Текст книги "Механическое сердце"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

И еще – темно, лишь робкий отсвет работающих фабрик долетал через затянутый пленкой вход. Под потолком скорчился огромным пауком замерший навеки вентилятор. Холодильные шкафы собрались по углам угрюмыми великанами, с пристальным недовольством рассматривая нежданных гостей. Пахло ржавчиной, пыльной тканью мебельной обивки и затхлой жижей, где-то под полом пробивавшейся из канализационных труб.

Чтобы хоть как-то нарушить тревожную тишину, Витька деловито застегнул на запястье браслет хронометра (все равно продолжая коситься на прибор с опаской) и шумно придвинул стул к кухонному верстаку, на котором сидел брат.

– Раз уж Облачко решил подарить нам уединение, – хмуро пробормотал он, искоса посматривая на Диму, – хотелось бы послушать твой рассказ… Про бегство, синяки и консервы.

Настя, кивком выражая согласие, уселась на соседний стул.

– Ну что ж, – важно кивнул путешественник, забрасывая ногу на ногу и вообще держась эдаким хозяином положения. – Если вы настаиваете, мои дорогие, я, пожалуй, начну…

А дальше, уважаемый читатель, я продолжу повествование так, как его услышали Витя и Настя – то есть от лица их своенравного брата…

«Ну, про мой побег и спуск в школьные подвалы вы уже знаете – Облачко рассказал. И про возвращение на Штамповальню тоже, ведь так? Поэтому историю, как я лазил между трубами и по коммуникационным псевдополянам плутал, повторять нечего. Все равно, кроме светящейся плесени, ничего интересного не нашел. А вот когда попал на Фабрику…

Ну что тут врать?.. Конечно, я полагал, что в походе к Озорнику могу задержаться. Или, скажем так, со мной может произойти нечто… необычное. Думаете, я считал свой побег пустяком? Не-е-т… шалопаем меня, может, и называли, но безответственным – нет. Да не криви ты нос, Витька! Я хорошо понимаю, что на моем месте ты бы поступил иначе. Но клянусь, я правда думал о вас. Поэтому и отправил Облачко подальше – чтобы бот уцелел, если вы захотите его разыскать.

Вообще-то, если быть честным, это путешествие на Фабрику началось совсем не вчера. То есть, как папа говорит, пред-по-сылки к нему возникли гораздо раньше. Неделю… нет, скорее даже – пару недель тому назад. С той самой ночи, когда мне впервые приснился не обычный ночной кошмар, в котором Мглистый успевает схватиться за край ограждения и выбраться на переходной мост… С той ночи, когда мне приснился старик.

Какой? В том-то и загвоздка, Настена, что я не могу вспомнить его лицо. Вроде видел, как тебя сейчас, – невысокий, худенький, в балахоне каком-то… Имя еще такое забавное, я сначала даже рассмеялся, а он чуть не обиделся… То ли Аркадий, то ли Афанасий… Бородатый, очкастый… Первый-то раз я вообще сон толком не запомнил. А когда на следующую ночь снова старичка этого увидел, аж проснулся с перепугу.

Почему не рассказывал? А что, Витька, было рассказывать? Что мне несколько ночей подряд снился бородатый сморчок в огроменных очках? Еще предложи к школьному психологу сходить, ага… Думал, само пройдет, как мозоль. Может, я такого дедка по амбивизору видел, ну и запомнил как-то? А может, в школе новый учитель появился – он, кстати, на преподавателя похож.

Но позавчера этот Аркадий… или Артур?.. В общем, позавчера он снова вернулся в мой сон, прямо за несколько часов до записки Озорника. И знаете что? Он сказал, что ему, конечно, очень жаль, но нашей семье что-то там уготовано, и мне предстоит отправиться выручать друга…

Знаете ведь, какие сны коварные? Я про этот бредовый разговор только ближе к обеду вспомнил, когда меня через Трясину волокли… Это позже, не перебивай, а то собьюсь!

