Текст книги "Колхозное строительство 7 (СИ)"
Автор книги: Андрей Шопперт
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 8
Событие двенадцатое
Повар говорит официанту:
– Перестань выталкивать клиентов на улицу! Ты, видимо, забыл, что работаешь в вагоне-ресторане!
Ого. Прикольно. Не смешно, а именно прикольно. Студент прибыл. Ну, мало ли студентов в стране? Не-е, таких колоритных – мало. Этот был на Камо, что ли, похож. В кургузом клетчатом пиджачке и с бородой. Не с мочалкой до пупа, а с бородкой – правда, во всю харю. Нет, всё-таки смешно.
– Садись, Володя, вон в кресло. Сейчас покормят, и поговорим. Стоп. А ты не голодный?
– Ну, это…
– Таня, принеси нам ещё одну порцию блинов и стакан чаю.
Сегодня в больнице на завтрак и в самом деле давали блины. Нечастое явление. Праздник какой? Так и от жизни отстать можно. Тут прибыл деятель на днях из ЦК, и давай распоряжаться – дескать, сейчас погрузим вас в самолёт и в Кремлёвскую больницу отправим, Шелепин поручил. Там условия лучше. На беду товарища и на счастье Петра, в кресле в это время сидел Маленков. Чтобы создать видимость интима, палату разгородили ширмой, и вошедший сидевшего в кресле не видел.
Услышав про условия, Георгий Максимилианович сморщился.
– И врачи там не чета местным.
Совсем скривился.
– Да и кормят тут, наверное, всякими кашами на воде.
Корёжить начало.
– Мне в коридоре медсестра попалась – это ужас просто. От одного её вида заболеешь.
Всё, кирдык котёнку. Маленков дёрнул себя за нос и встал с кресла. Пётр в предвкушении улыбнулся. Эх, зря! Увидел Максимилианович. Увидел, глянул на себя в круглое зеркало на стене и заржал.
– А ты, мать твою, коммунизм всё строишь в отдельно взятой республике! Не там строишь, вон они в Москве себе уже построили. Доктора у них лучше, медсёстры с крутыми бюстами, еда как в ресторане, – Маленков вышел из-за ширмы и, чуть наклонив голову, снизу вверх посмотрел на посланца.
Товарищ из ЦК вздрогнул и взбледнул.
– Здравст…
– Спасибо. Павел…
– Семёнович, Георгий Максимилианович, – ниже не стал. С Петра ростом, под метр восемьдесят, но сдулся точно.
– Ты, Павел Семёнович, ехай назад и передай Александру Николаевичу, что кормить нужно хорошо во всех больницах страны. До свидания.
Вжик, и нету Семёновича. Питание лучше не стало. И правда – каши на воде. Но вот сегодня блины.
– Ну что, подкрепился? – Жириновский вытер руки носовым платком и заозирался – раковину, поди ищет.
– Не умеют у вас блины готовить. Я вот…
– Подожди. Сестра! Бувинур! – крикнул в полуоткрытую дверь. Кондиционер поставили, разломав раму, потом починили и подкрасили. Стало прохладно – и нечем дышать. Из чего эту краску делали? Приходилось открывать двери в коридор – однако кондиционеры поставили на всю больницу, и везде ломали рамы. Смрад от краски и в коридоре был силён. Ну, хоть сквозняк.
– Мирнч, чта звл? – кирпичик просунул голову.
– Позови повара, пожалуйста.
– Жирн? Не мог! Одн ног.
Пришёл повар. Казах, в чистом белом халате, и с полотенцем. Как половой в ресторане. Не больница, а цирк.
– Вот теперь, Володя, жги.
– Что сделать? – и за бороду схватился.
– Ты хотел рецепт блинов рассказать. Ругал вот эти, что наш повар сделал.
– Конечно. Жирные и невкусные. Записывайте! – точно Жириновский, не подменили. За бородой не спрячешься.
– Запомню, – губы повар поджал.
– Запоминай! Берёшь триста грамм кефира, разбиваешь туда одно яйцо, солишь чуть, и сахара тоже немного, и перчику чёрного на острие ножа. Запомнил? – красота. Сколько положительных эмоций человек вызывает.
– Запомнил, так и делал – без перца только.
– Слушай, не перебивай. Дальше через сито триста грамм муки, и хорошо взбить. Запомнил?
– Так и делал.
