Текст книги "Слуга оборотней"

Автор книги: Андрей Дашков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава четвертая
Беглец

Несмотря на свою молодость, Олимус был прекрасно осведомлен о порядках в монастыре. В частности, он знал, что ворота запираются на ночь, превращая внутренний двор в достаточно труднодоступное место. Поэтому он не стал тратить время на бесполезные попытки и направился прямиком в ткацкие мастерские, где раздобыл длинную прочную веревку. Потом с непонятно откуда взявшейся расчетливостью посетил трапезную и набил живот остатками ужина, а полотняный мешок – вяленым мясом и хлебными сухарями.

Прокравшись через уютное монастырское кладбище, он оказался во фруктовом саду, где едва не столкнулся с аббатом Пебалем, прогуливавшимся под звездами и погруженным в благочестивые размышления. Если Пебаль и заметил фигуру послушника, метнувшегося в кусты, то не придал этому значения.

Олимус проводил взглядом его спину. Рука мальчика все еще сжимала клинок, и он на какое-то мгновение вдруг ПРЕДСТАВИЛ, что снова может пустить его в ход.

Это было похоже на наваждение; он тотчас же испугался собственных мыслей. В конце концов, настоятель не сделал ему ничего плохого...

Олимус почувствовал чье-то присутствие за своей спиной. Резко обернувшись, он увидел белую руку с длинными изогнутыми ногтями, висевшую в темноте. Полупрозрачное запястье постепенно растворялось в воздухе.

Он узнал эту руку, и его спина покрылась холодным потом. Потом рука Стервятника исчезла бесследно и вместе с нею исчезло преступное желание Олимуса, исчезла жажда крови...

Дождавшись, когда Пебаль скроется из виду, мальчик выбрался из своего укрытия и побежал в сторону служб, размещавшихся под южной стеной, которая в том месте была и самой низкой. Здесь он воспользовался лестницей, чтобы взобраться на крышу травохранилища (при этом он вспомнил о Воросе и не смог удержаться от улыбки), а оттуда – на внешнюю монастырскую стену, имевшую около двух шагов в ширину.

Обвязав веревку вокруг столба, поддерживавшего навес, Олимус сбросил вниз мешок с едой и кинжал, – клинок со звоном ударился о камни. Потом стал спускаться в темноту на свой страх и риск, даже не зная, достанет ли веревка до земли.

Он завис на высоте второго этажа, упираясь ногами в отвесную стену и держась за измочаленный конец веревки. Он долго не решался прыгнуть в темноту – со сломанной ногой ему не удалось бы уйти далеко. Он не знал, каким может быть наказание за убийство монаха, но вообще не хотел быть наказанным...

Никто не посвящал его в таинство Превращений. В отличие от отпрысков благородных семейств у него не было личного учителя магии или старшего в роду – того, кто постепенно развил бы в нем рискованные свойства, способные не только спасти в безнадежной ситуации, но и существенно укорачивающие жизнь. Церковь никогда не приветствовала Превращения, а о практике в монастыре шуремитов не могло быть и речи.

Поэтому Олимус некоторое время был беспомощен. Потом вдруг почувствовал, как кто-то невидимый тянет его вниз. Темнота под ним была слишком уж плотной. Излучение Люгера пронизывало все вокруг. Какая-то птица жутко закричала из-за звезд, и мальчик разжал руки.

Ему отчаянно хотелось выжить. Сжавшись в ожидании удара о землю, он падал, омываемый струями ночного воздуха. И вдруг развел руки в стороны... Падение длилось не более секунды. Когда пустота в его голове снова начала заполняться, он обнаружил, что мир изменился, распавшись надвое.

Вокруг рассеивался какой-то дым, и сквозь него проступали искаженные линии стены, покосившееся небо, с которого исчезли звезды, качающиеся деревья и выпуклая земля. Сотни интенсивных запахов и звуков буквально раздирали на части его внимание...

Повинуясь неведомому инстинкту, он изменил положение своего тела раньше, чем успел осознать это, и все резко перевернулось у него перед глазами.

Черный котенок величиной с зайца мягко приземлился, несмотря на опутавший его бесформенный кокон одежды. Олимус припал к камням, прижав к голове остроконечные уши, и замер, свыкаясь с самыми необычными ощущениями в своей короткой жизни.

