позвоночник. Старость.

– Может массажиста…

– Я не жаловаться к тебе на болячки пришёл, а на путь истинный тебя дурака наставить. Не безнадёжен же, – сел, ещё и шеей повращал.

– Всё же…

– Потом. Вот почищу за тебя эти конюшни и подлечусь. На воды в Кисловодск. Значит, так. Прожект твой по пионерам я одобряю. Цвет вот только у галстука. Но другого тоже не придумал. По комсомолу…Хрен с ним, пусть будет такой значок. Считай, тоже одобряю. Шелепину сам скажу. Визгу будет. За массовость они. Комсомольцы! По каналу…Думаешь так будет, как в том докладе?

– Чего думать, если написано.

– Ложка в море-то. Два процента. А деньги не малые.

– Индусы должны приехать с более современными сортами хлопка, евреи обещали с капельным поливом помочь.

– Читал. И дебильный проект по Оби читал. Ни какую Обь сюда поворачивать не будем.

– Я так и написал.

– Вот, как с тобой разговаривать. Хотел про коммунистов переговорить, про чистку рядов, про казнокрадство и приписки, а тут на твои рельсы сам встал, теперь я буду за предсовмина, – хмыкнул, изобразил улыбку.

– Вот…

– Помолчи. По детскому спорту. Всё правильно. Буду денег у Алексея Николаевича просить. По столице. Точно переносить не хочешь.

– Нет. Построим плотину. Не будем больше заводы строить и эти потихоньку выводить начнём. А здесь город вузов, наука, студенты, кинематограф.

– Есть здравое зерно. Ладно, выздоравливай. Дня через три появлюсь. Расскажу, чем «хлопковое дело» закончится.

– Так…

– А, нет, пока сажать не будем, я про индусов. Завтра прилетает самолёт твой из Дели с агрономами ихними, хлопкоробами и прочими мелиораторами. Опять на свои деньги всех купил. Дурак ты, Пётр. Нет, я не про то, что личные деньги на помощь республике тратишь, я про то, что надеешься чужими руками коммунизм построить у нас. Нужно наводить порядок у себя и науку у себя поднимать. Воспитанием людей заниматься. Ты ведь вот Шелепину правильно сказал, нельзя арабам построить социализм за наши деньги. А здесь сам на эти же грабли. Ну, понастроишь тут. Рай, блин, на земле! А как тащили всё из колхозов и заводов домой, так и будут тащить, как вырубали лесополосы на дрова, так и будут вырубать. В последний раз тебе говорю. Выздоровеешь и бросай чудить. Занимайся воспитанием людей. Тебе партия это доверила, а не автозавод у немцев красть. Бывай!

Подошёл, хлопнул ладонью по лбу и вышел, чему-то криво улыбаясь.

Получил, фашист, гранату. Вот она старая гвардия.

Событие одиннадцатое

Без бухла не вытащишь и дятла из дупла!

Будешь много знать – не дадим состариться! (Коза Ностра).

Варвара краса – длинна и коса.

Граната не воробей, вылетит – не поймаешь!

Комсомольские боги припёрлись вчетвером. Главным был круглолицый, совсем не комсомольского возраста мужик с залысинами и в золотых очках. Белый сталинский френч, такие же брюки. Словно прислали на машине времени из тридцатых годов. Толстоват немного – значит, не из тридцатых, там ведь голодомор и по Казахстану прокатился. Не зря название этого очередного подвига комсомольцев добровольцев называлось: «Освоение целинных и залежных земель». Жили люди, а потом сгинули – кто сбежал, кого унесли. Вот землица и залежалась. Ладно, пусть Сталина в другом месте обсуждают. Прошло уже, сейчас надо не повторить. Всё ближе 1972 год, а про «Лунную Аферу» – ни слуху не духу. «Аполлон-8» всё ещё не запустили. Негритянские войны почти закончились, а вот протестное движение набирает обороты. Теперь негры в США разделились на две группы: одни пытаются грабежами и насилием заставить пойти белых на уступки, другие формируют партии. Хотят в выборах поучаствовать. Пусть. Просто лишней пшеницы у США не будет – тут промелькнуло в газетах, что за госрезерв взялись пиндосы. Если бы не засуха, то просто замечательно б. А так? А так непонятно. Справимся без зерновой интервенции? Или весь скот погубим?

– Айсултан Аблязов, – потянул руку мужчина в очках.

– Что-то я вас не помню, Айсултан Аблязов, – вроде раньше комсомольский вождь был повыше и похудее этого улыбчивого товарища. Правда, тоже не шибко юный.

– Три дня как на внеочередном пленуме избрали Первым Секретарём, – руками развёл.

Блин, у Петра вылетела из головы фамилия «бывшего».

