Текст книги "И снова дядя Жора"

Автор книги: Андрей Величко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Величко Андрей Феликсович
И снова дядя Жора

Пролог

Смена дежурных секретарей государственного канцлера произошла как обычно, то есть в семь утра. Заступивший на этот пост расписался в журнале и откинулся в своем кресле. Никаких дел до появления канцлера не предвиделось, а он обычно приходил от десяти до половины одиннадцатого. Далеко не всегда дежурства начинались, а тем более проходили столь безмятежно, но послезавтра с самого утра канцлер собирался в отпуск, на свою канарскую дачу. А так как он не любил оставлять что-либо важное на последний момент, то на сегодня никаких особых дел и не планировалось. Разумеется, могло произойти что-нибудь непредвиденное, а пока секретарь взялся за только что доставленные утренние номера основных питерских газет.

Однако уже в восемь утра произошло событие, аналогичных которому за всю свою пятилетнюю службу секретарь мог припомнить от силы десяток. Со второго поста сообщили, что канцлер встал и спешно направился в свой кабинет. Интересно, подумал секретарь, чего это дяде Жоре не поспалось? Но подумал он это без особого любопытства. Надо будет – ему скажут, что сочтут нужным, а нет – значит нет. Задавать лишние вопросы в ближайшем окружении канцлера было не принято.

Канцлер зашел в приемную, кивнул секретарю и проследовал в свой кабинет. Зайдя, он сразу поднял трубку телефона с орлом вместо наборного диска и сказал:

– Это Найденов. Его величество уже встал? Да, давайте. Гош, доброе утро. И что-то меня терзают смутные подозрения, что и ты тоже вскочил в такую рань не просто так. Я прав? Тогда нам, пожалуй, не помешало бы обменяться впечатлениями, причем не по телефону. Танечка? Нет, специально не вызывал, она минут через сорок сама придет, как раз когда ты приедешь. Да зачем на вертолете – спешить следует только тогда, когда хотя бы отдаленно представляешь себе, куда и зачем. Или я ошибаюсь и ты все-таки представляешь? Ну и ладно, значит, езжай на авто, дабы не ввергать Питер в тягостные раздумья, куда это их величество с ранья намылилось на вертолете. Я в кабинете, жду. Разумеется, кофе будет. Давай.

Канцлер сел и потянулся к стоящему на столе электрочайнику – так как сегодня он пришел не в обычное время, то, понятное дело, чайник был абсолютно холодным, но все же с водой. Нажав кнопку, Найденов откинулся на спинку стула и задумался.

Его Императорское Величество Георгий Первый прибыл через полчаса. Быстрым шагом зайдя в кабинет, он сел напротив канцлера.

– Привет, – пододвинул ему чашку с кофе Найденов, – и, пожалуй, начну я, как младший по званию. Итак, сегодня около восьми утра я пробудился в хорошо мне знакомом состоянии. А именно – в таком, какое бывает после закрытия портала. Проснувшись от этого окончательно, я сообразил, что и открытие тоже вроде чувствовалось, причем чуть ли не тот же момент. Вот, собственно, и все с моей стороны. А что было с твоей?

– Да в общем то же самое, но я в это время не спал и могу сказать совершенно точно – и открытие, и закрытие я почувствовал одновременно. Даже не так – одномоментно! У нас, кстати, подобного не получалось никогда. Первое, что я подумал – это снова дети. Но пока ехал, что-то засомневался.

– Да уж, Вовочка в Крыму, Настя в Москве, но не это главное. Тогда ощущения были совсем другие – что портал вот-вот откроется. Ты это даже почувствовал не сразу, если помнишь. Нет, хоть наши дети и смогут, я думаю, при какой-то минимальной тренировке тоже открывать порталы, но сейчас это вряд ли они.

– Тогда Никонов? Ну, или еще кто-нибудь из РФ.

