Текст книги "Слуга оборотней"

Автор книги: Андрей Дашков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Где-то за пределами видимого круга кружились в танце вечного проклятия мертвые Гха-Гулы, Стервятник Люгер и Магистр Глан.

Часть третья
Предводитель оборотней

Глава одиннадцатая
Поход на юг

Стая из восьми сотен конных воинов перевалила через хребет Согрис в его южной, наиболее узкой части. Позади был тяжелый трехнедельный путь вдоль безжизненных берегов Океана Забвения. Около пятидесяти оборотней навсегда остались там, погибнув в стычках с горцами. Уцелевшие не брали с собой раненых и пленных. Все они устали, но не утратили боевого духа.

Вытянувшись темной змеей, вползала стая в южную пустыню. Ее вел четырнадцатый барон Гха-Гул, известный в Белфуре под прозвищем Болотный Кот, а еще раньше получивший в шуремитском монастыре имя Олимус. Восемнадцати лет от роду, он был моложе большинства своих солдат, однако никто не оспаривал его главенства.

Впервые в истории Земмура предводитель стаи не был оборотнем. Но и миссия его была весьма необычной. Еще никогда стая не проникала так далеко на юг в неисследованные земли варваров. Олимус отправился в этот самоубийственный поход, не подозревая о том, что его ожидает. В таком же неведении пребывали остальные воины. Их учили служить и сражаться, а не задавать ненужные вопросы. Они с радостью шли на смерть, если при этом была возможность покрыть свой род неувядающей славой. Идеальные солдаты под предводительством настоящего маньяка...

Стервятник снова вел Олимуса к цели. Целью был заброшенный город Кзарн, окрестности которого никто не знал лучше его. Но и Люгер был не в состоянии избежать опасностей и ловушек, таившихся в глубине южной пустыни. Его преемнику предстояло испытать то, что когда-то испытал он сам, путешествуя вместе с аббатом Кравиусом.

Стаю и ее одержимого вожака не остановили ни нехватка воды, ни трудности передвижения по песчаным дюнам, ни нападения пустынных волков, ни гибель трех десятков воинов авангарда в зыбучих песках...

Олимус вел оборотней все дальше на юг, мимо развалин покинутых городов и селений, мимо остовов древних машин, мимо белых, как снег, скелетов, обглоданных шакалами и отшлифованных ветром. Его воины, рискуя своими жизнями, добывали жалкое количество воды в редких заболоченных низинах, над подземными источниками. В таких местах обитали гигантские жабообразные монстры. Эта вода обходилась слишком дорого – издыхающее чудовище уносило с собой в топкую могилу десятки отравленных стрел и вонзенные в глаза копья.

Беспощадное солнце сводило с ума. Найти тень в пылающий полдень становилось все труднее. Остались позади острова скал, развалины городов, оазисы и даже раскаленные солнечными лучами ржавые механизмы. Во все стороны протянулась равнина, изрезанная полукружиями сыпучих ловушек. В них солдаты иногда находили пустынных животных – волков, безухих собак и крупных грызунов, похожих на крыс. Вскоре оборотням пришлось есть этих тварей; запасы продовольствия таяли с каждым днем, и никто не знал, сколько еще продлится поход, прежде чем стая достигнет цели.

По ночам Олимус уходил подальше от места стоянки, разводил небольшой костер и долго сидел над тлеющими углями. Издали он напоминал демона, носящего в себе частицу ада. Никто не смел тревожить его в это время. Он не боялся нападения – призрак всегда находился рядом с ним и предупреждал об опасности или приближении земляных червей. Стервятник наставлял человека, и новоявленный барон жадно впитывал любые сведения о враждебном юге.

Но это не уберегло стаю от дневного кошмара. Несколько человек сошли с ума, что привело к кровавой резне. Олимусу пришлось лично наводить порядок, урезонивая озверевших оборотней с помощью своего меча. Ночью он устроил показательную казнь, оказавшуюся не такой уж бессмысленной...