Я к тому клоню, что забылся мне начисто сон, еще когда зарядку во дворе делали. И когда записку из шкафчика читал, тоже не вспомнил – а потом вдруг «раз»! И все сошлось. Выходит, предвидел я, что Озорнику моя помощь нужна… Отсюда и сны! Помните, нам мама про интуицию рассказывала? Вот, похоже, это она в точности и была, только образ уж больно странный приняла, старичок какой-то плюгавый…

Ну так вот. На чем я остановился?

Ага, записка, сон. Потом я нашел Облачко, попал на Штамповальню. Да, точно так все и было. Здесь, как можете догадаться, первым делом отправился искать шахту Озорника. Конечно, она тут не одна, но я решил начать с той, где мы познакомились… Во-о-он она видна, если занавеску на дверях отодвинуть. К ней-то и зашагал.

Что? Нет, сестренка, не страшно ни капельки. А чего бояться, когда в себе уверен, да правила поведения на поляне знаешь? Сканеры обходил, ухо держал востро, нос по ветру. Так и добрался… И, друзья, охнул. Потому что шахта была взломана, а кабины и след простыл. Помните, как Мглистый разломал внешние стенки Великосветского Гранда? Здесь я обнаружил почти то же самое, только дыра больше, во-о-от такущая, а за ней двери разомкнутые.

Озорника, как я уже сказал, тютеньки. Следов Механика, правда, тоже не нашлось – ни капель масла, ни отпечатков сапог, ни свидетельств издевательства над Лифтом. И только одинокая лестница на внутренней стенке шахты – хоть вверх лезь, хоть вниз, разницы нет. Планшет вызова раздолбан, провода везде рваные, не докричаться. Ну, я и полез.

А что мне оставалось, Витька? Развернуться да прийти в школу, как ни в чем не бывало? Сдать контрольную и за ужином невзначай рассказать вам, что Мглистый вернулся и добрался до Озорника? Вот и я посчитал, что это не лучшая идея…

Лезть решил вниз, так показалось легче. Про возвращение-то, конечно, не подумал, каково будет в горку тащиться на такую высотень, ну да ладно. Вот и полез.

Кругом сквозняк, натуральным привидением задувает, бесконечно и на одной ноте так: «у-у-у»… Пылища в нос лезет, скобы ржавые все, скользкие, краска шелушится и ладони колет. Жуть, одним словом. Пару раз думал: сорвусь. Но держался, милосердные Лифты, цепко держался!

А шахта будто бесконечная. Двери на разных уровнях, люки какие-то, технические аппендиксы, но переборки все как одна заперты на электронные засовы. Как назло прямо. Следов Лифта как не было, так и нет. От сквозняка уже зубы сводит и за ушами болит. Да и руки начали соскальзывать капитально. Тогда я привал и решил устроить, совершенно не догадываясь, к чему это может привести…

Нашел узкую нишу в стене, куда можно залезть без особого риска свалиться в шахту. Забился в нее, подальше от края. Лежу себе на боку, на руки дышу, отдыхаю. А сам начеку, как бы с приступочки не навернуться. Мышцы напряжены так, что сводит. А потом какая-то автоматика у меня за спиной ка-а-к сработает!

Я думал, если сердце не остановится, то от неожиданности точно улечу. Только и успел за лестницу схватиться. Глядь, а в глубине ответвления вентиляционный карман открылся, просушка идет. Я на жердочке своей уже мерзнуть устал к тому времени, ну внутрь слазить и решил. Минут на пятнадцать планировал, честное слово, не больше! Только чтобы продолжить путь без риска задремать от усталости и упасть…

Кто ж знал, что засовы на таймерах срабатывают только раз в сутки?..

В общем, забрался я в карман этот. Там тепло, сухо, от края шахты далеко. Чуть на самом деле не уснул. А минут через десять вдруг – «бац», пневмоприводы опять заработали, и мембрана прохода вмиг закрылась.

Я ее и ногами, и в разные стороны, и ласково уговаривал, и микрофоны протокольные искал – ничегошеньки, будто в бетонную стену постучался. А кругом темно – если б не аварийные лампы в распределительных щитках, вообще бы ничегошеньки видно не было. Вот и пришлось по лазу двигать, не сутки же там сидеть?