– Возможно. Кроме того, это мог быть портал из какого-нибудь третьего мира. Далее – не исключено какое-то природное явление, которое мы с тобой чувствуем как открытие портала.

– Хорошо бы, – кивнул император, – и, кстати, это вполне возможно. Потому как вряд ли портал мог закрыться в момент открытия, а ведь я почувствовал именно это. И что мы теперь будем делать?

– Ты – ничего. А вот я сяду предаваться горестным раздумьям – и как там, на далеком острове Гран-Канария, чувствуют себя мои кошки? Небось скучают. Но поездку придется отложить, это мне интуиция подсказывает, а она у меня берет слово хоть и редко, но всегда по делу. Так что в десять я распоряжусь о введении в действие плана «Недохват» – в конце концов, он и был придуман именно на подобный случай.

– Я думал, ты его уже ввел.

– Зачем? Обычно у меня рабочий день начинается в десять, и ни к чему стимулировать всякие пересуды еще и ненормально ранним проявлением активности, которое все равно ничего не даст.

Глава 1

Александр подошел ко входу в институт без пяти девять. По привычке глянул направо, где под приветом с застойных времен в виде плаката «Народ и партия едины» уже вторую неделю красовалась примета не то перестройки, не то плюрализма. А именно – крупно и красиво написанное дополнение к основному тексту «Раздельны только магазины». До сих пор не наблюдалось попыток убрать плакат или хотя бы замазать дополнение, что могло говорить о двух вещах. Или партия действительно вступила на путь демократизации общественной жизни страны, или она занята чем-то важным и ей не до каких-то там идиотских плакатов. Александр был уверен, что второе предположение гораздо ближе к истине. Судя по поведению знакомых ему коммунистов, добившиеся определенного положения члены партии ныне увлеченно делали деньги, а остальные судорожно искали пути в те сияющие высоты внутрипартийной иерархии, где это станет возможным. Правда, имелась и немалая прослойка коммунистов только по названию, которые и раньше ограничивали свою активность уплатой взносов, а теперь потихоньку забивали болт даже на это.

Впрочем, имелась и еще одна разновидность, крайне малочисленная, которую Александр называл про себя «упертые». Как раз сейчас яркий ее представитель и торчал на проходной.

В не столь давние времена, которые сейчас определили как застой, директор института прекрасно обходился пятью замами. Но с началом перестройки их число вдруг начало ударно множиться и моменту объявления демократизации и гласности достигло тринадцати. Последним к этой команде прибавился зам по режиму Постигань, который сейчас и занял исходную позицию, на которой он через полчаса начнет отлавливать опоздавших. Ну просто цирк – при Андропове и то обходились без такого зама, а тут на тебе! По слухам, его турнули из райкома за излишнюю принципиальность, и теперь он тщетно пытался привить дисциплину в и без него редеющие от перестроечных новаций ряды научных сотрудников. Но пока он не добился ничего, кроме посвященного своей персоне стиха:

Если в этакую рань

Повстречался Постигань

Это значит – дело дрянь,

Увольняйтесь в ИФИАНь.

Вообще-то Александр вполне допускал, что придется так и сделать, тем более что туда его звали старшим инженером на сто шестьдесят пять рублей, но спешить он не собирался. Ибо не зарплатой единой жив человек! Такой, как у него сейчас или даже как предлагали в ИФИАНе, по нынешним временам одной никак не хватит, нужно не меньше трех, это если брать по самому минимуму. Реально у Александра выходило порядка шести.