– Ты слушай давай, а не комментируй. Потом берёшь перья лука, мелко режешь, и тоже вмешиваешь в тесто. Следом то же самое делаешь с большим пучком укропа. Не с пучочком! С пучком, я сказал, – словно повар уже совершил непоправимую ошибку и пожалел укропа.
– Как скажешь, – вот как поймёшь по их лицам, издевается или внимает?
– Скажу. Не всё! Главный теперь ингредиент. Ты запоминай! Взять сыра сто пятьдесят граммов и на тёрке настрогать. И тоже в тесто, и хорошо перемешать. Понял?
Мотнул головой в колпаке.
– Теперь выкладываешь на сухую сковороду чугунную, разравниваешь и ставишь на медленный огонь. И периодически проверяешь. Как схватится – переворачиваешь и крышкой закрываешь. Только огонь не сильный – сожжёшь. Теперь понял, как блины русские делать? Учить вас всему надо.
Ай, как здорово. Повар вопросительно глянул на Петра.
– Достанешь «ингредиенты»? – поощрительно улыбнулся.
– Сколько?
– Нам с Володей, и Бувинур пусть оценит.
– Через полчасика занесу. Пётр Миронович, вы скажите строителям, пусть в столовой краской не мажут. Еда провоняет.
– И в самом деле. Пошли ко мне главного. Всё хочу его спросить, почему он так людей не любит.
Повар ушёл делать блины по рецепту Жириновского.
– Мать научила?
– Мать – она не много чему может научить сына, потому что она сама не была мальчиком, – ох уж Владимир Вольфович.
– Так я ж про готовку…
– Правильно. Женщина должна сидеть дома, плакать, штопать и готовить.
– Как кайзер прямо. Ладно, Володя, садись вон в кресло. Хочу тебе одну работу поручить.
Событие тринадцатое
Почему наши министры не могут вывести страну из кризиса? Ведь у них есть для этого все необходимое – шикарная мебель в кабинетах, часы за 500 тысяч евро, айфоны, люксовые авто, умелые любовницы…
Был пацан – и нет пацана. Без него на земле весна. И шапки долой…
Ну, рано. Пётр смотрел на сидевшего в кресле невысокого крепкого мужичка и знал теперь, кто и зачем застрелил Кунаева. Нет, конечно, не мужичок сказал. Навеяло. Убрали – высшие силы, чтобы вот его не смог будущий трижды Герой Социалистического Труда Динмухамед Ахмедович в могилу свести. Не важно, кто стрелял. Получил своё. Не правы Аркадий и Георгий Вайнеры в своей «Эре милосердия» – не в тюрьме должен сидеть вор, а в земле лежать. Вот, положили. В реальной истории через год министр сельского хозяйства Казахской ССР Михаил Георгиевич Рогинец и начальник управления министерства Виктор Меркулов на мужичка откроют охоту, с ведома Кунаева. Потом помощник сидящего с тоской в глазах гражданина напишет: «Все было похоже на разбойное нападение. В середине дня наряд конной милиции окружил наш завод по производству травяной муки. Людей в буквальном смысле слова стаскивали с тракторов, отгоняли от работавших на заводе агрегатов. Со стороны могло показаться, что идёт облава на крупных преступников. Совхоз закрыли в разгар сезона, не заплатив рабочим денег и не вернув сделанных ими капиталовложений, а в построенные колхозниками коттеджи въехали представители местной партийной элиты».
Ладно, министерство сельского хозяйства уже почистили слегка, в том числе и министра отправили в Темиртау. Пусть строит новый плодоовощной совхоз. Будет томатный сок консервировать.
Иван Никифорович Худенко, экономист-бухгалтер созданного на голом месте небольшого совхоза «Акчи», официально именовавшегося «Опытным хозяйством по производству витаминной травяной муки».
Пётр в той жизни молод был, и история с товарищем Худенко никак его не затронула. Ну, умер зек в тюремной больничке. Да и бог с ним.
А вот тут затронула, и произошло это месяц назад. Охрана привела под светлы очи Петра Мироновича вот этого мужичка, и сказали молодцы, что пару дней околачивается около дома.
– А чего на приём-то не запишешься, дорогой товарищ?
– Не пускают, – свесил буйну голову.
– Хорошо. Поведай.
Поведал. Капиталист хренов. Хозрасчёт? Не всех пассионариев в войну выбило, вот этот уцелел. В тылах работал. Снабженцем.