Он вспомнил мгновение, предшествовавшее превращению, – мгновение, когда метаморфоза уже не зависела от его желания и стала неизбежной. Таинство открылось ему под угрозой падения. Его сознание было подготовлено к этому долгими бдениями наедине с призраком, хотя Олимус и не понимал этого.

Теперь он видел в темноте несравненно лучше, чем человек, и стал гораздо подвижнее. Его гибкое кошачье тело оказалось совершенным и чувствительным к легчайшим прикосновениям. Он выпустил и спрятал свои острые когти, поиграл хвостом. Густая черная шерсть согревала его, и он не почувствовал себя обнаженным даже тогда, когда выпутался из одежды.

И все же ему предстояло обратное превращение. Он хотел завладеть оружием и иметь запас еды на несколько суток. В монастыре он получил кое-какое представление о географии. Он решил идти на запад, к берегу моря и большим незнакомым городам. На самом деле его целью был Скел-Могд, но Олимус еще не подозревал об этом. Тем не менее, прекрасно ориентируясь в теле кошки, он выбрал направление и наметил ориентиры.

Темного котенка, притаившегося среди камней, окутало дымное облако. Густой дым столбом поднялся в небо, а на его месте остался сидеть голый мальчик, поспешивший натянуть на себя брошенную одежду.

Превращение в человека удалось ему легко и уже не было таким ошеломляющим. Олимус учился быстро. К тому, что за это удовольствие придется заплатить годами жизни, он пока еще относился довольно легкомысленно.

Он подобрал свой клинок, мешок с провизией и без всякого сожаления отправился прочь от монастырских стен. Ни разу не оглянувшись, он вошел в лес, который даже днем был диким и опасным местом.

Черные кроны сомкнулись над ним, как грозовые облака. Какой-то крупный зверь бродил в зарослях, потрескивая сухими ветвями. Гулко закричала разбуженная лесная тварь... И все же чаща пугала Олимуса гораздо меньше, чем жуткие зыбкие ландшафты, в которые уводил его во время сновидений неприкаянный дух Стервятника Люгера.

К исходу третьего дня отощавшего и смертельно измученного мальчика подобрал небольшой отряд контрабандистов, высадившихся на северном берегу моря Уртаб. Когда Олимус уснул в их лагере, они осмотрели его одежду и клинок со следами засохшей крови. Утром его не стали прогонять – при условии, что он не будет задерживать продвижение отряда.

Последующие трое суток Олимус не отставал от взрослых мужчин и даже нес кое-какую поклажу. Никому не удалось разговорить мальчика и узнать его историю. В конце концов, его приняли за одного из бесчисленных рыбацких детей, оставшихся без семьи и крова.

Он не жаловался и не задавал лишних вопросов. Странными казались его недетская сдержанность и долгие ночные бдения у костра. Он и сам не понимал, что именно открывалось ему в танцующих языках пламени. Призрак отца не появлялся во время этих медитаций, зато Олимусу дважды приходилось видеть пейзажи, среди которых отряд оказывался лишь на следующий день.

После того как мальчик дал дельный совет предводителю отряда относительно выбора дороги, тот начал присматриваться к нему внимательнее и даже заподозрил в нем гарбийского шпиона. Подозрение было нелепым, однако стоимость товара, по мнению контрабандистов, намного превышала ценность человеческой жизни.

Олимус почуял неладное задолго до того, как спутники решили избавиться от него. На привале он проснулся от охватившего его чувства сильнейшей тревоги. Он не пошевелился, приоткрыл глаза и посмотрел на спящих и застывшего в отдалении часового. Внутренние часы отмеряли время, оставшееся до того момента, когда мальчика могли удавить, как щенка...

Кто-то позвал его из леса, обступившего место стоянки. Зов был беззвучным и похожим на притяжение призрака из стены. Олимус безраздельно доверял ему. Он бесшумно перекатился на живот, схватил свой клинок, с которым старался не расставаться, ближайший мешок с товаром и стал отползать в темноту.

Вскоре костер превратился в едва приметный огонек, мерцавший между частоколом стволов. Теперь беглец знал дорогу не хуже контрабандистов, потому что держал уши открытыми. До гарбийской столицы Эльмарзора оставалось не более суток пути. Он еще не представлял себе, что спрятано в мешке и что сделает с товаром, но это мало беспокоило его.

