Текст книги "Кредит на милосердие"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

CREDITUM III

Новый день был хорош, как, впрочем, и предыдущий. Как любой из новых дней, морозных, не по-весеннему сумрачных, но всё равно щедрых, полных событий, распахивающих горизонты. Особенно перед такими уникальными людьми, как он.

Айбар Темирбаев вышел на балкон. В любимой пижаме с начесом и уютных домашних тапках, презирающих гаденький ветерок, пахший льдом и холодом. Какой бы ни была погода, нарушать сложившуюся традицию нельзя. Зачем отказывать себе в удовольствии испить чашку кофе, осматривая городок, который Султан считал своим? По праву, нужно заметить, по почти узаконенному праву. Увидят жители, что балкон на рассвете пуст, еще подумают, что заболел хозяин, лишнее это.

Облокотившись на железные перила, Айбар сделал первый глоток обжигающего горького напитка. Неплохо. Наконец-то Маруська научилась варить, не то что полгода назад, когда ему пришлось раз за разом показывать нескладной чернавке, сколько сыпать порошка, сколько наливать воды, когда бросать пряности. Чтобы искусственный заменитель стал хоть отдаленно похож на благородный напиток предков, требовалось настоящее умение, талант. Темирбаев был рад, что сумел обучить прислугу, теперь вкушая плоды громких, с криками и пощечинами, уроков.

Тайга просыпалась, ежась от утреннего озноба, высыпала на улицы, брела на работу, готовилась муравьями расползтись по размежеванным участкам. Разглядывая грохочущую под балконом почтовую повозку, запряженную двумя крепкими жеребцами, Султан попивал кофе. Пригладил черные с проседью усы, важно кивнул мужчине, поклонившемуся с противоположной стороны улочки.

С каждой минутой народ всё шустрее покидал дома и гостиницы. Показались первые «кроты», торопливо и шумно громоздящие на телеги свои инструменты. На выкупленные участки уже двинулись старатели-одиночки, открывали свои двери закусочные и прачечные.

Все они были его детьми – неразумными, крикливыми, думающими только о себе, но любимыми. Каждый вечер приходящими в «Шелковый путь», чтобы выложить за выпивку, дурь или девочек заработанные деньги, карты со свежими пометками, пушнину или полезный скарб, найденный в лесах.

Султан допил кофе. С удовольствием крякнул, ставя чашечку на блюдце, а блюдце – на балконные перила. Полной грудью вдохнув бодрящий ветер нового рассвета, вернулся в комнату, оставив дверь полуприкрытой.

Точные, как хорошие европейские часы, в дверь постучали Пружинка и Фэн Вэйань. Да, в свое время выучить их пунктуальности тоже было проблемой, особенно машиниста… Но кропотливый труд обязательно приносил свои плоды, в какой бы сфере деятельности ни искал себя Темирбаев. Принес и тут. Уже не первый год помощники Султана приходили на утреннюю планерку так точно и одновременно, что Айбар даже задумывался – а не ночуют ли мужчины вместе, только чтобы не опоздать?

Он улыбнулся. Нет, конечно, глупости всё это. Но озорное настроение способствовало обострению чувства юмора, а потому Султан улыбнулся еще шире.

Не дожидаясь ответа или приглашения, в кабинет вошли двое, молча занимая свои места перед широким письменным столом. К чему лишние формальности, когда они уже не один день идут по жизни плечом к плечу? Да, иногда хозяин Тайги и вспылить может, и накричать, и даже ударить, но зачем ждать подвоха или неприятностей, когда жизнь так хороша?

– Доброе утро, Султан, – чуть ли не в один голос поздоровались вошедшие, и Айбар кивнул в ответ. Сел в кресло, откинулся на высокую спинку.

– Добрейшее, – согласился он и важно пригладил усы, разглядывая сидящих перед собой мужчин.

Смотрел нарочито строго, но с плохо скрываемым удовольствием.

Айбар по прозвищу Султан очень ценил своих помощников. Цепных псов, преданные левую и правую «руки» – людей, корыстно, но с должным рвением помогающих ему строить свой город. Свой собственный Анклав.