– А этот, как себя он любит называть, «друг Брежнева», министр сельского хозяйства Рогинец – заявился в наш «Акчи», увидел построенные звеном Филатова коттеджи с электроплитами и давай орать: «Во дворцах жить захотели! Не по чину берете!» Директор наш Михаил Ли и говорит, что в стране строится коммунизм, при котором все будут работать по способностям, а получать по потребностям. А он опять в крик: «Но потребности будут разные. У меня – одни, а у вас – другие». И был с ним ещё начальник управления министерства Виктор Меркулов, так тот говорит: «У вас тракторист получает 360 рэ, это больше, чем у завотделом в нашем министерстве! Где же здесь справедливость?» Боюсь, опять прикроют нас.
– Филатов? Знакомая фамилия.
– Алма-атинский архитектор Владислав Филатов. Он и строит со своим звеном комфортабельные дома для совхозников.
– Не открыл ты мне, Иван Никифорович, никаких новых новостей ни о природе человека, ни о роли денег. Давай посмотрим на твой совхоз с моей точки зрения. Дали тебе этих денег – немерено. Пригнали новую технику, закупили новейшее импортное оборудование и разрешили платить людям огромные с точки зрения рядового колхозника деньги. Ты из кучи народа выбрал работящих рвачей и поставил работу так, что хорошо и много работать им выгодно. Ничего не упустил?
– Вы, значит, тоже разгонять будете. Последняя надежда была. Другое о вас слышал.
– Ну, выше нос. Разгонять буду обязательно. Давно собирался. Рогинец ваш – просто горлопан. Всё какими-то методами двадцатипятитысячников руководит, и окружение вокруг себя такое же собрал. Разгоню. Есть у меня на примете товарищ. Бывший знатный табаковод.
– Председатель агропромышленного комитета республики Темнов Александр Михайлович? Знаю. Замечательный человек. Этот сможет. Его бы чуть усилить местным товарищем. У нас в Акчи есть бывший председатель совхоза Владимир Хван – вот советую ему в помощники.
– А чего сам-то, Иван Никифорович, в кусты?
– Не моё. Мне поближе к народу. К делу.
Так и сделал тогда. Поставил Темнова министром, а замом Хвана. А сейчас вот и до «легендарного подвижника» руки дошли.
– Товарищ Худенко, есть мнение: нужно создавать в Павлодаре на базе колхоза «Имени 30-летия Казахстана» учебный комбинат. Слышали, небось, о Геринге? Будем через него председателей и директоров прогонять. Год там работают, потом берут отстающий колхоз или совхоз и пытаются на ноги поставить. Вам и учить – только не тому, как по пять комбайнов на звено из пяти человек иметь. Это любой дурак сможет, дай только. Учите, как людей подбирать, чтоб эти веялки с молотилками дураку не достались, и не гнили через год развинченные под забором. Правильно воспитанные рвачи для народного хозяйства – огромное благо, так что надо их поиск и грамотное применение поставить на поток. Ну и широте мышления тоже надо учить, чтобы у председателя в голове не одна пшеница, в крайнем случае силос, были, а чтобы он интересовался новым, хотел и умел ставить эксперименты, считать, планировать. Заодно и у Геринга поучитесь, как с другими дураками правильно дело иметь – миллионами ведь ворочал мужик, колхозники у него только что не с золота ели, а рогинцы всякие его трогать и не думали. Тоже уметь надо. Как идея?
– Павлодар… Там ведь подземные воды, сплошное орошение. Почти пустыня.
– Точно. Геодезисты говорят, что подо всем Казахстаном вода. И ещё: завтра прилетают три человека из Израиля. Агроном, дока по удобрениям, и двое специалистов по капельному поливу и орошению. Будут вам хорошим подспорьем на первых порах. И от сердца отрываю Владимира Вольфовича Жириновского, в помощники к вам. Потом поймёте, насколько это ценный подарок. Всё, Иван Никифорович, врачи идут, давайте прощаться. В Павлодаре подойдёте к председателю горисполкома Матвееву, он вас в курс дела введёт.
Интермеццо шестое
Горячие эстонские парни в зоопарке очень любят наблюдать, как на ветвях деревьев резвятся ленивцы.