Пробираюсь я по этой кишке, лезу себе, да и попадаю вдруг… куда бы вы думали? На полноценную поляну! Проход-то в технический узел привел, где устройства обслуживания шахт гроздятся. До пола метров пять, все ржавое, запущенное. Ну, я со своего насеста поляну и рассмотрел, прежде чем предпринимать что-то.

Сначала подумал, что это какой-то незнакомый рабочий поселок, который на географии еще не проходили. Небо блекленькое такое, без облаков, но чистое. Выстроено все ровненько, кварталами да проспектами. Зелени нет, но лавочки повсюду, столбы фонарные. Казарму чем-то напомнило, только без сторожевых вышек и проволоки колючей. В ней, впрочем, там все равно никакой надобности, но об этом позже…

Вокруг поселка Пустырь свой, с края которого я и очутился. А здания все грубые, словно их не для жизни строили, а лишь бы отвязаться. Черепица на крышах серая или черная, стены унылые, зеленоватые. Названий улиц нет, номеров на домах тоже. Вокруг поселка Хозяюшки понатыканы… это, Витька, местные так свои гиперизлучатели называют, не перебивай…

Ага, торчат вокруг городка конструкции эти, что наша домашняя антенна для амбивизора, только больше раз в десять и на ферме проволочной. Я сначала-то на них внимания особого не обратил, потом уж рассказали…

Чего я вообще вылез из укрытия? Птица его знает, Настенка… Любопытно было, хоть ножиком режь. Что за место такое? Кто в поселке живет? Да и вижу – не грязная Свалка передо мной или Червигород какой-то, а обжитое место, хоть и мрачноватое… Вот и выбрался из своего короба. С обслуживающей подстанции спустился, осмотрелся.

Тут и заметил, что все шахты хитро замаскированы, сперва даже незаметно, что они есть. Выходов вообще не видно, а все стволы особенной пленкой изоляционной опутаны, чтобы звуки ни наружу, ни внутрь не пропускать. Да еще едкой дрянью вымазаны, от которой кожу жжет. Это против тех, кто пленку отодрать попытается… Увы, не сразу я смекнул, что неспроста так сделано.

Побежал через Пустырь – его местные Трясиной называют, у них на это свои причины… И вот пересекаю я Пустырь-Трясину, за заборами прячусь, улицы пустые высматриваю. Так в поле действия Хозяюшек и попал. А потом почти сразу одну из группувидел да с Пастухами познакомился. И в ту минуту на побег у меня не осталось ни единого шанса.

Так, друзья мои, я узнал, что Интернат – совсем не сказки, которыми пугают непослушных детей. Он на самом деле существует, и знали бы вы, что именно я испытал, когда понял, что оказался в этом чудовищном месте…

В общем, прячусь я, высматриваю все.

Смотрю – люди идут. Причем строем, и одеты все одинаково – робы какие-то грязно-серые да кепки бесформенные. Пригляделся – святы-платы, это ж дети: от карапузов совсем, каких и в школу-то не берут, до парней постарше. Маршируют колонной, как на «линейку», да только радости в глазах – ни граммулечки. На шеях – галстуки. Так на Интернате называют специальный ошейник, который настраивается на мозговую активность своего хозяина.

Эти самые галстуки, кстати, колючую проволоку и заменяют. Пока ты в поселке, все нормально, никакого дискомфорта. Но стоит выскочить за пределы излучения Хозяюшек, пиши пропало – ошейник начинает тебя душить до тех пор, пока внутрь не вернешься. Ну, или пока язык не почернеет. Как потом узнал, с их помощью на Интернате поддерживается дисциплина: они охраняют воспитанников от побега, они же не позволяют общаться населению женского и мужского поселков, расположенных на разных сторонах поляны…

И вот идут, значит, воспитанники, напевают что-то уныло. А вокруг колонны, словно боты сторожевые, взрослые – человек десять, все в черном. С дубинками, веревочными наручниками, в толстых таких плащах, которые ни прокусить, ни проткнуть.

