Текст книги "Золотая лоция (СИ)"

Автор книги: Андрей Демидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

  За дальними горами есть море железное,

  На том море столб медный, на том столбу пастух золотой!

  А стоит тот столб от воды до неба, от востока до запада.

  Завещает, заповедует пастух золотой своим детям:

  Железу, меди, олову, серебру, стреле и ножу, копьям и топорам.

  А завет всем богам, своим и иноверным, и детям своим у него такой:

  Усните в небесах, боги чужеземные,

  Уймитесь, злые ветры, железо и стрелы,

  Раздайся, путь перед людьми земли стреблянской,

  Земли, рождённой изо льда, Тёмной Земли.

  А тела воинства Стовова есть крепче камня Алатырь,

  Глаза зорче солнца.

  Ярило, Велес, Даждьбог, Мать-Рысь и Змея смотрят в их глаза,

  Земля тверда под шагом коней, мягка, когда они спят.

  Ветер Елим толкает их парус, Стожарь-звезда указывает дорогу,

  Волки верные и галки шумные оберегают от засад…

Под это пение Стовов снял Часлава с седла, подъехал к самой воде, и оценивающе посмотрел на нос своей большой княжеской лодии, увенчанный деревянной медвежьей головой. Фигура была чёрной – выкрашенной сажей и натёртой жиром. Оскаленная пасть была раскрыта на северо-запад, туда, где через пять дней пути вверх по Нерли они должны были преодолеть после реки Мосы волок в озеро реки Большая Нерль. Далее им предстояло попасть в Волгу, Мсту, Волхов, Ладогу, Новую реку в Янтарное море. Этот путь, обычный для одиночных лодий и чёлнов с товарами нехитрой лесной торговли, для большой дружины был не лёгким. В лодиях лежали катки для волоков, мотки верёвок, стребляне везли с собой колёса для перевозки своих чёлнов. В озёрах и малых реках могли сохраняться ледяные заторы, волоки раскисли от грязи, и живущая рядом чудь, наверняка, не стала бы помогать гребцам расчищать волоки.

– Ну, чего ждём?! – сказал сам себе Стовов, – давай, Мышец, дуй в рог!

Он опустил княжича на землю, сам слез с коня и передал узду Ацуру:

– На, храни его, выгуливай, корми, пои, купай.

Князь посмотрел в огромные, умные глаза коня, погладил по лбу, по шее, прижался щекой к тёплому жёсткому ворсу.

– Князь, кормчим надо знать, как идти, кто идёт первым? – сказал Полукорм, отрывая князя от прощания с конём, – и ещё они говорят, что много сил уходит, чтоб удерживать ладьи у берега без привязи, и что попутный ветер стихает. Как бы не пришлось идти только на вёслах.

– Первыми пойдут лодки Ори Стреблянина, пусть они всё время щупают дно и расталкивают льдины, если будут встречаться. Затопленные деревья пускай к берегу отводят. Потом пойдут три мои лодии, потом две лодии бурундеев, затем две лодии полтесков!

Волхи наконец закончили петь.

– Всё! – князь пошёл по шатким сходням на свой корабль.

– Уходим!

Хриплый звук рога разнесся над холмом Стовграда, пролетел над Стоходом и Нерли, и утонул в буреломах окружающих лесов. На перекладинах мачт немного повернули и наполнились ветром тяжёлые льняные паруса, шесты оттолкнули лодии от берега, лопасти вёсел нырнули в воду, и под счёт и команды кормчих начали отводить корабли на середину реки, преодолевая течение и обходя большие льдины. Кормчие налегали грудью на правила, перекрикивались, стараясь избежать столкновения и использовать силу ветра. Шесть стреблянские лодок быстро отчалили и ушли вперёд, весело ударяя вёслами и маша не прощание руками. Стреблянские женщины и дети махали им руками и кусками ткани, что-то напевали прихлопывали в ладоши, и дули в глиняные свистульки-змейки. Лодии, казалось, сбились в кучу у берега, закружились на месте, едва не сталкиваясь, ударяясь вёслами, но, достигнув середины Стохода, развернулись в линию.