Фахир Бектуров сидел на лавочке под большим деревом и пытался взять в руки книгу. Вытянет руку, почти коснётся пальцами грязно-коричневого переплёта – и, подумав пару секунд, обратно руку на колено положит. Посидит, покрутит головой – опять книга в поле зрения попадёт. Снова руку к ней протянет. Нет, не хочется читать, хоть книга, наверное, и интересная. Вчера в библиотеке у бабы Шуры выклянчил, про рыцарей. «Квентин Дорвард» называется. Писатель Вальтер Скотт. Интересно вот: почти во всех иностранных фамилиях согласные двойные. Они там зачем так изгаляются? Чем просто «Скот» хуже? Нет – Скотт. Спросил у бабы Шуры. Ветераны говорят, что она знает всё. И правда – ответила.
– Лет десять назад даже полемика была в журналах и газетах на эту тему.
– Что было?
– Ругались учёные. Решили писать, как они там пишут, с двойной согласной, за редким исключением – и исключения эти в словари записывать. Ну, вот слово «кристальный», например, – с одной «л». Хоть и «кристалл».
– Понятно. Специально это, чтоб детям в школе тяжелее было учиться, – сделал вывод Федька.
– Точно, – захихикала библиотекарша.
– А сама фамилия переводится? Это корова по-ихнему?
– Скотт-то? Нет, не корова. Это переводится как «шотландец». Мы называем – Шотландия, а они – Скотландия.
– То есть, всех шотландцев скотами зовут? Как же они там друг друга отличают?
– Ох, горе ты моё. Сама виновата. Знаешь, как украинцы русских зовут?
– Как?
– Москали. От слова «Москва». Вот и англичане шотландцев зовут скоттами, а так у них, как и у нас, фамилии есть. И у нас вон тоже ведь есть фамилии от слова Москва – Москвин, Москаленко. Или там, например, – Узбеков.
– Так то – не от Узбекистана, то от имени – Узбек-хан такой был.
– Ишь! Век живи, век учись. Иди уже, читай, хан.
Взял всё же книгу, раскрыл на пятой странице, до которой дочитал, и даже ещё пару строчек прочёл.
– Федька, твою дивизию! Ты чего прячешься?
К нему подходило насколько человек из их снайперского взвода.
– Привет! Не выписывают врачи. Товарищ майор, вы им скажите, – пожаловался Фахир майору Краско, как командиру взвода.
– А чего говорят? – обнял Федьку, прижав к своей огромной груди, капитан Андреев.
– Ну, у меня-то всё нормально – только уши опять закладывает, как через вату слышу. Я им говорю, что для снайпера слух – не самое важное, а главный, что меня лечит, подполковник Истомин, ругается. «Тебя, – говорит, – глухого там убьют, а меня в рай потом не пустят».
– Спрошу у твоего Истомина, – пообещал майор.
Кадри тоже пожала ладошку балагуру Федьке. Без него скучно во взводе стало.
– Вы всё там, на заставе? – Фахир махнул рукой на восход.
– Там. Неймётся китайским товарищам. Через две недели у посёлка появилась новая отара. Пастуха задержали пограничники наши. Отбивать отару бросились солдаты с китайской стороны. Пограничники стали отстреливаться, потеряли несколько бойцов ранеными. Тут и нас в ружьё. За сорок минут китайцы понесли ощутимые потери и отошли, своих раненых оттащили. Кадри вон опять больше всех насбивала – семерых к счёту добавила. После этого инцидента больше не повторялось пока.
– Вот гады. А тут-то вы как оказались? – Федька тяжело вздохнул. Так всех врагов перестреляют, и не станет он Героем Советского Союза.
– Перебрасывают нас чуть южнее, к какому-то озеру Жаланашколь. Карту показывали, там с китайской территории в это озеро речка впадает. Кусак называется. Вот день дали по Алма-Ате походить – мы и решили тебя навестить. Слушай, Федька, а чего тут одни стариканы? – Кадри огляделась. На скамейках, и правда, сидели пожилые люди в больничных халатах.
– А ты что, название госпиталя не прочитала? Малограмотная? – Федька указал на главный корпус пятиэтажный. Одни окна. Да и весь госпиталь был построен так же – огромные окна везде. – Это госпиталь ветеранов Великой Отечественной Войны.
– Растёшь. С интересными людьми вместе болеешь, – хлопнул Федьку по плечу Краско. – Ладно. Держи вот – мы тебе конфет и шоколадок разных купили. Пойдём. Собирались ещё в зоопарк сходить. Вон Кадри целую истерику закатила.
– Ничего не истерику. Просто не была ни разу в зоопарке.
– Я был. Воняет там, – Федька заглянул в бумажный кулёк. – Ого! «Кара-Кум». Дорогие. Спасибо, ребята.