Все были слишком измучены жарой и многосуточным походом, чтобы хоронить умерших. Стая уходила все дальше на юг, оставляя за собой брошенные обозные повозки, лошадиные трупы, мертвецов и экскременты.

В конце концов, наступил день, когда погасло солнце. Олимус знал, что это означает. Они приближались к Месту Пересечения...

Для оборотней же наступление тьмы стало спасением от жары и признаком того, что мир окончательно утратил свой обычный порядок. Возвращение теперь уже казалось невозможным, и отчаяние сделало их еще более злобными, еще более беспощадными.

Они остановились на мерцающей равнине, купаясь во внезапно наступившей благодатной прохладе, и смотрели на огромный седой Глаз Дьявола, всплывавший над горизонтом. Как и предсказывал призрак, ночное светило оказалось в несколько раз больше своего обычного видимого размера. Теперь Болотный Кот ожидал появления двойника Глаза. Чтобы укрепить свой авторитет в стае, он объявил об этом своим офицерам.

Когда двойник взошел в противоположной стороне небосвода и светила устремились навстречу друг другу, исчезли последние ориентиры. Больше не существовало направления на юг, смены дня и ночи, прямая перестала определять кратчайшее расстояние между двумя точками на земной поверхности, а течение времени замедлялось по мере приближения к Кзарну.

Олимус счел, что наступил момент пустить в ход свой главный козырь. Этим козырем было существо, перекупленное агентами Стаи у свободных охотников на юге Морморы и с большим трудом доставленное в Земмур. Оно было маленьким подарком Йэлти четырнадцатому барону Гха-Гулу. Его везли в клетке, внутри закрытой повозки обоза. За время похода оно получило среди солдат прозвище Песчаный Человек. Те, кто его кормил, всегда видели существо в почти полной темноте.

Когда клетку открыли и Песчаный Человек вылез из нее, позвякивая сочленениями металлического ошейника, Олимус скривился от отвращения. Даже при свете двух лун зрелище было не для слабонервных. Человеческого в обитателе пустыни осталось ровно столько, чтобы сходство казалось жуткой шуткой сбесившейся природы. Он был абсолютно голым и розовым, как свиной живот. Когда существо стояло чуть согнувшись, его руки доставали до земли. Пальцы оканчивались присосками размером с крупную монету. Лысая голова была узкой, и череп сильно выступал сзади, словно костяной флюгер. Губы на его лице отсутствовали, и оба ряда зубов были обнажены – возникало впечатление, что тело увенчано оскалившимся черепом. Безбровые глаза представляли собой две почти нераскрывшиеся щели, сквозь которые не проникал песок даже при сильном ветре. На голове и груди Песчаного Человека были видны свежие шрамы – так поработали над ним колдуны Земмура, превращая дикаря в послушное существо. Насколько им это удалось, предстояло судить барону Гха-Гулу.

Песчаный Человек должен был провести стаю трудным, почти непреодолимым для человека путем от Места Пересечения до Кзарна. Провести «вдоль течений, исходящих из этого неописуемого места и ощутимых только обитателями пустыни». Так говорил Стервятник, и Олимус в глубине души считал его слова бредом. Он не доверял проводнику-дикарю, но убедился в том, что у него нет выбора.

...Двое всадников удерживали Песчаного Человека на двух цепях, прикрепленных к ошейнику. Существо металось, издавая высокие тоскливые звуки, пока его не успокоили ударами плетей. После этого Олимус начертил на песке знаки, смысла которых сам не знал, – его научили этому в Дарм-Пассарге.

Знаки возымели странное, почти гипнотизирующее действие. Песчаный Человек долго и внимательно изучал их. Когда барону показалось, что дальнейшее ожидание бессмысленно, урод сорвался с места и побежал, натягивая цепи.

Никому из людей еще не приходилось видеть такого уродливого аллюра. Пустынное существо передвигалось, как животное, опираясь на все четыре конечности и оставляя за собой бесформенные следы. Оно выписывало плавные кривые, но, оглядываясь на тянувшийся позади отряд, Олимус неизменно видел идеально прямую линию.

