Текст книги "Пасынки безмолвия"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

10

«Уникальный мозг лошади давно обеспечил этому животному место не только в многочисленных мифических пантеонах, но и в линейке самых высокоразвитых млекопитающих планеты. Так же, как люди, лошади любят музыку, весьма избирательно подходя к выбору композиции и не особенно жалуя тяжелый рок. Умеют различать эмоции, великолепно обучаемы, обладают способностью к узнаванию себя и себе подобных на изображении или в зеркале. Так, еще учеными XX века были задокументированы попытки общения – качание головой, тихое ржание и пофыркивание – лошадей с фотографиями других особей этого вида».

«Социализация высших млекопитающих и иных живых организмов»,

д. б.н., академик РАН,

ректор Российско-Европейского Университета систематики и экологии животных СО РАН

Эльдар Котляков,

2064 год

Артемидий испытывал глубочайшее удовлетворение.

Оно пронизывало его мужскую суть, как во время ежевечерних сексуальных ритуалов благорасположенности и признательности, которым он предавался с полусупругой.

Впрочем, нет – сейчас удовлетворение было куда сильнее.

Достигло высочайшей из высших степеней. Расцветало в душе и сознании корпатрицианта ослепительными перламутровыми цветками. Меняло окрас на нежно-фиолетовый. И тут же становилось пурпурным, насыщенно-красным, как кровь, или прозрачным, будто рубин высшей пробы. Цвета вспыхивали, смешивались, перетекали друг в друга, выбрасывая в организм новые и новые заряды эндорфинов и адреналина. Напитывались оттенками и снова трансформировались, не теряя затянувшегося пресыщения удовольствием и удовлетворением.

Для того, чтобы описать охватившие его чувства остальным, Селиванову не требовались вербальные варварские конструкты, вроде «восхитительно», «сказочно» или «упоительно». Ему оставалось лишь прикоснуться к обнаженной коже своих спутников, чтобы через мгновение, наполненное острой вспышкой, те познали и тоже прониклись. Узрели, как всецело приемлет текущую Игру предводительствующий ими корпатрициант.

Награждение удалось. В этом Артемидий был уверен еще до официального окончания церемонии. Все развивалось невероятно непредсказуемо, стремительно, в чем-то даже рисково.

Победитель Лотереи не только не смирился с участью. Не только не позволил наградить себя на месте. Не только побежал, наивно рассчитывая укрыться от блестяще экипированных членов жюри. Он еще и показал зубы. Оскалился, как загнанный в угол зверек. Решился дать неумелый, но от этого такой умильный и трогательный бой.

За это Артемидий крайне ценил Павла Сорокина.

И даже начал подумывать о юном пустышечнике как об очередном голографическом трофее в своем каминном зале. Главное в этом случае – не сильно изуродовать тело. Чтобы осталось что погрузить в трехмерный таксидермический сканер.

Руководствуясь такими мыслями, Селиванов даже обменялся оружием с раненым. Дисковый метатель ликтор сможет тащить с той же легкостью, как отобранную командиром винтовку. Ведь ему самому воспользоваться богатым арсеналом все равно в ближайшее время не предстоит.

Какой же верткий гаденыш этот Сорокин! Ничем ведь не примечательный экземпляр, казалось бы. А сам пока уходил от выстрелов, да и ответный шальной умудрился сделать…

Ранило широкоплечего Федота. Наугад выпущенной пулей, что добавляло награждению тех самых кисло-медных ноток азарта и страха за жизнь, чего часто не хватает при вылавливании скуднодухих самок. И хоть ранен ликтор был не очень серьезно, но болезненно и так неудачно, что выбыл из награждения как полноценный участник.

Пуля угодила ликтору в левый бок, нащупав лазейку между металлизированными чешуйками костюма напротив селезенки. И все бы ничего – дыру мгновенно запенило специальным анестезирующим гелем, а в кровь выплеснулись необходимые для поддержания боеспособности препараты. Но Клеоника прижала обнаженную ладонь к окровавленному боку здоровяка, а потом протранслировала неутешительный вердикт.