Пружинка. Худосочный бритый парнишка без возраста, болезненный и сутулый. Но талантливый. И машинист, что в наши дни вообще редкость. А еще – машинист, переживший «синдиновый» голод и ломки, что еще большая редкость для их глубинки…

Наверное, звезд с неба Пружинка не срывал, настоящим гением своего дела не был, но, как говорят русские, на безрыбье и рак – рыба. Он был тем, кого Айбар приютил, защитил, приблизил. С самого начала, когда планета вздрогнула, покорная Катастрофе. Именно Пружинка помог оснастить Тайгу, превращая заброшенный военный городок в настоящий оплот цивилизации. Именно он, настоящий таежный визирь, наладил выходы в сеть.

Представить только! В сеть! Это когда в Новосибирске-то половина оборудования до сих пор лежит, а многие предпочитают пользоваться рациями, а не возможностями «балалаек». А он смог – тут, в глухих лесах, куда и в мирное-то время здравомыслящие люди предпочитали не соваться. Настроил антенны, откалибровал «тарелки», нацелил на функционирующие спутники, запустил собственные рабочие станции и системы связи, действующие сканеры и даже несколько наноскопов. Подарил хозяину открытый доступ в покачнувшийся мир Цифры, вот так работник!

Конечно, оборудование в Тайге стояло старенькое, в основном списанное или краденое, но оно работало, и это главное. Помогало управлять. Помогало строить новый мир. Те, кто до злополучного августа личной «балалайки» не имел, а «таблетку» извлечь из тела почему-то не решился, разом попадали в собственную базу данных Султана, даже не подозревая об этом…

Знали об этом, конечно, немногие. Только ближайшие приближенные Темирбаева и сотрудники СБА, чья затылочная электроника была оснащена боевыми программами. Еще оптимисты, которым хватило ума после беспредела тритонов не выбросить свой взломанный чип за ненадобностью, да редкие приезжие из крупных сибирских городов.

Айбара такое положение дел устраивало более чем. Он с юных лет не относился к числу людей, полагающих, что безграничные знания должны быть собственностью народа. А потому искренне почитал века старины, когда информация являлась инструментом могущественной власти и контроля, который легко может разрушить грубая рука крестьянина.

Эпоха свободной Цифры для всех? Полное отсутствие кордонов и запретов? Глупости! Бред безумца, в итоге вызвавший гибель современного общества! Вдосталь наелись своей свободой, дети шакала?! Информация должна быть опечатана, промаркирована и надежно спрятана, выдаваясь подданным порционно и после тщательного отбора.

Наверное, именно поэтому Султан так не любил тритонов, последние из которых изредка, но заплывали в его омут. Не любил и безжалостно уничтожал, едва стража Тайги доносила ему о появлении одного из последователей Сорок Два. Для таких, как эти вредоносные бактерии, чуть не уничтожившие планету, Султан даже жалел места на кладбище. Трупы уничтожал одним из самых древних способов – скармливал обитателям свинофермы…

Вторым его помощником был Фэн, широкоплечий поднебесник, преданный раб и безмолвная машина для решения щекотливых вопросов. Он же возглавлял личную армию Султана, которую тот без лишней скромности величал СБА.

Коротко стриженный на лбу и висках, но с узкой косой до пояса, китаец был похож на головореза, каковым и являлся. Левый глаз Вэйаня был полностью скрыт белесой катарактой, дополняя и без того грозный вид. И пусть врачи Тайги давно могли исправить дефект, Фэн не хотел. Отметина служила ему напоминанием, самым крепким поводком, на котором его держал хозяин.

Он и сам по себе был надежным смертоносным оружием, а уж когда выходил на дело в окружении полудюжины гвардейцев… Айбар улыбнулся, снова провел пальцами по усам. Пусть другие думают, что китайцы преданы лишь себе, заботясь только о процветании Председателя. Те, кто считает так, не знает, на какие рычаги нужно надавить, чтобы сделать любого, в том числе и поднебесника, самым надежным человеком на планете.

– Рассказывайте, – приказал Темирбаев, лениво почесывая грудь под расстегнутой пижамой.