Провожающие подошли к самой воде. Долго смотрели они, как выравниваются промежутки между деревянными головами на носах кораблей, как мутная, коричневого цвета вода, струится по свежесмолённым бортам и белой пеной завивается вокруг вёсел. Солнце играло ослепительными бликами на воде, шлемах и кольчугах воинов. На берегу среди смеющихся и радостно кричащих, многие плакал. Снова запели волхвы, а княжич Часлав вдруг повернулся, и отчаянно крикнул в толпу:

– Они вернутся, они все вернутся!

Глава третья ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ИЛЬМЕНЬ

Все знали, что движение против течения только что вскрывшихся рек будет не лёгким, и если бы не чудесное досрочное вскрытие ото льда, и благоволение богов, благосклонно принявших жертвы, никто не согласился бы на такое. И летом такой поход требовал преодоления тягот и лишений, а ранней весной…

Река Нерль встретила лодии и лодки ледяной шугой, и двигаться в ней удавалось только днём, когда солнечное тепло делало эту ледяную кашу податливой. К вечеру комья шуги становились настолько плотными, что невозможно было не только весло в воду опустить, но даже и шесты, чтобы оттолкнуться ото дна. На полдня, ночь и утро до полудня следующего дня, лодиям приходилось стоять на месте. И это неподвижное стояние стоило больших усилий. Если стребляне свои лодки вытаскивали по снежному насту и камышу на берег, то для тяжёлый лодий Стовова, бурундеев и полтесков это делать каждый день было невозможно. Приходилось привязывать лодии верёвками к деревьям и забитым кольям, где нужных деревьев близко не оказывалось. Но двигающаяся по течению вдоль бортов кораблей ледяная шуга, превращаясь ночью в поток из кусков льда, сдирала стружку с дубовых бортов. Чтобы не потерять из-за этого досадного обстоятельства в самом начале похода лодии, вдоль бортов приходилось выставлять вертикально брёвна вдоль бортов, на уровне плывущего льда. Чтобы сократить эту ежедневную работу брёвна утром вынимали из реки и грузили на лодии обратно. Осадка лодий увеличивалась, управляемость ухудшилась, и гребцы с трудом могли размещаться на своих скамьях. Паруса пришлось убрать совсем, потому, что толку от них не было в таких обстоятельствах никакого, а места они занимали много. Если бы стребляне не взяли на себя работу по обеспечению войска Стовова дровами для обогрева ночью, воины кривичей, бурундеев и полтесков очень быстро вымотались бы в борьбе с рекой без перерыва на отдых и сон. Вместо пяти обычных для торговых караванов, до реки Мосы пришлось идти десять дней. Количество продовольствия не было рассчитано на двукратный срок пути, и дойти до Двины без его пополнения могло не получится. Пополнить его охотой могло не получится, а купить или взять в пути было негде, если только не отклониться от намеченного пути в сторону какого-нибудь лесного селения чуди или словен. Да и то, где там было взять еды для двухсот мощных воинов? Даже старшие мечники князя перестали на время издеваться над хитростями среблян, проистекающими от их голядской бедности и малочисленности по сравнению с кривичами, и, тем более, бурундеями. Но всё это было только началом испытаний.

Река Моса, несмотря на талые воды, разорвавшие лёд, была им всё ещё закрыта. В нескольких местах она оказалась забита ледяными торосами и упавшими деревьями. Разведчики, высланные вперёд, рассказали, что до волока у Большой Нерли такая же обстановка. За торосами завалы, за завалами торосы. Стовов начал колебаться, не вернуться ли обратно. Раздались голоса за возвращение, за то, чтобы подождать две, три недели, пока реки не очистятся ото льда. Особенно волновались полтески, как это они обычно делали. Молча вставали вокруг своих воевод Вольги и Хетрока, и не давали князю спокойно продолжать поход своим свирепым и многозначительным молчанием. Хетрок при этом задавал вопросы в виде загадок и пословиц с ужасным восточным акцентом. И было понятно, почему полтески не ужились ни со скифами, ни с хазарами, ни с булгарами, а ушли несколько поколений назад в поволжские леса, не взирая на свои повадки степных кочевников. Однако Оря Стреблянин резонно возражал им и всем, говорил, что спустя три недели земля вдоль рек оттает и превратится в грязь. В случае, если, возникают завалы в руслах из-за паводка, обойти их по суше не удасться. Разлив талых вод сделает невозможным сойти на берег для ночлега и разведения костров для обсушивания одежды и согревания. Волоки на Большой Нерли и дальше размокнут, и перетащить лодии не получится до поры, пока они не просохнут до месяца травня, или, как говорили местные чудины, таукока.