Патроны для пистолета, из которого отстреливался Сорокин, были изготовлены еще до войны. Задолго до общего упадка, подарившего Циферблату тот вид и образ жизни, какого упомянутая помойка и заслуживала. Пустышечник-литейщик, в злополучную вахту стоявший на конвейере по изготовлению пуль, был существом недалеким, глупым, сварливым и крайне матерщинным. Именно его грязный отпечаток богохульника и сквернослова, сохранившийся в свинце спустя многие годы, сейчас терзал логос Федота изнутри, лишая возможности продолжать награждение…

Возможно, в бронемашине при помощи пилота они даже смогут извлечь пулю, вернув здоровяка в строй. Но к этому времени, по планам Артемидия, награждение уже состоится. Поэтому руководитель отряда протранслировал крепышу, чтобы тот смирился, не допускал расстройств, никуда не спешил и мирно отдыхал до их возвращения. Предварительно вернувшись к броневику и подогнав его к указанному деловому центру со спуском в старое подземелье.

Ликтор, конечно, проявил огорчение.

Еще бы – такая активная церемония! Такой дерзкий нелюдь, как можно пропускать?! Но все же позволил себя перевязать, без вопросов обменялся с корпатрициантом стволами, отстегнул подсумки с магазинами и послушно убрел в сторону вещевого рынка.

Летающий зонд остался кружить над пустырем со ржавыми автомобилями, высматривая малейшие признаки агрессии со стороны зрителей или внутренней псевдоармии Циферблата. В старинное здание, трещавшее по швам и готовое обвалиться в самые ближайшие циклы, члены жюри вошли вчетвером.

Коридоры, по которым недавно пробежал победитель Лотереи, вычислялись и без помощи Клеоники. Полы покрывал толстый слой пыли, иссеченный лишь мелкими цепочками химерьих и собачьих следов. Свежие отпечатки рифленых ботинок на широком каблуке на их фоне смотрелись неоновыми голографическими указателями, ведущими людей вперед.

Артемидий улыбнулся, предвкушая скорую развязку. Его настроение опять передалось остальным.

Однако совсем скоро Селиванов почувствовал легкое недоумение других членов отряда. Да и сам начал испытывать откровенный интерес к поведению особи, выбранной Капителью Распределения из сотен тысяч ее сородичей. Нахмурившись под забралом шлема, он размышлял, являются ли действия избранного следствием необдуманности. Или же Сорокин осознанно заводит их на откровенно опасные территории?

Выставив оружие и двигаясь двумя боевыми парами, они неспешно, приставным шагом и под прикрытием шарообразных роботов, достигли спуска в заброшенное метро. Тут и остановились, делясь сомнениями и пытаясь расшифровать стратегию беглеца.

Потому что следы со всей очевидностью уводили под землю, а там… А там пустышечника ждала неминуемая гибель, что не совсем вязалось с его жизнелюбием и желанием сохранить собственную шкуру.

«Высокая степень риска», – протранслировал свои соображения Дионисий на общей волне.

«Роботы не смогут двигаться с положенной скоростью и выполнять поставленные задачи, – вторила ему следопыт, ощупывая след чужого ботинка на ступенях, ведущих в темный провал входа. – Рекомендация затребовать автоматизированное подкрепление для ведения боевых действий в условиях тоннелей».

Однако Артемидий не мог согласиться с товарищами.

Растущее уважение к победителю розыгрыша крепло в его душе. Опасность предстоящей вылазки вниз еще сильнее подстегивала азарт. Корпатрициант понимал, что, если отряд повернет и вызовет поддержку, он – Артемидий Селиванов – мгновенно потеряет уважение со стороны наблюдателей. И ставки. А еще позволит Сорокину одержать пусть и совсем крохотную, но победу над преследователями.

Мелькнуло сожаление – ему следовало старательнее целить в спину нелюдя. Стрелять очередями крутящихся зеркальных дисков, не просто загоняя в тупик, но и подранив, лишив сил на такой смелый маневр…

«Завалы, – осторожно передал ему свои соображения Лео, соглашаясь с Дионисием и следопытом. – Метановые каверны, радиация, стаи химер. Скуднодухий избрал самостоятельную смерть».

Артемидий оставил это замечание без ответа.