Это, как я узнал совсем скоро, были Пастухи – так население Интерната называет своих надзирателей и надсмотрщиков. Жуть, а не людишки, клянусь! Зрачки у всех одинаковые, как у братьев родных – белесые, бесцветные, словно желе недоваренное. Ресницы светлые, длиннющие, от чего зенки кажутся огромными провалами, куда и заглядывать-то страшно – будто туман там живой, движется неспешно и тебя в ответ рассматривает.

И вот ходят эти дядьки в черных-пречерных плащах вокруг колонны детей. Всех в ногу маршировать заставляют, да еще и песенку какую-то разучивать. Я как допер, во что влипнуть умудрился, сразу – задний ход. А за спиной у меня уже двое Пастухов с дубинками. И улыбаются, гады, так, что я чуть в обморок не грохнулся – даже храбриться не стану…

Хватают меня, смеются. Я в крик, отбиваться давай, колонна встала, на меня с натуральным интересом смотрят… Долго брыкаться, как понимаете, мне не дали – хлопнули дубинкой меж лопаток, руки веревкой скрутили. Все обыскивали да допытывались, как я галстук снять сумел…

А потом смекнули – новенький я, беглец с другой поляны, у них такое не первый раз случалось. Ох, сволочи, как же довольно они ржать начали. Ресницами огроменными «хлоп-хлоп», а в зрачках пустота плавает и сама себя переваривает. Меня чуть не стошнило. Вроде и взрослые, а будто нелюди какие-то, не лучше Красимиры…

– Пополнение, значит, – говорят, а сами сверху вниз меня изучают да хихикают. – Вольной жизни, мол, захотел, с полянки родной утек? Добро, значит, на Интернат пожаловать. Тут из таких хулиганов быстро нормальных граждан делают…

Дети из колонны смотрят с интересом, будто я насекомое подопытное, которому скоро крылышки отрывать начнут. Пастухи все шепчутся, я на коленях стою – руки связаны, спина болит. Все, думаю, простите, родненькие, не свидимся больше… Сходил Лифту помочь, называется, собственной головы не сберег.

Настена, да перестань реветь-то! Ну вот же я, перед тобой, глупышка… Успокойся, ладно? Выбрался я, сама же видишь! Давай лучше расскажу, что дальше было.

Потащили меня вслед за всеми, значит. Надзиратели пинками подгоняют, а сами все рядят, в какую группу меня определять и когда тестирование проводить, чтобы галстук подобрать подходящий. Вызвали вожатого – это был старший мальчик в колонне, присматривавший за порядком помимо Пастухов.

– Вот, – говорят, – принимай новенького. Вечером тесты, утром «окольцуем», а пока он твой.

Думал, с ним-то хоть общий язык найдем, почти ровесники ведь… Ага, размечтался. Тот первым делом мне в живот кулаком «на»!

– Пока, – говорит, – наших законов не выучишь, будешь бит. А сейчас молчи и наблюдай, малявка.

И в строй меня определил, где сверстники вышагивали. А те – сущие звери, а не люди. Думал, хоть кто-то подружиться попробует, познакомиться или помочь. Не тут-то было! Пихают со всех сторон, шипят, на ногу наступить норовят. Главный заводила там мальчишка по прозвищу Зубастик, настоящий гаденыш, наши школьные задиры по сравнению с ним – милые баловники… Лупят меня, значит, пихают. А колонна тем временем в барак жилой возвращается, где у каждого персональная койка в общей комнате. Это, как потом выяснилось, они с утренней рабочей смены шагали.

Пастухи внутрь завели и преспокойно по своим делам утопали. А я в уголок забился и уши навострил. В тот час, на отдых выделенный, про поляну эту мерзкую все и разузнал… Народец местный, Пастухами забитый, когда в одиночестве остается, о чем угодно говорить готов, лишь бы не молчать – и чего я там только не услышал…

Ой, друзья, упаси вас Лифты когда-нибудь там оказаться. Или кого-то из ваших знакомых. Даже тех, кому вы невольно желаете гадостей или неудач.