Проводник вел стаю в течение нескольких часов с приличной скоростью, не требуя ни пищи, ни воды. Его голое тело даже не покрылось потом. Он дышал ровно, как хороший скакун. Ветер, несущий песок, не причинял ему никаких неудобств.

Темные скалы на горизонте постепенно увеличивались в размерах, пока не превратились в две отвесные стены сужающегося коридора, в который, как в воронку, погружалась стая. Стены были настолько высокими, что вскоре закрыли большую часть неба и обе луны. Мосты, переброшенные через ущелье на невообразимой высоте, отбрасывали на землю решетчатые тени...

В конце концов, путь по дну ущелья привел оборотней на равнину, над которой уже не было неба и светил. Твердый купол темноты накрыл затхлое пространство с невидимыми границами. Олимус почувствовал разлитый в воздухе запах. Это был забытый запах из детства. Ни с чем не сравнимый аромат травохранилища. Было что-то невыразимо зловещее в этом ненавязчивом отзвуке прошлого.

Потом впереди забрезжил лиловый свет. Призрак предупредил Олимуса, что надо опасаться этого места и злых шуток, которые могло сыграть с человеком собственное воображение. Когда Люгер вспоминал об этом, Олимус слышал незнакомый ему голос аббата Кравиуса: «Отсюда начинается дорога на юг. Для тех, кто не хочет блуждать по кругу. Здесь каждый находит то, с чем не хотел бы встречаться».

Самому барону было достаточно увидеть силуэт, темнеющий на горизонте, чтобы узнать очертания шуремитского монастыря, где десять лет назад он совершил свое первое убийство.

Туда он действительно не хотел возвращаться, но неудержимая сила «течения» влекла Песчаного Человека к месту, откуда начинались все другие пути.

Стая разбила лагерь у подножия хребта, неподалеку от монастырских стен. В отличие от настоящего предгорья здесь стояло полное безветрие. Поскольку смена дня и ночи была чисто условной и время кое-как измерялось песочными часами, барон Гха-Гул решил сразу же отправиться в монастырь. Он пошел к воротам один, положившись на свое чутье и свой меч. Он чувствовал спиной сотни настороженных взглядов, которыми его провожали оборотни.

Разлитое повсюду лиловое сияние почти не оставляло теней. Олимус нашел ворота незапертыми. Петли пронзительно заскрипели, когда он толкнул одну из створок. Монастырский двор был в точности таким, каким он его запомнил. Застывший в неподвижности сад казался вылепленным из воска. Аккуратное здание церкви возвышалось над домом аббата и домом для гостей. Службы, прилепившиеся к южной стене, сливались в серый неразличимый ряд. Не хватало только одной детали – человеческого присутствия. Монастырь представал не просто вымершим. Здесь не осталось даже следов пребывания монахов.

Олимус прошел по главной аллее и, повинуясь невнятному импульсу, повернул в сторону травохранилища. Ему все меньше нравились декорации к еще не начавшемуся спектаклю. Но изменить что-либо было не в его силах. Он до сих пор не знал, что именно должно произойти, чтобы открылась дорога в Кзарн.

Возле двери травохранилища он услышал какой-то шорох, доносившийся изнутри. Шорох, шум движения, но не звуки дыхания. Он открыл дверь и вошел в полутемное помещение, наполненное запахами зелий и трав. Кроме того, тут было изобилие склянок, ванн, горшков и ступ. Над низким деревянным столом склонилась массивная фигура в монашеской рясе.

Капюшон был поднят, но Олимус уже догадывался, кто это. Он разглядел толстые окровавленные пальцы, перебиравшие пучки каких-то растений. Человек обернулся, и барон Гха-Гул увидел его лицо.

К чести своей, Олимус даже не вздрогнул, потому что был готов к худшему. Он только нервно усмехнулся.