Если бы победитель выбрал самоубийство, то пустил бы в себя пулю или сбросился с крыши. Ускользнув в старую подземную сеть, он пытался украсть у членов жюри удовольствие лично вручить «оранжевый билет». Полагался на минимальные шансы спастись, если трусливые ловчие прекратят преследование. Такого подарка Селиванов своему будущему трофею делать не хотел.

Внимательно посмотрев на троих спутников, он отрывисто передал всем:

«Идем следом».

Даже без тактильного контакта корпатрициант ощутил нерешительность и мало того – страх, исходящие от мужчин и женщины, держащих под прицелом вход в метро. Ни один из них не осмеливался напрямую перечить заместителю директора по инвестициям. Но и первым спускаться по обшарпанным ступеням не спешил.

Лучи фонарей пересекались, ощупывая просторную мраморную лестницу, по которой могли бы одновременно пройти полторы тысячи человек. Из-под активированных респираторов вырывалось глухое, скрипучее дыхание. Анализаторы загрязнений молчали, датчики движения – тоже. Развернувшиеся в боевой режим роботы с легким жужжанием переминались на выдвижных проволочных ногах, заняв позицию с фланга.

«Сомнений не испытываю, – уверенно протранслировал Артемидий, проверяя боезапас винтовки. – Желающие прекратить церемонию вольны вернуться к бронированному транспорту и дожидаться возвращения остальных».

Следопыт подняла щиток шлема, сплюнула на пол.

В этом жесте не было непочтительности, как не исходило ее и от самой Клеоники. Просто во время перемещений по комплексу все четверо надышались пылью. Но когда женщина отерла рот рукавом и до того, как из-под забрала опять выдвинулся перфорированный полумесяц респиратора, Артемидий успел заметить, что ее губы сжались в тонкую линию.

«Иду вниз, – решительно распорядился он, не желая тратить драгоценное время. – По прибытии в машину доложить по всей форме в журнал награждения. Сообщить мои координаты в оперативный центр Лотереи лично управляющему Беседкой».

От одной мысли о том, что кто-то из них троих будет должен покаяться в собственной трусости на коврах центрального небоскреба Второго Купола, где корпорация «Конструкции «СибСтрой» делила этажи с главным стратегическим штабом Лотереи Равновесия, логосы Дионисия, Лео и Клеоники тут же окрасились оранжевыми всполохами стыда и обиды.

«Отрицание. Совместное продвижение», – старательно контролируя лишние эмоциональные выплески, протранслировал верный Леонидас.

«Отрицание. Совместное продвижение», – одновременно подтвердили следопыт и новенький.

Медленно кивнув, Артемидий послал всем троим искреннюю благодарность. И яркий мнемообраз – шипастую розу, растущую в остекленном цветнике. Человек, срезающий ее, тоже может уколоть палец. Но рана не идет ни в какое сравнение с испытанием пройти сквозь густой и полный опасности лес, подняться на отвесную скалу, где растут дикие цветы, – и только после этого насладиться призом.

Теперь Селиванов снова чувствовал азарт. Кристально чистый, не замутненный ни сомнениями, ни страхом, ни пустыми размышлениями. Однако едва он сделал по ступеням несколько шагов, Клеоника позволила себе еще одно конструктивное замечание.

«Предупреждение. Микрофауна подземелий густа и архаична. Отсутствие цивилизованных отпечатков, наличие отпечатков прошлого. След имеет вероятность потускнеть. Рекомендация не разделять группу. Рекомендация подготовить боевые заряды на случай нападения химер».

Мужчины кивнули, а женщина первой перезарядила громоздкий станнер.

Корпатрицианты продолжили спуск, а ликтор ненадолго задержался, перепрограммируя роботов-пулеметчиков охранять холл до возвращения группы. На шлемах, ориентируясь на пониженное освещение, включились дополнительные тактические фонари.

«Дионисий, ты создаешь карту продвижения вглубь, – напоследок скомандовал Артемидий. – Леонидас, следишь за датчиками биологической активности и прикрываешь тыл. Клеоника, поиск следа».

Четыре человека спустились в наполненную шорохами и капелью темноту под фундаментом старинного делового центра. Охота, и без того начавшаяся весьма неординарно, была далеко не окончена. Кроме того, она пока вообще не стремилась к развязке…

От сладкого осознания этого факта по закованной в бронированный комбинезон спине Селиванова пробежала россыпь мурашек.