Это жуткое место, его не сравнить ни с крысиным миром, ни с искаженной реальностью червяков. Пастухи – настоящие белоглазые выродки, способные просто из-за плохого настроения избить подопечного до полусмерти или сломать ему руку. К сожалению, дети, прожившие на Интернате хотя бы месяц, становятся такими же жестокими, как их палачи…

Невероятно, но в Спасгороде существует невероятное количество семей, отказывающихсяот своих сыновей и дочек. Представляете? Отказаться от собственного ребенка! Сдать его на Интернат, где тот обретет новую «семью», жестокую и безумную? И таких много, с каждым годом все больше, я лично слышал обрывки рассказов.

Бывает, взрослые отдают детей совсем крохами, еще в пеленках. А некоторые – что еще страшнее – теряют интерес к своему ребенку, когда тому уже исполнилось шесть или даже девять лет! И, словно ненужную вещь, сдают на эту проклятую поляну, причем за вознаграждение…

Еще на Интернат попадают за провинности – школьные пугалки и страшилки, которыми нас потчевали учителя, оказались чистой правдой! За преступления, нарушения законов города или многократные дисциплинарные взыскания на самом деле можно угодить под дубинку Пастуха.

Часть группы, где я провел день, была забита или напугана настолько, что даже не могла вспомнить, почему носит галстуки. А вот другая часть обитателей барака оказалась совсем не такой – эти хорошо помнили все правонарушения, за которые были отправлены на перевоспитание. Помнили и гордились ими, соревнуясь между собой в дикости и беспринципности…

Согласен, Витька, это немыслимо… А знаешь, что еще жутко? Что эти получеловеки из года в год пользуются неписаным кодексом стаи, при всей лютости правил умудряясь не переступать границ дозволенного надзирателями. Потому что тех, кто осмелился нарушить официальные законы Интерната, отправляют еще ниже, после чего о человеке забывают.

Да-да, вы не ослышались. Если я правильно понял болтовню местных, у Пастухов даже существует какой-то договор с червями. Каждый месяц белоглазые за плату поставляют на Станцию какое-то количество новеньких, причем как правонарушителей, так и случайно отобранных жертв. Ну а что с ними делают черви, вам рассказывать уже не нужно…

В группах (их еще называют трудовыми отрядами) процветает стукачество, где за донос надсмотрщику шпиону выдают лишнюю пайку еды. Старшие бесконечно обижают младших, кто-то кого-то постоянно лупит, все пытаются выслужиться перед Пастухами. Когда те отсутствуют, в бараке начинается бесконечный передел власти, драки за право собирать дань с других групп или пользоваться привилегиями вожака…

Все малыши часть кормежки сдают старшим. Если еды не хватает, отдают дань услугами – например, застилают кровати, чинят одежду или стирают носки.

Меня сразу же обыскали, отобрав все, что было в карманах. Колесо от игрушечного самоката, зуб, который я носил с собой уже два года, счастливую монетку, оба шарика для игры в «Бум-бум» и даже старую обертку от жвачки. Все найденное Зубастик сразу отнес вожатому, который разделил добычу между особо приближенными.

Знаете, друзья… если Лифты окажутся благосклонны и мы сумеем вернуться к обычному образу жизни, после увиденного я буду смеяться задиристым старшеклассникам в лицо – ни один из них, даже кулаками, не способен причинить мне и капли страдания, прочувствованного на той противной поляне…

Живет Интернат тем, что выращивает овощи в огромных парниках на краю поселков. Думаете, попадающие нам на стол помидорки или кабачки – это плоды трудолюбия честных фермеров? Как бы не так! Половина овощей города выращивается на Интернате, только об этом никто не знает. Причем в условиях, от которых стынет кровь, и это не преувеличение… Местные работают с удобрениями без малейшего защитного снаряжения.

Да, Витька, даже без респираторов!

Жизнь воспитанника не стоит ничегошеньки – на его место вскоре придет новый, и механизм даже не забуксует. Они ковыряются в земле голыми руками, вдыхают пыль и микробов, под ногти забивается грязь, а медицинский осмотр Пастухи проводят не чаще раза в год.