Первым начал Пружинка:

– Особых новостей нет, Султан. В столице запустили еще один гидрогенератор ГЭС. Под Ачинском казачки разгромили многочисленный отряд Куниц. Синоптики предсказывают скорое потепление. В целом это всё, достойное внимания…

Вообще-то Айбар мог бы просмотреть новостные ленты и сам, благо его «балалайка» была одной из самых современных во всей Тайге. Но по-прежнему предпочитал узнавать новости из уст машиниста, лишний раз подчеркивая свой статус.

– Сходи к печатникам, – распорядился он после короткого размышления. – Пусть опубликуют новости про ГЭС, про Куниц не говори. Пусть еще раз повторят, как благотворно восстановление электростанции повлияет на укрепление позиций Сибирской Республики, которая скоро окажет нашему поселению знаки внимания, достойные его положения… ну или как-то иначе, пусть сами разберутся, они умеют.

Единственную газету, выпускавшуюся под патронажем Султана, раскупали быстрее, чем пирожки со свиными потрохами, которыми хозяин Тайги потчевал жителей через пяток закусочных. Тираж составлял всего 400 экземпляров, но увеличивать его никто не собирался. Пусть зачитывают до дыр, передавая из рук в руки…

Вот оно – настоящее богатство, настоящая власть. Привыкшие к тому, что узнают обо всем на свете одним движением глазного яблока, после Катастрофы люди впали в кататонию. Информационный голод, охвативший их, привыкших считать себя всесильными, был настолько лют, что и местные, и пришлые с одинаковым аппетитом кушали всё, что печатал на своих страницах Темирбаев.

Ах, как славно Султан в свое время придумал с газетой, восстановив древние печатные станки, обнаруженные в брошенном поселке!

– Что у тебя? – он кивнул Фэну, давая разрешение заговорить.

– Новости две, – на североминьском диалекте ответил ему поднебесник, но «балалайка» Султана перевела почти без задержки. – Кажется, Ромашенко что-то нашел. Не могу сказать точно, «чернуху» или гелий, но он сворачивает экспедицию и собирается на юг…

Пружинка повел носом, закатил глаза, но промолчал. Его раздражало, что даже в присутствии самых преданных соратников головорез предпочитал принципиально говорить с боссом на родном языке. Но инсталлировать редкий переводчик без дозволения Султана машинист не решался, а потому лишь тихонько ворчал. Ответов хозяина, хоть и с трудом, но хватало, чтобы окончательно не потерять нить беседы.

– Вот как? – бровь Темирбаева изогнулась, он задумчиво куснул губу. – Купить результаты ты пытался?

– Пытался, хозяин, но старик стоит на своем. – Фэн сопроводил ответ коротким кивком. – Вообще не хочет ничего говорить, но Глиста разнюхал. Уверен, что они что-то откопали. Мы будем действовать?

Султан задумался. Если Ромашенко и его люди действительно что-то нашли, рискнуть стоило. Но если нет, он угробит очередную экспедицию просто так, невольно подмочив репутацию города, в котором «кроты» защищены от любых напастей.

Айбар раздумывал пару минут, после чего мягко опустил руки на стол перед собой.

– Хорошо, действуй. Сделай так, словно на них напали Куницы. Километров сто от Анклава, не меньше, ясно? Лишних не убивай. Пусть люди разбегутся по лесу, а ты поймаешь только самых нужных и завладеешь обозом. Я пока начну прощупывать почву относительно покупки его участка.

– Хорошо, хозяин.

– Ты сказал, новости две?

Хрустнув суставами, Султан встал из кресла, покинул кабинет. Двухкомнатная квартира, которую он занимал, не имела внутренних дверей, поэтому Айбар хорошо видел спины сидящих за его рабочим столом.

– Да, хозяин. – Помощники были привычны, что Султан ведет дела на ходу, а потому даже не изменили поз. Продолжали вести себя так, словно Темирбаев по-прежнему находился перед ними. – Ночью в город прибыли новенькие.

– Кто?