Во-первых, триста тридцать в месяц он получал в центре НТТМ, где делал блок управления к мощному лазеру для института геохимии. Точнее, делал он его прямо на своем рабочем месте, только считалось, что это происходит во внерабочее время. Ну и имелся еще один приработок, ради которого он сегодня и поперся в институт на полчаса раньше официального начала рабочего дня, вместо чтоб как все приличные люди заявиться туда часов в одиннадцать. Нужно было убрать со своего стола раскиданные там кишки японского стереомагнитофона «Акай», недавно по дешевке купленного в сгоревшем виде. Ибо, как его предупредили вечером, прямо с утра ожидалась какая-то комиссия от партбюро, и Александр подозревал, что имеющаяся на его столе картина будет не очень соответствовать представлениям этой комиссии о труде скромного советского лаборанта, вот и решил сегодня заявиться пораньше и прибрать все лишнее.

Около одиннадцати в подвал, где находилось рабочее место Александра, заявись визитеры. Было их всего два, но зато один из них оказался завлабом, который тут не был вообще и разу, да и в институте последнее время появлялся далеко не каждый день. Вторым был смутно знакомый тип, который вроде раньше работал в СКТБ при институте, а с началом перестройки двинулся по партийной линии.

– Познакомьтесь, пожалуйста, – вальяжно сообщил завлаб, – это Саша Кобзев, старший лаборант, хозяин, так сказать, данной установки. Саша, это Виктор Иванович Кисин, по решению ученого совета дальнейшие работы на вашей установке будет проводить он.

Ага, подумал Александр, Арутюняна, получается, сожрали. Ибо и хозяином, и автором стоящего посреди подвала устройства был доктор физнаук Сергей Гайкович Арутюнян. Здесь он изучал какие-то тонкости туннельного эффекта и вроде бы даже достиг определенных результатов. Во всяком случае, он интерпретировал всплески на кривых поглощения как туннельное перемещение частиц, причем не на расстояния, сравнимые с междуатомными, как это наблюдали многие до него, а на полтора или даже два дециметра. Строго говоря, такое туннелирование в принципе можно было уже назвать телепортацией, что Арутюнян и сделал. Поначалу ему как человеку предложили в соавторы кого-то из дирекции, но этот бакинский армянин вдруг ни с того ни сего уперся. В результате весь последний год в верхах происходила какая-то грызня, а установку Саша включал всего два раза для проведения регламентных работ. Потом Арутюнян вдруг ударился в общественную деятельность и отчалил в свой Баку, где, по слухам, публично клеймил диктат КПСС в науке. Однако продолжал оставаться в штате института. Но, раз установку кому-то передают, то это либо уже не так, либо близко к тому. В общем, наш Болтович доигрался, мысленно резюмировал Александр и спросил завлаба, в каком режиме и с чем в качестве испаряемого материала запускать установку.

– Ну, надеюсь, у вас сохранились лабораторные журналы? Попробуйте воспроизвести последний опыт Сергея Гайковича. В общем, завтра я к вам еще зайду.

– Это запросто, – кивнул Саша, мысленно возликовав. Потому как не нравилась ему вся эта возня вокруг хоть и сомнительного, но все же чужого открытия. Да и сама установка торчала на редкость неудобно, перекрывая собой проход вглубь подвала. А последнее включение, произведенное доктором Арутюняном, носило чисто показушный характер перед какой-то шишкой из президиума Академии наук. Клистроны тогда включили в постоянный режим, потому как при этом в камере появлялось очень красивое свечение, а явление нетрадиционного туннелирования наблюдалось только при импульсном. Не сгорели они тогда лишь потому, что показ продолжался всего секунд десять, коих хватило для удовлетворения шишкиного любопытства. Поработай они так еще хотя бы полминуты, и каюк. Вот и ладушки, подумал Александр, подавая питание на установку и включая форвакуумный насос, сейчас эксперимент будет продолжаться до тех пор, пока его руководитель, то есть этот хмырь с кошачьей фамилией, не скомандует отбой. Или пока не погорят клистроны, что гораздо более вероятно. Причем запасных в институте нет, так что, глядишь, после этого установку и спишут. А сколько в ее силовом блоке дефицитнейших по нынешним временам радиодеталей, Саша знал не понаслышке. И с радостным видом протянул лабораторный журнал Кисину, показав, где следует поставить подпись руководителю эксперимента.