Ставов Багрянородец то приходил в бешенство от необходимости терять время на ожидание очередного утра, то обсуждал со старшими дружинниками возвращение обратно, проклиная коварный холод, задерживающий очищение рек, проклиная тех разведчиков из народа кривичей, что посоветовали его дедам и прадедам поселиться в этой болотной глуши, вместо того, чтобы пробиться к тёплым морям, пока ещё хазары не закрыли туда пути. Не желая участвовать в заготовке дров, устройства защиты бортов, он с Полукормом, Скавыкой, Ломоносом и Семиком, ходил добывать охотой зверя, и преуспел в этом. К реке в это время как раз стали собираться лоси, есть густой кустарник. В первый день князь лично убил копьём лося, едва не погибнув от его рогов, а на второй день он вместе со старшими дружинниками стрелами повалил ещё одного. Стреблян и полтесков охота на лесное чудище с копьём в одиночку особенно впечатлило. Действительно, в густом кустарнике лось имел все преимущества перед человеком. Он мог двигаться не обращая внимание на ветви, просто сокрушая их своим весом. Выставив рога вперёд, он сокрушал ими, как тараном, заросли, не давая им растерзать своё тело. У человека не было рогов на мощном теле, чтобы так передвигаться в кустарнике и в молодом лесу. Только ловкость и скорость ног могли быть противопоставлены мощи зверя. То-же касалось оружия. Даже через пластинчатый панцирь рог зверя ломал кости и разрывали внутренности человека при сильном ударе. А вот копьё человека погло запросто застрять в костях животного, в его невероятно прочной шкуре и сломаться, пусть и нанеся серёзную рану. Так вот Стовов бросился на лося с такой быстротой и с такой силой вонзил в его грудь железный наконечник, что пробил сердце, и лось прожил после этого всего несколько мгновений. Это показало всем, что с возрастом княжеская рука стала ещё твёрже, с его встречи и разговоры с богами даровали ему невиданные простым людям свойства древних славянских волхвов. Потом на охоте отличились стребляне, добыв несколько кабанов. Это успокоило князя в отношении продовольствия – дичи в этих местах становилось всё больше и больше с каждым годом.

Свежее мясо оказалось кстати, потому, что пришлось вскоре вытащить лодии и лодки на берег и тащить их волоком вдоль реки. Даже это было быстрее и проще, чем пытаться пересилить шугу, ждать оттепелей и заниматься защитой бортов. Часть людей прорубали просеку в кустарнике и камыше, часть перетаскивала на себе брёвна-валки от кормы последней ладьи к носу первой лодии, часть толкала корабли и тянули их на верёвках. Несколько человек поливали брёвна водой для лучшего скольжения. Благом было то, что земля была ещё достаточно примёрзшей, чтобы не превратиться в весеннюю грязь. Дело было привычное, но в холодном тумане, в грязи и льду, день за днём, оно было под силу, как сказал бы любой волхв, только сказочным силачам и воинам, наделённым божественными свойствами. Так действительно могло показаться со стороны, но зрителей у этого движения по лесу словно по реке, кроме волков, лис и тетеревов, не было. Все, кто в этом участвовал, понимали, что, если бы не Стовов вёл их в неведомые западные края за несметными сокровищами, а кто-нибудь другой, поход давно бы закончился.