Сами надзиратели привиты мощными антибиотиками, которые в качестве побочных эффектов вызывают эти странности: желеобразность зрачка и обесцвечивание ресниц. На воспитанников же они плевать хотели: если кто-то из детей заболевает, его одевают в полиэтиленовый комбинезон и увозят в Лазарет. В случае массового заражения в лечебницу отправляется население целого барака, хоть такое бывало и нечасто.

Только, скажу я вам, судя по системе труб, ведущих от Лазарета к системе отопления, там расположена обыкновенная котельная, а вовсе не медицинский блок…

Меня, как понимаете, тоже определили на овощи. Когда закончился час отдыха, нас снова построили колонной и погнали обратно через поселок. В одной из огроменных теплиц мы перебирали, калибровали и сортировали картофель до тех пор, пока меня не замутило. В общем, группа продолжала вкалывать весь день, а самых ленивых ждал тумак от ближайшего Пастуха.

В какой-то момент прибыли врачи белоглазых. Меня отвели в сторонку, где прямо на виду у остальных взяли анализы для определения психокода и настройки галстука. По клочкам переговоров взрослых я догадался, что ошейник будет готов к завтрашнему утру. Тогда же мне собирались подобрать униформу в размер. К счастью, я перед вами, шея чиста, а школьная куртка все еще на плечах…

О чем я думал в этот бесконечный день? О побеге, конечно. И о том, какова будет моя судьба, если сбежать не удастся. О вас, о маме и папе, об Озорнике, на которого где-то в недрах города все еще ведет охоту Мглистый. Конечно, я планировал сражаться, но монотонная работа вскоре забила голову так, что я едва шевелил мозгами…

Итак, когда специальная сирена наконец-то объявила о завершении смены, мы отправились в общую столовую. И там, друзья, к своему огорчению, я поближе познакомился с Зубастиком…

Вообще, как вы уловили, тот вовсе не был вожатым нашего отряда. Но он точно являлся самым злым и несдержанным поганцем, которого я встречал, и даже старшие смотрели на мальчишку с опаской. А еще у него напильником заточены передние зубы – это на Интернате считается особым шиком неподчинения Пастухам, – и гад то и дело норовил пустить их в ход, с легкостью прокусывая до крови даже через несколько слоев одежды.

На ужин давали какую-то липкую консервированную гадость, которая едва напоминала кашу. Еще был кисель, огуречный хлеб и свекольное рагу. Выглядело все это весьма отвратно, вы уж поверьте. Но за день я уработался так, что был готов слопать все до крошки.

Зубастик, однако ж, имел на этот счет собственную точку зрения.

– Новенькие у нас на диете, – нахально заявил он, ухмыляясь и придвигая к себе мой поднос с мисками. – Делись!

Делиться я, конечно, не захотел, а вот драться полез охотно… Ай… ага, вот этот синяк был заработан именно в столовой. И вот этот. Ты, Витька, меня знаешь, я не из слабаков. Но Зубастик решил махаться не один. А когда тебя валят на пол сразу пятеро, думаешь только о том, как бы прикрыть башку…

После того как они устали меня пинать, Зубастик забрал мой ужин. Оставил только свекольную похлебку и кусок хлеба, гад. Остальное поделили, причем часть ушла в так называемый «общий котел». Это у каждой группы такой секретный склад, где хранится провизия на «черный день», когда у Пастухов совсем уж паршивое настроение и всю поляну морят голодом. Когда группа вернулась в барак, я успел подсмотреть, как острозубый и его прихвостни прячут хлеб и кашу под доски пола.

Да… как вспомню, так прямо дрожь пробирает. Даже на Казарме, не дай-то Лифты нам туда вернуться, было куда лучше. Полуживые механизмы полковника хотя бы служили одной цели, были равны и честны. Здесь же… тьфу!

Дети для Пастухов как прислуга – моют, убирают, чистят улицы, работают в опасных парниках. Но самое страшное, что никому до этого нет никакого дела! Интернат – это словно забытый мир, от которого отвернулись все – родители, Гильдия, Лифты… Да что там – весь город! И воспитанники платят ему встречной жестокостью, которую, как мне представилось, чуть ли не силой в себе растят…

Наступила ночь. Светоч погас, и, конечно же, я тут же решился бежать.