Олимус уверенно двигался в темноте, прислушиваясь к звукам леса. Ему даже показалось, что он расслышал проклятия, которыми разразился вожак контрабандистов, обнаружив исчезновение мальчишки. На его лице появилась мстительная улыбка. Мешок, который он нес за плечами, был его первым в жизни трофеем.

Часть вторая
Слуга призрака

Глава пятая
Разбойник

Пятнадцатилетняя дочь герцога Левиура Регина возвращалась из столицы в фамильный замок. Карета с гербами, запряженная лучшей четверкой из герцогских конюшен, летела по восточному тракту, оставляя за собой длинный шлейф пыли. Ее сопровождал отряд охраны из двадцати всадников.

В карете, кроме Регины, находились ее служанка и старый шут герцога Дилгус, к которому девушка привыкла с раннего детства и которого считала своей игрушкой. Дилгус давно утратил былую подвижность и остроумие, баловался черной магией, слыл неплохим бойцом на мечах и относился к жизни с той долей цинизма, которая, по мнению Левиура, могла быть полезной его дочери.

Регина смотрела в окошко кареты на проплывавшие мимо холмы, поросшие редким лесом. Ее красивое надменное лицо сейчас было хмурым и недовольным. Ей предстояло провести скучный сезон в замке, и это не вызывало ничего, кроме раздражения. Ни развлечений, ни кавалеров, ни даже общества пресыщенных подруг... Регина протестовала против внезапного решения отца удалить ее из столицы, однако герцог был непреклонен.

Она была развита не по годам и хорошо понимала, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Левиур стал злым и раздражительным, часто совещался со своими приближенными, а охрана вокруг дворца в Скел-Могде была удвоена. Когда он решил отправить дочь в замок, ей стало ясно, что угроза непосредственно касается и ее. Но кто мог угрожать одной из знатнейших особ королевства в самой столице?!. Герцогиня осталась в городе, но она уже давно жила своей собственной жизнью.

Регина терялась в догадках, а проклятый клоун Дилгус ничем не хотел помочь ей. Она злилась на шута, тот отвечал в своей обычной нагловатой манере, но замолкал как рыба, едва разговор касался их постыдного бегства.

Карета в окружении всадников въехала в прибрежный лес. Дорога сузилась, и охранники вытянулись в длинную цепь – впереди и позади экипажа. Предстояло преодолеть самый дикий участок пути до замка, представлявшего собой неприступную трехвековую крепость на морском берегу.

Когда Регина услышала оглушительный разбойничий свист и крики своих людей, она не поверила своим ушам. Напасть на карету герцога в двух часах езды от столицы было неслыханной дерзостью. Она испытала не страх, а скорее любопытство. Самое худшее еще не укладывалось в ее голове. Дилгус же с мрачным видом забился в свой угол, и Регине показалось, что он ожидал чего-то подобного.

А снаружи началась нешуточная схватка. Количество нападавших, по-видимому, намного превышало количество людей герцога; к тому же лесные бандиты использовали арбалеты и луки, на расстоянии выводя из строя большую часть охранников. Еще несколько человек были зарезаны при попытке защитить экипаж, взяв его в кольцо. Тогда кучер погнал лошадей, и карета дважды опасно накренилась, переезжая через трупы.

Несколько уцелевших солдат устремились за нею. Но их быстро настигала плотная группа бандитов на свежих лошадях... Стрела, пущенная из засады, пробила голову кучера, и он сполз вниз, запутавшись в постромках. Никем не подгоняемая четверка проскакала еще немного, пока один из бандитов, вылетев ей наперерез с лесной тропы, не подхватил вожжи и не остановил упряжку.

К этому времени крики умирающих и лязг металла уже произвели на Регину должное впечатление. Приключение перестало казаться щекочущим нервы развлечением. Она крепко обняла смертельно побледневшую служанку и начала молиться под язвительным взглядом шута Дилгуса.

Дверца распахнулась, и Регина увидела грубое крестьянское лицо с всклокоченной рыжей бородой. Детина, вооруженный широким кинжалом, схватил шута за одежду и без церемоний выдернул из кареты. С дочерью герцога поступили еще хуже. Сильная рука вцепилась в ее волосы и потянула наружу, пригибая голову к земле. Крича от боли и унижения, Регина пыталась царапаться и отбиваться, но ее быстро успокоили увесистой пощечиной, а потом накинули на голову мешок, туго затянув петлю вокруг шеи.