На десятый день пути войско достигло волока из реки Мосы в Большую Нерль. Здесь было пусто и безлюдно. Чудинов, обычно промышляющих помощью купцам в переволоке чёлнов, лодий и лодок с весны и до поздней осени, здесь ещё не было. Только покореженные зимой гати и бревенчатые настилы говорили об их здесь былом присутствии. Стребляне, впрочем, быстро отыскали брошенные землянки и шалаши чудинов, и два дня, пока перетаскивали по настилам лодии, Стовов спал в уюте. Двести человек его сборного войска тоже отдохнули, потому, что волочить по мокрым брёвнам лодии было легче, чем проталкивать их вёслами по шуге. Стребляне, радуясь, как дети своей оснастке, поставили шесть своих лодок поочерёдно на деревянные колёса, и просто перекатили их в следующую реку, благо земля была ещё мёрзлой и плотной. Река Моса, на удивление, была почти свободна ото льда, но узка, и там, где встречались у бобровых плотин ледяные заносы, приходилось вытаскивать лодки и лодии на берег, и тащить их по берегу, не тратя времени на разбор плотин. Секрет этих больших плотин, появившихся за осень и зиму, состоял в большом количестве боборов, облюбовавших это место по неведомой причине, и испортивших весь окружающий лес. Поскольку времени у стреблян на волоках было больше чем у полтесков, бурундеев и кривичей из-за лёгкости лодок и колёс, они с азартом принялись за бобровую охоту, уйдя далеко вперёд по реке. Пока остальные, проклиная бобровые старания, тащили сквозь кустарник лодии, стребляне набили множество бобров и устроили пир из бобрятины. Их способ разделки, так, чтобы бобровая струя и мех не соприкасались с мясом, и способ тушения в горшках нежного красного мяса с вытапливанием целебного жира, заинтересовал даже бывалых кривичей. Двадцать тёмно-коричневых, превосходных шкурок молодых бобров были с лёгкостью поднесены князю на шубу, демонстрируя презрение стреблян к возможному барышу при продаже шкурок в той же Ладоге за резан серебра. Шкурки стребляне вполне могли оставить все себе, потому, что земли по Мосе в это время были ещё ничейные.

Волга была менее забита льдом, чем Нерль, и до волоков на Мсту войско добралось быстрее чем до озёр Большой Нерли до этого. На первом же волоке на Мсте, стреблянские разведчики обнаружили поселение чуди, промышлявшей здесь волоком. Посланные туда полтески пригнали сто человек мужчин и женщин, и заставили их без особых уговоров, используя в основном плети, впрячься в верёвки и тянуть лодии. Перегружать припасы и оружие тоже заставили чудинов. Возникшие, было, безобразия, когда стребляне и кривичи начали насиловать чудинских девушек и грабить их село, Стовов сразу остановил, помня, что село и волок принадлежат Водополку Тёмному, и с ним есть уговор друг у друга волоки не разорять и людей не бить и не грабить. Более того, князь милостиво решил оставить чудинами много из добытого охотой мяса, шкуры лосей и кабанов. Чудинские старейшины заговорили о более существенной плате, но были биты плетьми и выгнаны с позором. Войдя в озеро Ильмень, называемое когда-то давно Китьмой, князь перестал совсем думать о возвращении и повеселел. Лёд здесь уже жался к протокам и устьям речек и ручьёв, оставлял много чистой воды. Стребляне быстро освоились здесь и, лавируя между островками льда, наладили рыбную ловлю. Местных чудинов и словен, тоже вышедших после зимы на рыбную ловлю с сетями, они разогнали угрозами и шумом, и наловили множество щук, линей, окуней, судаков, налимов и лещей. Попался даже угорь. На пустынных берегах, изредка дымящих очагами и кострами появлялись иногда люди, посмотреть на чудо – войску гребцов-руотси, идущих на кораблях по льдам с великими затруднениями, вместо того, чтобы подождать до настоящей весны. Перед истоком Волхова, вытекающего из Ильменя в Ладогу, Стовов решил даже остановиться и хорошенько отдохнуть, полагая, что на Ладоге у него могут возникнуть сложности с князем словен Водоплком Тёмным из-за платы за проход через Волхов. Этот многолетний спор между ними за равенство платы за проход через Волхов товаров со Стохода и Нижней Волги, и платы за проход северных товаров через Стоход и Москву на нижнюю Волгу, всё никак не решался. Советники Водополка из нурманов и пруссов, говорили, что путём через Ладогу пользуется весь запад и север, и поэтому он стоит дороже, чем проход через дебри Нерли, Ламы и Москвы. Тогда Стовов всем предлагал добраться до хазар через Дон или Днепр, а не через его Волгу, после чего все обычно умолкали, но потом говорили, что от хазар без Волхова в Янтарное море не попасть. Два посольства к Водополку закончились глухой враждой, и купцы в прошлое лето возившие здесь товары, притеснял вирниками Водополка Тёмного так-же, как и Стововом на Нерли. Всё это могло привести к остановке торговли вообще, и тогда не видать Стовову хазарских коней и шёлка, варяжского оружия и серебра. Сейчас встреча с Водополком могла закончится ссорой, потому, что платить за проход войска Стовов не собирался, а советники Водополка вряд-ли упустили бы такое количество платы, да ещё пустой ранней весной.