Но, как верно вы могли бы предположить, Зубастик со своими приятелями разгадал мой план, задумав подловить меня и тем самым еще разок выслужиться перед белоглазыми Пастухами. Ах, сколько раз они демонстративно прокрадывались мимо моей койки, на которой я затаился в одежде, не снимая даже ботинок! Проверяли, сплю ли, шептались за дверью, скрипели половицами и шумно дышали под своими одеялами. Изо всех сил я боролся со сном, одновременно стараясь казаться мирно спящим и презрительно не обращая внимания на их попытки запугать меня. Ой, друзья, с каким же трудом мне это далось!

Один раз я почти задремал, и если бы не заговорщицкие шепотки с соседних коек, проснулся бы уже с галстуком на шее. Но я смог выскользнуть из дремы, мокрый от пота, с ноющими мышцами и горящими синяками. И еще через час вдруг выяснил, что победил кусаку – дожидаясь, пока я решусь на побег, его свита умудрилась уснуть, как и он сам!

Перед самым рассветом, когда сон наиболее цепок и надежен, я выбрался из-под одеяла. Барак дрых без задних ног, многоголосо и нечленораздельно бормоча в кошмарах, и я с трудом удержался, чтобы не сделать спящему Зубастику что-то гадкое. Прокравшись к тайнику, я вскрыл «общий котел», выбрав в его скудных запасах наиболее съедобное. Эти консервы вы, собственно, только что и вкушали – злобного мальчишку благодарите, хех…

Набрав еды, я выскользнул на улицу и пустился к Трясине.

На Интернате, в отличие от той же Казармы, дозоров никто не выставлял – стационарные Хозяюшки с их удушающим излучением хранили дисциплину лучше заборов и сторожей. И все равно, следуя пустыми улицами утреннего поселка, я невольно старался держаться в тени, не выходя под свет фонарей. Как выяснилось чуть позже – вовсе не зря.

Найти обслуживавшую подстанцию оказалось совсем непросто. Таких на поляне скопилось превеликое множество, а шахты, как я уже упоминал, укрывала изоляция без маркировок. Проплутав почти час, я уже отчаялся найти лаз, через который прибыл на Интернат, как вдруг сумел сориентироваться по раскраске неба.

На улицах стало совсем светло. Буквально через считаные минуты поселок должен был проснуться к началу нового рабочего дня. Но тут наконец-то я заметил скопление технических будок, из которого и попал в это страшное место.

В этот же момент Зубастик и трое его подхалимов перегородили мне дорогу, отрезая от Трясины. В руках у них я заметил палки, и стало ясно, что простыми пинкарями, как в столовой, на этот раз отделаться не выйдет. А еще во рту у заводилы блестел свисток, почти как у наших урядников, в который тот немедленно задудел.

Думаю, наша встреча стала чистой случайностью. Конечно, проснувшись и обнаружив пропажу новенького, Зубастик с приятелями бросился в погоню. Но учитывая, сколько времени я проплутал по поселку, мы могли запросто разминуться. Но нет!

Потуже завязав лямки мешка, я бросился на прорыв, стремясь к шахте и подстанции на краю Трясины. Мои противники ринулись наперерез. Где-то поодаль, отвечая на свист, зашлась сирена, будя ненавистных Пастухов.

Да, вот эта ссадина от палки. И вот тут синяк на плече, я не смотрел, но по ощущениям здоровенный. Драки как таковой-то и не было, я против палок не умею… Сунул одному в зубы, второй меня тут же стукнул, а Зубастика я по коленке пнул. Тот упал, дернулся было меня за бедро цапнуть, но я уже бежал. Они, конечно же, совсем озверевшие – в погоню.

Вот клянусь, еще чуть-чуть, и схватили бы: или палкой бы сбили, или кучей навалились. А там и Пастухи бы подбежали, и тю-тю, Димка, никто о твоей судьбинушке не узнает. Но этого чуть-чуть, хвала Лифтам, не случилось. А когда на Трясину все четверо выскочили, Хозяюшки помогли.