11

«Потрясающей особенностью этого вида является его врожденное умение изготавливать орудия труда. Без всякого обучения со стороны родителей лабораторно выращенные вороны способны изготовить из ветки подобие миниатюрного копья, с помощью которого извлекают из-под древесной коры личинки насекомых. Также зафиксированы случаи созидания более сложных орудий, вроде багра или крюка для захвата пищи. В ходе исследований доказано, что вороны обладают огромным «словарным запасом», регулярно переговариваясь между собой, а также демонстрируют легкообучаемость сложному поведению и способность к решению простых логических задач».

«Социализация высших млекопитающих и иных живых организмов»,

д. б.н., академик РАН,

ректор Российско-Европейского Университета систематики и экологии животных СО РАН

Эльдар Котляков,

2064 год

Ливень, в свободное время собирающий на помойках старые, еще на обычной бумаге напечатанные книги, как-то вычитал компаньону в своих пожелтевших запасах один афоризм. Сейчас, молясь лишь о том, чтобы не подвернуть ногу, Сорока полагал, что заплесневелое высказывание великолепно ему подходит. Незнакомый мужик, живший лет, должно быть, четыреста назад, изрек: «Своевременное бегство равнозначно мужеству свободного человека; он выбирает бегство с той же храбростью, что и сражение».

Парнишка не до конца понимал мудрствование древнего. Ни тогда, ни сейчас.

Но в эту минуту, пробираясь по темному тоннелю и в самый последний момент перепрыгивая черные зловонно-бездонные лужи-колодцы, он отчего-то считал, что этот афоризм про него. Во всяком случае, там было про мужество, свободного человека и своевременное отступление. Плюс главное – осознанный выбор. Не панический и ошалелый, но осмысленный в разумных пределах. И имеющий шансы на успех. А большего Сороке пока не требовалось…

Вот он и бежал.

Со всей возможной скоростью, которую позволяло темное подземелье с единственным источником освещения, лихорадочно болтавшимся в его правой руке. Бежал без остановки и оглядки, чуть притормаживая лишь на перекрестках и развилках, чтобы наугад выбрать новое направление и снова прибавить ходу.

Один раз позволил себе чуть больше, чем просто заминку. Прислонился к ледяной стене и минуты три спал наяву, не ощущая вокруг себя ни пространства, ни времени. Казалось, душа и тело провалились во вселенское ничто, где нет верха и низа, будущего и прошлого, обитателей нынешних и бывших.

Ноги подкашивались, но Сорока не позволил себе сесть.

Сдернул со спины рюкзак, глотнул воды из легкой пластиковой фляги. Отыскал и натянул на лицо респиратор. На всякий случай переложил в карман ветровки запасную батарею для фонаря – его единственного союзника и друга. Застегнулся, чувствуя, как холод городских катакомб пробирается под летнюю одежку, насквозь пропотевшую во время погони по улицам Циферблата. Хорошо еще, догадался прихватить одну из легких армейских курток Вардана, иначе бы уже околел…

Одними губами досчитав до трехсот, побежал дальше.

Без осознанной цели, окончательно потерявшись в лабиринте тоннелей и поворотов.

Преследуемый шорохами и крысиным писком, раздававшимся из каждого угла. В тоннели для составов – а затем в ответвления для технических платформ-поездов. Оттуда – в помещения, где когда-то отдыхал и готовился к сменам обслуживающий персонал. По лестницам все ниже и ниже, едва не срываясь в черные шахты просевшей породы, откуда ему чудился острый запах серы.

Делать привалы было нельзя. Даже несмотря на то, что охотники могли крепко отстать или вообще побоялись лезть следом. Потому что, если остановка невольно окажется в ареале обитания хвостатой стаи, за человеком сразу придут разведчики. А это не сулит ничего хорошего, так же как выигрыш «морковки»…

Происходящее слилось в его сознании в одно огромное и разноцветное пятно, словно кто-то решил сознательно испортить богатую палитру великого художника. Макнул кисть в растворитель, да и смешал все подряд, капризно и зло. На загривок давили тонны грунта и бетона, отделявшие беглеца от неба и солнца. Которых тот, если прекратит движение, уж точно никогда больше не увидит.