Отдохнуть и привести себя в порядок у войска Стовова не получилось, потому, что стребляне привели нескольких словенских проводников, рассказавших, что по их приметам Волхов вот-вот должен потечь вспять из Ладоги в Ильмень, и надо торопиться. Волхов, широкий, мощный, красивый и угрюмый, привёл Стовова в восторг, и князь окончательно перестал думать о возвращении. Тем более, что тепло вернулось, и кое-где даже удалось пройти под парусом в дополнении к вёслам и шестам. Хотя лёд всё ещё создавал трудности, но от прежних трудов по защите бортов не осталось и следа. Изредко только стоящие на носу лодий воины отталкивали льдины шестами. Ночью пройдя маленькую заставу Водополка, войско Стовова неожиданно появилось у городища Керести. Там стало известно, что князь Водополк ушёл со всей дружиной воевать с водью, повадившейся грабить союзную Водополку беззащитную ижору и лопь. Теперь, по крайней мере до возвращения из похода можно было не опасаться столкновения с мстительным Водополком, и, презрев любые разговоры вирника в городе Ладоге, гордо пройти в Ладожское озеро, или, как его называли водь и весь, жившая в этих местах со времён сотворения мира, ещё до чуди, Новое озеро.

Низкий, болотистый берег Волхова угадывался только по сухой щетине камыша. Сырой туман гнездился среди зарослей, клубился, стелился над водой, едва касаясь её, неохотно подчиняясь вялому ветру. К Ладоге река несла редкие льдины и сучья и иногда целые деревья, погибшие на зимних ветрах и подхваченные начинающимся паводком. Они медленно плыли в свинцовой воде, тоскливо протягивая к серому небу щупальца ветвей. Начиналось настоящее половодье. В омутах не играла рыба, кругом было тихо и мёртво, как в трескучие морозы или после пожаров. Ни птиц, ни зверя не было на лысых островках, созданных половодьем среди голых ветвей деревьев и кустарников. Волхов здесь был широким, вода почти стояла, но пока что река вспять не поворачивала. Молчали воины. Не пели стребляне, не тянули заунывные песни полтески. В странной дрёме, витающей над этими гиблыми местами, только иногда вскрикивал стреблянин на впереди идущей лодке о приближении топляка или отмели.