Минут через пять, глянув на показания вакуумметра, а потом в журнал, Александр принял решение вовсе не включать диффузионный насос. Потому как качать он будет часа три-четыре, а этот, блин, кандидат в кандидаты как сидел, так и сидит. На кой хрен он тут еще на полдня сдался, спрашивается? А в журнале в графе «вакуум» стояла какая-то закорючка, которую знающий человек мог перевести как «станд». Правда, Саша-то знал, что стандартным вакуумом Арутюнян считал минус шестую степень, но сейчас тут командует не он, а Кисин. Ему, похоже, хватит и минус третьей, которую сможет дать форвакуумник. Хотя откуда, в насосе же масло уже скоро полтора года как не менялось… В общем, решил Саша, как при минус второй загорится зеленая лампа на вакуумметре, которая означает всего лишь сигнал на включение диффузионника, скажу, что вакуум достигнут, и запрошу разрешения на включение клистронов. Они, поди, в такой грязи не то что минуту, а и пятнадцати секунд не проработают.

Кисин не обманул ожиданий и покорно расписался под своим распоряжением включать клистроны, так что Саша со спокойной совестью подал на них напряжение и вывел на режим. Ох, сверкает-то как красиво, восхитился он, глянув в окошко вакуумной камеры. Куда ярче, чем было в прошлый раз при шишке. Так, десять секунд, пятнадцать, тридцать… На тридцать пятой секунде свечение из камеры резко усилилось, так что ее окошко стало похоже на прожектор, а от блоков питания послышался постепенно повышающийся вой. Нет, подумал Александр, пожалуй, хватит, а то как бы оно тут не рвануло, хотя вроде и нечему. И потянулся к кнопке «стоп», но не успел. Из камеры вдруг полыхнуло настолько ярко, что Саша на мгновение зажмурился, а вслед за этим раздался громкий хлопок, как будто от перепада давления, а затем под ногами дрогнул пол подвала.

Александр открыл глаза. Темно, только у потолка дальше по коридору какая-то узкая полоска света. И тут раздался шорох, а за ним громкий «хлюп», и свет под потолком стал гораздо ярче. Теперь было видно, что это просто кусок безоблачного неба. А там, где раньше стояли распределительные щиты, была невесть откуда взявшаяся земля, комья которой подкатились почти к ногам лаборанта. В обалдении посмотрев на ворочающуюся в одном из них половинку крупного дождевого червя, Александр перевел взгляд на дверь. От только что произошедшего катаклизма она приоткрылась, и теперь оттуда тоже проникал дневной свет.

– Однако, – буркнул Саша, – вот уж действительно, и ни хрена же себе сходил за хлебушком. Подвиньтесь, что ли, – это он сказал уже застывшему столбом у двери Кисину.

Лестница за дверью имелась в виде пятиступенного огрызка. За последней ступенью был земляной завал, но не до потолка. Присев, Александр пролез в щель между завалом и потолком, после чего огляделся. Да, дела… В полном обалдении лаборант смотрел на потолок подвала, срезанный по ровной дуге, и на паркетный круг посреди лесной поляны, на которую он и выбрался. Потом пролез обратно в полутьму подвала и подошел к противоположной от двери земляной осыпи на месте бывших щитов. Да, и тут потолок срезан аналогично. То есть по крайней мере геометрически картина более или менее прояснилась. Но вот фактически… Ладно, подумал Александр, как звучит главный вопрос, задаваемый русским человеком, когда наступает полный этот самый? Правильно – кто виноват и что делать. И если со второй частью вопроса наличествовала полнейшая неясность, то следовало обозначить свою позицию хотя бы по первой части. И Александр, повернувшись к Кисину, по возможности грозно осведомился:

– Ну что, доэкспериментировались, недоучки? Эх, жаль, завлаб рано сбежал, еще один, блин, физический гений. Ведь русским же языком говорил Сергей Гайкович, что это именно телепортация, а про нетрадиционный туннельный эффект речь шла только из соображений секретности.