Травник Ворос улыбнулся ему в ответ. Олимус ощупывал его взглядом. Он изучал рану в животе, окруженную пятном запекшейся крови, и рану на шее – черную, с рваными краями, но уже бескровную. На своем коротком веку он повидал немало мертвецов и точно знал, что такие повреждения смертельны.

Глава двенадцатая
Обезглавленная любовница

– Вернулся, сопляк? – спросил Ворос, не переставая перебирать руками травы. Когда он говорил, воздух со свистом вырывался сквозь дыру в горле. Края раны подрагивали и шевелились, словно у травника было два рта. – Вернулся, чтобы опять помешать мне...

Эта непонятная фраза заставила Олимуса насторожиться. Он сделал несколько шагов, стараясь держаться подальше от травника, и заглянул в глубокую нишу в дальнем конце хранилища, где когда-то стояла лежанка. Она и теперь была там, и на ней лежала Регина в легком летнем платье.

Дочь Левиура ласково улыбнулась, увидев барона, и протянула к нему руки. В правой руке она держала костяной гребень, которым расчесывала свои роскошные волосы. И тут Олимус увидел, что ее голова отделена от туловища. То, что он принял вначале за темную нить какого-то украшения, было тонкой аккуратной линией разреза.

– Люби меня, милый, – произнесла голова, после чего тело Регины медленно поднялось с лежанки и, мягко ступая, направилось к нему. Голова следила за туловищем ясным взглядом, удобно расположившись в углублении подушки...

В правой руке, появившейся из-за спины безголового тела, обнаружился миниатюрный арбалет, которым Олимус залюбовался бы в другое время как чудесным образцом оружейного искусства. Но сейчас ему было не до этого. Серебристый блеск стрелы, направленной прямо в лоб, почему-то отвлекал от праздных мыслей.

Он не был трусом, однако его замешательство оказалось настолько сильным, что ему захотелось убежать подальше от этого места. Он уже собирался сделать это, когда обнаружил, что дорогу к двери преградил травник Ворос, державший в руках засохший ветвящийся стебель какого-то растения. На глазах у Олимуса стебель вытягивался и утолщался, превращаясь в трезубец угрожающей длины с остро заточенными зубьями.

Ворос был намного выше и массивнее барона Гха-Гула. Трезубец в его руках являлся грозным оружием. Когда травник держал его перед собой, он оказывался вне досягаемости для меча. Олимус почувствовал себя совершенно беззащитным, как голый человек в медвежьей яме.

В этот момент он забыл о призраке, но призрак помнил о нем. Мерцающий силуэт Стервятника появился над левым плечом Вороса и завертелся вокруг него искрящимся вихрем. Через мгновение его размытая субстанция заполнила пространство вокруг Олимуса и оказалась у него внутри.

Он вдыхал и выдыхал Люгера вместе с воздухом; тот растворился в его крови и лимфе, пронизывал каждую частицу его тела, как эфирный ветер. Такими же зыбкими стали его мозги. У него не осталось ни одной связной мысли, только обрывки видений и чужой навязчивый шепот, минующий уши.

Искривленные зубья трезубца были уже совсем близко от его лица, когда Стервятнику удалось остановить время. Он выбрал момент, чтобы передать четырнадцатому барону клана запретное имя. Магическая вибрация пронзила Олимуса, и он впервые увидел свой будущий ад.

Голоса стонали во тьме в вечных муках... В красной дымящейся пелене обезглавленное женское тело в легком платье и с арбалетом в руках выглядело еще более нелепо, чем в полумраке мужского монастыря. Застывшая туша травника казалась окаменевшим охотником из кошмара.

Потом он увидел фигуры, выступавшие из пелены и взиравшие на него со злобой и отвращением, – тех же оборотней, которых он встретил за синей вуалью. Они окружили Олимуса и его обездвиженных врагов. Внезапно барон почувствовал, что его рука, державшая меч, пуста. Размытый призрак клинка блуждал в кольце рыцарей, как передаваемый по наследству драгоценный талисман.