– Ты давай выздоравливай. А то без тебя всех китайцев перестреляем, – майор ещё раз хлопнул Федьку по плечу, и они пошли по тротуару к выходу.
Фахир Бектуров, вдыхая щекочущий ноздри запах шоколада, смотрел, улыбаясь, им вслед и не знал, что большую часть он уже не увидит. Погибнут в очередном конфликте у озера Жаланашколь. Накроет миной. Погибнет и их командир, майор Краско.
Глава 9
Событие четырнадцатое.
Дочка (любознательно):
– Мам! А куда тампоны вставляют?
Мама (подавившись яблоком):
– Ну… как тебе сказать… в общем, туда, откуда берутся дети.
Дочка (офигев):
– В аиста, что ли?!
Вот лежит он на кровати, или как этот робот недоделанный называется – а всякие лейкоциты его усиленно регенерируют. Так смотришь, через две недели уже гопака отплясывать будет. Представил себе картину, как на местном сабантуе член Политбюро этого самого гопака приседает, и хмыкнул. Не статусный танец. Вальс? Не, вальс и дурак станцует. Во! Ламбаду. Там как раз нужно ногами шебуршать усиленно.
А чем ещё заняться? Только вот мечтать. Утром до обеда хоть посетителей пускают – министры всякие приходят, и даже члены. Одни хотят чего-то, другие требуют защиты от Маленкова. Третьи воют. Этак, пока он выйдет на работу, в ЦК и правительстве никого не останется – всех сталинский сокол исклюёт. А ещё обещал не трогать сильно никого. Если это «не трогать», то разреши ему – и тридцать седьмой начнётся.
Вечером – только семья.
И самое плохое, что неправильный он попаданец. Смартфона, ладно, не дали – но вместо него хоть Вику послали, немногим хуже. А вот с регенерацией учёные, или боги, конкретно кинули. Ничего не заживает. Две недели прошло, а нога болит. Голова болит. Душа болит. А ну как не срастутся? Без мизинцев-то хоть ходить можно, а без ноги? Летать? Самолёт не отдал, послал Максимилиановича. И так ильюшинцы весь по запчастям расковыряли. Половину, наверное, аналогов сунули – уже и летать нужно будет с опаской. Легче и в самом деле новый купить, а этот сдать на опыты. Только денег нет.
Денег не стало час назад. Пришло семейство. Таня всё ещё в гипсе, остальные здоровые, только Маша-Вика хмурая. Покормили голубцами и засобирались, а через пару минут входит Вика одна.
– Забыла чего?
– Поговорить надо. Здесь не пишут? – огляделась.
– Вопрос. Пишут, скорее всего, – тоже осмотрелся, до этого не задумывался. Ну, вроде главной тайны не выдал. – Давай в коридор выпрыгну, пробовал уже.
– Да ладно. Вопрос непростой, но не секретный, – показала язык зеркалу. Ну нет, до такого ещё технологии не доросли. В соседней палате Джин лежит из сказки. А камер таких маленьких нет. Или есть? Ну, блин, Вика! Теперь и ветры пускать будешь с опаской. Вдруг и запах пишут.
– Говори. Эзоповским.
– Папа Петя, у тебя деньги есть? – вопрос не в бровь, а в глаз.
– На мороженое?
– Много, – опять язык зеркалу показала.
Пётр приподнялся на руках, сел, свесил здоровую ногу, потом больную в аппарате Илизарова. Пропрыгал два метра до зеркала. Тоже показал ему язык. Потом снял. Зеркало как зеркало. Хотя, может, и тяжеловатое.
– Вынеси в коридор. И телефон тоже.
Подождал, пока Вика вернётся.
– Много денег? На завод мороженого?
– У меня началось…
Чего началось? Мутация? Ясновидение? Чего там у попаданцев начинается?
– Не понял.
– Ну, это началось…
– Маша, ты меня не пугай. Что случилось? – чего может начаться?
– Дебил ты, папа Петя! Потому и страна раз…
– Маша!
– А! Семён Семёныч! Месячные начались.
– Не рано? – сейчас специалиста только корчить не хватало.
– Нормально. Плюс стресс в подвале. Нужны тампоны и прокладки. Почему бы не построить завод? Самая востребованная продукция во все века. Заработала я за два с половиной года на завод? – решительная. Не Маша. Вика Цыганова.
– Без базара. Сколько там у тебя в паспорте лет полных?
– В каком паспорте?