Сорока окончательно заблудился.

Несколько раз ему казалось, что он пробирается там, где побывал пять минут назад, сделав крюк. А может быть, час назад. Он вообще потерял ощущение времени, а выискивать в заплечной ноше армейский хронометр, зачем-то украденный у Сливоносого вместе с нужными вещами, казалось неуместным.

Разок мелькнула – на самых задворках сознания, едва приблизившись к границе восприятия, – мысль: даже если его не смогут разыскать ловчие молчунов, он все равно стал живым трупом. С его хаотичными метаниями по коридорам… С его рискованными спусками там, где лестницы были раскурочены и отсутствовала даже призрачная возможность подняться назад…

С медленно растущей в сердце паникой и отсутствием карт он элементарно погибнет от голода и холода. Или будет сожран крысами, когда кончатся патроны или «землеройки» соберутся в решительную и бесстрашную армию. Мысль мелькнула и ушла, чтобы не мешать Сороке бежать дальше, все глубже закапывая себя под чудовищно-холодные Пробирки…

Сорока перестал быть птицей, давно вымершей, но еще ассоциировавшейся с его фамилией. Он стал крысой, бесцельно бегущей вперед, куда гонит инстинкт. Каждая минута пребывания под землей сводила с ума. Каждый шаг на целые световые годы уносил от поверхности и надежды на успешное возвращение.

По самым крохотным и осыпающимся карнизам парень огибал заводи и водопады с резкой химической вонью на десятки метров вокруг.

Спускался с таких оползней и разрушенных лестниц, где одно неловкое движение вело к сломанной шее, параличу и смерти в крысиных зубах.

Пролезал в столь узкие щели в завалах, куда не рискнул бы запустить змею.

Слившись с темнотой, вонью и затхлостью, зараженными воздухом и почвой, он искренне уверовал, что вооруженные прыжковыми амортизаторами, поисковыми роботами и колдунами нелюди останутся ни с чем. Не рискнут лезть еще глубже. Потеряют след. Отравятся в облаке испарений. Свихнутся от давящих на голову глыб.

Сорока не верил в это.

Сорока искренне верил в это.

И продолжал бежать.

Он сам частично стал парниковым шаманом, способным читать о человеке из его вещей. Вывел свои чувства на такой высочайший уровень, так обострил и изготовил к бою, что буквально физически ощущал, что где-то за спиной вышагивают по его следам пятеро хладнокровных убийц. Столь же легко и непринужденно чувствующих свою несчастную жертву, которой просто не повезло в идиотской бескомпромиссной игре…

Новый коридор. Лестница вниз в бетонной трубе со ржавыми П-образными ступенями, грозящими сломаться под его весом. Помещение с бронированной дверью. Новая лестница и новый коридор. Он чувствует крыс. Их много, они совсем рядом и настроены враждебно. Он стремится увеличить расстояние между собой и этой иррациональной злобой.

Выход на перрон, необычно короткий и узкий…

Поскользнувшись и едва не сверзившись с полутораметровой платформы, Сорока неловко упал набок. Тяжело, до крика и невольных обидных слез, приложился правым коленом. Сквозь штанину в ногу тут же впились острые осколки керамической плитки. Респиратор сорвался с лица, повиснув на шее. Фонарь выскочил из руки, покатившись в сторону.

Уже заваливаясь и готовясь удариться затылком, парень запоздало спохватился, что если лампа разобьется, он… Затем мысли кончились. Все.

Несколько секунд просто лежал на спине.

Это было так приятно. Не хотелось вставать. Вообще никогда. Ни под каким предлогом.

Фонарь не разбился, лишь отлетел на пару метров и неваляшкой встал на днище, нацелив ослепительный луч в сферический потолок перрона. Странного перрона, технического, по всей вероятности. Но и на это было наплевать. Главное – лежать как можно дольше, давая отдых ногам, и больше никуда не спешить.

Однако почти сразу, еще не успел опасно захолодить спину мрамор платформы, своим обостренным восприятием Сорока ощутил, что в темноте кто-то есть. Не только крысы, они тут были повсюду и совсем рядом. В темноте таился некто враждебный. И бесповоротно чужой этому миру, так же, как сам бывший продавец Вардана.