Внезапно меч сгустился и вновь обрел материальность в руках одного из самых молодых оборотней. Тот тщательно выбирал место и направление удара. После чего вогнал меч под сердце Вороса.

Пребывающий в одном-единственном моменте остановившегося времени травник даже не шелохнулся. Извлеченный из его тела клинок оказался чистым, как будто пронзил воду. То же самое оборотень проделал с безголовой статуей девушки. Обыденно и спокойно, словно упражнялся с чучелом.

Затем меч вернулся в руку последнего живого барона. Оборотни тонули в красном тумане, возвращаясь к вечной пытке. Среди них была и высокая худая фигура Стервятника. Олимус узнал его по волосам, которые теребил нездешний ветер.

Багровый мир исчез так же внезапно, как и появился. В следующее мгновение предводитель стаи снова оказался в травохранилище. Он не успел моргнуть, как трезубец пригвоздил его к деревянной стене.

Сильный удар перекладиной по кадыку вызвал у него приступ удушливого кашля. Откашлявшись, он обнаружил, что его шея охвачена двумя зубьями, вонзившимися в стену, и только это не дало ему упасть.

Над древком трезубца, казавшегося Олимусу древесным стволом, маячило улыбающееся лицо Вороса – не живого, но и невредимого. Магия клана Гха-Гулов оказалась бессильной и бесполезной. Дыра под сердцем не сделала травника более мертвым, чем он был до того.

То же самое можно было сказать о теле Регины. Оно передвигалось изящными шажками и остановилось бок о бок с Воросом. Арбалет все еще был направлен на Олимуса. Голова, лежавшая в отдалении, залилась нежным девичьим смехом.

– Почему ты хочешь убежать? – спросил знакомый голос. – Тебе придется любить меня, дорогой... Разве я тебе не нравлюсь? Ведь это ты сделал меня такой...

Лоб барона Гха-Гула покрылся испариной. Он понял одну вещь, которую мог бы понять и раньше: нельзя убить то, что уже мертво. С другой стороны, у него появилась надежда. Травник не прикончил его сразу. Происходящее в Месте Пересечения должно было иметь тайный смысл. Очередное испытание? Мистическая игра? Искусство преодолевать искушения?..

Олимус был человеком действия, а не размышления. Он не искал ответы внутри себя. Поэтому он терпеливо ждал, чего захотят от него воплощения тех, кого он убил.

– Убери меч, – приказал Ворос, и Олимус послушно спрятал в ножны бесполезное оружие. – Теперь иди за ней.

Женская фигура проплыла мимо него и исчезла за дверью. Травник вытащил из стены трезубец, и барон перестал чувствовать себя мухой, наколотой на булавку. Он вышел на монастырский двор и увидел светлое платье, уже мелькавшее между деревьями застывшего сада. Пришлось идти быстро, чтобы не потерять его из виду. Оглянувшись, Олимус увидел, что травник шагает за ним и бережно несет в руках голову Регины.

Они подошли к восточной стене. В том мире, который Олимус помнил и который считал реальным, эта стена была частью хребта, надстроенной до необходимой высоты. За нею начинался крутой подъем к заснеженным вершинам. Теперь в той стороне не было гор, а только пустое темное пространство, необъяснимым образом притягивавшее барона Гха-Гула.

В стене, которой полагалось быть глухой, имелись ворота, затянутые жидким зеркалом. Олимус посчитал его жидким из-за пробегавшей по зеркалу ряби, искажавшей отражения. Он увидел в зеркале себя, безголовую женскую фигуру и приближавшегося травника.

Возле зеркала Регина обернулась и положила руки ему на плечи. Арбалет куда-то исчез. Нежные пальцы коснулись его кожи... Он долго не мог оторвать взгляда от черно-фиолетового среза шеи и изуродованных внутренностей. Ничего более безумного, чем ласки безголовой женщины, он не мог себе представить. Тем не менее, ему пришлось испытать их.

Похоже, Ворос добровольно взял на себя роль слуги или безмолвной подставки для головы.