Она услышала сдавленный плач служанки, стук своих драгоценностей, пересыпающихся в найденной бандитами шкатулке, приглушенные голоса мужчин, делающих привычную работу. Потом кто-то сорвал изумрудное колье с ее груди и снял с пальцев кольца и перстни.

И все же нападавшие вели себя не совсем обычно для грабителей. Они не отпустили пленников, но и не стали убивать их. Вместо этого кто-то легко забросил Регину на спину лошади, и она оказалась в объятиях весьма дурно пахнувшего мужчины. После этого ее, полуживую от страха и тревоги, повезли в неизвестном направлении. Она прислушивалась к звукам, доносившимся сквозь плотную ткань мешка, и гадала: когда доблестные солдаты герцога освободят ее?..

Бандиты двигались не спеша, громко обсуждая перипетии схватки и женские достоинства пленницы. Лошади дважды пересекли водные преграды, преодолели крутой подъем, а потом долго пробирались сквозь густые заросли. Наконец, раздались приветственные возгласы. Регину опустили на землю и сняли с ее головы мешок.

Она увидела лагерь, разбитый в глухом уголке леса. К ее радости, Дилгуса и служанку разбойники тоже привезли сюда. У шута были связаны руки, а на лице имелось несколько свежих кровоподтеков.

Тревога Регины сменилась гневом. О, она знала, какого наказания потребует для бандитов! Они еще будут ползать в ее ногах, умоляя о пощаде, но она вряд ли смягчится. Несмотря на молодость, дочь герцога хорошо усвоила, что власть подразумевает жестокость и безжалостность по отношению к врагам. Сейчас она была унижена и бессильна, но в будущем весы могли качнуться в другую сторону.

Таким образом, ей нельзя было отказать в мужестве... Впрочем, она оказалась слишком самонадеянной. Ближайшей ночью ей предстояло гораздо более страшное испытание.

До Регины доходили слухи о бандитах, появившихся в белфурских лесах, и в частности, об их знаменитом вожаке по кличке Болотный Кот, однако она, подобно большинству столичных аристократов, не придавала этому особого значения. За стенами Скел-Могда угроза казалась отдаленной и смехотворной.

Король несколько раз посылал войска, которым удавалось уничтожить значительное количество бандитов, но их предводители всегда избегали облавы. Допросы пленных и попытки использовать шпионов также ничего не дали: банды часто и непредсказуемым образом меняли места стоянок, а шпионы просто не возвращались. Иногда королевские солдаты находили их изуродованные тела.

Постепенно в окружении короля утвердилось мнение, что бандитами руководит не совсем обычный человек. Его действия были слишком изощренными, а способность ускользать от преследования – почти сверхъестественной. До сих пор он ограничивался грабежом купцов, неосторожных представителей знати и плохо охраняемых караванов, причем поступал одинаково жестоко как с гарбийскими, так и с валидийскими подданными, и даже с редкими гостями из Земмура.

Его успехи приводили к увеличению численности бандитов, однако Регине и в голову не могло прийти, что их окажется так много. Она насчитала больше двадцати шалашей, стоявших между деревьями, и несколько десятков хорошо вооруженных людей. Лесное братство было весьма разношерстным – от бывших нищих Эльмарзора до разорившихся адольских купцов.

Всех троих пленников привязали к толстому дереву, росшему в центре лагеря. После этого разбойники занялись своими делами. Иногда Регина ловила на себе голодные мужские взгляды, но никто не посмел зайти дальше этого. У нее сложилось впечатление, что в банде поддерживается железная дисциплина. Никто не ссорился из-за добычи и не предъявлял своих прав на женщин. Но это только усилило ее тревогу. Значит, она оказалась во власти действительно опасного человека.

До вечера ей не давали ни пить, ни есть. Ноги болели так, что она почти висла на веревках. Когда запылали первые костры, какой-то человек со следами кожной болезни на лице принес Регине миску похлебки и грубо влил ей в глотку густую обжигающую жидкость. Слезы выступили у нее на глазах, но она не перестала испытывать голод.

Когда стемнело, ей стало казаться, что она попала в племя сказочных каннибалов. Где-то звенели клинки, хрипели лошади, потрескивали горящие дрова... Она ощущала себя жертвой, подготовленной для зловещего ритуала. Тихие всхлипывания служанки раздражали ее. Проклятый Дилгус помалкивал, если вообще был в сознании.