Вчера всё казалось радостней, когда войско пристало к берегу у высокого частокола города Нового в месте впадения в Волхов малого Волхова. Тогда, после тяжёлого перехода при сильном ветре по бурунным волнам озера Ильмень и борьбы с льдинами вносимыми в Волхов из Керести и Выбры, они вытащили лодки и поставили лодии у бревенчатой пристани, летом, обычно, заваленной товарами лесного промысла, всё больше бочками с берёзовым дёгтем для строительства и содержания кораблей на Янтарном море, болотным железом, мёдом, льном и речной рыбой. Сейчас же пристань Нового была пуста, пусты прилегающие к ней мостки и бревенчатые мостовые. Торговые ворота в городище были беспечно открыты, ибо даже разбойников в пору ледохода и половодья можно было не опасаться, не то, что серьёзного врага с севера, или с юга. Никого не было ни на валах, ни у ворот, только мальчик в несуразной меховой одежде, выбежавший с хворостиной вслед за десятком коз, застыл от изумления, увидев мерцающее оружием войско в утреннем тумане и птичьи головы лодий там, где только лёд и полыньи для жертвоприношений были ещё только позавчера. С истошными криками о том, что пришли пруссы, он кинулся обратно в город, предоставив козам возможность выбрать для еды себе пучки сухой травы у самой пристани.

Чтобы не пугать раньше времени людей Водополка Тёмного, князь решил ждать не берегу кого-нибудь из них, и здесь требовать еды, крова и беспошлинного прохода на Ладогу.

Неожиданно быстро из ворот вышли несколько безбородых мужчин, наспех одетых в шерстяные чудинские накидки, шерстяные шапки и меховые безрукавки. Они были вооружены смешными в этот момент дубинами и плетёными щитами. Следом, впрочем, вышел чернобородый человек в хорошем кожаном панцире с металлическими бляхами, железной шапке и длинным мечом в руке. Видимо это и был вирник.

– Я Чегода, вирник князя Водополка Тёмного, князя над русами, словенами и чудью от Русы до Новы, Волхва и Онеги, Перуна и Ярилы, и карел владельца! – крикнул он, стараясь выглядеть уверенно, – в городе его старшая дочь княжна Ясельда и младшая дочь его Отриса! А кто вы и что вам нужно в Новом городе?

– Для Онего у него зубы ещё не выросли, – зло прошептал Семик, – чудь заволочную никто не сдвинет из их каменных крепостей среди гиблых озёр…

– Я Стовов Багрянородец, князь стреблянской голяди и земель кривичей от Нерли до Оки, волхв Ярилы и богов других, а прочее и сам знаешь! – зычно ответил ему Стовов, под лязг и стук войска, выходящего на берег, – насилий чинить не будем здесь, пройдём на Ладогу и Новую реку, дальше в Янтарное море для дальнего похода на запад.

– Хорошо! – только и нашёлся что сказать вирник, кладя свой меч на плечо, – прошу тебя быть нашим гостем!

– А про людей моих ничего не сказал, – усмехнулся князь.

Он приказал воеводам удерживать своих людей по возможности на берегу, не ходить в город по дворам, не щупать руских, водьских и словенских девок, не отнимать добро у хозяев, не стрелять дичь в лесу, не топтать огороды, никого не убивать и не калечить. Сам Стовов, взяв с собой Семика, Ломоноса и Скавыку, прихватил ворох бобровых шкур, и отправился в сопровождении виринка через ворота в город Новый.

Надвратная башня, построенная над берегом, была сложена в своей нижней части из гранитных валунов. Верхней её часть была сложена из огромных дубовых бревен. Стены Нового оказались двумя кольцами частокола на высокой насыпи. Внутреннее кольцо отстояло от наружного на пять шагов. Пространство между ними было почти доверху заполнено землёй и камнями. За стенами, почти примыкая к ним, располагались в видимом беспорядке длинные землянки-дома из бревенчатых срубов, наполовину заваленных землёй и камнями. Крыши из брёвен тоже были завалены глинистым грунтом, обсажены мхом и травой. Дым от очагов выходил, однако, не через отверстия в крыше, а через открытые двери и оконца. Исключение составляли три большие кузницы, где дым выходил через трубы печей под навесами, а кучи болотного железа без устали перебирать несколько подростков в колодках, по-видимому, невольников. Столько же работников таскали дрова от поленниц к печам. Мастеров видно не было, наверно они ещё спали в такой ранний час. Огороженные площадки с козами и свиньями тоже были без присмотра. Тот мальчик, что гонялся за козами на берегу, видимо, был единственным над ними пастухом. За прибывшими наблюдали петухи и молчаливые грязные собаки. Между большими домами были видны и дома поменьше, полностью деревянные, конопачение мхом, с узкими редкими окнами-бойницами и низкими массивными дверями. Эти избы стояли тесно. Промежутки между ними защищались тыном или воротинами, из-за чего город распадался на множество дворов-детинцев, способных отдельно обороняться от врагов или соседей. Стовов был заворожен таким количеством построек на маленьком пространстве, и разочарован тем, что на улицах никого нет, его никто не приветствует, не восхищается его нарядом, богатым вооружение его людей. Только один раз перед ним склонился немощный старик со злобным взглядом, шепча что-то про смерть с запада. Ему идущие воины мешали пройти куда-то в сторону леса.