– Экспедиция. Оснащена неплохо, приехали на собственных лошадях, восемь человек. Остановились в «Добытчике» у Арсена. Вряд ли это федеральные разведчики, по виду русские. Есть вооруженные, но на корпоративных бойцов тоже не похожи…

– Если вы про тех, кто приехал среди ночи, то я уже пробиваю их по базам, – вклинился Пружинка, прислушиваясь к интонациям китайца. – Скорее всего обычные авантюристы. Один из них был в Тайге в начале декабря, они застолбили участок № 124.

– Про них, родимых. Летите, пчелки, летите, – улыбнулся Султан, переодеваясь. Бросил пижаму на мятую постель, выбрал в шкафу утепленные брюки и рубаху. – Несите пыльцу… Кто еще?

– Большие люди, – ответил Вэйань, невольно раскрошив улыбку на лице хозяина. – Два внедорожника на бензине, шесть человек сопровождения, стволы хорошие, все с «балалайками», мои парни успели просветить их на въезде. Старший сразу прошел в номер, пока не высовывался…

– Остановились в «Люксе»? – Темирбаев хмурился всё сильнее.

– Да, хозяин. Сразу видно, что это серьезный человек.

Неужели? Неужели в потенциал региона наконец-то поверили и корпорации? Послали своего человека прощупать почву? Москвичи? Эмиссар верхолаза? Султан замер, не заметив, что теребит последнюю не застегнутую пуговицу рубахи.

За годы существования Тайги как центральной перевалочной базы «кротов» в городок приезжало много солидных господ. И каждый раз, когда он узнавал об их визите, сердце Темирбаева замирало.

Нет, он совершенно не боялся, что Республика попытается прижать его к ногтю. Не боялся шпионов-поднебесников, ОКР или резидентов других стран. А вот если в его Анклав пожаловали гости из настоящего Анклава… Значит, он выиграл джекпот. Сорвал куш. Взял банк. Потому что, когда корпорации бросят средства на разведку «чернухи», им точно понадобится человек, обладающий связями, знаниями и положением. А уж этого добра за три года Султан скопил немало…

– Покажи, – приказал Темирбаев, возвращаясь в кабинет.

Вэйань послушно придвинул лежащий на углу стола коммуникатор, отбросил на плечо иссиня-черную косу, подключил к «балалайке» психопривод. Задержав дыхание, Айбар уставился на небольшой экран, сбоку заглянул Пружинка.

Телохранитель лично наблюдал за прибывшими. Съемку вел с крыши одноэтажного барака, где ютился персонал свинофермы и другой рабочий люд, приносящий прибыль хозяину. Когда два угольно-черных автомобиля припарковались возле лучшей из двух гостиниц Тайги, изображение надвинулось. Молодец, Фэн, предусмотрительный малый.

Действовали пришлые уверенно и четко. Не выключая моторов, выгрузились из машин, взяв транспорты в оцепление. В руках виднелись «дрели», которые бойцы совершенно не скрывали. Осматривались без спешки, с наигранной ленцой, но Султан точно знал, что боевые «балалайки» настроены на режим внезапной атаки.

Из второй машины выскользнул мужчина – худой, высокий, светловолосый, одетый в дорогой синий костюм. Наверняка пуленепробиваемый… Голову мужчина держал низко опущенной, лица почти не открывал. Показавшись в кадре всего на пару секунд, тут же исчез в дверях гостиницы, сопровождаемый большей половиной охранной группы. Двое «телков» вернулись в джипы, отгоняя их с улицы на задний двор «Люкса».

– Это всё, – отчитался Вэйань, выключая психопривод.

– Идите работать, – сухо бросил Султан, и помощники сразу поднялись на ноги. – Фэн, я хочу знать о передвижениях этого человека всё. Что он будет кушать на завтрак, куда пойдет и с кем заведет беседу. Это ясно?

– Да, хозяин.

Помощники удалились, а Айбар снова прошел в спальню. Прямо через голову стянул с себя повседневную рубаху, швырнул поверх пижамы. Придирчиво осмотрев гардероб, вынул из шкафа не новый, но еще вполне приличный костюм и галстук. Застегивая пуговицы, Султан с неодобрением заметил, что у него подрагивают кончики пальцев.