– Эй! Шут! – позвала она, пытаясь повернуть голову так, чтобы увидеть его.

– Ты вспомнила о Дилгусе? – ответил язвительный старческий голос. – А Дилгус уже стал деревом!

– Хватит дурака валять! – оборвала его Регина. – Думай лучше, как выбраться отсюда.

– Пусть теперь об этом думает твой дурак-папаша. Или твоя шлюха-мамаша. Или думай сама, пустая голова!

Регина зашипела от злости.

– Когда-нибудь прикажу выпустить тебе кишки и с удовольствием посмотрю на них!

– Я и сам их никогда не видел. Посмотрим вместе, если доживем до утра. В чем я сильно сомневаюсь. Будь покладистой девочкой и спасешь бедного старого дурака.

В тот вечер шут действительно перегнул палку. Регину вдруг охватило такое отчаяние, словно она провалилась в ад. Она была согласна на что угодно, лишь бы прекратилась эта пытка неподвижностью и ожиданием, полным неопределенного страха и ужасных предчувствий.

Как будто угадав ее мысли, из темноты появился все тот же человек с обезображенным лицом и освободил ее. Она сделала два нетвердых шага онемевшими ногами и пошатнулась. Он подхватил ее своими бледно-желтыми, изъеденными язвами руками, и она невольно содрогнулась от омерзения.

Человек заметил это и криво усмехнулся. При этом выражение его водянистых глаз совершенно не изменилось. Регина не обманывала себя – то были глаза патологического убийцы.

По приказу этого урода Дилгуса и служанку отвели в сторону, а сам он повел Регину к одному из шалашей, стоявшему в отдалении от остальных. Здесь было тихо и почти совсем темно. Человек с язвами раздвинул куски ткани, которыми был завешен вход, и втолкнул девушку в шалаш.

После этого воля Регины была подчинена сильнейшему внешнему воздействию. В сочетании с ее извращенным любопытством это должно было иметь печальные последствия. Она увидела... Если бы она и захотела не смотреть, то все равно не могла бы отвернуться и убежать.

Глава шестая
Насильник

Внутри шалаша мерцало кольцо из свечей, горевших ровным голубым пламенем. В центре кольца лежало зеркало, обращенное отражающей поверхностью кверху, а возле него неподвижно сидели двое: смуглый человек с длинными темными волосами и существо из кошмара.

Когда Регина немного пришла в себя, она поняла, что существо похоже на огромного лебедя, покрытого стальными черными перьями. Узкие, совсем не птичьи глаза без зрачков испускали ядовитое желтое сияние. У твари был красный клюв, крылья, неловко распростертые на земле, и покрытое частицами инея тело.

Регина оторвалась от гипнотизирующих глаз лебедя, перевела взгляд на человека и поразилась его молодости. Он был совсем юным, на год или два старше ее; гладкое безбородое лицо можно было бы назвать красивым, если бы не лежавший на нем отпечаток какой-то угнетающей маниакальной страсти. В длинные волосы юноши, достигавшие бедер, были вплетены полоски сброшенной змеиной кожи...

Регина слышала легенды о старых магах, возвращавших себе юность, но этот человек не выглядел замаскировавшимся стариком. Его тело было изящным и гибким, пальцы – тонкими и не испорченными грубой работой, голос, который она услышала позже, – тихим и глубоким. В лебеде было что-то непередаваемо страшное, в юноше – что-то непоправимо порочное. Собравшись вместе, они производили сильное впечатление...

Минуту или больше девушка стояла, словно пораженная громом, а странная пара предавалась безмолвному созерцанию темного зеркала.

– Подойди, – вдруг тихо приказал юноша, и у нее не осталось сомнений в том, что он и есть тот, кого называли Болотным Котом.

Она сделала шаг, другой, пересекла границу светящегося кольца – и еле устояла на ногах. Зеркало приковало к себе ее взгляд.

Она увидела в нем еще одного человека, которого не было в шалаше. Увидела темные провалы вместо глаз и длинные пепельные волосы. И руки, тасующие колоду карт с кроваво-красными рубашками, окаймленными черным. И брезгливо искривленные чувственные губы...

Человек по ту сторону зеркала стал выбрасывать карты, и они выступали над гладкой поверхностью, словно всплывали из мерцающей глубины.