– А… что… что случилось-то? – неуверенным голосом спросил только что пришедший в себя Кисин.

– Что? Да просто по вашей милости нас телепортировало в какую-то задницу. Как и куда теперь выбираться будем, не подскажете?

– Т-туда! – неуверенно ткнул пальцем в сторону двери Кисин.

– Тогда лезьте за мной. Да не сюда, провалитесь! Где вы там застряли? Держите руку, надежда отечественной физики. Ну, и как вам поляна?

– Почему здесь паркет? – только и смог вымолвить пораженный Виктор Иванович, выбравшись из полузасыпанного подвала.

– Потому, что зона захвата явно представляет из себя сферу диаметром метров пять, и это попавший в нее кусок пола первого этажа. Вообще-то над нами отдел кадров, так что это еще удачно получилось, что тут сейчас не валяются аккуратно отрезанные женские ножки. Видите четыре обрубка? Стулу не повезло, а его хозяйке, которой в момент переноса на нем не оказалось, наоборот.

– Вы говорите о переносе как о непреложном факте? – начал потихоньку приходить в себя Кисин. – Хотя да, лес кругом, а институт был на Ленинском…

– На редкость верно подмечено, – фыркнул Саша. – Кстати, нас явно швырнуло не только в пространстве, но и во времени.

– Почему вы так решили?

– Вы всегда такой тупой или это у вас просто сегодня обострение? Лето же вокруг!

– Ну, нас, например, могло забросить в южное полушарие.

– Гляньте вот на эти цветочки. Скажете, что это не одуванчики? А вот это деревце не возьметесь идентифицировать?

– Береза…

– Правильно, только какая-то кривая и мелкая. Итак, у нас с утра было двадцать пятое февраля. В каком месте южного полушария сейчас конец весны, ибо одуванчики цветут именно тогда? Да и травка кругом довольно молодая. И где в том полушарии растут березы?

– Э… разумно. Если мы только не на какой-то другой планете.

– Полностью идентичной Земле вплоть до наличия точно такой же Луны? Вон он, серп, полюбуйтесь. В общем, полезли обратно.

– Зачем?

– Да я не настаиваю, можете оставаться на свежем воздухе. Лес-то довольно дикий, и еще неизвестно, кто там обитает. Мало ли в какие времена нас закинуло. Хорошо если тут только мамонты водятся, а если всякие пещерные львы вперемешку с саблезубыми тиграми? Хотя вам, я думаю, и простого кабана вполне хватит.

Аргументы лаборанта показались Кисину достаточно убедительными, и он полез обратно в подвал.

– Значит, так, – озадачил его Александр, закончив рыться в ящиках верстака, – стоящая перед вами задача особой сложностью не отличается. Точило видите? Так крутите ручку, и поинтенсивнее, а я попробую сделать нормальный нож.

– Да что вы тут раскомандовались? – возмутился Кисин.

– Вы вроде как член партии? Тогда наверняка должны были слышать постулат «кто не работает – тот не ест». Что вы тут жрать собрались, не поделитесь планами? Одуванчики несъедобные, сразу предупреждаю. В общем, или вы прекращаете никчемное препирательство и делаете что вам говорят, или я сделаю нож без вас, но тогда буду обедать, ужинать и так далее в одиночестве.

Изготовление ножа затянулось на два часа, к концу которых Кисин готов был бросить проклятую ручку, несмотря на недвусмысленное предупреждение лаборанта. После чего тот со свежеизготовленным инструментом сходил наружу и вскоре вернулся, вырубив нечто наподобие рогатины. Прикрутив шурупами к ее раздвоенному концу кусок дюраля, Александр с этой импровизированной лопатой подошел к стене за установкой и начал перекидывать землю в центр подвала.