– Люби меня, – прошептала голова. – И я открою тебе дорогу в Кзарн.

Одного этого обещания было достаточно, чтобы Олимус изменил свое отношение к происходящему. Обычный человек вряд ли выдержал бы это. Но барон не был обычным человеком. Извращенное зло стало его стихией. Даже размытую грань между реальностью и галлюцинацией он переступил без труда.

Он хладнокровно обнял женское тело, потом протянул одну руку и коснулся поверхности зеркала. Ладонь ощутила холод и твердость стали.

Руки Регины уже раздевали его и потянули вниз. Голова, находясь в руках у монаха-травника, шептала какие-то сладострастные глупости. Олимус поразился самому себе, когда вдруг почувствовал возбуждение.

В этот момент он понял, что в нем есть нечто нечеловеческое. Но это «нечто» не было и звериным. Он был превращен в машину убийства и насилия, обросшую хищной плотью, и управляемую из недоступной области мозга...

Конечно, ему не хватало женских губ и волос. С закрытыми глазами он инстинктивно тянулся к ним, но потом вспоминал, что они находятся в десятке шагов от него. В остальном же тело Регины вполне соответствовало его воспоминаниям. Оно было таким же податливым и жадным до ласк.

Он грубо разорвал платье и впился зубами в ее кожу, имевшую знакомый запах. Голова вскрикивала в руках травника, когда он причинял телу боль. Женские ноги обвили его, заключив в тесный капкан страсти. Руки терзали спину. Ногти ритмично вонзались в нее, словно шпоры в бока скакуна...

Жуткая любовница заставила Олимуса забыть обо всем. Естественная человеческая брезгливость и страх дремали за толстыми непроницаемыми стенами похоти, имевшей неиссякаемый источник... В огромном зеркале он увидел себя – длинноволосое чудовище, занимающееся любовью с безголовым трупом. Олимус ощущал присутствие Люгера, но тот оставался невидимым, словно птица, парящая за облаками. Барон был доволен собой и надеялся, что отец тоже им доволен...

Наконец голова закричала от боли и наслаждения одновременно. Она кричала так долго и так страшно, что у травника Вороса задрожали руки. Тело же, вцепившееся в Олимуса, словно паук, сразу стало отвратительным и чужим. В перерезанном горле начало пульсировать что-то. Барон с трудом оторвал от себя ослабевшие девичьи руки и откатился в сторону, схватив одежду и меч.

Длинная извилистая трещина расколола поверхность зеркала, а заодно и землю под телом Регины. За открывающимися воротами появилась гладкая, как стол, равнина, слегка подсвеченная далеким зеленым сиянием. Волшебный и манящий пейзаж...

Женское тело некоторое время цеплялось руками за край расширяющейся пропасти. Голова рыдала в руках Вороса и звала на помощь Олимуса. У того все плыло перед глазами, как в кошмарном сне...

Наконец пальцы девушки разжались, и тело рухнуло вниз. Голова завизжала так истошно, что Ворос сорвался с места и побежал к пропасти. Барон с ужасом смотрел на его безумные выпученные глаза. Он успел встретиться взглядом и с головой Регины. В ее глазах были мольба и мука.

– Ищи меня! – прокричала голова напоследок, прежде чем Ворос прыгнул в пропасть со своей страшной ношей.

Женский голос стих, и Олимус неторопливо оделся в наступившей тишине. Снова ощутив уверенность в себе, он обвел взглядом волшебную равнину. По ту сторону ворот застыли маленькие фигурки всадников. Не было никакого сомнения в том, что они поджидают кого-то.

От Стервятника он знал достаточно о варварах и Неприкасаемых, чтобы понять: все только начинается и настоящая война еще впереди.

Четырнадцатый барон Гха-Гул улыбнулся.

Позади было время абсурдных чудес. За стеной фальшивого монастыря стояла лагерем его стая. Он надеялся, что теперь даст работу оборотням, которых привел с собой. Все они любили свое простое и кровавое ремесло.

Он был уверен, что не разочарует их.