CREDITUM IV

Мир жесток, это Митяй знал точно. Испытал на собственной шкуре: впитал, познал, принял. Он жесток с первых минут твоего существования, с первого шлепка санитара, заставляющего кричать истошно и надрывно. С первых дней пребывания в детском доме, с первых уроков в так называемой школе-интернате, с первых метких и болезненных ударов надзирателей и учителей. С первых драк со сверстниками и старшими мальчишками, с первой кражи и первого наказания в карцере.

Он был жесток к нему, Димке Пологову, все двенадцать лет до Толчка, еще до того, как он навсегда стал Митяем. И почти ничего не изменилось, когда наступило «потом». Когда мир вздрогнул, слетев с катушек, для бывшего Дмитрия Пологова не изменилось ничего.

Едва всё полетело в тартарары, он тоже полетел. В прямом смысле этого слова. В автобусе, наполненном такими же, как он сам, детдомовцами, обалдевшими от страха. Орущими и прыгающими по салону, как блохи в стеклянной банке. Он полетел с обрыва, в кювет, сквозь стволы крепких сибирских сосен, ломавшихся под тяжестью машины.

Свой первый день «после» Митяй помнил отчетливо, как вчерашний, хотя прошло уже больше трех лет. Помнил ярко и до последней мелочи. А если вдруг начинал забывать, происходящее являлось к нему во сне. Заставляло просыпаться в поту, сминая простыни и комкая одеяло.

Трасса. Отрог Енисейского кряжа. Длинный автобус, наполненный детьми – старшие у выхода, мелкотня в хвосте. Надзиратели, отгороженные от пассажиров железной сеткой. Они негромко, скорее по привычке, подкалывают интернатовских черенков, и делают это вяло, сонно, почти беззлобно. За бортом августовская жара, нагревающая салон, будто нутро духовки.

А потом удар, словно кто-то огромный пнул земной шарик, как футбольный мяч. И ужас, рванувшийся из глубинных тайников души, о которых и не подозревал.

Такого страха Митяй прежде не испытывал никогда. Он не был похож на леденящую сосредоточенность, когда идешь на противника с ржавой заточкой. Не был похож на томительное замирание, когда надзиратель проходит в трех шагах от куста, в котором укрылись малолетние хулиганы, стащившие с кухни ведро картошки.

Это было похоже на смерть, мгновенную и очень болезненную. Но костлявая малость не дотянулась…

Когда Митяй осознал, что всё еще жив, они были на дне, а рядом до хрипоты вопил оглушенный Напильник. Потом, уже снизу, было заметно, что асфальт трассы лопнул, будто картон, отшвырнув автобус с обрыва. Что часть насыпи превратилась в курган, когда на нее сполз обломок скалы. Что им повезло чудом, если чудеса вообще бывают…

Из пятидесяти шести детей, перевозимых в автобусе, выжило двадцать восемь. Из трех надсмотрщиков – никто. Когда пассажиры постарше, выползавшие из-под кореженных обломков и помогавшие выбраться малолеткам, осознали это, многие начали ликовать. Кричать, радоваться и даже плевать на трупы ненавистных тюремщиков.

Митяй сидел в сторонке, бинтуя разодранную ногу какому-то восьмилетнему мальчишке. Он уже тогда понимал, что это не настоящая радость – это истерика. Это припадок, вызванный шоком, страхом и неожиданным осознанием того, что они-то выжили. Но буйствовать не мешал, не его дело…

Раненых перевязывали, как могли, аптечка опустела мгновенно. За последующие пять часов умерли еще трое уцелевших, но переломанных. Умерли, потому что помощь задерживалась. Мелкие плакали беспрерывно, старшие беспрерывно курили сигареты, найденные в карманах надзирателей. Рация была разбита, но все до последнего верили, что за ними пришлют помощь. Многие даже задирали рукава, поднимая к небу предплечья – чтобы спутнику было удобнее засечь сигнал «пилюли»…

Это позже, намного позже они узнали, что в стране произошел Толчок – невиданной силы катастрофа, эпицентр которой располагался где-то под столицей. Что подземными ударами смело почти весь Кузбасс, затопило половину Новосибирска и сровняло Алтай, что рванула атомная станция в Северске. Что за ними никто, совсем никто не собирался приезжать.