– И я про что. И это – мы в СССР живём.
– Во Франции построить. Пусть Марсель подключится, – чуть менее решительно.
– Можно. А что делать с таким монстром, как «Джонсон и Джонсон»?
– Не надо «Джонсона». Это немецкая тема. Помнишь дурацкий лозунг – «Окей, О-би»? Так вот, o.b. – это аббревиатура от «ohne Binde», что в переводе с немецкого означает «без прокладок». Точно знаю. Как-то предлагали рекламировать. Отказалась.
– Немецкая. Немецкая? Слушай, Маша, – палец к губам поднёс. Кто предлагал рекламировать? Чего несёт! Сморщилась. – Помню этих дураков – лезли и к Керту, и к Сенчиной. И тебя, выходит, не минули. Немцы, значит.
– Ну да, – развела руками.
– Давай так. Я сейчас позвоню Бику и пошлю самолёт – пусть скупит все возможные варианты и про немцев узнает. Себя-то обеспечим. Гель, поди, и не выдумали ещё, а если выдумали, то не догадались туда «накласть». Про завод подумаю. Знаешь, главное какое будет препятствие? Сырьё. Хлопок. Ну, вата. Это стратегический ресурс. Порох делают. Весь почти идёт на армию – потому и с одеждой беда. Полстраны выращивает, а в итоге ходим с голой задницей. И просто увеличить площадь посевов – не решение. Вопрос этот – комплексный. Много выращивают хлопка в Африке, но ведь куда-то сбывают. Индия, скорее всего, тоже более-менее весь на военные нужды тратит – у них тут вялотекущий конфликт с Китаем. И Китай – на порох. Но я тебя услышал, всё, что от меня зависит, сделаю. Ты, главное, не обижайся. Пойми, деньги не всегда могут решить проблему. А вот такую сложносочинённую точно в лоб не решат. Нужно и разоружаться, и выводить новые сорта, нужно перестраивать производство десятков, а то и сотен заводов. Первые шаги сделал – вызвал кучу индусов. У них и сорта лучше, и производительность выше, и урожаи выше чуть не в два раза. Вот бы выйти на их уровень – тогда хлопка на всех хватит.
– Сегодня зашла в аптеку, а там простой ваты нет…
– Стой! Не реви! Сестра! Бувинур! – притопала. Слонёнок добродушный.
– Мирнч, чта звл? – весь проём дверной перегородила.
– Принеси ваты, вот столько, – руки раздвинул, как рыбак, хвастающий сазаном. «И это между глаз».
– Дктр зла.
– Скажи – я попросил.
– Ха! Дктр нэ верт.
– Мать вашу. Пусть сюда придёт!
Тыгыдым. Тыгыдым.
Виновато улыбнулся Вике.
– Хороший, наверное, доктор. Экономный. А ты говоришь – завод.
Событие пятнадцатое
Приходит Моня из школы домой:
– Мама, меня назвали жидовской мордой!
– Привыкай, сынок. Ты будешь жидовской мордой в школе, в институте, в аспирантуре… Зато, когда ты получишь Нобелевскую премию, тебя назовут великим русским учёным!
Товарищи влезли в окно. На третьем этаже. Ну, почти – не пускали. Тогда один переоделся врачом и зашёл в здание. Дальше коридора третьего этажа пробраться бесталанному актёру провинциального театра не удалось. «Девяточники» его скрутили, он принялся кричать: «Пётр Миронович! Это я, Мицкевич! Пётр Миронович! Это Артур Иосифович Мицкевич»!
Пётр вместе с доктором Илизаровым, который прилетел проверить результаты месячного лечения своими железяками, прогуливался по палате туда-сюда. Когда шум поднялся, был как раз у двери. Открыл. Трое мордоворотов схватили небольшого круглолицего человечка в очках и ткнули этими очками в зелёный пол коридора.
– Отпустите дедушку. Он пацифист, – ухмыльнулся Тишков, когда товарища подняли и стали проверять на наличие оружия.
– Товарищ Первый Секретарь…
– Да ладно, Миша, отпустите. И вообще, кто там решает, кого ко мне пускать, а кого нет? Где Филипповна? Давайте её в соседнюю палату. Так не пойдёт. Хотя нет! Всё, съезжаю. Миша, ты главврача позови через десять минут. Я пока тут с заместителем Генерального Секретаря пообщаюсь. Заходите, Артур Иосифович. Что-то случилось? Чего это вы в маскарадном костюме?