– Это Лех, сын Крака, помнящий ещё рассказы своих предков как сюда пришли с запада словене и выгнали чудь и водь на север за Ладогу и Онегу, – объяснил несуразный вид старика, его седые космы и обгоревшую бороду вирник, – он помогает писать историю словен и рода Водополка Тёмного одному нашему грамотею, рабу-греку.

– А я раньше слышал тут до словен не то пруссы жили, не то водь, не так ли? – спросил князь, – и город Ладогу они строили?

– Может и так, – пожал плечами вирник, – это было, наверное, когда отсюда только-только ледник ушёл, всё было затоплено, а на этих местах только острова и были, и можно было доплыть не выходя на берег от Нерли до Янтарного моря, пока не ушла вода постепенно.

– Город какой большой, – проворчал Ломонос, – а охраны никакой, только три чудина с палками, бери и грабь.

– Большой и древний, – ответил Семик, – князь пускай посмотрит, как нужно Стовград обустраивать.

– Это сколько людей нужно, чтобы такие стены сложить и дома? – вмешался в разговор Скавыка, сдвигая тяжёлый шлем на затылок, – стреблян, что-ли всех в рабство обратить?

– Рабов кормить надо, это вольные только сами кормятся, – проговорил задумчиво седобородый Семик, – сейчас нас стребляне кормят и дань ещё дают, а сделай мы их рабами, как мы по лесам их стеречь будем? А сгони их в наш Стовград, как кормить их будем и сами кормится? Нет, пусть лучше дань платят, а мы излишки себе и без них походами и мытом с торговцев добудем, раз урожаи плохие на болотах растут. Вот на юге, где один раб десять прокормит, там можно…

– Больно мудрено это… – сказал на это Скавыка и почесал потный лоб.

Канавы, прорытые везде для стока нечистот, недавно оттаяли и распространяли тяжкое зловоние. Однако питьевой колодец был выложены камнями и ухожен, даже украшен резными столбиками, изображающими Мокошь и Водяного Деда. Кроме кузниц, Стовов заметил смолокурню, ткацкие станки для льна под навесами, большой жернов-мельницу со спящим быком. Присутствия коней не наблюдалось. Ни конюшен, но навоза на земле, ни храпа лошадиного. Видимо Водополку в безбрежном озёрном и речном краю было проще использовать однодеревки и из доски, плоты и лодии, чем содержать бесполезных, но красивых и сильных животных.

Князь спросил об этом вирника, и тот подтвердил его мысли. Потом вирник поразил князя сообщением о том, что это только часть города, а есть ещё торговая сторона, где зимуют торговцы и хранят свои припасы, лодки и лодии. Там они переваливают товары с больших морских кораблей на маленькие речные, чинят их, содержат наложниц, мастеров, грузчиков, охрану. Там, на другом берегу реки, стоят хоромы князя из белого камня, там его кладовые, там живёт его дружина, челядь и рабы, волхи и золотых дел мастера, там большое капище Перуна и главное торжище. Оставшуюся дорогу вирник рассказывал, как в прошлый берзозоль у князя Чагоды Мокрого гостил князь полтесков Ятвяга и как после обильного хмельного пира они стали дарить друг другу рабынь, а потом вышли на берег и принялись разносить в щепы свои ладьи, похвалялись щедростью и богатством.