Решение, это Димка тоже помнил хорошо, принял Напильник. Наверное, потому он и стал главным, хотя в группе были парни и крупнее, и гораздо сильнее его. Но побеждает умнейший, и именно Напильник раздал найденные в автобусе ружья и патроны, собрал всё, что могло пригодиться им в походе, приказал идти за ним.

За ним тронулись молча, словно так и следовало. Трупы оставили прямо в искуроченном железном гробу – подростки верили, что не сегодня-завтра сюда прибудут машины интерната и сделают всё… сделают всё правильно, похоронив тех, кто погиб в аварии.

Уже потом, в Кропоткине, старший кореш Митяя признался, что не планировал их действия так далеко. Просто хотел уйти. Сбежать, уберечь себя и его как единственного другана. Оставить прежнюю жизнь за спиной, ибо до путевки на фабрику обоим осталось всего ничего, несколько лет. А остальные… Напильник, епта, попросту считал, что они помогут ему выжить… Выходит, епта, что спас.

Конечно, было тяжко. Особенно сначала, когда шли по летней тайге наугад, даже не представляя, куда. Когда несли раненых и успокаивали истерящих малышей. Когда ночевали в старом зимовье, где нашлись хоть какие-то припасы. Когда старым охотничьим ножом под рев детей вырезали из предплечий чипы – простые и дешевые аналоги «таблеток», с недавних пор распространенных в Анклавах. Когда посылали разведку, а потом с опустошением в сердцах выслушивали неправдоподобные рассказы о том, что «всё кончилось». Что на Земле наступил Ад.

Дальнейшее, в отличие от того – самого первого – дня, Митяй мог бы пересказать лишь смутно, обрывками, будто спешил запамятовать. Как Напильник подавлял панику и первые бунты, как добывали еду, как хоронили еще одного раненого, не дожившего до следующего утра.

Всё это было словно в густом тумане. Первая охота, первая вылазка в деревню, где дети наворовали куриных яиц. И первое ощущение, что они никому не нужны. Совсем никому, даже ненавистным чиновникам, отправляющим совершеннолетних работать на производства. Казалось, о существовании пяти десятков детдомовского отребья элементарно забыли. И тогда глоток свободы ударил в голову. Крепче, чем стакан самогона, что они с Напильником в свое время сцедили из бутылки сторожа.

Вокруг рушился мир, пытаясь удержать равновесие, а они прятались по лесным норам, постепенно привыкая к осознанию того, что теперь лично распоряжаются своей судьбой. Еще одного раненого мальчишку пришлось бросить – был совсем плох, а помочь ему беглецы ничем не могли. Оставили на краю безымянной деревни, так ничего и не узнав о дальнейшей участи…

Уже потом они нашли брошенную базу, в которой когда-то располагался исправительный лагерь. Уже потом к ним стали прибиваться новенькие, такие же бесхозные и брошенные, как сами они. Оставшиеся без родителей или проданные матерями в интернаты, озлобленные, сражающиеся за выживание. Но упорные, злые и готовые на всё…

– А правда, что директор хочет нас всех отсюда увести?

Вопрос вырвал Митяя из плена воспоминаний, и он даже вздрогнул – так неожиданно подкрался шельмец. Стоял сейчас в паре шагов, такой нелепый в куртке не по размеру, но зато в новых целых башмаках.

– Чего?

– Я спросил, правда ли, что директор… Напильник, то есть, хочет увести всех детей на запад? – Алексей уже немного освоился в лагере, о чем свидетельствовал свежий фингал под левым глазом. – Что хочет собрать всех, кому плохо, а потом увести всех в сторону Питера, где Дыра?

Опять двадцать пять. Слух, распускаемый малолетками уже примерно полтора года, стал неотъемлемой частью местного фольклора, из уст в уста передаваемого среди кропоткинцев. Митяй покачал головой, в который раз поражаясь живучести сплетен.