Человечек поправил халат и поднял с пола очки. Одна дужка отвалилась – тем не менее, он водрузил конструкцию на нос. Зрелище то ещё. А не пытайся бороться с товарищами из «девятки», не Чак Норрис ведь. Очки не только лишились дужки, но ещё и одна половинка теперь смотрела вниз, а вторая вверх, и верхняя бликовала в пробивающихся в коридор лучах солнца. В общем, красавец.
– Там наши внизу.
– Миша, давай сюда «наших». Сколько там?
– Все десять членов Совета.
– Не войдут, Артур Иосифович. Спуститесь, жребий киньте, или по-другому решите. Пятерых хватит. Остальных я дам команду отвести в столовую и покормить. Нормально так будет? Ну вот и хорошо.
Человечек вышел, а Пётр переговорил с Илизаровым. Можно домой? Пусть уколы делать и осматривать к нему приезжают. Кровать если нужна, то перевезут.
– Конечно. Чего вы тут место занимаете. Здоровый бугай, уже бегать надо. За девками, – скривился недовольно уральский новатор.
– Ну правда, надоело тут.
– Хозяин – барин. Ногу пока сильно не нагружайте. Ещё пару неделек – щадящий режим.
Пятеро баптистов-евангелистов встали стройными рядами у двери. Так и пяти стульев ведь нет – кресло за ширмой да табуретка у тумбочки. Пока собирался народ, Пётр вспоминал историю знакомства с заместителем Генерального Секретаря Артуром Иосифовичем Мицкевичем. Генеральный тоже был на встрече – и это был не Шелепин. Звали Генерального Секретаря Карев Александр Васильевич. Чего это за параллельная реальность?
Всё просто: никакого отношения к коммунистической партии товарищи не имели. Не антагонисты – но и не почитатели-то уж точно. Все от неё пострадавшие. Главный вот у них – Александр Васильевич Карев, семидесятипятилетний деятель евангельско-баптистского движения в СССР, генеральный секретарь ВСЕХБ, главный редактор журнала «Братский вестник», пастор, проповедник, духовный писатель. Член правления Фонда Мира и совета Института советско-американских отношений, член Всемирного Совета Мира и Советского комитета защиты мира, представитель советского баптизма во Всемирном совете церквей.
А ВСЕХБ расшифровывается как Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов.
Встреча произошла в Павлодаре, где-то недели через две после нового года. Пётр тогда налаживал там деятельность вновь созданной немецкой республики. И записались эти товарищи к нему на приём. Жаловаться? Нет. Просить помощи? Опять нет. Правды искать? Дудки! Предложили помощь. Для СССР явление неординарное. Не любят у нас сектантов. В каких-то случаях – за дело, но в основном потому, что так велела Москва. Пётр ещё в Краснотурьинске столкнулся с активистами-комсомольцами, что боролись с немцами-баптистами. Пришлось раскрыть конституцию и мордочкой комсомольской натыкать в некоторые её статьи, потом открыть уголовный кодекс и ещё раз натыкать. «Не уймётесь – посажу за разжигание межнациональной розни. А за все предыдущие ваши самоуправства попросите прощения, и добудете для них помещение, где люди могут собираться и молиться. Есть вопросы? Или пойдём по второму варианту?» Нашли во дворце Строителей комнатку. Потом пришлось всё же вмешиваться – нужно было побольше помещение.
Ну да бог с ними. Про Генерального. Оказывается, в Немецкой республике ныне проживает несколько тысяч, а может, даже десятков тысяч меннонитов, которые в настоящее время практически слились с евангельскими христианами-баптистами, евангельскими христианами (прохановцами) и баптистами. Совет предлагал в деревнях с преобладанием меннонитов построить школы и молельные дома.
– Шутите, ребята? Церковь у нас отделена от государства, если память не изменяет. Строить церкви, мечети, синагоги и прочие молельные дома верующим нужно за свои деньги. В чём помощь-то?
– Кроме того, мы ведь построим начальные школы.
– Опять шутите. А кто будет преподавать, и, самое главное, – ЧТО? Слово божие?
– Ну, мы можем найти на несколько десятков школ на первое время учителей.
– А по окончании школы все дети тоже заделаются меннонитами? Нет. Давайте так. Кирхи, или чего у вас, строить никто не запрещает. Я с Екатериной Алексеевной отдельно переговорю. Школы стройте, если в этих деревнях или сёлах проблема со старыми – либо ветхие, либо вообще нет, и дети в другое село ходят. Ну, или школа маленькая совсем. Учителей найдём. Дальше – вот это обязательное условие – рядом со школой должна быть построена спортивная площадка и футбольное поле. А зимой – хоккейный корт. Всё. Договорились?