В кругу белфурской знати гадание давно превратилось в развлечение. Здесь же к этому, похоже, относились весьма серьезно. Голова лебедя начала покачиваться на длинной шее в такт неслышной музыке. Юноша еще ниже склонился над зеркалом.

Регине тоже пришлось отнестись к оракулу серьезно, когда она увидела карту Императора, выпавшую в обратной позиции. Она не сразу поняла, что у мужчины на карте было лицо ее отца, превратившееся в трагическую маску.

Болотный Кот удовлетворенно улыбнулся и накрыл карту ладонью. Когда он убрал руку, Император уже отвернулся, и Регина увидела его затылок и спину. Вожак бандитов стал переворачивать другие карты сложной фигуры оракула. Лебедь помогал ему клювом...

Регина знала о способах гадания очень мало, а данная фигура оракула вообще была ей неизвестна. Кроме того, она преувеличивала свою роль – представление предназначалось не для нее. Дочь герцога была всего лишь еще одной картой в колоде, которой распоряжались седоволосый колдун и двое его слуг. Все, что она видела, проходило перед нею, точно сновидение. Большую часть происходящего она вообще не запомнила...

Карта Смерти в окружении Тройки Мечей, Надежды и перевернутой Луны. Перемены при странных обстоятельствах... Бессмысленность усилий... Кровь... Ненужные жертвы...

Семерка Пентаклей в позиции близкого будущего. Проникновение тонкого в плотное... Наведение порчи... Усиление чужого влияния...

Дьявол под Шестеркой Чаш. Соседство перевернутой Силы. Сладострастие...

Слишком много карт... Путаются мысли... Как отличить реальность от видения?.. Регина перестала искать подсказки оракула. Все равно она ошибалась...

Последней выпала карта Влюбленных. Обнаженные любовники медленно двигались, подчиняясь ритму соития. Их лица были закрыты длинными волосами. Вдруг Регина узнала в женщине себя, свое тело, свои волосы, свои руки...

Лебедь дико закричал, вытянув шею, и забил крыльями, обдавая ее потоками сырого холодного воздуха. Юноша снова мрачно улыбался, глядя на нее. В его взгляде она прочла жалость, и это оскорбило ее, как пощечина.

Изображения на картах становились зыбкими и темными. Сами карты возвращались в глубину, из которой появились, – прямо в руки существа, находившегося по ту сторону зеркала. Седоволосый призрак собрал их в колоду, тотчас же превратившуюся в сгусток темноты.

Атмосфера в шалаше стала удушливой. Регина содрогнулась, вступая в полосу неотвратимого. Юноша и лебедь были частью нездешнего колдовства. Ее ноги оказались скованы льдом, и она не могла двинуться с места...

Юный маньяк склонился над потемневшим зеркалом и приблизил к нему свое лицо. Навстречу ему всплывало лицо седоволосого. Их губы соприкоснулись в долгом поцелуе, в котором не было ничего сексуального. Только знак глубочайшей мистической близости, возможной между отцом и сыном или между хозяином и рабом...

После того как Болотный Кот выпрямился, на потемневшей поверхности зеркала не осталось ни капли влаги.

Олимус смотрел на стоявшую перед ним насмерть перепуганную женщину. Она была красива, но, пожалуй, слишком молода, чтобы вызвать у него желание. Он предпочитал заниматься любовью с опытными и развратными пленницами из аристократок, страх которых только обострял чувства. Однако сейчас дело было не в его желаниях. В любой момент он мог стать страстным и неутомимым любовником. Достаточно было призвать на помощь своего потустороннего союзника...

Сегодня ему представился особенный случай. На самом деле этот «случай» был подготовлен всей его семнадцатилетней жизнью, но Олимус давно не воспринимал разницу между собственными намерениями и предопределением. Наконец-то он добрался до Левиура, до самых герцогских печенок, омытых голубой кровью, до того уголка его сердца, куда можно впрыснуть смертельный яд. Хороший выдался день! И хорошая будет ночь!..

Вот и призрак пришел к нему этой ночью. Его указания были совершенно недвусмысленными, и Олимус знал, что не обманет ожиданий того, кому был обязан всем – своей жизнью, своей неуязвимостью, своим исключительным положением среди бандитов, своим жутким даром... Молодые чресла, полные похоти, совершат то, чего уже не может сделать черная бездомная душа. Он знал и другое: как всегда, в приказании Стервятника был подвох – совершая зло, Олимус еще глубже увязал в трясине зависимости. Но то была зависимость приятная, как разделенный с кем-то грех...