– Ты почему не на работе? – вместо ответа поинтересовался он. – Если Беляш увидит, влетит потом…

– Мы закончили уже сегодня, – с достоинством ответил Алексей. – Ребята пошли в баню, а я решил сначала к сестре… к Даше то есть. Она на кухне.

– Знаю. – Митяй кивнул, поглядев на небо.

Разнежившись под редким весенним солнцем, он почти задремал, даже не заметив, что скамейка уже давно оказалась в тени. Изо рта опять шел пар, морозец начинал пощипывать мочки ушей. Нужно идти во второй барак, пора… Отвечая за охоту, Митяй обязан проконтролировать улов, с которым должны вернуться посланные на промысел парни.

Охотиться, как и многому другому, они учились на ошибках, хоть и выручало большое количество деревенских, знавших дикие леса с малых лет. Сначала изредка, затем всё чаще, стол коммуны принялся баловать свежим мясом. Еще, конечно, были свиньи, которых выращивали в бывшем спортзале, но резали зверушек редко, только по праздникам, вроде Нового года.

– Ты иди мойся, Леша.

Все-таки вспомнив, как зовут новенького, Митяй встал. Мальчишка был симпатичен ему, воспитанный и сдержанный, немного не похожий на простых, если не сказать – туповатых, обитателей Кропоткина.

Он зашагал прочь. Не оборачиваясь, но зная, что Алексей всё еще стоит на месте, глядя в его спину.

Охотники, и правда, вернулись, причем только что, и даже послали гонца за старшаком. Поймав посыльного прямо в дверях склада, Митяй вместе с ним спустился в прохладный подвал барака. Именно тут кропоткинцы хранили небогатые запасы мяса, именно сюда несли туши убитых животных.

– О, Митяй! – услышал он довольного Хирурга. – Прикинь, всё вышло, как ты и сказал! Точно в указанных местах. И сразу двое!

Хирург доволен, это было заметно и по голосу, и по счастливой улыбке, так редко появлявшейся на его прыщавом лице. С помощью двух парней помладше он затаскивал мертвую олениху на разделочный верстак, покрытый бурыми разводами.

Отлично. Митяй придирчиво осмотрел добычу – две туши молодых зверей, попавших в его ловушки и добитых стрелами кропоткинцев. Сам он на охоту уже давно не ходил, не по статусу. В коммуне теперь хватало крепких подростков, способных выполнять приказы. Но, благодаря интуиции и необъяснимому чутью, продолжал перед каждым рейдом наставлять охотничью бригаду, объясняя, где и как ловить.

– Замеряли уже? – больше для порядка поинтересовался он, склонив голову.

– Обижаешь, е… оно колом! – Хирург кивнул на старенький счетчик, лежавший поверх разделочных инструментов. – Всё в норме, можно жрать.

И расхохотался, оттопырив оба больших пальца.

Хирург, единственный врач их растущего лагеря. Так и не закончивший медицинское училище, угодивший в колонию для несовершеннолетних, но всё равно обладавший самым большим запасом лекарских знаний. С одинаковым умением и равнодушием свежующий звериные туши, вырезающий аппендициты и вшитые под детскую кожу «пилюли» федералов.

– Патроны тратили? – Митяй осмотрел сваленное на соседний верстак оружие.

– Нет, Митяй, стрелами обошлись, – ответил крепкий пацан, выглядевший явно старше своих четырнадцати лет. Имя его никак не вспоминалось, да и не было желания голову ломать. – Вот…

Он протянул старшаку открытую картонную коробку, в которой болтался пяток охотничьих патронов. Митяй забрал, удовлетворенно кивнул. Когда на счету каждый выстрел, эффективнее добывать дичь копьями, капканами и самодельными арбалетами. Патроны пригодятся, если к лагерю опять подступят Куницы или другие отморозки, позарившиеся на запасы Кропоткина или девочек.

Наспех осмотрев оружие, Митяй взвалил связку на плечо – два копья, арбалет, колчан и старенькая двустволка, найденная у погибшего в волчьей яме охотника. Конечно, кроме этого в арсенале лагеря было и кое-что посерьезнее. Например, автоматические винтовки, но их ответственный за боеприпасы на охоту не выдавал.