– Пётр Миронович, есть одна просьба. Наболевший вопрос. Служба в армии.
Нда, вот и мышеловка, а то сыра густо насыпали. В той России ввели альтернативную службу. Здесь Гречко раскричится. Да и закон ещё и не Гречко-то принимает. Верховный совет. Подгорный. Но ведь оно же было уже в СССР – только перед войной отменили. Была не была.
– Я попробую. Есть такое понятие – альтернативная служба. Чаще всего имеется в виду изучение основ медицины и работа в больницах медбратьями. Как вы на это посмотрите?
Даже шушукаться и обсуждать не стали.
– Мы вносили уже такое предложение, – Генеральный – старенький совсем. Лысый почти, только на затылке волосы курчавятся. В ссылке побывал. Всю жизнь борется за своих людей. Отменили коммунисты бога, ввели принципы строителя коммунизма. Наивные.
– Хорошо. Непростое действо, и мне не по плечу одному – но я попробую. А что, заграница нам поможет?
– Не пожалеете.
Вот теперь стоят. Что-то пошло не так, раз все припё… приехали? Закон об альтернативной службе примут в июне. Этот призыв пролетает, но в армии всем командирам дано указание – товарищей использовать во всяких медсанчастях и прочая. Оружия не выдавать. Присяга? Ну, на присягу. Не заставлять. Уговаривать.
– Что случилось-то, товар… братья во Христе? – вроде чуть походил, а нога разболелась. Скривился. Эти приняли на свой счёт, скуксились.
– Пётр Миронович, мы от имени Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов через Всемирный Совета Мира и Всемирный Совет Церквей подали вашу кандидатуру на присвоение вам Нобелевской премии мира. Обе организации подтвердили своё мнение в Нобелевском комитете. Самое неожиданное, что вы уже есть в списке – заявку подала Премьер-министр Израиля Голда Меир.
И правда – неожиданно.
Интермеццо седьмое
– Дедушка, это правда, что на зло нужно отвечать добром?
– Да, внучек, правда.
– Тогда дай мне, пожалуйста, денег на мороженое, а то я разбил твои очки…
Председатель Комитета государственной безопасности СССР генерал-полковник Георгий Карпович Цинев слушал доклад и морщился. Не от доклада – зуб болел. Ныл тут несколько дней, а сегодня дёргать начал. Не ходи к семи гадалкам – рвать нужно. Седьмой. Так и не останется. Мосты и коронки пока генерал не ставил – теперь вот придётся.
Его кривую рожу докладчик принимал на свой счёт и потел. Так ведь и удар беднягу хватит.
– Зуб болит. Вы покороче. К врачу пойду, – не просиял докладчик, но духом воспрял.
– Ноги всей этой истории растут из Международного отдела, от Пономарёва. У него там такие доки религиоведения! В их понимании что евангелисты, что евреи – одно и то же. И слушать ничего не хотят, если пытаешься что-то растолковать. Вы же знаете, Георгий Карпович, уж извините за прямоту – Леониду Ильичу ужасно нравилось, что коммунисты из всех зарубежных стран в очередь вставали ему туфлю поцеловать, как к Папе Римскому. В этом отношении между ним и Хрущёвым разницы никакой. Ну а Пономарёв эти депутации обеспечивал, а лучше сказать – покупал. Какой, к чёрту, из египетского или йеменского царька секретарь компартии? Он и не знает, что такое Ленин – фасон пиджака или рецепт шашлыка. Зато барашков в бумажке любит отменно, вот Международный отдел и выбивал для них этих барашков. А раз надо мусульман обхаживать, то всё, евреи – враги без разговоров, а баптисты, штундисты и все прочие протестанты – туда же, в кучу. Даже у нас в совете дурь – отдел по иудеям и сектам общий. Понятия не имею, кто там до такого додумался из этих объедков Коминтерна, но факт – сотни тысяч работящих, смирных людей из-за чьего-то вопиющего невежества ещё недавно держали на положении скота. Ведь не бунтуют, никакой активной антисоветчиной не занимаются – учат себе свою Библию. Как бы не аукнулось нам, когда на этот товар умный купец найдётся, – о, к концу речи даже пафос прорезался.