– Вы хотите расширить выход? – на всякий случай поинтересовался Кисин.

– А вы надеетесь на моих харчах так разжиреть, что перестанете пролезать в имеющийся? – разогнулся лаборант, – и, кстати, хорошо, что напомнили. Ваша очередь копать. Где-то примерно в полуметре дальше должен появиться край пожарного щита. Я прикинул, он вроде мог попасть в зону переноса, ну или по крайней мере его часть. В общем, копайте, минут через пятнадцать я вас сменю.

Примерно через час телепортированные стали обладателями почти целого багра, лома, небольшого топора, лопаты и конусного ведра.

– Пойдемте наружу, – предложил Александр. – Значит, я сейчас схожу за обедом, а ваш объем работ – вот он. Потихоньку начинайте копать уже нормальной лопатой вот отсюда. Тут соседний подвал, причем самый его конец, где стол дяди Миши и вековые завалы его барахла. Там может оказаться много полезного, так что не ленитесь.

– А если звери? – неуверенно спросил Виктор Иванович.

– Отбиваясь лопатой, отступаете обратно в наш подвал. Я вернусь часа через два-три.

С этими словами лаборант взял ведро, но не конусное, а обычное, какие-то согнутые им из сталистой проволоки загогулины и бодрым шагом двинулся в ту сторону, где местность имела явный уклон.

Электронные часы Кисина не выдержали телепортации, так что время он мог определять только по собственным ощущениям. И примерно тогда, когда они уже говорили ему, что лаборанта нет как минимум полдня, тот появился, что-то весело насвистывая. В одной руке он нес ведро, причем явно не пустое, а в другой – несколько нанизанных на ветку небольших рыб.

– И это все, что вы накопали за целых два с половиной часа? – поинтересовался Саша. – Да, трудновато вам будет нормы-то в лагере выполнять, с такими навыками. Причем тут лагерь? Дело в том, что около озера я нашел разбитый самолет. И, судя по многим деталям, мы попали в Читинскую область, а время – начало тридцатых годов. Ну и где, по-вашему, кроме лагеря, вы можете оказаться, попав в столь интересные времена?

– Вы точно уверены, что тридцатые? – решил пока не обращать внимания на оскорбительные намеки Кисин. – И почему именно Читинская область?

Похоже, что этот Кобзев действительно антисоветчик, правильно про него говорили в комитете комсомола. И вроде еще ходили слухи, что он фарцует не то джинсами, не то аппаратурой, а может, и вовсе валютой. Да, все это так, но вот только…

Виктор Иванович с сомнением оглядел мощную фигуру лаборанта. Вроде он служил в ВДВ, да здоровьем природа детинушку отнюдь не обидела, так что с ним надо поосторожней. И как, однако, быстро он освоился в этих совершено фантастических обстоятельствах! Сам Кисин, несмотря на саднящие мозоли на руках, до сих пор не мог до конца поверить, что все происходящее ему не снится.

– Такой самолет не мог быть сделан раньше двадцать пятого года, уж настолько-то я историю авиации знаю, – объяснил тем временем лаборант. – Он похож на ранние модели Яковлева. Но у него трехцилиндровый мотор, то есть заграничный, у нас таких не делали. То есть если бы он был выпуска тридцатого года или позже, на нем бы уже стоял наш М-11. А лежит он там лет пять, сквозь него уже кое-где и деревца проросли. Кроме того, я нашел планшет с тем, что там осталось от карты. Немного, но все-таки Читу видно. В общем, план наших ближайших действий таков. Сейчас вы собираете хворост, я чищу рыбу. Потом я ее варю, а вы еще маленько копаете, там всего ничего осталось. После обеда я попробую собрать приемник, очень не помешает послушать, что тут у нас творится в эфире. Возражений нет? Тогда вперед, нас ждут великие дела.