– Я загляну на кухню, – пообещал он Хирургу, уже повязывавшему на шее кожаный фартук.

– Ага, – рассеянно отмахнулся тот, приступая к разделке.

На плацу темнело всё быстрее, а потому главную площадь лагеря Митяй пересек уже в наступавших сумерках. Личным ключом вскрыл склад, служивший арсеналом, расставил оружие вдоль стен, убрал патроны на полку. Взглянул на одну из винтовок, поблескивавшую смазкой в углу.

В отличие от многих других единиц арсенала, эти пушки они добыли без труда. Можно сказать, повезло, как и с двустволкой. Двое федеральных солдатиков, что дезертировали в тайгу сразу после Толчка, не справились с ее гнетом. Оказались слабее детей, вышвырнутых на обочину жизни.

Митяй вспомнил, как мальчишки нашли их стоянку во время очередной вылазки в лес. Потухший костер, возле которого лежали два тела с аккуратными дырками в висках. Он до сих пор не мог понять, как двое вооруженных и отлично экипированных мужчин могли пойти на групповое самоубийство. Ну да, пайки закончились, на много километров вокруг ни души, компасы сошли с ума, не говоря уже о боевых «балалайках» или других военных имплантатах. Но чтобы вот так сдаваться?

Однако тогда, три с половиной года назад, Митяй был находке только рад – растущему сообществу достались винтовки, два пистолета, четыре гранаты, отличные ножи, боеприпасы, одежда, рации и еще кое-какой полезный армейский хлам. Сейчас большинство этого богатства находилось на стенах, где несли круглосуточную вахту дозорные Напильника. А уж сколько раз оружие выручало детский лагерь от непрошеных гостей…

Он вышел из арсенала, надежно запер дверь. Направился к кухне, пряча озябшие руки в карманах куртки.

Плац был пуст, как обычно по вечерам. Обитатели лагеря разбредались по баракам в четко условленное время, шастать без дела не разрешалось никому, особенно ночью. Причина была даже не в историях про дикое и изувеченное радиацией зверье, изредка проникающее за периметр, – она была в приказах директора. Просто он так хотел. Считал, что так правильно, и Митяй его за это не судил. Не его это дело…

Подбежал Лорд, здоровенная псина неизвестной породы, старшак среди живущей в лагере стаи. Приветливо помахал обрубком хвоста, поластился, получил запасенную корочку. Погладив собаку по грубой пыльной шерсти, Митяй пошел дальше.

У крыльца кухонного блока, в котором еще горел свет, а девчонки перемывали посуду с общего ужина, Митяй снова встретил Лёшку. Тот, подперев руками подбородок, сидел на ступеньках. Сидел неподвижно, глубоко задумавшись, едва попадая в кружок света, что бросала сверху маломощная лампа.

– Ты чего здесь? – недовольно поинтересовался Митяй. – Ужин и баню пропустил, как вижу. Шел бы в барак, уже и собак спустили.

– Да ладно, баня… – сонно ответил мальчишка, глядя перед собой. – Ты только не ругайся, ладно? Дашку вот дождусь и сразу в барак. Я Игореху попросил, он мне каши отложит, голодный не останусь.

– А где Дашка твоя? – Митяй уже взошел на крыльцо, ухватился за дверную ручку.

– По делам ушла, сказали…

– Ну, мерзни-мерзни, волчий хвост. – Поведя плечом, Митяй вошел в кухню, сразу угодив в царство тепла и самых разных запахов.

– Осспидя, Митяй! – переполошилась Юлька, торопливо вытирая пухлые руки о фартук. – Ты чего это к нам?

Самая старшая девочка в лагере, почти восемнадцать лет, а при ее увесистой комплекции и вовсе тянет на взрослую женщину. Бойкая, резкая, настоящая деревенская бой-баба. Говорят, в свое время даже нашла в себе смелость отказать Напильнику. Цела, мол, осталась только потому, что умеет из топора кашу сварить да бригаде своей девчачьей спуску не дает, командовать умеет.