Готовые ко всему, а больше к позорному бегству, воины Чагоды с неказистым оружием, молча шли следом. Им на руки, без пояснений, Стовов бросил три бобровые шкуры, ещё свежие и пахнущие кровью. То ли как подарок, то ли как плату за проход по Волхову к Ладоге. Кроме того, Стовов пообещал выставить вирнику и его воинам кувшин мёда и пять резанов серебра, если они ему укажут надёжного кормчего из города, ведающего мелководья на Волхове, Ладоге и Неве. Вирник, польщённый больше вниманием к себе знатного гостя, чем щедростью его подарков в княжескую казну, повёл Стовова, его старших дружинников в каменный княжеский дом, единственный каменный дом между Русой и Невой, если не считать могил в лесу когда-то живших тут пруссов. По бревенчатой мостовой они прошли почти через весь город, по мосткам переходя через канавы нечистот, соединённые с рекой. Сгибая головы, чтобы не удариться о низкие притолоки дверей и балки потолка, они вошли в узкое и тёмное помещение княжеского дома, поднялись по скрипучим дощатым ступеням на второй ярус, сделанный из брёвен, и здесь, где было теплее, суше и светлее, расселись за длинным столом. Скавыка и Семик с удивлением рассматривали выложенную из камня огромную трубу от очага, горевшего на первом этаже. От тёмной кладки лучилось блаженное тепло, но совсем не было дыма. Стовов же, как зачарованный смотрел на слюдяные квадратики м металлической оправе, вставленные в узкие окна.

– Хорошая вещь окна закрывать, много света проходит и почти видно, что снаружи, – сказал он, трогая слюду ногтём, – дорого, наверное?

– Дорого, – вздохнул вирник, – но Водополк говорит, что у него всё должно быть самое лучшее, как у римлян, или хотя бы не хуже, чем у германских племён. Вот и записи велел одному писцу из пруссов делать на греческом языке, как кривичи из семьи Водополка сюда пришли с реки Лабы, спасаясь от германских зверолюдей. Уже много свитков исписал.

– Бычий пузырь надёжнее, – сказал Ломонос, почёсывая бороду, – и бесплатно, и не ломается, хотя света почти не даёт.

– Правильно, лучше вообще на земле спать, ещё дешевле, и лягушками питаться, – ответил князь, усаживаясь на лавку на место Водополка, во главе стола, – угощай нас, вирник.

Пока несколько заспанных, растрёпанных, но расторопных девушек в добротных платках, с височными кольцами в волосах и бусами, в просторных сарафанах накрывали на стол, вирник сидел молча, разглядывая перстни на пальцах Стовова.

– Что, нравятся, восемь прекрасных золотых перстней мастеров из разных стран? – спросил князь, поймав взгляд вирника, – это у нас стреблянская знать так ходит, и мы научились от ни, и гривны на шею вешать, как и курши с пруссами, я слышал, ходят.

– Да, это так, всё Янтарное море гривны и на шее носит, – ответил вирник, рассматривая витую гривну из серебра с вплетённой золотой нитью и петлями на концах на шее князя.

– Стреблянская голь, – сказал с ухмылкой Ломонос, – если бы в курганы своих мертвецов с кольцами и гривнами не зарывали, давно бы разбогатели, эти гляди.

– А вы, наверно, разрываете курганы?

– Нет, это не получится, например, если всех в деревне стреблянской перебить, то они покорятся силе, а если разрыть их курганные могилы, то в живых не отпустят никого, кровная месть до скончания времён.

– И ещё оружие с мёртвыми закапывают, эти стребляне, а это просто растрата ценностей, – со вздохом добавил Ломонос.

Нас стол поставили деревянную и глиняную посуду. Ломонос ухмыльнулся, понимая, что вирник боится, что если поставить медную, оловянную или серебряную посуду, гости могут прихватить её с собой или попортить, а потом вирнику придётся это как-то объяснять вернувшемуся князю Водополку.