– А…

– Узбекали Джанибеков попал под сель. Он ведь вёл группу старшеклассников к плотине – тринадцать человек. Все погибли.

Точно. Он ещё приходил с завиральной идеей: сформировать группу для штурма Эвереста. Там бы погибли. Не уйдёшь от судьбы.

– Ладно, ребята, мне скоро на процедуры, потому я коротко, тезисами, свои мысли озвучу, вы их потом проработаете, углубите, расширите – и через два дня снова встретимся, только на часик раньше приходите.

С тёзкой внука-наркомана Нурсултана Назарбаева пришли двое русских, парень и девушка, и один казах с изъеденным оспой лицом. Точно черти горох молотили.

Представились, но Пётр только имена запомнил – фамилии у всех с выкрутасами. Вертушенкова Надежда. Как запомнить? Пусть будет просто Надеждой.

– Сразу оговорюсь, что с товарищем Шелепиным этот вопрос я не обсуждал, только с Георгием Максимилиановичем Маленковым. Однако он обещал убедить Александра Николаевича в правильности наших с вами будущих действий. Начнём с октябрят: в первом классе всех поголовно загоняют. Потом, так же поголовно – в пионеры, и практически то же самое с комсомолом. Уравниловка. Как думаете, это правильно? И ещё ведь боремся за стопроцентный охват! Не отвечайте. Я и сам знаю, что так было сверху спущено. Вот теперь верх другой, и спущено будет вот что. В октябрята принимать только тех, кто в четверти имеет четвёрки и пятёрки, и значков будет две разновидности: обычная звёздочка и особая, в два раза больше. Её в начале второго класса первого сентября получат круглые отличники. Есть оговорка: её также может получить октябрёнок, имеющий правительственную награду.

– Награду в восемь лет? – Надежда с заковыристой фамилией прыснула.

– Конечно. Спас тонущего друга. Вынес из огня грудную сестру. Для этого существуют правительственные награды, и там нет ограничения по возрасту.

Пётр оглядел комсомольцев. Сидят пока с почти безразличными лицами. Ну, кто вопрос задаст? Задал главный.

– А что с теми, кого уже приняли в октябрята?

– Молодец, Айсултан. Ничего. Они кончатся через два года. Единственное исключение – для второгодников. Их нужно исключить, и сообщить об этом на работу родителям. Пусть проработают их на собрании трудового коллектива.

– Домой придут – побьют ведь детей, – нахмурилась Надежда.

– Думаете, так не бьют, и дети ни с того ни с сего двоечниками стали? Нужно создать комсомольский штаб по надзору за семьями с такими детьми. Ходить с преподавателем, проверять, как живут и чем дышат. Записали?

Мотнули головами – и правда, записали. Карандашами? Нету шариковых ручек? Нужно в пригороде Алма-Аты… нет, лучше в Павлодаре, открыть новый завод пластмасс. Пусть Бик напряжётся.

– Идём дальше. Пионеры.

– Тоже отличников и хорошистов? – вылез русский юноша, Сергей – вот фамилию уже забыл.

– Точно. Октябрят. Ну, или если человек за ум взялся. Отличительной чертой отличников и суперактивистов, например, председателей совета школы, ну и награждённых госнаградами, будет малиновый галстук.

– И опять ничего не делать с теми, кто уже вступил? – опять товарищ Аблязов.

–Да, та же схема – если грозит ребёнку остаться на второй год, то сообщение на производство родителям. И опять шефство над такими семьями. Если ребёнка избивают, то можно и милицию привлечь. Вернее, не можно, а нужно. Естественно те, кто курят, не могут быть пионерами.

– Боюсь услышать, что же с комсомольцами, – снова Сергей. Напалков? Намалков? Напридумывают.

– Слушайте. Всё то же. Только пионеры и те, кто одумался и стал хорошистом. С наградами – то же самое. И плюсом, спортсмены уровня республики и выше. Отличительной чертой будет комсомольский значок в виде медали. Я надеюсь, понятно, зачем это всё нужно?

– Значки? – улыбается Надежда.

– Значки. Дети должны завидовать и стремиться в пионеры и комсомольцы, а не быть туда загнанными палками. Идёт мальчик в пионерском галстуке, а девчонки оглядываются. «Зубрила» или «ботаник» прошёл – так сейчас Надежда подумала.

– И ничего…

– Стоп. Подумала, не подумала… Лучше подумайте, как сделать так, чтобы стремились стать пионерами и комсомольцами. Вот вам два дня. Думайте. Придёте, расскажете. Всех, кого можно, подключите – одна голова хорошо, а два сапога пара. А три – повод выпить. Всё, ребята, вон притопали эскулапы, сейчас потрошить начнут.