Они нашли его…

Непостижимо как, но нашли. Каким-то образом вычислили направление движения. Опередили, срезали скрытыми ходами. Устроили засаду и готовы вручить «выигрышный» билет.

Охнув от неподдельной боли и усталости, Сорока рывком сел. Глядя прямо перед собой и ничем не выдавая, что обнаружил западню. Если парниковые выродки хотят поиграть, он предоставит им такую возможность. Что там было про мужество бежать и мужество принять бой?

Кряхтя, как столетний старик, парнишка перевернулся на четвереньки, вставая нарочито медленно и неуклюже. Однако правая рука его тут же скользнула к поясу, нащупывая рукоять «Рогалева», сейчас ставшего самой ценной вещью на всем белом свете. И когда казалось, что пальцы вот-вот сомкнутся на шершавом рифленом пластике и он будет готов швырнуть в темноту столько пуль, сколько успеет…

– Не шевелись, – без особенной угрозы, но твердо прозвучал из бездны тоннеля женский голос. Низкий и бархатистый. Совершенно не подходящий для шуток или заливистого смеха. – Попробуешь вытащить пистолет, продырявлю башку.

Сорока замер.

Оцепенел от волнения и бьющейся в подсознании радости. Это не нелюдь, те говорить не обучены, сразу дают заряд из тазера! Но каким образом тут, на невероятной глубине, в самом неизведанном месте из всей неизведанной подземной сети оказался человек? Да еще и девка!

Скосил глаза, заметив, как грозно играют блики на хищном трехграннике гарпуна, нацеленном ему в лицо. Медленно отнял руку от пояса, демонстрируя полумраку пустые раскрытые ладони. Стоявший на полу фонарь теперь оказался почти между ними. Женщина притаилась на самой границе светового пятна, не позволяя себя рассмотреть. А через секунду в Сороку уперся еще один луч, нестерпимо яркий и бьющий в лицо – это гарпунерша включила наплечный источник освещения.

– Пожалуйста, не надо стрелять, – непослушными пересохшими губами прошептал беглец, щурясь и невольно пытаясь отвернуться. – Я не причиню тебе вреда, клянусь… Мне очень нужна помощь…

– Помощь, говоришь?

Луч переместился с его лица, позволяя приоткрыть зажмуренные глаза.

Женщина тоже сместилась, теперь находясь слева. Сделала полшажка вперед. Сорока разглядел, что оружие, принятое им за гарпун, оказалось арбалетом с короткими пружинными дугами. Впрочем, менее опасным стреломет от этого не становился, и бывший продавец Сливоносого предпочел не опускать ладоней.

– Да, у меня за поясом пистолет, но я не собирался пускать его в ход… – Сорока решил, что лучшей политикой станет предельная честность. Кроме того, девка все равно углядела «Рогалева» под одеждой. Какого черта она вообще тут делает?! – Клянусь могилой матери, мне очень нужна помощь, и я никому не собирался причинять вреда…

В темноте за границей светлого круга что-то шевельнулось, и Сорока чуть не шарахнулся прочь. Скосил глаза, обнаружив, что стрела по-прежнему смотрит ему в переносицу, словно приклеенная. И только теперь догадался, что странная женщина в подземелье определенно не одна.

– Что вам нужно? – осторожно подбирая слова, поинтересовался парень. – У меня есть немного денег и провизии, я могу отдать. Только не трогайте и укажите дорогу, ладно? Мы ведь должны друг другу помогать, когда дело касается молчунов, это же закон Циферб…

– Запаяй дуло! – негромко, но жестко приказала арбалетчица, и Сорока умолк. – А пушку не трогай. Пусть будет там, где есть.

В круге света появился ее напарник – мужик лет сорока, крепкий и невысокий, одетый в драный рабочий комбинезон с ярким логотипом на рукаве. Выглядел он так, словно его неделю извлекали из обрушенного забоя: чумазый и перепуганный, совсем без снаряжения для исследования катакомб. Это что, случайная жертва? Заблудившийся клиент из богатеньких, за которым сюда и спустилась рисковая следопытка?

Сорока еще раз осмотрел мужчину в изорванной одежде.