Он поднялся на ноги и обошел вокруг дочери герцога. Остановился позади нее и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, как будто он прикоснулся к ней чем-то мокрым и холодным. Однако не посмела повернуть голову. Танец лебедя заворожил ее.

Два желтых глаза пылали, словно далекие луны, скользящие в темноте. Иней осыпался с крыльев золотой пылью, алый клюв стал мягким и упругим, как человеческие губы... Другие губы прикоснулись к ее шее, и обжигающее жало языка медленно заструилось по руслу ее позвоночника...

Страх Регины стал каким-то отвлеченным, словно все это происходило не с нею. Она ощутила лихорадочный жар. Чьи-то быстрые пальцы расстегнули ее платье и расшнуровали корсет... Обнажилась ее почти сформировавшаяся грудь, и девушка с облегчением погрузилась в пронизанное летящими кристаллами льда пространство, в котором вырастал лебедь, поднимаясь на темнокожих мужских ногах...

Жалящий язык уже достиг основания позвоночного столба и опускался ниже и ниже... Вскоре она почувствовала, что истекает влагой. Вожделение оказалось настолько сильным, что она застонала и судорожно выпрямилась, но ее ноги по-прежнему были скованы льдом.

Платье упало вниз. Она была полностью обнажена, и невидимые руки ласкали ее вместе с лебединым клювом. Лоснящаяся длинная шея извивалась где-то между ее ног, потом она поняла, что это уже не шея. Она потянулась ртом к этому скользкому жадному органу... Тут кто-то подтолкнул ее сзади, и она упала на живот. Под нею оказалась раздавленная лебединая плоть – наполовину мужская, наполовину птичья – холодная, как зимняя могила, и все же непереносимо влекущая...

Длинноволосый юноша лег на нее. Она ощутила тяжесть и тепло его тела; волосы упали сверху, окружив ее голову коконом струящегося черного дождя. Потом он вошел в нее сзади, и вместе с болью мгновенно исчезло наваждение.

Она лежала на мокрых листьях, смешанных с грязью. Еще больше грязи было внутри. Что-то яростно терзало ее внутренности. Она закричала и вцепилась в волосы Олимуса. Несмотря на боль, тот молча зажал ей рукой нос и рот, пока она не ослабила хватку. После этого он вывернул ее голову и дважды жестоко ударил. Кровь потекла из разбитого носа и губ...

Олимус приподнялся на руках и продолжал насиловать ее, уже почти потерявшую сознание. Иногда она приходила в себя и снова начинала вырываться, визжа, как кошка, но, похоже, это еще больше возбуждало его. Несмотря на худобу, он оказался намного сильнее девушки. Ее кожа была иссечена его ногтями, бедра залиты кровью и еще чем-то липким, грязь облепила лицо и набивалась в рот...

Никогда ей не снился столь жуткий кошмар. Она переносила унижение такое глубокое, что после него было возможно либо самоубийство, либо... любовь. Регина и не подозревала, что так извращена. Болотный Кот лишил ее не только девственности, но и надежды.

Где-то очень далеко и вместе с тем очень близко от лесного лагеря, в убежище, замороженном холодом бессмертия, Стервятник Люгер готов был завыть от радости. Но у него не было легких и не было рта.

Сопляк все-таки сделал ЭТО. Его избранник, его воспитанник, его плотская половина, орудие его мести... Он обесчестил дочь Левиура, не подозревая, что та является его сестрой. Таким образом, он повторил в какой-то мере ошибку самого Люгера, причинявшую тому такое страдание. Только Олимус совершил нечто худшее...

Стервятник испытывал наслаждение, втягивая юнца в черную трясину насилия и зла. Когда-нибудь Люгер откроет ему истину и будет единственным, кто поможет человечку справиться с этим...

Но сейчас его темный замысел только начинал воплощаться. Глан должен быть доволен. Для мертвого Магистра Лиги, как и для бывшего валидийского дворянина, время ожидания уже не имело значения.

Семнадцать лет пролетели, как одно мгновение. Семнадцать призрачных лет... Где-то в непоправимом прошлом остались Сегейла, Венга, Гагиус, Морт... Теперь Стервятник сам управлял человеческой судьбой, и нити его колдовства протянулись в непоправимое будущее.