Сначала даже ушам не поверил. Вроде топочут сзади, ругаются, все за куртку ухватить норовят, сопят шумно. А потом вдруг – «бац!», хрипы какие-то, упал кто-то, палка отлетела. Я еще шагов сорок пулей «вжик!», только потом посмотрел: лежат, милки… за галстуки хватаются, щеки посинели, глазенки выпучены. Кое-как ползут обратно в поселок, поближе к Хозяюшкам. Ой, как же я тогда этим чудовищным приборам благодарен был, признать стыдно…

Смотреть, как Зубастик и его кореша выживают, я не стал. Пастухи могли появиться с минуты на минуту, поэтому я припустил дальше, карабкаясь по «наросту» подстанции к люку, который имел неосторожность так бездумно покинуть.

Как же колотилось сердце, как же холодела спина! И не успели первые белоглазые наводнить переулок, где жадно глотали воздух Зубастик и его дружки, как я уже нырнул в одну из силовых будок, отчаянно протискиваясь в знакомый вентиляционный «карман».

Хронометра, как вы знаете, у меня не было, не заслужил… Но внутренние часы подсказывали, что дать отдых рукам в распахнутой мембране я решился как раз чуть больше суток назад.

Забившись в самый темный угол технического отсека, я с ужасом выслушивал, как надсмотрщики возятся у люка, обсуждая мой побег. Как не могут забраться в узкий лаз сами, но вынашивают самые разные идеи – от накачки коридора газом до выбора наиболее послушного воспитанника. С того предполагалось снять галстук, привязать к ноге цепь и запустить следом за мной…

Не знаю, сколько времени я провел там, скукожившись и прижимая к груди мешок. Час? Может быть… может быть, больше. Но когда мембрана зашипела, а карман снова открылся на проветривание, этот звук показался мне самым чудесным на свете. Стараясь двигаться осторожно, но быстро, я юркнул под открывшуюся заслонку, от радости и свободы чуть не сверзившись в шахту.

Ну вот, собственно, почти все…

Какое-то время я висел на ржавых ступенях, прислушиваясь – не реализовали ли Пастухи свой план с мальчиком и цепью. Затем дождался, пока задвижка встанет на место, а пневмоприводы не замолчат на ближайшие сутки. И только после этого давай карабкаться – как вы уже догадались, вверх, а не вниз.

Чувствовал я себя так, будто из меня выжали все соки. Но так, по-честному, дело и обстояло. Выбравшись на Штамповальню, я еще почти час просидел под одной из местных фабрик, опасаясь погони людей с водянистыми зрачками. Затем о себе напомнил голод, и я перекусил прихваченными продуктами. Потом вроде бы и вовсе задремал от сытости и тепла.

Но когда над поляной заревели сирены и Сортировщики снова выкатились на охоту, у меня чуть не случился сердечный приступ. Думал – за мной идут, где-то в сканер угодил. Или, может, Пастухи на поляне… Бросился по старой памяти к пульту вызова Облачка, а тут… Вот так вас и встретил».

Димка замолчал, задумчиво облизывая пересохшие губы. Поковырялся в мешке, вынул пластмассовую бутылку с водой и попил.

Во время рассказа он беспрерывно раскачивал ногой, как маятником, что выдавало волнение и тревогу. Теперь подошва его ботинка мерно и глухо застучала по ножке верстака – мальчик с опаской ожидал реакции на свою историю, нервничая еще сильнее. Как бы беглец ни храбрился, повествуя об опасных похождениях с деланой легкостью и напускной бравадой, он испытал сильнейший страх.

– Дурак ты, братец, – наконец вздохнула Настя.

Не со злостью или обидой, а с каким-то горьким, совсем недетским разочарованием. Встала, разминая затекшие за время рассказа ноги, прошлась по кухне.

– Это ж надо придумать… не просто из школы удрать, а еще и на поляну угодить, которой детей до самого института пугают…

Дмитрий скривился, подумал оправдываться, но только махнул рукой и дернул плечами.

– Думаете, наверное, что путешествие мое бессмысленным было? Что головой своей зря рисковал? – фыркнул он, насмешливо глядя на брата и сестру. – А вот фигушки, скажу я вам! Как папа говорит, беды без прибытка не бывает.