Что «победителя» Лотереи обнадежило, так это его полнейшая безоружность. Что заставило нахмуриться и недоуменно покоситься на девку, так это выражение его лица. Отрешенное, с оттенком нездешней блаженности, какое бывает у глухонемых или на голову нездоровых. А еще бывает у…

Сорока тихонечко, одними губами выругался. Но стоявший в трех метрах справа мужик все равно поморщился, будто его шлепнули по щеке. Не веря собственным догадкам, Павел покосился на женщину, совсем не старую и даже привлекательную, если смыть грязь. Ее серые глаза сверкали из-за арбалета пуще наконечника стрелы, но домыслы беглеца она комментировать не спешила.

– Ты откуда здесь, чучело? – спросила арбалетчица все тем же бархатным голосом, почему-то ассоциирующимся у Сороки с мягкой периной, набитой острыми иглами. – Аль заплутал, егерёк?

Одна из частей головоломки встала на место, заставив брови изумленно изогнуться.

Ну конечно! Из-за дурного освещения он не мог в деталях рассмотреть девчонку, но и увиденного должно было хватить, если б только не усталость и страх. Короткая стрижка, удобная кожаная куртка, лоснящаяся от смазки. Страховочные ремни, нож и ледоруб. Высокие ботинки, отнюдь не новые арбалет и кобура на бедре – все это говорило об одном.

– Так ты ж егерь! – выпалил Сорока, заставив эхо удариться в потолок.

Егерь, ну надо же. Раньше он их только издали видел, почитая за сумасшедших.

Пришло ведь в голову придумать себе профессию такую: ходить в вылазки на территорию Заповедника, воруя у застекольщиков электронику, снаряжение, запчасти к машинам или даже технологии. Пришибленными и отмороженными егерей считали даже бандиты, не говоря про обычных горожан. Вот и держались те особняком, закрытыми коммунами, куда постороннему вход заказан…

– Тоже мне новость! – презрительно фыркнула девушка, не позволив стреле даже чуть-чуть дернуться в сторону. И вдруг нахмурилась, расшифровав радостные нотки в голосе бывшего торговца. – А сам-то разве нет?..

Казалось, непринадлежность парня к цеху ее коллег выбила почву из-под ног арбалетчицы. Не ожидала, наверное, встретить гражданского так далеко от Циферблата. В глазах застыл немой вопрос, но она тут же бросила короткий взгляд на мужика в рваном комбезе, и Сорока понял: одним вопросом тут не обойдется…

– Пожалуйста, не стреляй, – снова попросил он, медленно-медленно опуская руки. – Отвела бы ты стрелу, а? А то вдруг палец дрогнет… Нет? Ну как хочешь, ты тут старшая… Да, я не егерь. Но я и не мыслил причинять вам зла. Гадом буду, я тут совершенно случайно… не хотел я на вашу территорию лезть, или как это у егерей называется?.. И трофеи мне ваши не нужны, и находки разные. Мне просто нужно выбраться. Отсюда. Желательно, где-нибудь в Семичасовом Секторе…

Арбалетчица молчала. Кусала губу, посматривая то на одного, то на другого. На лбу прорезались морщины. Вся ее поза сообщала, что сероглазка ведет непростой внутренний диалог сама с собой, все еще не в состоянии принять какое-либо решение.

Мужчина, застывший справа от Сороки, наконец шевельнулся.

Потер пыльное лицо, нахмурился. Все это время он с интересом прислушивался к разговору, но сам не произнес ни слова. Да и вообще, казалось, понимал меньше остальных. С одной стороны, это наталкивало на мысль, что дядя просто прохудил крышу. С другой – Павла все крепче опутывали самые мрачные и серьезные предчувствия.

Не позволяя себе окончательно поверить в то, о чем уже пару минут голосом отца настойчиво нашептывала интуиция, Сорока тяжело вздохнул. Так же медленно и безвольно опустил руки вдоль тела.

– Но мы-то с тобой люди, егерь… – сказал он тихонечко, будто застекольщик по правую руку туго слышал, а не был лишен возможности вообще понимать человеческую речь. – А люди друг другу помогают. Спаси меня, егерь. Не знаю, что тут у вас происходит, но молю – сейчас мне очень нужна твоя помощь…